Текст книги "За пеленой лжи"

– Завещание подписал главврач больницы, в которой лежал твой зять. Такое практикуется. Если человек не может вызвать нотариуса, главврач имеет право заверить завещание. Я сам с врачом разговаривал. Хороший дядька, и память у него крепкая. Геннадий ваш ему объяснял, что хочет завещать гражданской жене деньги на вкладах, а сам даже в названии банка сомневался. Врач ему и посоветовал написать про все свое имущество, раз, кроме вкладов, имущества никакого нет. Так что не врала Нина.

– Такие, как она, не врут, – пожала Маша плечами.

Такие, как Нина, не врут, они кичатся своей честностью.

– Какие такие?

Удивлялся Анатолий забавно, широко открывая глаза. Как ребенок.

– Такие… – буркнула Маша и отчего-то засмеялась. – Такие, у которых все есть.

– Не понял.

Светофор зажегся зеленым, Анатолий тронул Машу за руку – пойдем.

– Все ты понял, – вздохнула Маша.

У таких, как красивая Нина, все есть. Есть деньги, пусть не миллионы, но и не такие копейки, как у Маши. Есть хорошее образование, есть умение себя держать. А главное, есть уверенность, что новый день никогда не принесет им нищеты или чего-то такого, с чем они не смогут справиться.

Юля когда-то призналась, что она завидует таким, у которых все есть. Маша догадывалась, что сестра им не только завидует, она их ненавидит.

Маша не испытывала ни ненависти, ни зависти, только безнадежную грусть оттого, что жизнь устроена так несправедливо.

– Пока, – перейдя улицу, попрощалась Маша.

К отделению полиции надо было идти в другую сторону, не туда, где ее дом.

– Я тебя провожу.

– Зачем? – Маша не тронулась с места.

– Поздно уже, темно, – объяснил он.

– Я каждый день здесь хожу!

– Маш… Ты чего злишься-то?

Она злилась, потому что он ей нравился.

Он был высоченный, ему приходилось наклоняться, чтобы заглянуть ей в лицо.

По росту он куда больше подходил красавице Нине.

– Я не злюсь.

– Ну и не злись. – Он потянул ее в сторону дома. – Когда похороны?

– В субботу. Только хоронить некому. Мы с мамой да соседи.

Анатолий вздохнул, посочувствовал.

– Я сегодня одну Юлину подругу разыскала. Может, она еще кого-нибудь приведет.

– Близкая подруга? – мгновенно заинтересовался Анатолий.

Он ее провожает только потому, что она потерпевшая, а ему хочется раскрыть убийство. Наверное, если раскроет, получит повышение.

– Когда-то была близкая, – вздохнула Маша. – Говорит, что давно Юлю не видела.

Он проводил ее до калитки, подождал, пока она вой-дет на участок.

Над крыльцом горел фонарь, но до кустов у калитки свет не доходил. Кусты казались черными, и, поднявшись на крыльцо, Маша не видела, стоит там Анатолий или уже ушел.

* * *

Люба дремала перед работающим телевизором. Илью подмывало выключить телевизор, льющаяся оттуда музыка особого раздражения не вызывала, но ему хотелось тишины. Выключить телевизор он не рискнул, жена в таких случаях обижалась и сердито начинала уверять, что не спала ни одной секундочки. Он не исключал, что она искренне в это верила.

Звонок он расслышал не сразу. Выйдя в прихожую, достал телефон из кармана куртки, ответил незнакомому абоненту.

Звонили из полиции.

– Я ждал вашего звонка, – признался Илья, когда мужчина представился. – Если хотите побеседовать, я готов в любое время, хоть сейчас. Приезжайте.

Илья продиктовал адрес.

Люба дернулась, открыла глаза.

– Из полиции, – объяснил он. – Сейчас приедет.

Жена молча и равнодушно снова уставилась в телевизор.

Звонок в дверь раздался минут через сорок. Илья отпер дверь.

Молодой человек в штатском протянул ему раскрытое удостоверение.

– Проходите, – Илья посторонился, не посмотрев в документ.

Парень тщательно вытер ноги, Илья провел его в комнату, где сидела Люба.

Телевизор жена успела выключить, в комнате было тихо.

– Здравствуйте, – с любопытством разглядывая парня, поздоровалась Люба.

Илья достал из шкафа паспорта, протянул парню. Кивнул гостю на кресло – садитесь.

Парень сел не в кресло, пристроился на стуле около письменного стола Ильи.

Люба наблюдала за ним с большим интересом.

Уместнее было бы изобразить печаль по поводу смерти Юлии, но печаль и Илья не изображал.

Им с женой и без Юли хватает печали.

– Вы по поводу Юли? – со спокойным интересом спросила Люба.

Илья поразился ее выдержке.

– Мне позвонила Нина, вдова сына, сказала, что Юлию убили, – объяснил Илья. – Подробностей я не спрашивал. Кажется, Нине позвонила сестра Юлии.

– Нина уже два года не жила с нашим сыном, – Люба продолжала разглядывать полицейского. – Но мы с Ильей все равно очень хорошо к ней относимся. А про Юлю мы мало что знаем. Мы видели ее всего несколько раз.

Жена всегда говорила за них обоих. Мы думали, мы знали… Илья давно к этому привык. Как и к тому, что жена отвечает за него, даже когда вопрос обращен прямо к нему.

– Юлия приходила к нам несколько дней назад, – напомнил Илья. – В прошлый вторник, кажется.

Скрывать это нельзя, полицейские наверняка будут восстанавливать каждый шаг Юлии накануне смерти.

– Выражала соболезнования, – Люба грустно усмехнулась, и Илья опять поразился ее выдержке.

Жена поправила наброшенную на плечи шаль.

Полицейский понимал, что едва ли узнает что-то интересное. Задал еще несколько вопросов и ушел.

Илья запер за ним дверь.

– Включить телевизор? – спросил он, вернувшись в комнату.

– Не надо, – Люба откинула со лба волосы.

Зачесанные назад волосы ей не шли, делали совсем старой.

Впрочем, жена была одной из тех немногих женщин, которые совсем не переживали по поводу собственной внешности. Она никогда не пыталась выглядеть моложе и когда-то со смехом показывала ему появляющиеся седые прядки. Она никогда не красила волосы и крайне редко пользовалась губной помадой.

Он знал, Люба очень себе нравилась. Он давно это знал, еще когда она была девчонкой. Она не стремилась модно одеваться, стриглась в первой попавшейся парикмахерской и всегда вела себя так, будто была настоящей красавицей.

Правильно она себя вела, такому умению стоит поучиться любой женщине.

Илья посмотрел на книжную стенку.

Жена мешала, внезапно ему захотелось проверить, на месте ли пистолет.

Его давно надо было выбросить, но он с этим тянул. Он суеверно боялся выбросить любую вещь сына.

Пистолет не мог никуда исчезнуть, о нем никто не знал, кроме него и Любы. Илья постарался себя успокоить, но желание заглянуть в шкаф пересилило. Он молча открыл книжный шкаф, подвинул книги. За стопкой книг нащупал деревянную шкатулку, открыл. Пистолет был на месте.

Гена купил пистолет у какого-то приятеля, еще когда был студентом. Илье приобретение решительно не нравилось, он почти поругался с сыном, но переубедить не смог.

– Купи оружие легально, – уговаривал Илья.

– Пап, отстань, – цедил Гена.

Илья забрал пистолет из квартиры сына, когда узнал, что Гена болен. Забрал на всякий случай, от греха подальше. Чтобы у сына не было соблазна ускорить кончину, если станет совсем плохо.

Сын про пистолет ни разу не заговорил. Пистолет его больше не интересовал. Его ничто не интересовало в последнее время.

Жена, поднявшись с кресла, заглянула ему через плечо.

– Илюша!..

Илья закрыл шкатулку, поставил на место, прикрыл книгами. Передумал, опять достал пистолет, подержал в руке. Сходил за мусорным пакетом, обернул им пистолет, сунул в сумку-портфель, которой давно не пользовался. Шкатулку поставил в нижнее отделение шкафа.

– Его нужно выбросить.

Накатил запоздалый страх. Если полиция найдет пистолет, у него возникнут большие неприятности. Хранение оружия является преступлением.

Впрочем, у полиции нет повода обыскивать их квартиру.

– О нем никто не знает, – напомнил Илья.

– А Нина?..

– Когда я забирал его у Гены, Нины не было дома.

– Нужно выбросить, Илюша.

– В мусоропровод? – зло спросил Илья.

От внезапно появившейся злости захотелось снова достать шкатулку и швырнуть ее в стену. Он сам не знал, на кого или на что разозлился.

Он злился редко, особенно на жену.

– Пойдем ужинать, – вздохнула она.

Она всегда угадывала, когда на него находит раздражение, и сразу притихала. Поэтому, наверное, они никогда не ссорились.

Ни разу за всю совместную жизнь.

– Пойдем, – кивнул Илья.

13 октября, четверг

Соседка Екатерина Борисовна пришла, когда Маша еще не успела одеться, чтобы идти на работу. Соседка и вчера весь день пробыла с мамой, и Маша была ей за это благодарна. Мама с соседкой говорили о предстоящих похоронах и о разных мелочах, не связанных с похоронами, и Маша видела, что соседка умело отвлекает маму от тяжкого горя.

– Как мать? – спросила соседка, когда Маша отперла дверь. – Встала?

– Нет еще. Проходите, тетя Катя, – посторонилась Маша.

Соседка была неулыбчивая, суровая. В детстве Маша и Юля ее не любили, соседка постоянно делала им замечания.

– Что вы матери не помогаете? – сурово вопрошала девочек соседка, встречая их на улице. – Мать на грядках горбатится, а вы только прогуливаетесь.

Мама, в отличие от девочек, возиться с грядками любила, а когда просила помочь, сестры немедленно все делали.

– Сами разберемся! – шипела Юля.

– Мы помогаем! – оправдывалась Маша.

Соседка пошаркала ногами, вытирая их о коврик, прошла в кухню, села.

– Чаю? – спросила Маша.

– Налей, пожалуй.

– Кто там, Машенька? – тихо крикнула из своей комнаты мама.

– Тетя Катя, – Маша заглянула к маме в комнату. – Встанешь?

– Встану.

Маша снова прикрыла дверь.

– На работу? – сурово спросила соседка.

– На работу, – Маша осмотрела себя в зеркало.

Фигура у нее была так себе, если добавить пару килограммов, Маша превратится в тумбочку. Но сейчас, в джинсах и свитере, она себе тумбочкой не показалась. Обычная девушка, как все.

– Что же на работе тебя не отпустят? При таких-то обстоятельствах…

– Заведующая разрешила на работу пока не выходить.

– Ну так не выходи!

Маша промолчала.

– Вечно я лезу со своими советами, – неожиданно покаялась соседка. – Иди на работу, Маша. Незачем тебе с нами сидеть, тосковать. Иди. У молодых должна быть своя жизнь.

Мама вышла из комнаты. Теплый махровый халат, Юлин подарок на прошлый Новый год, висел на ней, словно стал на два размера больше.

– Садись, Лариса, – захлопотала Екатерина Борисовна. – Садись, сейчас чаю сделаю.

Маша еще раз посмотрела на себя в зеркало, надела куртку.

– Я пойду, мам?

– Иди, иди, – сказали в один голос мама и соседка.

На улице было еще темно. Выйдя за калитку, Маша огляделась. Знала, что Анатолий не будет ее поджидать – с какой стати? – а все равно настроение вконец испортилось. Впрочем, оно и без Анатолия не было радужным.

Подойдя к остановке, она снова огляделась и неожиданно почувствовала, что подступают слезы.

Подошел автобус, но Маша в него не вошла. Она отошла в сторонку, пропуская нескольких пассажиров, а потом села на лавочку под навесом остановки.

Почти сразу подошел автобус, идущий к железнодорожной станции. Маша решительно вскочила и вошла в салон.

Потом так же решительно подошла к кассе и купила билет до Москвы. Туда и обратно.

Электрички ходили часто. Она простояла на платформе не дольше пяти минут.

* * *

Просыпаться в чужой квартире было непривычно, но приятно.

– Витя! – позвала Нина и улыбнулась, когда Виктор появился в дверном проеме.

Он был совсем не такой, как Геннадий. У него не было черных, слегка волнистых волос, а были заметные залысины на лбу. Еще у него были слегка кривоватые ноги. Он не был эталоном красоты, но она им любовалась.

– Скажи, что ты меня любишь, – попросила Нина.

– Я тебя люблю, – засмеялся он и серьезно спросил: – Почему ты все время это спрашиваешь? Ты мне не веришь?

– Ты единственный, кому я верю.

– Вставай, – он подошел, потянул ее за руку.

Нина прижалась к руке щекой.

У нее все было хорошо, просто отлично. Только отчего-то счастью мешало нехорошее беспочвенное предчувствие, что оно не будет долгим.

Как будто она заняла чье-то чужое место, которого не достойна, и судьба за это накажет.

– Вставай. Ты что по утрам пьешь, чай или кофе?

– Все равно.

– Это хорошо, потому что кофе у меня нет. Вставай, – он снова потянул ее за руку.

Телефон зазвонил, когда Нина, отодвинув Виктора от плиты, жарила яичницу.

Виктор ушел в комнату, недолго с кем-то поговорил, вернулся озадаченный.

– Кудрявцев звонил. У них ночью сбой произошел, нужно подъехать, посмотреть. Съездим?

Кудрявцев был давним и верным заказчиком. Виктор всегда старался немедленно реагировать на его замечания.

– Езжай один, – отказалась Нина.

– Съезжу и вернусь за тобой, – решил Виктор. – И вместе поедем на работу.

От такого предложения Нина тоже отказалась, отдыхать она любила, сделав все дела. А дел на работе предвиделось много.

Из квартиры они вышли вместе. Он подождал, пока она сядет в такси, и пошел к своей машине. Нина проводила его глазами.

Причин для нехорошего предчувствия не было, но она едва сдержала себя, чтобы не броситься ему вслед и весь день не отходить от него дальше чем на пару метров.

От Геннадия ей часто хотелось уйти. Она уставала смотреть на бледное исхудалое лицо.

Он был прав, когда говорил, что она от него устала.

Она воспринимала это как упрек, а это было правдой.

Правда была стыдной. Хорошо, что Виктор этого не знает.

Она обманывала себя, считая, что делает для Гены все возможное. Он был ей в тягость, и за это ей нет прощения.

Такси остановилось у шлагбаума офисной стоянки. Выйдя из машины, Нина помялась и направилась не к дверям здания, а на стоянку, к своей «Хонде».

Кладбище, где похоронили Геннадия, было старым, маленьким и давно закрытым для новых захоронений. Похоронить здесь Гену удалось только потому, что на этом кладбище были похоронены его дед и бабка.

Геннадий иногда на могилу деда и бабки заглядывал. Однажды взял с собой Нину. Кажется, тогда они еще не были женаты.

Кладбище располагалось в двадцати минутах езды от центра и снаружи напоминало сквер, могилы были скрыты растущими вдоль забора кустами. Это было разумно и правильно, жильцам ближайших домов незачем ежедневно любоваться надгробиями.

Нина на кладбище чувствовала себя неуютно, торопила жениха, и вздохнула с облегчением, только когда они вышли за ворота.

С тех пор кладбище почти не изменилось, только у ворот появилась небольшая стоянка. Раньше при-ткнуть машину было большой проблемой.

Стоянка была пуста. В будний день, да еще так рано, желающих посетить кладбище не оказалось.

Нина поставила машину, посидела, глядя на распахнутую калитку кладбища. Не она одна решила так рано явиться на кладбище. К калитке подходила девушка, видеть которую Нине хотелось меньше всего.

На мгновение показалось, что она смотрит фильм ужасов. Что кто-то переместил ее в другую реальность, где от Нины ничего не зависело.

Так же было, когда она приехала сюда чуть больше недели назад. Она тогда припарковала машину и увидела идущую к калитке девушку. Юлю.

Нина сжала руль, тряхнула головой, решительно вышла из машины и быстро пошла к калитке.

Маша ее заметила. Сначала отвернулась, а потом тихо и неохотно процедила:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – сухо ответила Нина.

Повернуться и уйти было глупо, идти вместе с Машей еще глупее.

– Я хочу посмотреть, где убили Юлю, – зачем-то доложила Маша.

Нина молча обошла девушку и, не оглядываясь, зашагала по знакомой дорожке.

Памятника еще не было, вместо него в землю была воткнута металлическая табличка. Зря она приехала, никакого просветления не наступило. И чувства вины не убавилось, и предчувствие чего-то нехорошего не уменьшилось.

Она постояла, глядя на табличку. С дорожки послышались тихие голоса. Нина обернулась и снова зло уставилась на табличку.

Вместе с Машей по дорожке шел парень, по виду рабочий кладбища.

Пара прошла мимо. Нина еще немного постояла, снова обернулась. Парня и Маши видно уже не было.

Нина отошла от могилы и неожиданно двинулась не к выходу, а к повороту дорожки, за которым скрылись Маша и рабочий.

За поворотом их тоже видно не было. Нина быстро прошла мимо могил, прислушалась.

Из-за поворота показались две пожилые женщины. Одна несла грабли.

Нина дошла до конца дорожки и тут у самого забора увидела стоящих рядом кладбищенского рабочего и Машу.

Парень, обернувшись, вопросительно посмотрел на Нину. Она подошла и устало спросила, кивнув на траву у забора:

– Здесь?..

Кажется, парень понял, что тетка не совсем посторонняя, потому что послушно подтвердил. Нина впервые подумала о себе – тетка, но почему-то не удивилась.

– Девушку здесь нашли. Я сам нашел. С напарником. Мы полицию вызвали, менты сказали, что она со вчерашнего дня здесь лежала. Может, и лежала, мы во все углы по сто раз на дню не заглядываем.

* * *

Сегодня занятий в университете не было, и Илья стал подыскивать повод, чтобы ненадолго уйти из дома. Продукты им давно приносила помощница, гулять ходили вместе с женой, и подходящий повод вырисовывался только один.

– Выйду минут на десять, – решил Илья. – Покурю.

– Кури на балконе, – как обычно, ответила Люба.

– Выйду. Не хочу, чтобы в квартиру дым тянуло.

– Ты нервничаешь? – вздохнула жена.

Он курил мало, как правило, только по дороге на работу и обратно. В университете он начинал чувствовать себя частью большого людского сообщества, а дома отшельником. Не таким, который добровольно ушел от мира, чтобы страдать за грехи людей или еще за что-то, положенное отшельникам, а счастливым одиночкой, поменявшим надоедливую суету на умиротворенный покой собственной квартиры.

– Не нервничаю. Так… Озадачен.

– Из-за Юли?

Илья пожал плечами.

Жена вздохнула, хотела что-то сказать, но промолчала. Как ни странно, иногда она отличалась завидной прозорливостью. Обычно ее прозорливость Илью удивляла, потому что он точно знал, что умнее жены.

Впрочем, ум – понятие относительное. Себя Илья считал умным, а под конец жизни оказался бедным, как церковная крыса. По-настоящему умный человек такого бы не допустил.

Илья оделся, спустился во двор. Чудесный октябрь стоял в этом году, теплый, мягкий. Когда-то он любил осень, в последние годы погода и смена сезонов стали ему безразличны. Разве что в дождь противно добираться до работы.

Он прошел арку, вышел на улицу. Достал телефон.

Поговорить со снохой стоило. Нужно рассказать о разговоре с полицейским. Он не воспринимал Нину как близкого человека, но и чужой не считал. Приход полицейского относился к тем новостям, которыми полагается делиться.

Нина не ответила, и это слегка озадачило. Сноха, как вся современная молодежь, с телефоном не расставалась.

Впрочем, назвать Нину молоденькой, пожалуй, было уже нельзя. Он прикинул – ей тридцать пять. Он не помнил, считал ли себя в тридцать пять молодым. Наверное, считал.

Илья закурил, снова набрал Нину. Она опять не ответила.

Неожиданно ему стало тревожно. Не потому, что он забеспокоился о Нине, после смерти сына его мало что волновало, а так, непонятно почему.

Впрочем, для тревоги повод был. Смерть Юлии была выгодна им, ему и Любе.

Можно сколько угодно убеждать себя в том, что подозревать их полиции в голову не придет, там не идиоты, но факт оставался фактом.

В прошлую среду Юлия объявила, что будет требовать часть квартиры.

Илья докурил сигарету и тут же потянул из пачки вторую. Она оказалась лишней, в горле появился противный привкус. Он выбросил недокуренную сигарету и быстро пошел к подъезду.

* * *

В сумке затренькал телефон. Нина, не посмотрев, от кого звонок, выключила звук, снова бросила телефон в сумку.

– Крови почти не было, я сначала решил, что она… ну, что ей плохо стало. А когда понял… испугался, если честно.

– Можно испугаться, – согласилась Нина.

– Менты здесь полдня работали.

Обращался он к Нине, признав в ней главную. Наверное, потому что она была старше их обоих, и его, и Маши.

– Спрашивали, почему мы выстрела не слышали. А что мы могли услышать! В тот день за забором плитку клали, – он кивнул на состоящий из бетонных плит забор кладбища. – Плитку резали, такой грохот стоял, оглохнуть можно. Вот и не слышали.

– У них какие-нибудь версии были? – вздохнула Нина.

– Кто же их знает… Они с нами не делились.

– А сами-то вы как думаете?

– Никак не думаю, – пожал парень плечами. – У нас при входе камера висит, но через ворота не все ходят. Здесь в заборе проход, – он отошел на несколько шагов, показал небольшую щель между бетонными плитами. К пролому вела утоптанная тропинка. – Кто часто на кладбище ходит, про проход знают. Отсюда к автобусной остановке ближе. Если убийца через проход прошел, не найдут.

– Найдут, – машинально возразила Нина.

Парень помялся, посмотрел на нее, потом на понуро стоявшую рядом Машу и тихо предложил:

– Я девушку сфоткал. Хотите посмотреть?

Маша встрепенулась, испуганно заглянула ему в глаза.

– Хотим, – кивнула Нина.

Молодой человек достал телефон, открыл фото. Маша, схватив его за руку, повернула экран к себе. Нина заглянула ей через плечо.

Юля лежала лицом вниз.

Нина не стала рассматривать фотографию, отодвинулась.

Маша тоже оторвалась от экрана, отпустила руку парня, в которой он держал телефон.

– Здесь след, – рабочий раздвинул пальцами изображение.

Нина и Маша снова склонились над экраном. Молодой человек ткнул пальцем в плохо различимый отпечаток подошвы рядом с телом Юли. Отпечаток был у края посыпанной песком дорожки. На утоптанной дорожке его совсем не было бы видно, в растущей рядом с дорожкой траве тем более.

– Я след не заметил, менты увидели. Женский отпечаток. Менты сказали, тридцать восьмой размер.

На фото можно было разобрать только, что отпечаток оставлен не кроссовками и не туфлями на каблуке.

Такой отпечаток, например, могли оставить мокасины Нины.

– Отпечаток не обязательно принадлежит убийце, – заметила Нина.

– Не обязательно, – согласился молодой человек, сунул телефон в карман и отошел от растущих у забора кустов на дорожку.

Кусты уже облетели, на голых ветках сиротливо висели сморщенные красные ягодки.

Парню кто-то позвонил. Он торопливо сказал в трубку:

– Сейчас подойду, – объяснил Нине и Маше: – Извините, меня зовут, – и быстро зашагал между могилами.

Маша стояла, уставившись себе под ноги. Вид у девочки был несчастный. Нине стало неловко, что для своей неприязни она выбрала такой неподходящий объект. Девушка ее не то стеснялась, не то откровенно боялась, как будто Нина была ведьмой.

Быть ведьмой оказалось неприятно. Нина привыкла считать себя доброй и отзывчивой.

– Как ты думаешь, кому Юля могла сказать, что едет на кладбище?

Маша, не глядя на Нину, пожала плечами – не знаю.

Ей не хотелось разговаривать с Ниной.

На дорожке показался пожилой мужчина, равнодушно скользнул по ним взглядом, прошел мимо.

Маша поправила на плече сумку, не глядя на Нину, тихо сказала:

– До свидания, – и быстро пошла по направлению к выходу.

Нина, вздохнув, вернулась к могиле Геннадия.

То ли оттого, что еще не было памятника, то ли потому, что в загробную жизнь Нина не верила, могила не вызывала никаких эмоций. Это было место, куда полагается периодически приходить, и только.

Место не помогло избавиться ни от вины, ни от тревоги.

На дорожке, ведущей к выходу, народу прибавилось. Нина отступала в сторону, пропуская желающих навестить своих умерших.

Телефон она достала, сев в машину. Пропущенных звонков было три. Звонила секретарь, то есть офис-менеджер фирмы, ей перезванивать Нина не стала, а номер свекра набрала.

– Вы звонили, Илья Никитич? – глупо спросила Нина, прекрасно зная, что электронная память не ошибается.

– Звонил, – подтвердил свекор. – К нам вчера приходили из полиции. Задали формальные вопросы. Ясно, что помочь им мы ничем не можем… Нина, я хочу кое о чем тебя спросить.

Свекор говорил тихо. Не хочет, чтобы слышала Любовь Васильевна, поняла Нина.

– Перезвоню через несколько минут. Не возражаешь? Сможешь разговаривать?

– Конечно.

Стоянка была уже заполнена машинами. Какой-то «Рено» покрутился, выискивая место, и втиснулся у самого края, почти въехав в растущие рядом со стоянкой кусты. Еще остававшиеся на ветках листья, кружась, посыпались вниз.

Заметно теплело. Прохожие расстегивали куртки.

Свекор перезвонил через восемь минут.

– Ниночка, как ты нашла сиделку? Я понимаю, тебе не хочется об этом говорить…

Голос свекра звучал виновато.

Она не помнила, чтобы Илья Никитич когда-либо говорил виновато. И с Геной, и с ней он обычно разговаривал с еле заметной иронией. Впрочем, ирония не была обидной. Свекор всегда Нине нравился. В отличие от свекрови.

– Мне не хочется, – грустно усмехнулась Нина. – Но обстоятельства не спросили моего желания. Вы правы, кто-то Юлю убил, и нас всех это касается. Юля работала у кого-то из маминых знакомых. Хотите, узнаю, у кого?

– Хочу, – твердо решил свекор.

– Узнаю у мамы, перезвоню.

– Извини, что загружаю.

– Ничего страшного.

Нина покрутила телефон, решая, не позвонить ли маме прямо сейчас. Бросила телефон в сумку и поехала на работу.

* * *

Еще можно было пойти на работу, сменить Ольгу Николаевну. У заведующей своих дел много, ей тяжело работать еще и за Машу.

Маша сознавала, что пойти на работу нужно, и понимала, что не пойдет. Странное у нее появилось чувство. Как будто времени совсем мало и, если она прямо сейчас не выяснит, почему умерла Юля, не узнает это никогда.

Она всю оставшуюся жизнь будет мучиться, пытаясь понять, что случилось с сестрой, и не сможет думать о ней со спокойной тихой грустью, как положено вспоминать ушедших родственников.

И мама будет мучиться.

И вообще… Убийца должен сидеть в тюрьме!

Маша вышла из электрички, вместе с небольшой толпой пассажиров спустилась с платформы.

Кроме как с Верой, поговорить было не с кем, и она медленно двинулась к супермаркету.

Телефон зазвонил, когда она стояла у пешеходного перехода. Загорелся зеленый, Маша пошла через улицу, на ходу доставая телефон из сумки.

Звонил Анатолий. Наверное, у него возникли вопросы.

– Привет, – сказал участковый. – Ты на работе, да?

– Здрасте, – поздоровалась Маша. – Нет, я не на работе. А что?

Солнце светило в глаза. Маша отошла под деревья, растущие вдоль тротуара. Листья на них заметно поредели.

– Ничего. Захотелось с тобой поговорить. Можешь разговаривать?

– О чем?

Он вздохнул и неожиданно сказал:

– Давай встретимся вечером. Сейчас я не могу, а вечером давай встретимся. А?

– Зачем?

Маша почувствовала, что сейчас заплачет.

Заплачет оттого, что не знает, что случилось с Юлей. Оттого, что высокомерная Нина ее терпеть не может. А еще оттого, что Анатолий звонит неизвестно зачем, и ей начинает казаться, что…

Черт знает что ей начинает казаться.

– Я за тобой ухаживаю, – объяснил он, словно угадав, о чем она думает.

– Зачем? – зло спросила Маша.

– Потому что ты мне нравишься.

На это она не нашлась что ответить, и он спросил:

– Ты где сейчас?

– Около строительного, – вздохнула Маша.

Большой строительный магазин открыли недавно. Раньше здесь было несколько небольших магазинчиков, в том числе книжный. Туда Маша обычно заглядывала, когда проходила мимо.

До полицейского участка отсюда было рукой подать.

– Постой там, – велел Анатолий. – Я сейчас подойду.

– Ты же сейчас не можешь, – напомнила Маша.

– Ненадолго могу. Подожди меня. Подождешь? – Она не ответила, и он быстро велел: – Жди. Я сей-час.

На солнце стало совсем тепло. Маша расстегнула куртку.

Анатолий действительно появился быстро. Вышел из-за угла и взял ее за плечи.

– Можно я тебя поцелую? – весело спросил он.

– Нельзя! – буркнула Маша, но он не послушал, наклонился и ткнулся губами ей в губы.

Губы у него оказались теплые и немного жесткие.

– Ты куда направлялась? – отпустив Машу, поинтересовался он.

– Я была на кладбище, – призналась Маша. – Там, где убили Юлю.

Анатолий потянул ее на боковую улицу, Маша послушно пошла за ним.

– Разговаривала с парнем, с рабочим, который Юлю нашел.

– Не болталась бы ты одна где не надо! Я же тебе сказал, люди работают! Убийством твоей сестры занимаются! – Анатолий недовольно покачал головой. – Что он тебе сказал?

– Сказал, что утром нашел тело и вызвал полицию, – вздохнула Маша и, подумав, тихо добавила: – Он показал фотку, где Юля… в траве лежит. Там виден женский след. Отпечаток был еще до того, как полиция приехала.

– Если там был отпечаток, ребята не могли его не заметить!

Маша промолчала.

– Послушай, убийством твоей сестры занимаются!

Маша опять промолчала.

– Если какая-то новая информация появится, ты узнаешь о ней первая.

– Ты же не занимаешься этим делом, – напомнила она.

– Не занимаюсь. Но я интересуюсь. Будет новая информация, ты об этом узнаешь, обещаю.

– Спасибо, – вежливо кивнула Маша.

На улице никого не было, кроме старушки с сумкой-тележкой, медленно к ним приближающейся. Маша хотела пойти дальше, но Анатолий ее придержал, наклонился и снова ее поцеловал.

– Не болтайся больше нигде одна.

– Там была еще Нина. Мы с ней случайно встретились.

Анатолий на нее смотрел, но Маше показалось, что он ее не слышит.

Она догадывалась, о чем он думает. Он думал о ней.

Она вздохнула, закрыла глаза и сама потянулась к нему губами.

* * *

Машина Виктора уже стояла на стоянке. Нина, не зайдя к себе, открыла дверь к нему в кабинет и остановилась, привалившись к косяку. К счастью, в кабинете, кроме него, никого не было.

Виктор молча смотрел на нее исподлобья.

– Я ездила на кладбище, – оторвавшись от косяка, Нина прикрыла за собой дверь.

Он молчал. Нина, вздохнув, подвинула стул, села рядом с ним.

– Ты сердишься?

– Нет, – неохотно процедил он.

Он сердился, конечно. Она заверила его, что едет на работу, а сама уехала в неизвестность. И даже не сказала бы ему об этом, если бы он добрался до работы чуть позже.

– Мне хотелось попросить у Гены прощения, – призналась Нина. – Вить, скажи что-нибудь.

Он молча погладил ее ладонь.

– Витя, я хочу кое-что тебе сказать…

Она устала от больного мужа. Устала настолько, что ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

Она устала все время поддерживать Геннадия, ей хотелось, чтобы он хоть немного поддержал ее, а получилось, что она просто от него сбежала.

Она плохая жена, и Виктору стоит хорошо подумать перед тем, как связать с ней свою жизнь.

– Что? – устало поторопил Виктор.

Нина встала и отошла к окну.

– Я встретила там Юлину сестру. Маша нашла какого-то кладбищенского парня, он показал место, где убили Юлю.

Небо было синим, как летом, и без единого облачка.

– Иди сюда, – позвал Виктор.

Нина подошла, снова села на стул, он снова погладил ее по руке.

– Я была плохой женой!

Виктор молча притянул ее к себе одной рукой, Нина осторожно вывернулась.

Он всегда ее понимал.

Он понимал ее с полуслова, еще когда был ее начальником. Еще тогда рядом с ним ей начинало казаться, что любые трудности преодолимы. Рядом с Виктором была жизнь, а рядом с Геной смерть.

Она мечтала о жизни и предала мужа.

– Я была плохой женой, – повторила Нина.

– Это уже ушло, – напомнил он.