Текст книги "Воины Карфагена. Первая полная энциклопедия Пунических войн"

Между Милами и Экномом

Результатами сражения при Милах смогли воспользоваться не только победители, но и проигравшие. Римляне сняли осаду с Эгесты, а затем взяли штурмом город Макеллу. Однако дальнейшему развитию их успеха помешала неуместная ссора между римлянами и союзниками по поводу того, чей вклад в победу на море был большим. По-видимому, именно из-за нее союзники перенесли свой лагерь подальше от римского, расположившись между городами Паропом и гимерскими Фермами, о чем своевременно узнал командующий сухопутными войсками карфагенян на Сицилии Гамилькар. Обустройство лагеря было в самом разгаре, когда внезапно появившаяся армия карфагенян обрушилась на союзников и устроила среди них настоящую резню, перебив около четырех тысяч человек. Впрочем, на баланс сил на Сицилии она практически не повлияла, и Ганнибал почел за благо вернуться на уцелевших кораблях в Карфаген, чтобы восполнить потери.

В 259 г. до н. э. пунийцы активизировали свои действия на Сицилии. В восточной части острова ими были захвачены Камарина и Энна, а на западе – Мазара. Также этот год ознаменовался открытием нового театра военных действий: консул Луций Корнелий Сципион приступил к захвату подконтрольных Карфагену Сардинии и Корсики. Здесь ему пришлось преодолевать сопротивление не только пунийских гарнизонов, занимающих преимущественно прибрежные крепости и порты, но и местных жителей – сардов и корсов, особенно в глубине островов. Корсику удалось подчинить без особого труда. Вскоре после этого римский флот вынудил отступить пунийскую эскадру, и на Сардинии был осажден хорошо укрепленный город Ольбия, однако взять его римляне не смогли, испытывая недостаток в войсках. Нужны были подкрепления, и консул лично ездил в Рим, следя за проведением очередного набора в армию. Вернувшись со свежими силами, Луций Сципион захватил-таки Ольбию, при этом погиб карфагенский военачальник Ганнон. В целом война на островах шла успешно для римлян: была награблена огромная добыча и несколько тысяч человек взято в плен. В честь подчинения Сардинии и Корсики был отпразднован пышный триумф, впрочем, как потом оказалось, несколько преждевременно, ибо полностью подчинить острова своему контролю римляне смогли только по окончании войны с Карфагеном (Евтропий, II, 10).

Однако радость от достигнутого в борьбе с внешним противником едва не была омрачена восстанием в самом Риме. Идущая уже не первый год война, хотя и относительно мало затрагивала территорию самой Италии, все сильнее сказывалась на положении ее населения. Народы, входившие в римско-италийский союз, несли на себе тяжесть боев наравне с римлянами и вместе с тем далеко не всегда чувствовали в этом свою заинтересованность. Недовольство таким положением вылилось в попытку мятежа, готовившегося на римском флоте. Его инициаторами и главной действующей силой должны были стать матросы-самниты, количеством до четырех тысяч человек. Их целью было ни много ни мало разграбить и сжечь Рим, в чем им должны были помочь три тысячи рабов. К счастью для римлян, благодаря доносу командира вспомогательных войск Герия Потилия заговор был раскрыт на ранней стадии, и угрозу удалось предотвратить (Орозий, IV, 7; Зонара, VIII, 11, 8).

Кампания следующего, 258 г. до н. э. принесла римлянам новые, хотя и не столь впечатляющие, победы на Сицилии. Карфагеняне избегали вступать в полевые сражения, и война приобрела осадный характер. Под руководством консулов Авла Атилия Кайатина и Гая Сульпиция Патеркула римляне предприняли попытку спровоцировать на бой пунийский гарнизон Панорма, но неудачно, после чего захватили Гиппаны, Миттистрат, Энну и много других мелких городов, а кроме того, блокировали Липары (Полибий, I, 24, 8–13). Неудачи преследовали карфагенян и на Сардинии, куда со своей новой эскадрой отправился Ганнибал. Здесь в одной из гаваней она была заперта римским флотом и в последовавшей за этим битве разбита. Подробности этих, безусловно, драматических событий неизвестны, за исключением того, что некоторому количеству пунийцев все же удалось вырваться из окружения, после чего уцелевшие воины сами расправились с Ганнибалом, распяв его на кресте (по другой версии, его забили камнями).

Неудачи той кампании не обошли стороной и римлян. Консул Авл Атилий Кайатин повел свою армию на город Камарину, но попал в пунийскую засаду. Положение было очень тяжелым, и, по-видимому, основным силам римлян угрожал разгром, избежать которого удалось только благодаря отряду трибуна Марка Кальпурния Фламма, отвлекшему противника на себя и истребленного почти полностью. Сам трибун при этом уцелел, хотя и был ранен.

Консул Кайатин не оставил своих попыток взять Камарину и вскоре вновь осадил ее. Поначалу дело продвигалось плохо, но после того, как из Сиракуз римлянам прислали осадные машины, город пал, а его стены были разрушены.

Новое крупное морское сражение произошло в 257 г. до н. э. у города Тиндарида на северном побережье Сицилии. Проходившая мимо карфагенская эскадра была замечена со стоящих в городской гавани римских кораблей, а поскольку пунийцы на переходе не соблюдали боевого порядка, консул Гай Атилий Регул сразу отдал приказ начать погоню, которую самолично и возглавил. Он, впрочем, тоже не позаботился о том, чтобы должным образом выстроить свои силы, а, не дожидаясь, пока все экипажи будут готовы к выходу в море, с десятком кораблей вырвался далеко вперед. Регул уже настигал врагов, в то время как часть его эскадры все еще находилась в гавани, и тут пунийцы развернулись и атаковали. Все передовые римские корабли были окружены и уничтожены. Едва не был захвачен и консульский, спасшийся только благодаря хорошей скорости. Но пока шло избиение авангарда римлян, подтянулись основные силы, которые вступили в дело, уже приняв соответствующее построение. На этот раз удача была на их стороне: десять карфагенских кораблей были захвачены, а восемь потоплены, после чего пунийская эскадра отошла к Липарским островам. Неудивительно, что победу в битве приписывали себе обе стороны, но римляне сделали из нее более далекоидущие выводы. Очередной успех на море должен был иметь развитие, и именно теперь, по мнению римлян, настало самое время перенести войну на исконные земли неприятеля – в Африку.

Сражение у мыса Экном

Для нападения на континентальные владения карфагенян римляне провели впечатляющие приготовления. Ими был снаряжен огромный флот в триста тридцать боевых кораблей. Он проследовал через Мессану вдоль восточного побережья Сицилии до мыса Экном, где на корабли была посажена армия вторжения. Теперь экипаж каждого судна составлял триста гребцов и сто двадцать солдат. Таким образом, всего римские силы насчитывали сто сорок тысяч человек, из них чуть больше сорока тысяч приходилось на экспедиционный корпус. Корабли разделялись на четыре флота, а размещенные на них войска – на четыре легиона соответственно, при этом четвертая часть войска называлась также триариями. Командовали этой армадой консулы Марк Атилий Регул и Луций Манлий Вульсон.

Подготовка римлян к атаке на Ливию не была тайной для карфагенян, и они со своей стороны предприняли все возможные меры, чтобы ее предотвратить. Не желая доводить дела до войны на собственной земле, пунийцы решили перехватить римскую эскадру на дальних подступах. Их флот по численности даже превосходил римский, насчитывая триста пятьдесят кораблей, несших более ста пятидесяти тысяч человек команды. Выйдя из карфагенской гавани, пунийский флот прибыл в Лилибей, а затем проследовал в Гераклею Минойскую на южном побережье Сицилии. После небольшой стоянки моряки и воины, прослушав традиционную воодушевляющую речь своих командиров, погрузились на корабли, и вся карфагенская эскадра двинулась к Экному.

Очевидно, противники к тому моменту уже знали о местонахождении друг друга, так как успели заранее привести свои флоты в боевой порядок. Помня о том, что главное преимущество карфагенян в их большей маневренности, римляне решили выработать такой строй, которому не были бы опасны ни фланговые охваты, ни окружение. Для этого они отошли от классического линейного построения, расставив свои корабли в виде гигантского треугольника. На его обращенной в сторону неприятеля вершине находились два консульских шестипалубника, к ним примыкали выстроенные в ряд по одному корабли первого и второго флотов. В основании треугольника был третий флот, который вел за собой на буксире транспортные суда. Замыкал строй четвертый флот, являясь, как и положено триариям, последним резервом: «…общий вид строя представлял собой подобие клина, одна часть которого, у вершины, была полая, другая, у основания, сплошная; целое же приспособлено к сопротивлению и нападению, и в то же время разорвать строй было нелегко» (Полибий, I, 26, 16).

Построение карфагенян не несло в себе таких новшеств – обычная боевая линия, разве что более длинная и тонкая, чем всегда. Ее левый фланг, под командованием Гамилькара, примыкал к берегу и отчасти располагался параллельно ему, а правый, руководимый Ганноном, выступал далеко в море. Неожиданностью для римлян должен был стать план боя, разработанный карфагенянами. Пунийские флотоводцы, кстати, хорошо знакомые противнику (Гамилькар – по сражению при Тиндариде, а Ганнон – еще по битве за Акрагант), решили вынудить неприятеля самого нарушить свой боевой порядок. Поскольку было совершенно очевидно, что основной натиск римских кораблей придется на центр карфагенского строя и сдержать его будет невозможно, Гамилькар отдал соответствующей части флота приказ отступать.

Уловка сработала как нельзя лучше: увлеченные преследованием, первый и второй флоты римлян оторвались от третьего и четвертого, которые вели и охраняли транспортные суда. И вот, когда Гамилькар решил, что расстояние между римскими флотами уже достаточно большое, по его сигналу все пунийские корабли повернули и атаковали наступающего противника. Их правый фланг, на котором были сосредоточены наиболее быстроходные и мощные суда, ударил по триариям, а левый фланг – по третьему флоту римлян. Таким образом, вся битва распалась на три очага, значительно удаленных друг от друга. «Завязался жестокий бой, в котором значительный перевес на стороне карфагенян зависел от того, что при быстроте их кораблей они заходили за неприятельскую линию, легко подплывали и быстро отступали. С другой стороны, и римляне питали не меньшую надежду на победу, потому что в схватках дрались с ожесточением, зацепляли с помощью воронов всякий приближавшийся корабль; к тому же в битве участвовали оба консула, и солдаты сражались на виду у начальников» (Полибий, I, 27, 11–12).

Некоторое время ни одной стороне не удавалось достичь серьезного перевеса, и на первых порах даже казалось, что больше шансов на победу у пунийцев, сумевших навязать противнику свой сценарий битвы. Но римляне быстро оправились, и даже их третий и четвертый флоты, оказавшиеся в очень трудном положении, стойко отражали все атаки. Наконец не выдержал и начал отступать отряд карфагенян, принявший на себя первый натиск римлян. Это дало возможность консулу Марку Атилию Регулу во главе второго флота ударить по кораблям Ганнона, которые были уже близки к тому, чтобы окончательно разбить триариев и прикрываемые ими транспортные суда. Попавшие в клещи пунийцы стали отходить в открытое море.

Одновременно с этим консул Луций Манлий Вульсон, взяв на буксир захваченные корабли и уже начав уходить от места битвы, заметил, что третий римский флот прижат к берегу левым флангом карфагенян. Правда, его положение было не столь критическим, так как, опасаясь абордажного боя, пунийцы не осмеливались подходить близко к римским кораблям, а только блокировали их. Вовремя подоспевший Вульсон, а затем и Регул взяли остатки правого фланга пунийцев в кольцо, захватив пятьдесят неприятельских кораблей вместе с командами. Вырваться из окружения удалось очень немногим.

Так закончилось сражение при Экноме, одно из крупнейших не только в античной, но и в мировой истории (если, конечно, не подвергать сомнению данные Полибия о численности противоборствующих сторон). Потери карфагенян составили более тридцати кораблей потопленными и шестьдесят четыре захваченными. Из римских кораблей погибли двадцать четыре, при этом ни один не попал в руки врагов (Полибий, I, 28, 14).

Сражение при Экноме являет собой характерный пример того, как малозначимы оказались все хитрости военачальников перед качествами рядовых бойцов. За годы, прошедшие со времени битвы у Липарских островов, пунийцы не создали ничего соответствующего римским отрядам морской пехоты и должны были по-прежнему ориентироваться на старый способ боя. Тактически пунийцы показали себя на голову выше неприятеля, сумев достаточно примитивным приемом разрушить выглядевший таким внушительным римский строй. Ганнон и Гамилькар допустили только один серьезный просчет: они недооценили силу и упорство своего противника. Им просто не хватило времени на то, чтобы добить отставшую часть римской эскадры, после чего уничтожить их первый и второй флоты. Не флотоводческий гений консулов, а мужество римских и италийских матросов и солдат сорвало план пунийцев и обрекло их на поражение в, казалось бы, выигрышной позиции.

Поход Регула

Разгром при Экноме открыл римлянам дорогу в Африку. В Карфагене не могли этого не понимать, и «аграрная» партийная группировка всерьез ставила вопрос в правительстве о заключении мира (Дион Кассий, фрагменты 43, 22; Зонара, VIII, 12). Но римляне вовсе не хотели отказываться от перспектив, которые открывались перед ними после такой блистательной победы, и о переговорах не могло быть и речи.

Приведя в порядок как свои, так и трофейные корабли, воины Регула и Вульсона запаслись необходимым продовольствием и отчалили в сторону ливийского берега.

Пунийцы приготовились оборонять родную землю и, вполне естественно, сосредоточили все расквартированные в Африке войска и то, что осталось от флота, возле самого Карфагена, ожидая, что именно на него будет направлен удар армии вторжения. Но их расчеты не оправдались. Совершенно неожиданно римская эскадра появилась восточнее, у никем не охраняемого Гермесова мыса (ныне мыс Бон), после чего двинулась вдоль берега к столице, пока не остановилась неподалеку от города Клупеи (у Полибия – Аспид), где и произошла высадка. Построив лагерь (при этом корабли были вытащены на сушу и огорожены валом с частоколом), римляне приступили к осаде города, который вскоре был взят и превращен ими в базу для дальнейшего наступления.

Напуганное и растерянное, пунийское правительство не решалось атаковать агрессоров, и римляне, не встречая какого бы то ни было сопротивления, принялись опустошать страну. В короткое время они разрушили множество домов и загородных вилл, захватили значительное количество скота и двадцать семь тысяч пленных (Полибий, I, 29, 7; Евтропий, II, 11).

Парадоксально, но, несмотря на весьма масштабные приготовления к ливийскому походу, сколько-нибудь четкого плана действий после высадки на вражеский берег консулы не получили. Поэтому, как только Клупея пала, в метрополию были отправлены послы с отчетом о произошедших событиях и запросом дальнейших инструкций. Вскоре из Рима прибыли гонцы с приказом сената одному из консулов вместе с частью войск вернуться в Италию. Причины такого, по меньшей мере, нелогичного и, как оказалось впоследствии, гибельного для римской экспедиционной армии решения лежали, по-видимому, прежде всего в недовольстве основной массы солдат и желании их вернуться к покинутым хозяйствам. Даже сам консул Регул писал в сенат прошение сменить его на должности в надлежащий срок, потому что его имение пришло в упадок, поскольку из него сбежали наемные работники (Ливий, Содержание, 18). Высказываемое некоторыми исследователями предположение, что еще одной причиной отзыва части римской армии в Италию была невозможность прокормить ее всю, кажется сомнительным. Во-первых, положение корпуса Регула в Ливии было на тот момент исключительно благоприятным, и не встречавшие сопротивления мародеры могли без особого труда обеспечить его всем необходимым. Во-вторых, в случае затруднений в сухопутной войне у римлян всегда оставалась возможность наладить снабжение армии из богатой хлебом Сицилии. И в-третьих, источники ничего не говорят о проблемах с продовольствием в корпусе Регула. А так как боевые действия в Африке развивались более чем успешно, сенаторы рассудили, что и половина армии сможет довершить начатое. Достаточная для этого численность была определена в пятнадцать тысяч пехоты, пятьсот всадников и сорок кораблей, командовать которыми оставался Марк Атилий Регул, а Луций Манлий Вульсон возвращался со всей добычей и остальной армией и флотом в Рим, где в честь его возвращения отпраздновали морской триумф.

Через несколько дней после отбытия Вульсона Регул возобновил разорение земель между Карфагеном и Утикой. Когда очередь дошла до некоего города Адис, взятого римлянами в осаду, последним, наконец, пришлось столкнуться с сопротивлением.

К тому времени, оправившись от первого шока, пунийское руководство взялось за дело защиты своей страны более активно. Были назначены новые командующие армией: Гасдрубал, сын Ганнона, Бостар и Гамилькар, вызванный с Сицилии и приведший с собой пять тысяч человек пехоты и пятьсот конников. После военного совета армию решено было направить на снятие осады с Адиса. Однако то ли общая безграмотность карфагенских полководцев в военном деле, то ли сам факт отсутствия среди них единоначалия явился причиной того, что выбранная ими позиция на господствующем холме лишала их армию возможности эффективно использовать самые сильные рода войск – слонов и конницу.

Напротив, римляне правильно оценили свойства местности и на рассвете, не дожидаясь, пока противник спустится на равнину, атаковали его расположение двумя колоннами. «Конница и слоны оказались совершенно бесполезными для карфагенян; зато наемники с жаром и стойкостью бросились в дело и заставили первый легион отступить и бежать. Но как скоро они прошли вперед, их окружили римляне, подоспевшие с другой стороны холма, и обратили в бегство; вслед за сим все карфагеняне кинулись из лагеря. Лишь только слоны вместе с конницей вступили на равнину, отступление карфагенян стало неизбежным» (Полибий, I, 30, 11–13).

Победа при Адисе повлекла за собой новые рейды римлян, в результате чего под их контролем оказалось более семидесяти городов и селений, наиболее важным из которых был расположенный в непосредственной близости от Карфагена Тунет, где Регул устроил новый лагерь (Евтропий, II, 11; Орозий, IV, 8, 16; Аппиан, Ливия, 3; Полибий, I, 30, 15).

Ко всем этим бедам добавилось еще восстание нумидийцев, которые, по словам Полибия, причиняли пунийцам даже больший вред, чем сами римляне (Полибий, I, 31, 2). Спасаясь от вражеских мародеров, в Карфаген стекались беженцы со всей округи, что неизбежно вызвало голод и панические настроения. Хотя Регул и не имел достаточных сил для штурма пунийской столицы, он не сомневался, что сдача города – это вопрос времени. Его волновало лишь то, чтобы она произошла раньше, чем из Рима прибудет новый консул и присвоит себе его славу победителя, и поэтому сам предложил карфагенянам мирные переговоры, на которые те с готовностью пошли.

Условия Регула были исключительно суровы. Карфагенянам следовало отказаться от Сицилии и Сардинии, возместить убытки, понесенные Римом за годы войны, платить ежегодную дань, вернуть без выкупа римских пленников, выкупить своих за указанную сумму, отказаться от военного флота, но при этом поставлять корабли римлянам и, наконец, полностью следовать римской внешней политике (Дион Кассий, фрагменты, 43, 24–25). Однако на этот раз римский полководец недооценил своих противников, ожидая, что те примут как милость любое его предложение. Разгромленные, но не побежденные карфагеняне с возмущением отвергли все его требования, решив сражаться до конца.

Зима 256–55 г. до н. э. стала переломным этапом в заморской экспедиции римлян. Если войска Регула все это время простояли под Тунетом, не предпринимая каких-либо активных действий, пунийцы энергично готовились к решительному бою. Была усилена вербовка наемников, в Карфагене сосредоточились большие отряды нумидийцев и греков. В числе последних был спартанец Ксантипп, имевший репутацию опытного воина и наделенный аналитическим складом ума. В беседах с товарищами он привлек внимание трезвой оценкой сложившейся ситуации и аргументированной критикой пунийских вождей, на которых, по его мнению, лежала вся ответственность за понесенные поражения. Рецепт же успеха был несложен. По словам Ксантиппа, карфагеняне одолеют противника, если для походов и сражений будут придерживаться равнин. Слухи о его речах достигли военачальников, которые захотели выслушать Ксантиппа лично. Смертельная опасность сделала пунийцев восприимчивыми к чужим советам: представший перед ними спартанец не только не был наказан за нелицеприятные суждения, но, напротив, выслушан со всем вниманием, а по итогам беседы получил верховное командование карфагенской армией.

Новоявленный полководец завоевал популярность и доверие у своих воинов после первых же строевых тренировок, и весной 255 г. до н. э. обновленная карфагенская армия вышла в поле. В ее рядах насчитывалось двенадцать тысяч пехотинцев, четыре тысячи всадников и немногим менее ста слонов (Полибий, I, 32, 8).

Регул принял вызов и вывел свои войска навстречу. После ночевки в каких-то полутора километрах друг от друга обе стороны построились в боевой порядок для решающей битвы. У карфагенян первую линию составляли слоны, за ними находилась пешая фаланга. Часть наемников стояла на правом крыле, а легковооруженные вместе с конницей были поставлены перед обоими флангами. У римлян легкая пехота также располагалась перед основным, более глубоким, чем обычно, манипулярным строем, фланги прикрывала немногочисленная конница.

Карфагенская серебряная монета с изображением слона. Испания, около 230 г. до н.э. Британский музей, Лондон.

Когда был дан сигнал к началу боя, карфагенские всадники без труда смяли римских, после чего начали охватывать с флангов остальную часть армии. Левый фланг пехоты римлян, против которого стояли наемники, прорвал их строй и преследовал до самого лагеря, но остальная часть армии, на которую пришелся удар слонов, не выдержала и начала отступать. Передние ряды несли значительные потери, однако благодаря большой глубине общий строй некоторое время держался. Но вскоре положение римлян стало безнадежным: с тыла и флангов их окружила конница, а те, кому удавалось пробиться сквозь слонов, гибли под ударами фаланги. Отступление превратилось в бегство, во время которого пунийцы взяли в плен около пятисот римлян, среди них оказался и сам консул Марк Атилий Регул. Из всей его армии, вступившей в сражение, спастись удалось примерно двум тысячам человек, которые добрались до Клупеи. Карфагеняне потеряли около восьмисот человек, большей частью это были наемники, стоявшие против левого фланга римлян (Полибий, I, 34, 7–12; Диодор, XXIII, 11–27; Аппиан, Ливия, 3; Орозий, IV, 9, 3; Евтропий, II,11).

Сражение при Тунете принесло карфагенянам одну из самых крупных побед за всю историю Пунических войн, а также знаменовало собой полное крушение планов римской экспедиции в Ливию. Новый полномасштабный поход в Северную Африку будет организован ими только спустя полвека.

Отведя угрозу вражеского нашествия, Ксантипп оказался не только не нужен, но и потенциально опасен для карфагенского правительства. Полководец, находившийся на пике народной популярности, мог бы попытаться захватить единоличную власть, опираясь на победоносную армию, а так как Ксантипп был иностранцем, ни один из влиятельных аристократических родов Карфагена не был заинтересован в его возвышении. Само сохранение политической стабильности государства требовало, чтобы от спартанца избавились, и как можно скорее. Наверняка Ксантипп и сам понимал всю щекотливость ситуации, в которой оказался. О его дальнейшей судьбе сохранились противоречивые сведения. По одной из версий, рассказанных Полибием (греческий историк упоминает о существовании другого, не дошедшего до нас варианта биографии Ксантиппа), спартанец из опасений интриг завистников оставил пост главнокомандующего и отбыл на родину (Полибий, I, 36, 1–5). В то же время у Аппиана сообщается, что Ксантипп получил в благодарность за свои свершения щедрые дары, но когда вместе с другими спартанскими наемниками возвращался в Элладу, его корабль был потоплен по приказу пунийского правительства. Возможно, обе эти версии дополняют друг друга, являясь частями одного рассказа, но все же более достоверной кажется традиция Полибия: во-первых, как более ранняя, а во-вторых, потому что не показывает слишком трафаретный образ карфагенян как жадных, коварных и беспринципных деляг.

Многими позднейшими историками Античности роль Ксантиппа в отражении нападения римлян представлялась сильно преувеличенной античными авторами. Действительно, наши источники – Полибий, Диодор Сицилийский – в своих работах опирались на труды греческого историка Филина, всячески возвеличивавшего своих соотечественников, а поскольку они и сами были эллинами, то вольно или невольно предвзято судили о том вкладе, который внес Ксантипп в победу над Регулом. Однако факты остаются фактами: именно Ксантипп руководил пунийской армией в бою и именно ему улыбнулось военное счастье. Конечно, вряд ли можно утверждать, что в его отсутствие в Карфагене не нашлось бы человека, способного правильно оценить обстановку, силы сторон и разработать подходящую случаю тактику. Построение пунийской армии при Тунете (фаланга в центре, слоны и легкая пехота впереди и конница по флангам) было совершенно типичным для подобного состава армии, идея же придерживаться открытых местностей для реализации сильных сторон слонов и конницы тоже лежала на поверхности. Главной заслугой Ксантиппа было, пожалуй, то, что он смог поднять моральный дух карфагенян, помог почувствовать уверенность в своих силах, что уже само по себе неизмеримо повышало боеспособность их армии. Но так или иначе имя Ксантиппа по праву должно числиться среди самых выдающихся полководцев и политических деятелей древнего Карфагена.

К чести римского правительства стоит отметить, что по получении трагических известий о разгроме заморской экспедиции оно сразу же приняло меры к спасению тех своих воинов, кто еще оставался в живых и не был пленен. Остатки армии Регула сосредоточились в Клупее и мужественно выдержали все попытки карфагенян овладеть городом, что заставило последних в конце концов снять осаду. Чтобы эвакуировать своих попавших в беду товарищей, римляне в короткие сроки снарядили эскадру в триста пятьдесят кораблей и в начале лета 254 г. до н. э. вывели ее в море во главе с консулами Марком Эмилием Павлом и Сервием Фульвием Петином. Одновременно с этим карфагеняне, узнав о приготовлениях противника, поспешили выставить свой флот, насчитывавший двести отчасти новых, отчасти отремонтированных старых судов. Очередная морская битва произошла у Гермесова мыса (мыса Бон), уже в непосредственной близости от Клупеи. После первого же натиска карфагеняне были полностью разгромлены, римлянам досталось в качестве трофеев сто четырнадцать кораблей вместе с командами, итого пятнадцать тысяч человек. Их собственные потери исчислялись всего девятью кораблями и 1100 человек (Полибий, I, 37, 11–12; Диодор, XXIII, 18, 1; Орозий, IV, 9; Евтропий, II, 12).

Защитники Клупеи были спасены. Римская эскадра взяла их на борт и отплыла домой, к берегам Италии. Это поспешное возвращение римлян можно оценивать как стратегическую ошибку, сравнимую с отсылкой в Рим большей части армии Регула. Была упущена прекрасная возможность провести новую высадку войск в Ливии и попытаться вновь атаковать карфагенян на их собственной земле, но уже избегая просчетов, допущенных предыдущим командованием. Условия для этого были вполне благоприятные: карфагеняне опять были разбиты на море, а на их землях еще продолжалось восстание нумидийцев, которые со своей конницей могли бы оказаться очень полезными союзниками. Но, по-видимому, впечатление от гибели армии Регула было слишком сильным, и консулы даже не помышляли о продолжении заморского похода.

Отказ от войны в Ливии дополнился еще одним неверным решением, имевшим для римлян катастрофические последствия. При выборе обратного маршрута консулы настояли на том, чтобы флот прошел открытым морем к южному берегу Сицилии, где они хотели попутно захватить несколько городов. Напрасно кормчие указывали на опасность плавания в этих местах и неподходящее время (между восходом созвездий Ориона и Пса в первой половине июля), их мнение не было учтено, и недалеко от сицилийского города Камарины римский флот попал в бурю, нанесшую ему ущерб больший, чем все предыдущие битвы с карфагенянами. Из трехсот шестидесяти четырех кораблей уцелело только восемьдесят, погибло около семидесяти тысяч гребцов и двадцать пять тысяч воинов (Полибий, I, 37; Диодор, XXIII, 18, 1; Орозий, IV, 9, 8; Евтропий, II, 12).

Уход и гибель римского флота развязали руки карфагенянам в отношении нумидийцев и других нелояльных племен и городов. До трех тысяч старейшин городских и сельских общин, добровольно перешедших на сторону римлян, было распято, а на население накладывался штраф в тысячу серебряных талантов. Восстание нумидийцев было жестоко подавлено Гамилькаром, а их страна подпала под более жесткий контроль карфагенян.

Так недальновидность и упрямство римских сенаторов и военачальников привели к провалу смелого и в то же время абсолютно реального плана атаки на Карфаген, успешное выполнение которого могло бы избавить римлян от одного из самых опасных врагов еще, по сути, в начале борьбы.