Текст книги "Алмаз в воровскую корону"

– Лет тридцать назад у Рузвельта был роман с молодой женщиной по имени Люси Мерсье, она была секретарем его жены. Отношения у них зашли настолько далеко, что Рузвельт уже не скрывал их от супруги. Тогда Элеонора, его жена, забрала пятерых детей и уехала к матери…

– В какой должности находился тогда Франклин Рузвельт? – перебил Сталин Берию, вытащив трубку изо рта.

Лаврентий Павлович научился понимать Хозяина даже по движению бровей. Так что трубка в ладони Сталина свидетельствовала о многом.

– Ему тогда был тридцать один год, и он находился в должности заместителя морского министра, – сообщил Берия. – Для такой крупнейшей морской державы, какой является Америка, это очень солидная должность.

Сталин приподнял руку с трубкой, но раскуривать ее дальше не пожелал:

– Я понимаю, Лаврентий, продолжай.

– Он уже готов был оставить свою жену, когда вмешалась его мать и заявила, что если он уйдет из семьи, то больше не получит от нее ни цента.

Сталин наконец опять пыхнул трубкой, окутав собеседника клубами дыма.

– Волевая женщина.

– Очень, – поспешно согласился Берия. – Еще через несколько лет Люси вышла замуж за очень богатого капиталиста из Нью-Йорка, Руттерферда.

– Слышал о таком, – согласился Сталин. – Он из очень влиятельной семьи.

– Да. Однако отношения между Люси и Рузвельтом не прервались даже после того, как она вышла замуж. Они регулярно встречались на съемных квартирах.

– Интересно, – обронил Сталин. – Этим обстоятельством можно воспользоваться и обыграть старый роман в свою пользу. Насколько можно доверять твоему информатору, Лаврентий?

– Мой источник – Елизавета Шуматова, известная в Америке художница. Ее вербовку мы осуществили сразу после того, как она уехала из России. Весьма надежный источник! Она ближайшая подруга Люси.

– Очень хорошо, – согласился Сталин. – Значит, их отношения продолжаются и в настоящее время? – задумчиво протянул он, видно, обдумывая какой-то свой план.

– Жена Рузвельта женщина очень властная. Она помнит обо всех его маленьких шалостях и ничего ему не прощает.

– Почему он встречается с Люси?

– Мы старались выяснить этот вопрос. Очевидно, у него имеются какие-то личные переживания, которыми ему хочется поделиться только с Люси. И когда у него наступает душевный и психический кризис, то он связывается с ней, и они очень продолжительное время проводят наедине. Незадолго до начала операции «Аргонавт» Рузвельт дважды встречался с Люси.

– Все это очень важно, – слегка кивнул Сталин и, прищурившись, спросил: – Значит, у нас имеются серьезные основания полагать, что мы выиграем операцию «Аргонавт»?

– Я в этом просто убежден, товарищ Сталин.

– Хорошо, – отреагировал Иосиф Виссарионович. – Восточную Европу я им не отдам! – Верховный Главнокомандующий поднялся. – Что ж, пойдемте. Сейчас должны подъехать наши гости.

Франклин Рузвельт вместе со своей делегацией размещался в Белом Ливадийском дворце. Под видом садовника во дворце постоянно находился профессор психологии, и когда мимо него морской пехотинец прокатил в инвалидной коляске президента Америки, то он, стараясь скрыть профессиональное любопытство, как бы невзначай заглянул ему в лицо. Достаточно было посмотреть на Рузвельта повнимательнее, чтобы сказать, что этот человек пребывает в глубокой депрессии. Однако тяжелое состояние совершенно не мешало ему лепить улыбки и адресовать их каждому встречному.

Заметив выглянувшего из-за кустов садовника, Рузвельт улыбнулся и ему.

ГЛАВА 6
РУКИ ВВЕРХ!

Перехваченные радиограммы никак не поддавались расшифровке, а факт оставался фактом – в непосредственной близости от Ялты активно действуют агенты противника, которые могут располагать какой-то информацией о работе конференции «Аргонавт». Ситуация становилась совершенно нетерпимой, и никакие обстоятельства не могли оправдать ее. Группу надо было выявлять и брать немедленно. Иначе отправка большого начальства в лагерь могла бы считаться царской милостью, а уж народ помельче отгружали бы на Колыму целыми вагонами. Лидеры трех ведущих государств антигитлеровской коалиции имели полное право требовать стопроцентного обеспечения собственной безопасности и сохранения в абсолютнейшей тайне всех деталей ведущихся переговоров. А хозяин конференции – товарищ Сталин умел быть беспощадным даже в ситуациях с куда меньшей степенью риска.

При сложившихся обстоятельствах ставились вполне конкретные задачи – эту группу вражеских агентов следовало вычислить как можно быстрее и не спугнуть, не дать уйти, а взять их, желательно живыми. Даже физическая ликвидация вражеских агентов считалась бы неудачей. Их надо было именно взять живыми, пусть и не совсем здоровыми, и обязательно допросить, в деталях выяснить, что им удалось разузнать и передать о работе конференции.

В лес под Красногорском под видом обыкновенных рыбаков Куприянов направил небольшой отряд, который должен был установить местонахождение диверсантов. Однако, поплутав трое суток среди каменистых оврагов, они так ничего и не обнаружили. Правда, натолкнулись на две небольшие землянки, но они были вырыты здесь еще задолго до войны и использовались теперь редкими охотниками в качестве временного пристанища.

В дверь кабинета неожиданно постучали.

– Войдите, – откликнулся Куприянов.

В комнату робко ступила Елизавета. Подполковнику Куприянову потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не подняться навстречу девушке. Вчера вечером Куприянов не выдержал и предпринял-таки попытку потеснее пообщаться с Лизой. Он даже сумел уложить ее на диван, но вот когда его рука скользнула по ее обнаженному бедру и бесстыдно поползла дальше, вверх, то девушка вдруг объявила, что она девица, и несколько суховатым тоном заметила, что если товарищ подполковник будет столь настойчив, то можно будет перепачкать не только его обмундирование, но и служебный диван. Вот явятся к нему на следующий день подчиненные на совещание, а казенная мебель испорчена. Людям даже разместиться негде будет. Не выбрасывать же на помойку столь ценную вещь из-за опрометчивого поступка!

Да уж, в язвительности Елизавете отказать было никак нельзя.

Следовало отвернуться, сделать вид, что он очень занят, чего же заниматься самоистязанием. Но отправить девушку назад не хватало духу.

– Может быть, хотите чаю? – спросила Лиза.

Голос у девушки был слегка виноватым. Красивые белые зубки впились в нижнюю губу. Видно было, что и ей нелегко давалось спокойствие.

– Нет, благодарю, – равнодушно ответил Куприянов и вновь уткнулся в бумаги.

Девушка не уходила.

– Вы меня извините, если что-нибудь не так.

Не отрывая взгляда от вороха бумаг, Куприянов произнес:

– Это вы меня извините. В прошлый раз я вел себя не самым лучшим образом. Обещаю, что этого больше не повторится. Можете идти, – добавил он, сделав над собой усилие. – Я вас больше не задерживаю, – поднял Куприянов голову, но только для того, чтобы выпроводить Елизавету взглядом.

Губы девушки предательски дрогнули. Был момент, когда Куприянову показалось, что она не выдержит и разревется. Но нет, проявив характер, она твердым голосом ответила:

– Слушаюсь!

И, четко развернувшись на каблуках, вышла из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь.

Внутри Куприянова что-то болезненно сжалось. Такое впечатление, что кто-то тиснул его крепкой лапой в том месте, где размещалась душа, и не желал отпускать. В какой-то момент Куприянову показалось, что он задохнется от нахлынувших чувств. Обхватив голову руками, он с минуту смотрел прямо перед собой. А затем сдавленный воздух прорвался через трахею в легкие, давая освобождение.

Пора было отправляться на свежий воздух, а то так ведь и свихнуться можно. Собрав бумаги в аккуратную стопку, Степан положил их в сейф. В силу сложившейся привычки Куприянов пытался жить легко и не старался обременять себя проблемами, которые могли бы помешать его основной работе. Следовало так же поступить и с Лизой, забыть сцену, произошедшую на диване. Но, к своему немалому удивлению, он вдруг осознал, что воспоминания не желают отпускать его. И чем сильнее он пытался избавиться от нахлынувших переживаний, тем контрастнее представлялся ему состоявшийся разговор, он обрастал в его памяти новыми неожиданными подробностями, казавшимися столь несущественными поначалу.

Лиза его зацепила. Это надо было признать. Девушка сумела отыскать какую-то тропку к его сознанию, доселе никому не ведомую, и теперь, разместившись там, не желала оставлять. С новым состоянием определенно следовало что-то делать. По большому счету оно мешало принимать правильные решения, отвлекало и не давало жить так, как подполковник давно уже привык.

Степан вышел на улицу и направился в штаб дивизии. Ходили упорные слухи о том, что после Ялтинской конференции дивизию, занятую охраной мероприятия, отправят на передовую, и он хотел спросить об этом лично у командира дивизии. Уж он-то об этом должен знать! Благо они были в приятельских отношениях.

В последние дни поселок вырос раза в четыре. Прямо на берегу моря раскинулся палаточный городок, обнесенный по периметру проволокой. Ограждение символическое, оно просто очерчивало территорию разбитого лагеря, но вряд ли отыщется смельчак, посмевший преодолеть ее вне отведенного места.

Офицеры были расквартированы по домам. Школу заняли в первый же день – ее определили под штаб дивизии, а в сельсовете размещалась дивизионная разведка.

Невозможно было представить, что кто-то способен потревожить работу конференции, – Ялту охраняла целая дивизия. Немного в стороне разместился танковый полк, по окружности стояли артиллерийские соединения. Незамеченной могла пролететь разве что птица. А чтобы вражеский самолет? Исключено!

Куприянову было известно, что танковый полк прибыл откуда-то с линии фронта, а потому чудом уцелевшие к концу войны танкисты воспринимали новое место дислокации как вполне и давно заслуженный отдых. Близость моря и яркие солнечные дни вносили свои коррективы в однообразную службу, и танкисты не упускали случая, чтобы зайти на чаек к томящимся без мужского тепла солдаткам. Заслужили, мужики. Наслаждайтесь покоем. Неизвестно, когда еще так на солнышке придется понежиться. Война кончается, но ведь она война!

Жизнь не прекращается даже во время боевых действий, и Куприянову было известно, что на столе у командира дивизии имелось около двух десятков заявлений на регистрацию брака. Половину из них предоставленной ему властью командир дивизии намеревался узаконить в ближайшую неделю. Остальным придется малость подождать. Интересно, как бы вытянулось лицо его непосредственного начальника, сидевшего обычно в кабинете в Симферополе, а теперь находящегося здесь же, в Ялте, если бы однажды Степан положил ему на стол подобное заявление?

Полевая кухня стояла на прежнем месте. Создавалось впечатление, что она прописалась здесь навечно. Все тот же старшина с покалеченной левой рукой по-прежнему кашеварил, у котлов все так же вертелась шумная ребятня, а повар щедро и с прибаутками раскладывал в алюминиевые тарелки наваристую кашу пехоте, расквартированной в поселке. Грядущая весна наложила отпечаток и на разудалого кашевара, и Куприянов уже дважды заприметил его в обществе крупной женщины. Полковой повар – фигура заметная, такого в карман не спрячешь, а подполковнику по должности полагалось знать, что происходит с красноармейцами в минуты досуга.

Отстояв небольшую очередь, алюминиевую тарелку протянул невысокого роста худощавый мужчина с вытянутым лицом. Куприянов внимательно всмотрелся в этого человека. Что-то в его поведении было настораживающее. И после минутного наблюдения за солдатом в подполковника ядовитой змеей вползло пока еще очень шаткое подозрение. Вытащив папиросу, Куприянов закурил, продолжая наблюдать за красноармейцем. Теперь он понимал, что его насторожило, – тот выглядел чересчур уж серьезным. Даже если он улыбался, то получалось так, как будто бы его скулы скручивало от боли. Такое впечатление, что боец продолжал оставаться на передовой и озирался так, словно опасался погибнуть от шальной пули. Тогда следует задать вопрос, почему он такой напряженный, когда война находится где-то далеко за горами и оттого кажется вовсе нереальной? Попал чуть ли не в рай земной, так наслаждайся, служивый, предоставленным отдыхом да щурься себе на южное крымское солнце. Однако что-то его тревожит, и озирается он так, как будто бы опасается погибнуть от выстрела в затылок. Хотя, если подумать, откуда здесь взяться пуле?

Красноармеец о чем-то переговорил с кашеваром. Повар довольно заулыбался и взял протянутый ему рюкзак. Он направился в сарай, оборудованный под склад. Через несколько минут он вернулся, держа наполненный рюкзак. Тушенкой, значит, повар приторговывает? Ладно, разберемся. Красноармеец благодарно кивнул и протянул компактный небольшой сверток. Что же там может быть? Будто для того, чтобы удовлетворить любопытство подполковника, сверток из искалеченной руки кашевара выскользнул, и на землю полетели пачки «Казбека». Натуральный товарообмен, значит, получается. Ну-ну!

Собрав оброненные пачки, кашевар тщательно отряхнул каждую из них от налипшей грязи и бережно спрятал в полевую сумку.

Красноармеец, кивнув на прощание, пошел по улице. Шагал он неторопливо. Со стороны могло даже показаться, что боец наслаждается предоставленной свободой, и только взгляд, который он как бы невзначай иной раз бросал из-за плеча, все более укреплял Куприянова в возникших подозрениях.

Боец вышел из села и направился по проселочной дороге. Куприянов старался держаться от него на значительном расстоянии. Затеряться было несложно, дорога была оживленной, по ней то в одну, то в другую сторону двигались колонны солдат, разъезжали грузовики. Красноармеец приободрился, прибавил шагу. Дальше развилка. Интересно, в какую сторону он направится? Спрятавшись за кузовом полуторки, Куприянов с интересом наблюдал за красноармейцем. Одна дорога уходила в соседнее село, а вот другая уводила в лес. Не задерживаясь на перекрестке, красноармеец зашагал в сторону леса. Далее следовало соблюдать предельную осторожность, движение по этой дороге было не столь оживленное, и красноармеец без труда сможет вычислить человека, который настырно идет за ним следом.

Подкинув сползший с плеча вещмешок, солдат заторопился по грунтовке, весело пыля кирзовыми сапогами. Шел он уверенно, беззаботно, было заметно, что дорога ему знакома до последней кочки, и ощущение близкого отдыха притупило в нем наблюдательность. Он оглянулся всего лишь дважды. И в какой-то момент подполковнику Куприянову даже показалось, что тот обратил на него внимание, когда он выходил из-за грузовика. Но нет, боец скользнул по Куприянову взглядом и продолжал углубляться в лес. Километра через полтора красноармеец вдруг неожиданно свернул в густой ельник и принялся подниматься по склону, а уже через минуту затерялся среди стволов.

Выждав некоторое время, Куприянов устремился следом.

Красноармейца Степан догнал в тот самый момент, когда тот уже спускался со склона. Шел он уверенно, совершенно не таясь, очевидно, полагая, что опасность осталась за перевалом. Степан даже услышал, как он, видимо, от переполнявших его чувств, что-то запел. Куприянов уже более не сомневался в том, что преследует диверсанта. Ясно было, что не стоило этого делать в одиночку, но не возвращаться же теперь назад, за подкреплением.

Дальше солдат принялся пробираться через кустарник. В одном месте он остановился и пристально стал рассматривать что-то под ногами. «Ага, высматривает растяжку, боится наступить!» – догадался Куприянов. Впереди открывалась небольшая полянка, которую со всех сторон плотно обступали кусты. Место глухое, потаенное. Просто так сюда не попасть. А вот у края поляны земля истоптана. Так оно и есть – землянка! Навстречу красноармейцу откуда-то из зарослей вышли еще двое, одеты они были в точно такие же затертые гимнастерки. На плечах одного из них Куприянов различил погоны старшины.

Подполковник почувствовал легкий зуд, известный каждому волкодаву. В этот момент зрение его обострилось, и он способен был рассмотреть каждую морщинку на их лицах. Диверсанты о чем-то коротко переговорили и спустились в землянку. За ними негромко хлопнула дверь.

Вот теперь пора!

Осторожно ступая, Степан направился к землянке, не забывая смотреть себе под ноги. Пройдя еще метров пятнадцать, он остановился – где-то здесь должна быть растяжка. Он повнимательнее всмотрелся под ноги. В метре от себя заприметил тонкую проволоку, мастерски замаскированную под опавшей листвой, – чуть заметно было лишь вытяжное кольцо, но и его можно было заметить только опытным взглядом.

Куприянов уже хотел было перешагнуть ловушку, как увидел еще одну растяжку, уже похитрее, укрепленную на уровне пояса. «Лимонка» была зафиксирована на дереве и была совершенно незаметна среди густой растительности. Подполковника невольно обдало холодом. Нетрудно было представить, что бы произошло с ним, двинься он всего лишь на полшага вперед. Оборонительная граната «Ф-1» косит все живое в радиусе двадцати метров, а ведь он находился от нее всего-то на расстоянии метра и мог запросто дотянуться рукой.

Куприянов глубоко вздохнул, стараясь привести в норму свое состояние. На лбу его выступила неприятная испарина, тонкая струйка воровато стекла со лба на переносицу, а потом, пощекотав кожу, сбежала на щеку. Подполковник вытер проступивший пот. Откуда-то взялась уверенность, что все самое худшее осталось позади и теперь с ним ничего плохого уже не произойдет.

Стараясь не коснуться проволоки, Куприянов осторожно проскользнул под ней. Затем аккуратно освободил кольцо и, взяв «лимонку» в левую руку, а в правую – пистолет, направился к землянке. До нее оставалось метра два, когда дверь слегка приоткрылась. Не теряя времени, Куприянов, подскочив, мощным ударом ноги вогнал ее вовнутрь, почувствовав, что кого-то сшиб с ног. Поток света, ворвавшийся вместе с ним в землянку, на мгновение ослепил четырех мужчин, сидящих за столом. Подняв над головой руку с «лимонкой», подполковник громко закричал:

– Сидеть, суки! Всех урою!

Он услышал в правом углу неясный шорох и, не целясь, выстрелил в направлении шума. Раздался глухой удар рухнувшего на пол тела.

– Не двигаться! Поднять руки!

Куприянову очень хотелось посмотреть на упавшего, убедиться, действительно ли тот мертв, но мешали четыре пары глаз, направленных в его сторону и ловивших каждое его движение. Из угла послышался сдавленный стон. Куприянов облегченно перевел дыхание. Все, упавший уже не жилец! С этой стороны опасности можно не ожидать.

Степан перевел взгляд в угол землянки – ему потребовалось всего лишь мгновение, чтобы оценить причиненный урон. Смертельно раненный диверсант сидел на земляном полу, опершись спиной о бревенчатую стену. Правую руку он прижимал к левой половине груди, а сквозь пальцы на застиранную гимнастерку обильной струйкой стекала кровь.

Отступив на шаг, Куприянов угрожающе процедил:

– А теперь выходи по одному. Предупреждать не стану, стреляю сразу на поражение. Первым идешь ты! – ткнул Куприянов стволом в сторону небритого красноармейца с орденами Красного Знамени и «Славы» третьей степени.

Тот нехотя поднялся и потянулся за шинелью, лежащей на высокой сосновой колоде, служившей, очевидно, чем-то вроде табурета. Движение вышло чуть более торопливым, чем следовало бы. А что, если под шинелью лежит «ППШ»?

– Руку назад! – приказал Куприянов, направив ствол пистолета точно в лоб «орденоносцу».

Ладонь «орденоносца» на некоторое время зависла над скомканной шинелью, он как бы раздумывал, а не ослушаться ли? Но уже в следующий момент грубоватое лицо дернулось в презрительной ухмылке, и он неторопливо поднялся. Следом за ним встали и другие.

Подполковник отступил на шаг спиной к выходу, продолжая держать диверсантов под прицелом. Он отметил, что руки у них свободны, на столе расстелена карта, и Куприянов без труда узнал на ней места расположения делегаций, помеченные красным карандашом. Ладно, потом разберемся, что к чему.

В землянку вели шесть ступенек, причем самая верхняя была очень высокой, укрепленной небольшим бруском. Куприянов не задавался целью запомнить дорогу, увиденное отложилось в его подкорке мгновенно благодаря тренировкам, укрепляющим память. Просто в необходимый момент он вытащил из подсознания нужный образ и поступил сообразно увиденному. Отставляя ногу немного назад, он прекрасно представлял, что на ступени не будет никаких посторонних предметов, которые могли бы помешать ему. Дальше еще один шаг, немного в сторону, следовало обойти выступающий камень. Куприянов мог даже сказать, какой он был формы – острый, с отбитым верхним краем.

Диверсанты, опасливо посматривая на гранату, двинулись за ним к выходу. Степан, стараясь держать их на прицеле, отступил еще на шаг, пытаясь отыскать подошвой следующую ступень. Вот один из диверсантов, двигавшийся последним, чуть поотстал и, как бы теряя равновесие, ухватился за ручку двери.

– Руки вверх! – строго предупредил Куприянов.

Убедившись, что приказание исполнено, Степан отступил еще на шаг, пробуя отыскать следующую ступень. Главное теперь – выбраться на поверхность, а дальше нужно будет заставить их связать друг друга, и пускай шагают под прицелом пистолета до расположения дивизионной разведки.

От подобных мыслей сделалось веселее, но расслабляться не стоило. Куприянов нащупал ногой следующую ступеньку и, слегка оттолкнувшись, поднялся на нее. В этот момент произошло непредвиденное – край ступени неожиданно осыпался, и Куприянов, потеряв равновесие, подался назад, не смея опереться занятыми оружием руками. Ствол пистолета пошел вверх, а из поля зрения исчезла фигура «орденоносца». Степан успел заметить, что диверсант, шедший вторым, рванулся в сторону, прямиком к близлежащим кустам. В ту же самую секунду подполковник почувствовал, как кто-то навалился на него, пытаясь вжать в землю, и спиной почувствовал угловатые ступени. Он увидел под собой лицо «орденоносца», перекошенное от ярости. Правой рукой тот уже занес для удара финку, и подполковник сфокусировал свое внимание именно на ней, заприметив на плоском лезвии рыжеватые пятна ржавчины. У Степана возникло ощущение, что время остановилось, а узкий конец финки сумел заслонить собой половину неба.

В руку вцепился кто-то из диверсантов, пытаясь вырвать пистолет, и Куприянов, силой преодолевая силу, развернул оружие на девяносто градусов и нажал на курок. Прозвучавший выстрел заставил «орденоносца» содрогнуться. Какую-то долю секунды лицо врага оставалось ожесточенным, затем в глазах промелькнули боль и удивление одновременно, а уголки губ напряженно опустились вниз. Его тело уже было мертвым, вот только сознание не желало мириться со случившимся и пыталось повелевать телом, как прежде.

Второй диверсант отскочил в сторону и, пригибаясь, побежал в сторону леса. Уже в следующую секунду Куприянов вскинул пистолет и дважды выстрелил в убегавшего. Попал! Не добежав до края опушки каких-то нескольких метров, тот упал лицом в землю, раскинув руки. Куприянов с силой откинул от себя убитого «орденоносца».

– Назад! – закричал Куприянов, вскакивая на ноги.

Третий диверсант, не обращая внимания на окрик, продолжал продираться через кусты. Направив пистолет в середину его спины, подполковник надавил на спусковой крючок. Диверсант дернулся и, теряя равновесие, сделал еще два неуверенных шага, приостановился, но только для того, чтобы уже в следующую секунду упасть во весь рост.

Еще один готов.

– Ты кто? Как зовут? – спросил Куприянов у единственного оставшегося в живых. Тот, будто бы окаменев, не мог произнести ни звука.

Брезгливо переступив через безжизненное тело «орденоносца», Куприянов двинулся навстречу.

– Павел, – испуганно отозвался уцелевший диверсант, хлопая белесыми ресницами.

Подполковник зло усмехнулся:

– Мне плевать, как тебя зовут… Кто ты в диверсионной группе? – В глазах парня промелькнула растерянность. Следовало немедленно дожать его. Направив ствол пистолета в центр его лба, Куприянов зло спросил: – Считаю до трех! Раз…

– Радист я, – поспешно ответил тот, подняв руки.

На душе полегчало. Значит, не все так скверно. Радист – лицо доверенное, а потому посвящен во многие детали. Его можно перевербовать и затеять радиоигру.

– Где последняя шифрограмма?! – крикнул Куприянов в помертвевшее от страха лицо Павла.

– Она осталась на столе. Только не убивайте меня, – жалостливо запричитал он.

Ткнув стволом в лицо радисту, Степан продолжал ломать его психику дальше.

– Что в ней было?! Ну, тварь?! Или хочешь отправиться следом за ними?!

Губы диверсанта нервно задрожали.

– Не могу сказать, еще не расшифровал. Я всего лишь радист… Только не стреляйте!

– Когда тебе выходить на связь?!

– Через десять часов.

– Бегом в землянку! – распорядился Куприянов.

И когда диверсант повернулся к нему спиной, Куприянов посмотрел на убитых. Один лежал прямо на ступеньках, скрючившись, а другой, разбросав руки, покоился у двери. Его рот был некрасиво открыт и обнажал золотую щеголеватую фиксу. Наверняка когда-то она являлась предметом его гордости. Третий противник лежал ничком, в кустах.

Оба зашли в землянку.

– Где рация?

– Я сейчас, – засуетился белобрысый Павел. – Она здесь, сейчас я ее достану. Только гранату уберите, вдруг выроните.

Подполковник Куприянов усмехнулся:

– Дурак! Внимательнее надо быть, я ведь даже кольцо не выдернул. – И он безо всякого трепета сунул «лимонку» в карман шинели. – Живо!

Ствол, направленный в самое лицо, очень даже способствует повышению сообразительности. В этой аксиоме Куприянов убеждался неоднократно, так что не стоило ничего менять. Павел был сломлен, вряд ли от него можно было ожидать хоть какого-то сопротивления. Вытащив из-под стола портативную коротковолновую рацию, он установил ее на стол, после чего с готовностью спросил:

– Что делать дальше?

– Дальше бери свою машинку, да и пойдем, милый ты мой. Разговоры разговаривать теперь мы не здесь будем.

– Понял, – быстро заморгал Павел белесыми ресницами.