Текст книги "Путь Дракона"

Глава VI
Об алхимическом сосуде и стихах алхимика

23 ноября была пятница. С утра я зашел в институт, попил кофе с Сергеем Соловьевым, перемолвился парой слов с Ириной, которая слегка мандражировала перед поездкой в Израиль, поработал в библиотеке, а около шести за мной заехали супруги Богословские. У них, слава Богу, был не «Лэнд ровер» и не «БМВ», а всего лишь новая «Лада». Мы направились в Озерки и без каких-либо происшествий добрались до замка нашего алхимика. Павел спустился встречать нас в гараж, а потом провел не в гостиную, как можно было бы ожидать, а прямо в лабораторию. На принесенном туда небольшом столике стояли, явно дисгармонируя с обстановкой, бутылки с разными напитками, стояли фужеры и рюмки, стояла тарелочка с нарезанным лимоном и надрезанные пакеты с соками, а также кюветка со льдом и ложкой для его употребления.

– Угощайтесь, – лаконично пригласил хозяин. Мы и угостились.

Минут через пятнадцать подъехал господин Степаново в коричневом пиджаке, светлых брюках, рубашке в полоску и довольно нелепом (особенно в сочетании с рубашкой) галстуке-бабочке. Игорь Ларионович поохал и поахал, как трудно сюда добираться («машины-то у меня нет»), и отправился к столу с напитками заправляться.

– Ну, теперь все в сборе, можно начинать. Где же наш прекрасный сосуд нетленный?

– Сосуд сейчас явится перед Вашим взором, – с нехарактерной для него цветистостью сказал Павел. – Танечка, солнышко мое, яви свой лик смертным!

Дверь в лабораторию раскрылась, и я буквально обомлел. Надо сказать, что я человек сексуально довольно холодный, на женщин смотрю обычно достаточно бесстрастно (это не значит, что я как-то иначе смотрю на мужчин, ориентация у меня вполне «натуральная») и психология мужчин, ведомых по жизни их гениталиями и готовых ради того, чтобы оказаться на одну всего лишь ночь в постели какой-нибудь стервозной дамочки, на разные безумства и безрассудства в ущерб своему здоровью, карьере, семейному благополучию, также непонятна мне, как психология марсианина. Но тут, повторяю, я обомлел. В лабораторию, шествуя с видом королевы или даже богини, вошла… королева или богиня. Ее богоподобному величеству было слегка за тридцать, это была цветущая женщина, а не девочка-бутончик. Роскошные черные волосы, настоящее черное облако, грозовая туча вокруг головы, гордо посаженной на лебединой шее. Тонкие, точеные черты лица, просто камея! Черные, словно огромные маслины, глаза (очи!). Белоснежная (простите за банальность) кожа. Высокий, пожалуй, даже немного слишком высокий для женщины рост, идеальные пропорции тела (вытянувшаяся вверх Венера Милосская!) и, насколько можно было судить, ноги, полностью воплотившие в себе платоновскую идею женских ног (пушкинское «ножки» здесь, пожалуй, звучит слишком игриво). И все это великолепие облачено в явно эксклюзивное вечернее платье из чего-то похожего на бархат (но не бархат), с легким («целомудренным», сказал бы я) декольте и ниткой жемчуга (не речного, настоящего!) на шее. И это мимолетное видение шло в нашу сторону, слегка улыбаясь и чуть наклонив голову.

 
Она сошла на землю не впервые,
Но вкруг нее толпятся в первый раз
Богатыри не те и витязи иные
И странен блеск ее глубоких глаз.
 

Королева подошла к нам, мы встали, как по команде, и она поздоровалась с нами за руку.

– Знакомьтесь, кто не знаком, – сказал стоявший в стороне Павел, – Татьяна Вениаминовна Веселовская. Вы долго не увидите ее больше в таких туалетах. Это по случаю инициации, так сказать. А дальше вы сможете лицезреть Татьяну только в джинсиках и ситцевых халатиках, одеяния из бутиков не очень-то подходят к нашим занятиям.

– Во всех ты, душенька, нарядах хороша, – пропел Богословский и приложился к ручке.

– Полноте, Александр Иванович, – произнесла она неподражаемым контральто, – мы тут для дела собрались, а не комплиментами обмениваться. Вот давайте и начнем. Прямо сейчас.

– Правильно, все, начинаем, – заявил Павел. И начал.

– Итак, – сказал он, – перед нами, точнее, передо мной стоит невероятная по своей трудности задача в течение месяца трансформировать телесные и энергетические свойства нашего Сосуда, – последовал несколько неуклюжий поклон в сторону Татьяны, – создав, так сказать, оболочку того, что даосы называют телом, взращиваемым из бессмертного зародыша. Я буду руководствоваться своей методикой, которую назвал «нэй-вай шуан-сю» – «одновременным совершенствованием», или «пестованием внутреннего и внешнего». Для начала некоторые предварительные условия. Полное вегетарианство, причем соль, сахар, специи, алкоголь и все мучное, включая каши, тоже исключается. Как поется в песне, «он ел одну лишь травку, не трогал и козявку» (последнее, кстати, тоже важно). И никакого секса. Впрочем, Татьяна будет жить здесь, поэтому контроль будет постоянным, да она и сама понимает.

Татьяна кивнула, Павел продолжил:

– Затем пойдут эликсирчики. Составы всех я уж с вашего позволения обнародовать не буду. Приведу только один пример. Эликсира, с которого мы начнем. Это киноварный цветок. Не падайте в обморок от названий ингредиентов, ничего с ней не случится, я не шарлатан и ее не отравлю. Итак, берем реальгар (сернистая ртуть, арсеникум два эс), затем готовим аж несколько кило смеси реальгара, раствора квасцов (на Западе известен как алюмен или стиптерия), грубой соли (хлорид натрия, если по-научному), нитрума (кальцинированная соль), белого мышьяка (один из окислов арсеникума), окиси кальция (на Западе называется титаносом), красной охры, или рубрики, талька (силикат оксида натрия, lapis viridis) и порошка карбоната свинца, керуссы. Всю эту гадость обмазываем особой глиной. Это смесь красной глины и веществ, в которых много калия. Точнее, я говорю: «возьмем и обмажем», – в будущем времени, на самом деле, все взято и обмазано, ибо уже добрых тридцать шесть дней я всю эту пакость нагревал и раскалял. Теперь в готовом виде ее можно и нужно принимать гомеопатическими дозами. Я уже наделал пилюль, можете быть уверены, сегодня всю ночь этим занимался.

Ну, если вам так интересно, а вам интересно, судя по оживлению в зале, – публика действительно как-то оживилась, услышав о пилюлях, а то всем стало как-то не по себе от мысли, что это варево надо будет есть ложками, – так вот, если вам интересно, я вам еще рецептик одного питья скажу, которое наша Таня будет пить вообще постоянно вместо кока-колы, чая и кофе. Оно довольно приятно. Берем мед светлых сортов, абсолютно натуральный, мне тут специально пасечник привез, смешиваем его с киноварью (истинной киноварью, не фабричной!), которая есть единство двух начал – серы и ртути, запечатываем сию смесь в сосуд и кладем в емкость с водой, а оную ставим в холодильник (можно опустить в колодец, но сейчас это сложнее, не то что раньше). Ну и держим его там дней десять. Потом можно ложечку в день просто так, а остальное смешаем с родниковой водой, сделаем питье, добавим сока гриба «пахима» (китайский «фулин»), шизандры (лимонника), лакрицу и будем пить. Симптомы от применения эликсиров (их не надо бояться, наоборот: раз они есть, то все нормально): ощущение легкости в теле, отсутствие чувства голода и жажды при хорошем аппетите, сокращение выделений, особенно, pardon moi, кала, сон без сновидений – подсознание очищается, ознобы, когда бросает то в жар, то в холод, ощущение бегающих по телу муравьев (последние два симптома неприятны, ну что поделаешь).

Параллельно практикуем внутренюю алхимию (медитации, дыхательные упражнения, визуализации и прочее) с некоторыми специальными модификациями. Чтобы иметь общее представление о том, чем мы занимаемся, прочитайте книжку Чарльза Лука «Даосская йога» или предисловие к русскому переводу «Глав о прозрении истины» Чжан Бо-дуаня. Или книжку о даосской психопрактике уважаемого Константина Владимировича, – неуклюжий поклон в мою сторону. – Ну вот, собственно, и все. К 23 декабря мы закончим, и вы получите для вашей магической церемонии готовый продукт (прости меня, Танечка, за грубость, такой уж я человек, ушлый-дошлый).

Все зааплодировали.

– Итак, Татьяна, – завершил свою речь Павел, – последний бокал шампанского за успех нашего безнадежного (шучу, шучу) дела!

Он подошел к столу, умело откупорил бутылку настоящего шампанского из Шампани (чуть ли не «Мадам Клико», а может, и «Аи», я не запомнил, но чего-то совершенно подлинного) и разлил по фужерам. Все выпили.

– А теперь, – вдруг сказала Татьяна, – я хочу прочитать вам несколько своих стихотворений, совершенно не алхимических и не мистических, по мотивам биографии и творчества Гойи. Я очень люблю и самого Гойю, и известный роман Фейхтвангера о нем. Вот, читая и смотря на репродукции, и написала… А вы любите Гойю?

Все закивали. Должен сказать, что у меня отношение к Гойе было двойственным (к роману Фейхтвангера я относился более однозначно, вполне положительно). В ранней молодости я обожал Гойю… по репродукциям. Но когда я побывал на выставке музея Метрополитен и увидел оригиналы, в том числе и знаменитых «Мах на балконе», я испытал чувство полного разочарования, произошло просто падение кумира. Выставка из музея Прадо закрепила это ощущение. Такое со мной уже было, в связи с Чюрлёнисом. Я также восхищался по репродукциям возвышенным символизмом его работ, и я также был разочарован, съездив в Каунас и увидев оригиналы. В результате я остался поклонником офортов Гойи – «Ка-причос», «Ужасов войны» и других, но совершенно перестал воспринимать великого испанца как живописца. Тем не менее стихи Татьяны послушать хотелось.

Татьяна своей королевской походкой вышла на середину лаборатории, откинула голову назад, отчего ее волосы красиво упали на спину, открыв высокий чистый лоб. Она начала читать стихи, слегка растягивая слова, но энергично, без, увы, характерного для поэтов-чтецов «подвывания».

 

Эль Янтар

Каменистая бесплодная равнина,
Замок, залитый жестоким жаром,
Камешки, как черные маслины,
Ящерицы бегают по скалам.
 
 
И под раскаленным диким шаром,
Там, у Кресла Короля на гребне,
Повстречался путник с Эль Янтаром,
Медленно сползающим по щебню.
 
 
Этот призрак, жаба-черепаха,
Не боится солнечного света,
От него не защитит наваха
Иль шептанье нового обета.
 
 
Тьма полночная лисиц рождает,
Кошек диких и мышей летучих,
Их легко Аврора побеждает,
С ним – не справиться ее лучам могучим.
 
 
Разгоняет солнце чары мрака,
Что же солнечного гада уничтожит?
Порожденного ужасной силой брака
Между Фебом и Гекатой. Что поможет?
 
 
И любовь, желание и страхи
Не решат загадочного спора.
Шабаш – мир бушующего праха.
Кто ж воскликнет: «Люди, уа es hora!»
 

 

Сон о лжи и непостоянстве

Черно-красное танго, поцелуй на устах
И лицо под вуалью: в сердце радость и страх.
Незнакомка, скрываясь, тайный делает знак.
Черно-красное танго, поцелуй на устах.
 
 
И лицо под вуалью: в сердце радость и страх,
Устремляюсь в погоню, молоточки в висках.
Но тревожно мерцают огоньки в зеркалах,
И лицо под вуалью: в сердце радость и страх.
 
 
Незнакомка, скрываясь, тайный делает знак,
К ней во тьме приближаюсь, скрыв дрожанье
в руках.
До чарующей феи остается лишь шаг,
Незнакомка, скрываясь, тайный делает знак.
 
 
Черно-красное танго, поцелуй на устах,
Но беззубо смеется овуаленный прах.
И пустые глазницы ухмыльнулись впотьмах.
Черно-красное танго, поцелуй на устах.
 

 

Фанданго

Призывы музыки, томленье страсти —
Приблизились и разошлись опять.
Напевы муки, ожиданье счастья,
Звук кастаньет, века помчались вспять.
 
 
Сближенье снова. Ярость, трепетанье:
Жив древний Хаос в стуке каблуков.
Вот, вот оно – последнее лобзанье!
Но нет, умчалась птица из силков.
 
 
Здесь радость, мука, боль, судьба седая
В бушующем, сжигающем огне.
Глядит гадалка дряхлая, слепая,
Как вянет роза в вазе на столе.
 

– Такие вот стихи, – уже другим, обыденным тоном произнесла Татьяна и сделала глубокий, почти придворный реверанс. Мы бешено зааплодировали. Снова вперед вышел Павел.

– Стихи – это прекрасно, – произнес он. – Но пора работать. Звезды, бег свой совершая, нас не ждут. Итак, вот торжественный момент первого приема эликсира. А потом, господа, вы уж простите, не смею вас задерживать. Нас с Татьяной ждут великие дела! – С этими словами он достал из шкафчика над лабораторным столом справа какую-то шкатулку, открыл ее, взял из нее что-то напоминающее зерно и положил его прямо в рот Татьяны. Затем достал из холодильника керамический кувшин, налил из него какой-то темной жидкости в фарфоровую китайскую чашку и вручил ее Татьяне. Та выпила, даже не поморщившись, и сказала:

– А ведь вкусно!

Все снова зааплодировали, по очереди попрощались с Татьяной и неторопливо потянулись к выходу из лаборатории. Павел вышел, нас проводил.

Перед тем как сесть в машину Богословских, я спросил Павла, не найдется ли у него как-нибудь получаса поговорить со мной о деле.

– О деле? – с легким налетом иронии спросил он (дескать: ну что ты понимаешь в моих делах?).

– Да, о деле, о Проекте.

– Хм… Сейчас так трудно будет выкроить время… Хорошо. Приезжайте ко мне в следующий вторник к семи вечера, но не опаздывайте! Уже в 7.45 я буду вынужден вас покинуть.

– Но я никак не могу во вторник, у меня вечером лекции.

– М-да… Ну тогда в четверг, в то же время. Идет?

– Идет, спасибо!

На этом мы расстались, и «Лада» Богословских умчала меня домой на Петроградскую. В пути Александр Иванович молчал, только спросил меня, не нашел ли я им астролога. Я сказал, что пока не нашел, но работаю в этом направлении. Он кивнул и снова погрузился в молчание, а Аглая Федоровна и вообще не проронила ни слова, только попрощалась. Впрочем, вполне любезно.

Дома меня ждал встревоженный Филипп:

– Папа, бомж мне опять пытался за деньги бумагу для тебя дать, но я толкнул его, вырвался и убежал.

Занятно, подумал я, каждый раз это происходит, когда я встречаюсь с нашими почитателями драконов. Я спросил Филиппа, в котором часу к нему пристал бомж. Оказалось, что часов в пять. У меня в голове созрел план.

– Скажи, Филипп, во сколько ты возвращаешься из школы в четверг?

– Ну, в четверг… Тоже часов в пять, в шестом…

– Прекрасно. Иди себе спокойно домой, а если к тебе опять пристанет бомж, возьми у него бумагу, возьми. Даже деньги разрешаю тебе у себя оставить.

– У, круто! Заметано.

И довольный Филипп вернулся к компьютеру.

В четверг к семи я еду к Павлу. Своим ходом туда добираться часа полтора. Значит, можно полчасика посидеть в засаде и посмотреть, кто подбивает бомжа на эти дурацкие шуточки. А пока надо выкинуть все это из головы и заняться предзащитными делами, ибо их немало. Хуже всего было то, что мою защиту назначили на четверг 20 декабря. Авторефераты я, слава Богу, разослал заранее, сразу после ноябрьских праздников, но беготни предстояло еще очень много (оппоненты, ведущее учреждение, проект решения ученого совета…). А тут опять мир спасать надо (смайлик)! И я чувствовал, что перед решающим днем 22 или 23 декабря (это уж как астролог распорядится, может, и 25-го) время начнет спрессовываться, а события – конденсироваться.

Если вам интересно узнать, кто стоял за бомжом и о чем беседовали Константин и Павел, прочтите следующую главу.

Глава VII
О бомжах и судьбах мира

До четверга никаких судьбоносных событий не произошло. Я отлавливал оппонентов, отнес диссертацию в ведущее учреждение на внешний отзыв, получил заверения, что все отзывы будут готовы в срок и по крайней мере два оппонента прибудут на защиту лично, и написал проект заключения, после чего мне сильно полегчало. Я выяснил в совете, что банкеты после защиты там совершенно факультативны и традиции непременных возлияний после защиты нет, тем более что директор института их вообще не одобряет, и выкинул эту проблему тоже из головы. Единственное, что от меня требовалось – обеспечить членов совета минералкой и колой на время защиты, что обременительным назвать никак было нельзя. Поэтому от проблем защиты голова болеть у меня перестала.

В четверг около пяти я вышел из дома уже полностью готовый к поездке к Павлу и прошелся по улице. Филипп точно объяснил мне, где именно к нему подходит бомж. Рассудив, что заказчик акции будет стремиться быть поближе к своему подопечному для облегчения контроля, я перешел на другую сторону, зашел в подъезд ближайшего дома и поднялся по лестнице на второй этаж. Мне повезло, и на площадке между вторым и третьим этажом я обнаружил окошко, выходящее на улицу. У него-то я и пристроился. Прямо напротив меня была подворотня, а у тротуара стояла какая-то красная машина, иномарка, но достаточно скромная, вероятно, корейская, для среднего класса, так сказать. В пять семнадцать в поле моего зрения появился Филипп, неторопливо бредущий по улице. Как я и предполагал, из подворотни напротив появился бомж – неряшливо одетый (не быть же бомжу, в самом деле, денди?), с седой всклокоченной бородой. Он схватил Филиппа за руку и стал что-то говорить ему. Филипп кивнул, бомж вытащил из кармана свернутый вчетверо бумажный лист и, по-видимому, денежную купюру. Филипп взял все это, бомж отпустил его, и мой сын бросился бегом к дому. Я же сосредоточил все свое внимание на бомже. Тот снова скрылся в подворотне. Сейчас появится заказчик (если только он не пойдет в другую сторону – к Введенской: здесьу нас почти все дворы проходные). Но нет…

Из подворотни снова появился бомж, сопровождавший некоего господина и чего-то требовавший от него. Наконец тот что-то достал из кармана (конечно же, долларовую бумажку), сунул бомжу и отмахнулся от него. Бомж тут же отстал от него и засеменил по улице в сторону Большой Пушкарской, а господин сел в красную машину, завел ее и сразу же уехал.

Откровенно говоря, я ожидал увидеть Богословского, в крайнем случае, господина Степаново, но этот человек был мне абсолютно незнаком и на мероприятиях у «драконов» его определенно не было. Это был мужчина несколько моложе меня (лет тридцати – тридцати трех), со светлыми, довольно длинными волосами и русой бородой. На нем была широкополая шляпа (но не «раввинского», а скорее, артистического фасона) и хорошее длинное кашемировое пальто с выпущенным поверх него серым шарфом. Повторяю, я его нигде и никогда не видел, разве что где-нибудь в толпе или в магазине, но не более того. Что это значит? Загадка. И откуда он знает, когда я собираюсь вечером уходить? Я твердо решил в следующий раз не прятаться, а подойти к нему и расставить все точки над «i».

Пока же я спустился вниз, перешел на другую сторону улицы и пошел домой. Филипп ждал меня прямо у двери в коридоре. Молча он протянул мне свернутый листок бумаги. Я развернул его и прочитал:

МАСКА, МАСКА, Я ТЕБЯ ЗНАЮ.

А ДРАКОН ВСЕ РАВНО ВЕРНЕТСЯ!

Бред какой-то. Ладно, все это надо окончательно выяснить, а пока выбросить из головы. Тоже мне, «грузите апельсины бочках».

– Сколько он тебе сегодня дал? – спросил я Филиппа.

Тот слегка покраснел:

– Двадцатник…

– Ого! Цены растут. Вот видишь, проявлять принципиальность иногда даже выгодно. Послал ты его в тот раз, и ставки выросли на сто процентов. Ладно, забирай себе на комиксы, как договорились.

Филипп просиял:

– Ну, пока, я пошел.

– Пока, пока.

Я вышел на лестницу и отправился к Павлу рассказывать ему о разрушительных планах Дракона, вселить которого в прекрасное тело Татьяны он собирается. Дорога заняла у меня даже более полутора часов.

Павел уже ждал меня, поглядывая на часы.

– Татьяна пока медитирует, но минут через сорок пять я должен вплотную заняться с ней, так что время ограничено.

Он сварил мне кофе и предложил к нему рюмку коньяку, отказываться я не стал.

– Ну-с, чем обязан оказанной мне чести вашего визита, Константин?

Я начал достаточно в лоб:

– Вот вы занимаетесь реализацией Проекта. А хорошо ли вы осознаете его цели?

Павел отреагировал неожиданно резко:

– Вы что, экзаменовать меня пришли? Но отвечаю: возвращение в наш мир Мессии-Дракона, которого отсюда уже вышвыривали, и, как вы сами прекрасно знаете, совсем недавно. Сами, как говорят, видели… Скажу вам сразу: вся эта тема с драконами мне абсолютно ДО ФЕНИ. Я понятно выражаюсь? Меня интересует только алхимическая часть проекта. А потом можете у своего Дракона хоть под хвостом вылизывать, мне это безразлично. Так и скажите вашему Богословскому.

Эта отповедь скорее вдохновила меня, чем обеспокоила, хотя и весьма обескуражила, я никак не ожидал от Павла таких сильных отрицательных эмоций и такого раздраженно-неприязненного отношения к Богословскому.

– А вы уверены, что этот проект не принесет вреда Татьяне?

– Во-первых, с каких это пор Богословского стало интересовать здоровье Татьяны? Во-вторых, если и принесет, то только его магия с совмещением личностей. А после моей алхимии она только расцветет и проживет, может быть, лет сто двадцать. Вы как специалист по даосским практикам должны это хорошо понимать. К тому же вы совершенно напрасно воспринимаете ее как объект каких-то манипуляций. Уверяю вас, что Татьяна абсолютно самостоятельна, и в каком-то отношении она гораздо больше феминистка, чем Аглая. Просто Аглае надо говорить лозунгами, а Татьяна живет так, как ей нравится, без всяких деклараций.

– Павел, я пришел к вам сам от себя, а вовсе не от Богословского. Скорее, даже наоборот.

– А это уже совсем интересно. Разве вы все не одна шайка-лейка?

– У вас явно превратное представление обо мне и моих отношениях с обществом Дракона.

– Ну-ну… А вы не темните? Впрочем, давайте, валяйте.

– Знаете, тут и «валять»-то особенно нечего, раз вы не заинтересованы в целях наших адептов пути драконов.

– Это точно, абсолютно не заинтересован.

– Но вы, простите, отдаете себе отчет в том, что может произойти, если все увенчается успехом и Дракон (или Анти-Христос, как я раньше обычно его называл) войдет в наш мир с полной свободой действия?

– Как вы сказали? Антихрист?

– Нет, не Антихрист, а Анти-Христос.

Тут я очень кратко рассказал Павлу о природе Великого Дракона, о его отношении к Творению, о краже ДМТ-Ф из нашего института и о драматической развязке этой авантюры. Я умолчал только об Анатолии и о нашем с ним знакомстве, свалив все на шефа институтской службы безопасности Головачева. Павел слушал меня со все большим интересом.

– Таким образом, цель Дракона – разрушение Творения и возвращение всего в исходное состояние покоя самодовлеющего и самодостаточного Абсолюта.

– Любопытно… Если это не сказочки, которые вы с Богословским сочинили, чтобы меня проверить на лояльность, то тут есть над чем подумать.

– Думайте, думайте.

Павел действительно погрузился в размышления и несколько минут сидел чуть ли не погрузившись в транс. Наконец он моргнул и вышел из своего самадхи.

– В принципе я склонен вам верить. Действительно, ведь у Богословского до презентации Общества вы замечены не были. Скорее всего, вы вполне искренни.

– Слава Богу, поверили!

– Не поверил, а допустил со значительной степенью вероятности. Ну так вот, ответственности за судьбы мира мне брать на себя совершенно не хочется. Но это не означает, что я заброшу Проект. Ни за что! Это великолепная возможность опробовать разные алхимические методики и свершить Делание. Но кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево. Короче говоря, я занимаюсь алхимией и только алхимией, и бросать свои занятия с Татьяной я не собираюсь. А об остальном пусть у Богословского с его драгоценной супругой голова болит, с ними и разбирайтесь. Все. Dixi. А теперь мне пора.

– Тще минуточку. Вам незнаком такой персонаж? – И я описал Павлу сегодняшнего незнакомца.

– Нет, не знаю… Определенно не знаю. Это не из моих знакомых. И у Богословского тоже его никогда не видел. А кто он?

– Да тоже, видимо, любитель драконов из бездны. Впрочем, ладно, это мои заморочки.

– Ну хорошо. Хотите на минутку спуститься проведать Татьяну?

– Конечно, еще бы! Кто же откажется проведать такую женщину?!

Павел улыбнулся:

– Ну, тогда вперед!

И мы спустились в лабораторию и направились к «созерцальне».

Татьяна вышла нам навстречу. «Но Боже, кто б ее узнал!» Вместо роскошного вечернего платья на ней были какие-то потертые джинсики и бесформенная блуза («она в спецовочке такой промасленной, такой немыслимый наряд на ней»). Впрочем, и в этом наряде она оставалась красавицей. Ее щеки пылали (явно следствие действия эликсиров), создавая эффектный контраст с черными волнами ее волос и маслинами глаз.

Мы поздоровались за руку, потом обменялись обычными светскими вопросами о здоровье, делах и погоде. Потом я сказал:

– Татьяна, мне очень, ну просто очень понравились ваши испанские стихи. Не могли бы вы дать почитать еще?

– О, спасибо, спасибо! У меня их еще осталось два или три, сейчас постараюсь найти.

– Нет уж, – вмешался Павел, – сейчас абсолютно некогда, мы уже потеряли минут пять. Пошли ему стихи по почте, если хочешь, никуда они не денутся.

– Хорошо, хорошо.

Я продиктовал Павлу адрес, который он тут же внес в электронную записную книжку. Затем я откланялся и покинул замок Павла, а он вошел вслед за Татьяной в комнату для практики «внутренней алхимии».

Своим визитом я в целом остался доволен. Прежде всего, оказалось, что «драконы» далеко не едины – ни идейно, ни в плане личностных отношений. Павел не скрывает своей неприязни к чете Богословских. Те, вероятно, отвечают ему тем же (не скрою, что мне самому Павел был гораздо симпатичнее «Мережковских»). Далее, Павла не интересует Проект в целом, и я явно заронил в его душу сомнения в желательности его полной реализации. А раз так, то есть надежда, что он не просто самоустранится на последней стадии, а займет более активную позицию (хотя надежда и незначительная – уж очень ему все безразлично, кроме алхимии). Короче говоря, раскол налицо. А если, как известно, дом раскололся в себе, то недолго стоять ему.

Дома было тихо. Инна дремала в своей комнате, Филиппа не было дома. Я разделся и прошел в свою комнату. Включил свет. На моем рабочем столе около компьютера лежала толстенная книга в мягком переплете. Я подошел поближе и обнаружил, что это не более и не менее как знаменитое исследование Гершома Шолема «Саббатай Цеви. Мистический Мессия» в английском переводе. Я вздрогнул. Сама она, что ли, пришла и улеглась на мой стол?

В комнату заглянула Инна и произнесла заспанным голосом:

– Тут заезжал какой-то мужчина, назвался Александром Ивановичем и привез тебе эту книгу. Просил передать, что ко времени завершения проекта (что за проект такой?) очень просит тебя освежить эту книгу в памяти, особенно про последние дни этого Саббатая. Вот и все.

У меня отлегло от сердца. Значит, это Богословский. Молодец! Я с удовольствием просмотрю эту работу заново, тем более что он явно на что-то намекает, рекомендуя прочитать последние главы. На что-то, связанное с подготовкой заключительного ритуала.

– Насчет проекта не беспокойся, – сказал я Инне. – Это грантовый проект по каббале, ничего особенного (она с сомнением покачала головой, дескать, по твоему виду ясно, что это за «ничего особенного» – очень проницательная женщина!), но ничего не сказала и пошла на кухню поставить чай и приготовить ужин.

После ужина я взялся за книгу и просидел, читая ее, далеко за полночь, не пустив вернувшегося Филиппа за компьютер: и так хорошо нагулялся, хватит с тебя и дармовых двадцати зеленых, не мешай отцу читать серьезную книгу. И многое теперь в работе Шолема предстало передо мной в другом свете, нежели когда я читал ее впервые.

Если читатель хочет узнать, что же открылось Константину в книге Шолема, ему настоятельно советуют прочитать следующую главу.