Текст книги "Сравнительное корпоративное право"

Корпорации возникают на основе гражданско-правового договора (либо односторонней сделки единственного учредителя/участника). Более того, первый по времени возникновения тип корпораций – товарищества – характеризуется тем, что именно товарищеский договор в дальнейшем определяет всю организацию их деятельности. Однако во всех других видах корпораций, особенно в объединениях капиталов и в производственных кооперативах, содержание корпоративных отношений определяют отнюдь не договор учредителей об их создании, а нормы корпоративного права, в том числе во многом имеющие императивный характер. Поэтому такие отношения ни в коей мере не могут считаться разновидностью обычных договорных (обязательственных) гражданско-правовых отношений.

Более того, в силу принципа numerus clausus видов корпораций их учредители могут выбрать только такую организационно-правовую форму корпорации, которая прямо предусмотрена действующим законодательством, и в дальнейшем должны придерживаться установленных им рамок соответствующей юридической конструкции. Поэтому в дальнейшем они лишены возможности произвольно (по своему соглашению) пересматривать рамки своих корпоративных взаимоотношений как в сторону их «расширения», так и в сторону «сужения» или «смешения», если это не предусмотрено законом. Иначе говоря, договорная свобода участников корпоративных отношений ограничена возможностями выбора одного из видов корпораций, установленных законодательством.

С точки зрения корпоративных отношений важно и то, что их непременный участник – корпорация возникает в результате исполнения товарищеского договора, но не является его стороной и, строго говоря, не связана его условиями, хотя ее воля обусловлена совместными решениями его участников. Это обстоятельство является следствием давно отмеченной в доктрине особой юридической природы товарищеского договора, который представляет собой весьма своеобразный договор организационного, а не товарообменного типа, исключающий применение к возникшим на его основе отношениям многих общих норм обязательственного права.

Общепризнанным считается, что, будучи обязательственно-правовым договором, стороны которого взаимно обязаны друг перед другом (что предполагает применение к нему некоторых общих норм обязательственного права), товарищеский договор вместе с тем не относится к числу обычных «обменных договоров» (schuldrechtlicher, aber kein Austauschvertrag), в силу чего общие нормы договорного права применимы к нему в очень ограниченном объеме[43]43
  Подробнее об этом см., например: Hueck G., Windbichler Ch. Gesellschaftsrecht. S. 66–69.


[Закрыть]. Поэтому и порожденные им корпоративные отношения в любом случае не могут рассматриваться в качестве разновидности обычных договорных отношений.

Иное дело, что в связи с деятельностью современных корпораций, особенно и главным образом акционерных обществ как классических объединений капиталов, лишенных какого-либо личностного элемента, развиваются и определенные договорные связи, которые иногда ошибочно относят к корпоративным. Так, в связи с переходом на бездокументарные акции в роли их эмитентов и учетчиков в развитых европейских правопорядках теперь обычно выступают не сами акционерные общества, а обслуживающие их коммерческие банки. Соответственно и отношения акционеров с акционерными обществами по приобретению, отчуждению и отчасти даже по использованию таких акций во многих случаях превращаются в сугубо обязательственные отношения их покупателей и продавцов с коммерческими банками. Приобретатели и отчуждатели таких «безбумажных активов» нередко вообще не вступают ни в какие правоотношения с формально эмитировавшими их акционерными обществами.

Аналогичная по сути ситуация имеет место и с акционерными соглашениями, пришедшими в европейское корпоративное право из американского права, где такие соглашения играют роль и товарищеских договоров, и уставов корпораций. Отдельные участники акционерного общества как законные владельцы акций (долей), разумеется, вправе совершать определенные сделки по их использованию, в том числе относительно порядка их отчуждения (заключение соглашения об установлении чьего-то преимущественного права на их приобретение) и (или) порядка реализации закрепленных в них корпоративных прав (на голосование, т. е. участие в управлении делами корпорации). Это, однако, не превращает данные чисто обязательственные (договорные) отношения в корпоративные (иначе корпоративными сделками пришлось бы объявлять и завещания, содержащие условия о переходе принадлежавших наследодателю акций к его наследникам)[44]44
  Подробнее об акционерных (корпоративных) соглашениях см. § 2 гл. 4 настоящей работы.


[Закрыть].

Следует также отметить, что попытки рассматривать корпоративные отношения как разновидность гражданско-правовых договорных отношений не только основаны на чужеродных российскому праву подходах, свойственных американскому праву, но и чреваты опасностью распространения на них общего принципа свободы договоров, ведущего к безбрежной либерализации и диспозитивности содержания корпоративно-правового регулирования. В свою очередь такой подход не только не отвечает существу корпоративного права (призванного прежде всего защищать интересы миноритариев и потенциальных кредиторов – третьих лиц), но и ведет к отрицанию самой его необходимости и существования самих корпоративных отношений путем их замены общими нормами договорного права и договорными отношениями. Этот путь удачно охарактеризовал один из современных германских исследователей: так что же, «прощай корпоративное право, здравствуй договорное право? Необходимо просто разрешить свободно действовать магии рынка? Неужели это действительно может быть так просто? Неужели поколения одаренных ученых в области корпоративного права континентально-правового типа так глубоко заблуждались?»[45]45
  См.: Mankowski P. Reicht das Vertragsrecht für einen angemessenen Schutz der Gesellschaftsgläubiger und ihren Interessen aus? // Das Kapital der Aktiengesellschaft in Europa. Berlin, 2006. S. 489 (Zeitschrift für Unternehmens– und Gesellschaftsrecht / ZGR-Sonderheft 17).


[Закрыть]. Ответ на эти вопросы представляется очевидным; во всяком случае ему в значительной мере будет посвящено дальнейшее изложение.

В целом же все это говорит о том, что корпоративные отношения не могут считаться разновидностью договорных отношений, а корпоративное право – частью договорного права. Иной взгляд в настоящее время следует считать прямо противоречащим общим правилам гражданского права (абз. 1 п. 1 ст. 2 ГК РФ), включившим корпоративные отношения в предмет гражданско-правового регулирования в качестве его особой составной части[46]46
  Необходимо также отметить, что действующие пока положения п. 2 ст. 48 ГК РФ, согласно которым права участников хозяйственных товариществ и обществ охарактеризованы как обязательственные, не следует воспринимать буквально: при их формулировании в начале 90-х годов прошлого века важно было показать абсурдность действовавшего в то время законодательства о предприятиях и предпринимательской деятельности, объявившего участников корпораций сособственниками их имущества (а имущество корпораций – объектом долевой собственности их участников). Это и было сделано таким образом в отсутствие ясности относительно понятия и природы корпоративных отношений. Принятый в первом чтении Госдумой проект новой редакции ГК РФ предполагает отмену этих правил (которые теперь сами противоречат новым положениям абз. 1 п. 1 ст. 2 ГК РФ).


[Закрыть].

§ 4. Основные источники корпоративного права

На развитие европейского континентального корпоративного права решающее влияние исторически оказало господство в континентальной Европе XIX в. дуализма частного права, т. е. разделения гражданского и торгового права, которое в то время можно было считать своего рода «правовым стандартом». В этих условиях законы о статусе отдельных видов корпораций создавались и совершенствовались обособленно друг от друга: статус торговых товариществ (объединений лиц) обычно регулировался торговыми кодексами, статус простых товариществ (товариществ гражданского права) – гражданскими кодексами (ими же обычно регулировался и статус немногочисленных правосубъектных некоммерческих корпораций – союзов, или объединений), а статус появлявшихся объединений капиталов (хозяйственных обществ, главным образом акционерных) устанавливался отдельными законами.

Типичный пример такого законодательного развития представляет собой корпоративное право Германии (Gesellschaftsrecht). Статус «открытых» (полных), коммандитных и негласных (простых) товариществ и в настоящее время регулируется здесь действующим Торговым кодексом 1897 г., статус простых товариществ (договоров о совместной деятельности) и правосубъектных объединений (Vereine – некоммерческих организаций) – Гражданским кодексом 1896 г., а статус акционерных обществ (включая акционерную коммандиту), обществ с ограниченной ответственностью и кооперативов – специальными законами (соответственно Законом об акционерных обществах 1965 г. – Aktiengesetz; Законом об обществах с ограниченной ответственностью 1892 г. – Gesetz betreffend die Gesellschaften mit beschränkter Haftung, Законом о производственных и хозяйственных кооперативах 1889 г. – Genossenschaftsgesetz). В 1994 г. в Германии из англо-американского права была заимствована новая форма корпорации – «партнерство лиц свободных профессий» (Partnerschaftsgesellschaft, PartG), которая была введена специальным Законом о партнерствах лиц свободных профессий (Gesetz über Partnerschaftsgesellschaften Angehöriger Freier Berufe (Partnerschaftsgesellschaftgesetz, PartGG)).

Подобно этому, и в Австрии статус полных, коммандитных и негласных товариществ урегулирован Торговым кодексом 2006 г., формально называющимся теперь «Федеральным законом об особых гражданско-правовых предписаниях для предпринимателей (Предпринимательским кодексом, ПК)» (Bundesgesetz über besondere zivilrechtliche Vorschriften für Unternehmen (Unternehmensgesetzbuch, UGB)), статус товариществ гражданского права – Гражданским кодексом (Общим гражданским уложением) 1811 г., статус объединений капиталов и кооперативов – специальными законами (соответственно Законом об обществах с ограниченной ответственностью 1906 г., Федеральным законом об акционерных обществах 1965 г. и Законом о производственных и хозяйственных кооперативах 1873 г.). Здесь также принят специальный Федеральный закон «О зарегистрированных торговых товариществах» (eingetragene Erwerbsgesellschaften), позволяющий создать «открытое» (полное) и коммандитное товарищество с полной правосубъектностью (в качестве юридического лица). Для некоммерческих корпораций действует Федеральный закон об объединениях 2002 г.

Но в XX в. эта ситуация начала изменяться: в ряде высокоразвитых правопорядков последовал отказ от обособления торгового права (Швейцария, Италия, Нидерланды), в связи с чем дуализм частного права утратил свои господствующие позиции. Во всех указанных государствах это повлекло сосредоточение регламентации статуса корпораций (включая объединения капиталов) в единых гражданских кодексах. В правовых системах, сохранивших обособленное торговое право (например, в Германии и Австрии), получило распространение специальное акционерное законодательство и законодательство о других видах коммерческих корпораций, включая кооперативы, развитие которого происходит за рамками торговых и гражданских кодексов.

В восточноевропейских странах в последнее время стали приниматься отдельные законы кодифицированного типа о коммерческих корпорациях: в Венгрии действует специальный Закон о хозяйственных обществах 1998 г.; в Польше в 2000 г. принят Кодекс торговых обществ; в Чехии с 1 января 2014 г. вступил в силу новый кодифицированный Закон о торговых корпорациях. Коммерческий кодекс Эстонии 1995 г., несмотря на свое название, в действительности регулирует только статус юридических лиц и индивидуальных предпринимателей, т. е. фактически также является «корпоративным кодексом»; аналогичное содержание, видимо, будет иметь и Торговый кодекс Словакии, готовящийся к принятию параллельно с разработкой нового Гражданского кодекса. При этом в большинстве названных стран новые кодифицированные акты корпоративного права заменили собой ранее действовавшие в них торговые кодексы (если еще в 90-е годы прошлого века почти половина из двадцати стран Восточной Европы имела отдельные торговые кодексы, то в настоящее время самостоятельная кодификация торгового права сохраняется лишь в Словакии, Болгарии и Литве).

По существу в этом же направлении развивается французское торговое право после того, как в 2000 г. в Торговый кодекс 1807 г. без каких-либо изменений были инкорпорированы тексты законов о торговых товариществах 1996 г. и о торговом представительстве 1991 г. и он стал рассматривается как «Новый Коммерческий кодекс» (Nouveau Code de Commerce) – консолидированный акт инкорпорации, или «компиляции» (что, по некоторым доктринальным оценкам, ознаменовало «фактическую декодификацию» французского торгового права). Примечательно, что проведенная в 1998 г. реформа германского Торгового уложения 1897 г. также ограничилась модернизацией его корпоративно-правовых норм – о торговой фирме и о полных («открытых») и коммандитных товариществах, оставив практически без всякого внимания нормы о торговых сделках.

Все это позволяет говорить о том, что современное торговое право (в тех правопорядках, где оно сохраняется в качестве особого явления) переживает процесс постепенного преобразования, перехода из права, регулировавшего преимущественно торговые сделки (коммерческие договоры), в право, охватывающее главным образом регламентацию корпоративных отношений. Вместе с тем вне сферы действия большинства традиционных торговых кодексов по-прежнему остается статус акционерных и других хозяйственных обществ (объединений капиталов). В целом же торговое право безусловно сохраняет свой частноправовой характер и как специальное частное право в целом подчиняется действию гражданского права как общего частного права, поэтому любой торговый кодекс всегда является lex specialis в отношении гражданского кодекса как lex generalis.

Исключительно важную роль в развитии европейского корпоративного права (включая и английское) играют директивы Евросоюза в области корпоративного права, в частности: Директива 77/91/ ЕЭС от 13 декабря 1976 г. о создании акционерного общества, а также о сохранении и изменении размера его капитала (Вторая директива, или Директива о капитале); Директива 89/667/ЕЭС от 21 декабря 1989 г. об обществах с ограниченной ответственностью с единственным участником (Двенадцатая директива, или Директива о компании одного лица); Директива 2007/36/ЕС от 11 июля 2007 г. об осуществлении определенных прав акционеров в компаниях, имеющих листинг на бирже (Директива о правах акционеров), и др.

Традиционной особенностью стран common law является господство в них прецедентного права (case law), т. е. решений высших судов по конкретным делам в качестве важнейшего, основного источника[47]47
  Следует иметь в виду, что «судебное» (прецедентное) право создается немногочисленными высшими судами; например, в Англии оно формируется лишь тремя ее высшими судами – Верховным Судом (Supreme Court, функции которого до октября 2009 г. выполнял апелляционный комитет Палаты лордов – Appellate Committee of the House of Lords), Апелляционным Судом (Court of Appeal) и главным образом – Высоким Судом Справедливости (High Court of Justice). Последний имеет в своем составе «королевскую коллегию» (Queen’s Bench Division), которая применяет и творит «общее право» (common law), и «канцлерскую коллегию» (Chancery Division), которая применяет и творит «право справедливости» (law of equity). Кроме того, к решениям Верховного Суда в Англии традиционно приравниваются обладающие не обязательной силой (binding authority), а особой убедительностью (persuasive authority) решения Судебного комитета Тайного совета (Judicial Committee of the Privy Council), который состоит в основном из судей Верховного Суда и, формально не являясь судом, фактически составляет последнюю инстанцию по делам, рассмотренным судами стран Карибского региона, входящих в Британское Содружество, или территорий этого региона, подконтрольных Великобритании. Поскольку именно здесь расположено большинство офшорных зон и юрисдикций, используемых российскими и другими зарубежными предпринимателями (в частности, Британские Виргинские острова), решения Судебного комитета Тайного совета, в том числе по корпоративным спорам, приобретают важное практическое значение.


[Закрыть]. Однако в сфере корпоративных отношений статутное право Англии и США традиционно играет гораздо большую роль, чем в других сферах (например, в области договорного права).

Основным английским корпоративным законом является Закон о компаниях 2006 г. (Companies Act, CA 2006), распространяющий свое действие на правосубъектные корпорации. Статус неправосубъектных товариществ (не являющийся формально признанным предметом английского корпоративного права) определяется Partnership Act 1890 г. (для general partnership («общих партнерств») – аналогов полных товариществ) и Limited Partnership Act 1907 г. (для «партнерств ограниченной ответственности» – аналогов европейской коммандиты). Кроме того, с 20 июля 2000 г. здесь вступил в силу специальный Закон о партнерствах с ограниченной ответственностью (Limited Liability Partnerships Act, LLPA), представляющих собой смешанную форму юридического лица – правосубъектную «коммандиту без комплементария» и в этом смысле более близких к компаниям, чем к партнерствам.

Американское корпоративное законодательство, опирающееся на унифицированные федеральные акты, в основном представлено законами отдельных штатов. В связи с этим говорить о единой системе американского корпоративного права можно лишь с известной долей условности. Однако в любом случае его развитие определяется некоторой разнонаправленностью и даже определенной конкуренцией законодательства отдельных штатов и федерального корпоративного законодательства: первое характеризуется постоянным стремлением к либерализации и «дерегулированию» корпоративных отношений, тогда как второе вынуждено устанавливать определенные границы такому развитию в интересах защиты кредиторов (третьих лиц) и миноритариев корпораций.

Дело в том, что с развитием междуштатной торговли и других экономических отношений сфера действия корпораций, зарегистрированных в конкретном штате, неизбежно стала выходить за его пределы. Верховный Суд США еще во второй половине XIX в. своими решениями установил, что регистрация корпорации в одном штате для осуществления в нем коммерческой деятельности (intrastate commerce) не препятствует осуществлению ею аналогичной деятельности в других штатах (interstate commerce). Это сделало возможной регистрацию корпорации не в том штате, где ею будет осуществляться основная предпринимательская деятельность, а в том штате, где имеется наиболее либеральное корпоративное законодательство.

Данную ситуацию использовали прежде всего небольшие восточные штаты – сперва Нью-Джерси, затем Мэн и Делавэр, Нью-Йорк и Западная Виргиния, быстро освободившие свое законодательство от традиционных для того времени ограничений (требования создания корпораций только для прямо названных целей и на строго определенный срок (от 20 до 50 лет); установления максимального размера объявленного капитала; требования оплаты акций (долей) исключительно деньгами в размере их полной (номинальной) стоимости; обязательности места жительства учредителей и (или) директоров корпорации в штате ее регистрации; запрета корпорациям иметь акции (доли) других корпораций и создания холдингов и т. п.). В результате уже в конце XIX в. здесь возникло знаменитое «состязание в дерегулировании» (race for laxity), или «гонка внизу» (race to the bottom). Именно оно не только повлекло отмену названных и других ограничений (включая требования к первоначальному капиталу корпорации), но и вызвало к жизни такие институты корпоративного права, как неголосующие акции (nonvoting shares) и акции без номинальной стоимости (no par value shares), возможность закрепления в уставе корпорации неограниченных правомочий ее менеджмента по изменению в будущем ее учредительных документов (charter amendments), и др.

Одновременно оно породило огромную волну разнообразных злоупотреблений и афер, потребовавшую разработки законодательных мер по защите от действий недобросовестных участников корпоративных отношений. С этой целью Национальной конференцией разработчиков единообразного права штатов (National Conference of Commissioners on Uniform State Laws) в 1928 г. после многолетних усилий был создан проект Единообразного закона о коммерческих корпорациях (Uniform Business Corporation Act), который должен был стать моделью для корпоративных законов отдельных штатов. Однако фактически только пять штатов инкорпорировали его в свое право в начале 30-х годов прошлого века. Поэтому в 1946 г. комитетом по корпоративному праву Американской ассоциации адвокатов (American Bar Association, ABA) был разработан Модельный закон о коммерческих корпорациях (полностью опубликован в 1950 г. и серьезно обновлен в 1969 г.).

В 1984 г. он подвергся основательной «модернизации» и в настоящее время именуется Модернизированным модельным законом о коммерческих корпорациях – Revised Model Business Corporation Act (RMBCA). Поскольку вся работа по модельному закону о корпорациях была осуществлена не Национальной конференцией разработчиков единообразного права штатов, а Американской ассоциацией адвокатов, данный акт рассматривается в качестве «модельного», а не «единообразного» закона и формально не считается «единообразным правом» (uniform law) рекомендательного характера, хотя фактически и выполняет аналогичные функции. Постепенно законодательство большинства штатов восприняло основные положения RMBCA, хотя в него едва ли не ежегодно вносились различные изменения, в том числе заимствованные из законодательства отдельных штатов (особенно штата Делавэр, где действует Общий закон о корпорациях 1967 г. (Delaware General Corporation Law)). Одним из немногочисленных исключений стала Калифорния, корпоративное право которой также сосредоточено в Общем законе о корпорациях 1977 г. (California General Corporation Law), в ряде случаев значительно отличающемся по содержанию от норм RMBCA.

Для новой формы корпораций – компаний с ограниченной ответственностью (Limited Liability Company, LLC) Конференцией разработчиков единообразного права штатов в 1994 г. был принят и с 1996 г. действует особый Единообразный закон – Uniform Limited Liability Company Act (ULLCA). Он также был воспринят рядом отдельных штатов.

Вместе с тем среди отдельных штатов продолжается жесткая конкуренция за регистрацию компаний, которая составляет важное препятствие для разработки единообразных правил о статусе корпораций. В литературе отмечается, что развитие корпоративных законов в отдельных штатах нередко определяется исключительно интересами соперничества между ними в предоставлении наиболее льготных условий для регистрации компаний, а не соображениями осмысленной правовой политики, поэтому, например, в штате Нью-Джерси любые законодательные попытки защиты акционеров наталкиваются на возражение о том, что эффектом их принятия непременно станет уход зарегистрированных корпораций в другие штаты, прежде всего в Делавэр[48]48
  См., например: Merkt H., Göthel S.R. US-amerikanisches Gesellschaftsrecht. S. 71.


[Закрыть].

В таких условиях на долю федерального законодательства остается использование пробелов, образовавшихся в процессе «дерегулирования» корпоративных отношений законодательством соревнующихся штатов, а также принятие обладающих большей юридической силой законодательных актов публично-правового характера в области антимонопольного, налогового, административного, уголовного, процессуального законодательства, а также законодательства о рынке ценных бумаг. С их помощью прямо или косвенно ограничиваются наиболее сомнительные законодательные попытки отдельных штатов в рассматриваемой сфере. При ином подходе, как отмечают некоторые исследователи, указанное соревнование штатов в конце концов могло бы привести к полной потере доверия вкладчиков к рынку капиталов.

Типичным примером таких федеральных законов является принятый в июле 2002 г. (в результате скандального банкротства компании «Энрон») Закон о реформе отчетности публичных компаний и защите инвесторов (Public Company Accounting Reform and Investor Protection Act of 2002, известный также по фамилиям своих инициаторов – сенатора Пола С. Сарбейнеса и конгрессмена Майкла Оксли как Sarbanes-Oxley Act). Этот федеральный закон не только установил строгие требования к отчетности корпораций (являющейся в американском праве в отсутствие требований к уставному капиталу корпораций главным средством защиты интересов их кредиторов), включая серьезную уголовную и административную ответственность за их несоблюдение, но и создал дополнительную систему органов, призванных периодически контролировать содержание такой отчетности.

Еще в 1970 г. Конгрессом США был принят Федеральный закон о противодействии последствиям организованного обмана и коррупции (Federal Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act, RICO). Он установил жесткую уголовную и имущественную ответственность (в частности, в форме тройного возмещения убытков – triple damages) за весьма абстрактно описанные им правонарушения, в том числе в сфере корпоративных отношений (попытка оспорить конституционность его широких формулировок была отклонена решением Верховного Суда США в 1985 г. пятью голосами против четырех). Федеральными законами, устанавливающими процедуры рассмотрения исков акционеров (Private Securities Litigation Act 1995 г. и Securities Litigation Uniform Standards Act 1998 г.), многие корпоративные споры были прямо выведены из-под действия либерального законодательства отдельных штатов и переданы на исключительное рассмотрение федеральных судов.

В 1980 г. Конгрессом США были рассмотрены, но не приняты проекты специальных федеральных законов о защите прав акционеров (Federal Protection of Shareholder’s Rights Act) и о корпоративной демократии (Federal Corporate Democracy Act). Однако на их базе Американский институт права в 1982 г. подготовил проект рекомендаций по принципам корпоративного управления (Principles of Corporate Governance), который после обсуждения и доработки был опубликован в 1984 г. в качестве акта рекомендательного характера – Кодекса корпоративного управления (Corporate Governance Code). Этот акт был широко воспринят в большинстве штатов США, а его идеи и основные положения заимствованы во многих европейских правопорядках[49]49
  После этого и в Европе стали широко использоваться добровольно применяемые корпорациями акты рекомендательного характера в форме национальных «кодексов корпоративного управления»: таковы, например, кодексы корпоративного управления Великобритании (UK Corporate Governance Code) и Германии (Deutscher Corporate Governance Kodex).


[Закрыть].

Именно таким образом – в форме противодействия и взаимодействия относительно жесткого федерального корпоративного законодательства и более либерального законодательства отдельных штатов – в США происходит установление определенного баланса интересов третьих лиц, акционеров, менеджмента и работников корпораций. Поэтому корпоративно-правовое регулирование в американском праве не ограничивается законодательством о статусе корпораций и фактически во многом определяется публичным, а не только частным правом.

Следует подчеркнуть весьма важную роль, которую при этом играет законодательство о ценных бумагах и биржах – прежде всего федеральный Закон о сделках с ценными бумагами 1934 г. (Securities Exchange Act) (с изменениями, внесенными специальным Законом 1968 г. – Williams Act) и различные правила, принимаемые федеральной Комиссией по ценным бумагам и биржам (Securities and Exchange Comission, SEC) (SEC Rule). Фактически именно они во многом определяют статус и права участников публичных корпораций и даже содержание ряда внутрикорпоративных отношений (например, порядок использования доверенностей на право голосования на общих собраниях корпораций).

Статус партнерств – аналогов полных товариществ (строго говоря, не являющийся предметом американского корпоративного права) регулируется на основе разработанного указанной выше Национальной конференцией в 1994 г. Модернизированного единообразного закона о партнерствах (Revised Uniform Partnership Act, RUPA). В 1997 г. в него были внесены дополнения, после которых он вновь стал называться Uniform Partnership Act (UPA) и в этом качестве был принят большинством штатов. В 1976 г. таким же образом был обновлен Единообразный закон о партнерствах с ограниченной ответственностью (Revised Uniform Limited Partnership Act, RULPA) – аналоге европейской коммандиты. После внесения в него изменений в 1985 г. его также приняло большинство штатов. В 2002 г. принята новая редакция этого единообразного закона (известная как RULPA 2001), пока, однако, не ратифицированная ни одним из штатов. В связи с гораздо меньшим экономическим значением партнерств и отсутствием во многих случаях необходимости их регистрации законодательство отдельных штатов не состязалось в либерализации их статуса, который в результате в гораздо большей мере, чем статус корпораций, определяется унифицированным федеральным законодательством.

В 1992 г. Национальной конференцией разработчиков единообразного права штатов был принят Единообразный закон о незарегистрированных некоммерческих ассоциациях (Uniform Unincorporated Nonprofit Association Act), действующий в редакции 1996 г. и являющийся основой регламентации статуса некоммерческих корпораций законодательством большинства штатов (законы некоторых штатов о некоммерческих корпорациях подготовлены на основе другого модельного акта – Model Nonprofit Corporation Act, разработанного ABA). Такого рода организации пришли в американское право из английского, в котором в форме «незарегистрированных свободных ассоциаций» (unincorporated voluntary associations) традиционно действуют не только клубы и разнообразные территориальные объединения граждан, но даже некоторые профсоюзы и союзы работодателей.