Текст книги "Первая научная история войны 1812 года"

Как это сочеталось с православием? Очень замечательно (пардон, за нарочитую стилистическую ошибку) это сочеталось с православием. Потому как русская православная церковь со времен ордынского ига стала крупнейшим феодалом (именно за верную идеологическую службу ханам Орда всячески помогала установлению власти монастырей над еще сопротивляющимися территориями русских княжеств), некоторые монастыри владели десятками тысяч крепостных душ (кстати, замечу – за «душу» считались только мужчины, женщины за «душу» не принимались – поэтому у историков полно проблем с расчетом численности населения).[309]309
  Там же.


[Закрыть]

В век Петра I и Екатерины II государство потеснило поповщину, началась секуляризация, однако до ментальных основ изменения еще не дошли. Да, Петр надолго ограничил возможности высшего духовенства властвовать и влиять на монарха (он упразднил патриархию, заменив ее весьма комическим органом – Синодом, который стал фактически министерством – и только в 1943 году Патриархия вновь была организована решением товарища Сталина, который пытался отвадить попов переходить на сторону Гитлера), но церковь продолжала влиять на все сферы жизнедеятельности общества.[310]310
  Там же.


[Закрыть] Стоит отметить, что священничество не было чуждо коллаборационизму и в 1812 году. Святейший синод констатировал, что «две трети духовенства по могилевской епархии учинили присягу на верность врагу». В Подолии и на Волыни церковники раздали прихожанам листки с текстом «Отче наш», где «вместо имени бога вставлено имя императора французов».[311]311
  Там же.


[Закрыть]

Русские крестьяне в 1812 году отказались защищать «веру, царя и отечество», потому что не чувствовали связи между собой и всем этим «джентльменским набором» Бенкендорфа! Французы были в ужасе от нечеловеческого положения русских: генерал Ж.Д. Компан писал, что свиньи во Франции живут лучше и чище, чем крепостные в России.[312]312
  Там же.


[Закрыть] А. Пасторе заметил, что «грустно наблюдать эту иерархию рабства, это постепенное вырождение человека на общественной лестнице». И тот же свидетель – про помещиков: «жадные паразиты и корыстолюбивые льстецы».[313]313
  Там же.


[Закрыть]

Генерал Ф.П. Уваров (1769–1824) известен широкой аудитории тем, что он провалил кавалерийский маневр во фланг армии Наполеона в Бородинском сражении. Но современники больше обсуждали иные темы, связанные с ним. Даже посреди множества примеров разврата в России той поры, этот плечистый, мясистый, мускулистый и любящий завивать кудри офицер, ставил буквально «рекорды». Он не стеснялся быть в прямом смысле слова жиголо. Еще, как бы сейчас сказали, тинейджером став фаворитом Екатерины II, он одновременно, простите, обслуживал нескольких женщин, бывших старше его по возрасту: к примеру, светлейшую княгиню, статс-даму Е.Н. Лопухину (урожденная Шетнева: 1763–1839). По свидетельству очевидца: «он получал от нее по 100 рублей ассигнациями в месяц, да, кроме того, она ему нанимала кареты с четырьмя лошадьми за 35 рублей в месяц ассигнациями».[314]314
  Пушкин: неизвестное об известном: избранные материалы, 1994–1998. // Автограф, 1999, с. 61.


[Закрыть] Когда падчерица его любовницы вошла в интимные отношения с императором Павлом, Ф.П. Уваров использовал подобную протекцию – и быстро без всяких боев продвинулся по карьерной лестнице в армии (19 сентября 1798 г. уже произведен в генерал-майоры, затем стал шефом Кавалергардского полка). Однако человек без совести и чести, Ф.П. Уваров, стал участником заговора с целью убийства его благодетеля – Павла Петровича. Цесаревич Александр был также очарован физической привлекательностью плечистого генерала: и буквально через неделю после восшествия на престол произвел его в генерал-адъютанты,[315]315
  Милорадович Г.А. Уваров Федор Петрович. Царствование императора Александра I. (1801–1825). Генерал-адъютанты. В кн.: Список лиц свиты их величеств с царствования императора Петра I по 1886 г. По старшинству дня назначения. Генерал-адъютанты, свиты генерал-майоры, флигель-адъютанты, состоящие при особах, и бригад-майоры. Киев, 1886, с. 17.


[Закрыть] причем, именно Ф.П. Уваров чаще прочих стал сопровождать императора во время уединенных прогулок. Когда этого генерала-жиголо хоронили, современники шутили: «скоро встретит убитого Павла».

На самом деле, любовные связи той поры отличались разнообразием «ассортимента». Например, фактически второе лицо в государстве – канцлер Российской империи, меценат, покровитель первого русского кругосветного плавания, франкофил, граф Николай Петрович Румянцев (1754–1826) не стеснялся своих гомосексуальных предпочтений.[316]316
  Подробная биография: Лопатников В.А. Канцлер Румянцев: Время и служение. М., 2011.


[Закрыть] Современный исследователь В. Кирсанов пишет:

«Действительно, дипломатическая работа того времени располагала к гомосексуальности, как замечает Константин Ротиков на страницах «Другого Петербурга». «Если призадуматься, так труднее понять, как среди работников этого ведомства находятся лица гетеросексуальной направленности…» Во времена министерства Румянцева такие лица редко находились по вполне естественной причине. Граф любил окружать себя умными гомосексуалами, среди которых оказались в будущем известный духовный лирик Андрей Муравьев и поэт Дмитрий Веневитинов. Да и Филипп Филиппович Вигель…

<…> Центром деятельности Румянцевского кружка стал Московский архив иностранных дел, который возглавлял Николай Бантыш-Каменский. Его сын Владимир Бантыш-Каменский был ославлен во время одного из самых крупных гомосексуальных скандалов 1810-х годов. В числе прочих знаменитостей, подверженных гомосексуальной любви, он назвал Румянцева, а также министра духовных дел князя Голицына.

После признания Бантыш-Каменского из столицы были высланы в монастыри и на окраинные губернии несколько десятков чиновников. Но более всего досталось самому Владимиру Бантыш-Каменскому (он высылался неоднократно) и молодому Константину Калайдовичу (1792–1832), в будущем выдающемуся русскому историку. Именно Калайдовича старший Бантыш-Каменский рекомендовал Румянцеву для продолжения работы над изданиями русских летописей».[317]317
  Кирсанов В. Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы. Краткие жизнеописания выдающихся россиян и современников. Тверь, 2005, с. 24–26.


[Закрыть]

Еще более известным поклонником молодых людей, о котором я уже упоминал, был знаменитый впоследствии министр народного просвещения, а главное, создатель главной идеологемы империи – граф Сергей Семенович Уваров. Своего любовника князя М.А. Дондукова-Корсакова он назначил вице-президентом Академии наук.

Интересное и показательное наблюдение сделал крупный ученый, доктор филологических наук, известный исследователь истории, академик Шведской королевской академии наук, Ю.М. Лотман (1922–1993): «То, что в бытовой перспективе может рассматриваться как порок, в семиотической делается знаком социального ритуала. В николаевскую эпоху гомосексуализм был ритуальным пороком кавалергардов, так же, как безудержное пьянство – у гусаров».[318]318
  Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2010, с. 100.


[Закрыть]

Продолжим. Одной из серьезных проблем, с которой сталкиваются исследователи на пути к вниманию и к пониманию читателей, является проблема подмены научной исторической реальности художественным вымыслом. Наряду с учебниками и байками родителей, беллетристика формирует у обывателя представление о том или ином событии, пусть аморфное, но глубоко укореняющееся. Подобное во многом негативное влияние в данном вопросе оказывает роман Льва Толстого (1828–1910) «Война и мир». Люди, прочитавшие это сочинение (как правило, фрагментарно – или вообще в школьном или кинематографическом изложении), уже нагло смеют рассуждать на тему 1812 г., не понимая, что они пролистали лишь домыслы и фантазии одного из литераторов (причем с массой психологических комплексов и регулярно уничижающего собственные творения). Всему виной – недостаток образования и здравомыслия: толпа просто не понимает, что жанр романа принципиально отличается от научного исследования реальности.

О том, что в романе Л.Н. Толстого история преподается в его произвольных представлениях, о множестве фактических ошибок (их можно было бы в литературном произведении не выискивать, но автор, указав на использованные им источники, сам подставился под удар критиков) уже написано большое количество работ.[319]319
  К примеру: Вяземский П.А. Воспоминания о 1812 годе. // Русский архив. 1869, № 1; Ломунов К.Н. 1812 год в войне и мире» Л.Н. Толстого. // Отечественная война 1812 года и русская литература. М., 1998. Случай действительно правит миром, и тот же Лев Толстой, который посвятил значительную толику своего сочинения нелестному описанию «человека войны», объявленного Синодом «Антихристом» (Наполеона), сам был в 1901 г. отлучен от церкви.


[Закрыть] Однако гораздо значительнее исторических неточностей – тот интеллектуальный и моральный эффект, который производит его тяжеловесная, неестественная и неорганичная философия. Откуда подобное взялось? У всего есть причина. Автор как будто бы намеренно перекраивает на свой манер миропорядок, учительствуя окружающих. Зачем беллетристу выступать в роли обвинителя и занудного нравоучителя? Кроме того, создатель «Войны и мира» не скрывает того, что внешняя красота для него – это всегда холодное, недоброе, неискреннее начало, а красивые люди (Элен Безухова, Анатоль и др.) – это т. н. «люди войны». Как стало возможным, чтобы художник возненавидел красоту?! Вернее, красоту человека: ведь в то же время Л.Н. Толстой способен любоваться природой (зеленеющий дуб Андрея, высокое небо Аустерлица и т. д.), невероятно психологически тонко смотрит глазами юной девушки на первый в ее жизни бал.

Подобное тем более странно, что в произведении молодого Л.Н. Толстого «Детство» (вторая редакция) автор пишет, к примеру, о Саше Мусине-Пушкине следующее: «Его оригинальная красота меня поразила с первого взгляда. Я почувствовал к нему непреодолимое влечение. Видеть его было достаточно для моего счастья; и одно время все силы души моей были сосредоточены в этом желании…» В конце пассажа звучат важные слова: «Мне грустно вспоминать об этом свежем прекрасном чувстве бескорыстной и беспредельной любви, которое так и умерло, не излившись и не найдя сочувствия».[320]320
  Клейн Л.С. Указ. соч., с. 252.


[Закрыть] И вот главное признание (29 ноября 1851 г.): «Я никогда не был влюблен в женщин… В мужчин я часто влюблялся…»[321]321
  Там же.


[Закрыть] Так где же Л.Н. Толстой говорит нам правду, где он истинный?

В своем дневнике 23-летний Лев Толстой писал: «Все люди, которых я любил, чувствовали это, и я замечал, им было тяжело смотреть на меня. Часто, не находя тех моральных условий, которых рассудок требовал в любимом предмете, или после какой-нибудь с ним неприятности, я чувствовал к ним неприязнь, но неприязнь эта была основана на любви.

…Красота всегда имела много влияния в выборе; впрочем, пример, Д[ьякова]; но я никогда не забуду ночи, когда мы с ним ехали из П[ирогова?] и мне хотелось, увернувшись под полостью, его целовать и плакать».[322]322
  Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. М., 1992, т. 46, с. 237–238.


[Закрыть]

Мы имеем дело с очень своеобразным и болезненным выражением «приязни», которое можно было бы назвать «любовью наоборот». Причем (читаем там же) «красота всегда имела много влияния в выборе…» (подчеркну, речь шла именно о мужчинах). Однако с течением времени подобное отношение к красоте эволюционирует в комплекс: человеческая красота и публичное признание в любви к этой красоте в сознании писателя табуируется. Уже через год Л.Н. Толстой записывает в дневнике: «Еще раз писал письма Дьякову и редактору, которые опять не пошлю. Редактору слишком жестко, а Дьяков не поймет меня. Надо привыкнуть, что никто никогда не поймет меня».[323]323
  Там же, с. 255.


[Закрыть] Вполне очевидно, что именно осознание того, что «никто никогда не поймет меня» и спровоцировало тот страшный психологический надлом, который отразился на всем его творчестве и жизни. И именно от этого психологического надлома идет его желание закрыться защитным панцирем им же созданной философии, отсюда его декларирование презрения к человеческой красоте (красивы лишь расплывшиеся старики и вечно беременные жены-наседки), мучительство женщин (в том числе жены) и т. д. Исходя из вышеперечисленного, можно предполагать, что роман «Война и мир» действительно значительное произведение мировой литературы, которое, однако, надо читать «наоборот»: то есть, часто подразумевая смысл прямо противоположный написанному. Тогда все становится на свои места, становятся объяснимыми нападки Л.Н. Толстого на А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, превозносивших Наполеона.

Что же: видимо, не просто так адельфопоэзис (фактически – церковный брак между мужчинами) был долгие века популярен именно в восточной христианской традиции… Можно было бы еще вспомнить Н.А. Дурову (1783–1866) с ее склонностями к трансгендерному поведению, но это отдельная тема.

Но вернемся к «роману-эпопее». Сам Л.Н. Толстой свой труд не слишком уважал и часто отзывался о нем крайне уничижительно. К примеру, в январе 1871 года Лев Николаевич писал А.А. Фету: «Как я счастлив…, что писать дребедени многословной вроде «Войны» я больше никогда не стану» (Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. В 90 т. М.: 1928–1958. т. 61, с. 247). 6 декабря 1908 года Л.Н. Толстой записал в дневнике: «Люди любят меня за те пустяки – «Война и мир» и т. п., которые им кажутся очень важными» (Там же, т. 56, с. 162).

Русская армия

К 1812 году репутация русской армии была достаточно низкой: после поражений она несколько раз подряд бежала с полей европейской брани, каждый раз битая французами.

Недавно была опубликована книга о тактическом устройстве русской армии той поры – причем с комическим (учитывая сплошные поражения русских от Аустерлица – и даже до целого ряда боев с уже практически детьми-французами в 1814 году) названием, отсылающим к известной работе А.В. Суворова «Наука побеждать» (с фактической точки зрения, монография должна была называться «наука терпеть поражения»): Жмодиков А.Л. «Наука побеждать». Тактика русской армии в эпоху наполеоновских войн. М., 2015.

Поэтому, когда неуемный Александр готовился к новой агрессии против Наполеона, было принято решение провести реформы именно по французскому образцу. С этой целью, с целью воровства идей, цивилизации (и для войны с этой же цивилизацией!) в «союзный» Париж был отправлен П.М. Волконский (1776–1852), который почти за три года изучил организацию наполеоновского штаба, армии, многие нюансы тактического устройства.[324]324
  История русской армии, 1812–1864 гг. СПб., 2003, с. 333.


[Закрыть] Именно по этому образцу стали проводить реформу русской армии.

Однако сложно не согласиться с академиком Е.В. Тарле в подобном описании проблем русской армии в 1812 г.: «Слабой стороной русской армии была невежественность части офицерского и даже генеральского состава, хотя, конечно, не следует забывать и группы передового офицерства, из которой вышли и некоторые будущие декабристы. В 1810 г. Россия отказалась от старой, фридриховской военной системы и ввела французскую систему, но последствия этой перемены едва ли могли за два года сказаться решающим образом. Другой слабой стороной была варварски жестокая, истинно палочная и шпицрутенная дисциплина, основанная на принципе: двух забей, третьего выучи. Аракчеевский принцип, всецело поддерживаемый царем, принцип плац-парадов и превращения полка в какой-то кордебалет, с вытягиванием носков и т. п., уже вытеснял (но еще не вполне успел вытеснить к 1812 г.) суворовскую традицию – подготовки солдата к войне, а не к «высочайшим» смотрам. Третьей слабой стороной было неистовое хищничество: не только воровство разных «комиссионеров» и прочих интендантских чинов, но казнокрадство не всех, конечно, но многих полковых, ротных, батальонных и всяких прочих командиров, наживавшихся на солдатском довольствии, кравших солдатский паек. Тяжка, вообще говоря, была участь солдата, так тяжка, что бывали случаи самоубийств солдат именно по окончании войн, так как на войне легче приходилось иной раз, чем во время мира; увечья и смерть в бою казались краше, чем выбивание челюстей и смерть при проведении сквозь строй в мирное время. На войне зверство начальников не проявлялось так, как во время мира».[325]325
  Тарле Е.В. Отечественная война 1812 года. Избранные произведения. М., 1994, с. 64–65.


[Закрыть]

Но, как говорится, рыба гниет с головы. Характерный пример: «К концу июня я прибыл в главную квартиру, размещавшуюся в Галаце. Командовал армией фельдмаршал князь Прозоровский, а генерал Кутузов был под его началом. Ослабевший в силу своего преклонного возраста Прозоровский, и желавший быть главнокомандующим Кутузов ревновали друг к другу. Они были заняты больше интригами, чем военными действиями. Предпринятый штурм крепости Браилов стоил больших потерь, но был отбит. Фельдмаршал обвинил в этом генерала Кутузова, а тот надеялся, что из-за этой неудачи князя Прозоровского отзовут, а он встанет во главе армии. Император решил по-другому и, чтобы прекратить всю эту унизительную возню, назначил князя Багратиона на место Кутузова».[326]326
  Из мемуаров графа А.Х. Бенкендорфа. // Российский Архив. Мемуары, переписка, документы. Том XVIII., М. 2009, с. 287.


[Закрыть]

Однако и это, возможно, не самое существенное для нашего сюжета – поиска в истории того, что мои предшественники еще не открыли или недопоняли. Продолжим. Подробное и строго документальное исследование, проведенное в последние десятилетия сотрудником Государственного Бородинского военно-исторического музея-заповедника Д.Г. Целорунго, который изучил тысячи формулярных списков, свидетельствуют, что только 8 % офицеров 1812 года были женаты, а абсолютное большинство рядовых солдат – были холосты![327]327
  Целорунго Д.Г. База данных «Солдаты и офицеры русской армии – участники Бородинского сражения»: социальные портреты, поведение в бою, боевые отличия. // «Сей день пребудет вечным памятником…». Бородино 1812–2012. Материалы Международной научной конференции 3–7 сентября 2012 г. Можайск, 2013, с. 32, 35.


[Закрыть] К сожалению, по понятным причинам, наша источниковая база по данной теме скудна, однако, как я всегда утверждал, история – наука междисциплинарная. Поэтому мы можем и должны смело восполнять пробелы нашего знания физиологией, антропологией, психиатрией, криминалистикой и т. д. Даже основы литературной драматургии, как имеющие под собой реальную базу психологических примеров из жизни, мы не должны полностью исключать из вспомогающих факторов. Если мы подходим к нашему виду научно, то придется признать, что, как говорится, «чудес не бывает». Из многочисленных сугубо научных исследований, основанных на широчайшей базе документально зафиксированных примеров, мы знаем об особенностях сексуальной жизни в закрытых мужских коллективах (а 25 лет рекрутчины – это дольше, чем средний тюремный срок или средний срок службы солдат других армий как эпохи 1812 года, так и современной). Далее я только могу рекомендовать читателю соответствующую справочную литературу.[328]328
  По российской армии, к примеру, см.: Банников К.Л. Антропология экстремальных групп. Доминантные отношения военнослужащих срочной службы Российской армии. Москва: Институт этнологии и антропологии РАН, 2002.


[Закрыть]

Среди традиционных проблем русской армии было пьянство. Это явление воистину международное, но в России оно нередко приобретало угрожающие масштабы. Послушаем современного внимательного исследователя С.А. Теплякова:

«Последствия пунша были разные. В 1807 году, «напуншевавшись», попал в плен к французам русский генерал барон Корф. Ехидный Ермолов описывал происшествие в красках:

«Четыре полка егерей под командой генерал-майора Корфа, расположенные в Петерсвальде, страшным образом лишились своего начальника. Он занимал лучший в селении дом священника, принялся за пунш, обыкновенное свое упражнение, и не позаботился о безопасной страже. Гусарского офицера, присланного для разъезда, удержал у себя. Несколько человек вольтижеров, выбранных французами, в темную ночь вошли через сад в дом, провожаемые хозяином, и схватили генерала. Сделался в селении шум, бросились полки к оружию, произошла ничтожная перестрелка, и неприятель удалился с добычею. <…> Я в состоянии думать, что если бы было темно, то барон Корф не был бы почтен за генерала в том виде, в каком он находился, и нам не случилось бы познавать достойным своего генерала из иностранных газет».

(В сентябре 1812 году под Тарутино в сходной ситуации едва не попал в плен Милорадович).

При Аустерлице начальник левого крыла союзной армии граф Буксгевден, по свидетельству его подчиненного, генерала Ланжерона, был изрядно нетрезв: «Его лицо было малинового цвета (по причине опьянения), и было такое впечатление, что он не понимает, что происходит вокруг. Я сообщил ему то, что произошло в Працене – нас обошли, мы окружены врагом. Он мне грубо ответил: «Генерал, вы везде видите врагов!». Тогда я ему малопочтительно ответил: «А вы уже в таком состоянии, что не видите их нигде!..»

Первое, что превращало армию в толпу, был именно алкоголь. Иван Бутовский, служивший в кампанию 1805 года портупей-прапорщиком, описывал первые дни после Аустерлица так: «При отступлении к границам Венгрии 21 и 22 ноября (3 и 4 декабря – прим. С.Т.) многие наши солдаты разбрелись по сторонам, пользуясь изобилием виноградных вин, предались пьянству, не могли следовать за армией и полусонные были схвачены французами…». В 1812 году при выходе русских из Москвы многие солдаты перепились (торговцы раздавали вино, «чтобы не досталось французу») и валялись по улицам. Количество их было так велико, что Милорадович, командовавший арьергардом, выговорил у французов дополнительное время на эвакуацию города. Но и после этого допившихся до полного беспамятства русских солдат были сотни – французы, у которых водка уже давно кончилась, воровали у спящих русских фляжки.

<…> Первым пьяницей русской армии был атаман Платов. (Денис Давыдов уверял, что когда Ростопчин представлял Карамзина Платову, атаман, подливая в чашку свою значительную долю рому, сказал: «Очень рад познакомиться; я всегда любил сочинителей, потому что они все пьяницы»).

Лечить от этого пристрастия тогда не умели, да и что ты скажешь начальнику всех донских казаков? В 1812 году князь Багратион, заинтересованный в том, чтобы Платов был трезвым – ведь его казаки составляли арьергард багратионовской армии – казалось, нашел средство: Платову хотелось стать графом, а Багратион сказал, что не видать атаману графского достоинства, пока он не бросит пить. Платов, и правда, на некоторое время «завязал», но потом все же сорвался. На беду, было это в самый день Бородина. Когда Кутузов приказал направить казаков во французский тыл, Платов беспробудно спал в обозе. Казаки были отбиты одним полком и вернулись в общем-то ни с чем. Кутузов, видимо, рассчитывавший на больший результат, в наказание оставил Платова и Уварова без наград за Бородино – единственных из генералов русской армии.

<…> В битве при Прейсиш-Эйлау 8 февраля 1807 года русская атака захлебнулась в буквальном смысле – наши солдаты нашли бочки с вином. Ермолов писал об этом так: «До одиннадцати утра дрались мы с умеренной потерею, но по дороге нашедши разбросанные бочки с вином… невозможно было удержать людей… и в самое короткое время четыре из егерских полков до того сделались пьяны, что не было средств соблюсти ни малейшего порядка. Они останавливались толпами там, где не надобно было, шли вперед, когда нужно отступить поспешнее». Кто знает, может именно этих егерей не хватило нам во время атаки на командный пункт Наполеона?

Через совсем небольшое время был нашим от выпивки и еще один плюс: французы могли бы войти в Смоленск прежде русских, если бы не русский генерал принц Карл Мекленбургский, который, пишет Ермолов, «накануне, проведя вечер с приятелями, был пьян, проспался на другой день очень поздно, и тогда только мог дать приказ о выступлении дивизии». Из-за этого корпус Раевского, чья очередь была за дивизией принца, опоздал с выходом из города на три часа и в результате 15 августа, когда французы пошли на город, оказался от него сравнительно недалеко и успел вернуться».[329]329
  Тепляков С. Век Наполеона. Барнаул, 2011, с. 117–119.


[Закрыть]

Но, вероятно, самым негативным явлением было социальное неравенство, жесткая сословная система. Знаменитый художник и дипломат эпохи Наполеона, автор грандиозных полотен «Битва при Йене» и «Мазепа и волки», Орас Верне (сын одного из главных батальных живописцев Наполеона – Карла Верне и, соответственно, внук прославленного художника-пейзажиста и гравера Клода Жозефа Верне), посетил Россию по приглашению поклонника его таланта Николая I. Царь до того ценил француза, что часто советовался с ним и весьма приблизил к своей особе. Верне был очень успешен при русском дворе и его взгляд невозможно заподозрить в необъективности. Можно только поражаться с каким знанием проблемы он описывал Россию совсем близкой ко времени эпохи 1812 года (а мы понимаем, что ранее было еще хуже) – и как даже предвидел страшные события русской революции и последовавших за ней репрессий! К сожалению, его письма никогда до меня не использовал ни один из российских историков эпохи (но это далеко не единственный источник, который моим «коллегам» неизвестен или неудобен). Процитируем достаточно объемистый отрывок, который, однако, по смыслу, вмещает еще более: «…образование для всей массы юношества совсем не помогает продвигаться – после обучения они должны оставаться в первоначальном своем состоянии, ни возвышаясь, ни опускаясь. Солдатские дети никогда не поднимутся выше унтер-офицеров (сравним это с постулатом Наполеона: «Tout soldat francais porte dans sa giberne le baton de marechal de France» – «Каждый французский солдат носит в своем ранце жезл маршала Франции» – прим. мое, Е.П.). Так зачем же учить и прививать им такие вкусы, кои они все равно не смогут удовлетворить? И уже появляются пагубные следствия подобного порядка вещей. Взбунтовалось целое военное поселение: ни один офицер не уцелел, все были хладнокровно перерезаны (то есть патриотическая пропаганда «единства всех вокруг трона» не действовала? – прим. мое, Е.П.). …Должно быть, наказание было ужасно, поскольку об этом ничего не известно (о многих чудовищных карательных акциях правительства Российской империи и СССР почти ничего не известно – прим. мое, Е.П.). Все эти полки расформированы. Вот, моя дорогая, как все устроено в России. Здесь трудятся, не заботясь об урожае. Прививают апельсины к елям и надеются на добрые плоды. Дворяне готовы отдать все свое состояние, лишь бы не попасть в Сибирь (то есть, по сути, в рабстве не только крестьяне, но все обитатели страны – прим. мое, Е.П.). Как я уже говорил, в этой стране зреет нарыв, который, несомненно, прорвется, и все, у кого нет бороды, будут уничтожены. Черт бы взял всех этих императоров с их путешествиями и всем прочим!» [330]330
  Верне О. Указ. соч., с. 33.


[Закрыть]

Таким образом, проблема была не столько в людях: не они были недостаточно храбрыми солдатами или бесталанными генералами (хотя и таких, как и везде, встречалось немало), но сама система препятствовала обучению и продвижению кадров, реализации их способностей. Сословная структура, бессмысленная муштра, неуважение приближенных к царю начальников к своим подчиненным – все это вместе душило ростки живого. Именно поэтому русская армия сокрушительно проиграла целый ряд войн. Система была порочной в своей основе.

Немного о быте русской армии. В эпоху 1812 года в русской армии почти не использовали палатки, возимые за собою: для укрытия от непогоды и для ночлега часто использовали шалаши.[331]331
  Алексеев В.В. Повседневная жизнь Тарутинского лагеря глазами очевидцев. // Отечественная война 1812 года и российская провинция в событиях, человеческих судьбах и музейных коллекциях. Сборник материалов XVIII Всероссийской научной конференции 22–23 октября 2011 года. Малоярославец, 2011, с. 22.


[Закрыть] К примеру, когда деморализованные войска М.И. Кутузова вошли в Тарутинский лагерь, они оказались практически в первобытности. Участник похода вспоминает: «Мы себе выкопали яму по пояс глубиною, с закраинами, на которых сидели и спали, обставили жердями и хворостом и оплели соломой».[332]332
  Там же.


[Закрыть]

Несколько слов стоит сказать и о бытовых условиях еще на стадии обучения. Е.И. Топчиев вспоминает:

«Полы в комнатах не мылись, а вытирались кирпичом и после того высыпались песком, что лежало на обязанности воспитанников, как равно чистить себе платье, обувь, ружье и всю свою амуницию. Чесотка, цинга, зоб, простуда были господствующие болезни, особливо последняя <…>. Как было не простудиться даже неизнеженному крепкого телосложения взрослому воспитаннику? Второй батальон помещался в деревянных казармах, нештукатуреных, складенных на мхе, рота – в отдельной казарме; печи топили один раз в сутки даже в самые жестокие морозы, обыкновенно за час до света, отчего ночью было холоднее, нежели днем. Одеяла из солдатского шинельного сукна – не на каждого воспитанника, а одно на кровать – не могли согреть ночью в холодных казармах, притом экономно отапливаемых. Шинелей не было, и не позволяли иметь собственных. Отхожие места устроены отдельно, в которые ходили чрез открытый двор. Считаю излишним объяснять, в чем ходили в отхожие места ночью полусонные воспитанники, у которых даже одеяла были не на каждого, а мундир и принадлежности к нему лежали на столе, складенные в требуемом порядке симметрией по распоряжению начальства, за чем строго наблюдал старший в камере унтер-офицер и дежурный по роте – и это в Петербурге, где зимой бывает до 30 градусов мороза! Обедали и ужинали в общей зале с кадетами, в которую нужно было пройти улицей более ста сажень и потом холодными коридорами поротно, строем, рота за ротой. Какая бы ни была погода – дождь, метель, сильный мороз, хочешь ли, не хочешь есть – иди непременно; а сядешь за стол – зимой холодно, во всякое время года голодно, крайне невкусно и нечисто изготовлено, особливо ужин. Зато госпиталь Дворянского полка был наполнен больными воспитанниками донельзя <…>, а Маркевич за свое короткое управление скопил миллион рублей – благоразумной экономией. <…>

Воспитанникам Дворянского полка давали мундир, штаны и краги на один год, и белые парусинные штиблеты – на лето; две пары сапог толстой кожи, сшитых без мерки, что называется, на живую нитку, вместо которых бόльшая часть воспитанников носили собственные, на заказ сшитые. Рубахи, подштанники с длинными пришивными бумажными чулками и простыни переменялись сперва один раз в неделю, а уже впоследствии два раза (по воскресеньям и средам).

От тесноты помещения и других причин в 1815 году завелась чесотка у всех воспитанников Дворянского полка, в большей или меньшей степени у одного противу другого».[333]333
  Кадеты, гардемарины, юнкера. Мемуары воспитанников военных училищ XIX века. М., 2012, с. 57–58.


[Закрыть]

Я подчеркну: речь идет о привилегированных частях! Не о простых рекрутах или ополченцах.

Об этом не пишут мои коллеги, но после Аустерлицкого сражения (и вообще в ходе той кампании 1805 г.) из русской армии, из войск под началом М.И. Кутузова, дезертировали и скрылись в деревнях и городках Австрии около 3000 русских солдат, которые не желали возвращаться на родину (РГВИА. Ф. 26. Оп. 1. Д. 310, Л. 771–776; Д. 625. Л. 131 об.; АВПРИ. Ф. 1 (АД). 1806 г. Оп. 15. Разр. II. Д. 5. Л. 12 об.; М.И. Кутузов. Сборник документов. М., 1951, т. II, с. 333)!