Текст книги "100 великих катастроф на море"

Очень хорош был и верхний обеденный зал, располагавшийся над самым большим залом; он был устроен на манер шатра и вместо крыши имел навес: на дугообразных прутьях, шедших вдоль длины всего зала, натягивались пурпурные ткани. За этим залом шла открытая палуба, располагавшаяся над нижним вестибюлем. С нее по винтовой лестнице можно было спуститься в крытую галерею и обеденный зал на девять лож. Он был выстроен в египетском стиле… На корабле было еще много других помещений, размещавшихся на всем протяжении корпуса. Мачта имела высоту семьдесят локтей, парус был выткан из виссона, а его верхняя часть была окрашена пурпуром» (описание приведено нами в некотором сокращении. – Е.С.).

Судьба кораблей озера Неми не вполне ясна, но общепринятыми являются три варианта: их отправил на дно народ, восставший после убийства Калигулы (тогда даже всерьез обсуждался вопрос возврата Римского государства к республиканскому строю); их погубил шторм (что маловероятно, учитывая природу озера, образовавшегося в вулканической кальдере); наконец, что они, брошенные на произвол судьбы, затонули от старости и отсутствия ухода.

Затонувшие корабли тирана веками привлекали внимание как ученых, так и охотников за редкостями и сокровищами. Однако все попытки их подъема заканчивались крахом; более того, наносили объектам непоправимый вред. Один корабль лежал у самого берега, на глубине порядка 5—12 метров, второй – в середине озера, на глубине 15–20 метров. К началу ХХ в. вызрела идея – осушить озеро, чтобы добраться до кораблей. Но осуществлена она была только по приходе к власти в Италии фашистов в лице дуче Муссолини. Тот, лелея и пестуя идею о преемственности своего режима древнеримскому, оценил тот пропагандистский потенциал, который могло дать «воскрешение» этих античных деревянных дредноутов. В 1924 г. начались исследования и подготовительные работы, в 1928 г. был начат спуск воды и вместе с тем – освобождение кораблей из ила и их консервация (1929–1930 гг.); параллельно на берегу озера создавался особый музей, куда предполагалось поместить суда и находки с них. В 1940 г. состоялось долгожданное открытие, но уже в ночь с 31 мая на 1 июня 1944 г. музей и находившемся в нем корабли были разбомблены англо-американской авиацией и сгорели практически дотла. Уцелели лишь некоторые бронзовые детали (для их расплавления нужна чрезвычайно высокая температура) да то, что ранее было вывезено в Рим. Эти жалкие остатки вкупе с обгоревшими досками и моделями кораблей – все, чем теперь может «похвастать» возрожденный музей. Поскольку победителей не судят, муниципалитет Неми сделал заявление, что корабли сожгли державшие там оборону немцы. Так и честь бессовестных янки спасли (хотя спасать там давно нечего), и счет Германии выставили. Но это уже чисто политика (счет архитектурных потерь Италии от англо-американских бомбардировок на самом деле ужасает) и махание кулаками после драки; все это неспособно заполнить ту утрату, что понесло человечество в пожаре кораблей озера Неми.

Кораблекрушение, подстроенное Нероном (59 г.)

Как ни отталкивающ был Калигула, вскоре на троне Римской империи воссел персонаж, куда более отталкивающий, – его родной племянник, кровавый шут Нерон (37–68 н. э.; правил с 54 г.). Конечно, не все, обычно приписываемое ему, имело место в действительности (в частности, легенда о том, что он поджег Рим для того, чтобы вдохновиться на сочинение поэмы о гибели Трои, – его в начале пожара и в Риме-то не было!), однако и реальных фактов предостаточно, чтобы увидеть всю мерзость этого человека. Дело в том, что в списке его многочисленных жертв (Светоний пишет, что Нерон «казнил… без меры и разбора кого угодно и за что угодно»), кроме сенаторов, приближенных, военачальников, выдающихся литераторов и мыслителей (Петрония, Сенеки, Лукана), родных (отчима – императора Клавдия, двоюродного дяди Британика (сына Клавдия), двоюродной тетки и по совместительству одной из жен Октавии (дочери Клавдия), родной тетки Домиции Лепиды – сестры матери), множества христиан (включая святых первоверховных апостолов Петра и Павла – распинаемых, бросаемых хищникам и сжигаемых заживо в виде смоляных факелов для освещения садов Нерона) его родная мать Агриппина Младшая. Сестра Калигулы, женщина решительная, властная и жестокая, некогда расчистившая Нерону путь к трону, не брезгуя ни убийством, ни половыми связями, включая брак с собственным дядей, императором Клавдием, впоследствии отравленным. Молва приписала ей волчьи клыки. Историк Корнелий Тацит (56—120) сообщает: «Агриппина за много лет ранее ожидала такого конца и не страшилась его: передают, что она обратилась к халдеям (восточным прорицателям. – Е.С.) с вопросом о грядущей судьбе Нерона, и, когда те ей ответили, что он будет властвовать и умертвит мать, она сказала: «Пусть умерщвляет, лишь бы властвовал».

Агриппина, довольно трезвомыслящая, видела, в какую бездну влекут ее сына многочисленные фавориты и любовницы, и, естественно, пыталась вмешаться в происходящее, чем постепенно отдалила от себя Нерона настолько, что он дошел до сатанинской мысли об ее устранении. Немалую роль в этом играла знаменитая Поппея Сабина, мечтавшая стать императрицей, но знавшая, что при жизни Агриппины Нерон не разведется с Октавией. Устранению Агриппины предшествовала активная и грязная пропагандистская кампания, обвинявшая императрицу-мать в соблазнении сына, чтоб удержаться у власти, и вместе с тем – в подготовке его убийства. Когда идеологически почва была подготовлена, начались покушения, как свидетельствует Светоний: «Три раза он пытался отравить ее, пока не понял, что она заранее принимает противоядия. Тогда он устроил над ее постелью штучный потолок, чтобы машиной высвободить его из пазов и обрушить на спящую, но соучастникам не удалось сохранить замысел в тайне». Нерон с советниками стали измышлять наименее подозрительный способ убийства, и остановились… на кораблекрушении! «Тогда он выдумал распадающийся корабль, чтобы погубить ее крушением или обвалом каюты». Корнелий Тацит пишет обо всем очень подробно:

«Наконец, вольноотпущенник Аникет, префект Мизенского флота и воспитатель Нерона в годы его отрочества, ненавидевший Агриппину и ненавидимый ею, изложил придуманный им хитроумный замысел. Он заявил, что может устроить на корабле особое приспособление, чтобы, выйдя в море, он распался на части и потопил ни о чем не подозревающую Агриппину: ведь ничто в такой мере не чревато случайностями, как море; и если она погибнет при кораблекрушении, найдется ли кто столь злокозненный, чтобы объяснять преступлением то, в чем повинны ветер и волны? А Цезарь воздвигнет усопшей храм, жертвенники и вообще не пожалеет усилий, чтобы выказать себя любящим сыном.

Кораблекрушение «Агриппины». Художник Густав Вертхаймер. XIX в.

Этот ловко придуманный план был одобрен. Благоприятствовали ему и сами обстоятельства, ибо праздник Квинкватров Нерон проводил в Байях. Сюда он и заманивает мать, повторяя, что следует терпеливо сносить гнев родителей и подавлять в себе раздражение, и рассчитывая, что слух о его готовности к примирению дойдет до Агриппины, которая поверит ему с легкостью, свойственной женщинам, когда дело идет о желанном для них. Итак, встретив ее на берегу (ибо она прибывала из Анция), он взял ее за руку, обнял и повел в Бавлы. Так называется вилла у самого моря в том месте, где оно образует изгиб между Мизенским мысом и Байским озером. Здесь вместе с другими стоял отличавшийся нарядным убранством корабль, чем принцепс также как бы воздавал почести матери; надо сказать, что ранее она постоянно пользовалась триремою с гребцами военного флота. Затем Нерон пригласил ее к ужину, надеясь, что ночь поможет ему приписать ее гибель случайности. Хорошо известно, что кто-то выдал его и предупредил Агриппину о подстроенной ей западне, и она, не зная, верить ли этому, отправилась в Байи на конных носилках. Там, однако, ласковость сына рассеяла ее страхи; он принял ее с особой предупредительностью и поместил за столом выше себя. Непрерывно поддерживая беседу то с юношеской непринужденностью и живостью, то с сосредоточенным видом, как если бы сообщал ей нечто исключительно важное, затянул пиршество; провожая ее, отбывающую к себе, он долго, не отрываясь, смотрит ей в глаза и горячо прижимает ее к груди, то ли чтобы сохранить до конца притворство или, быть может, потому, что прощание с обреченной им на смерть матерью тронуло его душу, сколь бы зверской она ни была». (Светоний добавляет, что Нерон «проводил ее ласково и на прощанье даже поцеловал в грудь». – Е.С.)

Но боги, словно для того, чтобы злодеяние стало явным, послали ясную звездную ночь с безмятежно спокойным морем. Корабль не успел далеко отойти; вместе с Агриппиною на нем находились только двое из ее приближенных – Креперей Галл, стоявший невдалеке от кормила, и Ацеррония, присевшая в ногах у нее на ложе и с радостным возбуждением говорившая о раскаянии ее сына и о том, что она вновь обрела былое влияние, как вдруг по данному знаку обрушивается отягченная свинцом кровля каюты, которую они занимали; Креперей был ею задавлен и тут же испустил дух, а Агриппину с Ацерронией защитили высокие стенки ложа, случайно оказавшиеся достаточно прочными, чтобы выдержать тяжесть рухнувшей кровли. Не последовало и распадения корабля, так как при возникшем на нем всеобщем смятении очень многие не посвященные в тайный замысел помешали тем, кому было поручено привести его в исполнение. Тогда гребцам отдается приказ накренить корабль на один бок и таким образом его затопить; но и на этот раз между ними не было необходимого для совместных действий единодушия, и некоторые старались наклонить его в противоположную сторону, так что обе женщины не были сброшены в море внезапным толчком, а соскользнули в него. Но Ацерронию, по неразумию кричавшую, что она Агриппина и призывавшую помочь матери принцепса, забивают насмерть баграми, веслами и другими попавшими под руку корабельными принадлежностями, тогда как Агриппина, сохранявшая молчание и по этой причине неузнанная (впрочем, и она получила рану в плечо), сначала вплавь, потом на одной из встречных рыбачьих лодок добралась до Лукринского озера и была доставлена на свою виллу (будучи в ссылке в молодости на Понтинских островах, она вместе с сестрой зарабатывала на жизнь ловлей губок; вероятно, этот опыт ныряльщицы и позволил ей тогда уцелеть. – Е.С.).

Там, поразмыслив над тем, с какой целью она была приглашена лицемерным письмом, почему ей воздавались такие почести, каким образом у самого берега не гонимый ветром и не наскочивший на скалы корабль стал разрушаться сверху, словно наземное сооружение, а также приняв во внимание убийство Ацерронии и взирая на свою рану, она решила, что единственное средство уберечься от нового покушения – это сделать вид, что она ничего не подозревает. И она направляет к сыну вольноотпущенника Агерина с поручением передать ему, что по милости богов и хранимая его счастьем она спаслась от почти неминуемой гибели и что она просит его, сколь бы он ни был встревожен опасностью, которую пережила его мать, отложить свое посещение: в настоящем она нуждается только в отдыхе… А Нерону, поджидавшему вестей о выполнении злодеяния, тем временем сообщают, что легко раненная Агриппина спаслась, претерпев столько бедствий такого рода, что у нее не может оставаться сомнений, кто их виновник. Помертвев от страха, он восклицает, что охваченная жаждою мщения, вооружив ли рабов, возбудив ли против него воинов или воззвав к сенату и народу, она вот-вот прибудет, чтобы вменить ему в вину кораблекрушение, свою рану и убийство друзей».

Но советники императора, и среди них – стоик-лицемер Сенека, не поддались панике Нерона; вилла, где находилось Агриппина, была окружена; наконец, убийцы вошли в ее покои: «Увидев Аникета с сопровождавшими его триерархом Геркулеем и флотским центурионом Обаритом, говорит ему, что если он пришел проведать ее, то пусть передаст, что она поправилась; если совершить злодеяние, то она не верит, что такова воля сына: он не отдавал приказа об умерщвлении матери. Убийцы обступают тем временем ее ложе; первым ударил ее палкой по голове триерарх. И когда центурион стал обнажать меч, чтобы ее умертвить, она, подставив ему живот, воскликнула: «Поражай чрево [родившее чудовище]!», – и тот прикончил ее, нанеся ей множество ран. В рассказе об этом нет расхождений. Но рассматривал ли Нерон бездыханную мать и хвалил ли ее телесную красоту, показания относительно этого разноречивы: кто сообщает об этом, кто это опровергает. Ее тело сожгли той же ночью с выполнением убогих погребальных обрядов». Официально было объявлено, что Агриппина подослала к сыну убийцу – Агерина, действительно посланного к Нерону с вестями о ее спасении, – и, когда покушение не удалось, покончила с собой.

Кровавая вакханалия завершилась лишь со свержением Нерона. Не желая попасть в руки врагов, несомненно, предавших бы его лютым истязаниям, он покончил с собой, сделав это не мужественно, с большим трудом и вымученной театральной фразой, неясно на кого рассчитанной: «Смотрите, какой великий актер погибает!»

Кораблекрушение, пережитое святым апостолом Павлом (60 г.)

Мы решили поместить в данную работу опыт кораблекрушения, пережитый святым апостолом Павлом во время его четвертого миссионерского путешествия, по одной простой причине: твердой убежденности его исторического существования. Это, разумеется, не исключает того, что некоторые новозаветные послания, подписанные его именем, принадлежат не ему и написаны несколько позже его казни в Риме при Нероне (66–67 гг.), однако этот вопрос уже выходит за рамки нашей темы. Кроме того, картина древнего кораблекрушения написана святым Лукой (или каким иным автором «Деяний апостолов») весьма живо и вполне достойна воспроизведения как несомненный памятник Античности рубежа I–II вв. н. э.

Но сначала несколько слов о Павле, обратившемся из гонителей новой веры – христианства – в пылкого ее защитника и проповедника. Несомненно, что именно благодаря его трудам, упорству, неимоверному проповедническому жару и тому факту, что он первый, видя упорство кипрских и малоазийских иудеев, обратился со своей проповедью к язычникам возникшее в лоне иудаизма христианство начало свое шествие по Римской империи, оказавшееся в итоге триумфальным. Павла так и называли – «апостол язычников». Именно он сформулировал саму суть миссионерского проповедничества: «Как веровать в того, о ком не слышали? Как слышать без проповедающего? И как проповедовать, если не будут посланы?» За многие годы он прошел всю Малую Азию, побывал в Греции и Македонии, на многих островах, в Италии («Деяния апостолов» и послания самого Павла свидетельствуют о четырех его миссионерских путешествиях, предание добавляет пятое – в Испанию), пока наконец не был казнен обезглавливанием – как римский гражданин.

Во 2-м Послании к коринфянам он подробно перечисляет многочисленные опасности, выпавшие на его долю во время его путешествий, вспоминая: «Был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти. От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе». Как видим, неприятности на море занимают здесь весьма приличное место, однако подробности мы знаем только об одном.

Собор Святого Павла в Мдине. Построен на месте, где, по преданию, высадился апостол после кораблекрушения

Будучи притесняем и находясь за свою проповедь в заточении в Палестине, Павел потребовал у римского наместника Порция Феста суда императора – как римский гражданин, он имел на это полное право. Святой Лука пишет: «Когда решено было плыть нам в Италию, то отдали Павла и некоторых других узников сотнику Августова полка, именем Юлию. Мы взошли на Адрамитский корабль и отправились, намереваясь плыть около Асийских мест… На другой день пристали к Сидону. Юлий, поступая с Павлом человеколюбиво, позволил ему сходить к друзьям и воспользоваться их усердием. Отправившись оттуда, мы приплыли в Кипр, по причине противных ветров, и, переплыв море против Киликии и Памфилии, прибыли в Миры Ликийские. Там сотник нашёл Александрийский корабль, плывущий в Италию, и посадил нас на него».

Скорее всего, этот александрийский корабль был зерновозом, везущим хлеб в Рим, Миры Ликийские были для них частой остановкой в пути. Путешествие арестантов продолжалось (приводим описание с некоторыми сокращениями): «Медленно плавая многие дни и едва поравнявшись с Книдом, по причине неблагоприятного нам ветра, мы подплыли к Криту при Салмоне. Пробравшись же с трудом мимо него, прибыли к одному месту, называемому Хорошие Пристани, близ которого был город Ласея. Но как прошло довольно времени, и плавание было уже опасно, потому что и пост уже прошёл, то Павел советовал, говоря им: мужи! я вижу, что плавание будет с затруднениями и с большим вредом не только для груза и корабля, но и для нашей жизни. Но сотник более доверял кормчему и начальнику корабля, нежели словам Павла. А как пристань не была приспособлена к зимовке, то многие давали совет отправиться оттуда, чтобы, если можно, дойти до Финика, пристани Критской, лежащей против юго-западного и северо-западного ветра, и там перезимовать.

Подул южный ветер, и они, подумав, что уже получили желаемое, отправились, и поплыли поблизости Крита. Но скоро поднялся против него ветер бурный, называемый эвроклидон. Корабль схватило так, что он не мог противиться ветру, и мы носились, отдавшись волнам. И, набежав на один островок, называемый Клавдой, мы едва могли удержать лодку. Подняв её, стали употреблять пособия и обвязывать корабль; боясь же, чтобы не сесть на мель, спустили парус и таким образом носились. На другой день, по причине сильного обуревания, начали выбрасывать груз, а на третий мы своими руками побросали с корабля вещи.

Но как многие дни не видно было ни солнца, ни звёзд и продолжалась немалая буря, то наконец исчезала всякая надежда к нашему спасению… В четырнадцатую ночь, как мы носимы были в Адриатическом море, около полуночи корабельщики стали догадываться, что приближаются к какой-то земле, и, вымерив глубину, нашли двадцать сажен; потом на небольшом расстоянии, вымерив опять, нашли пятнадцать сажен. Опасаясь, чтобы не попасть на каменистые места, бросили с кормы четыре якоря, и ожидали дня. Когда же корабельщики хотели бежать с корабля и спускали на море лодку, делая вид, будто хотят бросить якоря с носа, Павел сказал сотнику и воинам: если они не останутся на корабле, то вы не можете спастись. Тогда воины отсекли верёвки у лодки, и она упала.

Перед наступлением дня Павел уговаривал всех принять пищу, говоря: сегодня четырнадцатый день, как вы, в ожидании, остаётесь без пищи, не вкушая ничего. Потому прошу вас принять пищу: это послужит к сохранению вашей жизни… Было же всех нас на корабле двести семьдесят шесть душ. Насытившись же пищею, стали облегчать корабль, выкидывая пшеницу в море.

Когда настал день, земли не узнавали, а усмотрели только некоторый залив, имеющий отлогий берег, к которому и решились, если можно, пристать с кораблём. И, подняв якоря, пошли по морю и, развязав рули и подняв малый парус по ветру, держали к берегу. Попали на косу, и корабль сел на мель. Нос увяз и остался недвижим, а корма разбивалась силою волн. Воины согласились было умертвить узников, чтобы кто-нибудь, выплыв, не убежал. Но сотник, желая спасти Павла, удержал их от сего намерения, и велел умеющим плавать первым броситься и выйти на землю, прочим же спасаться кому на досках, а кому на чем-нибудь от корабля; и таким образом все спаслись на землю. Спасшись же, бывшие с Павлом узнали, что остров называется Мелит (Мальта. – Е.С.). Иноплеменники оказали нам немалое человеколюбие, ибо они, по причине бывшего дождя и холода, разложили огонь и приняли всех нас».

Как видите, древний автор сообщил нам много любопытных деталей, среди которых – «обвязывание» корпуса корабля для придания ему прочности, спуск паруса, чтобы сильный ветер не опрокинул судно, избавление от излишнего груза, вероломная попытка команды сбежать, бросив прочих на произвол судьбы, и даже меры по преданию смерти узников, лишь бы те не освободись и не бежали при кораблекрушении. В общем, весьма интересное свидетельство.

Далее же: «Через три месяца мы отплыли на Александрийском корабле, называемом Диоскуры, зимовавшем на том острове, и, приплыв в Сиракузы, пробыли там три дня. Оттуда отплыв, прибыли в Ригию; и как через день подул южный ветер, прибыли на второй день в Путеол, где нашли братьев, и были упрошены пробыть у них семь дней, а потом пошли в Рим».

Основываясь на тексте «Деяний апостолов», немало энтузиастов пытаются точно определить на Мальте место знаменитого кораблекрушения. Обычно считают, что это залив на севере острова, по традиции носящий имя апостола. Два крохотных острова, находящиеся в нем, именуются островами Святого Павла, и там установлена его статуя. Возможно, кораблекрушение произошло ровно с другой стороны Мальты – в южном заливе Святого Фомы. Разумеется, все это чисто умозрительно. К северу от стены древнего города Мелита обнаружены так называемые катакомбы Святого Павла – подземное кладбище и место собраний первых христиан (сохранились высеченные в каменных стенах ниши для захоронений с фрагментами стенной росписи, каменный стол, за которым христиане совершали свои «вечери любви» – агапы, предшествовавшие более позднему официальному обряду богослужений). В Рабате показывают грот Святого Павла, в котором тот якобы жил во время своего пребывания на Мальте; в грот помещена его статуя и упомянутые нами в 1-й главе серебряные кораблики – вотивные приношения за спасение на море. Тамошние катакомбы носят имя апостола и святой Агаты Сицилийской, которой во время гонений на христиан отрезали перси. Разумеется, стоит памятник Павлу и в столице Ла-Валетте. 10 февраля – день спасения апостола и его спутников – широко отмечается на острове, причем на государственном уровне.