Текст книги "Крик горностая"

Глава 20. Тигран

Тигран отвечал на вопросы полицейского вяло, то и дело растирая виски, как от головной боли. Он терпеливо выполнял все формальности, чтобы, наконец, получить свободу и вернуться к Марго. Сперва выспаться, потом к Марго – вот так. Но после составления протокола об административном нарушении, его попросили подождать в кабинете следователя, в который вошел незнакомый Тиграну мужчина. Молодой, около тридцати, подтянутый и строгий. У него был светлый, проницательный, и вместе с тем немного насмешливый взгляд.

Устроившись напротив Тиграна, он положил перед собой картонную папку «Дело» и представился:

– Меня зовут Максим Александров, капитан юстиции. Я расследую покушение на убийство Анны Ревель и ее дочери, Регины Ревель. Вам знакомы эти имена?

Тигран выпрямился и уставился на следователя с удивлением и недоверием: вероятно, он шутит. Но по взгляду капитана стало ясно, что он говорит серьезно.

– Я? – он растерянно моргнул. – Конечно, я знаю и Анну, и Регину… Я ничего не понимаю, они ранены?

– С Региной, к счастью, все хорошо, а вот Анна находится в реанимации. У нее серьезная черепно-мозговая травма, – он открыл папку. – Подскажите, как давно вы знакомы и в каких отношениях состоите с Анной Ревель?

Тигран нахмурился.

– Вы шутите? Что значит, в каких отношениях? Ни в каких… мы не любовники, если вы об этом.

– И об этом тоже, – холодно отозвался капитан Александров. – Охарактеризуйте подробнее.

Тигран пожал плечами:

– Мы дружим с института… Я ничего не понимаю, господин или товарищ… капитан, не знаю, как тут у вас принято обращаться… Вы можете объяснить, что происходит?

Он выглядел растерянно, это Макс не мог не признать. Но растерянность могла быть совершенно разного рода и вызвана разными причинами. Да и могла разыгрываться, чего уж скрывать. На слова задержанного он кивнул:

– Хорошо, давайте по порядку. Я вам буду называть даты, а вы будете очень точно и внимательно вспоминать, что вы делали в эту дату и кто может подтвердить это. И начнем мы с сегодняшней ночи.

У Тиграна застыло, будто в вязкой смоле, сердце, внутри похолодело:

– Погодите… Вы что же… меня подозреваете?

Капитан посмотрел прямо в глаза, коротко кивнул:

– Подозреваем.

– Но… почему?

Капитан Александров поставил локти на стол, будто приготовился к задушевной беседе. Взгляд при этом у него оставался холодным, отстраненным и проницательным: следователь в самом деле подозревал Тиграна. Тому стало неуютно, он поежился.

– Ну, вот смотрите. Следствием установлено, что после смерти мужа Анны Ревель ее пугали появлением призрака ее умершего супруга, Ильи Ревеля, – он внимательно смотрел на собеседника, отметив, как у того сузились зрачки и сорвалось дыхание. Отметив про себя это изменение, Макс продолжил: – Во время очередного появления, он пригласил Анну последовать за собой и начал склонять к совершению самоубийства…

– Да, мне это известно…

– Хорошо… Вероятно, вам тогда также известно, что Анна Ревель испугалась и обратилась в детективное агентство, которое установило за квартирой наблюдение.

– Да, это я тоже знаю…

Александров кинул:

– Но никакого призрака не было. Детективы без проблем обнаружили, что призрак – вполне живой человек, который зачем-то пытается довести Анну Ревель до самоубийства.

Задержанный молчал. Следователь, бросив на него еще один проницательный взгляд, отметив участившийся пульс мужчины и выступившую на лбу испарину, прищурился и продолжил рассказ:

– А знаете, что еще зафиксировали детективы?

– Не имею понятия…

– Неизвестный, изображавший усопшего Ревеля, отлично ориентировался по квартире. И мало того, прекрасно был осведомлен об установке камер и умело обошел их все, нигде не показав свое лицо. Забавно, верно?

Тигран пожал плечами. Он больше не поднимал глаз, старательно изучая собственные руки.

– И вот мы вышли на ключевое обстоятельство – вы, господин Тигран Гамлетович, много раз бывали в квартире Анны Ревель и отлично знали расстановку камер, потому что она вам сама ее показала, – он презрительно прищурился, склонил голову к плечу. – И вот сейчас я хочу задать вам ряд вопросов, и первый, возвращаясь к началу нашей беседы – что вы делали в указанные мной даты, и в частности, прошедшей ночью, когда произошло нападение на Анну, а при задержании злоумышленника погиб сотрудник детективного агентства.

– Погиб? – переспросил Тигран и сразу осунулся, сник. Опустив голову на руки, он тяжело дышал и раскачивался вперед и назад. Макс ждал, но задержанный не начинал говорить.

– Тигран Гамлетович, я вам рекомендую сделать признательные показания…

Тигран вскинул голову:

– Мне? – темные глаза стали черными. – Но я ни в чем не виноват! Я ничего не делал Анне, я не мог ей ничего сделать… Я любил ее…

* * *

Тигран особенно хорошо запомнил тот май. Теплый и непривычно солнечный. Ани повторяла: «В такой май можно и умереть». Он ругался. Не то, что верил в мистику или был фаталистом, но разговоры о смерти словно вкалывали еще одну иголку в его сердце.

Он предчувствовал беду.

– Брось, Тигран, – Ани смеялась над ним. – Это суеверие. А мы – взрослые современные люди.

В тот май она все время улыбалась. Тигран спрашивал, что ее веселит, но девушка отводила взгляд и замирала, а вместе с ней замирало и сердце Тиграна. Он носил во внутреннем кармане небольшое колечко, простенькое, купленное на свою редакторскую зарплату. И он все не решался его отдать Анне, все ждал идеального момента.

Со дня рождения Марго прошло больше двух месяцев. Тигран разрывался между работой в издательстве и передачей дел от отца. Отец сердился и требовал все больше, а Тигран никак не мог решиться, чтобы разрубить этот завязывающийся на его горле узел.

– Мне нужно время, – повторял он.

Отец не понимал, но и не слишком давил, из-за чего узел на шее Тиграна, казалось, затягивался все туже.

Да и Тигран не слишком старался, чтобы он понял: о своих отношениях с Ани он не рассказывал, а откровения про издательское дело вызывали у отца стойкую неприязнь. Нет, он не повышал голос и не требовал, он тихо усмехался. В этом смехе чаяния Тиграна становились такими же тихими и незначительными. Не достойными даже внимания.

Ани о переменах в его жизни тоже не знала. Он не скрывал особо, но она не спрашивала, а он не говорил. Той весной у них сложилась невероятная идиллия. Вечерами они собирались в его уютной квартирке, пили чай. Ани готовила что-то простое, ловко управляясь со старенькой сковородой.

– Как день прошел? – Спрашивала.

Тигран внутренне сжимался, но не рассказывать же о делах, об уволенной горничной, обокравшей постоялицу, об испорченном фильтре в бассейне, о споре с братом об участии в фестивале гостиничного искусства и смене шеф-повара ресторана. Ани все еще думала, что он работает в издательстве, небогатый, но подающий надежды редактор.

– Нормально, – вздохнул Тигран, усаживаясь за стол.

Он понимал, что когда-нибудь ему придется рассказать. Он понимал, что Анну ранит его ложь, как и то, что делает только хуже. Но продолжал уклоняться от разговора.

– У нас на ужин макароны в греческом соусе, – между тем безмятежно сообщила девушка и поставила на стол глубокую миску, доверху наполненную «улитками» и щедро политыми сливочным соусом и сухим базиликом.

Пахло одуряюще вкусно.

– Останешься? – спросил Тигран, когда ужин был съеден.

Девушка помрачнела:

– Ты же знаешь, что нет. – Она упрямо смотрела в пустую тарелку. – Не понимаю, зачем спрашивать…

Он кивнул соглашаясь – «нет», значит «нет». Она все еще не готова. Анна тем временем встала из-за стола, собрала тарелки и торопливо помыла их. Убрала в буфет. Вытерла руки и огляделась, шумно выдохнув и будто бы растеряв всю свою решительность. Рассеянно поправила волосы.

Тигран поднялся, чтобы проводить ее, но девушка продолжала стоять и не двигалась – трогательная и нежная. Желтый свет от абажура ласкал ее плечи, отбрасывал на льняные волосы золотые искры, руки безвольно опущены. Он шагнул ближе, коснулся ее волос, щеки и почувствовал, как вздрогнула девушка. Но не отстранилась. И это… приободрило Тиграна.

Он провел подушечкой пальца от плеча выше, чертя невидимую линию по шее девушки. Он встал перед ней. Обхватил ладонями лицо, словно безумный надеясь прочитать в глазах ответ на вопрос, который мучил его месяцы и годы. Но Анна опустила глаза. Чуть приоткрыла губы, вздохнув. Ее дыхание девушки сбилось, сердце колотилось с таким надрывом, что Тигран мог слышать его. Он сжал виски девушки, заставляя ее все-таки поднять голову и посмотреть ему в глаза.

– Ани…

У нее дрогнули ресницы. Она чуть подалась вперед, плечи стали мягкими и податливыми, но тут же девушка вздрогнула и отпрянула, будто от удара тока – в кармане Тиграна зазвонил сотовый. Девушка отвернулась к кухонным шкафчикам.

Тигран встал за ее спиной и положил руку на локоть, ответил на звонок. Звонок, пустивший под откос всю его жизнь. Изменивший в ней все.

– Да…

Мама. На него будто обрушился потолок, оглушив и лишив возможности дышать – она бы не стала звонить так поздно, если бы не что-то страшное.

– Папа в больнице, сердце… – выдохнула она. – Приезжай скорее!

Все-таки судьба не оставляла ему выбора.

* * *

Отец выглядел уставшим. Щеки впали, скулы обострились, сделав лицо неприветливее.

Он никогда не болел, никогда не позволял себе расслабляться и раскисать. Терпеть не мог, когда о нем заботились больше, чем он сам хотел. Терпеть не мог собственную беспомощность. И очень злился, признавая любую болезнь собственной непозволительной слабостью.

В палате было много цветов, они душили своими ароматами, не притупляя, а только усиливая «больничные» запахи лекарств и тревожной навалившейся беды. Увидев сына, слабо поднял руку и подозвал к себе.

– Ты старший, на тебе больше ответственности, хочу, чтобы ты помнил…

Тигран постарался улыбнуться, присел на край больничной койки и устроился удобнее. Склонился и поцеловал его руку чуть выше костяшек, одновременно отметив, что рука чуть влажная и холодная. Обхватил ладонями запястье. Проговорил тихо, но убедительно:

– Отец, все хорошо будет, ты поправишься и еще на моей свадьбе будешь отплясывать.

Отец не изменился в лице, задумчиво пожевал пересохшими губами. Когда заговорил снова, его голос звучал слабо.

– То, что я выздоровею, это бесспорно. Как и то, что Бог послал мне звоночек: «Стой, Гамлет, твое время на исходе!», – он поднял к потолку указательный палец другой руки, не скованной рукопожатием сына. – И пренебрегать таким предупреждением – это быть идиотом. А идиотом Гамлет Саркисян не был никогда.

Он похлопал сына по тыльной стороне ладони и посмотрел прямо перед собой.

– Отец, мне не нравится, что ты говоришь… – пробормотал Тигран.

Но отец будто бы говорил сам с собой и сына не слышал.

– Это хорошо, что я успел ввести тебя в курс дела… Я вряд ли вернуть в бизнес. Поэтому, Тигран, бросай свои детские игры с этой твоей литературкой и займись делом, семьей. Это твой долг…

– Отец…

– …Я знаю, у нас были разногласия по дальнейшему развитию бизнеса. Я спорить больше не буду. Теперь это целиком твоя ответственность. Придешь за советом, дам его. Послушаешь – твое решение. Нет – перечить тоже не стану.

– Отец… Не нужно, ты поправишься, и все будет, как раньше.

У Тиграна сосало под ложечкой, в ушах шумело. Отец долго смотрел на него, словно решая, что сказать. Карие, почти черные глаза, прищурились. Он вздохнул:

– Как раньше не может быть вечно, Тигран… Когда-нибудь этот момент должен был наступить, и я рад, что смогу увидеть, как мое дело процветает и растет. Уже под твоим началом. – Он помолчал. – Это не страшно, сын – быть мужчиной.

Тигран перевел взгляд на мать – та склонилась к отцу, чтобы поправить подушки.

– Хорошо. Отец, тебя выпишут, и мы поговорим об этом. – Он решил уйти от разговора и не обещать сейчас, когда отцу на самом деле плохо, ничего. – Тебе сейчас не стоит волноваться.

Он был уверен, что сегодняшний разговор – минутная душевная старость впервые всерьез заболевшего старика. Он пойдет на поправку и передумает. Отец, однако, не отпускал его взглядом. Глубокая морщинка пролегла на его переносице, будто расчерчивая желтоватое лицо.

– Я буду волноваться, зная, что ты оставляешь открытой дверь. – Сказал он. – Закрой ее.

Тигран опустил голову.

– Не волнуйся. Семейное дело в хороших руках.

И он не солгал – он ведь не сказал отцу, в чьих руках семейное дело. Ведь младший брат Карен прекрасно подходил для этого дела и, более того, мечтал возглавить бизнес.

Но тот май решил его доконать.

Когда отец выписался, семья устроила большой праздник. Приехали родственники и близкие друзья. Отец был в центре внимания, шутил и выглядел почти так же бодро, как обычно. Его слабость выдавал напряженный взгляд и немного вымученная улыбка, да мать, которая подливала ему в хрустальный бокал минеральную воду и в раскрытой ладони подавала нужные лекарства.

Дождавшись, когда родственники отвлеклись, тяжело поднялся и поманил Тиграна за собой.

Они ушли в кабинет отца, но тот не занял свое привычное кресло, а сел на диван, указав сыну место рядом с собой. Тигран занял кресло напротив, положил локти на колени, сцепил руки в замок.

– Карен сказал, ты хочешь заказать аудиторскую проверку в гостинице…

– Да, во-первых, давно этого не делали, а внешняя проверка неплохо мобилизует сотрудников. Ты против?

Отец развел руками:

– Я говорил, что вмешиваться в дела больше не буду… И проверка отчетности мне кажется очень правильным решением, своего рода отправной точкой – с чем мы пришли к передаче прав.

Тигран покачал головой:

– Если бы я знал, что ты так это воспримешь, не стал бы делать.

– Почему? – Отец был удивлен.

– Потому что никакой передачи не надо делать. Ты здоров, прекрасно выглядишь. И у тебя есть отличные помощники – Карен и я.

Он специально первым назвал брата, чтобы отец почувствовал, что на него он может положиться в большей степени, чем на старшего сына. Отец уловил ловушку, усмехнулся:

– Я рад, что могу положиться на своих сыновей. Но для любого дела плохо, когда у него несколько руководителей, еще хуже, когда несколько ответственных. Вся власть должна быть сосредоточена в одних руках.

– Я о том и говорю – твои руки достаточно крепкие.

Отец рассмеялся:

– Э, нет, сын, тебе не увильнуть. Семейное дело возьмешь на себя ты. Потому что ты старший и это правильно, а еще потому что у тебя есть хватка и свое мнение, а это полезно для дела. Так что назначай свою проверку, и готовь документы в налоговую, чтобы провести все правильно…

– Как скажешь, отец.

– Но я позвал тебя не за этим… Став во главе бизнеса, тебе будет не до семьи. Значит, нужно об этом позаботиться уже сейчас.

Тигран опешил. Он продолжал смотреть на отца, но не мог выговорить и слова. Отец продолжал:

– Хорошая жена – опора мужчине. Она не в тягость, а как раз наоборот. Приглядись к Софии, дочери Рубена. Ей двадцать, студентка, знаю, учится хорошо. И характер хороший, и воспитание.

– Отец, прошу, не продолжай. Я себя чувствую жеребцом в стойле.

Отец поморщился:

– Что за сравнение… Ты не жеребец, да и я тебе не кобылу предлагаю, а о невестке с тобой говорю, матери моих внуков.

– Давай я с этим разберусь сам, – Тигран выпрямился и хотел встать.

– Расскажи о той девочке, что приходит к тебе…

Взгляд отца стал строгим, а Тигран от неожиданности сел.

– Откуда ты знаешь?

– Боже мой, сын, ты такой наивный… Ты с ней на всех фото в соцсетях, а на тебя подписана твоя сестра. На некоторых фото вы сняты в этой твоей убогой квартире… Расскажи мне о ней. Кто она, чем занимается, из какой семьи…

Тигран успел немного прийти в себя. Медленно перевел дыхание:

– Ее зовут Анна, мы учились в вместе, только она несколькими курсами младше. Очень милая, нежная девушка… – Он подумал и добавил: – Хозяйственная, если это для тебя важно…

Отец кивнул.

– Важно. Но не это главное. На главный вопрос ты не ответил. Любишь ли ты ее.

Тигран опустил голову, чтобы не чувствовать себя, как на допросе.

– Люблю, – прошептал.

– Ты говорил с ней об этом?

Тигран покачал головой:

– Нет.

– Почему? Ты не уверен в ней?

– Нет, просто не сложилось. Не хотел ее торопить.

– Вы были близки?

Тигран вскинул голову, побледнел:

– Я смолчал, когда ты решил назначить меня своим преемником. Я послушно шел за тобой и делал все, что ты велишь… Но сейчас ты лезешь уже не в мою жизнь, а в мою постель.

Отец отвел взгляд, вздохнул.

– Значит, вы были близки… То есть эта девушка легла к тебе в постель, не получив от тебя признания в серьезности чувств, предложения провести вместе жизнь… Что для нее эта близость, как ты думаешь? Сколько таких постелей она познала?

Тигран побагровел. Вскочив, крикнул:

– Отец! Ты не имеешь права так говорить о ней! Ты ее совсем не знаешь, и это не этично, в конце концов, в таких словах обсуждать незнакомую тебе девушку… Никогда бы ты такое себе не позволил, будь она армянкой. Потому что это кого-то бы оскорбило, кого-то из твоих друзей, ведь все, кто тебя окружают – твои друзья.

– Тигран, остановись, – отец предостерегающе посмотрел на него.

Молодой человек побелел.

– Ненавижу… Ненавижу это все, – он окинул отцовский кабинет взглядом. – Эту показную роскошь, это все схвачено, связи, друзья, свой круг, в который входят только такие же, достойные, проверенные, все – братья. А они не братья, – его губы дрожали, взгляд стал острым и горел в лихорадке. – Брат ведь – это не брат, а выгодная партия…

– Это наши близкие, – проговорил отец. – Давать возможность проявлять себя – это разве плохо?

– Это мещанство. Неужели ты не понимаешь, на сколько это мелко и ничтожно?!

Отец хмыкнул:

– Мещанство, говоришь? – Он цокнул языком. – Сразу видно, какой ученый у меня сын. Такие слова знает… Но вот что я хочу у тебя спросить: если это так мелко и постыдно, отчего же ты пользуешься этими благами? Почему носишь костюмы, купленные у Ашота, ходишь в барбершоп к Армену. Пьешь коньяк, привезенный тетушкой Сони… Как так получилось, что ты всем этим пользуешься, но так глубоко ненавидишь и презираешь?

Отец буравил его взглядом.

– Жаль, что мне пришлось говорить с тобой в таком тоне и тем более по такому поводу, но… – Он сделал паузу, вздохнул. – Ты знаешь, что ты – у нее не единственный, у этой девушки? – отец замолчал.

Тигран отшатнулся, метнулся к двери, но снова вернулся и рухнул в кресло.

– Что такое ты говоришь? Отец. – Он схватился за голову и, скрючившись, стал раскачиваться, будто баюкая себя.

Отец помолчал. Ему в самом деле не нравился этот разговор. Но когда-то он должен был произойти. Почему не сейчас?

– Марго, увидев ваше совместное фото, заинтересовалась. Ты же знаешь, как она любопытна, а тут она обнаружила то, что скрывает любимый брат… Кого скрывает, вернее сказать. Простой поиск по фото привел Марго в другую соцсеть, где ты не зарегистрирован, а у этой девушки, Анны, довольно активная страничка. Твоих фото там нет, но зато есть фото другого парня. Весьма красноречивые.

– Это не она, – схватился за идею Тигран. Он выпрямился, его взгляд горел.

Отец молча достал сотовый и открыл галерею фотографий, где без труда нашел скрин страницы из социальной сети и несколько фото. Он развернул экран сыну:

– Это она?

Тигран почувствовал, как закончился воздух в легких. Его бросило в жар, но тут же внутри что-то оборвалось и рухнуло к ногам. Потемнело в глазах. На него – светлая, улыбающаяся, нежная и такая ранимая – смотрела его Ани. На фото у нее была совсем другая улыбка – шальная и будто бы пьяная от головокружительного счастья. Солнце падало на ее лицо, освещая глаза. И со спины ее обнимал высокий незнакомый парень. Он прежде его никогда не видел.

В книгах иногда писали про то, когда мир теряет краски. Его забавляла эта аллюзия. До этой минуты.

Его мир померк, словно солнце отвернулось от него или вовсе перестало светить. Отцовский кабинет плыл перед глазами, к горлу подступила тошнота.

Поднявшись, Тигран направился к выходу. Кажется, отец хотел его остановить и даже приказывал.

Покачиваясь, Тигран вышел в коридор, направился к выходу. Родня, шумно отмечавшая выздоровление отца, встретившись с ним взглядами, расступалась, будто от прокаженного. Да он и был прокаженным, он чувствовал, как страшная серая гниль стремительно заполняет его, не оставляя ни мыслей, ни чувств, ни запахов… Только гнилостное, брезгливое ощущение испачканности.

На пороге квартиры он остановился. Оглянулся, слепым взором оглядел присутствующих. Безразлично скользнул по лицу сестры, чуть задержался на материнском, перепуганном.

Покачал головой.

– Как же я вас всех ненавижу…

* * *

Просматривая фото в инсте, увидел, что она была у тетки, когда он был на др морго. А она сослалась на болезнь. И была там не одна, а с парнем.

Тот май перевернул его жизнь с ног на голову.

Тигран плакал от бессилия, бесился от собственной тупости и невнимательности. Не понимал.

То, что происходило дома, доносилось до него раскатами.

Звонила мама и пыталась выяснить, какая муха его укусила.

Звонила Марго и жаловалась, что ничего не понимает, но отец запретил упоминать имя Тиграна в доме. Требовала объяснений. Умоляла поговорить с отцом, взывала к жалости и состраданию.

Карен холодно поинтересовался, куда Тигран положил ключи от сейфа с печатями.

Его жизнь катилась под откос, но Тигран в оцепенении наблюдал за этим, даже с некоторой долей злорадства, как приговоренный к смертной казни надеется, что она завершится скорее, и скорее закончатся его мучения.

Он бродил по тесной комнате, перебирая в памяти все разговоры с Анной, ее взгляды и планы. И все отчетливее понимал, каким слепцом он был все это время.

И однажды, спустя неделю примерно, после ссоры с отцом, когда телефон его окончательно и глухо замолчал, он все-таки сел к ноутбуку и проделал то же, что проделала его сестра с их совместным с Анной фото.

Аккаунт Анны в другой соцсети нашелся быстро. «АннаСВЧ» – так он назывался, очевидно, по ее фамилии Савченко. Тигран встал и отошел от стола, не решаясь открыть страницу аккаунта. Вышел в магазин, но не дошел до него, стремительно вернулся и нажал ссылку.

Фото Анны – улыбающееся лицо, дурацкие ракурсы, походы по магазинам, прогулки по городу. Фото, сделанные Тиграном для нее. Ни одной фотографии с ним. Ни одного упоминания о нем.

В поисках той самой фотографии, которую показывал ему отец, он пролистал ниже, но, не дойдя до нужного фото, замер, уставившись на незатейливую по композиции фотографию: Анна в знакомой клетчатой рубашке на фоне деревенского забора. На голове – панамка из газеты, как в старых фильмах про приключения Шурика, на руках – перчатки, перепачканные зеленой краской. Тиграна привлекла дата фотографии и локация: деревня Подемкино, та самая, куда Анна хотела съездить, чтобы помочь тетке. Фото сделано в день рождения Марго. Когда – со слов Анны – она заболела и отменила поездку.

Тигран почувствовал, как плечи сковало холодом, а по спине – от затылка к пояснице – будто ледяной водой окатило. Будто его убили. Будто погрузили в серебро и пригвоздили к стене осиновым колом. Как нежить. В груди, стремительно расширяясь и пронизывая насквозь, прорастало понимание: Анна все это время лгала.

Фото – к слову, не единственное– с неизвестным Тиграну мужчиной, по-хозяйски откровенно обнимавшем Анну, уже ничего не значило. Хотя нет, значило – оно было размещено накануне до того поцелуя, когда Анна ответила, когда не оттолкнула. А следом, в той же карусели фотографий – более откровенные и вовсе не дружеские объятия.

Тигран схватился за голову и завыл – от боли, которая разъедала его, от обиды и разочарования. И – самую капельку – от стыда, что был до такой степени слеп и наивен.

Он смеялся – оказывается можно смеяться, когда больно.

А потом он перестал что-то чувствовать.

Лег на диван и уставился в потолок. Кажется, день сменился ночью, и снова стал днем. Его разряженные телефон какое-то время утробно гудел, но вскоре стих, а Тигран продолжал лежать, чувствуя себя мертвым. Потом кто-то приехал и звонил в дверь. Потом барабанил в нее.

Когда тени снова легли на потолок, предвещая начало вечера, с грохотом распахнулось окно в кухне. Раздались чужие голоса, а следом около Тиграна оказалась Марго. Она кричала, била по щекам, плескала водой в лицо. Были врачи, с недоумением смотрели на него спасатели.

– Что ты с собой делаешь?! – шептала сестра, когда все разошлись.

Он не мог ответить – когда умираешь, говорить остается не о чем. Да и не зачем.

Марго поставила телефон на зарядку, тот почти сразу загудел ворохом непринятых сообщений. Марго, с сомнением взглянув на брата, переставила сотовый в кухню, тихо с кем-то говорила. Тигран не прислушивался. Он не хотел больше быть. Чувствовать. Знать. Жить…

* * *

Вечером пришла Ани.

Она растрёпанным светлым вихрем ворвалась в квартиру, кинулась к Тиграну в комнату, но застыла на пороге, словно вкопанная.

Марго, появившись в проеме, мельком взглянула на пришедшую Анну, тихо ретировалась, Тигран слышал, как за ней закрылась входная дверь.

– Что… что случилось? – прошептала Анна. – Ты заболел? На тебе лица нет…

Тигран смотрел в потолок.

– Я все знаю.

– Что именно? – голос анны дрогнул.

Тигран усмехнулся, порывисто сел.

– Я видел фото из Подемкино, когда ты якобы болела, а еще десяток других фотографий с другим мужчиной.

Анна, округлив глаза, на него смотрела. Моргнув и будто выйдя из оцепенения, проговорила:

– И что?

Ее вопрос стал пощечиной.

– Ты лгала мне… – голос осип и сорвался на хрип.

Анна промолчала. Пройдясь вдоль стены, девушка шумно выдохнула. Тигран наблюдал за ней, как наблюдает приговоренный за подготовкой палача к казни, и слабо улыбался.

Девушка решительно взяла за спинку стул, развернула его спинкой к Тиграну и села на стул посреди комнаты, оседлав его. Она поставила локти на спинку и какое-то время молчала, изучая мужчину.

– Я не должна была так делать, – заговорила, наконец. – Я, действительно, встретила кое-кого… Кто мне очень дорог.

– Дороже, чем я? – голос снова изменил ему, сорвался на инфернальный шепот. Тигран откашлялся.

Анна посмотрела на него с сочувствием и недоумением:

– Это другое, понимаешь?

– Но мы целовались, ты не отталкивала меня. И не говорила, что тебе неприятно, не нравится, что у тебя есть другой мужчина, который тебе дорог.

Она простонала:

– Тигран… Ну что такое поцелуй?! Да, ты мне нравишься, я долгое время думала, что нравишься как мужчина. Но я ошиблась… Ты зол и имеешь право злиться на меня, но это не было обманом, я не играла с тобой, если ты об этом…

– Ани, скажи… А если бы в тот вечер мне не сообщили о болезни отца, ты бы… была со мной?

Анна опустила голову на скрещенные руки, покачала головой:

– Да… Нет… Не зна-аю, Тигран! Я же говорю, ты мне нравишься, и меня в каком-то смысле к тебе влекло всегда. Ты очень милый, нежный… И ты классно целуешься… Уфф. Как вспомню, так голову сносит. И мне, правда, неловко, что мои метания ты принял так близко к сердцу. Я, наверное, дала тебе надежду, – она лукаво улыбнулась.

Тигран с трудом кивнул:

– Да, пожалуй…

Она протянула к нему руку ладонью вверх:

– Ну же, Тигран, не будь злым… Давай останемся друзьями, я очень тобой дорожу…

Тигран смотрел на протянутую к нему руку. На нее падал малиново-оранжевый закат, будто Анна окунула в кровь пальцы.

«Давай останемся друзьями», – все еще пульсировало в висках.

– Можно… Я побуду… один, – проговорил с трудом, так и не пожав протянутые пальцы.

Анна спрятала руку. Не проронив больше ни слова, вышла из квартиры, притворив за собой дверь. Вероятно, Марго была где-то рядом, потому что появилась на пороге почти сразу после ее ухода.

Тигран не смог поднять на нее взгляд. Лег на диван и отвернулся к стене.

Марго не ушла от него той ночью, испугавшись оставить одного, а наутро заставила подняться и поехать к родителям.

– Ты не должен перечеркивать свою жизнь! – повторяла она, подталкивая его.

Семья собиралась к обеду. Отец был в гостиной, мама суетилась, накрывая на стол. Ждали Карена. Увидев Марго и тенью замершего за ней Тиграна, Дарина ахнула и тут же бросила испуганный взгляд на мужа. Тот нахмурился и хотел было что-то сказать. Жена остановила его – коснулась плеча, и взмолилась:

– Пожалуйста. Давайте просто пообедаем!

Отец за обедом не проронил ни слова. Гнетущая атмосфера неразорвавшегося снаряда висела над семейным столом. Марго и мама неуклюже шутили. Карен, кажется, был напряжен.

– Тигран, почему ты ничего не поел? – спрашивала мама, заботливо поправляя салфетку сына.

– Хватит с ним сюсюкаться… – заговорил Гамлет и все, присутствующие в гостиной, сразу стихли, повернули к нему лица. – Вот что, Тигран, я могу простить оскорбление, нанесенное мне. Могу принять извинения в оскорблении твоей матери и близких… Надеюсь, ты готов их принести… Но положиться на тебя более не могу. – Он метнул взгляд на открывшую было рот мать, заставив замолчать. Та сникла. – Семейное дело я решил передать Карену, будешь ему помогать, когда возникнет необходимость.

Мать сжала руку старшего сына под столом.

Тигран заставил себя кивнуть.