Текст книги "Мир-за-кромкой"

– Ремир… – Астрис вскочила, – Аурр, пожалуйста…

– Не стоит, Астрис. Мне тоже хотелось бы посмотреть, какой воин выйдет из нашего барончика. При всем моем уважении, это просто нетерпимо, так обращать к простому человеку.

– Ой, да кто бы говорил.

– Молчать! – взревел проводник, перехватывая меч Рея.

– Как знаешь! – я нагло ухмыльнулась, оголяя клинок. Ты у меня получишь, проводник.

***

– Мети, мети, цесаревич! Шо тебя папка листья грести не учил? – рассыпчатым горохом стучит визгливый голосок младшего послушника. Мальчик и сам был послушником, со вчерашнего дня. Колючая черная мантия висит на нём картофельным мешком и пахнет она картофельным мешком!

– Куда ему? Нашему кудрявчику небось сто слуг носик платочком промокали да шнурочки бантиком завязывали, чтоб не жало, – охотно подхватывает второй, рыжий, длинный, веснушчатый. – Отвечай, когда к тебе старшие обращаются!Учил?!

– Нет, – коротко отрезает мальчик и принимается ещё усерднее царапать прутьями плиты.

– А ты представь, что это меч, – подсказывает третий почти любезно. – Как там твоя поблескушка называется? Цвайхерпыг? Цвейпурпыг?

– Не ломай язык! Эту дрянь в народе кошкодёром кличут, – снова начинает первый, он у них за умного. Остальные отмалчиваются, искоса бросая наглые взгляды, мол они тут главные, они тут лучшие. —Знаешь, сколько добрых людей из—за неё полегло, а княжич? – выплёвывает паренёк.

—Цвайхендер, – обрывает глумливую речь мальчик.

– Эй, ребят! А он ещё и говорить умеет! Ну—ка вякни, вякни ещё, будь хорошей псинкой!

Парнишки в балахонах крутятся, кривенькие, злобные, каркающие точно сороки.

– Пошли вон! – кричит мальчик. Он был сыном князя, он такого не потерпит! Как эти «старшие» говорили, вообразить, будто метёлка – меч? Пожалуйста! Мальчик перехватывает древко метлы, двумя руками, как его учили на тренировках, и с огромной радостью бьёт задиру в живот. Обидчик кричит и сгибается пополам, а его свора с громким улюлюканьем набрасывается на мальчика. Четверо на одного, разве это честно?

***

«Урод!» —от моего крика пятится осёл, немножко не та аудитория. На большее ума не хватило. Перехватываю меч, непривычный, не-мой. Думайте, что хотите, но фехтовать я умею! Проводник, как оказалось, тоже и очень сносно. Удар перекрывает удар, мечи сцепляются и звенят. Я отхожу и наступаю, жадно играя свою любимую партию. Аурр злится и не отстаёт. С его силой приятно столкнуться. Друзья мелькают, суетятся за нашими спинами, силясь остановить.

Я этого так не оставлю, не позволю считать себя трусливой выскочкой!

Аурр вскинул меч. Заточенный клинок вобрал яркость слепящих солнечных лучей. Щурюсь, принимаю удар – вскользь. По руке расползается дрожь. Вижу славное удовлетворение в его взгляде, и атакую с новой силой. Вдвоём заваливаемся наземь. Астрис что—то выкрикивает. Рей подбегает, оттаскивает меня. Злюсь, кричу. Проводник ругается, выпуская меч из рук.

«Успокойтесь оба!» – наседает Астрис. Желание слушать хоть кого—нибудь отсутствует,напрочь. «Прошу», – добавляет девушка, насильно разжимая мои пальцы, что намертво вцепились в рукоять. Неохотно поддаюсь. Нас ругают, обоих, затем принуждают мириться. Тщетно. Буравим друг друга взглядами, стоя по разные стороны костра. У Рея проскальзывают разумные мысли по поводу провианта и его отсутствия. Кто—то, упиваясь собственным остроумием, предлагает отправить нас с Аурром в лес. По грибы. Вдвоём! Дружно высказываем встречное предложение несколько иного путешествия, менее цензурного. Художник радостно хлопает в ладоши и лезет в собственный мешок, его—то Яшка не тронул. Несколько минут спорим, кто же первый должен навестить Зюта и его чертей: я или Аурр, Аурр или я. Прийти к соглашению не удаётся.

«У меня имеется чудесное решеньице! – радостно восклицает Художник. В руках у него блестят глянцевые квадратики похожие на игральные карты. Неужто партийку разыграем? – Это моё собственное изобретение, – довольный попутчик раздаёт колоду. От удивления замолкаем. – Герцог, у которого я работал, оценил на славу. Выбирайте масть. Правила просты. С помощью этой штуки легко разыграть обязанности. Кто вытащит вот такие, – он крутит яркий квадратик, – отправится за грибами вот с этим!», – покончив с колодой, Художник вновь тянется к мешку. На свет показывается небольшой блокнотик величиной с половину книжки и коробок с сухой пастелью. Мелки быстро вырисовывают корзинку коричневую, круглую, из гибкой лозы. Проходит несколько странных минут. Наш случайный попутчик завершает работу и, подмигнув ослу, опускает руку прямо в бумажный лист. Пространство кривится, из маленького листочка появляется корзинка.

Стоит ли упоминать, кто вытащил эти чёртовы карты?

С возмущенным «Подтасовка!» и насмешливым плетёным лукошком удаляюсь в лес. Аурр тащится следом. «По грибы».

***

– Они тебе завидуют, – в лазарете пахнет травами и свежими булками. Послушник, дежуривший там, только сел завтракать. – Сынок «дамочки» из рыбацкой деревеньки, племянник егеря, четвёртый ребёнок старой прачки. Они в жизни не видели настоящего оружия, воротников из соболя и гранатовых перстней, – коротышка указывает на костяшки княжеских пальцев. Три фамильных перстня, всё как полагается: один с печатью Арестов, другой с тёмным сапфиром – хладный ум, и пылкое сердце в гранях рубина. Что ему не нравится? – Повернись ко мне. Да повернись ты! Не крути башкой. У тебя нос сломан, дай вправлю.

– Нет, – мальчик отворачивается, ему стыдно. Отец был прав: он слабак, а от слабаков должно избавляться. Пятеро скуднокровых заморышей отпинали его как собачонку.

– А на меня чего злишься? – какой же приставучий этот ученик лекаря, будто держат его тут за одно умение языком молоть.

– Замолкни. Твоё дело врачевать, а не нудеть.

– Так яи врачую. Руку дай, нет. Левую. Вот этой штукой дня три помажешь, и всё пройдёт, – коротышка протягивает ему баночку с зелёной жижей.

– Смердит оно знатно…

– Это, да. Что есть, то есть. Хочешь, научу готовить?

– Нет.

– Зря. Я ж сердечно, – коротышка уходит вглубь залы, – Знания лишними не бывают, а дружба тем более. Нет?Ну и Зют с тобой. Кость приложи.

– Какую кость? – изумляется мальчишка. Что за дикие методы врачевания?

– Из ребра барана, – совершенно серьёзно бросает коротышка, – У поваров из заморозки попроси. Если дадут, конечно. Я б не дал, – помощник лекаря замолкает. Так вот что за кость! Льда у них, что ли, не водится? – Хотя, нет. Дал бы! Ты тупой, а не злобный.

– Что? – злость вновь рокочет в горле.

– Они тебе завидовали, а ты их избил. Мальчишки, что досыта не ели, что в одних обносках по три лета хаживали, и в снег и в жар в драных ботинках, что ворованным яблокам всей душой радовались. И ты, слепой, холёный княжеский сынок с блестящими перстеньками и отцовской железкой в три коровы и пять скакунов ценой, избил их?

– А что мне стоило лечь на пузо и ждать, пока они всласть не напинаются?

– Если думаешь, что это правильно – да.

– Не думаю. Я поступил, как поступил, и если волхвы меня накажут, пусть так.

Коротышка улыбнулся и протянул вторую склянку.

– Просто не злись на них. Злоба смердит похуже моей мази.

– Всё?

– Угу, – кивает коротышка.

– Да хранит тебя Светозарный, – бурчит чернокудрый мальчишка, не оборачиваясь, и, прикрыв здоровой рукой дверь, выходит прочь.

– Не богохульствуй! – прилетает ему вслед.

А вот этого мальчик не понял.

«Искренности тебе недостаёт, —отзывается скрипучий голосок. – Рьялу сердцем упоминай. Иначе всё ложь».

***

– Что дальше делать будем? – с негромким вздохом Аурр садится на пень. Небольшой нож из арсенала гвардейца—дезертира охотно вытирается о штанину.

– Не знаю…

– Грибы вы выбросили, а провизия нам нужна.

– Какая проницательность! – будто и так неясно. – Здесь есть поблизости город или деревня? – Полупустой кошелёк с трудом нащупывается на поясе. Делать всё равно нечего, сберечь пару монет грибами не удалось. Остаётся надеяться, что нам всё—таки хватит. Сапоги вязнут во мху.

– Нет. Хотя… Да, имеется. Километров пять вдоль реки по тракту. Вам под силу вытерпеть моё общество столько? – Аурр растягивает последнее слово. Под скулой у него расползся внушительный синяк, видимо рукоятью задела.

– С немыслимым трудом, – цежу сквозь зубы и невольно улыбаюсь.

Неподалёку шумит, подмывая скалистый брег, река, широкая, бурная, бирюзовая. Кипящий жидкий лёд шлифует огромные валуны. Мы идём, бредём в тишине, нервно поглядываем по сторонам. В голове ворочаются тяжёлые хмурые мысли. Зачем, куда и как? Серая льняная рубашка, заправлена в коричневые кожаные штаны, будто охотника обокрала. Выгляжу я как мальчонка, дурной такой и лохматый. Предводитель беглецов, а мне нравится эта роль, романтично, точно книжку приключенческую читаю про герцогов, разбойников и сладких принцесс. Чур, принцессой у нас будет Яшка, от прекрасных дев в романах вреда обычно не меньше.

Завязаю в тревожных мыслях как во мху. Не стоило являться к проводнику при полном параде. Латы в принципе надо было бы спрятать подальше. Молчание, купленное звоном монет, конечно, дело хорошее, но полное неведением в нашем случае весьма предпочтительней. Кто его знает этого проводника? То пьяница—пьяницей, то мечом машет искусно и с лесом не дружит. Подозрительно, однако. А мы: приятно познакомиться – царские гвардейцы! Как бы чего дурного не вышло.

А вдруг я ошиблась, втянув Астрис в это путешествие? Может, этой благословенной страны и на свете нет? Только терять свои жизни в затхлой таверне тоже не дело, и на поклон к царю—самозванцу я её не пущу! И сама не пойду. Жаль нельзя взять и пролистать жизнь, точно книгу, подсмотрев концовку. Как там финал? Кто победил, наши? И затем, вооружившись твёрдой уверенностью, топать по дороге бытия. Топать, правда, всё равно приходиться, в деревню за едой, в компании обиженного Аурра.

***

Деревня встретила нас обильным ароматом свежих коровьих лепёшек. Боги, как же я соскучилась по Брумвальду.Низкие, крепко—собранные домики громоздились по предгорьям, заезжая друг на друга,. Улицы резко взлетали вверх. Размеченные низкими, вероятно, противокоровьими заборчиками огороды уходили в бесконечность ровными капустными грядками. Зато ворота у домиков тянули на произведения архитектурного искусства. Ни разу не повторившись, они просто поражали своей замысловатостью и высотой. Кое—где заборы оказывались значительно выше, да в прочем, и крепче самих домиков. Маленькие окошки, обрамлены деревянными ставнями и ни одно не выходит на улицу: во двор, в огород – да, к пешеходам – ни разу. И последняя странность – калитки сих роскошных ворот приоткрыты.

***

– Не больно—то вы, милорд, прошу прощения за прямолинейность, похожи на огненного барона. Огня боитесь, с лесом ладите, в механике разбираетесь.

Сломанный замок последний раз скрипнул, ударился о дощатую дверь и упал. Пёстрая курица резко сменила маршрут, даже ни разу ни кудахнув. Мне бы её выдержку. Подумаешь, железка упала! Она и не такое видала.

– А ты на проводника тоже плоховато тянешь. Где должен быть сведущ – промахиваешься, а где не надо – умён изрядно.

Аурр беспомощно пожал плечами. Вот и поговорили.

– Может они ушли уже?

Мы замолчали. Внизу на насесте кудахтали и возились куры. Собачий лай стих. Проводник вопросительно посмотрел в мою сторону. Возможно, мне показалось, в этом сарае темно, как… ну, очень темно, но он, нет… выдумки, ни на кого он не похож! Увы, собаки никуда не делись —это так маленькая передышка.

– Зют! Треклятые псины! – я грязно и, что скрывать, глупо выругалась в темноту. – Как твоя нога?

– Пойдёт, он только штанину порвал. Зря мы в коровник сунулись, – Аурр перестал тереть лодыжку. Послышался треск разрываемой брючины. – Я так скоро без одежды останусь!Надо было в них колбасой запустить.

– А у тебя, что колбаса есть?

– Ну, вы же маг, милорд? – почти неподдельно изумился проводник. Я нервно хохотнула. Почти верю.

– Если бы я умел призывать колбасу из воздуха, мы бы с тобой здесь не торчали.

За такую магию я бы многое отдала, сегодня точно. Аурр оказался заметно разочарован. К сожалению, подобное «великое» разочарование настигает всех. Нет, перемещаться ни во времени, ни в пространстве нельзя. Теоретически можно, практически – не получается. Нет, создавать предметы из ничего тоже нельзя. Нет, луна в сыр не превращается, как и мышь в крокодила. Преобразуется только что—то во что—то подобное. Двигать предметы можно, костёр без спичек тоже разжигается. Разумом чужим манипулировать – возможно, неэтично – да, но речь же не о том? А вот колбаса просто так не появляется, увы. Можно её откуда—нибудь украсть, но для этого нужно знать точное место. Не знаете – сидите в курятнике, пока собаки не уйдут.

– А прогнать их как—нибудь с помощью магии можно? Это ж просто собаки, а вы огненный барон—избавитель!

Подтрунивает и об избавителе вспомнил!

– Ага, у меня ещё и нож есть. Но они же живые, я… я не хочу им вредить…

Проводник что—то хмыкнул в ответ, то ли одобрительно, то ли смеясь.

Тишина. Он злится, я злюсь. Не так сильно, как утром, не так глупо, но тяжело. Я виновата. Зачем было вообще обижать его, задирать? Мне так понравилось быть Ремиром! Забыть былую беспомощность, забыть поражение, прошлое… Выкинуть, как деревянную игрушку, намалевав взамен уродливое лицо на картонке. Зачем чинить, если можно…       «Зют!» – я выругалась и, испугавшись собственного голоса, схватилась за грязную доску. Доска закачалась. Не хватало ещё упасть отсюда… прямо на курицу.

– Прости…

– Милорд?

Сколько радости! Сколько удивления! Аж, тошно. Какая, однако, неожиданность, я умею извиняться!

– Прощаю, – совершенно серьёзно произнёс проводник. Вот и мой черёд удивляться. – Но для начала хочу вас выслушать.

– Я вообще—то не любитель рассказывать грустные истории в курятнике.

– Что? Мы разве в кольской трагедии? Просто признайте, что вы идиот, и покончим с этим!

– Очень мило. Не перестаю удивляться твоему такту!

– Я жду.

Что? Ждёт он! Я показательно хмыкнула. Ну, жди.

– Хорошо, – чем быстрее я покончу с этим, тем лучше. Тем более он прав. – Я идиот. Счастлив?

– Очень. У меня есть предложение, – Аурр задумчиво пощупал потолочную балку, – Ваши чары могут приподнять вон ту стену? – постучал и кивнул сам себе.Затем знатно взбудоражив куриную действительность, проводник протиснулся между насестов к противоположной стене. – Она частично из какой—то цельной фанеры. Если фанеру выбить, мы выйдем с другой стороны. Ломать не хочется…

– Могут, – действительно, фанера.

Не без труда мы выбрались наружу. Задняя стена курятника выходила в хозяйский огород. Рядышком стояли прислонённые к дощатому забору разномастные грабли, лопаты и тяпки. Было видно инструмент рабочий и добрый. Ими часто пользовались и пользовались с умом. Всё чистое, без комьев земли и налипшей травы, над инструментами прямо к забору прибит козырёк. Сам огородик не велик, но вычищен и облагорожен. Пара аккуратных яблоневых деревьев, грядки с морковью, наливающиеся последним теплом оранжевые тыквы и праздно разгуливающий козёл с верёвкой на шеи, видимо, отвязался откуда—то. Фанера послушно легла на место.

– Это что вы тут делаете?! – послышался старушечий голос.Зют! Бежать поздно. Что мы можем делать в чужом огороде?

– От собак прячемся, – выдавила я с трудом, чувствуя привкус затухающего страха. Из—за яблоньки на нас настороженно смотрела низенькая старушка с тяпкой в руках.

– От собак? – недоверчиво переспросила старуха, подбираясь поближе. Пожалуй, она без труда может треснуть нас этой тяпкой.

– Д—да. Они за нами погнались… Мы хотели на рынок пройти. Прошу прощения.

– Что ж вы двое взрослых мужиков собак боитесь? Небось, служивые?

– Боюсь, – какая к Зюту разница?

– Мы не воры и беспокоить вас не хотели, – вступился Аурр. Бабка насупилась, взмахнула тряпкой. – Позвольте, позвольте – начал он, – Исвадон сыри? – бабка кивнула. Аурр улыбнулся и быстро—быстро заговорил на каком—то странном языке. Тряпка опустилась, бабка просияла. Минут пять они счастливо проболтали, потом вместе поругали козла.

– Аурр?

Он нехотя повернулся в мою сторону и снова что—то прошипел на том же языке. Бабка покачала головой.

– Нет у нас рынка. Только по особым дням собирается. А коль купить что желаете, я могу подсобить. Вы мне дровишек наколите и уложите вон туды, – резво защебетала старушка, указывая в сторону дальнего навеса. Говорила она быстро, скрипуче и, почти не коверкая слова на местный лад. – А я вам лепёшек вынесу. Договорились?

– Договорились, – а это здорово! Но бабка меня будто и не услышала.

– Большое вам спасибо, – кивнул Аурр.

И всё же я не в силах понять этой перемены. Что он ей сказал?

***

Бабка скалится и протягивает нам пустую бутыль. Молча улыбаюсь, киваю и докидываю в поленницу последние дрова.

– Здоровья, вам деточки, – старушка любовно похлопала Аурра по плечу.

– И вам, милая, не хворать, – с каким—то странным примешавшимся акцентом откланялся проводник, принимая бутыль из тёмных жилистых рук.

– Всё? – отряхиваю пыль с ладоней.

– Ась—ась? – недовольно заохала бабка, – Громче говори, милок.

Я ей определённо не нравлюсь.

– Что—нибудь ещё нужно? – повторил мой вопрос Аурр.

– Нет, нет. А коль воды из колодца натаскаете, кусочек баранины предложу.

Не говоря не слова, мы с Аурром дружно киваем и, схватив по ведро, шагаем к колодцу. Проводник озадаченно смотрит на вал с намотанной цепью. Престранная выходит история. Фыркнув для порядка, поднимаю крышку, цепляю ведро на крюк и принимаюсь крутить ручку колодезного вала. Дома мне ни раз приходилось набирать воду таким образом, а в таверне у Чёрива с этим делом вообще была беда: старый водопровод постоянно прорывало. Ничего, Аурр, ты расскажешь мне свою историю, расскажешь, а пока покрути ручку, ведро тяжеловато для барончиков.

***

– Вы знаете что это, милорд? – весело осведомился Аурр, стоило нам покинуть огород той старушки. Коварные псы исчезли, видимо, им прискучило караулить нас.

– Понятия не имею, – я пожала плечами. – Бутылка как бутылка. Пустая. Лепешки с бараниной мне нравятся больше.

– О, это же настоящее чудо! Наша бутыль – творение древних мастеров. Сейчас такое не делают! Потерянные знания забытого народа.

– И как это выражается? – я сомнительно окинула взглядом восторженного проводника с бутылкой. Он чуть ли ни целовал её! Открутит крышечку, понюхает, постучит по горлышку, погладит, закроет, снова понюхает.

– Она превращает вино в воду! – полезно, не поспоришь, – То есть наоборот, – сконфуженно добавляет Аурр и тут же пускается в восторженные пояснения: – На самом деле она меняет любую налитую в неё жидкость на то, что было там в первый раз. Обычно туда заливают дорогие вина. Правда наша ничем не пахнет.

– И как это работает? – что—то с трудом верится.

– Понятия не имею! Я в Академиях, – он нарочно кривляется на деревенский лад, – не учился. Вы мне и скажите, как это работает.

– По—моему, это невозможно. Как она должна производить обмен? Преобразовывать жидкости на квантовом уровне? Или может она имеет неограниченный доступ к чану с тем самым вином? А если оно закончится? И что заставляет её работать? Откуда берётся энергия для чар?

– Может, Художника спросим? Он сегодня лукошко из альбомного листка достал.

– Зют! Это не магия… Это…!

– Магия? – услужливо подсказывает проводник.

– Аурр!

– Давайте проверим? Тут не далеко был ручей… Постойте, а если она новая? Если туда ничего не наливали? Превращать воду в воду… хм, неинтересно.

– Боги, да делай с ней что хочешь!

Обычная, совершенно непритязательная бутылка из мутного коричневатого стекла, оплетённая бечёвкой, —лишний груз и ничего больше. Ну, если она ему так нравится, пусть сам и несёт.

«Эй, дорогой! —из красного забора в меховой шапке набекрень на нас выскочил раскосый беззубый дед. – Подходи ко мне! Подходи, подходи. Что ты как не родной?».

Дед схватил обомлевшего Аурра под руку и потащил с собой за ворота.Делать нечего. Мысленно проклиная всех богов, я поплелась следом, тихо хихикая. Дворик, куда нас завели, оказался довольно просторен. Саманный домишко неприметен в тени раскидистой яблони. Над головой свисают недозревшие виноградные грозди. Под ногами крутится откормленный черно—белый кот. Широкий обеденный стол застелен цветастой клеёнкой, на нём вразнобой выложены стёганные шерстяные жилетки, меховые шапки, вязаные носки и маленькие разноцветные баночки. Рынка в такой маленькой деревеньки нет, его заменяют вот такие домашние лавки. Прибыли, видимо, они дают немного. Такой товар рассчитан на случайного гостя. Для местных выделена вторая половина стола: блестящие алюминиевые ложки, лампочки, бумага.

– Выбирайте, дорогие. В цене вдвое, нет, втрое уступлю. Смотри какой носок, а? Берёшь? Бери!

– Нет, спасибо.

– Почему, мой хороший? А может…

– Куртки у вас нет? – перебил дедка Аурр.

– Обижаешь, – ужаснулся хозяин и кинулся рыться в куче стёганых жилеток, – есть! Велика, но велика – не мала!

Аурр задумчиво принял куртку, пощупал её, повертел и недоверчиво накинул на плечи. Сшита она была крепко толстыми белыми нитками. С одного края немного длиннее. Застёжкой служили четыре совершенно разные пуговицы. И между тем смотрелась неплохо.

– Тебе идёт, – я широко улыбнулась, – к глазам подходит.

Глаза у Аурра были светло—голубые, а куртка крашеная серо—синяя.

– Сколько? – сухо поинтересовался проводник. Расставаться с курткой ему уже не хотелось. Дедок ответил. Я потянулась к кошельку и, скрипя сердцем, отсчитала нужную сумму. Купить Аурру куртку мне было не жалко, совсем не жалко. Но денег осталось мало. Придется нам собирать грибы и охотиться на кроликов или продать осла.

– Мельче нет? – блеснул глазами старичок. Я покачала головой. —Такой богатый мальчик, а монеток нет? Давай тогда я вам кефирчика на сдачу налью? А вас и бутылка есть! – дедок резво цапнул драгоценную бутыль из рук Аурра, тот и опомниться не успел.

***

– Ты соврал, сын Бергемонда, – дед Кьёр отряхивает полы мантии, оглядывается по сторонам и, ни минуты не колеблясь, садится прямо на стёсанный камень. – Во благо или просто так?

– Не знаю,– мальчишка, опускает голову, – само вышло.

– Да, да, – отстранённо кивает старик. Мысли его далёко. – Ты одарён, мальчик, образован и силён, для своих лет. Они тоже талантливы, каждый в своём роде. Быть волхвом, монахом, как нас сейчас называют, не просто, но проще, чем жить в мире. Мир, знаешь ли, – великий искуситель. Столько слабостей, столько соблазнов. Запершись в каменных стенах, того не увидишь. Здесь ветер всегда воет ровно, солнце греет мерно, не тепло, – старик зябко поправляет ворот тёмного одеяния. – Я и не говорю, что тепло, но всегда и всюду одинаково. Расти здесь можно, только всматриваясь вглубь себя, в темень божественной черноты, что прячется за твоими глазами. Было время, когда монастыри отменили. Помнишь? – мальчик сконфуженно молчит, он к своему стыду никогда раньше не интересовался религией. Так парочку молитв по наказу матери вызубрил, и то ради приличия. Все же так делают? Значит и ему положено. Старик хрипло засмеялся, – Конечно, не помнишь, это веков пять назад было. Истовый энтузиазм, так сказать. В те годы, считалось и очень праведно, как по мне, что следовать путём Рьялы должны все и в равных условиях. А ведь в мире блюсти божественные заповеди куда сложней. К чему это я? – мальчик непонимающе пожал плечами. – Ах, да. Перед тем как сказать что—нибудь, думай, зачем ты это говоришь, а перед тем как соврать, думай дважды. А теперь вставай и топай за мной. Нам ещё площадь прибрать следует. Ну, а как ты хотел? Мироздание мирозданием, а листья сами себя не сметут, – развёл руками старик.

– То есть вы меня не накажите?

– Если ты так просишь, накажу. Просишь? – мальчик резко мотнул головой. – Впрочем, ты и сам себя недурно наказал. Пропустил день занятий, вместо постижения основ ведовства и богословия загремел в лазарет, поссорился с другими послушниками, сломал метлу, которую, кстати, сейчас будешь чинить. Ещё вопросы?

– Да. Зачем? Зачем мне мести эту площадь? Чем это поможет богам?

– В первую очередь, чтобы она была чистой.

Справедливо.

– И, – мальчику никак не хватало решимости,– Могу ли я вернуть меч?

– А кто—то его у тебя забрал? – забавно вздергивает седую бровь волхв, или как теперь модно – монах.

– Ну, ну… да. И плащ тоже. И сумку, – «и гордость» – так и просится на ум.

– В сундуке прикроватном смотрел? – весело вопрошает старец. Мальчик вновь опускает взгляд. Экая глупость выходит.

– Вы же сами просили отречься от всего мирского, ради… ради служения.

– Правда? Чегой—то я не помню.

– Ну не лично вы…

– Та—ак, – протягивает волхв, – а правила ты вообще читал? Хотя бы смотрел на них? Иль может, нюхал? – ответом звучит лишь шорох листьев в пустоте. – Рекомендую. Настоятельно. Занимательное чтиво, как по мне, и от излишней глупости бережёт. Но пока давай так: тебе нужен меч? Пожалуйста, владей им, отбирать твое добро никто не станет. Не нужен– прекрасно, можем на что—нибудь полезное переплавить. Ни боги, ни магия, ни я лично не просим послушников отрекаться от прошлого. Главное не зацикливайся на нём. Что было, то было, теперь другое приплыло. Кхм, странная рифма. Тебе так не кажется? – старец поставил метлу, и та послушно зависла в воздухе, и, засучив рукам, почесал лоб.

– Значит, мне позволено тренироваться? – бледные—бледные мальчишеские глаза загорелись, ровно в той мере, в какой только может гореть лёд.

– Почему нет? Сумеешь найти время – тренируйся. Я всегда считал, что умному человеку следует разбираться во всём, во многом, по крайней мере. Вот у меня, к примеру, имеется коллекция вязаных собачек. Можем потом глянуть. А о мечах советую побеседовать с Лораном Зоркоглазым. Он слыл кхм… корсаром и отменным фехтовальщиком, пока слепцом не постучался в двери нашего храма.

– Слепцом? – недопонял мальчик.

– Ну, да. Ему глаза какой—то чинуша выколол. За что сам спросишь. Зоркоглазый обожает об этом рассказывать!

Глава 5

Коронация

«Сейчас будет магия! Самая настоящая! Такой вам видывать, ещё не доводилось!»– я улыбнулась, вскочив на ребристый серый булыжник. Наша добрая спутница река неслась неподалёку, здесь она успела заметно истончиться, но резвой голубизны и бурного нрава не утратила. Камни на берегу у самой кромки воды пришли в движение. С каждым днём умения возвращались ко мне всё быстрей. Повинуясь силе гравитационных чар, камешки выстроились в небольшую овальную ложбинку, её внутренние бока затянулись, уплотнившись речным песком и мелкой галькой. Получилась вполне гладкая чаша. «Смотрите и восхищайтесь!» – Астрис прыснула, раскусив мой замысел. Аурр хохотнул в кулак. Театральный взмах рукой(я же чародей как—никак) – в чашу побежала речная вода. Теперь самое весёлое: с грохотом и скрежетом отрывается камешек с противоположного бережка и во всей своей неохватной много килограммовой красе плывёт ко мне по воздуху. «Бу—бух», – светло—серый булыжник плавно опускается наземь. Он огромен, идеально! Глубоко вдыхаю и считаю до десяти. Камень падает ровно в центр будущего костра! Гора веток вспыхивает! Тревожно отхожу в сторону, к сожалению, огонь до сих пор тревожит меня. Благо, на сей раз вышло чисто, без внезапных поджогов ладоней и спонтанных возгораний сапог. Шепчу наговор: теплота, набранная камнем, передаётся воде в импровизированной купальне. Валун станет нагреваться от горения, и запасённая при этом энергия пойдёт на повышение температуры воды.

– Я же обещал ванну!

Не думаю, правда, что огонь продержится долго (я вообще—то плохо понимаю, что там может гореть), но какое—то время камень останется горячим, затем станет охлаждаться и вероятно станет ледяным. До абсолютного нуля дело не дойдёт, но нам помыться хватит, если конечно, никому не взбредёт в голову сполоснуть осла.

– Да, такая магия мне по душе! – одобрительно кивнул Аурр. – Я, пожалуй, даже могу по такому случаю наколдовать кусочек мыла из рюкзака.

– Смотрите, воду выпускает этот камень, он же её набирает. Помылись, вылили. Ждём минут пять, пока нагреется. Если горячо, регулируем рекой. Но на кипяток рассчитывать не стоит: связь слабенькая, энергия теряется в воздухе.

– Ерунда! Ремир, это же чудесно! Если позволите…

***

Под ногами трещит сухой можжевельник. Мы вышли к старой лавине.Многие камни успели давнообрасти желтоватыми мхами и лишайниками, но безопасней оттого не стали. Чувствуется нрав настоящих гор. Река журчит далеко внизу. По ближнему склону, серебрясь тоненькой змейкой, спускается водопад. За лавиной совсем по—осеннему рыжеет длинная поляна. Тракт завалило лет десять назад, и чинить его, похоже, никто не собирается. Старая дорога неостановимо превращается в лес. Жизнь всегда берёт своё, хотим мы этого или боимся…

Пахнет чабрецом. Такой знакомый пряный запах. Солнце, пыль и сиреневые цветочки. Я наклонилась и неуверенно сорвала засохшую коротенькую веточку—травинку. Никаких цветов, конечно. Откуда им взяться в конце лета? Аромат тот же. Да, это чабрец. Мы с Астрис собирали его в детстве, когда гуляли по пологим отрогам Спящего хребта.

– …не верю я в эту историю с морическими стражами, – шепотом сообщил Рей. Травинка выскользнула у меня из рук. Как он тут оказался? Вроде бы шёл позади. – Мне доподлинно известно, что призвать стражей никто из ныне живущих не может, – как же вычурно он говорит! Тоже мне граф.

– Но мы их видели.

– Мы видели духов. Сами стражи… они не могут проникнуть в наш мир, только их тени. И, барон, признайте, эти существа не охотятся на людей.

Блондинчик прав. В этой истории определённо что—то не так. Не успела я собраться с мыслями для ответа, как впереди раздался испуганный окрик. Я тяжело вздохнула. Ни дня без приключений.

В низине, размытой тоненьким ручьём, стоял Художник, вокруг него суетно вертелся осёл, мешая подойти и что—либо рассмотреть.Чуть поодаль, прислонившись к круглому валуну, сидел Аурр. Лицо проводника было серым, как тот же самый камень.

– Ты как?

– Нормально, – проводник невесело хмыкнул.

Зют! Что ж за…

Со стороны камнепада появилась Астрис. Её яркие волосы переливались безумными отсветами искристой бирюзы. Девушка без колебаний оттолкнула осла и пробралась к проводнику. Я не видела, что она делала, но между тем полная уверенность в полезности её действий поселилась в глубине меня. Астрис здесь, значит всё будет как надо. Проводник тяжело дышал. Осёл мельтешил перед глазами. Навязчиво жужжали комары.

– Что произошло? – Рей смущенно отодвинул ишака. В его вдумчивых синих глазах плясала та же мысль: «стражи?».

Но случилось другое. Нашему проводнику внезапно стало плохо, очень плохо.