Текст книги "У истоков пирамид"

В безоблачные, жаркие дни замужние женщины Нехе обычно носили лишь льняную накидку, оборачивавшуюся вокруг бедер и скреплявшуюся на боку костяной застежкой. Эмме тоже её носила, но скроена она была сложнее, перехвачена в поясе, и доходила лишь до середины широких бедер. Вырез справа открывал высокую грудь. Скрепляла не костяная, а медная иголка – а Ренехбет уже знала, насколько ценна медь.

– Не хочешь ли освежить рот, Эмме? – спросила она, – я могу дать тебе воды с ячменем.

Женщина еще раз кивнула, по-прежнему не произнося ни слова. Ренехбет резко поднялась, охнула и, в несколько неловких шагов, принесла Эмме наполненную ячменной водой кружку. Потом, подумав, она, налила и себе.

Некоторое время они прихлебывали нагревшуюся, терпковатую ячменную воду, и Ренехбет ждала, что скажет гостья. Эмме молчала, но то и дело поднимала глаза от кружки, чтобы бросить на уари-на взгляд. Ренехбет заметила, как тщательно накрашены её глаза. Жители Нехе, как и других прибрежных селений, наносили на веки пыль малахита или галены. Так было красивее, кроме того, это защищало глаза от красноты и воспаления. Но обычно просто делали несколько мазков, скрепляя крошку каплей жира. Эмме отнеслась к этому иначе – необычного цвета смесь (Ренехбет решила, что это малахит и охра сразу) была наложена длинными линиями, густо обводившими глаза и уходившими на висках до волос. Сами волосы, как и в первую встречу, соединялись в узел, смазанные жиром и скрепленные гребнем. Не было бы ничего удивительного, если бы она пришла с уложенными волосами на праздник. Но праздник только завтра.

– У тебя есть особая просьба к Нехбет? Или ты в споре с кем-то и просишь моего суда? – Ренехбет, наконец, нарушила молчание.

Женщина чуть качнула головой, и поставила кружку на пол.

– Я хотела увидеть тебя, уари-на.

– Меня? – Ренехбет не нашлась, что ответить, и переспросила еще раз, – меня?

– Да, уари-на, – сказала Эмме, глядя на неё своими густо подведенными глазами, – люди много говорят о тебе последнюю луну. И я хотела тебя увидеть. Посмотреть, какая ты.

Ренехбет молчала, подбирая правильный ответ. А Эмме между тем продолжила:

– Ты родилась в Ме-Нари. Все твои кровные – там. Ты думаешь о них?

– Отец, мать и брат умерли. У сестер есть мужчины, – девушка поставила чашу на камень, потом снова подняла, сжав в руках, но не стала пить – и зачем ты спрашиваешь меня об этом?

– Я родилась в Пе-Хеп, – сказала Эмме, чуть искривив губы – там, после первой крови, старейшина решил отдать меня в Нехе, в род Крокодила. Я была моложе тебя, когда меня привели сюда, чтобы я легла на циновку с Дже-Себехом. Я дала ему трех детей, но девочка умерла от лихорадки прошлым летом.

– Её дух тревожит тебя? – спросила Ренехбет первое, что пришло ей в голову.

– Я знаю, что делать с ночными духами, – с лица Эмме не сходила все та же кривая улыбка, её пальцы коснулись ожерелья на груди. Среди шлифованных разноцветных камней был один, голубой, и обточенный в форме головы шакала – я часто с ними сталкиваюсь, уари-на. Чаще, чем другие, наверное, даже, чем Седжи. Но что делать с живыми?

Разговор со жрецом все еще звучал в ушах Ренехбет, и упоминание его имени заставило её напрячься. И произнесла это имя Эмме слишком уж легко, как легко решила, что знает о духах больше, чем он. Ренехбет снова сжала руками чашку и отпила глоток ячменной воды.

– Тебя беспокоит кто-то из близких? – спросила она, – если это женщина, я могу разрешить ваш спор.

– А если мужчина? – спросила Эмме, и пристальный взгляд её почти черных глаз опять заставил Ренехбет почувствовать беспокойство.

– Ты же знаешь, что Нехбет простирает крылья только над теми, кто дает молоко и кровь, – сказала она, поставив чашку так резко, что напиток пошел рябью. Эта женщина сидела перед ней, почти допив свою ячменную воду, а она все еще не могла понять, зачем та пришла, и чего хочет, – если какой-то мужчина донимает тебя, ты должна сказать об этом своему мужу.

– Своему мужу, – повторила Эмме, и опять улыбнулась, – уари-на, не всегда муж может помочь. Не всегда тот, кто дает тебе семя ночью, способен прогнать змей Хатха. А иногда он страшнее их.

– Что ты хочешь от меня? – теперь уже Ренехбет смотрела на неё прямо, – скажи, и если Нехбет одобряет это, я помогу тебе.

– Я хотела увидеть тебя. Хотела спросить, не тяжек ли твой сон в Нехе. И принести тебе дар.

Женщина, отставив свою чашку, потянулась рукой кожаному мешочку, что висел у неё на боку. Вытащив оттуда что-то, она подала это Ренехбет.

– Прими это, уари-на.

Протянув руку, Ренехбет приняла подарок и посмотрела на него. Это была пластинка-амулет. Она выглядела странно. У жителей Ке-Ем тоже были обереги, но на этом было изображено не животное, а женщина, сидящая и обнаженная, косые полосы указывали на сложно уложенные волосы, на месте глаз оставались крошечные белые кусочки, которые их, видимо, обозначали.

Ренехбет смотрела на подарок, не зная, что сказать.

– Благодарю тебя, Эмме, – сказала она, – я не знала, что в Нехе люди делают такие обереги, в Ме-Нари они другие.

– В Нехе такого тоже не делают, – Эмме кивнула с улыбкой, – но я рада, что он тебе нравится. Эта женщина будет защищать твой сон. Я пришла, чтобы подарить её тебе.

– Что ты за неё хочешь, Эмме? – спросила Ренехбет.

– Я получила, что хотела, – Эмме кивнула на скамью, где стояла недопитая чашка с ячменной водой, – теперь позволь мне уйти, уари-на.

Вечером Ренехбет долго не могла заснуть. Она вспоминала разговор с Эмме, её слова, которые никуда не вели, и странный подарок. Не выдержав, поднялась, нащупала на столике оберег и стиснула его. Что хотел сказать мастер, какого духа призывал? И не опасно ли иметь это рядом с собой? Так, с оберегом в руке, она провалилась в тяжелый сон.

Следующий день был праздником низкой воды, первым днем, когда она стояла перед всем Нехе как уари-на. И днем, когда заболел Седжи.

***

– Мы будем у их черного камня раньше, чем небесный огонь скроется за скалами, – хрипло сказал Перен, отвязывая кожаный мешок. Осторожно приспустив жильную нить, он сдавил кожу и приник к ней губами.

– Ты говорил, там стоит черный камень, похожий на голову быка, – повторил Гор-Кха, опять проводя ладонью по лбу. Пот уже не тек с него, как прежде, словно в теле не осталось достаточно влаги после долгого пути под пылающим солнцем.

– Да, уари, я видел его, и другие видели – и из людей Сокола, и из людей Ночной Львицы. Рядом с ним находили отрубленные головы козлов и антилоп. А на скалах рядом были их следы.

– И источник, – Гор-Кха говорил хрипло, но все еще заставлял себя не тянуться к последним остаткам воды, – на прошлой стоянке мы набрали совсем немного, людям нужно будет напиться.

– Напьются, там хватает воды. Источник скрыт в углублении под скалами, горцы расчистили к нему путь, нужно просто чуть спуститься, и вода течет прямо под ногами. Нам хватит, уари.

– Там их вода, и их Уну, – снова сказал Гор-Кха, – они должны выйти нам на встречу.

Он повернулся в сторону, где шли оставшиеся люди Скорпиона, и сам Скорпион, мрачный и молчаливый, после того, как они оставили его обложенных камнями родичей на прежней стоянке – копать могилу здесь было невозможно и нечем.

– Надо идти быстрее.

И они шли, разбившись на несколько групп, по родам и селениям – люди Нехе, люди Хети, Пе-Хеп и Уиши. Выбирая тех, кто пойдет в походе, он помнил про жестокое коварство каменной земли – как быстро человек терял там влагу, как сильно зависел от немногочисленных источников. Впрочем, жажда была не единственным противником. Отражающийся от камней жар наполнял воздух, и бывал невыносимым даже для привыкших охотников. И помрачение подступало незаметно. Бывало, человек вдруг садился на камень и отказывался идти дальше, словно не слыша уговоров спутников. В ушах него шумело, словно множество духов вдруг говорило с ним все сразу, и он так и оставался сидеть и слушать их, пока небесный огонь не выпивал жизнь из тела – если, конечно, товарищи не скручивали его, и не волокли дальше силой.

Потому и пришлось отобрать для похода сравнительно немногих – но лишь тех, в чьей силе, выносливости – и верности – он не сомневался. Люди Сокола, ставшие его новым родом, пошли с ним почти все, как и люди Скорпиона. Также примкнули некоторые из родов Орикса и Ночной Львицы – те, кто уходили на далекую охоту не раз. Пришли те, кого отправили старейшины Уиши и Пе-Хеп. И Раш, сын Аха, все еще называвший своего отца, а не Гор-Кха, уари, привел почти столько же людей, сколько он сам – лучшие из Хети.

– Надо идти быстрее, – снова сказал он, хотя Перен с ним не спорил, – нельзя долго оставаться среди скал, раз горцы хотят крови.

И они продолжали устало переставлять ноги по каменистым отрогам. Горы поднимались по левую руку и, чуть дальше, по правую. Здесь точно не добудешь ни газелей, ни ориксов – воды нет, как нет и травы. Как поверить, что еще не так давно ущелья наполнялись водой, и стояла она так высоко, что во время дождей по ней шли на ладьях?

Вскоре они должны были сойти в узкий проход, идущий между высокими и почти отвесными скалистыми ребрами, и Гор-Кха остановился, и поднял булаву. Увидев это, начали останавливаться и другие.

– Нельзя просто так спускаться…, – попробовал выкрикнуть он, но голос предательски захрипел, словно песчинки попали между шлифовальными камнями. Подумав чуть, мужчина потянулся за бычьим пузырем. Переносить так воду можно было не дольше дня, потом она становилась тухлой, и, выпитая, быстро извергалась из тела, унося с поносом последние силы. Но этот пузырь он наполнил только утром.

Теперь же, теплая, и с затхлым, неприятным вкусом, она все-таки охладила горло, вернув ему немного силы.

– Горцы бродят рядом и, по крайней мере, часть из них хочет нашей крови, – сказал он уже другим голосом, – слишком опасно заходить в ущелье, если они могут быть над нашими головами. Скорпион, Перен, Хуш – кто из наших людей умеет лучше всех лазать по скалам?

– У нас есть двое или трое, что часто уходили в горную землю охотиться на газелей и козлов, – сказал Хуш, сухопарый, но жилистый воин, старший в роде Орикса, – мы можем послать их наверх.

– Я и сам могу полезть, – вызвался Перен.

Чуть дальше он видел, как медленно и словно нехотя, приостановились люди Хети, и Раш отделился от остальных своих воинов, направившись к нему.

– Почему ты остановился? – выкрикнул он, и от Гор-Кха не укрылось, как ясно он опустил обращение «уари», – мы почти уже пришли.

– Ты видишь горцев? – спросил он его, и юноша пожал плечами.

– Может, они будут нас ждать у своего священного камня.

– Может. Но, может, и на этих скалах. Тогда, когда мы войдем в ущелье, они просто будут стрелять в нас сверху вниз.

Раш посмотрел вверх. Он, как делали и некоторые другие молодые воины, стягивал свои свободно висящие волосы жильной нитью, когда переступал границы каменной земли. Небольшой лук, прикрепленный к его поясу, свисал рядом с кожаным колчаном. Булаву он не выпускал из руки.

– В Хети тоже есть те, кто хорошо лазает, – пробормотал он.

– Тогда нужно было говорить о них раньше, – Гор-Кха уже повернулся к своим людям. Хуш отделился от людей Орикса, за его спиной шли трое мужчин, безоружных, если не считать ножей.

– Сейчас Перен отберет тех, кто пойдет от нас, – сказал он им, – вы должны залезть на скалы с того края, подняться и глянуть, сможем ли мы пройти по ущелью.

Раш медленно отошел к своим, и воины Хети начали о чем-то переговариваться. Люди, которые должны были влезть вверх, около десятка, подходили к скалам, ища удобное место. Лазить по скалам в каменной земле – нелегкое дело, надо знать не только, куда ступать, но и на что опираться – иначе камни могли обжечь или поранить руки.

И он стоял и смотрел, как его разведчики медленно, словно неуверенно, поднимались по склону, и понимал, какое это на самом деле тяжелое дело – идти с оружием в каменную землю. С тех пор, как высохли каменные реки, они ходили сюда лишь охотиться или торговать небольшими группками. Он первый, кто ведет поход.

– Эти горы опускаются пологим оврагом, а за ними – ровное место, потом Уну и ложбина с источником, – сказал Перен, которому Гор-Кха, все-таки, запретил лезть вверх, – когда мы подойдем туда, можно будет расставить людей только с одной стороны лагеря. Ты хочешь…

Он не успел договорить – его слова оборвал пронзительный, донесшийся сверху, крик, на который отозвались многие другие. Теперь все люди Нехе отчаянно всматривались в разогретое небо, и отшлифованные ветром камни – камни, по которым разведчики Нехе торопливо ползли, но уже не вверх, а вниз. Один из них, став у начала каменной выемки, сложил руки и вновь издал пронзительный, дрожащий крик. Так охотники предупреждали товарищей об опасности.

– Луки, вытаскивайте луки, – пришел в себя Гор-Кха, – Скорпион, Хуш, пусть люди с луками выйдут вперед!

Воины натыкались друг на друга, а над их встревоженными голосами опять прозвучал пронзительный крик, потом крик – но другой, боли, и опять напоминающие шакалий вой звуки. Гор-Кха увидел только движение – один из его охотников стремительно катился вниз по склону, а на ровной площадке на верху скалы вдруг появились фигурки с луками.

– Горцы, – яростно пробормотал Перен, хотя это и так было ясно, он уже освободил из привязи дротик, и яростно сжимал его в руке, – они ждали нас здесь, хотели, чтобы мы спустились в ущелье.

Воинственные крики сбоку заставили уари повернуть голову – люди Хети растягивались полукругом, большинство уже выпростало копья и булавы.

– Раш глупец! Горцы не подойдут так близко, чтобы достать их булавами. Они будут стрелять издалека.

Словно подтверждая его слова, из-за гребня выныривали все новые и новые люди с луками в руках. Его разведчики торопливо спускались вниз, несколько человек из первой группы горцев натянули тетиву, и стрелы, одна за другой, засвистели в воздухе, ломаясь о камни.

– Мы не достанем их из луков там, на вершине,? – спросил Гор-Кха, и Перен только покачал головой:

– Стрела, летящая вверх, бьет слабее летящей вниз, все охотники это знают. Если и долетит, то лишь оцарапает.

Гор-Кха оглядывал место – крутая гряда по левую руку, на вершине которой уже топтались кочевники с луками, по правую же скалы львиными зубами лезли в небо. Вскарабкаться на них отсюда невозможно, но и подойти по ним сверху – тоже. Хотя бы они не нападут с двух сторон.

Опять засвистели стрелы. Горцы поднимали свои выгнутые луки, и стреляли навскидку, подхваченные ветром стрелы по кривой падали вниз.

– Отойдем отсюда, – сказал он сам себе, и, почти одновременно с его словами, кто-то закричал от боли. Некоторые воины вскидывали луки и пробовали стрелять в ответ, но стрелы бились о скалы, или, взлетев чуть выше вершины, падали вдоль камней вниз.

– Отойдем, – крикнул он, и услышал, как что-то приказывает своим людям Рог, старший воин Пе-Хеп. Они тоже быстро отходили к другой стороне ущелья. Увы, оно было не настолько широко, чтобы надежно защищать от стрел, и Гор-Кха услышал еще один болезненный вскрик, и увидел, как покачнулся один из людей Хуша.

– Отойдем назад, вдоль края скал, – снова крикнул он, и вдруг услышал позади голос Скорпиона:

– Люди Хети уходят!

Повернувшись, Гор-Кха увидел, как весь их отряд словно разбился на две группы – большая часть из них стремительно уходила по ущелью назад, в то время как другие двигались в его направлении. Ища глазами Раша, он вскоре его нашел – тот рысью бежал вниз по ущелью, все так же сжимая в руке булаву.

– Что происходит с людьми Хети? – спросил кто-то сзади, – их кровь стала желтой? Они бегут обратно к своей Черепахе?

Он сам с недоумением проследил за ними глазами, поколебавшись, не отправить ли кого вдогонку, но потом поднял глаза вверх. Даже отсюда он видел, что многие горцы смотрят вслед бегущим, прекратив завывать и стрелять.

– У вас кровь скисла над небесным огнем? – выкрикнул сзади Хуш тем из людей Хети, кто приближался к ним, – куда бежит ваш старший?

– Подняться на скалы, – выкрикнул хриплым, срывающимся голосом воин с костяной подвеской, раскачавшейся от бега, – там, раньше, где мы проходили… на отрог можно было подняться. Он сказал, чтобы вы стояли здесь и следили…

Возможно, Раш не так уж глуп, как ему показалось.

– Будем стоять, но не все, – Гор-Кха обернулся к своим людям, – Перен, Скорпион, зовите людей Уиши и Пе-Хеп, я скажу, что надо делать.

Горцы наверху не выглядели многочисленными – собственно, их вообще не может быть по-настоящему много, каменная земля неспособна прокормить больше, чем отдельные небольшие роды. Значит, их можно растянуть по скалам.

Скоро стоявшие внизу разделились – Ша повел воинов Уиши в сторону почти исчезнувших из вида людей Хети, и уари увидел, что дикари явно растерялись. Они разбились на группки, о чем-то говоря друг с другом, потом часть из них отступила и исчезла. Отправились навстречу воинам Раша? Что ж, пусть попробуют разобраться там сами, а мы…

– У кого есть вода – допейте всю, – приказал он, – Рог, выбери самых быстрых из своих людей!

И вскоре воины Пе-Хеп, отобранные Рогом, оставив только луки и колчаны, опрометью помчались вдоль скалы, один за другим. Теперь надо только, чтобы они бежали быстрее горцев – что ж, скотоводам часто приходится бегать. И сейчас они должны были всего лишь бежать настолько быстро, чтобы горцы не успевали следовать за ними и стрелять, целясь. Где-то в голове мелькнула мысль, что на других скалах могут быть другие засады горцев, но он отогнал её. Пусть им повезет.

Посмотрев вверх, почувствовал, как подскочило сердце в груди – кажется, получалось. Столпившиеся на гребне лучники были явно растеряны. Часть из них действительно куда-то ушла, другие стреляли вслед бегущим воинам Пе-Хеп. Одна из стрел ударила воина под колено, и он, вскрикнув, упал, но остальные, пущенные запоздало, пропали зря.

И он увидел, как горцы отходят от узкого края, так же о чем-то переговариваясь друг с другом.

– Если одни из них пойдут навстречу людям Раша, а другие – навстречу воинам Пе-Хеп, перед нами останется совсем немного, – сказал он стоявшему рядом Перену, – тогда посмотрим, куда идти нам. Может, даже еще раз попробуем влезть на скалы здесь.

– Горцы не будут стрелять слишком долго, – заметил подошедший к ним Ша, – они всегда берегут свои стрелы.

Они прождали еще некоторое время, и он сам понял, что это так. Оставшиеся горцы топтались, иногда вскидывая луки и пробуя добросить до них стрелу, но делали это все реже и реже. Небесный огонь клонился к чернеющим камням, на ущелье упали тени. В очередной раз подняв голову, он вдруг понял, что людей на отроге нет.

– Они ушли, уари, – утвердительно сказал Перен.

…никто из них так с горцами и не столкнулся. Люди Раша, вернувшиеся назад и вскарабкавшиеся наверх, увидели перед собой только разогретые камни и пустынные осыпи. Впрочем, один из них говорил, что видел горцев, исчезавших в тени где-то за высокой скалой. Люди Пе-Хеп добежали до края ущелья, двое из них было ранено, второй просто оцарапан – они тоже увидели пологий отрог, и возле него – никого.

И вот сейчас, когда небо уже синело, и они устало переступали по траве (один её вид после дневного перехода по горячим камням казался милостью духов), Гор-Кха не мог отогнать мысль, что все произошло как-то неправильно. Горцы поддались слишком легко. Может, они и правда было сегодня немногочисленны, может, испугались, что им навяжут схватку лицом к лицу, но все же…

Его люди, конечно, отчаянно хотели пить – они выпили последние капли там, у ущелья, и разгоряченные тела требовали влаги. Его горло тоже пересохло, но больше, чем жажда, его сейчас смущало странное предчувствие чего-то нехорошего.

Перен с двумя воинами из рода Орикса шел к каменистому углублению, где был давным-давно обустроенный неизвестно кем источник. Вода дорога́ здесь. Как, впрочем, и еда. Напиться, а потом пойти взглянуть на их камень. Вдруг он увидел, как Перен быстро идет назад, навстречу ему от источника и скверное предчувствие опять заскребло откуда-то изнутри.

Обычно бесстрастное, в этот раз смуглое лицо воина выражало явную тревогу.

– Уари, – выдохнул он, – мы дошли до источника и…

– Горцы? – договорил за него Гор-Кха.

Перен кивнул.

– Они забросали его камнями.

***

– и услышит нас Аахи, сила великой Реки! И даст нам воду, и даст нам жизнь!

Голос Ренехбет почти не дрожал. Сейчас, стоя перед толпой с поднятыми руками, она забыла и страх перед Нехе, и тревогу, вызванную странными снами, и боль в ушибленной вчера ноге.

– Мы даем наш ячмень и наши силы великой Реке, пусть вернет она их нам трехкратно! – опустив чашу, Ренехбет трижды плеснула из неё в тихую воду у пристани, не рассчитав объем. К третьему разу жидкости в чаше уже почти не было, и девушка смутилась. Громко, так громко, что голос её почти сорвался на визг, она выкрикнула последние слова:

– И начнется праздник!

Гул голосов со всех сторон был ей ответом, и на мгновение её снова пронзил страх. Люди кричали почти так же, как в день её приезда в Нехе, и ей вдруг показалось, как и тогда, что они требуют крови чужака. Страх отпустил, когда она увидела лица стоявших впереди – они предвкушали начало праздника. Девушка опустила затекшие руки и выдохнула, сделала три шага в сторону, только теперь поняв, что ноги у неё дрожат. С этим все обряды на сегодня были завершены. Не думая, она протянула руку вбок и коснулась плеча Мерхет.

– Теперь начнется праздник, уари-на! – прошептала та, и Ренехбет услышала радостное возбуждение в её голосе.

Праздник, действительно, начинался. Обряд был завершен, настала очередь того, что людям нравилось больше всего. Она видела, как собравшиеся разбиваются на кучки, кровные с кровными, как тащат большие каменные сосуды с ячменным напитком. Чуть в стороне несколько мужчин выволокли два барабана – полые стволы, обтянутые высохшей козьей шкурой.

– Ты не знаешь, где Седжи? – спросила она у Мерхет, и та только покачала головой.

Старый жрец приносил жертвы Соколу в окружении принявших его бога, праздник воды он и не должен был вести. Но Ренехбет полагала, что он, хотя бы, будет присутствовать. Однако рядом была только Мерхет.

Люди, между тем, зачерпывали темный ячменный напиток из сосудов, оживленный говор долетал до неё с разных сторон. Ренехбет опять почувствовала себя потерянной. Куда идти, если её кровных здесь нет?

Ей и не хотелось идти никуда. Открытие праздника далось тяжело – пришлось мазать кровью занозистую поверхность джеда, склоняться перед священными камнями, заходить по колено в воду и омывать себя ей, и, самое тяжелое – проплясать вокруг площадки для сборов под ритм барабана. Голень разболелась, она стискивала зубы, чтобы не стонать, и надеялась, что хромающая на обряде уари-на не выглядит смешно для жителей Нехе или оскорбительно для духов. Сейчас она чувствовала себя совершенно вымотанной, одежда неприятно липла к телу, подвески и украшения казались тяжелыми, убор Нехбет давил на взмокшие волосы, по лицу бежали струйки пота. Вдобавок, в месте ушиба опять пульсировала боль. Ей уже не хотелось никакого праздника. Ренехбет с тоской подумала, как было бы сейчас хорошо снять все это с себя, оставшись в одной легкой юбке, сесть где-нибудь в тени, не тревожа больную ногу, и потихоньку прихлебывать ячменную воду. И разговаривать с Мерхет о всяком. Но нет, уходить нельзя.

Она сделала шаг, тихо охнула, и тут же почувствовала рядом крепкую руку своей гаша.

– Болит? – озабоченно спросила та, – давай, обопрись об меня, уари-на.

Ренехбет с благодарностью облокотилась о ее плечо, и, припадая на ногу, поковыляла от берега. Кажется, чуть далее, на площадке, было почетное место с закругленными камнями.

– Не хочешь ли нашей ячменной воды, уари-на? – вдруг услышала она голос слева от себя, и, оглянувшись, увидела Себеха. Мужчина выглядел очень довольным собой, кусочки шлифованного алого сердолика сверкали на солнце, как и его, смазанная жиром, острая борода. Запястье руки, в которой он держал чашу, охватывала кожаная лента с прикрепленными к ней перламутровыми полосками и зубом крокодила.

– Благодарю тебя, Себех, но я…, – она запнулась, не зная, как именно следует ответить, и, кивнув, сказала, – да, я выпью твоей воды. Пусть твой хемму даст тебе силу и спокойный сон.

Предложенный ей напиток оказался крепче того, к которому она привыкла. Терпкая вода щипала язык, но Ренехбет все же осушила чашу до половины и протянула её Мерхет.

– Теперь выпей и ты.

Пока её гаша пила, Ренехбет старалась не опускать глаз под пристальным взглядом Себеха. Он молчал, все так же с улыбкой рассматривая её, и девушка снова почувствовала неясную тревогу.

– Ты не видел сегодня Седжи? – спросила она.

– Он со своими женщинами был у дальнего камня, – улыбка Себеха на мгновение увяла, – что с ним такое, с этим человеком, знающим, откуда приходит небесный огонь? Он шел так, словно уже выпил много ячменной воды.

– Он не пил ничего до того как праздник начался, – Ренехбет сама не знала, почему сказала это так резко. Ей вспомнилось, как вчера жрец бережно ощупывал её ногу, а потом терпеливо объяснял, что она должна будет делать.

Себех посмотрел на неё как-то странно.

– Может быть. Сейчас начнутся игры, уари-на. Посмотри на моих кровных. Мы лучшие в Нехе.

– Но с кем мне стать? – вырвалось у Ренехбет, – все люди со своими родичами. Из моего рода нет никого.

– Ты – уари-на, ты можешь стать, где хочешь. Но лучше тебе сесть.

Вытянув руку, Себех указал на площадку, которая даже сейчас оставалась почти пустой. Там стоял шест с козьими головами, и лежали несколько округлых желваков.

– Это место уари, – сказав это, Ренехбет тут же спохватилась, – хорошо. Но где будет первая игра?

– Как раз перед площадкой, уари-на. Люди будут метать дротики.

На таких праздниках проводилось множество игр, иногда одна за другой, иногда одновременно. Большей частью они совпадали с тем, во что играли в Ме-Нари, но некоторые Ренехбет видела впервые. Вокруг площадки толпились люди – только шери, как она быстро поняла, медеша ушли дальше к роще. Шкура быка, натянутая на какое-то дерево, была разрисована, и воины, один за другим, метали в неё дротики, потом стреляли из луков. Она не знала победителя ни в одном, ни в другом соревновании, но поняла, что лучшим стрелком был человек из рода Крокодила.

Когда чучело убрали, люди начали толкаться, расступаясь – откуда-то волокли новые сосуды с ячменным напитком. Ренехбет почувствовала, что выпитая вода полнит низ живота, и встала.

Возвращаясь от росших у берега кустов, она увидела, что единой толпы уже нет, люди разбились на кучки. Девушка остановилась, не уверенная, стоит ли опять садиться на разогретые камни.

– Пусть будут легки твои сны, уари-на, – вдруг услышала она голос. Женщина выкрикнула эти слова издалека, идя в её сторону, как, вообще-то, делать не следовало. Но, даже против солнца, Ренехбет узнала женщину – Эмме.

– И пусть ночные духи не потревожат твой сон, Эмме, – Ренехбет ответила, только когда приблизилась к той, – игры закончились?

– Нет, продолжаются, – Эмме качнула головой, солнце отразилось на её костяном гребне и смазанных жиром волосах, – но я хотела сказать тебе иное, уари-на. Появился Седжи.

– Где он? – спросила Ренехбет.

– У дерева Шимы, – Эмме хмурилась, говоря это, её густо обведенные глаза казались еще темнее, чем в прошлый раз, – подойди к нему. Он спрашивал о тебе.

Дерево Шимы – высокая акация, где были спилены все, кроме одной, ветви, предназначалась для одного из состязаний – юноши должны были карабкаться по гладкому стволу голышом, по два, с разных сторон дерева.

Когда она направилась туда, Эмме молча последовала за ней, в нескольких шагах позади. Люди расступались. Ренехбет видела шери – воинов и охотников, с обведенными темным глазами и блестящими в солнечном свете разноцветными бусами, и рядом их жен. Хотя она надела все, что ей велел носить Гор-Кха, и медные пластинки позвякивали на ходу, многие из женщин носили не меньше украшений. Рядом с украшениями покачивались обереги, головы волка и орикса, людей и змей. Другие носили кожаный браслет с прикрепленным к нему зубом крокодила – и Ренехбет вдруг поняла, что именно они украшены наиболее ярко.

Наконец она подошла к акации. Здесь толпились люди, но даже за их спинами она поняла, что что-то не так.

– Уари-на! – Ренехбет увидела расширенные, обведенные малахитовой пылью, глаза женщины и узнала её. Наа, одна из двух, что несли её вчера, – он спрашивал о тебе.

Женщина подняла руку, словно хотела схватить её за запястье, но остановилась, потом махнула.

– Идем, идем за мной!

Они последовали сквозь расступившуюся толпу. Рядом с акацией оставались несколько пней от срубленных деревьев, выровненные и вычищенные. На одном из них сидел Седжи.

Он вдруг поднял опущенную голову и посмотрел на неё, прежде, чем Ренехбет успела что-то сказать. На его лице была та же болезненная гримаса, что она видела вчера, но теперь острее.

– Здоровья тебе, уари-на, – Седжи выговаривал слова с трудом, но речь его звучала по-прежнему ясно, – боги благословили наш праздник, я знаю. Нехбет будет тобой довольна. Как твоя нога?

– Уже лучше. Что с тобой? Тебя гнетет боль? – Ренехбет еще не видела жреца таким, его смуглое лицо посерело, а губы кривились, обнажая крепкие еще резцы. Тем не менее, Седжи улыбнулся ей и поднял руку в жесте приветствия.

– Я говорил тебе о змеях Хатха. Я давно понял, что ношу одну из них в себе. Она не могла украсть мою душу, но поселилась внутри. Вчера я почувствовал, как её зубы впились в чрево.

– Тебе может кто-то помочь? – Ренехбет пыталась собраться со словами, – мой мужчина говорит, что знаешь, как справляться с болью и прогонять ночных духов из тела. Гор-Сокол поможет тебе. А я обращусь с мольбой к Нехбет.

– Даже Гор-Сокол не удержит нас от ухода в закатные земли, – сказал Седжи, его посеревшие губы дрожали, но он улыбнулся, – скажи им, пусть продолжают игры. И сядь рядом со мной.

Повернувшись к толпившимся вокруг людям, она взмахнула рукой и крикнула:

– Продолжим праздник во славу Аахи!

Её голос прозвучал неожиданно громко, и пробежал по толпе повторяющимся отзвуком.

Праздник продолжался, но теперь распался на несколько сцен. У дальнего края площадки, специально тщательно разровненного, мужчины играли в васи – известную по всей долине игру, и камни стучали о камень. Женщины из нескольких родов, собравшись вместе, качались под ритмичный стук барабана, взмахивая руками и повторяя несколько слов. Другие просто пили ячменный напиток, говорили друг с другом, пели и танцевали под тонкие свистки костяных флейт. Ренехбет молча сидела рядом с Седжи, иногда поглядывая на жреца. Казалось, ему постепенно становилось лучше, и его темные, чуть прищуренные глаза скользили по собравшимся. Он не обращался к Ренехбет.