Текст книги "Крик горностая"

Глава 16. Неуютная забота

Анна отперла дверь и пропустила дочь вперед. Ночь та провела в больнице, а утром Анна ее забрала домой.

– Ты меня теперь все время будешь контролировать? – ворчала Регина, наблюдая, как мать заносит ее сумку в коридор и ставит рядом с пуфом.

Анна покосилась на дочь, вздохнула:

– Я не контролирую, я переживаю. Здесь тебе безопаснее.

– А бабушка осталась в деревне…

– А бабушку я тоже звала, но она наотрез отказалась, и в отличие от тебя, она взрослая совершеннолетняя женщина, приказывать которой я не могу. А тебе могу. Поэтому ты здесь.

– Да господи, мама, ничего ж такого не произошло, что ты кипишь подняла, – Регина хмурилась и раздражалась. – Это просто какая-то случайность, недоразумение.

– Недоразумение – это в твоих любимых турецких сериалах, а тут в бутылке с минералкой – слоновья доза снотворного. – Анна повернулась к дочери и проговорила строго: – Ты хоть понимаешь, что если бы выпила чуть больше или я приехала чуть позднее, то тебя не откачали бы?

Регина закатила глаза, шумно выдохнула, и, стянув кроссовки, направилась в свою комнату.

– Фу-ух, отравили. Кому я нужна, скажи?

Анна бы тоже хотела это знать – кому. И еще хотелось бы знать, что происходит. Она смотрела в спину удаляющейся дочери и молчала: не говорить же Регине про призрака отца, который собрался забрать ее с собой. Но тот следователь, Александров, прав – целью могла оказаться не только Регина, но и свекровь, обе они дороги Илье, обе находились одни в коттеджном поселке и обе могли оказаться целью злоумышленника. «Обе и ни одна в частности», – отозвалось холодом под сердцем. Потому что целью была все еще она, Анна. И тот, кто организовал покушение, отлично понимал, что Анна поймет сигнал – все серьезно, шутки кончились.

Женщина медленно зашла в ванную, встала перед зеркалом, положив ладони на холодный кафель раковины. Заглянула себе в глаза – там, в отражении на нее смотрела нестарая еще, миловидная женщина, до смерти запуганная и затравленная.

– Илья, как же мне тяжело без тебя, – простонала. Губы ее дрогнули, лицо исказилось от боли. – Мне тяжело без тебя!

Она закричала в отражение, рывком смахнула с полки под зеркалом косметику, та с грохотом упала и рассыпалась по углам, покатилась под ванну, под корзину для белья. Анна, сжавшись и обхватив себя за плечи, бессильно опустилась на пол, прислонилась спиной к шкафчику под раковиной и, закрыв лицо, зарыдала. В дверь поскреблась Регина:

– Мам, у тебя все нормально?

В прежней жизни Анна не стала бы пугать дочь, поспешила бы заверить, что у нее все в порядке, а шум случился не специально, просто что-то нечаянно упало. Но сейчас слезы душили, не позволяли перевести дыхание, а комок в горле становился все туже, Анна не могла говорить, она только рыдала и качала головой. Но Регина этого не слышали и продолжала стучать в дверь, причитая:

– Мам, ну ты что. Из-за этого отравления что ли? Ну ведь фигня вопрос, не случилось ничего. Мам, открой, а?

Девочка еще пару раз дернула ручку двери. Анна не шелохнулась.

– Я открываю! Если ты там раздета, то я не виновата. Я предупредила.

И, достав из ящика запасной ключ, она отперла дверь.

Обнаружив рыдающую мать на полу, бросилась к ней, упала на колени рядом.

– Ты что, ты поранилась? Ты упала? Тебе плохо стало, да?

Анна отчаянно мотала головой. Вцепившись в плечи дочери, привлекла к себе, и обхватила за голову так крепко, что той едва удавалось вздохнуть. Но девочка не сопротивлялась, не пыталась высвободиться. Терпела. И поглаживала мать по теплой руке:

– Ма, ну ты что, ты это прекрати, ты у меня сильная. Это я могу реветь, я маленькая. А ты взрослая, тебе реветь нельзя. Какой ты мне пример подаешь? – бормотала она, понимая, что несет чушь. – Не плачь, все устроится… Я тоже по нему очень скучаю.

Последняя фразу будто сорвала в голове Анны последние шлюзы, женщина сорвалась на крик, рыдала в голос, захлебываясь и разрываясь от тоски. Дочь притихла, больше ничего не говорила, даже гладить мать перестала, только терпеливо ждала, когда у той закончатся слезы и силы. Едва мать стала немного затихать, дочь чуть отстранилась и потянула ее за собой:

– Пойдем, я уложу тебя. Ты перенервничала, тебе надо поспать.

Анна не сопротивлялась, она любила, когда ей говорят, что делать, когда в голове складывался четкий алгоритм, последовательность действий. С трудом кивнув, Анна встала и позволила себя вывести из ванной комнаты, отвести в спальню. Там дочь уложила ее на кровать и укрыла пледом.

– Поспи, я буду рядом.

И в самом деле, она включила торшер и устроилась в кресле в углу, взяла книгу, которая лежала на подлокотнике и принялась листать. Анна прикрыла глаза.

Сквозь ресницы она видела, как дочь с тревогой поглядывает на нее, но в душе уже растеклось обманчивое спокойствие, какое обычно наступает после истерики и нервного напряжения. Анна просто не могла больше переживать, ее чувства отключились, а сознание плыло медленно, не фокусируясь на чем-то конкретном, равнодушно констатируя очевидное: «Кто-то хочет, чтобы меня не было. Я кому-то мешаю? Чем?»

Мысли текли, унося ее все дальше от полумрака спальни и шелеста переворачиваемых дочерью страниц.

* * *

Проснулась она внезапно. Будто кто-то включил приемник. Чувства и эмоции нахлынули сразу, накрыв с головой и утопив в тревоге. Регины рядом не было, только горел торшер и книга осталась лежать открытой.

Анна села и прислушалась. Нет, квартира не была пуста – сквозь прикрытую дверь слышались голоса. Один из них точно принадлежал дочери. Два других она узнала не сразу.

– Это безумие, ты понимаешь или нет?!

Настойчивый шепот, уверенный и безапелляционный принадлежал Марии.

– Сейчас она строчит жалобы на нас с Леонидом, потом на Светку. А что потом?

– Вы чего предлагаете? – Регина говорила приглушенно, с видимым раздражением.

Анна поняла – падчерица пришла, пока она спала. Поднявшись, она оправила платье, прическу, и вышла из спальни. Отсюда голоса доносились отчетливее.

– Ее надо отдать под надзор специалистов, естественно! – снова заговорила Мария.

– Специалисты – это психиатры? – Регина насторожилась.

Светлана заговорила мягче:

– Ты пойми, это для ее блага. В таком состоянии она опасна прежде всего для себя.

– А что потом?

– А что потом? – повторила Светлана, получается, она тоже пришла. Анна закусила губу. – Она подлечиться и вернется к прежней жизни.

Анна решительно шагнула к кухне, откуда и доносились голоса.

Едва появившись на пороге, мгновенно оценила обстановку: Светлана и Мария сидела по одну сторону стола, Регина – по другую. Между ними стоял нетронутый стеклянный чайник, три кружки, сахарница и вазочка с сахарным печеньем. Мария, подавшись вперед, держала руки Регины в своих руках, а Светлана, наоборот, сидела нахмурившись и скрестив руки на груди. «Добрый и злой полицейский, не иначе», – отметила про себя Анна.

– Что здесь происходит?

Светлана отпустила руки Регины, постаралась улыбнуться:

– Проснулась? Как себя чувствуешь? Регина сказала, у тебя опять была истерика…

– Не правда, я не так сказала. – Регина повернулась к матери. – Мам, она все врет. Позвонила Света, спросила, дома ли ты, почему сотовый не берешь. Я ответила, что ты спишь. И вот…

Девочка кивнула на старших сестер.

– Ясно. – Анна подошла и села рядом с дочерью. – Извините, но я слышала, как вы Регину уговаривали сдать меня в психиатрическую клинику. И не согласна с этим. Еще вчера бы, возможно, согласилась. Даже сегодня утром. А сейчас – нет.

– И что же изменилось с сегодняшнего утра?

– Регину пытались отравить.

Светлана и Мария переглянулись, у обеих вытянулись от удивления лица и округлились глаза.

– Что?

– Что слышали. Это не выдумки, Регина была в больнице. Едва откачали. Высокая доза снотворного, барбитуратов, которых в доме Зинаиды Аркадьевны отродясь не было. Более того, курьер видел какого-то незнакомого мужчину в доме, – она перевела суровый взгляд с одной падчерицы на другую.

– Обалдеть… – протянула Светлана.

Анна устало провела по лицу:

– Когда следователь говорил, что призрака, пугавшего меня изображает кто-то из моих близких, я не поверила…

– Ага, не поверила… – Мария поджала губы. – Он уже приперся к нам домой, допрашивал и Леонида, и меня, всю душу вытряс.

– Между тем, это была его инициатива, я ни о чем не просила и была уверена, что никто из вас не причастен.

Молодые женщины насторожились:

– А что изменилось сейчас?

– А сейчас я буду отвечать на все вопросы, которые ставит передо мной следователь. И если эти ответы приведут следствие к вам, то это ваши проблемы. Ясно?

Мария подалась вперед, прищурилась:

– Ты нам что, угрожаешь?

– Предупреждаю… Если вам есть, что скрывать, берегитесь. Тот, кто это все задумал – с появляющимся Ильей, его просьбами присоединиться к нему самой – зашел слишком далеко… Он затронул безопасность Регины. А за нее я буду драться всеми возможными способами.

Мария и Светлана опять переглянулись.

– Анна, слушай, ну ты сама подумай, нам зачем это все?

Анна покачала головой:

– Если я буду признана недееспособной, Регина несовершеннолетняя. Значит, одна из вас сможет взять над ней и мной опекунство, получить доступ к имуществу, деньгам… Так мне разъяснили…

– Идиотизм! – Мария вспыхнула. – Ты слушаешь каких-то интриганов! А нам, кого ты вырастила, не веришь! Мы не при чем! Не при чем, понимаешь?!

Она встала и нависла над Анной. Анна спокойно выдержала, повторила отчетливо:

– Я сказала ровно столько, сколько хотела. Если за этим маскарадом стоит кто-то из вас, берегитесь!

Падчерицы переглянулись, но спорить не стали, постарались быстрее ретироваться. Так даже лучше.

Глава 17. Напарники

Капитан Макс Александров припарковал машину, когда было уже почти девять вечера. Едва зайдя в подъезд, почувствовал тонкий, уже почти растаявший шлейф аромата тушеного мяса. И чем выше он поднимался в лифте, тем отчетливее к аромату добавлялись все новые оттенки. Лавровый лист. Круглый черный перец. Лук. Чеснок.

Макс отчетливо понял, до какой степени голоден и с тоской вспомнил, что после того, как они вышли от Марии и Леонида, Аделия отправилась в налоговую и предупредила – будет поздно. Значит, божественный аромат – не по его, не обедавшего следователя, душу, а его ждут в лучшем случае макароны с сосисками или пельмени. «Что тоже неплохо», – успокоил он жалость к своей реальности.

Но когда распахнулись створки лифта, аромат тушеной говядины стал еще ярче, а надежда, что Аделия не ходила ни в какую налоговую и замутила вкусный ужин, заставила ускорить шаг. Открыв дверь своим ключом, Макс зажмурился – вот оно, его счастье, источает божественный аромат.

– Я дома! – крикнул Макс, притворяя за собой дверь и на ходу стягивая куртку. – Адель…

Из ванны доносился плеск воды, а к аромату ужина добавлялась косметическая отдушка – Аделия принимала ванну. Макс подошел к двери, постучал:

– Адель, я дома, ты еще долго? А то я умру от голода или захлебнусь слюной, а страна останется без кадров.

Плеск воды не прекратился, но дверь приоткрылась и из нее показалась кудрявая голова Аделии.

– А это тебе! – и она распахнула дверь.

Макс заглянул внутрь и на мгновение онемел: его ожидала пенная ванна, свечи и бутылка вина в ведерке с ледяной крошкой. Он сник, перевел взгляд на супругу:

– У нас сегодня важная дата. – Он пытался вспомнить, какое сегодня число, и что он пропустил, уже заранее ругая себя за невнимательность и краснея от неловкости.

Аделия быстро кивнула и тут же отрицательно покачала головой. У Макса отлегло от сердца, но тайны он не любил, а еще меньше – вытягивать их из Аделии. Что там говорить, нервы у нее были крепче, а затейливость выше. В этой битве он заранее проигрывал. Всегда.

– Так да или нет? – Он шумно выдохнул и посмотрел мрачно: суровый взгляд голодного мужа должен был пробудить в жене хоть какое-то сочувствие.

– Нет, не дата. Но может и дата, – Аделия закусила губу, – но я тебе пока не скажу. Но хочу, чтобы ты порадовался.

Макс покачал головой, вздохнул:

– Я не умею радоваться тому, чего не знаю. Ты вышла в прибыль в своей конторе?

У Аделии вытянулось лицо, губы сомкнулись в тонкую линию, а взгляд стал колким – будь он иглой, пронзил бы Макса насквозь. И поразил молнией. Макс поднял вверх руки, заранее сдаваясь:

– Все, гадать не буду, спрашивать тоже. Когда решишь, расскажешь… – и он сложил ладони в молитве: – Можно мы уже пойдем ужинать?

Аделия была предупредительна и покладиста. Когда Макс утолил первый голод – а мясо было восхитительно и буквально таяло во рту, оставляя тончайшее и пряное послевкусие на языке – он стал с подозрением поглядывать на супругу: Аделия не выглядела виноватой, но определенно что-то от него хотела. И иногда, отвернувшись, задумчиво улыбалась собственным мыслям.

– Ты мне так и не расскажешь, в связи с чем у нас сегодня праздник?

– Это не праздник, – обиделась Аделия. – По-моему, я тебя всегда вкусно кормлю…

– Всегда, согласен. Но в совокупности с ужином, пенной ванной, вином и загадочным видом, это все выглядит подозрительно. Говори, что надо…

Он сложил руки перед собой с видом следователя, готового принять признательные показания – улыбался выжидательно и ободряюще.

У Аделии забегал взгляд. Она переплела пальцы и положили руки перед собой, невольно повторив позу Макса. Заметив это, смутилась еще больше.

– Аделия? – Макс чуть склонил голову к плечу и улыбнулся угрожающе.

– Погоди. Я не готова… И пообещай, что не будешь смеяться! – она уставилась на него с вызовом.

«Всё, капут тебе, дорогая!», – решил Макс, но вслух поднял вверх руку открытой ладонью к супруге и проговорил:

– Обещаю.

Аделия не видела, как он скрестил пальцы на другой руке, еще немного поерзала на стуле, прикусила губу и, наконец, выпалила на одном дыхании:

– Я звонила Анне и она сказала, что на Регину было совершено нападение.

Она замолчала, а Макс помрачнел. И, очевидно, у него это вышло вполне убедительно – Аделия сникла, побледнела:

– А что? Нельзя было? Я думала, мы напарники…

– Если я взял тебя к Марии, это еще не означает, что мы стали напарниками, – отозвался Александров. – У следователя не бывает напарников. Ты насмотрелась импортных детективов…

Он был зол, зол всерьез, и Аделия растерялась.

– Но я… я ведь немного знакома с Анной. Почему я не могу ей позвонить, как подруга?

– Потому что если ты ее подруга, то я должен передать дело другому следователю. Это называется личная заинтересованность.

– Но почему?

– Потому что через тебя может оказываться давление на следствие, – он поставил локти на стол. – А это недопустимо… И что ты узнала?

У Аделии округлились глаза, открылся рот, а вид стал окончательно растерянным и несчастным. Макс пояснил:

– Сейчас мне важны любые сведения, а оторвать тебе голову за вмешательство в расследование я еще успею.

Девушка скрестила руки на груди:

– Интересный ты какой! На готовенькое хочешь? Жар чужими руками загрести?!

Макс поморщился:

– Погоди, пока ты сильно преувеличиваешь свои способности. Может, твои сведения яйца выеденного не стоят, а ты тут уже раздухарилась…

– А вот и стоят!

– А вот и говори! – Макс подался вперед и склонил голову к плечу.

– Мария и Светлана собирают сведения, чтобы отправить Анну в больницу… После возвращения из деревни, у Анны случилась истерика, и эти две прибежали, все зафиксировали… Что подойти к телефону не могла, что напугала Регину… И соседей опросили. Собирают подписи.

– И что тут нового? Мы это и так предполагали.

– Одно дело предполагать, другое – иметь доказательства!

Макс вздохнул, снова выпрямился и покачал головой:

– И как ты это к делу пришьешь? Они скажут – заботимся о сестре, беспокоимся, мачеха эмоционально нестабильна. Какой в этом криминал?

Аделия опешила:

– Как какой криминал? А умысел?! Это ж говорит – у них умысел есть!

– Умысел на что? Аделия, призрака играл мужчина, внешне похожий на Илью. Высокий – плюс-минус такого же роста, плечистый, спортивного телосложения. Ни Мария, ни Светлана к этому образу не подходят. Как и Леонид – ты его видела? Плюгавый, зашуганный мужичок, ну кто его может принять даже спросонья за владельца крупного бизнеса? Ты, действительно, веришь, что Анна могла его принять за мужа?

Аделия задумалась.

– Анна напугана. Она вряд ли способна мыслить критически.

– Это в момент контакта. Допустим. А после? – Макс подпер щеку, приготовившись к длительной беседе. – После она вполне осознанно обратилась к тебе, пересказала все Романычу, ответив на все вопросы, даже те, которые тот задавал для проверки. Не-ет, Анна вполне осознанная дама.

Он покачал головой и, придвинув к себе салатницу, отложил себе в тарелку щедрую порцию. Захрустел листьями айсберга, и, уловив кисловато-сладкий вкус соуса, прикрыл глаза от удовольствия. «Аделию надо брать в напарники хотя бы ради такого вкусного ужина», – мелькнуло в голове.

Аделия не отвлекала. Молчала долго, погруженная в собственные мысли, что-то прикидывала. В задумчивости встала, щелкнула чайником и заварила чай. Макс посмотрел на часы – дело близилось к десяти вечера, а он не мог решиться, не достать ли из хлебницы свежий хлеб и не намазать ли его сливочным маслом, да не посыпать ли сверху это сахарным песком вприкуску к тому чаю, который уже заваривался Аделией.

В итоге Макс решил, что заслужил порцию вредных углеводов и, привстав, вытащил батон из хлебницы.

– Ты знаешь, что мне не дает покоя?

Аделия заговорила неожиданно, Макс так и замер, вытянувшись со своего места за батоном. Сел и сложил руки на груди. Девушка стояла у кухонного гарнитура, потирая подбородок и смотря мимо него.

– Ты о чем?

– Помнишь, перед тем, как ко мне пришла Анна на прием, я видела сон. Причем видела его долго, в течение нескольких месяцев…

– Там, где в тебя стреляли?

– Не в меня. А я видела, как человека застрелили. Ну, вернее, я так сон восприняла.

– Тебе он снова приснился?

Аделия покачала головой:

– Нет, но меня не отпускает мысль, что я должна знать голос этого человека. Он обращался ко мне – «Ада», так меня называют только близкие. А еще говорил, что это не он… Что не он? И вот это исчезновение тела после выстрела… И вот сегодня весь день снова прокручивала этот сон туда-сюда.

Она опять замолчала.

– И что, узнала?

Девушка стремительно вернулась на свое место и села напротив Макса.

– Мне всегда казалось, что я слышу свое имя. Будто этот незнакомец обращается ко мне «Ада, Ада». И вот сегодня я поняла, что звали не меня… Во сне звали Анну, понимаешь? И я уверена, что речь об Анне Ревель.

Макс нахмурился. Он сидел, по-прежнему скрестив руки на груди, но взгляд стал сосредоточенным и мрачным.

– Погоди-погоди… Сон был раньше, чем появилась Ревель, откуда такие мысли?

– Я узнала его. Когда мы сидели в машине, и этот «призрак» шептал «Анна, Анна»! В этом сне я была Анной, вот что важно. И я не понимаю, как такое возможно.

– Да я вообще в шоке… – Макс тряхнул головой. – Ты видишь сон, в котором ты – человек, с которым ты даже не знакома.

– Есть еще кое-что… Тот человек в старомодном плаще, в которого стреляли… Мне кажется, это был Тигран.

– Что?

Аделия кивнула:

– Я плохо видела его лицо, его почти полностью скрывала шляпа. Но нижняя часть лица и разворот плеч… Это он, Макс. И я вообще не понимаю, как это все связано.

Макс встал, прошелся по кухне.

– Зато я, кажется, понимаю, как, – он остановился напротив девушки. – Я подозревал, что «призрака» организовали Мария и Светлана, подослав Леонида… Но потом я его увидел и понял, что он вряд ли бы справился. И, главное, он ведь не знал, что установлены камеры. И, мне кажется, у Анны не настолько доверительные отношения с падчерицами, чтобы она с ними поделилась и сообщила о камерах. Между тем, человек действовал очень осторожно, удалив освещение именно там, где оно могло подсветить его, останавливаясь именно так, чтобы камеры ночного видения тоже его не зафиксировали его достаточно четко.

– То есть ты думаешь, что «призрак» знал о камерах?

– Судя по всему, да. И потом… Анна Ревель подробно описывала, как происходил контакт в прежние разы. Сейчас «призрак» действовал по другой схеме – он не говорил сам, а подключил умную колонку, и заговорил о Регине…

Аделия ахнула и прикрыла рот рукой, закончив фразу:

– А потом отравил ее. Выглядит как план…

Макс задумался:

– Ты права. Но тогда выходит, что «призрак», это… Тигран? Он единственный, кто очевидно знал не только о камерах, но и о том, как они установлены, ему об этом рассказала сама Анна.