Текст книги "Святая юность"

Мученица Агния

(Память 21 января)

Мученица Агния приняла венец святости в возрасте еще более молодом, чем Неофит: ей было тогда всего тринадцать лет. Она была римлянка рождением и родителями своими воспитана в благочестии. Молодая годами, она была зрела разумом, была прекрасна лицом, сияла великой верой и любовью к сладчайшему Иисусу, покорившему ее чистое сердце, и не мечтала она о другом земном женихе, уневестив себя небесному Обручнику.

Она очень понравилась сыну градоначальника, который видел ее возвращающейся из училища. Разузнав, где она живет, он стал посылать ее родителям богатые дары, обещая присылать гораздо больше, чтобы только она стала его невестой.

Агния отвечала на все отказом, говоря, что она обручена с лучшим Женихом, имеет от него более прекрасные дары и что изменить Ему не может. Чтобы приобрести ее любовь, молодой человек не жалел ничего: он купил еще лучших даров – из драгоценных каменьев, золотой утвари, многоценных одежд, – и сам просил ее и уговаривал через друзей и соседей, чтобы она забыла своего жениха и дала слово ему за его любовь к ней, за его знатность, богатство, за все те блага земные, которые он постарается перед ней повергнуть.

«Отойди от меня, искуситель, – отвечала ему юная дева. – Другой предупредил тебя, прислав мне лучшие дары и украшения. Он обручился со мной перстнем веры. Ты не можешь сравниться с Ним ни родом, ни саном. Он возложил на меня дорогие уборы духовной красоты, на шею и на десницу мою драгоценные каменья, и одел меня в золототканые одежды, и показал мне бесценное сокровище, которое обещает дать мне, если я сохраню к Нему веру. Не могу смотреть я ни на кого другого, чтобы не обесчестить моего первого Обручника. Я связана с Ним крепким союзом любви. Его знатность несравненна, могущество неотразимо, красота неописанна, любовь сладчайша. Она строит мне дивный чертог. Он весь чуден.

Ему служат Ангелы, солнце и луна. По слову Его мертвые воскресают, прикосновением Его больные исцеляются. Его богатство никогда не иссякает, хранилища не оскудевают. Ему я хочу быть верной, ему себя вверяю».

От отказа Агнии жених с печали заболел, и когда отец услыхал о причине его болезни, то послал приближенных к родителям Агнии, чтобы обручить ее своему сыну. Опять последовал отказ, и тут обнаружилось, что Агния – христианка. Отец обрадовался, думая, что запугает ее и заставит исполнить свою волю.

Долго уговаривал градоначальник Агнию согласиться на брак с его сыном и отречься от Христа. Оскорбивший Агнию сын градоначальника пал мертвым, но был воскрешен словами Агнии и уверовал во Христа, причем с ним уверовали сто шестьдесят свидетелей этого чуда. Тогда Агния была приговорена к сожжению. Ее бросили в огонь. Но пламя разделилось и пошло на две стороны, не трогая девы. И святая среди двух огненных стен громко славила Бога. После этого велено было пронзить гортань святой мечом. И вознеслась Агния на брак к бессмертному своему Жениху..

Память священномученика Климента Анкирского

(Память 23 января)

Родители священномученика Климента Анкирского были разной веры: мать его была христианка, отец – язычник.

Мать его, Евфросиния, воспитала его в христианстве и в добрых нравах, всю силу своей души она вложила в его первоначальное воспитание.

Ей тяжек казался брак с язычником, но, выходя замуж, она мечтала о том, как приведет мужа своего к истинной вере. Но не только в этом не успела, но муж, наоборот, старался склонить ее к язычеству. Вскоре после рождения сына, Климента, отец его умер, и мать питала его благочестием, как молоком.

Тихо шли детские годы его в частом хождении в церковь, в изучении священных книг, в тех добрых делах, к которым приучала его мать.

Ему было всего двенадцать лет, когда Евфросиния почувствовала, что смерть ее близка.

К тому одру, с которого она уже не вставала, она позвала своего Климента и стала говорить с ним о его жизни. Было что-то особое в этом предсмертном завете христианской вдовы, которая старалась утвердить в сердце своего сына самое дорогое для нее – сокровище веры.

Как глубоко должны были врезаться в сердце Климента эти слова его матери, любимой и навсегда его оставлявшей! Ему казалось тогда, что он вдруг стал взрослым, так как до сих пор его оберегали отовсюду заботы его матери, а теперь уже никто не будет больше о нем думать, и он должен направлять свою жизнь.

В притихшем покое тихо раздавались проникновенные слова умирающей матери, полные глубокой мысли, – те слова, которые сын сберег и в своей жизни исполнил.

«Милое дитя мое, – говорила Евфросиния, – ты осиротел с пеленок, но Христос Бог был тебе отцом и обогатил тебя Своими дарами. Я, мать твоя, родила тебя плотью, а Христос родил тебя духом, считай же Его своим отцом, а себя Его сыном. Смотри, чтобы не напрасным было твое усыновление Богу. Служи единому Христу Господу, полагая свою надежду на Христа. Он воистину наше спасение и жизнь бессмертная. Он с небес сошел к нам, чтобы нас с Собой вознести к небу. Он сделал нас возлюбленными детьми Своими и обожествил нас. Тот, кто служит такому Владыке, избегнет всех диавольских сетей и одолеет всякие сопротивные силы. Он не только посрамит нечестивых правителей и мучителей, поклоняющихся идолам, но сотрет главы всех тех бесов, которых они почитают».

Крепко держа сына за руку, Евфросиния заливалась слезами и, вдохновенная наитием благодати Божией, стала пророчески предсказывать судьбу сына своего.

«Молю тебя, – говорила она, – возлюбленное чадо, одним даром воздать мне за все мои о тебе страдания и попечения. Предстоит лютое время, начнутся гонения. Ты же, приведенный перед владыками и царями, будь тверд, окажи мне эту честь, стой за Христа дерзновенно и мужественно, сохрани крепко и непоколебимо свое исповедание, а я уповаю на Христа, что скоро увенчает тебя венцом мученичества – в почесть для меня и во спасение многих душ…

Приготовь же сердце твое к подвигу страдальческому, чтобы время не нашло тебя неготовым. Знай, что золоту полезно, чтобы оно перегорело в горниле искушений. Не бойся: страдания временны, а воздаяние вечно. Скоро проходит скорбь, и вечно остается радость. Кратковременно земное бесчестие, и вечная от Бога слава. Один день продолжаются угрозы мучителей и раны, и бывает поругаема ярость земных мучителей, и угашается огонь, которым они пытали Христовых мучеников, ржавчина изъедает их мечи, погибают их силы. Из-за этих ничтожеств, грозящих тебе, не отказывайся от Христа, но взирай на небо и оттуда ожидай великого, богатого, вечного от Бога воздаяния.

Бойся Его величия, ужасайся Его суда, трепещи Его всевидящего ока, ибо те, которые отрекаются от Него, готовят себе страшную судьбу, а те, которые Его открыто исповедали, будут жить в неизреченном веселии и радовании и примут отраду со святыми исповедниками. Так вот, милый сынок мой, воздай мне за муку рождения твоего и за труды твоего воспитания тем, что я явлюсь матерью исповедника Господня, что прославлюсь в теле сына моего, за Христа страждущего.

Вот, сын мой, я уже стою у кончины моей. Завтра не загорится для меня этот видимый свет. Ты теперь для меня свет мой во Христе; ты жизнь моя в Господе. И молю я тебя, чтобы не постыдиться мне в уповании моем на тебя, но чтобы спаслась я, как говорит апостол, через чадородие. Я родила тебя, и пусть я постражду в твоем теле, как бы это тело было мое собственное. Не щадя, пролей ту кровь, которую ты получил от меня, чтобы и мне получить за это награду. Предай тело твое на раны, чтобы я ими возвеселилась перед Господом.

Некогда еврейская жена[3]3
  Соломония, мать Маккавеев.


[Закрыть] принесла Богу за благочестие семь сыновей своих, душой своей пострадала в телах сыновей своих и осталась непобедимой. А для моего спасения достаточно страдания тебя одного, если ты крепко будешь подвизаться за благочестие. Предваряя нынче тебя, я, идя перед тобой, указываю тебе путь к Богу. Телом отхожу, а дух мой да не будет отлучен от тебя, чтобы мне с тобой сподобиться предстать к престолу Христову, хвалясь перед Ним твоими страданиями и великими твоими подвигами…»

Так говорила эта умирающая христианка. Лучшим счастьем своим она считала, если рожденное ею дитя пострадает на земле за Христа и явится к ней в вечные обители в мученическом венце. Она смотрела на своего милого сына, обнимая его, целуя его голову, очи, лицо, уста, руки и пальцы. И в уверенности, что сын исполнит ее завет и отойдет к Богу прекрасной, чистой жертвой, она, целуя его, говорила: «Блаженна я, что лобызаю тело мученика».

И в тихой беседе, склонясь на грудь сына, она предала душу свою в руки Господа и с миром почила.

Какое лучшее наследство могла оставить христианка своему сыну, как не эту пламенную веру, которую она в нем воспитала, разжигая в нем стремление принести Богу в жертву жизнь, полную надежд!

По погребении матери двенадцатилетний Климент остался в горьком сиротстве: у него был только небесный Отец. И Бог, общий Промыслитель, пекущийся о сиротах и бедных, дал отроку Клименту другую мать.

В том же городе жила одна знатная, уважаемая, богатая женщина, именем София, бывшая в дружеских отношениях с матерью Климента. Жила она в Боге, занималась молитвой день и ночь и, так как была бездетна, приняла к себе блаженного отрока Климента, любила его, как бы настоящего своего ребенка, и всячески о нем заботилась.

В то время по той стране свирепствовал голод, и язычники бросали по дорогам своих детей, не зная, чем их накормить, а сами разбегались из города в разные стороны.

Тогда Климент этих покинутых детей стал собирать в дом своей названой матери Софии, воспитывал их на ее средства, одевал, учил и приводил к святому крещению, и из дома Софии образовались сиротопитательница и училище, так что она стала в Боге матерью многих детей.

А сам Климент в раннем отрочестве, являясь мужем совершенного разума, стал умерщвлять постом и воздержанием свою плоть. Живя по-монашески, он питался одним хлебом и овощами, пил одну воду. Потом, ввиду уважения, каким он пользовался, Климент в двадцать лет был поставлен епископом. Когда же открылось гонение императора Диоклетиана, Климент в течение двадцати восьми лет подвергался мученичеству, посылаемый из города в город и в этих городах обращая ко Христу множество народа.

Когда на престол вступил император Максимин, о Клименте и страдавшем вместе с ним юноше Агафангеле было донесено: «Что делать с этими странными юношами? Много лет мучим их, но они остались живы, и вот – мы думаем, не бессмертны ли они?»

В день 23 января после совершения божественной Литургии Климент был обезглавлен…

28-летнее мученичество его является совершенно исключительным в летописях христианства.

Христианская мать

(25 января память мученицы Филицаты и ее семерых сыновей)

В 164 году в Риме за проповедь христианскую были схвачены дети мученицы Филицаты. Им предстояло или отречься от Христа и остаться жить, или принять за Христа мученическую смерть.

Праведная мать их не только не думала отклонять их от подвига исповедничества, но просила – умоляла детей безбоязненно и крепко стоять за веру. Сперва мать с детьми были жестоко пытаны, потом пять различных судей судили их, и все они были замучены различными пытками. Имена сыновей этой счастливой матери – святые: Януарий, Феликс, Филипп, Сильван, Александр, Виталий и Марциал.

Детские годы святителя Григория Богослова

(Память 25 января)

Григорий Богослов, уроженец восточной части Азии, происходил из благородной и благочестивой семьи. Мать его, Нонну, можно считать высоким образцом христианской женщины. Отец его, Григорий, был язычником, и, выйдя за него замуж, благочестивая Нонна молилась Богу, чтобы с помощью Божией привести мужа своего в христианство. И было ему такое видение: ему казалось, что он поет слова из псалмов Давида, которых раньше никогда не было на его устах и которые он слыхал от своей молящейся супруги.

В этом пении он ощущал необычайную сладость. Проснувшись в радости, он рассказал обо всем супруге, и она поняла, что Сам Бог призывает мужа ее к Себе. Она стала говорить ему о христианской вере и привела его ко Христу. Вскоре он принял крещение, а впоследствии был в своем родном городе Назианзе епископом.

Блаженная Нонна, получив от Бога долгожданную милость, стала молиться о другом: чтобы Господь послал ей сына, и она обещала, что ребенка, который у нее родится, она посвятит на служение Богу.

И Бог, творящий волю боящихся Его и внимающий их молитве, исполнил просьбу сердца благочестивой жены. В ночном видении Он предуказал ей, какой у нее родится отрок: она видела своего будущего ребенка и узнала его имя.

Григорий был мальчик великих способностей, острого ума, был усердный и бодрый в учении и легко одолевал даже такие знания, которые с трудом даются взрослым. Он не любил детских шуток, не терпел праздности, всегда был занят. Когда он стал постарше, мать рассказала ему, как она его вымолила у Бога и как обещала посвятить на служение Богу. И глубоко запали в душу мальчика эти рассказы. Он был разума поразительного, являя во всем любовь ко Христу, любил целомудрие душевное и положил себе в закон сохранить во всю жизнь непорочность тела и души.

В этом намерении утвердило его одно таинственное видение. Однажды во время сна увидел он перед собой двух девиц, облаченных в белые одежды. Блистая красотой, равные ростом и летами, они не имели на себе никаких украшений – ни золота, ни серебра, ни жемчуга, ни драгоценных каменьев, ни дорогих монист, ни шелковых мягких одежд, ни золотых поясов. Одетые в простые белые одежды со скромными опоясаниями, с лицами, занавешенными тонкой тканью, опустив взоры книзу, они были полны целомудрия и стояли молча, сияя непорочной своей красотой.

Отрок, глядя на них, ощущал в сердце своем великую радость и не знал, земные ли то девы или они выше земли. Ласково смотрели на него светлые девы, видя, как он радуется на них.

– Кто вы? – спросил он. – И откуда пришли?..

Первая назвала себя мудростью, а другая – воздержанием. И сказали они, что предстоят престолу Царя славы Христа:

– Будь в единомыслии с нами, чадо, и мы вознесем тебя на небеса…

При этом обещании они стали подыматься к небу, а отрок Григорий провожал их робким взором, пока они не скрылись за облаками, и, очнувшись, ощутил в сердце невыразимую радость…

Вся жизнь Григория Богослова была проникнута тем духом воздержания и целомудрия, в котором богатейшее развитие получили его великие природные способности.

О том, в каком настроении прошла юность святителя, он сам вспоминал в таких прекрасных словах: «Меня не пленяли прекрасные волны шелковых одежд. Не любил я продолжительных трапез, не любил пресыщения, матери плотоугодия. Не любил я жить в громадных великолепных палатах, расслаблять сердце нежными звуками, предаваться неге и ласкать себя роскошными благоуханиями благовонных мазей. Серебро и золото предоставлял я другим. Мне приятнее всего был кусок хлеба, сладкая приправа – соль, питье – трезвенная вода. Мое богатство – Христос, постоянно возносящий мой ум к небесам. Не нужно мне ни счастья, которое проходит скоро, как разливающееся дыхание, ни скорогибнущей славы. Не важно для меня увеселяться лживыми мечтами, которые одни за другими уходят и исчезают».

Преподобные Ксенофонт и Мария и сыновья их Иоанн и Аркадий

(Память 26 января)

Один из первейших цареградских вельмож, Ксенофонт, жил по-христиански. Он не возносился своим положением и усердно помогал бедным, посылая свое богатство их руками в небо.

Когда детям его, Иоанну и Аркадию, настало время получить образование, сообразное их званию, родители отправили их в финикийский город Вирит, славившийся в то время своей образованностью.

Через несколько времени Ксенофонт разболелся, и супруга его Мария выписала детей обратно, чтобы проститься с отцом. Отцу стало лучше от радости свидания, и он произнес тут детям своим поучение, которое должно помнить всем христианам:

«Завещаю вам, дети: во-первых, бойтесь Бога, стройте жизнь свою сообразно Его святым заповедям. Подражайте отцу своему, который был любим и почитаем не за его сан, а за его кротость и доброту. Он никогда никого не обидел, не оклеветал, не уничижил, никому не позавидовал, а всех любил, со всеми жил в мире, вечером и утром не оставлял церкви Божией, не презирал нищих, но питал их и каждого утешал словом и делом, всегда посещал находящихся в темницах и, выкупая из плена, многих пленников отпустил на свободу.

Я полагал ограждение устам моим, чтобы не говорить ни зла, ни лукавства, и не взирал на чужую красоту, чтобы не исполниться нечистых пожеланий. Угождайте и вы Богу, и Бог подаст вам долгую жизнь. Раздавайте милостыню убогим, вдовам и сиротам, посещайте больных и заключенных, избавляйте несправедливо осужденных, имейте сами мир, храните верность вашим друзьям, благодетельствуйте врагам, не воздавайте злом за зло, но ко всем будьте добры, кротки, любящи, блюдите непорочной вашу чистоту душевную и телесную, благотворите священникам и инокам, посещайте и не забывайте скитающихся Господа ради в пустынях, горах, вертепах и пропастях земных, и не оскудеет рука ваша через милостыню. Достойную честь воздавайте вашей матери, слушайте ее для страха Господня, всегда творя ее волю и никогда ее не ослушиваясь. Будьте милостивы к рабам вашим, старых отпускайте на свободу, до конца обеспечивайте их пищей и кровом. Помните, что скоро прекратится мир этот и ни во что обратится его слава, и да будет с вами мир Божий».

Внимая отцу, дети тихо плакали и уверяли его, что он еще долго с ними поживет. И последовало ему в видении чудесное извещение, что Господь ему продолжает жизнь. Выздоровевши, Ксенофонт велел детям ехать обратно кончать свое учение.

В море постигла их страшная буря. В слезах, на корабле, который кидало из стороны в сторону и било волнами, братья молили Бога продлить им жизнь. Капитан судна с матросами сел в небольшой, но безопасный челн, надеясь на то, что их прибьет к берегу, а Иоанн и Аркадий со своими рабами остались беспомощными на корабле. Волны уже разбивали его, отовсюду хлестала вода. Видя наступление последней гибели, братья сбросили одежду, чтобы дольше продержаться на поверхности волн, и с рыданием звали своих далеких родителей, как будто они стояли перед ними:

– Живи, дорогой отец, живи, милая мать; вы больше нас не увидите, и мы не увидим вас.

Потом они стали прощаться друг с другом:

– Возлюбленный брат, свет очей моих, как ужасно разлучаемся мы! Где родительские молитвы за нас? Где их благодеяния нищим, взошла ли к Богу хоть одна молитва их за нас или если и взошла, то была ли услышана по грехам нашим? Отец, прилежно заботящийся о нашем воспитании, ты даже не увидишь нас и мертвыми! Мать, мечтавшая о браке сыновей своих и до времени готовившая им брачный чертог, ты не увидишь даже и гроба сыновей своих! Вы надеялись в глубокой старости получить от нас погребение, а вы не можете оказать нам этого последнего долга!

Перед тем, как кинуться в море, они обнялись и крикнули друг другу: «Спасайся, брат, и прости меня». А к Богу взывали: «Хоть в смерти не разлучай нас, но пусть единая волна нас покроет и одна утроба морского зверя да будет нам гробом». «Спасайтесь, друзья, и простите нас!» – закричали они своим рабам. И, когда корабль стал погружаться, они схватились за подвернувшиеся под руку балки и очутились в воде, и далеко разнесло их волнами.

Благодать Божия, готовя в них великих угодников, спасла их всех и прибила к разным странам: рабов в одну сторону, Иоанна в другую, Аркадия в третью; и не столько радовались они о спасении своем, как тужили о гибели других.

И снова в природе все было спокойно и ласково. Младенцем, улыбающимся в колыбели, казалось под синим небом то море, которое еще накануне свирепствовало и жестоко губило людей.

Грустно озирал Иоанн тот берег, куда он был выброшен, и говорил себе: «Как явлюсь я перед лицом человеческим? Пойду в монастырь, где живут иноки, и там в нищете и смирении буду служить Богу, спасшему меня от смерти. Вероятно, для того Господь не внял молитвам, что родители хотели женить нас, оставить нам свои великие богатства, и мы погибли бы в суете мира, и лучшую долю послал нам Вседержитель».

– Господи, – говорил он, воздевая руки к Богу, – Ты, спасший меня от волн морских и от смертной борьбы, спаси и раба Твоего, брата Аркадия, избавь его от горькой смерти, как и меня избавил милостью Твоей. И если Ты сохранил его живым, то отверзи ему ум, чтобы направить его в иноческой жизни. Дай ему угодить Тебе. Спаси же и бывших с нами рабов, чтобы ни единый от них не погиб в море, но чтобы во всех их прославилось Твое святое имя.

Углубляясь внутрь страны, Иоанн дошел до иноческой обители. Вратарь подал ему одежду, предложил трапезу и стал расспрашивать его, откуда он.

Иоанн поселился в этом монастыре и вскоре принял там пострижение.

Между тем Аркадий, тоже оставшись в живых, был прибит к берегу Святой Земли. Он получил на берегу от одного доброго человека старую одежду, оделся в нее, пошел в бывшую вблизи церковь и со слезами стал молиться о спасении брата. Он уснул, и тут было ему видение.

Видит он брата своего Иоанна, и тот говорит ему: «Зачем, Аркадий, ты так горько оплакиваешь меня и смущаешь сердце твое? Я жив благодатью Христовой, не печалься».

С обновленным духом проснулся Аркадий и благодарил Бога, что Он утешил его.

– Что делать мне? – стал он раздумывать. – Вернуться к родителям? Но так как брата моего не будет со мной, то я опечалю их… Продолжать ли учение и потом вернуться к ним, но, видя меня одного, они зарыдают… Отец мой всегда почитал иноческую жизнь, приближающую душу к Богу… Пойду в монастырь и стану иноком.

Обойдя достопамятные места Святой Земли, он стал искать места для иноческой жизни и встретил прозорливого старца, который прямо сказал ему: «Не печалься – брат твой жив, как живы и все бывшие с вами на корабле. Все они стали иноками, также и твой брат Иоанн. Твоя молитва услышана. Придет день, и ты увидишь брата». Этот прозорливый инок постриг Аркадия в лавре святого Харитона.

Уже прошло два года, как потонул корабль, везший детей боярина Ксенофонта и Марии, и Ксенофонт снарядил одного из рабов своих в Вирит, чтобы повидать Иоанна и Аркадия и разузнать, здоровы ли они и скоро ли закончат свое учение. Он удивлялся, что дети за это время ему ни разу не написали.

Раб, не найдя их в Вирите, отправился искать их в Афины: думал, вдруг они изменили свое намерение и поехали в Афины, где был расцвет эллинской образованности. Но и там он их не разыскал и ни от кого о них не слышал. Готовясь вернуться в Византию, он как-то встретился с монахом, шедшим на поклонение в Иерусалим. Лицо этого монаха было ему знакомо – он оказался одним из рабов, сопровождавших Иоанна и Аркадия в Вирит. От этого раба он узнал о крушении корабля. «Из всех уцелел я один, – говорил раб, – ноя предпочел начать иноческую жизнь, чем возвращаться домой и принести такую злую весть нашим господам. И теперь я стал иноком и иду на поклонение в Иерусалим».

Посланец вернулся в Царьград с печальной вестью… Вот уже он в знакомом доме, в знакомых покоях. Но сердце его скорбно, он не может раскрыть рта и молчит. Призвала его к себе Мария, со страхом спрашивает его:

– Здоровы ли дети наши?

– Здоровы, – отвечает он.

– А где их письма?

– Пропали в дороге.

– Говори правду, – произнесла несчастная мать, – душа во мне трепещет, силы духа оставляют меня.

Тогда раб зарыдал: «Увы, госпожа, твои любимцы погибли в море, корабль разбился, и все утонули».

Не криком отчаяния, не ропотом, не рыданием выразила Мария свою скорбь. В комнате воцарилось молчание. Молчал смущенный раб, молчала госпожа, и потом она тихо проговорила: «Благословен Бог, устроивший так, как было угодно Его воле; буди имя Господне благословенно отныне и до века… Бог дал, Бог взял. И все, что Он делает, то нам на пользу…» Рабу она велела никому не рассказывать о гибели детей.

Вечером вернулся из царских палат Ксенофонт. Он шел, окруженный множеством слуг, которые предшествовали ему и следовали за ним. Тут он сел за стол, так как принимал пишу один раз в день. Мария рассказала ему о приходе раба и открыла ему страшное горе.

Глухой стон вырвался из груди отца, но он пересилил себя и произнес: «Да будет благословенно имя Отца и Сына и Святого Духа вовеки… Не скорби, госпожа: я верю, что Господь не допустит погибнуть детям, и я надеюсь, что он успокоит опечаленных родителей. Будем молиться Ему всю ночь об этом. Верь, что Господь откроет нам, живы они или нет…»

Они заперлись в молитвенной храмине своей и всю ночь молились в ней со слезами, с той верой, которая двигает горами. К утру прилегли отдохнуть – всякий в отдельном покое, и было им обоим порознь видение… Они видели детей своих, предстоящих в великой славе Христу Господу: для Иоанна был приготовлен престол, венец и скипетр царский, украшенный драгоценностями; над Аркадием сиял венец из звезд, и крест был в деснице его.

Родители пересказали друг другу это сновидение и поняли, что сыновья их живы и что их покрывает милость Господня.

– Мария, – сказал Ксенофонт, – я почему-то чувствую, что сыновья наши в Иерусалиме. Пойдем туда на поклонение святым местам и, быть может, найдем там детей.

И они собрались. Сделав все нужные распоряжения управляющему, раздав обильную милостыню и захватив с собой достаточное количество золота, они поплыли к Иерусалиму.

Там обходили они святые места и затем стали посещать святыни, окружающие Иерусалим, повсюду ища своих детей.

В Палестине встретили они одного из бывших своих рабов, ставшего иноком, и он утверждал, что все утонули, кроме него.

В Иорданской стране родители встретили того прозорливого старца, который постригал в иноческий образ сына их Аркадия, и, когда они подошли под благословение к нему, прозорливый старец произнес: «Что привело вас в Иерусалим, как не надежда увидеть потерянных детей ваших? Не скорбите, чада, дети ваши живы, и Бог открыл вам во сне уготованную им славу. Когда вернетесь от Иордана во Святой град, то увидите чад ваших…» И старец, утешивши родителей, как некогда утешил Аркадия, быстро простился с ними. Прозорливый старец пришел в Иерусалим и в церкви Воскресения Христова у святой Голгофы сел на землю. В это время юный инок Иоанн, сын Ксенофонта, пришел в Иерусалим поклониться святыне из своей дальней обители. Он подошел к старцу под благословение, и старец сказал ему, что родители его сейчас будут здесь и ищут его, а сам он ищет своего брата.

– Садись около меня, – отвечал старец, – и скоро увидишь своего брата. И тут действительно подошел другой юный инок, Аркадий. Но как трудно было его узнать: от телесных трудов иссохло лицо его, и от безмерного поста глаза были еле заметны на лице. Увидевши знакомого старца, он бросился к нему и сказал: «Отец, ты оставил свою ниву, не посещаешь ее третий год. Много выросло на ней терний, и немало предстоит тебе потрудиться, чтобы очистить ее».

– Знай, чадо, – ответил старец, – что я время от времени посещаю тебя и верую Господу, что на сердце твоем нет терний, а выросла лишь пшеница, достойная трапезы Царя царствующих. Сядь около меня.

Аркадий сел. И так сидели, разделенные этим старцем, два брата, не узнавая друг друга. Когда же старец навел речь Иоанна на то, откуда он, и Иоанн назвал отца своего и брата Аркадия, они бросились навстречу друг другу и с плачем обнимались.

Через два дня вернулись с Иордана Ксенофонт и Мария и пришли помолиться на Голгофу и у Живоносного Гроба Господня. Тут встретили они того же прозорливого старца и просили его исполнить данное им обещание, показать им детей их. А оба юноши-инока стояли около старца, но старец велел им молчать и не подымать взоров от земли. Дети узнали родителей и радовались, но родители не могли узнать детей своих, так как они были в иноческой одежде и лица их сильно изменились.

– Идите туда, где вы остановились, – сказал Ксенофонту и Марии прозорливый старец, – и приготовьте нам трапезу, я приду с учениками моими, а потом открою вам, где ваши дети.

И вот Иоанн и Аркадий со старцем сидят в гостях у родителей своих.

– Как живут дети наши? – спрашивают Ксенофонт и Мария у старца.

– Не сокрушайтесь о детях ваших, – говорил старец, – они подвизаются добрым подвигом.

– Как нравятся мне ученики твои, – сказал Ксенофонт старцу, – как был бы я рад, если бы и дети наши были таковы; моя душа влечется к этим юным инокам. Когда я увидел их, почувствовал какую-то радость.

– Чадо, – сказал отец Аркадию, – расскажи, где ты родился, где воспитан и откуда сюда приехал.

И начал Аркадий повествовать все о себе. Тут родители узнали, что перед ними их сыновья, и после первой радости свидания прославили соединившего их Бога.

Иоанн и Аркадий стояли на верной дороге ко Христу. Ксенофонт и Мария, давно уже жившие жизнью иноческой, поняли, что они должны разделить судьбу сыновей своих. Прозорливый старец постриг их, и все они расстались. Аркадий, простившись с родителями, ушел со старцем в пустыню. Ксенофонт через доверенного продал византийский свой дом, все имения, отпустил рабов на свободу и поселился в пустыне в безмолвии, а Мария вступила в женскую обитель. И все они угодили Богу и сподобились великих даров. Иоанн и Аркадий просияли среди пустынников, как светила, и, предузнав кончину свою, отошли к Богу.