Текст книги "Безумные русские ученые. Беспощадная наука со смыслом"

При ближайшем рассмотрении эти взгляды оказываются необычайно близкими эзотеризму (от греч. esoterikos – внутренний, скрытый от глаз). Эзотерики (люди, изучающие якобы скрытые от внешнего нашего взора одухотворенные силы) считают, что Абсолют (нечто божественное), раскрывающийся в космосе, есть «Духоматерия». «Атомы-духи» Циолковского, представляющие единство материального и духовного начал, в эзотерической (относящейся к магическим наукам) терминологии соответствуют «тонким материям».

Космос у Циолковского рассматривается как единый живой организм. Он подобен «добрейшему и разумнейшему животному».

Такое понимание мира созвучно древней мудрости Востока. В европейском «варианте» оно восходит к Платону. Циолковский в своей философии придает огромное значение космическому разуму, высшим силам, направляющим деятельность человечества. В космосе, считал Циолковский, распространена органическая жизнь. Но мы должны отречься от мнения, что наиболее высокого уровня она достигла на Земле. Напротив, есть «передовые, зрелые планеты», на которых жизнь значительно старше нашей. Они по своему развитию достигли высшей степени и определили все другие планеты. Роль этих «могущественных и мудрых» существ в космосе огромна, они вершат его судьбы. В будущем к ним присоединится и человечество.

Человек в системе Циолковского рассматривается как проявление воли космоса, как «комбинация» атомов-духов, живущих в согласии и гармонии. По мнению Циолковского, единое «Я» или единый дух находится только в неизвестном примитивном атоме. В контексте этой картины мира человек – это весьма несовершенное биосоциальное существо.

Особая роль в социальном прогрессе принадлежит гениям и здесь мы сталкиваемся с тем аспектом теории, который очень сильно напоминает теорию Раскольникова. «Если бы были отысканы гении, – пишет Циолковский, – то самые ужасные несчастья и горести, которые даже кажутся нам сейчас неизбежными, были бы устранены! Гении совершили и совершают чудеса. Кому же это неизвестно!» Гении совершенны. Другие люди – нет. Необходимо преображение, усовершенствование «человеческой породы».

Со временем путем искусственного подбора может быть произведено существо без страстей, но с высоким разумом. Другие миры, по словам Циолковского, давно произвели существо с такими свойствами. Вселенная полна ими. Земля – исключение, потому что возраст ее младенческий.

Мыслитель предлагал и гораздо более радикальные приемы совершенствования «человеческого материала» на его пути к «океану счастья». Необходимо управлять «жизнью и природой». Не только естественный отбор, направляемый случайными мутациями, но и отбор искусственный в течение десятилетий может выработать совершенные организмы.

Необходимо продление человеческой жизни вплоть до бессмертия. В будущем выбор совершенных существ станет все более строгим. В будущем выбор совершенных существ станет все более строгим. К людям гениальным – отношение другое: «их род должен продолжаться и улучшаться подходящими браками». Для преступников, а также несовершенных в физическом, умственном или нравственном отношении людей Циолковский предлагал безбрачие или бесплодные браки. Но и это не предел. Совершенствование «человеческой природы» средствами «общественного» отбора (наподобие дарвиновского «естественного») и евгеники (от греч. eugenes – породистый; учение о наследственном здоровье человека) дополняются идеями об улучшении человеческих рас. Предлагалось скрещивать расы с той же целью совершенствования. Впрямую говорилось о так называемых неполноценных расах.

Как мы видим, основоположник русской космонавтики рассуждал как социал-дарвинист, озабоченный лишь идеей улучшения «человеческой природы», не обременяя себя при этом сомнениями нравственного плана. Но причем же здесь космизм? Дело в том, что с точки зрения Циолковского, нормы этики заключены в самой природе, которая и предписывает их человеку. А нам остается лишь следовать «естественным основам нравственности». В этом контексте высказывание Циолковского: «Мы должны оставить все внушенные нам правила морали и закона, если они вредят высшим целям. Все нам можно, но не все полезно. Вот основной закон новой морали» – почти дословно совпадает с мыслями Раскольникова, героя Достоевского.

Одна из наиболее странных идей космической философии состоит в том, что атом-дух переживает более благоприятные и светлые «ощущения», когда он находится в высокоразвитых структурах, и чувствует себя несчастным, находясь в низших формах существ. Вот почему задача космического разума – преобразовать космос, уничтожив низкие формы жизни, и сделать так, чтобы атомы-духи чувствовали как можно большее «блаженство».

Циолковский считал, что «разум и сила высших животных», посещая миры, на которых развивается «несовершенная, неразумная и мучительная жизнь», уничтожает ее – «по возможности без мучений и заменяют своей совершенной природой». Вот почему в космосе возможна только жизнь «разумная, могущественная и счастливая». Всякую иную «устраняет разум и могущество передовых планет». Иными словами, животных, вследствие их «несовершенства», следует уничтожать: «…недопустимо также и рождение: коров, лошадей, овец и других животных. Нельзя, чтобы материя облекалась в дурную бессознательную форму.

По мере сил, человек этому должен препятствовать. Только растения, бактерии, насекомые имеют право на рождение, насколько человеку они не вредны, – так как их жизнь не жизнь, а только проблески жизни, сон материи, в форме, мало чувствующей и не страдающей серьезно».

Рассуждения об ощущениях атома-духа, блуждающего по всей вселенной, позволяют понять и метафизические причины необходимости выхода человека в космос. Считалось, что, по Циолковскому, космос должен быть преобразован в интересах человека, но на самом деле это не совсем так.

Условием «истинного себялюбия» в этике Циолковского неожиданно является не забота о собственной личности, а такие наши поступки, «при которых всякому атому Вселенной было бы хорошо». В то же время это будет благом и для человека, представляющего собой союз атомов-духов, живущих в согласии. И поскольку атом-дух, по Циолковскому, «блуждает по всей Вселенной», и каково ее состояние, «таково и состояние атома», то мы должны согласно космической иерархии совершить преобразования, при которых в космосе осталась бы лишь высокоразвитая жизнь. Тогда будут «счастливы» и атомы-духи, и состоящие в них люди, и другие разумные существа в космосе.

В научно-техническом плане Циолковский разработал ряд проектов и сценариев освоения космоса, первый этап которого охватывает нашу Землю, второй – Солнечную систему, третий – пространство звездных систем. Основа всех подобных сценариев – научно-технический прогресс. Каждый этап освоения космоса связан не только с расширением экологической ниши человека, но и последовательным преобразованием биосоциальной природы человека для его приспособления к новой среде обитания.

Так, чтобы жить в условиях космоса, Циолковский предлагал создать существо, которое «не нуждается ни в растениях, ни в почве, ни в атмосфере. Ему довольно одного своего тела и солнечных лучей». Такие 2-эфирные существа», по словам Циолковского, «непроницаемы для газов, потому что переносят пустоту, и проницаемы для эфирных лучей, потому что живут солнечной энергией». Дальнейшие изменения биологического облика человека будут направляться превращением его самого в «лучистую энергию». Таким образом, Циолковский последовательно разрабатывал идею перехода от человека к постчеловеку, кото очень сильно напоминает учение Ницше о сверхчеловеке.

По поводу философии Циолковского ученые писали, что «будучи лишь средством выражения утопии, сама научность в данном случае подвергается чудовищной деформации».

Но как оказалось возможно, что действительно архаический и ненаучный во многих моментах контекст космической философии Циолковского сочетался у этого глухого ученого-самоучки с точными научно-техническими прогнозами, многие из которых стали пророческими? Благодаря этим прогнозам и наступила эра космонавтики. Каким же образом столь мифологические образы, с одной стороны, и опередившие свое время замечательные научно-технические проекты, с другой, были продуцированы одной и той же творческой личностью?

Все дело в том, что в случае с Циолковским логические связи не являлись «единственно возможным типом связей между продуктами интеллектуального творчества».

Циолковский – это еще один пример того, что русское сознание развивается каким-то своим особым способом, о чем уже шла речь в предисловии. В России многие замечательные научно-технические достижения зарождались на древнейшем мифологическом, полуязыческом уровне.

Жизнь ученого не была богата событиями. После получения места учителя народных училищ Циолковский переехал в центр русского старообрядчества, Боровск. Там он женился, пережил пожар и наводнение. Написал несколько научных работ, и в 1892 году был переведен в Калугу. В этом городе и прошла вся его дальнейшая жизнь. Помимо космонавтики Циолковский всерьез увлекался дирижаблями. Он был избран действительным членом Русского физико-химического общества. Получил одобрение со стороны Д.И. Менделеева, А.Г. Столетова, И.М. Сеченова.

Круг интересов Циолковского был очень широк. Однако из-за отсутствия систематического образования он часто приходил к результатам, уже известным в науке.

После дирижабля ученый перешел к исследованию аэродинамики самолета. Он детально исследовал влияние формы крыла на величину подъемной силы и вывел соотношение между сопротивлением воздуха и необходимой мощностью двигателя. Эти работы были использованы Н.Е. Жуковским при создании теории расчета крыла.

В дальнейшем интересы Циолковского переключились на исследование космического пространства. В 1902 году покончил жизнь самоубийством сын Константина Эдуардовича. В своих воспоминаниях он напишет: «Опять наступило страшно грустное, тяжелое время. С самого утра, как только проснешься, уже чувствуешь пустоту и ужас». А через год после смерти сына, в 1903 году, Циолковский опубликовал книгу «Исследования мировых пространств реактивными приборами», где впервые доказал, что единственным аппаратом, способным совершить космический полет, является ракета. Правда, Циолковскому не хватило математических знаний, и он не мог дать детальные расчеты ее конструкции. Однако ученый выдвинул целый ряд важных и интересных идей, которые основывались на философии, лишь отдаленно напоминающей науку.

В дальнейшем Циолковский заложил основы теории ракет и жидкостного ракетного двигателя. Им впервые была решена задача посадки космического аппарата на поверхность планет, лишенных атмосферы. Циолковский также решает практический вопрос: сколько же нужно взять топлива в ракету, чтобы получить скорость преодоления земного тяготения и покинуть Землю (7,9 км/с). Константину Эдуардовичу удалось вывести формулу, которая называется формулой Циолковского.

После революции Циолковский был включен в состав Социалистической академии и стал получать зарплату, а с 1921 года специальным постановлением Совнаркома ему была назначена пенсия в полмиллиона рублей в месяц.

К старости у Циолковского значительно улучшился слух, но лишь на время, потом снова наступило ухудшение. Рассказывали, что, привыкнув к голосу человека, Константин Эдуардович мог различать слова без приставленной к уху трубы. Но с незнакомыми людьми он всегда разговаривал, приставив к уху трубу собственного изобретения. Ученый не любил высоких тонов и совсем не мог переносить свиста.

Какое-то время спустя умер и внук. Ученый стал плаксив и сентиментален. В 1935 году Циолковский серьезно заболел. Он упорно отказывался лечь в Кремлевскую больницу. Наступает частичная непроходимость кишечника. Циолковский соглашается на операцию. Оперировали в калужской железнодорожной больнице.

Операция продолжалась всего полчаса… Хирурги взглянули на ткани, пораженные опухолью, и зашили вновь. Ученый не сразу понял, что произошло. Он от всей души благодарил всесильную медицину. Однако страдания усилились.

13 сентября ученый направляет письмо в ЦК ВКП(б), в котором завещает свои труды партии и правительству. Сталин, еще один экспериментатор с не менее архаическим сознанием, присылает Циолковскому телеграмму.

17 сентября Циолковский диктует ответ вождю народов. Они явно испытывают по отношению друг к другу симпатию. Состоялся разговор по телефону между мифологом-практиком и мифологом-утопистом, и 19 сентября 1935 года отец русской космонавтики ушел в небытие, а его атомы-духи распались навсегда.

Станислав Жаринов

Русские учёные в «Мой прекрасный жалкий век!»

В XX веке, особенно во второй его половине, космизм русской науки проявил себя ещё ярче, чем в предшествующие эпохи. Парадокс заключался в том, что это была эпоха тоталитаризма, эпоха абсолютной несвободы и общей экономической отсталости России от стран Запада. Послереволюционная разруха, почти поголовная безграмотность, голод как следствие сталинской коллективизации, курс на индустриализацию, который довёл население почти до полного обнищания: «Мы голодные // Мы нищие // С Лениным в башке // И с наганом в руке». И при всём при том именно в это время вдруг вспоминают о всеми забытом учителе из Калуги Циолковском. Его идея межпланетных связей становится необычайно популярной. На волне этой популярности А.Н. Толстой создаёт роман «Аэлита», а на экраны выходит фильм Протазанова под таким же названием, в котором путешествие на Марс рассматривается в русле экспорта мировой революции в межгалактическое пространство. Кстати сказать, в повести указан адрес дома в Петрограде, в котором жил инженер Лось и близ которого 18 августа 1921 года состоялся запуск его ракеты – Ждановская набережная, 11. Этот дом действительно существует и сохранился до XXI века. Это место, по нескольким причинам, имеет отношение и к реальной истории российской космонавтики:

• в соседнем доме № 13 в 1920-е годы находилась школа авиационных техников им. Ворошилова, в которой преподавал возможный прототип героя романа Юзеф Доминикович Лось, позднее ставший разработчиком ракетных двигателей;

• в 1930-х годах неподалёку расположилась лаборатория ГИРДА, занимавшаяся исследованиями реактивного движения, и её испытательный полигон;

• рядом находится Военно-космическая академия имени А.Ф. Можайского.

Получалось, что даже самая смелая фантастическая идея в условиях постреволюционной России имела вполне реальную основу. Мир в неустроенном Петрограде 20-х годов прошлого столетия был буквально устремлён в космос.

Не лучше дело обстояло и после Великой Отечественной Войны. Голод 1946–1947 годов, продолжающиеся политические репрессии, объявление кибернетики «продажной девкой империализма», лысенковщина, поголовное доносительство, откровенное презрение ко всякого рода свободной мысли, обстановка всеобщего страха – и вдруг всплеск работ по вычислительной технике, новаторские идеи, самоотверженность и, наконец, четыре года спустя после смерти Вождя выход в открытый Космос – в 1957 году запуск первого искусственного спутника Земли. Да, всё верно, война позволила перевезти в Россию передовые технологии из захваченной Германии, но пытливая мысль отечественных учёных, мысль, которая развивалась в нашей стране не благодаря благоприятным обстоятельствам, а вопреки им, могла дать самые необычайные результаты. Показательно в этом смысле высказывание великого Бартини по поводу нашего отечественного отставания от западных технологий. На заявление одного из своих коллег, что мы отстали навсегда от Запада, этот Воланд от авиации, как его называли современники, сказал примерно так: а если соревноваться не по прямой, не вдоль, а поперёк. Вот так «поперёк» и развивалась в XX веке наша отечественная наука, что называется, назло всем обстоятельствам. И здесь вспоминается великий роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». Один из любимых героев советского писателя Василия Гроссмана – физик Виктор Штрум – носил фамилию расстрелянного «врага народа» физика Льва Яковлевича Штрума и был наделен хорошо узнаваемыми чертами последнего. Вся история Штрума – непростые отношения в семье; драматические события в физическом институте; необычная, болезненная любовь к жене друга; гениальное научное озарение; травля номенклатурными ничтожествами, прекращенная внезапным звонком самого Сталина; драма обретения свободы и трагедия ее потери – написана с захватывающим мастерством. Но главная тема всего образа Штрума, которую явно выводит автор романа, таится в снизошедшем на ученого необычном, божественном озарении. Гроссман описывает озарение Штрума, сломавшее традиционные представления о природе ядерных взаимодействий, как событие абсолютно нематериальное: в голове ученого внезапно и без всяких видимых усилий с его стороны, вследствие каких-то странных мутаций бессвязных и посторонних мыслей о свободе, сложилась целостная картина новой физической теории, такой ясной и красивой, что ее справедливость и точность даже не нужно проверять.

Это, в буквальном смысле, божественное озарение случается в романе в самых нечеловеческих условиях травли и к тому же в напряжённейший момент всей истории XX века, во время Сталинградской битвы. Повествовательный аппарат Гроссмана можно сравнить с кинокамерой или, скорее, с дюжиной кинокамер, которые то представляют нам панораму грандиозных и трагических исторических событий (будь то Сталинградская битва или гибель евреев на оккупированных немцами территориях), то берут крупным планом отдельных персонажей, позволяя читателю вблизи наблюдать за мыслями и чувствами героев, проникать в их внутренний мир. Всезнающий и всевидящий повествователь романа имеет доступ к внутреннему миру своих героев, показывая их читателю снаружи и изнутри, заставляя с ними идентифицироваться. Композиция романа выстроена по принципу монтажа: «склеенные», сплетённые воедино сюжетные линии, судьбы и коллизии соединены их отношением (иногда весьма опосредованным, на первый взгляд) к Сталинградской битве. В известном смысле «Жизнь и судьбу» можно считать структурным ремейком «Войны и мира» Толстого в совершенно иной эпохе. Но если Толстой показал, как в колесе истории и войны отдельные люди объединяются в единый русский народ, то Гроссман хочет показать, как они, даже объединённые общей целью победить в войне, не сливаются воедино: каждый жаждет (хотя очень часто не справляется с этой задачей) остаться собой под гнётом не одного, но двух тоталитарных государств, вступивших в войну за мировое первенство. Весь роман, головокружительный по сложности структуры и многочисленности персонажей и сюжетных линий, держится на мысли о противопоставлении отдельного человека и толпы (коллектива, массы). С первых строк о непохожести любых двух деревьев на земле, двух избушек и двух людей эта книга – рассуждение о судьбе человека при тоталитарном строе, стирающем индивидуальность, а, заодно, и отрицающем существование Бога, «мысль индивидуальная», а не «мысль народная», которая держала и питала собой «войну и мир» у Гроссмана противопоставлена мысли о неповторимости каждого человеческого существа. И здесь уместным было бы сравнить мир Толстого с классической механикой Ньютона, а мир Гроссмана уже с квантовой механикой Планка, механикой сверхмалых величин.

Механика – раздел физики, изучающий движение объектов как на галактическом, так и на субатомном уровнях. Большинство видов движения – от орбит небесных тел до траектории пушечного снаряда – могут быть описаны научным образом с помощью трех законов движения и закона всеобщего тяготения тел, сформулированных великим английским физиком и математиком сэром Исааком Ньютоном (1643–1727).

В основе ньютоновской механики – представление о силе. Сила – это то, что изменяет скорость движения тела. Степень этих изменений может означать ускорение движения или его замедление при равномерном перемещении тела в определенном направлении или же смену направления движения.

Первый из ньютоновских законов движения гласит: «Всякое тело продолжает удерживаться в состоянии покоя или равномерного и прямолинейного движения, пока и поскольку оно не понуждается приложенными силами изменить это состояние». Тенденция тела оставаться в покое или совершать движение с постоянной скоростью называется инерцией и зависит от массы тела.

Согласно второму закону: «Изменение количества движения пропорционально приложенной силе и происходит по направлению той прямой, по которой эта сила действует» (то есть взаимодействуют масса тела и скорость движения последнего).

В соответствии с третьим законом: «Действию всегда есть равное и противоположное противодействие, иначе взаимодействия двух тел друг на друга между собой равны и направлены в противоположные стороны».

Закон всемирного тяготения Ньютона гласит: каждое тело с определенной массой обладает силой воздействия на любое другое тело во Вселенной, обладающее собственной массой, и сила данного воздействия пропорциональна обеим массам и обратно пропорциональна квадрату расстояния между телами. Гравитация – одна из главных сил, действующих в мироздании, и природа ее понята только частично.

Законы Ньютоны доказали свою поразительную точность в научном прогнозировании изучаемых явлений, равно как и ценность в практическом их применении. Тем не менее, теория относительности и квантовая физика, соответственно, показывают, что классическая ньютоновская механика не приложима ни к движению тел со скоростями, близкими к скорости света, ни к явлениям, происходящим на субатомном уровне.

Вот этот вот субатомный уровень, на котором обречена жить человеческая нравственность в эпоху власти «больших величин», в эпоху, когда классовые или расовые интересы, интересы государства, должны были стоять выше интересов семьи, выше маленькой частной человеческой жизни и стремится отразить Василий Гроссман в своём великом романе «Жизнь и судьба».

Новая физическая теория литературного Штрума повторяла во многом гениальные догадки реально жившего когда-то прототипа к гипотезе существования частиц, обладающих сверхсветовой скоростью. Еще в 1923 году Лев Штрум предложил оригинальную концепцию распространения света со скоростью, большей скорости света. Но поскольку после ареста его работы активно изымались из советских библиотек и уничтожались, эта концепция вскоре была «забыта». Она была сформулирована только в 1962 году группой ученых из разных стран и получила название «гипотезы тахионов». Что это такое? В общепринятой картине мира, в которой правит та самая Теория Относительности, скорость света «С» считается предельной скоростью, и эту же величину приписывают предельной скорости взаимодействия, протекания всех процессов во вселенной. Та же Теория Относительности утверждает зависимость энергии и массы тела от скорости – знаменитое уравнение E=m×c². То есть для объекта, обладающего массой, и достигшего С, время попросту остановится, а масса и энергия станут бесконечными. В результате получается опасный парадокс. Поэтому все частицы, движущиеся со скоростью света, общее название «люксоны», среди них и фотоны, рассматриваются как частицы не имеющие массы покоя. Попросту говоря с нулевой массой, ведь на сколько нуль не умножай – нулем и останется, а значит и парадокса не произойдет. Для частиц с досветовыми скоростями тоже нашли парочку замысловатых слов «тардио́ны» или «брадио́ны», и им даже разрешили иметь массу покоя, т. к. они световых скоростей не достигают, а значит правильных теорий не нарушают.

В 1967 американский физик Джеральд Фейнберг рискнул удивить мир новой, сверхсветовой частицей, и этот класс частиц был назван «тахионами». Но задолго до него до существования «тахионов» додумался киевский физик Лев Штрум, который и стал прототипом Штрума литературного.

Реальный Лев Штрум в студенческой форме 1910-е годы

Скорость этих частиц всегда быстрее света, но для этого им приходится иметь некую «мнимую» массу (что это значит, а главное – кто её «мнит», наверно, не скажет даже физик, скорее, мнит их сам Бог), и свойство терять скорость при поглощении энергии, тогда как все «нормальные» частицы ускоряются.

Все это конечно плачевно сказалось на тахионах, т. к. пришлось признать что их время течет вспять, и то что тахионы не могут доносить информацию, т. к. это к примеру, нарушило бы принцип причинности, и вообще не могут как либо взаимодействовать с частицами нашего мира, т. к. их скорость выше скорости взаимодействия в нашей вселенной. Они просто выпадают из нашей пространственно-временной и причинно-следственной структуры! По этой причине, обнаружение и фиксация таких частиц представляются скорее всего невозможными… «Увидеть» тахион возможно после момента пролета его мимо. Приближающийся тахион невиден, так как изображение его вместе со светом запаздывает за ним. После же его пролета вблизи можно наблюдать его раздвоенное изображение, части которого разлетаются в разные стороны: одна часть, по ходу движения – это свет улетающего тахиона, и вторая, против его движения, – постепенно долетающие изображения тахиона, которые он оставил позади, пока летел к нам.

Уж очень напоминает такая попытка «разглядеть» эту загадочную частицу попытку Моисея разглядеть на горе Синай лик Божий. В книге Исход, Глава 33, стих 23 сказано: «лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых. И сказал Господь: вот место у Меня, стань на этой скале; когда же будет проходить слава Моя, Я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду; и когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не будет видимо (тебе)».

На наш взгляд, именно по этой причине научное озарение, которое свершается на страницах романа Василия Гроссмана «Жизнь и Судьба», подобно озарению Моисея на горе Синай. А весь пафос повествования сводится к тому, что как не уничтожай человека, как не вытравляй в нём божественное начало, оно всё равно даст знать о себе наподобие пролетающего мимо и невидимого обычным взглядом открытого реальным Штрумом таинственного тахиона. Роман В. Гроссмана парадоксален по своей природе, и он, этот великий роман, как никакое другое произведение российской литературы XX века отражает саму суть нашей парадоксальной действительности, когда бывшие зэки рвутся в космос и им удаётся, в конечном счёте, достучаться до Небес.