Текст книги "Я – вор в законе"

Мимо прошла молодая мамаша, держа за руку своего сынишку, у которого был до смешного серьезный и важный вид. Варяг проводил глазами эту чудную пару и, когда они ушли на значительное расстояние, заговорил снова:

– Все очень просто. Сразу с открытием магазина нужно будет поставить кассовые аппараты, а вечером просто забрать выручку и уйти.

– Разве у них нет своих кассовых аппаратов? – чуть ерничая, спросил Ангел.

Варяг был серьезен:

– В том-то и секрет, что все они в скверном состоянии. Директор давно уже послал заявку на их замену, но она – как это у нас бывает – просто затерялась.

Ангел заинтересованно посмотрел на собеседника:

– Откуда ты знаешь?

– Случайно узнал у одного из студентов. Если мы появимся со своими аппаратами, директор подумает, что ему просто повезло и бюрократические задницы наконец-то пошевелились. Я уверен, что он даже документов не потребует, но на всякий случай нужно будет какие-нибудь ксивы начеркать.

Ангел озадаченно посмотрел на Варяга. Потом полез в карман, достал пачку сигарет, долго хлопал себя по карманам в поисках зажигалки. Закурив, глубоко затянулся.

– План хорош, – наконец проговорил он. – Странно, что до этого никто не додумался раньше. Нужно, конечно, еще кое-какие детали обсудить… – Он снова искоса посмотрел на Варяга. – Слушай, скажи мне откровенно, Варяг, тебе что – деньги нужны?

Варяг знал: скажи он «да», и Ангел, не задумываясь, вынет из кармана пачку долларов.

– Нет, – мотнул головой он. – Денег у меня хватает.

– Тогда что же?

Варяг разозлился:

– Ты и вправду не понимаешь или притворяешься? Думаешь, дело в моей ненасытности?

– Да не похоже. – Ангел пожал плечами. – Просто хочу понять.

– Дело не в деньгах, повторяю. Деньгами вы меня обеспечили, но ведь бабки – это еще не все! Ты, похоже, стал забывать, что я – вор! – Глаза Варяга угрожающе сверкнули. – И вор не из последних! Мне нужен риск, я нуждаюсь в мясе, в настоящей мужской жратве, острой такой, чтобы жгло во рту и щипало в желудке. От зелени меня начинает тошнить – ведь по натуре я волк, а не заяц! Я и так себе на горло наступаю. Если бы мои кореша видели меня в этом костюмчике, они полопались бы со смеху! – Он рванул на себе борт дорогого пиджака, с треском отлетела пуговица. – Это дело нужно мне не для денег – для удовольствия!

Ангел широко улыбался.

– У меня скоро мозоль на заднице будет от сидения на университетских стульях, – пожаловался ему Варяг.

Ангел, не удержавшись, фыркнул.

– Ничего смешного! – снова вскинулся Варяг. – Ты хочешь, чтобы я совсем потерял свою воровскую квалификацию!

– Да нет. – Ангел просто сиял от удовольствия. – Я, наоборот, очень рад, что ты не хочешь становиться другим. Настоящий вор всегда останется вором, какие бы пиджаки он ни надевал. Хорошо, что ты рассказал о своей идее, а не вышел с ломом крушить витрины и кассовые аппараты. – Он снова достал сигарету. Закурив, деловито поинтересовался: – Сколько «капусты» мы можем получить с этих касс?

Варяг задумался.

– Сразу трудно сказать. Каждый день по-разному, но в этом универмаге оборот большой, и валютные отделы там есть. Ну, пяточек таких мустангов, – Варяг кивнул в сторону «Мерседеса», – купить можно… Ну как, сговорились?

– Сам что хочешь иметь?

– Ничего! Вы мне дали достаточно, и мне еще долго долг отрабатывать.

Ангел щелчком отправил сигарету в кусты.

– Договорились. – Он поднялся. – Но без доли мы тебя не оставим. – Он стиснул рукой плечо Варяга и направился к машине.

– Подожди! – Ангел остановился возле автомобиля и терпеливо подождал, пока Варяг к нему подойдет. – Что обо мне на зонах говорят? Забыли небось?

Ангел почувствовал скрытую горечь в его словах и ответил:

– Когда-то ты был самым молодым вором в законе, а просто так вором не становятся. Тебя еще долго будут помнить.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Мы пустили слух, что ты уехал за бугор и в России появишься очень не скоро, а может… вообще не появишься! Тебя нет, Варяг! Ты исчез, так что привыкай к новой роли, а она у тебя не самая худшая.

…Через пять дней все газеты в один голос писали о том, как был ограблен самый большой магазин в городе. Скромно умалчивая о величине ущерба, статьи наперебой рассказывали об изобретательности грабителей, их дерзости и ловкости, пытаясь угадать, чей изворотливый ум разработал эту операцию. И конечно же, никто даже и предположить не мог, что к крупнейшему ограблению года приложил руку один из лучших выпускников университета, в прошлом известный вор по кличке Варяг.

Волна подобных, не менее изобретательных ограблений прокатилась по другим крупным городам России, ярко продемонстрировав безграничность, присущую русской халатности и доверчивости.

…Ангел, посмеиваясь, перечитывал газеты, и, когда зазвонил телефон, он, в том же благодушном настроении сняв трубку, весело гаркнул:

– Кого еще черт принес?

– Это я. – Варяг, как всегда, не называл себя. – Спасибо тебе.

Ангел хохотнул:

– Теперь твоя душенька довольна?

– Да. – Варяг тоже засмеялся. – Теперь я могу спокойно писать диссертацию!

– Удачи тебе.

– Спасибо… – Голос Варяга стал задумчивым, и Ангел почувствовал, что он еще не все сказал. – Слушай, Ангел… У меня тут есть одна идея…

– Что-о?

– Да вот… Университет, понимаешь… Скажи, ты хоть немного с банковскими операциями знаком?

– Ну.

– И что такое – авизо, тоже знаешь? А что такое – фальшивые авизо?..

ГЛАВА 9

Медведь был тяжело болен. Болезнь быстро прогрессировала, и на исходе третьего месяца, когда ему внезапно полегчало, Медведь неожиданно для себя обнаружил, что его интерес к жизни иссяк. Горсти таблеток, бесконечные уколы не избавляли его от боли, и теперь его куда больше волновала собственная печень, чем приток миллионов в воровскую казну. Особенно нестерпимой становилась боль по ночам. Изнывая от бессонницы, Медведь вертелся на своей постели, перебирая в памяти прошлое. О будущем думать не хотелось. Единственное, чего он сейчас страстно желал, – закрыться в своем доме, навсегда отгородившись от внешнего мира, и наблюдать жизнь только по телевизору. Его удерживала только власть, которая – он чувствовал это – ослабевала с каждым днем так же быстро, как угасало его измученное болезнью тело.

Ему было больно видеть, как империя, которую он создавал и крепил год от года, расползалась прямо на глазах, и он прекрасно понимал, что, умри он сейчас, не оставив преемника, ее разорвут на куски новые хозяева, желающие строить свое будущее на развалинах его, Медведя, могущества. Его болезнь показала, что они только и дожидались момента, когда патриарх прочно сляжет, чтобы погреть руки у его еще теплого праха. Мысль о том, что его дело, которому он посвятил всю свою жизнь, может погибнуть вместе с ним, помогла ему на время вернуться к жизни. Рано они сколачивают ему гроб, думал Медведь не без злорадства, чувствуя, как силы возвращаются к нему. Даже смертельно больной – он может крепко ударить!

Во что бы то ни стало нужно было вернуть прежнее величие и, оставив после себя достойного наследника, спокойно отправиться в мир иной. Дюжина избранных воров должна или признать его, прежнего своего хозяина, или уйти совсем. Так было всегда и так будет теперь, чего бы это ни стоило.

Медведь ни на секунду не допускал мысли о том, что он может оказаться недостаточно сильным и пятнадцать воров, составив против него единый блок, просто-напросто сместят его с трона и сами выберут из своей среды нового императора. Хотя власть его и пошатнулась, все же она была еще достаточно крепкой, чтобы он смог справиться с ними.

Единственным человеком, которому Медведь доверял безгранично, оставался Алек. Все эти месяцы он неотлучно был со своим боссом, и в его глазах Медведь всегда видел только преданность и беспокойство. И надежду – когда он увидел, как загорелся в глазах хозяина прежний огонек, как спала смертельная желтизна и голос его стал таким же властным, как и прежде.

Как только Медведь почувствовал в себе силы подняться, он вызвал Алека.

– Ты разговаривал со всеми из пятнадцати?

– Да, Георгий Иванович.

– Что же они тебе сказали?

– Они сказали, что у них накопилась к тебе масса вопросов и они не прочь собраться все вместе.

Медведь вскинул голову, почувствовав угрозу. Раньше он собирал сход, теперь они сами настаивали на встрече. Вот лишнее доказательство тому, что он отпустил вожжи.

Алек внимательно следил за хозяином. Почувствовав его взгляд, Медведь улыбнулся добродушно.

– Вот что я тебе посоветую, Алек, – сказал он, поднимаясь с постели, – никогда не старей… – Он взял со стула теплый стеганый халат, набросил его на плечи. – Давай-ка попаримся, а, дружочек? Пора бы мне свои старые кости погреть… – И, уже направляясь к двери, бросил через плечо: – Передай всем, что я согласен встретиться. Чем раньше соберемся, тем раньше разойдемся… В субботу.

…Банька встретила его восхитительным жаром, настоянном на аромате трав и разогретого дерева. Медведь вдыхал этот пощипывающий ноздри аромат и чувствовал, как расправляется его измученное болью тело, как наполняется жизнью каждая клетка и отступает болезнь.

Конечно, у него хватит сил, чтобы справиться с четырнадцатью избранными законниками (Варяга он к ним не относил). Несмотря на внешнюю немощь, Медведь еще был силен. Пускай крона обветшала, он все еще держится за жизнь множеством корней, которые глубоко пробуравили землю, зарывшись в самые ее недра. Он все еще тот самый Медведь, по одному слову которого вершатся великие дела и миллиарды текут в нужном направлении. А деньги – это реальная власть и сила. Совсем нетрудно нанять пяток киллеров, чтобы одного за другим отправить всех непокорных в мир иной. Можно пойти и другим путем – запереть за ними ворота и здесь, под стенами дома, подыскать укромное местечко для братской могилы…

Однако Медведь не хотел идти таким путем. Не для того он создавал свою империю не один десяток лет, идя по трупам, чтобы, поддавшись секундной слабости, все перечеркнуть. Его задача сейчас – сохранить то, что он сделал. Теперь, когда его империя окрепла настолько, что сделалась силой, способной вести борьбу даже с официальным правительством, когда его люди прочно сидели в силовых ведомствах и министерствах, а денег стало столько, что скоро весь мир будет вынужден считаться с ней, – он не мог все это уничтожить. Ведь не ради денег все это создавалось Медведем, и даже не ради власти как таковой – ради идеи, воровской идеи!

Но и здоровый организм может погибнуть, если болезнь парализует нервную систему, а пятнадцать законников – это главный нерв его дела, его спинной мозг.

У Медведя никогда не было семьи. Его дело – вот его семья, его жена и дети, и избранные воры, которые сейчас противостояли ему, – тоже его дети. Нет, он не будет убивать их, наоборот – он будет беречь каждого из пятнадцати, как любящая мать бережет своих детей. Если им потребуется охрана, так он удвоит ее, утроит, если нужно – усилит в десять раз…

Некоторое время Медведь размышлял. Он нуждался в поддержке. Даже Ангел не всегда понимал его. Им нужны годы, чтобы научиться мыслить так же масштабно, как это делает он. Весьма кстати было бы появление на сходе Варяга. И чем не повод – представить его каждому из четырнадцати. Но, подумав, Медведь решил отказаться от этой затеи – нужно приберечь козыри на конец игры.

Он назначил сход на субботу. Все четырнадцать подъехали точно в срок. Медведь, как всегда, был гостеприимен, выходил навстречу каждому из подъезжавших, дружески похлопывал по плечу, улыбался.

Воры приезжали на своих роскошных автомобилях, как и полагалось, в окружении телохранителей. Любезные улыбки, шутки, словно предстояла дружеская попойка за тесным семейным столом. Медведь знал, что каждый из них пристально всматривается в его лицо, отмечая про себя то, как сильно сдал Медведь со дня последней встречи. Может, оттого он и старался держаться непринужденно, что удавалось ему с трудом и уж совсем никак не вязалось с его осунувшимся лицом. Воры также посматривали друг на друга, пытаясь угадать того, кто может стать Медведю достойной заменой. Может быть, он сумеет перешагнуть через свою гордыню и сам назовет своего преемника. А почему бы и нет? Время всемогущего Медведя близится к концу, и он не может этого не понимать.

Для приехавших законников величие Медведя было вчерашним днем. Они прибыли сюда для того, чтобы вместе с ним выбрать нового человека, у которого должны быть сильные руки, способные удержать власть.

За обедом, следуя многолетним неписаным правилам, не было сказано ни слова о деле. Гости отдыхали с дороги, с удовольствием налегая на хорошую закуску и запивая ее некрепким белым вином.

Говорили о женщинах, о еде, о машинах и обо всем том, о чем могут болтать мужчины, собравшись в одном месте по воле обстоятельств. Медведь готовился к этому дню – у него, как у хорошего режиссера, имелся крепкий сценарий, который позволит ему высветить главное место сцены. А сначала сауна, бассейн, дорогое вино и никаких разговоров о деле! Любое дело – оно требует максимальной собранности и ясного ума, и не следует его разбазаривать среди застолья, мешая с крепким вином.

Медведь внимательно наблюдал за каждым из них. Интересно, кого же они сами пророчат ему в преемники? Может быть, это Гуро? Грузин с сочным породистым лицом и с замашками разорившегося князя. Он любил рассказывать о том, что предком его был сам князь Багратион, и действительно имел некоторые реликвии, которые указывали на его благородное происхождение; говорил, что в его жилах течет кровь и русских царей. И попробуй разбери, где здесь правда, где ложь. Гуро так же сладок в речах, как может быть сладким грузинское вино, и так же опасен, как затаившаяся в засаде рысь – никогда не знаешь, когда ждать от нее броска. Гуро любезен всегда, но с той же любезной улыбкой он может затянуть на шее шелковый шнур каждому, кто посмеет перейти ему дорогу. Но только не Медведю, и совсем даже не потому, что у Гуро просто не хватит на это силенок, а потому, что Гуро у него в большом долгу, который никогда не забывается. Все дело в том, что четыре года назад он фактически купил у сходняка титул вора. Это тот редкий случай, когда его короновали, пренебрегая главными заповедями воровского мира. Конечно, он стал бы вором в законе так или иначе, но на это потребовалось бы еще три или четыре года, чтобы своими делами доказать первенство над равными. Но Гуро решил поторопить события и выложил два миллиона долларов. Это совсем не значит, что каждый вор может короноваться таким образом. Даже при наличии денег нужны большие заслуги перед миром, а они у Гуро были. Свою воровскую карьеру он начал с отрицаловки, а значит, страдал. Гуро прекрасно знал о том, что этот титул он не смог бы приобрести без разрешения Медведя, а следовательно, находился у него в долгу. И ему еще придется долго горбатиться на Медведя, благодаря которому он и был включен в число избранных.

Поразмыслив, Медведь решил, что Гуро не осмелится занять его место. Тогда кто?

Следующим в его списке был Лис. Тонкий, долговязый, с длинными загребущими руками, казавшимися красными от множества веснушек и родинок, Лис был почти лысым, и только у самых висков торчали кусты непокорных рыжих волос. Свою кличку Лис получил не только за ржавый цвет кожи, он был очень хитер, дьявольски изобретателен, а о его коварстве среди воров говорили много. Воровской промысел в молодости он начал с того, что приглашал девушек в театр, потом отлучался во время спектакля, по номеркам забирал их верхнюю одежду, после чего благополучно исчезал. Не брезговал он и тем, что появлялся в доме покойника, представляясь его близким другом, брал деньги на организацию похорон и благополучно пропадал. Много позже воровская среда, преодолев в себе отвращение к юношеским похождениям Лиса, приняла его в свою элиту. Однако былой запах покойницких не улетучился даже со временем, и смыть его с себя он не смог даже тогда, когда занялся серьезным промыслом. Если очередь в выборах дойдет и до него, то четырнадцать законных вспомнят про трупный запах. Конечно, Лис хитер, умен, но не настолько, чтобы подняться на его место.

Цедя водку сквозь зубы, Медведь остановил свой взгляд на Федуле. Этот представлялся широким добродушным увальнем. Даже сейчас, поймав взгляд Медведя, он дружески и беззащитно заулыбался. Федул походил на крестьянина, которого только что оторвали от сохи и затолкали за барский стол со множеством напитков. И бедный крестьянин, ошалев от увиденного, прикладывался то к одной, то к другой бутылке и никак не мог утолить изголодавшуюся утробу. Он неумело, а подчас просто коряво вел себя за столом – громко гоготал, тыкал пальцами в картинки, на которых были запечатлены голые девки, и вставал из-за стола для того, чтобы подтянуть на самую грудь сползающие штаны. Ну чем не деревенский дурачок, которого приглашают на свадьбу только для того, чтобы ради хохмы он мог съесть таракана или опрокинуть на голову горшок с манной кашей.

Однако каждый из присутствовавших воров знал, насколько обманчиво первое впечатление. За внешней безобидностью и веселым добродушием пряталась кипучая и неуемная натура с железной волей. Большую часть своей жизни он провел в тюрьме, в том числе и в одиночке. На его неуемную натуру и добродушный нрав, казалось, не могли подействовать ни толстые стены тюрем, ни мрачные маски окружавших начальников. Наоборот, чем больше было вокруг уныния, тем чаще раздавался его смех. Он был умен не той воровской ученостью, какую подростки начинают приобретать в колониях, а той крестьянской смекалкой, которая досталась ему в наследство от предков, испокон веку поклонявшихся земле. Воры со смехом вспоминали случай, когда он еще в начале своей воровской карьеры, притворившись эдаким деревенским лапотником, сумел вывезти со склада магазина машину, груженную доверху телевизорами. Однако это видимое добродушие могло в одно мгновение превратиться в необузданную ярость, если он замечал неуважение, а тем более пренебрежение к своей персоне.

Конечно, Федул был опасен, но он не принадлежал к тем людям, которым не составляет труда скрывать свои антипатии. Он мог любить до самозабвения и так же неистово умел ненавидеть. Если он и был хитер, то той деревенской хитростью, которая никогда не могла перерасти в коварство.

Другое дело – Граф! Вот кто реально мог претендовать на место Медведя. Этот мог подсидеть кого угодно. Спокойный, расчетливый, с холодной улыбкой на тонких губах, он многим внушал ужас.

Первый срок Граф отбывал в пятнадцатилетнем возрасте, когда в ссоре с приятелем сгоряча ткнул того отверткой. Второй получил уже в колонии. Там же к нему прочно прилипла кличка Граф, которая очень кстати подходила к его на редкость правильному аскетичному лицу и высокомерной манере вести разговор. Даже походка у него была по-барски неторопливой и очень уверенной. Было видно, что он знал себе цену. Даже голову он держал по-особенному, высокомерно посматривая на окружающих. Взгляд жестких глаз всегда направлен в упор, будто ствол охотничьего ружья. Графа боялись неспроста, ходили упорные слухи о том, что на его совести двое законных воров, посмевших в свое время не признать его. Граф никогда не кричал, даже не повышал голоса, но слова, сказанные им, всегда были услышаны. Их слышали даже в том случае, если он произносил их шепотом. Ровным, почти равнодушным голосом он миловал и отпускал грехи, тем же тусклым тоном взыскивал должки.

Граф был сильной фигурой, и Медведь опасался его всерьез.

И, конечно, реальным претендентом на власть мог быть и Ангел. Он был признанным третейским судьей на воровских сходах, обладал недюжинным умом и реальной властью. Кроме того, он был до безрассудства смел, честен и обладал тем самым обаянием, которое необходимо для того, чтобы воры захотели видеть такого человека у руля. Это был своего рода воровской кураж, которого многие из сидящих рядом были напрочь лишены и который так нравился в Ангеле самому Медведю.

Остальные девять законников, хотя и были хороши каждый на своем месте, – вряд ли имели шанс удержаться на престоле. Но и они тоже представляли для Медведя скрытую угрозу – по меньшей мере это были голоса, от которых зависело решение схода. Кроме того, всех их объединяло сейчас недовольство существующим положением дел, они представляли собой единый кулак, направленный против больного и теряющего силы Медведя. И простоватый Леха Тверской, симпатизирующий Федулу, и опасный, истеричный Дуче, явно тяготеющий к Графу, и жадный до денег Дед, и проштрафившийся недавно конфликтом с южанами Поляк – все они, сидя за гостеприимным столом Медведя, нет-нет да и поглядывали на осунувшееся от болезни, пожелтевшее лицо хозяина, ища в нем признаки надвигающейся смерти.

Медведь терпеливо дожидался, пока все насытятся. Доброжелательно глядя на гостей, сам подливал наливку и водку, стараясь никого из четырнадцати воров не обидеть своим невниманием.

Один из пятерых мог реально встать на его место, а может быть, кто еще, кого он не разглядел, и Медведь стал внимательно рассматривать остальные лица. Гости отвечали Медведю любезностью, и совсем не верилось, что кто-то из них способен бросить в Медведя камень.

Завтра решится все. Нужно дождаться утра.

По комнатам разошлись глубокой ночью. Медведь с облегчением вздохнул, оставшись один, а потом, приняв снотворное, попытался уснуть.

Он прозевал рассвет и проснулся глубоким утром, которое оказалось слякотным и серым.

Его уже ждали. Он неторопливо поднялся, оделся в серый костюм, на ногах старомодные штиблеты, подумав, нацепил на шею бабочку (напоминание о нэпмановской молодости) и прошел в комнату, где в мягких уютных креслах сидели все четырнадцать. Лица у всех спокойные, чуток строгие, походило на то, что Медведь пришел на суд. Но судить он собирался сам и потому уселся во главе стола, скрестил руки.

– Вы хотели встречи? Я вас слушаю, – было первым, что он произнес.

В зале наступила тишина.

Хоть и было два дня разминки, но кто знал, что это начнется именно так. Резковато как-то вышло. Можно было бы помягче, и гости, словно почувствовав неловкость, хранили молчание.

Наконец заговорил Ангел:

– Медведь, мы собрались здесь ради наших общих дел. В последнее время, надо признаться честно, они шли далеко не самым лучшим образом. Мы не добрали десятки миллиардов при обмене старых денег на новые. И это все из-за твоей болезни, кто нам компенсирует потери?

Медведь слушал внимательно. Бой начался. Значит, все-таки Ангел? Ну что ж, это тоже можно было предвидеть. Надоела роль справедливого арбитра в воровских заварухах, и он решил попробовать править сам.

– Вы хотите сказать, что это я придумал реформу с деньгами? – искренне удивился Медведь.

– Нет, Медведь, – мягко возразил Ангел, – ты не придумал реформу с деньгами. Но когда нам нужно было действовать, ты валялся со своими болячками, и мы не смогли воткнуться со своими деньгами в Центральный банк.

– Твое нездоровье плохо отражается на наших делах, – с ледяным спокойствием произнес Граф. По его лицу пробежало нечто похожее на улыбку, казалось, он искренне жалел старика. Но Медведь знал, споткнись он, Граф будет первым, кто наступит на распластанное тело. – Может, тебе лучше отдохнуть, подлечиться. А мы позаботимся о тебе, лечить тебя будут лучшие врачи.

Это лечение – один из предлогов отставки. Достаточно полгода не браться за дело, и все быстренько сообразят, что ты лишняя фигура на доске большого бизнеса. Но просто так Медведь уходить не собирался. Он был создан для борьбы.

– А разве часть денег вам не удалось переправить в Среднюю Азию, где они сейчас в работе?

– Удалось, Медведь, – заговорил Гуро, – но ты пойми нас, дарагой, на этом дэле мы потеряли много, а могли бы сохранить все! Ты знаешь, как мы тэбя уважаем, но и ты нас уважай, подскажи, как умэньшить потери?

– Мне мои пацаны рассказывали, что в одной тюрьме старыми деньгами воры оклеили все стены, – радостно сообщил Федул, и, глядя на него, можно было подумать, что речь идет о чем-то действительно очень забавном. – Мы потом подсчитали, сколько там денежек было, так оказалось, что мы могли бы купить не один свечной заводик. Другой вор предлагал начальнику тюрьмы полмиллиона долларов только за шесть часов выхода на свободу, чтобы успеть обменять законные денежки из общака, но безуспешно. Все наши деньги превратились в фантики для сортиров, – все так же весело размахивал руками Федул.

– Вы несправедливы, – вмешался Лис. – Из них можно сделать конфетти на Новый год. Здесь мы с парочки миллионов могли бы выручить пару сотен. Потом я предлагаю еще один ход: можно развешивать деньги на елке, как игрушки. Неплохое бы получилось зрелище – елка в миллион рублей! Объясни нам, Медведь, как ты собираешься вернуть нам эти деньги? Мы год готовились к этой ситуации, почему же тогда не были спасены наши миллиарды? Наверняка сейчас вся ментовка страны потешается над нами. Я даже представляю, как они лыбятся, когда видят сортиры, оклеенные старыми деньгами.

Медведь хранил молчание. Казалось, что он ничуть не озабочен теми обвинениями, которые бросали ему воры. Граф забросил ногу на ногу и, словно следователь на допросе, стрелял своими кабаньими глазками в желтое лицо Медведя.

Выждав, Медведь заговорил. Спокойно и властно, так, как говорил всегда:

– Я согласен с вами. Мы потеряли много денег. Они сумели нанести серьезный удар. Но это не нокаут, мы с вами выдерживали и более серьезные удары. Значительная часть вины лежит на мне. Да, я был болен. Да, я не мог встать с постели. Да, мне нужно было связаться с банками и заранее подготовить всю операцию. Всего этого я не смог сделать. Видно, я действительно стар и нам нужно выбрать другого. – Во взглядах собравшихся Медведь видел напряжение, все ожидали, что он назовет преемника. – Я сам создал эту империю, она кормит нас, кормит зону, позволяет держать в руках полстраны, и мне не хотелось бы рушить ее бездарными решениями. Я не желаю, чтобы моя болезнь отразилась на интересах дела. Как вы решите, так и будет. Решение схода для меня закон.

Каждый из них мог стать во главе. И каждому из них до великого Медведя не хватало самой малости: его житейской мудрости, которая органично вживалась в знание воровских традиций; не хватало его имени, связей, осторожности, а главное – интуиции, чутья на ситуацию. Медведь был из старого поколения воров, из самой его элиты, перед которой ломали шапку карманники, фармазонщики, форточники и прочие низшие чины. Медведь привык к почитанию. Он был знаменит еще тогда, когда самый старший из присутствующих на этом сходе писал в колыбель. Неужели так состарился Медведь, что вот так просто отказался от борьбы?

Если Медведь уйдет, то с ним уйдет весь тот опыт, который он собирал десятилетиями так, как бедняк копит по грошику на лошадь. Каждый из них в отдельности будет слабее его, это понимали все, поэтому за столом повисло молчание.

– Медведь, – расколол тишину Ангел, – мы понимаем, насколько важна твоя роль. Знаем, что каждому из нас до тебя пока далеко. Даже если сейчас мы надумаем избрать человека, ему потребуется три-четыре года, чтобы вникнуть во все проблемы. Но это слишком расточительно, чтобы бросать несколько лет неизвестно на что. – Ангел вновь взял на себя роль арбитра. Он тонко чувствовал обе стороны, а сейчас они хотели примирения. Это было написано на лицах. Если кто и рвался сейчас к власти, так это только Граф. Но он один ничего не значит против всех. – Ты нам нужен, Медведь, но мы хотели бы застраховать себя от подобных… случайностей. Деньги, которые мы собираем, принадлежат не только сходняку. Они расходятся по тюрьмам, зонам, остаются во вкладах за границей. Но что же мы сейчас скажем корешам, которые мотают срок? Им нужны деньги, а грева нет! Как бы ты сам поступил с тем человеком, который посмел бы разбазарить такую прорву? – В таких спорах отношения упрощаются, и он уже не обращался к Медведю, как к старшему, называя на «вы».

– Я бы устроил мерзавцу автомобильную катастрофу, – улыбнулся Медведь. – Конечно же, ты прав, Ангел. Если бы кто-то посмел прикарманить даже часть из пропавших денег, его просто бы не нашли. Но вы забываете, что денег я не брал. Их отобрало у нас государство, оно же нас и рассаживает по зонам, вот к нему и нужно обращаться с претензиями. Единственное, в чем я виноват, так это в том, что не вовремя слег! Но я делал все, что мог. – Медведь почувствовал, что настала та самая минута, с которой нужно переходить в наступление. – Так вот что я вам скажу, пусть ваши авторитеты сдирают со стен сортиров наклеенные деньги, пусть вытаскивают их со всех заначек. Есть один человек, который нам всем очень обязан, так вот, он поможет нам вернуть все наши деньги. Что вы на это скажете? – Это был главный козырь Медведя, который он оставил под самый конец игры. – Да, я болел, но я не бездельничал.

Медведь обожал готовить сюрпризы. Все знали, что и сейчас не обойдется без них, но никто не мог предположить, что он сможет приготовить такой подарок.

В полумраке коридора, прислонившись к косяку, стоял Алек и взглядом, полным восхищения, наблюдал за Медведем, и, когда их взгляды встретились, старый вор сложил губы в улыбку.