Текст книги "Двое на дороге (сборник)"

По ту сторону мрака

«Возможна ли в жизни радость, когда денно и нощно приходится размышлять, что тебя ожидает смерть…»

Марк Туллий Цицерон

Профессор был очень старым. Старым и немощным. Свои лекции он проводил, сидя в инвалидном кресле, укрыв колени выцветшим пледом. Этакий английский лорд викторианской эпохи – не хватало только сигары и пылающего камина рядом.

Но мы, его студенты, знали, что за этой кажущейся убогостью и простотой скрывается живой, острый ум, и всегда с нетерпением ожидали его лекций. Даже не потому, что он, не в пример другим преподавателям, рассказывал живо, интересно, приводя массу фактов, о которых мы раньше и не подозревали… Если говорить начистоту, то его предмет «Филология» для многих из нас был сущим темным лесом, но темы, которые он затрагивал, будоражили наше юношеское воображение.

В небольшую аудиторию всегда набивалось много народу. Заглядывали иногда даже те, кто в этот момент был свободен, и это тем более удивительно, что студенты искали любую возможность, пытаясь улизнуть с других лекций.

Говорил профессор медленно, немного растягивая слова, как будто нехотя роняя их в тишину зала. Голос при этом звучал не по-старчески твердо, хотя сам он более походил на живой скелет, чем на человека.

…Да, так все начиналось. Однажды он поселил в наших душах смятение и… страх…

– Молодые люди, я хочу поговорить с вами о смерти. – По своему обыкновению профессор не поднимал глаз, как будто разговаривал сам с собой. – Мне, как, думается, и вам, интересно понять, что значит физическая смерть человека. И я надеюсь, не одного меня волнует эта темная сторона нашего существования… Если посмотреть на смерть с научной точки зрения, то за пределами материального мира ничего существовать не должно. Потому что воспринимать реальность могут только живые организмы с развитыми органами чувств. Сознание же можно рассматривать как продукт деятельности мозга, и, следовательно, оно полностью зависит от целостности и нормальной работы всего организма. Как вывод – физическое уничтожение тела и мозга ведет к концу человеческой жизни. – Профессор поднял глаза, обвел взглядом притихших студентов. Я сидел во втором ряду и заметил, как у старика, от волнения, едва заметно подрагивает левая щека. Через минуту он продолжил: – В погоне за объективностью наука утверждает, что мы представляем собой всего лишь тело, продукт эволюций, соединений, случайно образовавшихся из молекул газа. Мы растем и стареем в соответствии с генетическим кодом, находящимся в молекулах ДНК. Поэтому смерть – это конец. Но так ли это на самом деле? – профессор помолчал. – Ни для кого не секрет, что на протяжении всей истории человечества тема смерти стояла в первом ряду. Вокруг этого понятия создавались ритуалы, организовывались культы, ею пугали и от нее же старались отдалиться. Само понятие смерть мы стараемся изжить из своего сознания. Заставляем себя не думать о ней и втихомолку провожаем своих родных и близких в последний путь. Но смерть незримо присутствует рядом с каждым из нас, сопровождая с самого момента появления на свет. Ведь недаром говорят: каждый миг с рождения человека приближает его к смерти. В этом понятии, на мой взгляд, кроется главная истина: смерть неотвратима, как рок, как наказание Божье. И ни одному существу на нашей планете не удалось избежать ее цепких объятий.

Профессор умолк, взял со столика стакан с водой, сделал пару глотков. Стояла такая тишина, что было слышно, как звякнул бокал о зеркальную поверхность.

– Уже в древнем Риме слово «смерть» казалось зловещим. Они предпочитали говорить: «он перестал жить», немцы же в таких случаях говорят: «отозван», хотя я не совсем понимаю смысл этого слова, а англичане выражаются еще более витиевато: «он присоединился к большинству». Тут они, безусловно, правы: мир мертвых намного больше мира живых. Смерть притягивает и пугает одновременно. Есть что-то завораживающее в самом этом слове – смерть. Наверное, еще и потому, что за чертой, где граничит свет и мрак, обратного хода уже нет. Может, поэтому мы хотим жить вечно. Многие мыслители и алхимики древности пытались изобрести или хотя бы описать «Эликсир бессмертия». Мне кажется, что и современные ученые с мировыми именами в тайне грешат этим антинаучным занятием. Но тут их может ожидать только полнейшая неудача, – профессор затрясся в своем кресле, изображая смех. – Природа мудра! Не надо забывать об этом. Представьте, что случилось бы, если бы человек жил вечно. Тогда весь мир в одночасье погрузился бы в хаос. А так у каждого есть свой отмеренный срок, в который он может проявить себя в полной мере. Как бы в противовес этому у многих народов жива вера в реинкарнацию… Да… Об этом можно говорить и спорить до бесконечности. Скажу только, что у последователей реинкарнации процесс умирания воспринимается как событие более важное, чем сама жизнь. А для, например, буддистов смерть – пробуждение от мира иллюзий и возможность для индивидуальной души реализовать и испытать свою божественную природу.

Профессор опять замолчал. Студентка, сидевшая ближе всех к нему, поднялась, собираясь задать вопрос. На нее тут же зашикали соседи, дернули назад, и она, так и не успев задать вопроса, села обратно.

– Вдумайтесь: вот мы ходим, едим, пьем. Занимаемся повседневными делами, продвигаемся по карьерной лестнице. Одним словом – живем. И вдруг наступает смерть, а вместе с ней конец нашему Я. Мы перестаем существовать, и приходит конец всему, что нас окружает… Я не специально сказал «вдруг». Смерть всегда наступает неожиданно, хоть ты и ждешь ее каждодневно. Даже немощный старик, лежащий на смертном одре и зовущий смерть как избавление от всех земных тягостей, лукавит перед всеми и, прежде всего, перед собой. Он желает, чтобы она пришла за ним как можно позднее и хочет хотя бы на миг продлить свое земное существование. На мой взгляд, неверен тот постулат, что смерть для некоторых из живущих людей является избавлением. Избавлением от чего, я вас спрашиваю?! – голос профессора окреп и набрал силу. Мы как-то съежились, постарались быть незаметными. – Запомните: самое дорогое, что есть у каждого человека, – это дарованная ему жизнь. И желать избавиться от нее может либо человек слабый рассудком, либо настолько пресыщенный радостями жизни, что действительно хочет умереть. Для меня эти две категории людей составляют единое целое и неразрывны между собой. – Профессор замолчал, и мы догадались, что сейчас последует одна из его невероятных историй. И не ошиблись. После небольшой паузы он продолжил: – Если быть до конца объективным, то надо сказать и о другом понятии. О таком, как усталость. И чтобы подтвердить мои слова, я хочу вам рассказать одну историю, произошедшую со мной, без малого, 60 лет назад. Случилось мне быть в то время в составе одной экспедиции. Нашей целью было обнаружение неизвестных народностей в горах Тянь-Шаня. Эта экспедиция была наполнена приключениями и испытаниями, и стоило большого труда выжить и вернуться обратно… Но не об этом сейчас речь. Мы излазили эти горы вдоль и поперек, сотни раз подвергая наши жизни опасности и каждодневно рискуя. Наконец, к нашей великой радости, на восточном склоне мы обнаружили небольшую деревушку, состоявшую всего из нескольких десятков глиняных хижин, прилепившихся к склону горы. В одной из хижин мы нашли старика, настолько древнего, что казалось, тронь его, и он рассыплется прямо на наших глазах. При помощи местного жителя, который некоторое время жил среди европейцев, мы узнали, что старика зовут Тхинь-хо и возраст его составляет ни много ни мало 117 лет. Представьте себе, друзья мои, наше изумление, когда мы установили сей факт! В это верилось с трудом, но это было так. К своему почтенному возрасту старец сохранил ясность ума и помнил по именам всех своих многочисленных родственников. К сожалению, мы не смогли выяснить, каким образом ему удалось прожить столь долгую жизнь. Но не в этом суть. Тогда из его уст я услышал интересное высказывание и вначале не понял, думая, что незнание языка опять меня подвело. Но нет – я все понял правильно. Тхинь-хо сказал тогда, что устал от жизни и единственное его желание состоит в том, чтобы лечь в окружении родственников на смертное ложе и, закрыв глаза, переселиться в мир предков. В то время я был молод, амбициозен, жизнь казалось мне гладкой дорогой без начала и без конца, и поэтому я не принял его слова всерьез.

– Как! – воскликнул я, не веря. – Разве можно устать от жизни? Надо жить и наслаждаться всем тем, что тебе даровано.

Старик, глядя на меня блеклыми, выжженными временем глазами, произнес несколько фраз:

– Можно. И я знаю – мой конец близок.

На следующий день он умер. Просто уснул и не проснулся. Позже я понял, что прав был старец, переживший всех своих соплеменников. Можно устать и от жизни, так же как и от всего остального. Тогда я впервые задумался, что же есть такое смерть. И всю жизнь стараюсь ответить на этот вопрос. Но мне кажется, одной моей жизни мало.

Профессор замолчал, унесясь в воспоминания, в дни далекой юности. Мы завороженно ему внимали, погружаясь в мир таинств и загадок, которые приоткрывал перед нами профессор. Было так тихо, что слышалось, как за окном шумит город, беспокойный в своей суете.

– Нельзя сказать однозначно, что я там был и вернулся назад, – неожиданно произнес он, и все, кто сидел в первом ряду, вздрогнули, настолько это прозвучало внезапно. – Это, к сожалению, нам не дано. Не зная, что бывает после того, как стихнет последний удар сердца и остановится дыхание, мы с удивлением слушаем людей, переживших клиническую смерть. Они заглянули по ту сторону мрака, но единственное, что они увидели там, был свет в конце туннеля, и ничего более. А что скрывает этот туннель, и для них остается загадкой. Поэтому мы и стараемся разгадать тайну небытия. Как я уже говорил, она притягивает нас… Все вы любите смотреть фильмы ужасов и триллеры. Особенно когда дело касается мертвецов или выходцев с того света. Это заставляет учащенно биться наши сердца и будоражит кровь. Ведь каждый художник по-своему рисует мир, откуда выходят придуманные им герои. И чем страшнее они получаются, тем интереснее для нас, зрителей. Ибо все то, что не познано и нельзя объяснить с точки зрения современной науки, для нас уродливо и ужасно. Ничего не поделаешь: так устроен человек. – Профессор встал с кресла, медленно, опираясь на трость, прошелся вдоль рядов, остановился у окна. – Есть интересное высказывание Сократа, которое он говорил преступникам, осужденным афинским судом на смертную казнь и ожидающим, когда тюремщик поднесет им чашу цикуты: «Смерть – это одно из двух: либо умереть и стать тем, кто ничего не чувствует, либо же переселиться из здешних мест в другое место…» Вот так или примерно так говорил Сократ и был в чем-то прав… А закончить я хочу словами еще одного известного человека, Эпикура. В письме к своему другу, Менекею, он писал: «Привыкай думать, что смерть для нас ничто. Ведь все, и хорошее и плохое, заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущений. Стало быть, самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения: когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет». Вот так. На этом моя лекция закончена. Каждый из вас вправе сам решать, как относиться к одному из самых страшных и непонятных порождений человеческой жизни.

Лекция закончилась. Профессор покинул аудиторию, а за ним потянулись и мы, вполголоса обсуждая только что услышанное…

…Через неделю или чуть больше мы узнали, что профессор скоропостижно умер. Его сердце остановилось, когда он в своем кабинете работал над очередной рукописью, и хотя, как я уже говорил, профессор был далеко не молод, это известие потрясло нас. Но это еще не самое страшное. Когда, через положенный срок, состоялись похороны, то выяснилось, что гроб пуст и тело покойного странным образом исчезло. Хоронили профессора в другом городе, за 400 миль от места, где он преподавал, и об этом эпизоде я узнал совершенно случайно, от соседа по комнате, парня по имени Свен. Тот был из тех же мест, и так уж получилось, что то ли по воле судьбы, то ли по своему собственному желанию, Свен оказался на тех похоронах. Он и донес до нас известие, что профессор пропал. Вернее, исчезло его тело. Целую неделю колледж гудел, как потревоженный улей, обсуждая эту новость. Рассказывали, что полиция провела расследование, но так ничего и не обнаружила. Так как родственников у профессора не было, то и интерес к этому делу вскоре стал ослабевать, а потом и вовсе пропал. Мы, его ученики, тоже с течением времени позабыли о странном «уходе» учителя. Другие события навалились на нас, и вскоре это событие стерлось из нашей памяти… Вот что произошло двадцать лет назад.

Джон Макласски замолчал и поднял глаза на инспектора. Тот равнодушно смотрел поверх головы Макласски, пуская дым из сигареты.

– Вам не интересно?

Инспектор разогнал рукой дым, сфокусировал взгляд на человеке, который сидел перед ним.

– Ваша история может быть интересна только тем, кто любит пощекотать себе нервы всякими там страшными историями… Типа вашей. Я же, должен вам сказать, прагматик. И мало верю во всю эту, не в обиду вам будет сказано, чепуху.

– Значит, вы считаете, я это все придумал?

– Что я считаю, давайте не будем обсуждать. Меня сейчас интересует другое, – инспектор наклонился ближе к Макласски. – Что вас привело в мой кабинет? Я внимательно вас выслушал и ответил на все ваши вопросы. Теперь и вы ответьте на мой вопрос. Так что?

– Я вам скажу. Но прежде дайте сигарету.

Инспектор пододвинул мятую пачку к странному посетителю. Макласски выудил сигарету, прикурил от протянутой зажигалки, глубоко затянулся и тут же закашлялся. Инспектор чуть заметно улыбнулся.

– Рассказывайте, – подбодрил он.

– Сегодня днем я обедал в пиццерии, – хрипло произнес Макласски. – Наступило время ленча, и пиццерия была переполнена, но так получилось, что мой столик оказался пустым. Обед уже подходил к концу, когда напротив меня уселся старик в надвинутой на глаза шляпе. Я не обращал на него внимания до того момента, пока он сам не обратился ко мне.

– Здравствуй, Джон, – я поднял глаза и, к своему ужасу, узнал профессора. За прошедшее время тот нисколько не изменился. Профессор, казалось, замер на том рубеже, когда мы виделись с ним в последний раз, и только глаза его выдавали. В них ощущалась какая-то безмерная тяжесть, и от этого становилось не по себе.

– Ты удивлен? – профессор придвинулся ближе.

Я смог только кивнуть головой. Сказать, что я был поражен, – значит ничего не сказать. Я был раздавлен и все ждал, что сейчас у него из-под шляпы полезут длинные желтые черви. Знаете, как в фильмах ужасов. Но ничего подобного не произошло. Профессор все также сидел напротив – худой, как скелет, и старый. Одним словом, выходец с того света.

– Не бойся меня, Джон, я не привидение. Я такой же человек, как и ты. Только… э-э… немного постарше тебя, – профессор помолчал и спросил: – Помнишь нашу последнюю лекцию?

– Помню, – я не узнал свой голос.

– Хочешь узнать, как я оказался здесь?

Я молчал, не в силах произнести хоть слово. Профессор отвел взгляд и начал свое повествование. Скорее всего, ему просто нужен был собеседник, и эта роль, к моему ужасу, досталась мне.

– Не буду вдаваться в подробности, но лет за десять до этого, в горах Тибета, я нашел древний манускрипт. Там был описан эликсир бессмертия, и это подтверждало мои косвенные догадки о монахах-долгожителях. Они могли жить и сто, и двести лет. Как, почему? – не раз я задавал себе вопрос. И не находил ответа. Но, расшифровав древние надписи, понял, в чем кроется причина… Послушай… Задолго до появления на земле человеческой расы существовала на нашей планете протоцивилизация. Обладая гигантскими знаниями, они подчинили себе весь окружающий мир, но главное, в чем наши далекие прародители преуспели, так это в борьбе со временем. Они подчинили его себе, заставив служить своим интересам. И мне кажется, что именно из-за этого они, в конечном итоге, и канули в неизвестность. Но кое-что после себя оставить успели. Отголоском этого и являлся тот манускрипт, что я обнаружил. Монахи знали об этом, передавая древнюю тайну из поколения в поколение, поэтому и жили бесконечно долго. – Старческий, чуть надтреснутый голос профессора опять перенес меня во времена юности. – Я всегда был скептиком, но тут, ради научного интереса, решил приготовить состав, описанный там. Приготовил и испробовал на себе. Первое время ничего не происходило, но потом я начал замечать изменения, зарождающиеся во мне. И вдруг, совершенно неожиданно, случилось то, о чем я даже не догадывался, а тем более не мог предвидеть.

Профессор приблизил ко мне морщинистое лицо. Я хотел отшатнуться, но не нашел в себе силы сделать это. Его лицо напоминало мумию, которой не меньше тысячи лет, и только глаза жили своей, отдельной жизнью. Профессор засмеялся, и от этого стало еще страшнее.

– Понимаешь, Джон, теперь я обречен на вечную старость. Приняв бальзам, я остановил старение своего организма и замер в том положении, когда поднес к губам чашу с этим напитком. Мой биологический возраст – 85 лет. Таким я буду и через десять, и через пятьдесят, и через сто лет. Ты понимаешь, я обречен на вечную старость! Я хотел жить вечно, и я это получил, но я буду вечным стариком. И это взамен вечной молодости?! Что может быть ужаснее? Это стало моим проклятием! Теперь я вынужден все время переезжать с места на место, чтобы ни у кого не вызывать подозрения. Или придумывать свою смерть, как тогда, в колледже.

Он замолчал и отвалился на стуле.

– И что, ничего нельзя сделать? – ко мне, наконец, вернулся голос.

– Можно! И ты должен мне в этом помочь, Джон. Помнишь, я вам рассказывал, что человек может устать от жизни, так же как и от всего остального? Помнишь? Так вот, я тоже устал и хочу умереть!

Он опять наклонился ко мне, просительно заглянул в глаза. Я заметил у него две слезинки, оставившие мокрый след на обезображенном временем лице.

– Помоги мне, Джон, – тихо произнес он, ловя мой взгляд. – Больше мне обратиться не к кому. А сам я это сделать не смогу.

– Вы хотите, чтобы я…?

– Да-да. – Профессор порылся в складках своей одежды, достал небольшую коробку, замотанную в тряпицу. Открыл. Внутри тускло блеснула игла.

– Это шприц. В нем ничего нет, кроме воздуха. Но эта инъекция будет смертельна для меня. Я прошу тебя, Джон, сделать это.

…Пепельница была переполнена. Инспектор взял очередную сигарету, размял в пальцах.

– И вы сделали это?

– Да, – Макласски кивнул головой. – Я не мог ему отказать. Он умер сразу. Или мне так показалось? Не знаю. Но я бежал оттуда, как трус, и до сих пор дрожу от страха.

Инспектор молчал. Макласски только что признался в убийстве, а это меняет дело.

– Вы знаете, что эвтаназия в нашем штате запрещена? А значит, если верно все то, что вы мне тут рассказали, – вы виновны в смерти человека.

– Из-за этого я и пришел к вам. Арестуйте мня! Но прежде… давайте сходим на то место, где я оставил бедного профессора. Один я не в состоянии этого сделать. И вы там, на месте, удостоверитесь, что я говорю правду.

Инспектор, прищурившись, посмотрел на Макласски. Он для себя еще не решил: верить странному посетителю или нет, но больше склонялся к мысли, что перед ним сумасшедший. Фантазия у них, – инспектор это знал из собственного опыта, – работает почище, чем у иного писателя. Но проверить следовало, иначе совесть не даст спокойно спать ночами. Он затушил сигарету, встал.

– Показывайте дорогу!

Уже стояла глубокая ночь, и ни один фонарь не освещал местность позади небольшого ресторана. Инспектор включил фонарик, осветил местность вокруг. Никакого намека на человеческое тело. Или Макласски все наврал, или покойник встал и ушел своими ногами. Инспектор больше склонялся к первому варианту.

– Ну и где ваш долгожитель? – луч света уперся в лицо Макласски.

– Я… Я…, – тот растерянно заморгал. – Я сам его здесь оставил. Бездыханного.

– Не знаю, бездыханный он был или нет, но мне кажется, что вы всю эту историю выдумали! – Инспектор злился на себя. Поверить этому сумасшедшему! Бред, да и только! – Согласитесь, вы хотели привлечь к себе внимание. Ведь так? Оштрафовать бы вас, чтобы в следующий раз неповадно было отвлекать от работы доблестных офицеров полиции.

Макласски подавленно молчал и только озирался. Но пустырь был небольшим, и спрятаться здесь было совершенно негде.

– Я не хотел вас вводить в заблуждение, офицер…

– Хватит! – оборвал инспектор. – Проваливайте с глаз моих! Если еще раз я вас увижу, то обязательно посажу в одну камеру с ворами и наркоманами.

Макласски испуганно отступил в темноту и исчез, оставив инспектора одного. Тот еще раз повел лучом фонаря вокруг. Никого. Под ногой что-то хрустнуло. Инспектор посветил на землю и заметил иглу от шприца. Ногой отшвырнул ее подальше.

– Проклятые наркоманы! Уже и здесь облюбовали себе место. Доберусь я до вас! – пробормотал себе под нос и пошел прочь.

Из темноты его провожала пара внимательных глаз. Казалось, что сама смерть буравит своим взглядом спину инспектора.