Текст книги "В режиме бога"

И уж чего Виктор точно не ожидал от Лёхи – что, имея в распоряжении такой необычный скрипт, тот будет продолжать демонстрировать свои унылые творения, которые Сигалов иначе как матерно про себя уже не называл.

– И всё это время ты показывал мне свои пыльные креативы, – сокрушенно проговорил Виктор. – Совал мне это фуфло с линялыми шторами, дребезжащими трамваями, какие-то продавленные диваны, древние кувшины…

– Китайский фарфор, – скромно вставил Шагов. – Это я сочиняю для себя, мне нравится. А чужой скрипт так и остался чужим. Я иногда его ковыряю… До сих пор не понял, зачем он мне нужен. Получается, что не нужен. Собирался уже удалить с рабочей станции, но вначале решил показать тебе. Просто поржать.

– Над твоей идиотской смертью?

– Я предпочел бы называть ее необъяснимой.

– Идиотская, – с хмельной настойчивостью повторил Сигалов. – Дырка в голове, непонятно откуда взявшаяся… Почему мне это не помешало? Почему я в это поверил, проглотил и продолжал воспринимать всё серьезно?

– Вот и я о том же, – с укором поддакнул Шагов. – Разлитый вискарь тебя впечатлил, а моя смерть – нет.

– Наливай, – решительно произнес Сигалов.

– И?.. – Алексей уловил, что за этим последует какое-то продолжение.

– Да, – ответил Виктор на его невысказанный вопрос. – Сейчас разберемся. Хочу еще раз посмотреть.

– Красавец!

– Только убери оттуда эту самодеятельность с «Джеком». Пусть будет как в оригинале. Хотя нет, не трать время. Никто меня не арестует, и никуда меня не повезут. Сейчас я им покажу реальную логику и небо в алмазах! Я столько детективов распутал… Да что там распутал – я их вначале сам же и запутал! Но ты туда больше не суйся, понял?

– Добро! – азартно произнес Шагов, вручая Виктору карту памяти.

Сигалов пересел ближе к рабочей станции и распаковал обруч, подаренный Авериным. При других обстоятельствах он поберег бы новый гаджет – у него, как у любого морфоскриптера, и так скопилась целая коробка. Однако сейчас, в нетрезвом запале, Сигалов готов был на всё. Он хотел дать немуль Шагову, но тот уже достал из кармана свой. Знал же, знал, зачем явился… И ведь уломал-таки, экспериментатор.

Последним, о чем успел подумать Виктор, был экспорт новостей из реальности в морфоскрипт. Этот примитивный, по сути, способ позволял автоматически обновлять придуманный мир, ничего в нем не нарушая и не переделывая. Как раз такого решения Сигалов искал и для своего проекта, но сам почему-то не догадался. Он отметил, что надо бы записать, пока не забылось, и принялся разыскивать на столе маркер, но вместо маркера под руку попалась рюмка – Виктор выпил, – а через секунду уже не вспомнил ни о маркере, ни о новостных лентах. Его глаза были закрыты, пульс замедлялся.

Кабина лифта летела вниз, тело весило ровно столько, чтобы не оторваться от пола. Номера этажей на табло сменялись с такой скоростью, что взгляд еле успевал их фиксировать: «22»… «18»… «12»…

Сигалов поднял правую руку, чтобы почесаться, и вместе с ней на легком пластиковом браслете поднялась левая. Полицейские неодобрительно покосились, давая понять арестованному, что контролируют каждое его движение.

– Это уже завтра, сегодня не успеть, – сказал в трубку Коновалов и спрятал ее во внутреннем кармане плаща.

Виктор посмотрел на его отражение в хромированной панели и поймал себя на том, что не может вспомнить имя-отчество капитана. Он знал звание и фамилию, а вот имя почему-то вылетело… как и многое другое. Последний час Виктор провел словно во сне, и, хотя они с Алексеем изрядно выпили, проблема была не в этом. Собственно, проблем вообще не было – пока пьяного Лёху не переклинило и он не бросился в драку. Сигалов так и не понял, что послужило поводом. Шагов опять затянул свою волынку о чистом творчестве ради вечности, о классиках русской литературы и прочем подобном, потом начал углубляться и дошел аж до древних греков с их древними трагедиями. Виктор, конечно, огрызался и острил в ответ, но всё было в рамках, всё было как обычно… Пока Лёха вдруг не сбил его с ног и не начал душить. Сигалов лежал на полу, в панике глотая ускользающий воздух и бестолково взмахивая руками, – он мог бы ударить Шагова хоть в нос, хоть в глаз, но это казалось таким странным… Взять и ударить Лёху. Это было невозможно. А потом ладонь сама нащупала горлышко. Бутылка валялась рядом, Виктор должен был наткнуться на нее раньше, но раньше ему даже в голову такое не приходило. А когда воздуха не осталось совсем, когда легкие слиплись, будто мокрый пакет, когда в глазах запорхали черные бабочки, – анализировать и рассчитывать силу удара оказалось уже поздно. Виктор был способен лишь на одно движение, на самое последнее, и он его сделал. И сразу же стало легче: Лёхины пальцы разжались, в грудь ворвался воздух, стальной молот в мозгу стих, бабочки разлетелись.

Спустя полчаса Сигалов вызвал полицию и смиренно дождался наряда, стараясь не смотреть на тело Шагова. Хотелось накрыть его пледом, по крайней мере – лицо, но дежурный на линии запретил прикасаться к чему-либо до приезда экспертов.

Кабина остановилась. За раскрывшимися створками стоял худой невысокий мужчина с черными французскими усиками. Незнакомец держал в руке потертый портфель «под крокодиловую кожу», хотя, возможно, она и вправду была крокодиловой, иначе как еще объяснить, что не бедный, судя по всему, человек таскается с таким старьем. На мгновение их взгляды пересеклись, и Виктор испытал странное чувство, будто они уже где-то виделись.

– Отойдите с прохода, – приказал Коновалов. – А ты выходи быстрей, – тем же тоном обратился он к Виктору.

Сигалова довели до полицейской машины и усадили назад, за пластиковую решетку. Сиденье рядом с водителем было свободно, но Коновалов потеснил Виктора и занял место на заднем сиденье.

– Чего стоим? – бросил следователь.

– Господин капитан, вы бы пересели вперед, – предложил водитель.

– Поехали, говорю!

Сержант за рулем не стал спорить и, круто развернувшись на пятачке возле дома, направился к выезду. Следом на небольшом расстоянии катил второй автомобиль с полицейскими.

– Не туда… – обронил Виктор.

– Объезжаем, там асфальт перекладывают, – отстраненно проговорил Коновалов, пролистывая в коммуникаторе ворох сообщений. Потом завозился, убирая трубку в карман плаща, и вдруг опомнился: – Ты же не местный, Сигалов. Откуда ты знаешь, какой здесь участок и где он находится?

Виктор пожал плечами:

– Просто знаю.

– Ты бы поменьше трепался, Витя, – вполголоса заметил капитан. – Кто-нибудь другой на моем месте мог бы решить, что ты заранее выяснил маршруты и время прибытия. И тогда хана твоей версии про самооборону. Следы на шее, я бы сказал, не самые убедительные. Вот в морге – там да, там следы. А у тебя совсем не такие.

Виктор не мог понять, кого сейчас играет капитан – доброго следователя или злого. Получался какой-то средний. Возможно, Коновалов таким и был – средним во всех смыслах.

– Не напрягайся так, не надо. – Капитан фамильярно пихнул Сигалова в бок. – Я на тебя умышленное убийство вешать не собираюсь. Формальности только выполним, и отправишься домой, под подписку о невыезде. Если, конечно, чего другого за тобой не всплывет, – добавил он как бы в шутку.

Виктора это должно было напугать, но даже не удивило. Он находился в странном состоянии полусна, которое само по себе беспокоило гораздо сильнее, чем то, что произошло накануне. Всё это словно уже где-то было, даже фамилия Коновалова казалась знакомой. Вот с именем-отчеством оказалось сложней. Вроде бы капитан называл их, но Сигалов так и не запомнил. А фамилия… Стоило Коновалову представиться, как Виктор подумал, что вспомнил бы и сам, если бы немного сосредоточился. Хотя как раз этого он в данный момент и не мог: сосредоточиться было неимоверно трудно, невозможно.

Коновалов тем временем начал что-то подробно объяснять про адвокатов. Виктор не обращал внимания, он сидел как парализованный и таращился в окно. На крыше вращались проблесковые маячки, синие вспышки отражались в соседних машинах и в лицах пассажиров. Кто-то раздосадованно щурился, кто-то с интересом разглядывал арестованного на заднем сиденье.

– В любом случае мы еще не закончили, – сказал Коновалов тем тоном, которым как раз и принято заканчивать разговор.

– Ага, – обронил Виктор, даже не стараясь вникнуть.

Последнюю пару минут его внимание было приковано к юркому автомобилю небесного цвета. Легендарный «жук» Фольксвагена, одобренный, если историки не врали, еще Гитлером, недавно был реанимирован японцами под названием «Ladybug». Поскольку на русский это переводилось как «божья коровка», то к машине прилипло народное прозвище «тёлка». Ездили на «ледибагах» в основном женщины, что придавало альтернативному названию некоторую двусмысленность.

Ярко-синей «тёлкой» в левом ряду управляла какая-то упрямая молодая особа, не желавшая отставать от полицейской машины с маячками. Возможно, девушка думала, что раз полиция везет арестованного, то на превышение скорости никто отвлекаться не станет. Возможно, она не думала вообще ни о чем. У нее было каре с длинной косой челкой, закрывавшей половину лица, поэтому Виктор и сам не понимал, то ли он уже видел эту брюнетку раньше, то ли она ему просто нравилась. Нравилась так, что ее улыбка казалась важнее, чем наручники, пластиковая решетка перед сиденьем и непрерывно шуршащий плащом капитан Коновалов. Однако девушка не поворачивалась и не улыбалась, она была слишком занята разговором с гарнитурой коммуникатора.

– А эти здесь откуда? – удивленно проговорил водитель.

Очнувшись, Виктор посмотрел вперед и врезался взглядом в контрастную надпись «RUSSIANTRANS» на синем кузове грузовика.

– Тормози! – рявкнул он раньше, чем успел дочитать слово до конца. – Стой!

Водитель проигнорировал его крик с каким-то особым, демонстративным удовлетворением. Бог знает сколько раз на него орали из-за решетки с заднего сиденья.

– Сигалов, к чему эти провокации? – пробрюзжал капитан. – Мне казалось, ты парень адекватный и мы обо всём договорились, но если нет, тогда тебе придется…

Фраза была слишком длинной, слушать ее до конца Виктор не мог. Он ударил Коновалова локтем в ребра и сразу же – сцепленными кулаками в нос, снизу вверх, так сильно, как только позволял тесный салон и неудобная поза. Капитан схватился за лицо – в следующую секунду Виктор коротким движением сунул руки ему за пазуху и достал пистолет.

– Считаю до семи, шесть уже было, – объявил Сигалов, невольно цитируя какой-то второсортный скрипт. Сейчас это было не важно. Главное, чтобы дошло. Виктора не смутило даже то, как уверенно он нашел под плащом у Коновалова кобуру и как легко ее расстегнул, словно уже тренировался, – всё это казалось несущественным. Только синий грузовик, он один имел значение.

Огромная фура, замыкавшая колонну, вильнула в сторону и выбилась из своего ряда.

Сигалов, не задумываясь, направил ствол в окровавленное лицо Коновалова и сказал водителю:

– Ногу с газа. На тормоз. Жми, кретин!

Машина остановилась так резко, что решетка окончательно разбила капитану лицо. Виктора она толкнула в плечо, и он не уронил пистолет лишь потому, что вынужденно держал оружие двумя руками. Фургон перегородил всю полосу и уже заваливался на бок, взрыхляя рваным углом асфальт. Его продолжало тащить вперед и в сторону, в следующий ряд – туда, где неслась японская «божья коровка».

Чуда не случилось. Голубая машинка с лёту влипла в стальной борт и почти слилась с синим фоном. Скорее всего, девушка не успела даже испугаться. Сзади, словно полоса была намылена, ее добивали другие автомобили.

– Скорую вызывай! – приказал Виктор.

Сержант с трудом отцепился от руля и потянулся к рации, но рука у него тряслась так, что он не мог взять трубку.

– Быстрее! – не выдержал Сигалов.

– Люди двадцать раз уже вызвали, – пробурчал следователь, размазывая по лицу кровь. – Ты тут не один умник. Только… – Он неловко обернулся назад. – Через такую пробку будут полчаса прорываться.

– Скажи им, что полицейский ранен, пусть вертолет присылают! – скороговоркой бросил Виктор.

Он с отчаянием посмотрел на опрокинутый грузовик. Из-за свалки врезавшихся машин ничего не было видно, разбитый «Ladybug» заслоняли покореженные капоты и багажники. Из помятых автомобилей выбирались ошарашенные люди, кто-то пытался помогать другим, кто-то в шоке бродил по кругу, и ни у одного из них не было в руках коммуникатора, никто никуда не звонил. Из синей фуры непрерывным потоком сыпались апельсины. Тысячи оранжевых мячиков прыгали и раскатывались по асфальту, превращая место аварии в полную фантасмагорию.

Сигалов поискал кнопку стеклоподъемника, но на двери ее не нашлось.

– Опусти пистолет, – проскрежетал капитан.

– Я понял, кто она, – отрешенно сказал Виктор. – Вспомнил, где ее видел.

– Опусти пистолет, придурок! Ты угрожаешь офицеру, это сильно осложнит…

– Мне всё равно, потому что… – не слушая, начал Сигалов.

Договорить не успели оба. Сзади подошел рыжий полицейский из второй машины и через боковое стекло выстрелил Виктору в голову.

Эпизод 5

Виктор упал в душистое сено и на этом, слава богу, всё закончилось.

– Отлично, – сказал он, снимая немуль.

– Да врешь ты всё! – Мила небрежно бросила обруч в коробку. – Или правда понравилось?

– Правда. – Сигалов приложился к чашке остывшего кофе и начал пить маленькими глотками, выигрывая время, чтобы получше сформулировать. Ничего он в итоге не выиграл. – Любовная линия впечатляет… – заблеял он, проклиная себя за бесхребетность. – Впечатляет, да. Ну ты по этой части всегда была мастерица. Вот что: свари еще кофе, а я пока с мыслями соберусь.

– Что, прям такой экстаз? Или это в плохом смысле? – насторожилась Мила.

– В хорошем, конечно, – заверил Виктор, снова хватаясь за чашку. – Экстаз, да.

Требовать с женщины деньги ему не позволял налет культуры, а оплачивать услуги алкоголем Мила не догадывалась. Выходило, что Виктор возится с ее скриптами за просто так, благо это было редко и не особо обременительно. Старая подруга носила фамилию Майская и утверждала, что это не псевдоним. За глаза Милу Майскую звали не иначе как Неломайская, что когда-то давало Виктору определенные надежды. Однако, приезжая в гости, он каждый раз откладывал это на потом и в итоге угодил во френдзону. Сигалов не желал этого признавать, хотя подсознательно давно смирился.

«Не очень-то и хотелось, – говорил он себе. – Мила и в одежде довольно милая, фиг ее знает, что там под блузкой. Моложе с каждым годом она не становится».

Неломайской было хорошо за тридцать, Виктор уже и не помнил, когда и где они познакомились. Скорее всего, в каком-нибудь кафе, на одной из бесчисленных посиделок начинающих морфоскриптеров. В этом сегменте мультимедийного бизнеса больших денег еще не было, зато было много надежд, все казались друзьями и братьями. Все обнимались, много пили, а иногда и пели. Сигалов был почти школьником, Мила была почти студенткой. «Гипностик» в те времена был еще не лидером рынка, а обычным стартапом, арендовавшим дешевый офис в Подмосковье. Несколько энтузиастов тянули его на собственные деньги, и мало кто верил в успех – тем ценней казалась идея. Потом пришел и успех, и новые владельцы, а вместе с ними и новые отношения. Романтика выветрилась, номера друзей в коммуникаторе превратились в список полезных знакомств. Мила была одной из немногих, с кем у Виктора всё оставалось по-старому, за это он ее и ценил. А выяснять, что там у нее под блузкой… Этот поезд и правда уже ушел.

– Как тебе аромат? – осведомилась Мила, возвращаясь из кухни.

Сигалов осторожно понюхал пустую чашку и затряс головой:

– Кофе отличный.

– Я не про кофе, я про сеновал! – драматически воскликнула Майская. – Четыре дня конструировала запах, парфюмеры так не выкладываются, как я. Хотела составить уникальный букет, сильный, но не удушливый и при этом натуральный. А ты и не заметил даже?!

– Давай я лучше честно скажу, ладно? – Виктор посмотрел ей в глаза так, словно намеревался сообщить о смертельном диагнозе. – Та блондинка с волосами до жопы… Она настолько хороша, что какой-то запах соломы… Ну вот не отложился он, понимаешь? Не до него мне было. Ты могла бы и навоз там раскидать, блондинка перекрывает всё. Какие же у нее волосы, господи!

– Все вы, мужики, одинаковые. – Мила поиграла бровями, соображая, как реагировать на завернутую в мусор лесть.

Соображала она так долго, что Виктор обеспокоился: не слишком ли туго завернул? Оказалось, не слишком. Всё-таки Майская была умницей.

– Отмазался технично, – сказала она с улыбкой.

– Я только думаю: Комитет не зарубит?

– Голенькие люди – это еще не порнуха, для «шестнадцать плюс» покатит. Я на этом собаку съела.

– Тебе видней. Кстати, о голеньких. Хотел спросить про эпизод, где они едут на лошадях.

– А что там не так?

– Как бы тебе объяснить…

– Боишься отбить причиндалы? – прямо заявила Майская.

– Особенно если лошади пойдут вскачь.

– Во-первых, не пойдут. Это не тренажер для жокеев, а сентиментальная история. Во-вторых, пользователи – женщины, им начхать на ваши вечные фобии. И в-третьих, Витя, шел бы ты подальше со своим реализмом. В моих скриптах ничего плохого не случается, даже если упасть башкой о камень. Любое происшествие – это лишний повод обняться.

– У тебя кофе убежал, – невпопад заметил Сигалов.

На кухне действительно шипело, и Майская, опомнившись, упорхнула к плите.

Она была права, учить ее не имело смысла. Ее сочинения были бессюжетны и безыдейны – если рассматривать их с точки зрения идеи и сюжета. Но целевая аудитория Неломайской искала в скриптах совсем другое и получала это от Милы сполна. Никто не умел так выстраивать извивы меняющегося настроения, как она. Никто не мог за пятнадцать минут провести пользователя через десятки оттенков одного и того же чувства. Майская – могла. Все ее локации были до боли банальны – и тропический остров, и корзина воздушного шара, и сеновал, – но именно этого жаждали одинокие дамы среднего возраста. Как любой профессиональный автор, Мила эксплуатировала то, в чем прекрасно разбиралась сама. Грезы про героических полковников с благородной сединой и телом двадцатилетнего латиноамериканца Неломайская не создавала, а просто брала готовыми с какой-то дальней полочки своего бессознательного.

Виктор с печалью подумал о том, что у большинства его знакомых семейная жизнь либо совсем не устроена, либо устроена так, что лучше бы они были холостяками. Общего правила на сей счет никто не формулировал, и каждый морфоскриптер мог верить, что его собственная жизнь сложится иначе. Но практика показывала обратное: креатив забирал все душевные силы, близким людям мало что оставалось. Если ты любишь человека, но не даешь ему живых эмоций, твоя любовь похожа на фальшь. А где взять эти эмоции, когда из тебя их высосал немуль, всё до капли – высосал и передал на рабочую станцию, где они превратились в строчки кода, сконвертировались в очередной фрагмент морфоскрипта. Не для близких, а как бы для всех сразу. Ни для кого персонально.

– Кухарка из меня слабая, – поделилась Майская, заходя в комнату с подносом. – Всегда что-нибудь убежит, пригорит или пересолится.

Сигалов взял новую чашку и отхлебнул. Мила кокетничала, варить кофе она умела вполне. Ей бы только собранности побольше.

– Чуть не забыл! – спохватился Виктор. – Фамилия Керенский тебе о чем-нибудь говорит?

– Ни о чем.

– Сан Саныч, – добавил он.

– М-м… Нет.

– В смысле, Александр Александрович, – уточнил Сигалов.

– Я поняла, не тупая! Нет же. А кто это?

– Вчера вечером позвонил и предложил работу. А вот кто он – это вопрос. Потому и спрашиваю.

– А откуда он взялся, этот Сан Саныч?

– В том-то и дело, что ниоткуда. Сам по себе.

– Так не бывает. Кто ему дал твой номер?

– Мила, – вздохнул Виктор. – Если бы я знал, кто ему дал мой номер, с кем он работает или работал раньше… Если бы я знал о нем хоть что-нибудь, зачем бы я у тебя спрашивал?

– Давай по порядку, а то как-то странно. Ты же объявления на заборах не развешивал?

– Звонит вчера вечером: «Здравствуйте, мне Сигалова». «Это я», – говорю. Он говорит: «Мы ищем бета-тестера, решили обратиться к вам». Я говорю: «Ну хорошо, а что да как? Что за работа?» И так далее. Он мне: «Все подробности при встрече, но гонорар могу назвать сейчас. Чтобы убедить в серьезности». И всё такое.

– Ну и сколько предложил?

– В пять раз больше, чем я ждал. Такие деньги мне только Лаврик… – Виктор резко умолк и снова схватился за чашку.

– А Лаврик – это кто? – заинтересовалась Мила. – Что-то я от жизни отстала, столько новых имен…

– Лаврик – это из другой оперы, забудь.

– Какие-то сказки, Витя, – подумав, сказала Майская. – Я бы поверила, если бы тебя «Гипностик» в новый проект позвал. Но у них сейчас такие дела… Прям шпионский триллер. Все на ушах стоят.

– Ну-ка, просвети.

– Туманова ты помнишь? – не совсем уверенно проговорила Мила.

– Егорку-то? Ну еще бы. Правда, давно не виделись.

– Он недавно в аварию попал. Ехал на скутере, кто-то его сбил вроде… Подробностей я не знаю. В общем, Егор сейчас лежит с сотрясением. А работал он последнее время как раз на «Гипностик», у них новый проект. Тема, как всегда, покрыта мраком, но бюджет – мне так на ушко шепнули… Ладно, я не туда углубляюсь. Дело не в этом. Егор попадает в больницу, неизвестно насколько. А через два дня исчезает Максимов.

– Максимова не помню, – вставил Виктор.

– Это из молодых. Хотя по возрасту ты вроде помоложе будешь… Но ты у нас старая гвардия, а этот из новых. Ну, не важно! – одернула себя Майская. – Короче, Туманов был штатным скриптером в проекте, а Максимов – так, на подхвате. И вот Максимов исчезает. Родители, друзья, подруги – никто не может найти. В «Гипностике» засуетились, подключили кой-какие связи, проверили, не покупал ли он билеты, где расплачивался последний раз… Выяснилось, что никуда он не уезжал и нигде не платил. Просто вот залег человек на дно, представляешь? В больницах нет, среди неопознанных трупов тоже нет… Но это еще не всё! На место Максимова студия приглашает Левашова. Этого я и сама плохо знаю, видела всего пару раз. Проходит два дня!.. – Неломайская напряженно замерла с поднятым пальцем. – И Левашов точно так же пропадает. Вслед за Максимовым. Третий человек на проекте – за одну неделю. Тут либо мистика, либо шпионский детектив.

До сих пор Виктор слушал скорее из вежливости, но упоминание третьего скриптера пробудило в нем какую-то неясную тревогу.

– И этого… Левашова… Его тоже найти не могут? – уточнил Сигалов.

– Нет! – возбужденно воскликнула Майская. – С ним еще хуже: он, говорят, жениться собирался. Невеста уже с пузом, они давно вместе жили.

– Двое смылись, еще один в больнице. – Виктор пожал плечами. – На сенсацию не тянет.

– Левашов бросил беременную невесту прямо перед свадьбой.

– Бывает.

– Послушай, – со значением произнесла Мила. – За одну неделю. С одного проекта. Слетают три разных человека. Я имею в виду – не разных, а отдельных. Так-то они все знакомы: и Максимова, и Левашова в «Гипностик» привел Егорка Туманов, как я слышала.

Смутная догадка, одолевавшая Виктора, вдруг преобразилась в нечто такое, от чего отмахнуться уже было невозможно.

– Егор знал обоих, и как только он выпал из рабочего процесса, те двое тоже исчезли, – подытожил Сигалов.

– Один за другим! – подтвердила Майская.

– Сначала первый, потом второй… – пробормотал Виктор. – А сам Туманов в каком состоянии?

– С ним всё нормально вроде. Но – постельный режим и никакой работы.

– Узнаешь для меня, где он лежит?

– О-ой, Витя, какой ты молодец. Надо навестить, конечно. Съездим вместе? А в «Гипностик» звонить будешь? – спросила Майская без паузы.

– Зачем? – не понял Сигалов.

– Как зачем?! Я тебе о чем тут рассказываю? У них недобор, у них аврал, у них к тому же началась паранойя: они подозревают, что это происки конкурентов.

– Паранойя, – согласился Виктор.

– А ты свой парень, на тебя можно положиться. Вникнешь быстро, Туманова заменишь легко, в другой проект не слиняешь. Я, например, на твоем месте попросила бы хороших денег. И уверена, что получила бы.

– Туманова я не заменю, – отрезал Сигалов. – И работу я не ищу.

– А как же Керенский? Перезванивать ему не будешь?

– Да чего перезванивать… – Виктор достал коммуникатор и проверил время. – Договорились на шесть вечера. Сейчас поеду.

– В шесть? – опешила Мила. – Кто назначает собеседование на вечер? И ты же сказал, что не ищешь работу.

– За такие деньги это не работа, а удовольствие.

– Мне кажется, там какая-то засада, Витя… Давай я съезжу с тобой!

– Зачем? Вместе отстреливаться? – хрюкнул Сигалов.

– Посмотрю на договор, я же юрист по первому образованию. Может, помогу чем. Мы ведь с тобой кореша?

– Кореш и корюшка. – Он чмокнул Милу в щеку. – Я сам справлюсь, но всё равно спасибо. Я-то вот ничем тебе не помог сегодня.

– Помог, не переживай. И когда бы ты еще голым на коне покатался? После собеседования звони, прямо сразу. Хочу всё знать! Ну и кстати: если это не пустышка, тем более держи меня в курсе. Мне машину давно поменять надо, и еще мебель, и еще кое-что. – Майская поймала его взгляд на своей груди и погрозила пальчиком: – Но это тебя не касается, ясно?

– Конечно. Я по духовной части. – Сигалов развернулся и пошел к лифту.

Поленившись вызывать такси, Виктор решил поймать его на перекрестке. Проторчать пришлось минут десять, но свободная машина всё же объявилась. Сверившись с записью в коммуникаторе, он назвал адрес, водитель молча кивнул и так же молча поехал, за что Сигалов был несказанно ему благодарен. Следующие сорок минут он провел в благодатной тишине. Неломайская была хорошей женщиной и даже совсем неглупой, но Виктор слишком быстро ею наедался.

– Где-то справа… – таксист нарушил молчание не раньше, чем свернул на старую улочку, узкую и нерационально изогнутую.

Виктор в этом районе никогда не бывал и даже удивился, обнаружив, что раньше в Москве могли строить и так.

– Вот ваш дом, – объявил водитель, останавливаясь возле неприметного двухэтажного здания, зажатого между корпусами повыше.

У стеклянных дверей Сигалова ждала заурядная офисная девица. Она была бы симпатичной, но ее убивал дресс-код: длинная черная юбка, белая кофточка под горло и тугой пучок на голове «сегодня училка не в духе».

Виктор мысленно поставил «минус» конторе, в которой заставляют так одеваться нормальных молодых девчонок, и оглядел фасад здания в поисках какой-нибудь вывески. Но тщетно.

Не задавая вопросов, девушка вручила ему пластиковый диск белого цвета с длинным белым шнурком. На бейджике не было ни надписей, ни логотипа – вообще ничего. У встречающей на шее висел точно такой же, и Виктор сунул голову в белую петлю.

– Вот почему мне название вашей компании не сказали, – протянул Сигалов. – Вы его еще не придумали!

Девица скупо усмехнулась и жестом пригласила внутрь. На посту охраны сидел какой-то дородный пенсионер, открывший турникет раньше, чем Виктор успел к нему приблизиться. За турникетом был лифт – и, собственно, всё.

– Снаружи офис побольше как-то выглядел, – пробормотал Сигалов, не рассчитывая, что девушка ответит.

Она и не ответила. Молча приложила свой бейджик к панели и показала на открывшиеся створки. Кнопок в кабине не было. Вместо них, как и снаружи, висело считывающее устройство для магнитного пропуска. Светового табло не было тоже, и Сигалов лишь теперь сообразил, что в здании всего два этажа.

Девица вновь приложилась диском к панели. В стенке что-то пискнуло, но кабина продолжала стоять на месте, и это длилось довольно долго – достаточно, чтобы заподозрить неладное. Однако сопровождающая вела себя спокойно, поэтому Виктор подумал, что лучше помолчать и ему.

Стоя рядом с девушкой, он невольно начал рассматривать ее профиль, больше в кабине смотреть было не на что. Она покосилась в ответ, и Сигалов вспомнил, как час назад его в том же самом уличила Майская. Смутившись, он вдобавок сообразил, что ему не мешало бы побриться, да и штаны надеть другие, а не эти, мятые и побитые до бахромы. То, что с Неломайской и прочими друганами катило за творческий кэжуал, здесь, в офисе с охраной, выглядело как неряшливость. Вероятно, этой офисной цыпе находиться в его обществе было не особенно приятно.

Лифт тем временем продолжал стоять на месте, и это было уже просто смешно.

– Может, пешком? – предложил Виктор. – Здесь же невысоко, по идее.

Попутчица не реагировала.

– А какой здесь график вообще?

Девушка вновь промолчала.

– Тебе по инструкции разговаривать не положено, или у тебя ко мне что-то личное? – не выдержал Сигалов.

Сопровождающая наконец-то повернулась к нему, одарила прелестной улыбкой с ямочками на щеках и вдруг широко раскрыла рот. И Виктор впервые в жизни увидел, как выглядит отрезанный язык. Вернее, его отсутствие.

– Прости… – пробормотал он, растерянно отступая назад. – Надеюсь, это не здесь с тобой сделали? Ох, черт… Я не то хотел… – Сигалов, проклиная себя, стиснул зубы до боли.

Девушка отрицательно покачала головой и опять отвернулась к створкам.

– Прости, я дурак, – продолжал бубнить Виктор. – С моей работой чувство юмора становится… немножко странным.

Пока он терзал извинениями и себя, и спутницу, лифт незаметно тронулся – но не вверх, а вниз. Несколько секунд кабина плавно опускалась, потом остановилась с мягким толчком.

Впереди открылся пустой холл с кофейными автоматами, от которого расходились три коридора. Вместо офисных перегородок на этаже стояли высокие секции из молочно-белого стекла, поэтому проходы выглядели как психоделические тоннели.

Девушка повела Виктора прямо.

По обеим сторонам попадались двери с номерами и какими-то аббревиатурами – все закрытые, каждая со сканирующей панелью. Судя по их расположению, большие залы чередовались с крошечными комнатушками.

В коридоре никого не было, хотя жизнь в офисе, несмотря на вечернее время, кипела. Везде горел свет, за стеклянными стенами ощущалось присутствие людей, иногда доносились обрывки разговоров, но настолько неявные, что нельзя было разобрать ни слова.

Как Виктор и ожидал, начальство сидело в конце коридора. Немая остановилась в тупике перед дверью – тоже белой, но деревянной и без панели под бейджик, – и показала на табличку: «Керенский Александр Александрович». Затем развернулась и направилась обратно к лифту.

– Прости меня еще раз, я не хотел, – сказал ей Сигалов шепотом и, постучавшись, вошел.

Кабинет ему сразу понравился. Виктор опасался увидеть гигантский дубовый стол, загроможденный бездарными офисными сувенирами, или иконостас из неведомых дипломов, или даже целый стеллаж с пафосными призами. Виктор хоть и жил вольным стрелком, но периодически сталкивался с обитателями подобных храмов. Эти люди предпочитали спрашивать не о профессии, в которой они сами смыслили чуть больше уборщицы, а о каких-то отвлеченных материях. Как будто единственное, что их интересовало, это способность человека сформулировать «семь своих достоинств и семь своих недостатков», а вовсе не то, что он умеет делать.