Текст книги "Экипаж «Меконга»"

Евгений Войскунский
Исай Лукодьянов
ЭКИПАЖ «МЕКОНГА»

Книга о новейших фантастических открытиях и старинных происшествиях, о тайнах вещества и о многих приключениях на суше и на море.

Я умру, если не увижу Каспийское море.

А.Гумбольдт

Часть первая
«Ртутное сердце»

Чтобы воздействовать на неведомое вещество, которое вы хотите подчинить неведомой силе, мы должны сначала изучить это вещество.

О.Бальзак, «Шагреневая кожа»

1. Странное событие на борту теплохода «Узбекистан»

– Знаете, не надо кораблекрушений. Пусть будет без кораблекрушения. Так будет занимательнее. Правильно?

И.Ильф, Е.Петров, «Как создавался Робинзон»

Приятно начать приключенческий роман с кораблекрушения. Допустим, так:

«Раздался страшный скрежет, и трехмачтовый барк „Аретуза“, шедший с грузом копры с Новых Гебрид, резко накренился. Бушующие волны перекатывались через…» – и так далее.

Преодолев столь естественное искушение, авторы решили иным образом начать свое правдивое повествование. Однако, желая во всем следовать хорошему тону, они торжественно обещают устроить в ходе дальнейших событий небольшое кораблекрушение.

А теперь – к делу.

Итак, в один прекрасный летний день теплоход «Узбекистан» шел по Каспийскому морю, приближаясь к крупному приморскому городу. Время было послеобеденное, прогулочная палуба пустовала. Лишь двое сидели в шезлонгах, защищенных тентом от палящего солнца: мужчина в клетчатом костюме зеленоватого цвета и пожилая дама в пенсне, углубившаяся в томик «Военных приключений».

Не будем тревожить пожилую даму. Давайте поближе познакомимся с Николаем Илларионовичем Опрятиным, которому предстоит сыграть немаловажную роль в нашем повествовании.

Это подтянутый сухощавый человек лет под сорок. У него энергичное лицо с высоким лбом, переходящим в тщательно замаскированную лысину, с тонкими губами и костистым подбородком. Гладко выбритые щеки и запах тройного одеколона создают впечатление, будто он только что вышел из парикмахерской.

Николай Илларионович не имел пагубной привычки спать после обеда. Развалясь в шезлонге, он смотрел на широкую пенную дорожку за кормой теплохода. Справа тянулся берег – желтовато-серая полоска над синей водой, – и уже был виден длинный холмистый остров, прикрывавший вход в бухту.

Опрятин подумал о том, что каких-нибудь двадцать лет назад этот остров был куда меньше. А впереди, почти по курсу теплохода, – Опрятин знал это – из воды торчат каменные стены древнего караван-сарая; лет двадцать назад они были скрыты под водой. Когда-то здесь стоял большой торговый город. Море, медленно поднимаясь, заставило людей покинуть его и отступить к новым берегам.

На протяжении многих веков море наступало и отступало, его уровень часто менялся, причем амплитуда колебаний уровня доходила до восьмидесяти метров. А в последнее время древнее Хозарское море сильно обмелело. Потому и вылезли из воды стены караван-сарая, а остров, лежащий при входе в бухту, разросся в длину и ширину.

Вода уходила. И люди не захотели мириться с этим. Так возникла труднейшая проблема повышения уровня Каспия. Предлагали прежде всего отрезать от моря залив Кара-Богаз-Гол, где жаркое солнце пустыни ежегодно испаряет четырнадцать кубических километров воды. Родился смелый проект поворота северных рек в Каспийское море – проект «КВП»: воды Камы, Вычегды и Печоры должны были, по этому проекту, перевалить старые водоразделы и, устремившись на юг, через Волгу напоить Каспийское море.

Но если отрезать Кара-Богаз-Гол, повернуть северные реки и добавить к их водам воды Аму-Дарьи, то даже и тогда уровень моря поднимется до нужной высоты – на три метра – только к будущему веку.

Так долго ждать нельзя. Ведь, в сущности, требуется в течение одного года добавить в Каспий всего одну тысячу кубических километров воды.

Легко сказать: всего! Чтобы перекачать, например, из Черного моря в Каспийское такое количество воды за год, понадобилось бы несколько тысяч самых мощных насосов, а чтобы снабдить их энергией, – электростанция мощностью в десятки миллионов киловатт.

Кандидат технических наук Опрятин хорошо знал эти цифры, потому что работал в Институте физики моря. Как раз сейчас в институте разрабатывали новый проект повышения уровня Каспия, с учетом последних достижений отечественной науки. Предстояла большая, интересная работа, и Опрятину был поручен один из самых ответственных ее участков.

Итак, теплоход «Узбекистан» шел по Каспийскому морю, которое хотя и обмелело, но не до такой степени, чтобы по нему не могли плавать теплоходы. Медленно приближался город, вставший над синей бухтой, – уже можно было без бинокля различить заводские трубы и тонкий чертежик телевизионной антенны.

Прогулочная палуба понемногу наполнилась пассажирами. Здесь было много отпускников, возвращавшихся из поездки по Волге. Они наперебой вспоминали шлюзы и каналы, храм Димитрия-на-крови, домик Кашириных и дружно сходились на том, что камышинский закат солнца куда красивее, чем восход того же светила над Казанью.

Несколько знатоков морского дела, облокотившись на поручни, наблюдали за белой яхтой, которую догонял теплоход. Они обсуждали ее достоинства и спорили, к какому классу она относится: к «драконам» или «звездникам». Впрочем, некий обладатель бинокля установил, что это «сорокапятка»[1]1
  Яхта с площадью парусов в 45 квадратных метров.


[Закрыть].

Парни и девушки в голубых майках с белыми номерами на спине беспрерывно фотографировали друг друга.

Был здесь и мужчина атлетического сложения, в полосатой рубашке навыпуск. Он чинно прогуливался под руку со своей дородной супругой и время от времени давал молодым фотографам советы относительно выдержки и диафрагмы.

– Как жаль, что отпуск кончился, правда, Толя? – произнес высокий женский голос за спиной у Опрятина.

– Хорошо, что кончился, – ответил голос, показавшийся Опрятину знакомым. – Сколько времени потеряно!

Николай Илларионович оглянулся и увидел молодую изящную блондинку в красном сарафане. Рядом с ней неторопливо шел мужчина средних лет в измятом чесучовом костюме. У него было крупное полное лицо с припухшими веками и буйная грива каштановых волос.

Они остановились у борта, неподалеку от шезлонга Опрятина, и о чем-то заговорили между собой.

Опрятин встал, одернул пиджак и подошел к ним.

– Добрый день, товарищ Бенедиктов, – сказал он негромко.

Чесучовый костюм вскинул на Опрятина не очень приветливый взгляд.

– А, уважаемый рецензент! – проговорил он. От него пахло коньяком.

– Заметил вас еще за обедом, в ресторане, – продолжал Николай Илларионович, – но не решился побеспокоить… Опрятин, – представился он спутнице Бенедиктова, вежливо наклонив голову.

– Матвеева, – ответила блондинка. – Слышала о вас.

Опрятин улыбнулся уголками губ:

– Не сомневаюсь. Отзывы были, конечно, не слишком лестные.

Он сказал это полувопросительно-полуутвердительно, и блондинка в ответ только слегка пожала плечами. Солнце освещало ее лицо, карие глаза казались теплыми и прозрачными. И в то же время было и этих глазах что-то невеселое.

– Вы тоже ездили по Волге? – спросила она.

– Нет. Я сел на теплоход сегодня ночью в Дербенте. Ездил туда в командировку. Кстати, любопытное происшествие случилось со мной в этом Дербенте…

Опрятин посмотрел на Бенедиктова. Тот стоял со скучающим видом, не выказывая ни малейшего интереса к любопытному происшествию.

«Они изволят сердиться, – подумал Опрятин. – Злопамятный тип, однако…»

Прошлой весной редакция научного журнала предложила Опрятину дать с энергетической точки зрения рецензию на статью некоего биофизика Бенедиктова. Статья была примечательная. Вначале в ней шла речь об ионофорезе – явлении, известном еще с 1807 года, когда московский профессор Рейсс открыл, что капли одной жидкости могут проходить сквозь другую. Автор статьи разбирал это явление с позиций современной физики: взаимопроникание связано с наличием свободных зарядов – ионов – на границе жидкостей, то есть на границе двух противоположно заряженных полей. Ионофорез широко применяется в медицине: ионизированные жидкие лекарства вводятся сквозь кожу больного без ее повреждения.

Далее автор статьи излагал свои наблюдения над рыбами, имеющими электрические органы. Он приводил интересные сведения об этих живых генераторах. К примеру, электрический скат Torpedinidae дает 300 вольт при восьми амперах. Электрический угорь Electrophorus Electricus – до 600 вольт. Рыбы семейства Gimnarchus дают незначительное напряжение, но способны к локации: они посылают около 300 импульсов в секунду. Автор утверждал: рыбы, являясь наиболее сильными энергоносителями из живых существ, создают вокруг себя электрическое поле, и под его действием окружающая вода проходит через их наружные покровы внутрь организма. Он вживлял в тело рыб контакты и измерял разность потенциалов кожи и внутренних органов. И пришел к выводу, что в известных электростатических условиях жидкость диффундирует, проникает сквозь живые ткани. В статье выдвигалась гипотеза: будто бы скоро станет возможно подвергнуть рыб особому облучению и сделать их проницаемыми и проницающими в нужных зонах. Чтобы они свободно проникали, например, сквозь бетонные плотины на реках.

Опрятин написал рецензию, в которой отдавал должное интересным опытам с рыбами, но высмеял – впрочем, вполне вежливо – фантастическую гипотезу о проницаемости. В редакции его познакомили с автором статьи, Бенедиктовым. Произошел короткий разговор. Бенедиктов не пожелал согласиться с доводами Опрятина, назвал рецензию «узколобой», а свою статью вовсе забрал из редакции, заявив, что не хочет ее публиковать.

С тех пор прошло три с лишним месяца. И вот они встретились снова – автор статьи и рецензент.

– Зря вы на меня тогда обиделись, товарищ Бенедиктов, – мягко сказал Опрятин. – В вашей статье было много интересного, и я, если помните, отметил…

– Я не обижаюсь, – прервал его Бенедиктов. – Просто считаю, что вы… м-м… не совсем компетентны в вопросе о биотоках.

Опрятин вытащил носовой платок, промокнул потный лоб.

– Не будем спорить, – сказал он сдержанно. – Вы разбираетесь лучше в одном, я – в другом. Не так ли?

– Вот и занимались бы своим делом. А в мое…

– Толя!.. – Блондинка предостерегающе тронула мужа за рукав.

«Напрасно я затеял разговор, – подумал Опрятин. – Он слишком возбужден…»

– Успокойтесь, – сказал он, – я не собираюсь вмешиваться в ваши дела. Надеюсь, вы и сами поймете, что гипотеза ваша беспочвенна. От ионофореза до взаимной проницаемости тел бесконечно далеко. До свиданья.

Опрятин с достоинством повернулся, но не успел сделать и двух шагов.

– Послушайте! – окликнул его Бенедиктов. – Хотите, покажу вам проницаемость?

– Толя, перестань! – сказала блондинка. – Прошу тебя…

Бенедиктов отмахнулся.

– Смотрите! – Он сунул руку за пазуху и вдруг выхватил нож.

Опрятин невольно сделал шаг назад.

– Эй, гражданин! – Атлет в полосатой рубахе быстро подошел к Бенедиктову. – Вы чего безобразничаете? Что за шутки с ножиком?

Бенедиктов не обратил на него внимания.

– Вот вам проницаемость! – С этими словами он задрал на левой руке рукав и полоснул ее ножом.

Кто-то из пассажиров ахнул. Вокруг стала собираться толпа.

– Видали? – Бенедиктов еще раз всадил нож в руку.

Узкое лезвие с дымчатым узором легко прошло насквозь, не оставив на руке ни царапины.

Толпа оторопела.

Бенедиктов засмеялся и хотел было спрятать нож, но тут к нему снова подступил атлет.

– А ну, давай сюда! – сказал он. – Я тебе покажу, как людей пугать.

Он схватился за лезвие ножа и почувствовал, что зажал в кулаке пустоту…

– Прочь! – крикнул Бенедиктов.

Но атлет вывернул ему руку, и нож упал на палубу в опасной близости к борту. Сразу несколько человек бросились к нему…

В следующий миг из самой гущи свалки вынырнул красный сарафан и, мелькнув под поручнями бортового ограждения, полетел с шестиметровой высоты в воду.

– Человек за бортом! – закричал кто-то.

Плюхнулись в воду спасательные круги. Заскрипели тали шлюпбалок. Теплоход начал описывать циркуляцию, возвращаясь к месту падения человека. Но этот маневр был уже не нужен. Белая яхта, которая оказалась в сотне метров от теплохода, сделала бешеный поворот фордевинд, накренилась и, чертя по воде концом грота-гика, понеслась к мелькавшей в волнах голове.

Все увидели, как высокий загорелый парень кинулся с яхты в воду, и через несколько минут сарафан уже пламенел на борту маленького суденышка.

«Узбекистан» подошел к яхте с подветра.

– Помощь нужна? – крикнул с мостика вахтенный помощник.

– Не надо! – донесся снизу женский голос. – Меня довезут.

Пассажиры взволнованно обсуждали происшествие, нацеливались на яхту фотоаппаратами. Бенедиктов, белый как молоко, стоял в сторонке, вцепившись в поручни, и смотрел за борт.

Опрятин оглядел палубу и убедился, что ножа нет. Подняв голову, он встретил пристальный взгляд атлета.

– Интересный ножик, – сказал атлет. – Жаль, рыбам достался.

Опрятин отвернулся и посмотрел на яхту.

Там все было в порядке. Загорелый яхтсмен сидел на руле. Другой парень, с красной косынкой на голове, возился у мачты. Он быстро перебрал руками, и на мачту взлетел красный сарафан, поднятый на спинакерфале, – очевидно, для просушки.

Обладательница сарафана скрывалась в каюте.

Яхта отставала. Оттуда доносилась песня. Слова амбулаторных плакатов чередовались в ней с популярными рекламными текстами, и все это пелось на разудалый мотив:

 
Когда на стройке кончается смена,
Эх, я под душ становлюсь непременно.
Моюсь водой, закаляюсь водой —
Бодрый всегда и всегда молодой!
Пейте пиво заводов «Главпива»,
Курите сигары «Главтабака»…
 

2. Читателю предлагается совершить прогулку на яхте вместе с главными героями нашего повествования

Затем он сходил на набережную Железного лома, чтобы подобрать новый клинок к своей шпаге.

А.Дюма, «Три мушкетера»

Теперь нам придется перенестись во времени на несколько часов назад, а в пространстве – с палубы «Узбекистана» на толкучий рынок большого приморского города.

По случаю воскресенья рынок был так густо наполнен людьми, что его можно было смело уподобить плотному веществу, элементы которого находятся в непрерывном движении. Продавцы и покупатели, обладая противоположными по знаку зарядами спроса и предложения, тяготели друг к другу, преодолевая противодействующие силы расхождений в ценах.

Сдержанные возгласы продавцов, лихие выкрики мороженщиц, разноязыкий говор, яркие краски модных товаров, сложная смесь запахов пота, одеколона и мясокомбинатских пирожков обрушивались лавиной на органы чувств.

К толкучке быстрым шагом приближались двое долговязых молодых людей. Один из них, белобрысый светлоглазый парень в тенниске огненных тонов и брюках цвета «беж», взглянул на часы и сказал:

– Четверть девятого. Валька, наверное, уже ждет на яхт-клубе.

– Подождет. В крайнем случае получишь вздрючку, – отозвался второй парень.

У него было крутолобое, скуластое лицо и шапка темных волос; серые глаза смотрели спокойно и чуточку насмешливо: из-под засученных рукавов белой рубашки торчали длинные и крепкие волосатые руки.

Молодые люди с ходу врезались в толпу у ворот и попытались, подобно жестким гамма-квантам, проскочить сквозь нее прямолинейно, но на первых же метрах их скорость заметно снизилась.

Они остановились возле киоска с газированной водой. За киоском высились ворота с черно-золотой табличкой: «РЫНОК РЕАЛИЗАЦИИ НЕНУЖНЫХ НАСЕЛЕНИЮ ВЕЩЕЙ».

– Странное дело, – заметил Юра (так звали парня в тенниске), – на одних вывесках «продажа», на других – «реализация». Почему такой разнобой, а, Колька?

– Реализация, – вдумчиво сказал Николай, – приведение к реальности… Когда-то этим делом идеалист Платон занимался, а теперь – торговая сеть.

– Значит, есть еще идеалисты в торговой сети! – Юра захохотал и протянул Николаю ладонь, и тот, смеясь, хлопнул по ней.

– Налейте нам, пожалуйста, водички, – обратился Николай к молоденькой продавщице.

Юра залпом выпил стакан, поставил его на мокрый прилавок и спросил:

– Девушка, а вы реализуете или продаете воду?

– Воду мы отпускаем, – серьезно ответила продавщица. – Воду, хлеб, мясо, картошку – это все отпускают. А готовое платье – продают. Есть, конечно, другие вещи – их реализуют. Вот у вокзала – видели? – «Реализация головных уборов».

– Здорово! – восхитился Юра. – Как вы только не запутаетесь?.. Налейте еще.

Он мелкими глотками пил воду и перешучивался с девушкой, пока Николай не взял его решительно за руку и не уволок прочь.

Друзья прошли под аркой ворот и миновали вернисаж картин, писанных на крафт-бумаге, клеенке и полиэтиленовом пластикате. Такие картины можно видеть только на толкучих рынках. Преобладал один сюжет: толстые розово-фиолетовые красавицы, лежащие на поверхности ярко-синей воды. Каждой красавице придавался ослепительно белый лебедь.

– Ну и ну! – сказал Юра, останавливаясь перед одним из полотен. – Какое богатство красок!

– Леда и лебедь, – бросил Николай. – Классический сюжет.

– Эта толстая дама – спартанская красавица Леда? – Юре стало смешно. – Мама Елены Прекрасной и Клитемнестры? Теща царей Менелая и Агамемнона?

– А ты посмотри, как она лежит, – начал было Николай.

Но тут к ним подошел седоватый загорелый человек лет сорока с лишком. У него были мягкие щеки, крупные роговые очки, округлый животик.

– Нехорошо, – сказал он тихо. – Очень нехорошо.

Молодые инженеры разом обернулись.

– Борис Иванович! – воскликнул Юра.

Это был Борис Иванович Привалов, руководитель отдела, в котором они работали.

– Нехорошо, – повторил Привалов. – Нашли, на что глазеть!

– А вы посмотрите, Борис Иванович, – сказал Николай. – Дама лежит на воде и не тонет. Как на диване.

– Гм! – Привалов всмотрелся в фиолетовую красавицу. – Действительно. Сверхмощное поверхностное натяжение воды.

Юра сказал:

– Если иголку смазать маслом, она тоже лежит на воде. Еще в школе такой опыт делали.

– А вы, собственно, что здесь ищете? – спросил Привалов. – Не картину же покупать пришли?

– Мы были на яхт-клубе, – объяснил Юра. – Стали прибирать яхту, смотрим – на стаксельфале надо менять блочок. Поискали в шкиперской – ничего хорошего. Боцман Мехти рассердился и говорит: «Разборчивый стал, как болонский собачка. Не нравится – иди на толкучку, там ищи». Вот и пришлось бежать сюда. А вы что здесь делаете, Борис Иванович?

Привалов огляделся по сторонам:

– Да так… Ничего особенного.

– Борис Иванович, а можно искусственно усилить поверхностное натяжение? – спросил Николай.

– Усилить?

– Да. – Николай ткнул пальцем в синюю поверхность воды на картине. – Чтобы как здесь – лечь на воду и лежать.

– А зачем?

– Не знаю. – Николай пожал плечами. – Просто пришло в голову.

Привалов снова оглянулся.

– Вопрос интересный, – сказал он, помолчав немного. – Но прежде всего надо задать другой: что такое поверхность вообще?

Он посмотрел сквозь очки сначала на Николая, а потом на Юру. И начал: уравновешенность внутренних сил внешними… Энергия, направленная внутрь… Двойкой электрический слой… Борис Иванович любил поговорить о научных проблемах. Если его «заводили», он мог рассказывать сколько угодно.

Возле них стали собираться прохожие: то один остановится послушать, то другой.

– Борис! – раздался вдруг взволнованный женский голос. – Куда ты задевался?

Привалов запнулся на полуслове.

– Я здесь, Оля, – сказал он круглолицей полной женщине, которая протиснулась к нему сквозь толпу.

– Прямо наказание! – тихо сказала она, разводя руками. – Вдруг исчез куда-то… Целую толпу собрал…

– Извини, Оля. – Борис Иванович смущенно снял очки и протер их. – Понимаешь, встретил сотрудников…

– Я вижу. – Женщина кинула гневный взгляд на картину. – Стоишь тут и глазеешь на эту гадость!

– Доброе утро, Ольга Михайловна, – сказал Юра, сердечно улыбаясь. – Это мы виноваты, честное слово…

– Здравствуйте, – сухо ответила женщина. – Идем, Борис. Я видела в одном месте босоножки, как раз твой номер. Если их уже не продали, конечно.

Привалов с грустью кивнул сотрудникам и двинулся за женой. Но, не пройдя и нескольких шагов, он вдруг остановился и присел на корточки перед грудой металлического старья.

– Молодежь! – позвал он. – Идите-ка сюда. Вы блок искали? Вот подходящий.

Николай взял блок, осмотрел, сказал:

– Пойдет.

– Борис! – позвала Ольга Михайловна.

– Сейчас. – Привалов, сидя на корточках и подняв очки на лоб, разглядывал ржавый металлический брусок, постукивал по нему ногтем.

Николай расплатился за блок. Ржавый брусок продавец отдал в придачу, махнув на него рукой. Привалов завернул его в обрывок газеты и сунул в карман.

– Зачем вам эта железяка? – спросил Юра.

– Понравилась. Ну, сиамские близнецы, до свиданья.

– Борис Иванович, – сказал Николай, понизив голос, – мы хотим выйти в море на яхте. Думаем на стройплощадку заглянуть.

– А! Это идея. – Привалов оживился. – Прекрасная идея! Я как раз собирался… Одну минуточку.

Он подошел к жене и тихо заговорил с ней.

– Ну нет! – возмутилась Ольга Михайловна. – В кои веки вытащила тебя сюда! Какой может быть трубопровод в воскресенье? Все люди отдыхают.

– Там по воскресеньям работают, потому что лучше с электроэнергией…

– Борис, ты опять хочешь остаться без босоножек? Я все магазины обегала, нигде нет сорок пятого номера! Только здесь можно…

– Не нужны мне босоножки, – твердо заявил Привалов. – Обойдусь. В общем, Оля, извини и не сердись… Я пошел. Вернусь к обеду.

Ольга Михайловна вздохнула и укоризненно посмотрела ему вслед.

Покинув рынок, Привалов и его молодые сотрудники сели в троллейбус и минут через двадцать добрались до яхт-клуба.

На краю бона сидела черноволосая девушка в белой блузке и пестрой юбке. Она болтала загорелыми ногами и читала книгу.

Увидев ее, Юра быстрее зашагал по решетчатой палубе бона.

– Валя-Валентина, привет! – крикнул он.

Девушка захлопнула книгу и легко вскочила на ноги. Лицо у нее было смуглое, нежно округленное – и сердитое.

– Безобразие! – сказала она, снимая защитные очки и строго глядя на Юру. – Договорились на восемь, а уже десятый час.

– У нас было срочное задание от Мехти, – объяснил Юра. – Борис Иванович, вы знакомы? Это Валя.

– Очень рад, – сказал Привалов, пожимая Валину руку. – Я знаком с вами по телефону. Ведь это вы звоните Юрию Тимофеевичу?

– Да, – заулыбалась Валя. – Но, может быть, не только я?

– Можешь не сомневаться, – заверил ее Николай. – Полгорода звонит. Главным образом девушки.

Привалов усмехнулся:

– Ну-ну, не преувеличивайте, Коля.

– А что? – сказал Юра. – К чему скрывать: я популярен.

Валя засмеялась и ущипнула его за руку.

Они спустились на белую яхту, причаленную к бону. На ее бортах красовалось название – «Меконг».

Почему каспийская яхта носила название великой реки, на протяжении четырех с половиной тысяч километров несущей свои воды через Китай, Бирму, Лаос, Таиланд, Камбоджу и Вьетнам?

Яхтсмены – любители звучных названий. Их не удовлетворяют избитые «Финиш», «Старт» и «Ураган». Им больше по душе «Вега», «Орион», «Арктур» или новомодное «Спутник».

Бывший командир белой яхты дал ей звонкое имя «Меконий», которое, как ему казалось, имеет отношение к греческой мифологии. На следующий день его встретили непонятными намеками и не совсем приличными шутками. Он заглянул в энциклопедию, узнал, что слово это действительно греческое, но совсем не мифологическое, и больше на яхт-клубе не появлялся.

Яхта досталась после него Николаю и Юре. Будучи рационалистами, они не стали ломать голову над новым названием, а переделали только конец старого, превратив неприличный «Меконий» в могучий «Меконг».

…Блочок на стаксельфале уже заменен новым, и «Меконг», накренившись на правый борт, идет полным бакштагом, пересекая широкий залив.

– Шкоты на утки! – скомандовал Николай. Здесь он был командир.

Привалов формально входил – уже второй год – в экипаж «Меконга». Но была у Бориса Ивановича могучая страсть – в выходной день поваляться дома с книжечкой на диване. Вот почему он не слишком часто появлялся на яхт-клубе, хоть и любил парусный спорт.

Закрепив стаксель-шкот, Привалов растянулся на горячих досках палубы. Хорошо было лежать, ни о чем не думая, подставив голую спину солнцу, и смотреть, как уплывает, уплывает город с его шумом и вечными заботами, и слушать, как перешучиваются парни и смеется девушка.

Хорошо бы ни о чем не думать… Но в голову упорно лезли мысли о трубопроводе.

Уже немало времени прошло, с тех пор как в «НИИТранснефти» – институте, в котором работал Привалов, – родился смелый проект прокладки подводного трубопровода с материка до Нефтяных Рифов – знаменитого нефтепромысла в открытом море. Пока что оттуда нефть доставляли танкерами.

Проект был таков: намотать на гигантское колесо, лежащее в воде у берега, сорокакилометровую «нитку» десятидюймовых труб, а потом буксировать эту «нитку», разматывая ее с колеса, прямо до Нефтяных Рифов.

Приваловский проект многим казался рискованным, но все же был принят.

Последнюю неделю Привалов был очень занят в, институте и ни разу не смог съездить на строительную площадку. Весьма кстати подвернулись сегодня ребята со своей яхтой.

…Легкий северный ветерок тянулся с берега, яхта шла ровно, плавно покачиваясь. Свесив голову, Привалов задумчиво смотрел, как вода двумя упругими бурунами с силой обтекала белую обшивку. Казалось, будто яхта не режет, а только прогибает зеркало воды.

Вода сопротивляется. Натяжение поверхности…

Странная мысль вдруг пришла Привалову в голову.

Он приподнялся на локтях и, щурясь, посмотрел на Николая, сидевшего на руле.

– Вот что, – медленно сказал Привалов, – усиленное поверхностное натяжение жидкости может заменить трубу.

– Не понял, Борис Иванович, – сказал Николай.

А Юра, который сидел с Валей на другом борту, высунул из-под стакселя голову в красной косынке и с любопытством уставился на шефа.

– Не поняли? – Привалов потянулся к своим брюкам и вытащил портсигар. – Возьмите подводный нефтепровод, – продолжал он, закурив. – Перекачиваемая жидкость отделена от моря стенкой трубы, так? Теперь: усиливаем поверхностное натяжение жидкости. Нефть будет удерживаться в струе как бы пленкой собственной натянутой поверхности. Труба станет ненужной. Теперь понятно?

– Черт возьми! – сказал Николай. – Беструбный трубопровод… А как вы усилите натяжение?

Но Привалов лег на спину, зажмурился и сказал:

– Впрочем, все это фантастика.

– Фантастика?

– Да. У поверхности особые свойства. Никто не умеет ими управлять. Выкиньте из головы. Вздор.

Привалов умолк и до самого конца пути не сказал больше ни слова.

Яхта обогнула желтый язык мыса и пошла к берегу. В ста метрах от него пришлось стать на якорь: подойти ближе не позволяла осадка. Привалов из-под ладони внимательно оглядел песчаный пляж, на котором виднелись какие-то сооружения, огороженные колючей проволокой.

– Как в пустыне, – проворчал он. Затем снял очки, прыгнул за борт и неторопливыми саженками поплыл к берегу.

Юра и Николай тоже кинулись в воду и поплыли наперегонки.

Выйдя на пляж, все трое огляделись.

В берег врезалась небольшая бухточка, обработанная плавучим экскаватором до точной круглой формы. В бухточке лежало колесо диаметром больше двухсот метров; его двойной обод был сварен из труб. Втулкой колеса служили десятиметровые кольца, тоже сваренные из труб. В центре торчал куст свай. Обод соединялся с втулкой множеством тросов. Казалось, что в прозрачной воде бухты лежит гигантское велосипедное колесо.

Трубы были подобраны таким образом, что все сооружение ничего не весило в воде.

На колесо было навернуто несколько километров готового, сваренного и покрытого антикоррозийной изоляцией трубопровода. Конец «нитки» тянулся по роликовой дорожке к автоматической контактно-сварочной машине. От обода колеса на берег шел трос, прикрепленный к крюку трактора: после приварки очередной трубы трактор, подтягивая трос, слегка поворачивал огромное колесо, освобождая на сварочной машине место для следующей трубы.

Возле машины на стеллажах лежали трубы, покрытые изоляцией, дальше – штабеля неизолированных труб, над которыми уныло свесил шею автокран. В стороне стояли под навесом трансформаторы, к ним шагала временная линия электропередачи. Были тут и котлы для варки битума, и чего только еще не было! Не хватало одного: людей.

Впрочем, неподалеку от сварочного автомата стоял грузовик, и несколько человек затаскивали на него что-то тяжелое.

Привалов быстро пошел к грузовику, молодые инженеры последовали за ним. Но путь преградил человек в форменной фуражке, выцветшей майке и брюках, засученных по колено. Ноги его были босы, за плечами болталась винтовка.

– А ну, давай назад! – закричал он. – Не видишь – проволока?

– Мы из «НИИТранснефти», – сказал Привалов.

– Это автор проекта трубопровода, – добавил Юра. – Не узнаешь? Мы же сто раз сюда приезжали, правда пешим путем и в штанах.

Охранник недоверчиво посмотрел на автора проекта, чью грузноватую фигуру украшали только синие трусы.

Тут подошел один из хлопотавших возле грузовика – человек в синей спецовке, из всех карманов которой торчали бумажки.

– Здравствуйте, товарищ Привалов, – сказал он. – В чем дело?

– Вот именно, в чем дело? – резко сказал Привалов. – Почему прекращены работы?

– Есть указание форсировать другой объект.

– Чье указание?

– У меня одно начальство – СМУ.

– Вы что же, намерены снять площадку?

– Пока снимаю компрессор. Мне за простой денег не дают.

– А вы знаете, что за срыв срока по трубопроводу вас по головке не погладят? – с холодным бешенством сказал Борис Иванович.

– Мне не привыкать, – невозмутимо ответил прораб. – Я вас, Борис Иванович, давно знаю. Вашей книгой о трубопроводах пользуюсь. Нравится мне ваш проект, но у меня положение такое: мне прикажут – я завтра это колесо автогеном порежу. Хотя знаю, что интереснее этой стройки у меня не было.

Он повернулся и пошел, увязая в песке, к грузовику.

Привалов близоруко щурился ему вслед.

– Третьего дня, – доверительно сказал вдруг охранник. – Третьего дня приезжали на ЗИЛе. Вокруг колеса ходили, головами качали… На, закури, белобрысый. – Он протянул Юре папиросы. – Мне-то что, я давно в должности, всего навидался. Только как трубы на колесо накручивают, первый раз вижу.

– Ты, мушкетер, с нами дружбу заимей, – сказал Юра, – тогда и не такое еще увидишь.

Было уже далеко за полдень, когда яхта пустилась в обратный путь.

Николай полулежал рядом с Приваловым, зажав в руке стаксель-шкот, и задумчиво смотрел на большой белый теплоход, который нагонял яхту. Юра теперь сидел на руле, а Валя примостилась возле него.

– Юрик, – сказала она шепотом, – а у Коли… Он встречается с кем-нибудь?

– А ты спроси у него самого.

– Что ты! – Валя засмеялась. – Он такой серьезный, я его побаиваюсь. – Немного погодя она добавила: – Помнишь Зину, мою подругу? Давай познакомим их.