Текст книги "Различные миры моей души. Том 1. Сборник повестей"

Он насуплено замолчал. Я тоже не горела желанием разговаривать. Я молча обтирала его губкой, затем аккуратно расчесала. После этого помогла ему одеться.

– Ваш отец выказал надежду, что мы подружимся, – произнесла я, зашнуровывая ему ботинки. – Однако мне так не кажется. Дружба не возникает из одного повеления дружить. И деньги её не привлекают. Потому, для спокойствия вашей семьи, сэр, давайте будем вести себя вежливо. А вне её – как вам угодно.

Я встала, наблюдая недоверчивое выражение на его лице.

– Так вы не будете лезть ко мне с разговорами про моё здоровье и причитать по всякому поводу?

– За вашим здоровьем смотрит врач, сэр. А причитаний мисс Райт и миссис Стоун, пожалуй, будет достаточно. Если вам угодно, я могу вообще молчать – мне нетрудно.

Тут он впервые улыбнулся. Странная это была улыба: нижняя часть его лица словно озарилась светом, в то время как серьёзные глаза с нависшей надо лбом чёлкой как бы оставались в тени.

– И вы мне позволите заниматься, чем хочу?

– Если при этом вы себя не пораните.

– Тогда принесите из библиотеки мне гомеровскую «Трою».

– «Иллиаду», вы хотели сказать?

Он хмыкнул.

– Нет. Лучше германские мифы о Перуне.

– Перун был славянским языческим богом. Не германским сэр, – спокойно сказала я.

Он снова хмыкнул.

– Тогда жизнеописание Генриха Восьмого и девяти его жён.

– У Генриха Восьмого было шесть жён.

Он хмыкнул в третий раз.

– Ладно. Проверку вы прошли. Аристотеля мне пока хватает.

– Как вам угодно, сэр, – произнесла я, и направилась к столику у окна. Я не знала, как и когда завтракает мой подопечный. Миссис Стоун сама разрешила этот вопрос, внеся поднос с завтраком.

– А, мистер Френсис, вы уже встали, – удивлённо произнесла она, метнув на меня подозрительный взгляд.

– Конечно. И мисс Рест развлекла меня своими глубокими познаниями в греческой философии, – язвительно сказал мистер Френсис, ехидно поглядывая на меня.

Миссис Стоун непонимающе переводила взгляд с него на меня. Я же спокойно раскладывала книги и бумаги на столе. Если выпадет свободная минутка, я могу отдаться своей страсти рисовать. Я была неплохой художницей, могущей двумя-тремя штрихами изобразить человеческое лицо. Рисовала я только карандашом, потому как краски долго сохнут, масло пачкается, а с холстами одна морока.

– Мери, – обратился мистер Френсис к миссис Стоун. – Что ты думаешь о Ганнибале?

– Я не знаю этого господина, – сурово сказала миссис Стоун. – Когда познакомлюсь, тогда и выскажу своё мнение.

– Ты дура, Мери. Ганнибал уже больше двух тысяч лет сгорел на погребальном огне.

– Я принесу вам чай, сэр, – сказала миссис Стоун и вышла.

– Это было жестоко с вашей стороны, – безразлично сказала я.

– Переживёт. Её постоянное сюсюкание и навязчивая опёка мне надоели. Я не старик, одной ногой в могиле, чёрт подери! – Он сделал движение, словно хотел встать. Но снова откинулся на спинку кресла и стукнул по ручкам кулаками.

– Она просто вас любит, – сказала я, с тревогой наблюдая, как на глазах краснеют его ладони. – И, чтобы вы ни говорили, вы нездоровы, сэр.

– Об этом я давно догадался, – сказал он, потрясая ручками кресла.

– Потому не ведите себя как капризный ребёнок.

– Да что вы знаете? – прошипел он.

– Очень мало, – спокойно согласилась я. – Но и вы о моей жизни ничего не знаете.

– Что ваша жизнь? Вот сидеть в четырёх стенах, когда вокруг большой мир – вот мучение!

– Вы мало знаете о мире, сэр.

И я спокойно рассказала ему о своей работе в госпитале инвалидов, где молодой парень без обеих ног считал свою жизнь конченной и пытался выброситься из окна. Я рассказала о бессонных ночах наедине с сумасшедшим, готовым каждую минуту перерезать тебе горло. О женщинах, умиравших от последствий абортов, о стариках, умиравших от голода, о восьмилетних девочках с венерическими болезнями. Всё это я говорила отстранённо, скупыми словами и краткими фразами. Он смотрел на меня, насупившись.

– И всё же у вас есть ноги и свобода передвижения, – упрямо сказал он.

– Этого я не отрицаю и не спорю с вами, – сказала я и замолчала. Первый контакт получился слишком содержательным и эмоциональным. Больше я не выказывала желания рассказывать о своей жизни. Что до мистера Френсиса, то он вяло ковырял ложкой в яичнице с беконом.

По прошествии получаса он отодвинул развороченный завтрак и потребовал отвезти его в библиотеку. Насколько я помнила из вчерашней экскурсии, библиотека была большой и высокой. Но она находилась на первом этаже. Мы же – на третьем. Направляя меня, мы с мистером Френсисом дошли до одной из дверей, ведущей в маленькую каморку. Как я могла сообразить, это была кладовка для белья или что-то похожее. Там даже сохранился допотопный деревянный лифт. Перепоручив мистера Френсиса подоспевшей миссис Стоун, которая, однако, появилась без обещанного чая, я вышла из комнаты и спустилась вниз за книгами. Разнообразие выбранной литературы удивляло, но не шокировало.

Отправив книги на лифте наверх, я поднялась в каморку и увидела мистера Френсиса, что-то увлечённо пишущего за небольшим столом. Миссис Стоун выгружала книги из лифта и относила их на тумбочку у стола. Я со своим листом и карандашом пристроилась в уголке и начала набрасывать эту картину. Мистер Френсис был так увлечён, что не видел ничего вокруг.

Наконец он закончил и отложил перо, потягиваясь в кресле.

– Принеси мне чаю, – не оборачиваясь, сказал он миссис Стоун. Та сложила своё вязание и вышла, не поинтересовавшись, хочу ли чаю и я. Мистер Френсис потянулся за большим и тяжёлым томом, столкнув по пути стопку исписанных листов. Досадливо воскликнув, он попытался до них дотянуться, но безуспешно. Я встала и собрала листы с пола. Протягивая листы ему, я заметила недовольство на его лице. Без слов я положила бумагу на стол, подала ему книгу, за которой он тянулся, и вернулась к своему рисунку.

– Что вы делаете? – спросил мистер Френсис, теребя бумаги на своём столе.

– Рисую, сэр.

– Дайте посмотреть, – требовательно сказал он и протянул руку, уверенный, что я тут же исполню его приказ.

– Нет, сэр, – спокойно сказала я.

– Это ещё почему? – Он был явно недоволен.

– Не хочу.

– Зачем же вы тогда рисуете?

– Мне это нравится.

– А я хочу посмотреть.

– Что ж, сэр, а я не хочу показывать.

Он насуплено замолчал. Потом вдруг невесело усмехнулся.

– А если я скажу «пожалуйста» – дадите посмотреть?

– Я подумаю, – серьёзно сказала я.

– Хорошо. Мисс, пожалуйста, дайте мне посмотреть на ваши рисунки.

Я молча смотрела на него. Худое лицо, тонкие губы, чёрные глаза и чёрные длинные волосы, тонкая шея выглядывает из рубашки, длинные и тонкие пальцы пианиста, нервно сжимавшие и разжимавшие ручки кресла, напряжённая поза – обычный человек, только очень одинок. Несомненно умён, только проявить свои способности тут нет возможности. Я – новый человек в его ограниченной вселенной. И, естественно, он изучает меня, не зная, что от меня ждать. Ему неприятна зависимость от кого-то. Вся его грубость от того, что он сам не может делать простых вещей, и вынужден обращаться к посторонним. Ему невыносима мысль, что миссис Стоун нянчит его, как младенца. Что всё внимание отца отдано его недалёкому младшему брату, помешанному на лошадях, эполетах и оружии, который рисует какие-то дурацкие нелепые картинки, которые его отец считает искусством – сэр Томас показывал мне вчера эту мазню. Что отец не воспринимает его, Френсиса, всерьёз, считая обузой. И, возможно, его раздражает то, что он не может здесь найти себе собеседника по интеллекту. Я не обольщалась на свой счёт. Гомер, Перун и Генрих Восьмой – это знания для школьника. Если бы он заговорил со мной о философии Аристотеля или Софокла, он бы понял, что для меня это только имена. Как и Данте с Петраркой, про которых я знала только, что они писали талантливые стихи. Однако, в этом доме много книг. Возможно, у меня ещё будет время восполнить пробелы моего образования.

Это и многое другое я поняла уже гораздо позже. Пока же я только смотрела и слушала. И старалась не лезть не в своё дело.

– Вы подумали? – спросил мистер Френсис.

– Пожалуйста, сэр. – Я подала свой рисунок, который почти закончила. На нём я нарисовала мистера Френсиса в профиль за столом в кресле с пером в одной руке и листом бумаги в другой. Перед ним я нарисовала свечу в простом подсвечнике и двумя-тремя штрихами попыталась наложить тени. Рисунок, как я сказала, был незакончен. Поэтому лицо было слишком белым для предполагаемого света свечи.

– Неужели я так выгляжу? – пробормотал он, разглядывая суровую физиономию на моём рисунке. – Вы рисуете только портреты? – спросил он, оборачиваясь ко мне.

– Нет, сэр. Что придёт в голову.

– Пожалуйста, покажите.

– Хорошо. Только я дождусь для вас чая с миссис Стоун.

– Ах да, миссис Стоун. Конечно, вам она чаю не предложила?

– Нет, сэр. Но это и не обязательно.

– Как хотите.

Вошла миссис Стоун с подносом, на котором стояла всего одна чашка и всё, что требуется к чаю: сахарница, молочник, розетка с джемом, вазочка с печеньем и нарезанный хлеб. Всё это она несла с царственным достоинством, как королевские регалии, и столь же торжественно водрузила поднос на стол перед мистером Френсисом прямо поверх его бумаг.

– Убери это! – вскричал мистер Френсис, пытаясь вытащить свои бумаги из-под подноса.

Миссис Стоун испуганно схватила поднос.

– Ты не видишь, что ли, что я тут ещё и работаю!

Я встала и убрала бумаги из-под подноса в стопку в сторону. Миссис Стоун поставила поднос.

– Вы могли бы и сами убрать свои бумаги, сэр – руки же у вас не парализованы, – спокойно сказала я, убирая в стопку и книги.

– Не вам меня учить, мисс, – прошипел он. – Займитесь своим делом.

– Чем я и занимаюсь, сэр. В обязанности сиделки входит наблюдать за пациентом. Я за вами наблюдаю, сэр. И наблюдаю, что вы очень избалованный пациент.

– Наблюдайте молча. Я не нуждаюсь в ваших комментариях и советах.

Он демонстративно смахнул мною уложенную стопку бумаг. Я пожала плечами.

– Миссис Стоун, я ещё не завтракала. Поэтому я вас оставлю.

Я взяла из рук мистера Френсиса свой рисунок и вышла.

– Она не завтракала? – услышала я, закрывая дверь, вопрос мистера Френсиса.

– К нам она не спускалась, по крайней мере.

– Какого чёрта?

Я улыбнулась: что-то хорошее в душе этого капризного мальчишки сохранилось. Однако не стоит терять времени: завтрак уже закончен, и мне может вообще ничего не достаться. То яблоко с печеньем, что я успела съесть, не слишком насытили меня.

Пригладив волосы и оправив платье, я спустилась на кухню. Там я застала немногочисленную прислугу: кухарка что-то помешивала в большой кастрюле, а дворецкий (или кем он здесь служил) чистил серебро. Я вежливо поздоровалась, получив в ответ настороженные взгляды. Не дождавшись ответа, я столь же вежливо спросила, не осталось ли чего от завтрака.

– У нас принято есть в одно время, – неприязненно сказала кухарка, ставя на полку коробку со специями. – Здесь никого не ждут.

– Прошу прощения, но с утра мистер Френсис хотел поработать в комнате над библиотекой.

– Так миссис Стоун только ему завтрак и чай носила? – недоверчиво спросила кухарка.

– А будто ты не знаешь, – встрял дворецкий. – Помнишь, как она встретила здесь Райт? Тоже мне, хозяйка дома. Думает, если была личной служанкой первой миссис Мейпл, то имеет право всеми командовать?

– Она старшего сына вырастила, – буркнула кухарка.

– А что его растить? Посадила его в кресло и скачет вокруг него, как белка.

– Цыц, ты! – шикнула кухарка, стреляя в меня глазами. Я сделала вид, что ничего не заметила. Взяв буханку хлеба, я стала нарезать себе бутерброды. Затем сама налила себе чая, пока эти двое о чём-то яростно перешёптывались.

– Не будет ли вам трудно сварить мне яйцо? – спросила я.

Кухарка и дворецкий замолчали.

– Сэр Томас велел вам оставить завтрак, – нехотя сказала кухарка, раскрывая буфет. – Только разогревать вам я ничего не буду.

Она со стуком поставила тарелку на стол.

– Я и не смела вас просить об этом, – вежливо сказала я и спокойно села за стол.

Быстро съев холодный завтрак, я поблагодарила кухарку и вышла.

Вернувшись в комнату мистера Френсиса, я застала там миссис Стоун, убирающую постель.

– Мистер Френсис остался над библиотекой? – спросила я.

– Он называет этот чулан кабинетом, – буркнула миссис Стоун. – С ним сейчас Райт.

– Очень хорошо, – сказала я. Некоторое время я наблюдала за её яростными манипуляциями. – Миссис Стоун, я не знаю, зачем именно сэру Мейплу понадобилось нанимать меня, имея в доме вас и миссис Райт. Так же я не собираюсь оставаться здесь сверх срока, оговорённого контрактом. Равно как и не считаю себя мудрее или лучше вас. Прошу это запомнить и не видеть во мне врага.

Всю фразу я сказала неторопливо и спокойно, безо всякого желания понравиться. В конце концов, я в этом доме не для того.

Миссис Стоун замерла, подозрительно глядя на меня.

– Я тоже не знаю, зачем сэру Томасу пришла в голову блажь приглашать вас. Тем более, что для сидели вы слишком равнодушны, безжалостны, смелы и дерзки. Не знаю, как вас работодатели терпят? – Она критично оглядела меня. Я постаралась сохранить спокойное лицо при её выпаде. Худой мир лучше хорошей войны. А мне по контракту тут работать полгода. – Вижу, вы благоразумная женщина. – Миссис Стоун снизошла до комплимента. – Слушайтесь меня, и всё будет хорошо, – самоуверенно добавила она.

– Да, миссис Стоун. – Я не стала говорить о своём привилегированном положении, которое пожелал мне предоставить сэр Томас. К чему? Пусть тешит своё тщеславие. Мне же спокойнее будет.

Я ещё несколько минут постояла с миссис Стоун, обмениваясь общими, ничего не значащими фразами. Затем направилась в свою комнату за папкой со своими рисунками. Вспомнит ли о них мистер Френсис – другой вопрос.

Подойдя к «кабинету» мистера Френсиса, я услышала, как он монотонно отчитывает мисс Райт. Похоже, та что-то уронила или рассыпала. Вдруг дверь отворилась, и на пороге показалась сама мисс Райт, красная и всклокоченная.

– Невозможный человек, – со злостью сказала она. – капризный, как королевская мимоза, чтоб его… А, вы здесь, – сказала она, заметив меня. – Идите. Может, вам повезёт.

Она тряхнула головой так, что её чепец съехал на бок, и быстрым шагом удалилась. Я вошла.

Мистер Френсис сидел перед своим столом, на котором в беспорядке валялись книги, бумаги, перья и карандаши. Он кое-как пытался собрать всё это в стопки, но что-то постоянно падало на пол. На коленях у него, ко всему прочему, лежала шахматная доска и несколько фигурок. Доска норовила съехать на пол, мистер Френсис её ловил и упускал, при этом, вещи со стола. Хорошо было слышно его сопение и ругательства.

Наконец он ударил ладонью по ручке кресла и смахнул с коленей доску и фигурки. Я кашлянула. Он резко дёрнулся в кресле и обернулся ко мне.

– Что вы стоите? – рявкнул он. – Помогите же! Или вы ждёте, что я встану и приберу тут всё сам?

– У меня есть такое подозрение, сэр, – спокойно сказала я, и начала собирать его бумаги.

– Для сиделки вы слишком дерзки, – прошипел он, и наклонился ко мне, когда я подбирала бумаги у его кресла. Он схватил меня за плечо. Я подняла голову и спокойно подала ему бумаги.

– А вы слишком капризны для истинно больного, – сказала я. – Ваш отец уверен, что лечение назначил вам врач, а не он сам?

– Доктор Пити приедет через два дня. Спросите его сами.

– Непременно, – сказала я, поднимаясь. – Сиделка должна знать назначения врача, чтобы лучше выполнять свои обязанности.

– Вы считаете, миссис Стоун плохо выполняет свои обязанности?

– Она ваша кормилица. И она потакает вам. Что, на мой взгляд, не способствует вашему лечению и выздоровлению.

– Не ваше дело назначать лечение.

– Это вы верно заметили, сэр. – Я положила книги на стол.

– Мисс Рест – вы круглая дура, – зло улыбаясь, сказал он.

– Может и так. Но вы считаете, что можете судить о моих способностях?

– Я имею на это основания – я умнее вас.

– Что ж, может тогда вы знаете, что делать при лечении сифилиса, сэр?

Он удивлённо замолчал. Нервно сглотнул и не своим голосом спросил:

– Откуда вы знаете?

– Знаю. Знаю, как применять купорос или йод. Возможно, я не знаю подробностей философии Канта, но я знаю, как сделать, чтобы сломанные кости срослись более или менее ровно. – Я хотела добавить ещё про жгуты при кровотечениях, но прикусила язык.

Он заметно расслабился и насуплено замолчал.

– Однако вы имели в виду что-то другое, не так ли, сэр?

– Не ваше дело, – буркнул он.

Я пожала плечами, и в молчании продолжала собирать его вещи. Самым трудным было найти шахматные фигурки. Я не играла в шахматы и плохо представляла, какими именно они должны быть и сколько.

Наконец, оглядев пол и стол, я больше не увидела ничего лишнего. Мистер Френсис достал из кармана халата ещё две фигурки и положил их на стол.

– Вы играли когда-нибудь в шахматы? – внезапно спросил он.

– Не было возможности, сэр, – сказала я, затачивая карандаши. Интересно, кто точит ему карандаши и чинит перья?

– А хотите научиться?

– Сделайте одолжение, сэр – удивлённо сказала я.

Он разложил на столе доску и расставил фигурки. Следующий час он с упоением объяснял мне названия фигур и принцип игры. Признаться, мне было довольно сложно понять, почему одни фигуры ходят так или иначе. Однако, игра меня заинтересовала. Как я поняла, суть игры была в том, чтобы предугадывать ходы противника и не дать ему догадаться о своих собственных. Когда нас стала звать к обеду недовольная миссис Стоун, я была сильно захвачена игрой.

Отвезя мистера Френсиса к нему в комнату, где миссис Стоун суетилась с обедом для него, я спустилась на кухню. По дороге меня перехватил мистер Стивен и недовольно сказал, что меня ждут в столовой. Я вежливо поблагодарила и присоединилась к нему и сэру Томасу.

Следующие несколько дней были для меня как сиделки весьма странными в этом доме. Несмотря на убеждённость мистера Френсиса, доктор Пити не приехал через два дня. И противоречивый характер моего подопечного требовал от меня всех моих душевных сил, чтобы быть неизменно вежливой и спокойной и не дать ему по голове при очередной его грубости или унижении.

Впрочем, натыкаясь всегда на мою холодность к его колкостям, он вскоре оставил попытки вывести меня из себя. Чему я была чрезвычайно рада. Он вдруг ударился в другую крайность: во что бы то ни стало решил заняться моим образованием. Однако делал он этим в соответствии со своим характером: перескакивая с предмета на предмет, нетерпеливо требуя ответа недоразъяснённого урока. Так же он читал и книги: сегодня мы говорили об Аристотеле, а назавтра он требовал моего ответа о теориях доктора Фрейда, которого я знала только по скандальным публикациям в прессе. И если бы не моя крепкая память и умение сопоставлять и анализировать, у меня в голове была бы форменная каша. Больше хлопот, однако, мне доставляла шахматная игра. Мало знать, как ходит офицер или конь. Нужно уметь заставить их ходить так, чтобы противник, который тоже знает, как они ходят, был запутан и побеждён. Пока же каждый раз побеждённой оказывалась я. Хотя, возможно, это было от того, что раньше я никогда не играла в шахматы.

Однажды, омывая в ванной своего подопечного, я заметила покраснение кожи его ног и как он невольно сморщился, когда я плеснула на них немного перегретой водой.

– Вы, что ли, ошпарить меня хотите? – пробурчал он.

– Сэр, если вы можете чувствовать свои ноги, есть вероятность, что вы сможете ими пользоваться.

– Вы хотите сказать, что я смогу ходить? – он заинтересованно посмотрел на меня из-под насупленных бровей.

– Я не врач, сэр, – охладила я его пыл. – Но я уже сталкивалась с подобным. Благодаря ваннам и массажу можно вернуть чувствительность конечностям. При условии, что нервные окончания не повреждены. Но об этом вам подробнее скажет врач. Кстати, вы говорили, что он должен был приехать.

– Должен, чёрт его дери, – буркнул мистер Френсис. Перспектива обрести свободу передвижения сделала его ещё более нервным и нетерпеливым. Скоро темпераментом он сравняется с братом. Мистер Стивен, вроде бы, ничего эдакого не делал. Но вокруг него всегда была суета и кутерьма, которая утомляла всех, кроме него. Хотя сам он суетился не меньше. Правда, результатов это приносило до скудности мало по сравнению с затраченными усилиями.

– Ваш врач не говорил, когда он вас навестит, сэр?

– Этот старый козёл подхватил где-то простуду, – пробурчал мистер Френсис. – И пока не вылечится, к нам не заявится.

Я знала о докторе Уильяме Пити весьма мало. Мне не доводилось работать с ним. Но слышала я о нём весьма лестные слова. Это был энтузиаст своего дела, не оставлявший, впрочем, старых проверенных способов лечения. Он был талантливый химик, сам создававший пилюли и микстуры для своих больных. Чем приводил в отчаяние общество фармацевтов, которые из-за него теряли возможную прибыль. Доктор Пити не был специалистом в какой-то одной области, его интересовало всё. Злопыхатели говорили, что, если человек знает всё, то досконально он не знает ничего. Возможно, что это и так. Но доктор Пити ставил на ноги своих больных, не обращая внимания на слухи вокруг своего имени. Я была бы рада воочию увидеть этого врача, а так же посоветоваться с ним по поводу лечения мистера Френсиса. Я не собиралась спорить с доктором – у меня нет необходимой квалификации, я всего лишь сиделка. Но мне думалось, что мои наблюдения будут ему интересны как врачу.

Доктор Уильям Пити приехал через два месяца. Всё это время я делала лёгкий массаж ног мистеру Френсису, взяв на себя риск самоуправства. Я просила его делать несложные упражнения. Как то: шевелить пальцами ног и напрягать мышцы икр. Поначалу у мистера Френсиса получалось плохо, и это выводила его из себя. Он даже имел хамство запускать в меня мочалкой или шахматными фигурками, не говоря уже о непрекращающейся брани. Однажды я пригрозила ему, что вообще перестану с ним заниматься, ограничиваясь только рамками работы и обязанностями сиделки. Он надулся на довольно продолжительное время. Я же, со своей стороны, угрозу выполнила. Шахматные поединки, массаж и литературные чтения были мной безжалостно отринуты. Изнывая от безделья и возможности упражнять на мне свой интеллект, он сдался. Правда, ворчать и браниться он меньше не стал, но, по крайней мере, больше не смел запускать в меня первое, что попадало ему под руку.

Доктор Пити осмотрел мистера Френсиса, остался доволен увиденным и сказал, что здоровье больного удовлетворительно. На моё скромное замечание о массаже, ваннах и физических упражнениях он сказал, озабоченно покачивая головой:

– Я склонен думать, что, благодаря вам, паралич может со временем пройти. Но вставать с кресла и ходить… Вы знаете, что, учась ходить, дети набивают себе шишки и разбивают носы? Боюсь, что в случае с мистером Френсисом это будет смертельно. Я, конечно, поговорю с его отцом, предупрежу, что первые шаги мистер Френсис будет делать в моей клинике: там пол и стены специально обиты, чтобы люди не поранились.

– Это сумасшедший дом, сэр? – прямо спросила я.

– Я бы так не сказал, – поморщившись, ответил он. – Это клиника для нервнобольных.

«Сумасшедший дом, как его ни называй, остаётся сумасшедшим домом», – подумала я. Но вслух, разумеется, ничего не сказала.

– Правда, боюсь сэр Томас будет против.

– Почему? – Меня чрезвычайно удивило подобное предположение.

– Более мнительного человека я не встречал даже среди своих пациентов, – ответил доктор Пити. – Он боится за своего сына так, как будто раньше сам уже стал причиной какого-нибудь недуга.

Интересное предположение.

– Но вы же врач – вы можете настаивать.

– Боюсь, если я буду слишком сильно настаивать, сэр Томас откажется от моих услуг.

– Значит, нам надо всё сделать самим, а его поставить перед фактом.

– А вы авантюристка, – улыбнулся доктор Пити.

– Я просто хочу поставить больного на ноги, сэр, – серьёзно сказала я. – Конечно, это входит в ваши обязанности, не в мои. Но я не считаю, что мистер Френсис настолько болен, чтобы держать его в четырёх стенах. Я сиделка. А не нянька. Мои услуги нужны больным. А не мнительным родителям.

– Понимаю. – Улыбка врача погасла. – Что ж, я поговорю с сэром Томасом. Пока ограничимся вашим предложением массажа. Про остальное – только тогда, когда я буду видеть результаты.

– Вы врач. Я только выполняю ваши распоряжения, сэр.

Разговор доктора Пити с сэром Томасом состоялся вскоре после обеда. Подробностей я не знаю, однако озабоченное выражение лица его несколько разгладилось после краткого посещения мистера Френсиса. Сэр Томас вызвал меня, и долго с пристрастием расспрашивал о том, как мы с мистером Френсисом проводили время, как я делаю ему массаж и прочее. Однако он ни разу не спросил о том, каково его настроение, о чём он думает, что любит читать. Мне даже показалось, что он даже боится ближе узнать своего сына. Возможно, он сам боялся, что его сын обвинит его в своей болезни? Потому и расспрашивал меня вместо того, чтобы спросить его самого. Даже наша маленькая размолвка с мистером Френсисом не заинтересовала его, пока я сама не упомянула об этом. Но и тогда его интересовало только то, что я продолжала выполнять свои обязанности. Я заверила его, что мои эмоции не сказались на моём профессионализме. Он потребовал, чтобы я в дальнейшем придерживалась предписаний врача и его указаний. Подавив собственный протест, я обещала сделать всё так, как требуется.

Наши занятия с мистером Френсисом медленно, но верно стали давать результаты. Я не знаю, в чём была причина паралича, но он постепенно отступал. Полгода моей службы подходили к концу, и мистер Френсис потребовал от отца продлить мой контракт. Сэр Томас согласился, однако сначала посоветовался с врачом. Насколько я поняла, доктор Пити уверил его, что я не причиню вреда его сыну своей работой. Меня весьма удивила просьба мистера Френсиса. Конечно, мне и самой было интересно с этим странным молодым человеком. Но на свой счёт я не обольщалась. Скорее всего, он прекрасно знал, что мало кто будет мириться с его непростым характером. А ему ещё и доставляло удовольствие «образовывать низший класс». И как только он узнал, что мой новый контракт подписан, он тут же потребовал меня к себе продолжать делать ему массаж и ванны. Миссис Стоун была весьма недовольна нашими занятиями. Во-первых, получалось, что я заняла её место при мистере Френсисе, а во-вторых, как мне казалось, от этого она чувствовала себя ненужной и потому злилась.

Мистер Френсис становился всё более нетерпеливым, напоминая своего порывистого брата. Он всё чаще выказывал желание встать с кресла. Только сила моих убеждений и его собственные неудачи, когда он пытался владеть конечностями без моего наблюдения, оставляли его в прежнем положении. И всё же, я чувствовала, что моих сил может не хватить. И, если мистер Френсис встанет с кресла сам и набьёт себе шишек и поставит синяков, меня вообще могут рассчитать, а его привязать к креслу верёвками. Впрочем, не самая удачная моя фантазия: верёвки могут повредить больше, чем синяки и шишки. Наконец я поставила чёткую дату, когда мы вдвоём с мистером Френсисом встанем с кресла. Я видела, с каким нетерпением он ждал её, как изнурял гимнастикой свои плохо гнущиеся ноги.

В один из дней я застала миссис Стоун за рюмкой бренди на кухне. Наверное, в этот день ей нужно было выговориться, и я узнала, что, когда мистеру Френсису было лет семь-восемь, его отец, решив проявить отцовские чувства, затеял с ним игру, чему мистер Френсис противился. Уже тогда обычные мальчишеские забавы, игры и времяпровождение не нравились ему. Он отдавал предпочтение библиотеке. Признаться, я его прекрасно понимаю. Но мистер Томас был непреклонен, желая вырастить из своего первенца здорового и крепкого юнца, в будущем отличного солдата, что совершенно противоречило характеру мистера Френсиса. Результатом стала глупая игра на качелях, с которых мистер Френсис свалился так неудачно, что распорол себе ногу острым камнем и получил тяжелой седушкой по голове. Увидев море крови, которая всё никак не останавливалась, мистер Томас впал в панику. Доктор Пити, срочно вызванный впавшим в истерику отцом, в конце концов, остановил кровь. Но мальчик был очень слаб, так как потерял её слишком много. Отец две недели продержал его в кровати, а когда ребёнок встал, было видно, что ходит он с трудом. По мне – ничего удивительного. Иногда за два дня мышцы настолько расслабляются, что приходится вспоминать, как ходить. А тут – две недели. Но, впавший в мнительность отец решил, что от удара качелями по голове, он что-то повредил ребёнку, и тому грозит паралич ног. Тем более, что доктор Пити ничего определённого сказать не мог: он слишком мало наблюдал мальчика после того, как тому было позволено встать с постели. Видя колебания врача и истолковав их к своей выгоде, сэр Томас, вместо того, чтобы позволить ребёнку разрабатывать свои ноги, излишне отдыхавшие две недели, усадил его в кресло. Признаться, мне показалось, что он пошёл по более лёгкому пути: если бы мистер Френсис упражнял свои ноги, он бы неминуемо поранился. А видеть второй раз реки крови или гадать, не отсохнет ли от синяка конечность, было, видимо, выше душевных сил сэра Томаса. Потому он привязал ребёнка к креслу и поместил на самый верхний этаж, чтобы тому было труднее спускаться вниз. Мистер Френсис, как я поняла, поначалу был только рад, что его оставили в покое. Но потом положение инвалида стало его тяготить. Однако пойти против запрета отца он не посмел. Ну а позже атрофия мышц сделала невозможным самому вставать с кресла. И неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не моя наблюдательность. Я не стала говорить миссис Стоун, что пытаюсь поставить её молочного сына на ноги. К чему? Она, как и сэр Томас, была бы в ужасе. И чего доброго начала бы винить себя в том, что не занялась тем же, чем я, раньше. В наши упражнения была посвящена только миссис Райт. Хотя, не исключено, что остальные слуги тоже были в курсе: в больших домах прислуга любит поболтать о хозяевах.

Получив, таким образом, подтверждение мимолётным мыслям доктора Пити, я начала понимать маниакальную мнительность сэра Томаса. Я пыталась всё это объяснить мистеру Френсису, но тот угрюмо отмалчивался.

Наконец наступила столь долго ожидаемая мистером Френсисом дата. Ещё с утра мы вместе с мисс Райт собрали подушки, какие можно было собрать, и матрасы и разложили их перед кроватью мистера Френсиса. Едва он проснулся и увидел всё это, его лицо озарилось такой радостью, которой я у него никогда не видела. Я помогла ему перекинуть ноги через край кровати, и мы с мисс Райт встали по обе стороны от него. Было видно, что, несмотря на радость, он очень боится. Но вот чего: потерпеть неудачу или сделать первый шаг – я бы затруднилась сказать. Наконец, после недолгих колебаний, или, как он сказал, собираясь с силами, мистер Френсис опёрся о наши плечи и встал.