Электронная библиотека » Евгений Понасенков » » онлайн чтение - страница 12


  • Текст добавлен: 30 марта 2018, 18:00


Автор книги: Евгений Понасенков


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 12 (всего у книги 94 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Сегодня ученые имеют все основания заявлять, что без агрессии Московского княжества история русских земель могла бы пойти совсем по другому – более позитивному сценарию.[149]149
  См., например: Карацуба И.В., Курукин И.В., Соколов Н.П. Выбирая свою историю. М., 2005 (глава о Новгородской республике).


[Закрыть]

Я напомню и подчеркну: все эти дикие расправы происходили в отношении русского княжества, где жили мирные русские православные люди – а отнюдь не «басурмане-иноверцы» или выдуманные пропагандой «агрессоры». Повторяю, уважаемый читатель, необходимо физически представить самые жестокие убийства и расправы над единоверцами и соплеменниками (хотя чего далеко ходить – сталинские репрессии были совсем недавно…). Ничего подобного Великая армия Наполеона в 1812 году не учиняла, мирных людей не трогала (даже в ответ на нападения в спину на своих безоружных солдат) – наоборот, спасала из огня, подожженной Ростопчиным Москвы, кормила оставленных детей-сирот (а ведь из местных кто-то бросил…) и т. д.

Начиная с решившего принять царский титул Ивана III, в Московии активно начинают пропагандировать ни на чем реальном не основанную концепцию «Третьего Рима», которая постепенно вырастает в опасную авантюру имперского тона и мессианской демагогии. С каждым десятилетием и веком экспансия Московии, России, Российской империи все нарастает. Бешеное экстенсивное развитие в ущерб интенсивному – главный бич сменяющихся государств. Он диктует авторитарный способ управления, который все равно совершенно не может контролировать такую масштабную территорию: и в итоге происходит то, что называется простым русским словом тюркской этимологии – «бардак».

Процесс вступил в активную фазу при Иване III, продолжился особенно при Иване Грозном, потом в семнадцатом веке (в т. ч. вместе с расширением за счет Украины), затем Петр I самовольно объявляет себя императором, и начинается экспансия и необоснованное вмешательство неразвитого провинциального государства в европейские дела. Масштабные и кровавые авантюры Екатерины II (в том числе, направленные на осуществление ее «Греческого проекта»), постоянные агрессивные захватнические войны ее внука Александра I – а затем кризис и, наконец, крах непомерно раздутой империи. Но после краха происходит попытка воссоздать империю еще более преступными методами (и опять-таки преступными в отношении, прежде всего, собственного народа) при Сталине – и новый крах! Любопытно, что еще в 1796 году французский агент в Петербурге Гюттен полагал, что «деспотическая империя» (Россия) «обрушится под собственной тяжестью».[150]150
  Тарле Е.В. Жерминаль и Прериаль. М., 1951, с. 56, 261.


[Закрыть]

Таким образом, Русское государство в древности сложилось путем хищнического захвата окружающих территорий: как более прогрессивных, так и (много позже) находящихся фактически на полупервобытной стадии родоплеменного развития (некоторые азиатские и горские регионы). Для кого-то из временно, но надолго покоренных подобное стало благом (но непрошенным и этно-культурно чуждым) – для кого-то ужасом и регрессом (на Западе).

Много позднее, при Екатерине II (урожденная София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская, Sophie Auguste Friederike von Anhalt-Zerbst-Dornburg: 1729–1796), ее соплеменники – немецкие придворные историки Герард Фридрих Миллер (1705–1783), Август Людвиг Шлецер (1735–1809) – задним числом выдумали, сочинили, я бы сказал, пьесу «история России» (можно еще вспомнить их предшественника – Готлиба Зигфрида Байера: 1694–1738).[151]151
  Об этих немецких историках – см.: Black J.L. G.F. Müller and the Imperial Russian Academy of Sciences, 1725–1783: First Steps in the Development of the Historical Sciences in Russia. McGill-Queen’s University Press, Kingston-Montréal, 1986.


[Закрыть]
В упомянутой «пьесе» авторы ненаучно объединили совершенно различные и в исторической реальности боровшиеся друг с другом явления, разные государства – и встроили их в концепцию, удобную для имперской пропаганды (при этом подчеркну, что конкретный небольшой эпизод – «норманнская теория» – ими был упомянут оправданно).

Этот процесс заново оформил и дополнительно развил в духе европейского сентиментализма и в стилистике западного же неоклассицизма (и с добавлением многих французских слов в тогда еще очень бедный русский язык) современник Русской кампании Наполеона Н.М. Карамзин (1766–1826), о сочинении которого («История государства Российского») А.С. Пушкин (1799–1837) хлестко и элегантно написал:

 
В его «Истории» изящность, простота
Доказывают нам, без всякого пристрастья,
Необходимость самовластья
И прелести кнута.
 

По большому счету вся последующая российская историография существовала в рамках этой пропагандистской «пьесы», наспех слепленной немецкими придворными и писателем-сентименталистом (происходившим из татарского рода Кара-мурзы). Вспоминается свидетельство современника эпохи наполеоновских войн П.Я. Чаадаева (1837 г.): «Пятьдесят лет назад немецкие ученые открыли наших летописцев; потом Карамзин рассказал звучным слогом дела и подвиги наших государей; в наши дни плохие писатели, неумелые антикварии и несколько неудавшихся поэтов, не владея ни ученостью немцев, ни пером знаменитого историка, самоуверенно рисуют и воскрешают времена и нравы, которых уже никто у нас не помнит и не любит: таков итог наших трудов по национальной истории».[152]152
  Чаадаев П.Я. Философические письма. М., 2006, с. 247.


[Закрыть]

Да, это был, если можно так выразиться, «немецкий проект»: заказчики и главные первые исполнители были немцами по крови и языку. Но на них история «русской истории» не заканчивается: в девятнадцатом веке появляется новая идеологическая штука – русский национализм. И он тоже был «сшит» по иностранным лекалам пробужденного наполеоновскими походами немецкого национализма. Что касается эстетики, то вначале русский патриотизм и национализм изображался по трафаретам античным – прошедшим через галломанию, через наполеоновский ампир из античности, а уже потом появилась мода на готическую немецкую стилистику и поиски «братских народов». В этом контексте нашли славян с Балканского полуострова, объявили им в русских газетах, что их будут «спасать» – и дальше внешняя политика империи была, в значительной мере, подчинена этой химере. Одним из следствий ее стала отчасти и Первая мировая война, похоронившая сей «немецкий проект» (начатый еще в эпоху Ивана III).

Для перевода на язык необразованного обывателя всей этой заграничной мифологии и для оправдания «кнута» и необходимости ложиться в гроб за «братские народы» приходилось изобретать самые монструозные идеологемы. Самая известная и масштабная из них – это так называемая теория официальной народности, сочиненная современником наполеоновских походов графом Сергеем Семеновичем Уваровым (1786–1855). Эффектную, но для здравого смысла болезненную формулу «Православная Вера. Самодержавие. Народность» изобрел отнюдь не вышедший в лаптях с толстовского сенокоса мифический «Герасим Курин», а бывший секретарь посольства при дворе Наполеона (в 1809 г.), автор работ по древнегреческой литературе, добрый знакомый И.В. фон Гёте (1749–1832) и А. фон Гумбольта (1769–1859), любитель красивых молодых людей и всего европейского.[153]153
  Современная биография С.С. Уварова: Пайпс Р. Сергей Семенович Уваров: жизнеописание. М., 2013.


[Закрыть]
Таким образом, для народа – кнут, а для элиты – Европа и разные древнегреческие наслаждения. Так и жили (и продолжили жить).

Естественно, параллельно с созданием пьесы об имперской истории, необходимо было вмонтировать в нее (проще говоря, своровать) историю присоединенных регионов: прежде всего, Украины и Литвы.

III

В данном экскурсе, по объективным причинам, мы не можем подробно говорить о каждом из упомянутых сюжетов, но есть один принципиально важный. Новая история России, безусловно, начинается с преобразований Петра I. Однако, вопреки привычной формулировке с критерием «водораздела» по времени, я бы означил эту историю по сословиям: так сказать, с точки зрения развития российского общества как явления. Петр поделил Россию на два общества, которые затем продолжили существовать в двух разных временах: дворянство искусственно было «послано» в «будущее», а крестьянство (и производное…) – осталось в прошлом (во всяком случае, простонародная «машина времени» двигалась с сильно меньшей скоростью). Разделение на хозяев и крепостных рабов началось давно, но теперь оно начало приобретать эстетический, цивилизационный характер! Постепенно они уже по-разному одевались, говорили физически на разных языках, дворяне перенимали мифологию великой европейской античности и идеи Просвещения, учились и жили в Европе, женились и выходили замуж за европейцев (прежде всего, за немцев). Да, еще долго все подобное было неуклюжим (что ярче прочих высмеивал А.С. Грибоедов), но тем не менее разделение стало весьма явственным. И 1812 год – показательнейший пример абсолютного разделения двух частей населения: война особенно остро вскрыла описанную выше разность.

Безусловно, историю войн и вообще исторических явлений необходимо начинать с хотя бы краткого рассказа о тех, кто стал их главным автором, кто создал инфраструктуру – ибо История создается только личностями. И поэтому, по моему убеждению, самая важная дата российской истории – это не октябрь 1917, не август 1991, не какие-то войны, а август 1689 года, когда юному Петру удалось (все держалось на волоске!) укротить заговор царевны Софьи (1657–1704). Если бы у руля власти осталась эта представительница архаики и мракобесия, то для меня совершенно очевидно, что история пошла бы по совершенно иному сценарию. Не было бы России, по крайней мере, в том виде, как мы ее знаем. Возможно, это был бы провинциальный и небольшой регион «третьего мира», без индустрии, но лишь на забаву заезжим туристам – любителям экзотики и экстрима.

Именно Петр первым запретил рабски падать перед царем на колени, запретил зимой на морозе снимать шапку, проходя мимо царева дома – и пояснил. Можно долго разглагольствовать о жестких методах Петра I в деле создания нового государства, но надо осознать одно: если бы не его срочная переделка страны (вначале верхушки элиты и армии), если бы не неотложный переход на нормы жизни Европы, России бы сегодня не существовало. Я имею в виду, что не было бы не только империи (позитивное или негативное от ее появления в мировой Истории – тема отдельного исследования), но и вообще страна вскоре распалась бы на провинциальные и недоразвитые архаичные части.

Стоит также напомнить, что при Петре I впервые появилась русская регулярная армия, но создана она была иностранцами и исключительно по европейским лекалам. Кстати, и сами слова «регулярная» «армия» – снова нерусские (как и: «униформа», «инфантерия», «кавалерия», «артиллерия», «инженер», «генерал», «фельдмаршал», «солдат», «драгун», «улан», «гусар», «кирасир», «гвардия», «дивизия», «батальон», «баталия», «флеши», «марш», «гимн», «флаг», «фронт», «реляция», «дипломатия», «контрибуция», «империя» и т. д.). У ее истоков были полки так называемого иноземного строя и «потешное войско» юного Петра Алексеевича. Во главе первых двух полков – Преображенского и Семеновского – стояли Юрий (Георгий) фон Менгден (Юрий Андреевич Фамендин) (около 1628–1703) и Иван Иванович Чамберс (John Chambers: 1650–1713), а «крестным отцом» российской гвардии стал начальник войск иностранного строя (на службе русского царя) Патрик Леопольд Гордон оф Охлухрис (Patrick Leopold Gordon of Auchleuchries): в России известен как Пётр (или Патрик) Иванович Гордон (1635–1699).

А началось само «потешное войско» с того, что капитан «Федор» Зоммер (огнестрельный мастер) построил в «потешном» селе Воробьево небольшую игрушечную крепость с пушками, стрельбой из которых «потешил» Петра Алексеевича в День его рождения. В 1684 г. в подмосковном селе Преображенское голландцем Францем Тиммерманом (Frans Timmerman: 1644–1702 (по другим данным – 1710)) был возведен «потешный» городок «Пресбург»; он же учил Петра всем необходимым наукам, и еще один голландец Карштен Брандт (Carsten Brandt: около 1630–1693) начал обучать царевича строительству и управлению кораблями.[154]154
  Обо всем этом детальнее – см.: Глинский Б.Б. Царские дети и их наставники. М., 1899; «Петровская бригада». // Русская старина, 1883, т. XXXVIII, майская книжка, с. 239–272; Hughes L. Russia in the Age of Peter the Great. New Haven: Yale University Press, 1998.


[Закрыть]

Как писал отечественный исследователь (кстати, происходивший из помещичьей семьи) и кадровый офицер Л.Э. Шишко, рассказывая о влиянии европейской цивилизации и Ф. Лефорта (фр. François Le Fort, нем. Franz Jakob Lefort: 1656–1699) на сознание Петра, царевич «увидел своими глазами, что иностранцы во всяком деле понимали больше русских».[155]155
  Шишко Л. Указ. соч., с. 21.


[Закрыть]

Таким образом, разного рода комические россказни об «исконности», о «превосходстве» «чудо-богатырей» (между прочим, именно этим определением в частной переписке А.В. Суворов (1730–1800) именовал генерала Бонапарта!)[156]156
  Наполеон Бонапарт: pro et contra, антология. СПб., 2012, с. 19 (письмо А.В. Суворова – А.И. Горчакову, октябрь 1796 года).


[Закрыть]
у ученого могут вызвать лишь саркастическую улыбку. Важнейший элемент цивилизации (регулярная армия) пришлось завозить из «бездуховной» Европы (а как же пресловутое «импортозамещение»?): и это произошло всего за столетие (время жизни одного долгожителя) до войны 1812 года! А почему сами не сумели? Более того: весь восемнадцатый век русская армия реформировалась и все обучение шло по европейским образцам, по немецким и французским учебникам, а непосредственно перед войной 1812 года армейские реформы прошла именно по французскому образцу, причем руководили ей, в большинстве своем, иностранные по происхождению офицеры. Именно по европейским учебникам и мемуарам набирался знаний тот же М.И. Кутузов (кстати, лечился от ран он также в Европе).

Возникает логический (для здорового мозга) вопрос: зачем идти (например, в 1799, 1805–1807, 1812–1815 гг.) воевать с теми, у кого заимствуешь все главные элементы цивилизации (эстетику, ученых, новшества техники и искусства, модель армии, все основные слова – термины науки и культуры)? Ну еще ладно бы воевать: повод для демонстрации известной биологам доминантности всегда найти можно, но вести себя неблагодарно, быть «Иванами, не помнящими родства» (забывшими родительскую европейскую цивилизацию) – это уже совсем постыдно (и, что опаснее, неэффективно). Постепенно и подданные русского императора стали развивать науку и технику, мы помним имена восхитительных по своему таланту людей, но все это произошло только после принятия цивилизационной модели из Европы.

Я нарочито перечислю ряд важных преобразований и установлений Петра I, чтобы читателю было наглядно видно, что базовые явления цивилизации появились в России всего-то за век до войны 1812 года. Итак:

– Учреждена Школа математических и навигационных наук (главные специалисты-учителя – из Европы).

– Открыты артиллерийская, инженерная и медицинская школы, а также морская академия.

– Создан русский флот.

– Созданы горные школы при Олонецких и Уральских заводах, «цифирные школы» и первая в России гимназия.

– Петр приказал устроить новые типографии, в которых за 1700–1725 было напечатано 1 312 наименований книг: подчеркну, что это в два раза больше, чем за всю предыдущую историю русского книгопечатания! В невероятно бедном и архаичном русском языке (на нем невозможно было объяснять явления современной науки и искусства) вскоре появилось несколько тысяч новых слов, заимствованных из европейских языков (к вопросу о «бездуховной» Европе)! Именно с эпохи петровской попытки перерождения России в Европу непригодный к современности русский язык обогатился важнейшими терминами, среди которых, к примеру: алгебра, акт, аренда, тариф, глобус, компас, амуниция, ассамблея, оптика, апоплексия, лак, крейсер, порт, корпус, армия, капитан, генерал, дезертир, кавалерия, контора и т. д. Сегодняшние невежественные казенные «профессиональные» патриоты даже не ведают, что эти уже ставшие привычными слова – голландские: флаг, флот, балласт, буер, ватерпас, верфь, гавань, дрейф, лавировать, лоцман, матрос, рея, руль, штурман и т. д. Вы можете себе такое представить: слова «флот» и «флаг» появились в России всего за век до защиты «исконности» и флага?! А ведь Голландия в 1812 году – это часть империи Наполеона. И за упомянутое столетие сама Франция («басурманская» и «вражеская») одарила нищий на язык «Третий Рим» важнейшими понятиями, как то: режиссер, актер, антрепренер, афиша, балет, жонглер, бюро, будуар, буржуа, деклассированный, деморализация, департамент витраж, кушетка, ботинок, вуаль, гардероб, жилет, пальто, кашне, кастрюля, махорка, бульон, винегрет, желе, мармелад, батальон, гарнизон, пистолет, эскадра и др.[157]157
  О процессе заимствования иностранных слов: Лотте Д.С. Вопросы заимствования и упорядочения иноязычных терминов и терминоэлементов. М., 1982; Соболевский А.И. История русского литературного языка. Л., 1980.


[Закрыть]
Отмечу, что взамен Западной Европе (странам формирования будущей Великой армии Наполеона) России предложить было решительно нечего. Безусловно, много десятилетий спустя очень конкретные граждане России (а не некий аморфный «народ») смогут внести свой весомый вклад в мировую науку и культуру, но это стало возможным исключительно благодаря заимствованию цивилизационной базы с Запада. И данная основанная на первоисточниках и здравом смысле монография, и даже самые преступные и примитивные пропагандистские сочинения эпохи Российской империи и СССР – все эти столь разные по смыслу и значению произведения обязаны своим существованием европейским словам, формулам, идеям и образам.


Словарь иностранных слов в русском языке (1865 г.). Из личной коллекции Е. Понасенкова, публикуется впервые.


– Появилась первая (!) русская газета.

– Проведена реформа церковного управления (средневековые порядки постепенно отходили в прошлое).

– Учреждена Академия наук.

– Строительство современного и, что концептуально важно, каменного города по европейскому образцу (Санкт-Петербург).

– Создание принципиально новой общественной среды: появились театры и ассамблеи (где танцевали и светски общались, а не просто напивались, как это происходило долгие века «исконности»).

– Петр I учил население России уважать самих себя. 10 января 1702 года царь приказал подписывать челобитные полными именами, а не уничижительными полуименами или прозвищами. Специальными указами он запретил насильственную выдачу замуж: Петр пытался бороться с положением, при котором к женщине относились как к вещи.[158]158
  Обо всем этом детальнее: Анисимов Е.В. Время петровских реформ. Л., 1989; Павленко Н.И. Петр Первый. М., 1975; Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1968; Бранденбург Н.Е. Материалы для истории Артиллерийского управления в России, Приказ артиллерии (1700–1720). СПб., 1876, с. 241–242; Рохленко Д.Б. Первая русская печатная газета. // Наука и жизнь, 2007, № 3.


[Закрыть]

Все перечисленное было создано знаниями, талантом, энергией и трудом европейских архитекторов, художников, военных, ученых, инженеров, врачей и учителей. Психически адекватно ли и достойно ли после подобного вклада главного в историю страны – цивилизацию – называть Запад «враждебным»?! Можно много раз повторять один и тот же вопрос: а где же «исконные» русские? Где их изначальные изобретения, придание в данном случае военным явлениям конкурентоспособной формы? Теперь, зная вышеизложенные факты, непросто найти основания для черносотенства и пропаганды «величия» на сермяжной националистической почве.

В связи с этим можно вспомнить слова современника событий войны 1812 года – П.Я. Чаадаева: «Есть разные способы любить свое отечество; например, самоед, любящий свои родные снега, которые сделали его близоруким, закоптелую юрту, где он, скорчившись, проводит половину своей жизни, и прогорклый олений жир, заражающий вокруг него воздух зловонием, любит свою страну конечно иначе, нежели английский гражданин, гордый учреждениями и высокой цивилизацией своего славного острова; и без сомнения, было бы прискорбно для нас, если бы нам все еще приходилось любить места, где мы родились, на манер самоедов. Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное – это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения…».[159]159
  Чаадаев П.Я. Указ. соч., с. 236–237.


[Закрыть]

И еще одно мнение того же П.Я. Чаадаева (1837 г.): «Мы еще очень далеки от сознательного патриотизма старых наций, созревших в умственном труде, просвещенных научным знанием и мышлением; мы любим наше отечество еще на манер тех юных народов, которых еще не тревожила мысль, которые еще отыскивают принадлежащую им идею, еще отыскивают роль, которую они призваны исполнить на мировой сцене; наши умственные силы еще не упражнялись на серьезных вещах; одним словом, до сего дня у нас почти не существовало умственной работы».[160]160
  Там же, с. 253.


[Закрыть]

Показательно, что позорная буффонада борьбы с «западным влиянием», дурно влияющим на благостную «исконность», уже случалась в российской истории: отчасти она была следствием политики самодержавия, попавшего в кризис и пытавшегося вместо реформ проводить репрессивные действия – отчасти просто по глупости и невежеству отдельных лиц. Для примера процитирую запись из дневника Александра Васильевича Никитенко (1804–1877) – историка литературы и цензора (!) при Николае I (20 декабря 1848 года): «Теперь в моде патриотизм, отвергающий все европейское, не исключая науки и искусства, и уверяющий, что Россия столь благословенна Богом, что проживет одним православием, без науки и искусства. Патриоты этого рода не имеют понятия об истории и полагают, что Франция объявила себя республикой, а Германия бунтует оттого, что есть на свете физика, химия, астрономия, поэзия, живопись и т. д. Они точно не знают, какою вонью пропахла православная Византия, хотя в ней наука и искусства были в страшном упадке.

Видно по всему, что дело Петра Великого имеет и теперь врагов не менее, чем во времена раскольничьих и стрелецких бунтов. Только прежде они не смели выползать из своих темных нор, куда загнало их правительство, поощрявшее просвещение. Теперь же все подпольные, подземные, болотные гады выползли, услышав, что просвещение застывает, цепенеет, разлагается».[161]161
  Никитенко А.В. Записки и дневник (1826–1877). СПб., 1893, т. 1, с. 500.


[Закрыть]

Несколько лет назад отечественные пропагандисты узнали из западных книжек и СМИ модное слово «геополитика»: и ныне эта коллективная «Эллочка Щукина» (персонаж бессмертного произведения И.А. Ильфа и Е.П. Петрова «Двенадцать стульев») прилаживает его безо всякого смысла ко всему подряд – лишь бы обелить захватнические войны ряда русских царей и советских нерусских вождей. Что же: да, если вы начинаете захватывать все подряд – и вырастаете из небольшого по размерам княжества в «одну шестую часть суши», то у вас совершенно точно появятся «геополитические проблемы и вызовы»! Но кто в этом виноват? Кто это постоянно усугублял? А применительно к теме нашего исследования я должен сразу расставить все точки над «i»: в эпоху Наполеона у России и Франции физически не могло быть геополитических противоречий – ибо они располагались на разных краях континента! Однако невежественные писаки, как я уже говорил, умудряются этим броским иноземным словом оправдать любые маразматические и хищнические действия сменяющих один другой режимов. Если оккупировать половину Польши, то автоматически рождается «геополитика» с Германией, если выдумать монструозную идею «братства славянских народов» – то вскоре вы вполне можете развязать Первую мировую войну (как это сделал фактически поддержавший сторону цареубийцы Николай II: я напомню, что застреленный сербским националистом Гаврилой Франц Фердинанд Карл Людвиг Йозеф фон Габсбург (1863–1914) был наследником престола Австро-Венгрии). Преступная вероломная война и оккупация части Финляндии, которую произвел И. Сталин, вскоре сыграет трагическую роль в период блокады Ленинграда.

Кстати, о Ленинграде – а вернее, о Петербурге: о городе, который мне очень и очень эстетически дорог. Сегодня только историки-специалисты по конкретному месту и времени помнят, что на его месте было не только болото, но еще и шведский город! Город Ниен (швед. Nyen) имел свою крепость – Нюенсканс (швед. Nyenskans – «Невское укрепление»), которую в России называли «Ниеншанц». Сегодня на том месте располагается Красногвардейская площадь. Подчеркну: центральное укрепление крепости в 1812 году еще существовало – и было срыто только во второй половине девятнадцатого века![162]162
  История Ниена, его крепости и археологических раскопок: Сорокин П.Е. Археологические памятники Охтинского мыса. // Наука в России, 2011, № 3, с. 19–25; Kepsu S. Pietari ennen Pietaria: Nevansuun vaiheita ennen Pietarin kaupungin perustamista. Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 1995.


[Закрыть]
Все сие – к давнему вопросу об «исконности».

Историк – не должен быть ни государственно ангажированным пропагандистом, ни шибко впечатлительным новеллистом, он, скорее, патологоанатом от Прошлого: нам важно узнать факты и оценить причины жизни и смерти явлений. Поэтому у меня нет задачи, так сказать, «заламывать руки» от негодования в смысле войн и завоеваний. Но именно поэтому я должен охладить и психически неадекватные истерики тех, кто громко удивляется: почему же страну, которая так много чего оккупировала, не все те, от кого отторгли территории и кто был поглощен, готовы пламенно любить?! Надо просто уметь хладнокровно-научно констатировать: да, исторически государство прошло именно такой путь (т. к. была выбрана экстенсивная модель развития). Для одних регионов приход Российской империи был явлением положительным, прогрессивным: именно через нее, к примеру, многие среднеазиатские этносы (а также кавказские горцы) получили азы европейской цивилизации и перешли к оседлому образу жизни, появились города, письменность, медицина, наука. В других областях (западных) – подобные присоединения и аннексии часто были несчастьем, потому что они подпали под управление менее культурно развитой системы (именно из-за этого одним из самых преданных Наполеону контингентов Великой армии был польский корпус!). Но в обоих случаях главный груз потерь убитыми в войнах и главные траты на развитие или подавление восстаний лег именно на русский народ – именно от него собственные правители (часто немцы по происхождению) потребовали наибольших жертв и энергии.

Как же оценивали происходившее в ту эпоху современники утверждения имперской идеологии? Если речь не идет об официальных деятелях, то мы находим весьма неожиданные мысли. К примеру, вспоминается сентенция известного русского предпринимателя и мецената, почетного члена Академии художеств Василия Александровича Кокорева (1817–1880): «Умножать войска, усиливать доходы, устрашать другие народы, распространять свои области, иногда не без неправды – таково было наше стремление… О духовном усовершенствовании мы не думали; нравственность народную развращали; на самые науки смотрели мы не как на развитие Богом данного разума, но единственно как на средство к увеличению внешней силы государственной».[163]163
  Хомяков А.С. Собрание сочинений. М.: Университетская типография, 1900, т. 1, с. 381–382.


[Закрыть]

Другой интересный и столь же неожиданный (просто возмутительный!) факт. Еще в конце 1780-х годов русский исследователь истории и философии, публицист, член Российской академии наук Михаил Михайлович Щербатов (1733–1790) написал сочинение «О повреждении нравов в России», где резко критиковал политику правительства Екатерины II и нравы придворной среды. В числе прочего он коснулся и вопроса «похищения» (?!) Россией Крыма: «Приобрели или, лучше сказать, похитили Крым, страну, по разности своего климата служащую гробницею россиянам. Составили учреждении, которые не стыдятся законами называть, и соделанные наместничествы наполня без разбору людьми, с разрушением всего первого ко вреду общества, ко умножению ябеды и разоренья народного, да и за теми надзирания не имеют, исправляют ли точно по данным наставлениям. Испекли законы, правами дворянскими и городовыми названные, которые более лишение, нежели дание прав в себе вмещают и всеобщее делают отягощение народу».[164]164
  Щербатов М.М. О повреждении нравов в России. // Русская старина, 1871, т. 3, с. 685. Мы, конечно, не можем не осуждать подобные сентенции!


[Закрыть]

И далее – он же о российских судьях: «Гражданские узаконении презираемы стали. Судии во всяких делах нетоль стали стараться объясняя дело, учинить свои заключении на основании узаконеней, как о том, чтобы, лихоимственно продавая правосудие, получить себе прибыток или, угождая какому вельможе, стараются проникать, какое есть его хотение; другие же, не зная и не стараяся познавать узаконении, в суждениях своих, как безумные бредят, и ни жизнь, ни честь, ни имения гражданския не суть безопасны от таковых неправосудей».[165]165
  Щербатов М.М. О повреждении нравов в России. // Русская старина, 1870, т. 2, с. 15–16.


[Закрыть]

В связи с этим о финале Российской империи мне кажется, по крайней мере, примечательной дневниковая запись знаменитого русского историка, археографа, академика АН СССР Степана Борисовича Веселовского (1876–1952). Оговорюсь, что мое мнение может не совпадать с мнением давно ушедших из жизни исторических персонажей – и процитирую (по фрагментарной публикации, осуществленной Российской академией наук в 2000 году): «28.03.1918. Еще в 1904–1906 гг. я удивлялся, как и на чем держится такое историческое недоразумение, как Российская империя. Теперь мои предсказания более, чем оправдались, но мнение о народе не изменилось, т. е. не ухудшилось. Быдло осталось быдлом. Если бы не мировая война, то м(ожет) б(ыть) еще десяток-другой лет недоразумение осталось бы невыясненным, но конец в общем можно было предвидеть. Последние ветви славянской расы оказались столь же неспособными усвоить и развивать дальше европейскую культуру и выработать прочное государство, как и другие ветви, раньше впавшие в рабство. Великоросс построил Российскую империю под командой главн(ым) образом иностранных, особенно немецких, инструкторов и поддерживал ее выносливостью, плодливостью и покорностью, а не способностью прочно усваивать культурные навыки, вырабатывать свое право и строить прочные ячейки государства. Выносливость и покорность ему пригодятся и впредь, а чтобы плодиться, придется, пожалуй, отправляться в Сибирь».[166]166
  Вопросы истории, 2000, № 6, с. 95.


[Закрыть]

Также интереснейшим образом звучит и последняя запись, сделанная академиком С.Б. Веселовским 20 января 1944 года: «К чему мы пришли после сумасшествия и мерзостей семнадцатого года? Немецкий коричневый фашизм – против красного».[167]167
  Интеллектуальный форум. // Русский институт, 2001, вып. 7, с. 112. Замечу, что полный текст записок историка так до сих пор никто и не отважился опубликовать!


[Закрыть]

Однако вернемся немного назад и поговорим об аналогиях. Важная тема: как мы увидим в основных главах, посвященных событиям 1812 года, тогда параллельно с военными действиями против армии Наполеона в России происходила настоящая гражданская (крестьянская, но не только) война. Симптоматично, что уже не первую масштабную гражданскую войну официальная пропаганда выдает за «отечественную». Так было и с 1612 годом.

Я напомню, что полный разлад и беспорядок в России конца шестнадцатого – начала семнадцатого века подготовили и спровоцировали сумасбродные репрессии Ивана Грозного и проигранные им же экспансионистские войны. Отмена Юрьева дня и почти окончательное закрепление крестьян в крепостном рабстве еще более усилило недовольство основной части населения. Экономические, политические и национальные противоречия обострились. Именно в этой обстановке начался процесс, получивший название «смута». При этом оба «Лжедмитрия» имели большую поддержку среди народных низов, а правительство Семибоярщины отражало надежды значительной части правящего сословия. Именно Семибоярщина считалась легитимным органом управления (если в то время о подобном вообще можно было говорить), причем в него входил и дядя будущего царя Иван Никитич Романов, по прозванию Каша (1560-е – 1640). Это правительство призвало польского королевича Владислава (будущий Владислав IV /Władysław IV Waza/: 1595–1648) и войсковой контингент для защиты (под которой находился и будущий царь Михаил Романов!).

А что мы знаем про этнический состав отряда, предположим, Лжедмитрия II? Обращаемся к «Регистру войска польского, которое есть под Москвой» (находится в библиотеке Ягеллонов /Biblioteka Jagiellońska/ в Кракове: рукопись 102, стр. 316–317). В отряде состояло 10 полков общей численностью 10 500 воинов, но они лишь номинально назывались «поляками»: ведь войско включало 5 000 казаков под командованием Александра Юзефа Лисовского (1580–1616) и 4 000 – казаков под начальством главы Казачьего приказа Ивана Мартыновича Заруцкого (? – 1614).[168]168
  Об И.М. Заруцком подробнее: Вернадский В.Н. Конец Заруцкого. // Ученые записки Ленинградского государственного педагогического института, 1939, № 19.


[Закрыть]
Таким образом, поляков могло быть не более 1 500 человек: и то в Речи Посполитой (в Польше) тогда обитали предки современных белорусов, литовцев и украинцев. Причем в подчинении Лисовского было очень много и русских крестьян, участвовавших в восстании И.И. Болотникова (1565–1608)!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 | Следующая
  • 4.3 Оценок: 20

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации