Текст книги "Связной"

Глава 4
Как мой подопечный?

Едва Тимофей перешагнул кабинет, как тотчас трескуче зазвонил телефон. Подняв трубку, он произнес:

– Старший лейтенант Романцев.

– Это полковник Утехин. Уже на службе?

– Так точно, товарищ полковник!

– Когда следующий радиоэфир?

– Сегодня в шесть часов вечера.

– Очень хорошо. Возьми карандаш и записывай. В радиограмме должны быть такие слова…

Пододвинув к себе листок бумаги с карандашом, Тимофей с готовностью отозвался:

– Слушаю, товарищ полковник!

– «На станции Люберцы находятся два эшелона с танками. Из разговоров с машинистом выяснено, что эшелон направляется на Ленинградский фронт. В Егорьевске наблюдается значительное скопление красноармейцев. По моим данным, это 217-я пехотная дивизия. Квартируют в городе уже три дня. В ближайшее время ждут передислокации в Тихвин». Записал?

– Записал, товарищ полковник.

– Пока этого достаточно. Немедленно сообщи, как получишь ответ.

Подняв трубку, Тимофей набрал номер начальника тюрьмы НКВД:

– Как там мой подопечный, товарищ майор?

– С ним все в порядке, сидит как миленький. В штрафном изоляторе не шибко-то побалуешь.

– Я его забираю, будет находиться под нашим наблюдением.

– Хорошо, товарищ старший лейтенант. Надеюсь, бумаги будут оформлены?

– С бумагами все в порядке, они уже подписаны.

– Тогда полный порядок. Жду!

Особняк из красного кирпича на улице Московской, в котором размещалась небольшая двухкомнатная квартира, подведомственная НКГБ, находился на самой окраине города. Ходили слухи, что прежде он принадлежал самому боярину Ромодановскому, использовавшему глубокие подвалы здания в качестве пыточной. Как бы там ни было, здание стояло на отшибе и для встреч с агентами представлялось идеальным местом. Над самой крышей, расправив каменные крылья, парил двуглавый орел, символ царского самодержавия и былого величия империи. Судя по многим отметинам на его оперении, герб пытались неоднократно сбить, но гордая птица, не желая сдаваться Советской власти, продолжала парить и буквально вросла в каменную кладку. В конце концов символ царской власти оставили в покое, и теперь орел хмуро посматривал на всех, кто проходил в дом, покалеченным левым глазом. Видно, с Советской властью у него были собственные счеты.

Подняв трубку телефона, Тимофей Романцев произнес:

– Вот что, дежурный, позови мне младшего лейтенанта Никифорова и сержанта Муртазина.

Через несколько минут в комнату сдержанно постучали:

– Разрешите?

– Проходите!

Первым прошел младший лейтенант Никифоров. Следом, укрывшись за широкой спиной сослуживца, протиснулся Муртазин.

– Никифоров, ты бывал на Московской в нашей оперативной квартире?

– Так точно, товарищ старший лейтенант.

– Сегодня из следственного изолятора я забираю Копылова. Он будет находиться в квартире под вашей охраной. Так что, если вдруг что-то пойдет не так… Вдруг он сбежит или еще что-нибудь эдакое выкинет, с каждого из вас спрошу строго. Вам понятно?

Младший лейтенант взгляда не отвел. Сухощавое лицо вдруг разодрала неуклюжая мальчишеская улыбка:

– Так точно, товарищ старший лейтенант, никуда он от нас не денется. Не в первый же раз.

– Вот и славно, Никифоров. Возьми рацию, – показал он на компактный ящик с ремнями, стоящий в углу кабинета, – и за мной в машину, – заторопился Романцев из кабинета.

В следственном изоляторе его уже ждали. Едва он представил бумаги дежурному офицеру, как тот понимающе кивнул и произнес:

– Майор Лебедев уже ожидает вас.

Еще через несколько минут в сопровождении охраны привели Копылова. Следом, заложив руки за спину, храня на лице деловую задумчивость, протопал начальник тюрьмы.

– Теперь он ваш, товарищ старший лейтенант.

– Снимите с него наручники, – распорядился Романцев.

Один из надзирателей проворно подскочил к арестованному и расстегнул наручники.

– Даже и не знаю, кому за это спасибо сказать, – растирая занемевшую кожу, произнес Геннадий.

– Здесь спасибо не говорят, – хмуро отозвался Романцев. – Ты свои грехи перед родиной будешь замаливать. И смотри, – постучал он ладонью по кобуре, висевшей на поясе, – если надумаешь шутить, мне для тебя пули не жалко. Ну, чего застыл? Топай к двери!

Копылова повели к «Хорьху», стоявшему недалеко от ворот.

– Его на заднее сиденье, – сказал Романцев. И когда арестованного с обеих сторон зажали Никифоров с Муртазиным, продолжил: – С этой самой минуты тебя больше нет. И я вправе поступать с тобой так, как мне вздумается. Если мне не понравится твоя работа, сам знаешь, что я с тобой сделаю.

– Гражданин начальник, – едва ли не обиженным голосом ответил Геннадий Копылов, – разве ж я не понимаю? Я ведь и в разведшколу пошел, чтобы нашим помочь.

– Это о каких «наших» ты говоришь? – прищурился Романцев. – О немцах, что ли?

– Почему о немцах… о советских, – слегка оторопев, глухо отозвался Копылов.

– Слово «наши» забудь, его еще заслужить нужно.

Машина мягко тронулась, распугав стайку воробьев, слетевшихся к углу дома. А далее, набирая скорость, автомобиль выехал на проезжую часть, пересек центр города, проехал мимо горотдела НКГБ и покатил по узкой полоске асфальта на окраину.

– Вы меня что… расстреливать, что ли, везете? – хмуро поинтересовался Копылов. – А не проще это было сделать в тюрьме? К чему такие сложности? Завели бы куда-нибудь в тупичок и пальнули бы в затылок. Кровищу смыли бы водой из шланга, труп закинули бы на грузовичок, а потом скинули бы куда-нибудь в овражек.

– Спасибо за совет, – усмехнулся Романцев, – только у нас другие планы на твой счет. А расстрелять мы тебя всегда успеем! В лес едем… Передашь там радиограмму своим, чтобы никто ничего не заподозрил. Не хочется из-за случайностей «палиться». Нас ведь немцы запеленговать могут, у них тоже разведка работает. – Посмотрев на часы, добавил: – Кажется, уже время.

Далее следовала грунтовая наезженная дорога, со многими рытвинами и колдобинами. Романцев, проявляя недюжинное мастерство, притапливал газ на ровном месте, умело объезжал ухабины, притормаживал перед небольшими ямами и аккуратно пересекал выбоины, заполненные водой. Минут через десять выехали на небольшую ровную поляну, окруженную лиственным лесом. Местами пожелтевший, слегка тронутый сезонным увяданием, он выглядел немного загадочным.

– Распаковывай рацию… Держи текст… Передашь его своему командованию.

Под внимательными взглядами смершевцев Копылов вытащил из футляра рацию, накинул антенну на ветки пихты, плотно окружавшей поляну, и включил рацию. Услышав сигналы, объявил:

– Рация готова, можно передавать.

– Вот что я тебе скажу: игра пошла по-крупному, осечки быть не должно. Если что-то пойдет не так, я отвечаю погонами. А ты… собственной жизнью. Усвоил?

– Я готов к этому, гражданин начальник, – спокойно отозвался Геннадий. – И уже давно. Жаль только, что вы этого так и не поняли.

– Тогда стучи по клавишам… «пианист».

Устроившись на пеньке, Копылов поставил перед собой рацию. Стрелка замерла, будто бы в ожидании первого сигнала. Прочитав содержание текста, он быстро застучал ключом:

«Юпитеру. На станции Люберцы…»

– И еще вот что добавь… Сошелся с одной одинокой женщиной. Она работает диспетчером на станции Голицыно. Очень перспективный источник информации. В настоящее время повсюду идет обмен документов, нам нужны новые, старые не подходят. Ждем от вас продовольственные аттестаты, справку о медицинском освидетельствовании, справку об инвалидности по ранению… Записываешь?

– Да.

– Бланки командировочных удостоверений, еще нужны деньги на вербовку. Кто ты там у них, Бобер, что ли?

– Точно так.

– Вот так и подпишись.

– Все, передал, – сказал через некоторое время Геннадий.

– Будем ждать ответа, – кивнул Романцев и, осмотревшись, восхищенно воскликнул: – А красота-то какая! В такие минуты даже о войне забываешь… Птички поют. Иногда вот так, как сейчас, следует остановиться, чтобы подумать о чем-то своем. А то все бежишь, сам не зная куда… Я ведь около леса жил, честно говоря, даже где-то соскучился по нему. Воздух такой, что даже голову кружит. Как в армию ушел, разгуливать по лесу как-то не было необходимости. Взять бы жену и…

– Гражданин начальник, – поднял голову Копылов, – передают…

Взяв карандаш, он принялся записывать знаки, затем быстро расшифровал радиограмму и передал ее Романцеву.

«Бобру. Переданные данные о военных эшелонах весьма ценные. Если женщина надежная, установите с ней близкий контакт. Курьер с деньгами и документами прибудет в самое ближайшее время. Для агентуры подбирайте только проверенных людей. Вам будет отправлено 350 тысяч рублей. 250 тысяч используйте на вербовку железнодорожников. Пришлите нам адрес, по которому должен прибыть курьер. Юпитер».

Прочитав радиограмму, Тимофей одобрительно кивнул и произнес:

– Записывай… Юпитеру. Адрес, по которому мы остановились… Московская, семь, квартира четырнадцать. Бобер. Записал?

– Да.

– Можешь передавать. Будем ждать ответа.

Через несколько минут передатчик заработал вновь.

– Отвечают, – сообщил Копылов.

Расшифровав радиограмму, протянул его Романцеву.

«Бобру. Курьер – человек надежный. Пароль – “Привет от свояка”. Отзыв – “Давно вас ждем”. Успехов. Юпитер».

Прочитав сообщение, Тимофей порвал листок на мелкие кусочки и швырнул в траву.

– Все… Сеанс окончен. Чего сидим? На природе хорошо? – едко поинтересовался он. – Сматывай антенну и в машину!

Немного поспешнее, чем следовало бы, Геннадий сорвал с веток антенну, запаковал рацию в ящик, застегнув ее ремнями, и отнес в автомобиль. Контрразведчики стояли подле машины и ждали дальнейших распоряжений. Однако Романцев по какой-то причине не торопился. Чувствовалось, что ему нравится лес, свежий, настоянный на диких травах воздух. Он прошелся вдоль поляны, посмотрел на птиц, слетевших на ветки… Закурил не спеша и, присев на пенек, глубоко задумался.

«Неизвестно, как перевербованный агент поведет себе при встрече с курьером. У него могут просто не выдержать нервы. Даже если встреча внешне будет протекать благополучно, то курьер, если он весьма подготовленный агент, может раскусить контактера по изменившемуся голосу. Можно вместо радиста поставить человека, подготовленного, имеющего опыт в подобных оперативных мероприятиях. Но тут может возникнуть другая сложность: а что, если курьер лично знает радиста? – Раздавив недокуренный окурок каблуком, он решил: – Нужно доложить начальству о своих соображениях, пусть у него голова болит».

Поднявшись, Тимофей зашагал к автомобилю.

Подле него установилась вполне дружеская идиллия. Кто-то из контрразведчиков угостил Копылова папиросой, и тот, небрежно оперевшись о капот, сладко попыхивал дымком. Троица о чем-то негромко разговаривала и весело разлепила губы на реплику, произнесенную младшим лейтенантом, – кажется, у них нашелся даже повод для шуток. Не ведая о том, что один из них перевербованный диверсант, а двое других – охраняющие, можно было бы предположить, что все трое скрашивали вынужденное ожидание веселыми историями из армейской жизни.

– Отойди от капота, продавишь! – строго произнес Романцев. – А теперь быстро в машину… Разговоры они мне тут устроили…

Отшвырнув недокуренную папиросу, Копылов нахмурился:

– Зря вы так, гражданин начальник… Я ведь делаю все, что могу. Может, еще не однажды пригожусь.

– Хватит разговоров! Сейчас я вас отвезу на квартиру, вот там и наговоритесь. А мне еще по делам нужно ехать.

Подъезжая к зданию НКГБ, где размещался городской штаб «СМЕРШа», Романцев увидел «Форд» полковника Утехина, подле которого его личный водитель с каким-то глубоким и затаенным смыслом попинал колеса, а потом, открыв капот, нырнул под него всем телом. Видать, это надолго.

Утехин вышел из здания в тот самый момент, когда Романцев подошел к крыльцу.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – бодро проговорил старший лейтенант. – Я вам звонил, но секретарь сказал, что вы в отъезде.

– Еду в территориальное управление, а потом решил заехать в Люберцы, здесь, в НКГБ, у меня кое-какие дела имеются. Не лишнее и с тобой переговорить. Что там по операции «Связной»?

– Получили радиограмму, курьер должен прибыть со дня на день. Сейчас мы готовим встречу. Вот только здесь имеется одна проблема, – задумчиво изрек Романцев.

Полковник спустился с крыльца и медленно зашагал к машине.

– Докладывай, старший лейтенант, что там за проблема?

– Нам организовать встречу с настоящим радистом, или все-таки вместо радиста должен быть подготовленный оперативник?

– Как ведет себя радист? – спросил полковник, остановившись.

– Поведение Копылова безупречное, – уверенно произнес Тимофей. – Ничего компрометирующего я за ним не заметил. Он всерьез рассчитывает получить прощение от Советской власти.

– Вот что я тебе скажу, старший лейтенант, – развернулся полковник. – Доверять ему еще рановато, поэтому пусть лучше вместо него будет толковый оперативник.

– Все так, – легко согласился Романцев, – но курьер может знать Копылова в лицо, например, они могли закончить одну разведшколу или пересекаться где-то в другом месте.

Водитель предусмотрительно отошел на значительное расстояние, с которого невозможно было услышать конфиденциальный разговор, и аппетитно, слегка прищурив глаза, смолил «Казбек». Похоже, что здесь ему нравилось: безлюдность, каковую обычно не встретишь в Москве, свежий воздух, настоянный на прелой хвое, милой выглядела даже дорожная грязь, коей были заполнены все колдобины.

– Тоже верно… Только я не думаю, что твой подопечный представляет для немцев сейчас какой-то большой интерес. Они только готовят его к настоящей и серьезной работе. Проверяют… А для этого достаточно и простых курьеров. Серьезная проверка еще впереди, так что я все-таки склоняюсь к тому, чтобы вместо него был какой-нибудь оперативник.

– А если он все-таки знает радиста?

– Тогда оперативник должен найти какой-то выход.

– Хорошо, – не сумел скрыть своего разочарования Тимофей.

– Не дрейфь, старший лейтенант, – успокоил полковник Утехин. – В случае чего мы его прикроем. Кстати, а кого ты думаешь поставить вместо радиста?

– Сам пойду, – после секундного колебания ответил Романцев.

Полковник широко растянул тонкие губы, показав слегка пожелтевшие от табака зубы:

– Я так и подумал… Теперь не сомневаюсь, что все пройдет удачно.

Попрощавшись, Утехин укатил в территориальное ведомство.

Наблюдение за конспиративной квартирой старший лейтенант организовал в доме напротив. Со второго этажа, с окнами, выходящими на улицу, хорошо просматривались подступы к подъезду и даже лестница, по которой должен будет подниматься курьер. Для страховки в квартире по соседству с оперативной располагалась вооруженная охрана. Если в явочной пойдет что-нибудь не так и ситуация выйдет из-под контроля, курьера можно будет задержать в считаные секунды.

В конспиративной квартире и на наблюдательном пункте были установлены телефоны, так что при необходимости можно было передать информацию о подозрительном визитере заблаговременно.

За прошедшие два дня контрразведчики успели собрать материал на всех жильцов дома, что значительно облегчало работу. За время наблюдения было трое странных гостей. Первым был старший сержант, который с первой же минуты наблюдения показался подозрительным: он вертел головой, высматривал номера домов, ненадолго остановился у подъезда. Для чего-то потоптался у крыльца, будто раздумывал, а стоит ли подниматься, а потом, махнув в сердцах рукой, вошел в затемненный подъезд. О странном визитере Романцеву тотчас позвонили на конспиративную квартиру. Но гость постучался в соседнюю дверь! Вся правда выяснилась через несколько минут. Как оказалось, старший сержант приехал к медсестре, которая вытянула его, тяжело раненного, с поля боя, и судя по тому, что он остался у нее на всю ночь, у молодой пары все развивалось по-серьезному.

Вторым был невзрачный мужичок в серой кепке и чуток великоватом пиджачке. Прежде чем войти в подъезд, он тщательно осмотрелся. Поднявшись на второй этаж, вдруг стремительно спустился вниз. Вел себя нервно, в поступках отсутствовала логика, и он явно привлекал к себе внимание. Оказавшись на улице, тут же затопал прочь быстрым шагом. Было решено его задержать. Едва мужичок миновал угол здания, как оказался в крепких руках оперативников. Прежде чем ему зажали рот он успел выкрикнуть: «Я вам ничего не скажу!» После первого часа допроса выяснилось, что он все-таки не курьер. Проживает в Люберцах без малого лет десять, работает в школе учителем математики и ни в чем таком предосудительном прежде замечен не был. А его необычное поведение воспринималось окружающими как норма, к нему уже давно привыкли. На всякий случай в его квартире провели обыск, но ничего запрещенного обнаружено не было, разве что куча исписанных бумаг, заполненных цифрами и непонятными знаками. Как впоследствии выяснилось, учитель бился над решением сложных математических задач, таких как проблема Гильберта, гипотеза Римана и теорема Ферма. И всерьез полагал, что пришел к их разрешению. Очень опасался похищения иностранными разведками, полагая, что они рассчитывают выведать у него математические знания. Шпионажем здесь и не пахло, налицо психическая клиника.

Третьим подозреваемым оказался майор-танкист. Некоторое время он стоял у подъезда и нервно курил, а потом, смяв полупустую пачку папирос, зло швырнул ее в угол. Правда выяснилась через несколько минут, когда он поднялся на второй этаж, где проживала молодая вдова. Майор, связанный словом, передал ей прощальное письмо своего друга и, испив стакан чая, вскоре покинул квартиру.

Неожиданно прозвенел телефонный звонок; подняв трубку, Тимофей произнес:

– Слушаю.

– Товарищ старший лейтенант, к вашему подъезду подходит капитан авиации, – услышал он голос Сидорчука.

– Как он себя ведет?

– Уверенно. Очень спокойно. Идет так, как будто знает дорогу, даже ни разу не обернулся, не проверился.

– Я тебя понял, – сказал Романцев и положил трубку.

Уверенно, спокойно. Кхм… Именно так и должен действовать хорошо подготовленный диверсант, чтобы не привлекать к себе внимания. Тимофей еще не увидел этого человека, а уже отчетливо почувствовал, что это именно тот персонаж, которого они так ждут. Он еще раз проверил пистолет и спрятал его во внутренний карман. В квартиру позвонили. Приоткрыв дверь, Романцев увидел молодого капитана авиации. К гимнастерке прикручен орден боевого Красного Знамени.

– Митрохины здесь проживают? – спросил капитан, внимательно всмотревшись в Романцева.

– Здесь, – кивнул старший лейтенант.

– Вам привет от свояка.

– Проходите, уже давно вас ждем, – пригласил Тимофей, широко распахивая дверь.

– Вот и ладушки, – расслабленно улыбнулся капитан, – хоть передохнуть немного, а то целый день на ногах.

Прошел. Осмотрелся.

– Весьма милая обстановка.

– Как тебя звать?

– Зови Фрол. Фамилия Столяров.

– Фрол, может, водочки махнешь?

– Водочка – дело хорошее, можно и расслабиться… Но это будет позже, давай сначала о деле поговорим, – присел он за стол.

– Лады, – охотно согласился Тимофей. – Не возражаю. Документы привез?

– А то как же. – Капитан расстегнул планшет, порывшись, извлек небольшой запечатанный конверт. – Они здесь. Можешь посмотреть.

Одобрительно кивнув, Тимофей распечатал конверт и внимательно пролистал каждую бумагу. Паспорт, свидетельства, справки о ранении… Здесь было все, чтобы надолго закрепиться в советском тылу.

– Порядок… А деньги?

– Вот с деньгами некоторая промашка вышла, у меня с собой только тридцать тысяч, – с сожалением ответил Фрол и вытащил из вещмешка небольшой сверток.

– Этого мало, – с недоумением произнес Тимофей. – А где же остальные? Уж не потратил ли? Как я агентуру подкармливать буду?

– Тут вот какое дело получилось… Незадача одна вышла. Документы и вот эти деньги со мной были, а остальная сумма, там большой мешок, на отдельном парашюте сбросили, а его ветром куда-то отнесло. Я его полночи искал, но так и не нашел. Потом опасно стало искать, рассвело. Пришлось уйти.

– Жалко, конечно… – неодобрительно покачал головой Тимофей. – Работа может застопориться, деньги-то у нас все любят!

– Я все понимаю… Не переживай, я здесь на недельку останусь, помогу тебе чем смогу, все-таки вдвоем сподручнее.

– Ты их нарисуешь, что ли? – хмыкнул Романцев.

– А ты не без юмора. Это хорошо! Значит, поладим.

– А где именно тебе сбросили?

– Под Загорском. В лесочек один, рядом с ним озеро. Знаешь, где это место?

– Откуда? Я здесь всего лишь несколько дней. Но хотелось бы познакомиться с окрестностями получше.

– Это нужно, – согласился Фрол, – может, переезжать придется. Ты баб-то сюда водишь? Хата-то ничего, ладная!

– Как-то не до этого было.

– Вот сейчас мы с тобой развернемся. А то я соскучился без женской ласки. Ха-ха!

– А ты веселый, как я погляжу.

– А куда деваться-то? С постной миной жить неинтересно. После того как я тебя сведу с резидентом и мы наладим работу, мне надо вернуться. Вот тогда можно будет рассказать Центру о пропавших деньгах.

– Значит, раньше нельзя передать?

– А этих тридцати тысяч тебе на ближайшее время не хватит, что ли? – хмыкнул Фрол. – О делах немного поговорили, а теперь давай водочки махнем. Закуска у тебя подходящая найдется?

– Есть и закуска, – охотно откликнулся Тимофей. – Селедка с лучком подойдет?

– То, что нужно!

– А еще икорка имеется.

– Откуда такая роскошь? – Улыбка Фрола сделалась еще шире.

– Главное, чтобы были деньги, а купить на базаре можно все, что угодно.

Тимофей расставил на столе тарелки с закуской, торжественно установил в самый центр стола прохладную бутыль.

– Знаешь, что хочу тебе сказать… – снова заговорил Фрол.

– Даже не представляю.

– Скучал я там без этой водочки. Не скрою, в Германии порядок, деньги хорошие получал. Жалованья хватало и на лялек, и на угощение. А вот настоящую водку делать они не умеют. Иногда даже казалось, что за стакан русской водки душу готов отдать! Там, в Германии, самый лучший шнапс хуже нашего самогона!

– Пей себе… Пока не свалишься! – усмехнулся Тимофей.

– А знаешь, и напьюсь! За все то время, пока трезвым ходил.

– Только, самое главное, песни немецкие не заори, а то нас сразу в НКГБ заберут.

– За это не беспокойся.

Щедро, буквально плеская через край, Тимофей разлил в граненые стаканы водку. На белой скатерти остались влажные следы.

– За что пить-то будем? – поднял Фрол полный стакан.

– А какая разница? – пожал плечами Тимофей. – Главное, чтобы прошло хорошо.

– Тоже верно. Ну, будь! – Фрол выпил водку в два больших глотка. – Э-эх, хороша! – Он подцепил вилкой кусок селедки. – Не умеют немцы пить. Вот он нальет себе в стакан шнапса с наперсток и будет его целый вечер цедить. Не понимаю я этого… И посол, и селедочка знатные… Мне там селедочки тоже очень недоставало, все мечтал, вот пойду на базар, куплю штуки три селедки пряного посола и слопаю зараз! Знаешь, думал, что в Советский Союз больше ни ногой, и даже не представлял, что буду так радоваться русской речи. Вот бабы лаются на базаре, а мне радость на душе! Понимаю каждое слово, даже напрягаться не нужно. Представляешь, даже грязь на дорогах как-то милее стала.

– Крепко ты затосковал, – посочувствовал Тимофей, разливая по второму стакану.

– А то! Нам бы немецкий порядок, вот тогда бы мы зажили!

– Не получится, – покачал головой Тимофей. – Тогда это была бы совсем другая страна.

– Тоже верно.

– Ну что, еще по одной?

– Не откажусь.

В соседней комнате неожиданно зазвонил телефон. Фрол в некотором недоумении уставился на Тимофея:

– Так ты сюда и телефон, что ли, провел?

Ответить Романцев не успел: в следующую секунду стол перевернулся и ударил его в грудь. Не удержав равновесие, он упал со стула и болезненно ударился затылком. На пол, разбивая содержимое, полетела бутылка водки, вдребезги расколотились тарелки, разбросав по углам хлеб и куски селедки. Совсем рядом с лицом вжикнула пуля, слегка опалив висок, смачно чмокнула в пол. Скинув с себя тяжелый стол, Тимофей увидел, как Фрол уже распахнул дверь и стремительно выбежал в коридор, гулко стуча каблуками по дощатому полу.

– Взять его! – закричал он. – Не дайте ему уйти!

На лестничной площадке с громким стуком распахнулась соседняя дверь, и отчаянный голос Никифорова потребовал:

– Стоять! Стрелять буду!!

В ответ прозвучало два выстрела.

– Ах ты, гад!!

Деревянная лестница затряслась от гулкого топота. Распахнулась входная дверь, и кто-то истошно закричал:

– Стреляй! Уйдет!!

Один за другим бабахнули два выстрела. Разом умолкли все голоса, только кто-то торопливо, явно запаздывая, спустился по крутой лестнице на первый этаж.

Предчувствуя недоброе, Тимофей поднялся, отряхнул с гимнастерки недавнюю закуску и поспешно вышел из комнаты. Быстро спустившись на улицу, он увидел недалеко от подъезда распластанное тело Фрола. Его правая нога была согнута, а левая, распрямившись, чуток поотстала, как если бы он намеревался продолжить прерванный бег. Вот только осуществить намеченное мешало отверстие в затылке, из которого обильно сочилась кровь. Глаза у Фрола были открыты, а рот перепачкан в дорожной пыли. Вокруг него плотным кругом застыли оперативники.

– Ну и кто же это у нас такой меткий? Чтобы сразу так, в голову? – с укором спросил Романцев.

– Это я, товарищ старший лейтенант, – произнес Никифоров, шагнув вперед. Голос виноватый, в глаза не смотрит.

– Тоже мне… ворошиловский стрелок выискался! Ты на учениях так же метко стреляешь?

– Стараюсь не промахиваться, – виновато потупившись, ответил младший лейтенант.

– Это тебе не тир! Разве тебе не говорили, что в ноги нужно стрелять, а не в голову! И вот скажи мне на милость, кого мы теперь допрашивать будем? Он нам живой нужен был!

Младший лейтенант Никифоров лишь молча пожал плечами. Вокруг понемногу стали собираться прохожие, и какая-та женщина тихо проговорила:

– Это надо же, летчика убили! За что же его, бедного?

– Может, сделал чего? – предположил мужчина, стоявший рядом. – Просто так стрелять тоже не станут.

– А может, случайно под пулю попал? – предположил хмурый дядька лет пятидесяти.

– Чего встали, товарищи? – сурово посмотрел старший лейтенант на собравшихся – Вам заняться, что ли, нечем? Расходитесь! Без вас разберемся! – Когда толпа рассосалась, он обратился к Никифорову со словами:

– Грузовик есть?

– Так точно, товарищ старший лейтенант, – отозвался тот. – За углом стоит.

– Пусть сюда подъезжает. Загрузите его в машину… Не век же ему здесь посередине улицы лежать. Чего народ-то пугать! А мне еще придется подумать, как эту кашу за вас расхлебывать! И еще вот что, Никифоров, возьмешь группу – и езжайте в Загорск. Лесок там какой-то есть с озером, перероешь все вверх дном! Там должен быть парашют с мешком, а в нем деньги… Не хотелось бы, чтобы эти деньги кто-то раньше нас нашел.

– Понял, товарищ старший лейтенант, – лихо козырнул Никифоров.

– Как исполнишь, доложишь!