Текст книги "Бог с моей улицы. Истории из жизни: Все написано так, как было"

Бугорок на поверхности планеты

АНДРЕЙ ГЛОТОВ, г. ТУЛА

Я был довольно примерным школьником, закончил восемь классов без троек. Был замом секретаря комсомольской организации школы. До сих пор помню, как рисовал стенгазеты, высмеивавшие священнослужителей и «мифы» о загробной жизни. Но в целом я понимал, что что-то не так. Было неосознанное, невысказанное, несформированное, смутное ощущение, что чего-то не хватало.

Однажды, служа в армии, в выходной день я отправился в самоволку. Рядом с нашей частью располагалась база отдыха Северного флота. Там после дальних походов отдыхали моряки. Они неплохо питались и смотрели видеофильмы (тогда, в 1990 году, это было в диковинку), один из которых очень мне запомнился.

Сюжет простой. Парень с девушкой дружили, были у них большие планы. Но «друг» этого парня очень завидовал ему, особенно четырем миллионам, которые достались в наследство этой девушке. Он нанимает киллера, который убивает главного героя. Дальше все развивается совершенно неожиданно для атеиста. Я впервые увидел, как на экране человек умерший вдруг восстает…

Этот сюжет навел меня на мысль, что может быть другая реальность. Я и раньше слышал о том, что верующие верят в загробную жизнь, во всяких чертей, в рай, ад… Но этот фильм дал немножко пожить в другой реальности. Почувствовать ее с помощью звука, видеоряда. Что такое может быть вообще.

Я помню, еще в пионерском лагере после отбоя была у нас, подростков, такая забава: страшилки. И самый высокий рейтинг был у паренька, который рассказывал о реальности. Он говорил: «Послушайте, скоро вы умрете. Вас похоронят, и вы будете таким бугорком на поверхности планеты. Пройдут миллионы лет. Солнце потухнет. Планета будет крутиться в космосе. И пройдут еще миллионы и миллиарды лет, а вы так и будете на поверхности планеты таким бугорком. И больше никогда вас не будет».

И при слове «никогда», когда мы представляли эту холодную черноту, эту планету и что нас «никогда не будет», у нас парень один просто терял сознание. Мы его били по щекам, потому что он не мог это все выдержать…

Так вот, в тот день, после просмотра, у меня четко сложилось мнение, что это как раз то, чего я искал. Я искал именно таких отношений. Я искал такой любви. Я искал того, что возможна загробная жизнь. И я решил верить. Потому что это мое, родное…

Были, конечно, дальше и практические шаги. Я пошел в библиотеку. Нашел религиозную литературу: журнал «Наука и религия». Подписка за три года. Это была такая большая стопа. Ее можно было выносить. Был один Новый Завет. Его нельзя было выносить. Но в условиях абсолютного дефицита духовной литературы это была отдушина.

Однажды, когда прошло уже полтора года моей службы, мне сказали, что я могу наконец-то поехать в отпуск. В общем-то, конец был уже не за горами. И не сказать, что я был какой-то особенный. У меня не было каких-то провинностей, не было нареканий. Но как-то было принято, что из тех краев редко кто уходил в отпуск. И вот такая возможность представилась. Мало того, на Новый год.

И когда пришло время, за месяц до этой даты, я примерно рассчитал, что для того, чтобы мне приехать домой на Новый год и быть сюрпризом, нужно было выехать 26 декабря из Мурманска. И я приехал за месяц брать билет. Приехал, иду в кассы (это такое двухэтажное здание). В это время я еще курил. Двигаясь по направлению к кассам с сигаретой в руке, мысленно сам с собой разговаривал. Это не было осознанное обращение к Богу. Это был диалог как бы с самим собой. Говорю: «Господи, полтора года не был дома. Как бы хотелось, чтобы были билеты, чтобы все-таки попасть. Тем более на Новый год – это такая удача».

Заходя в зал, я смотрю, что авиакасса закрыта, а в ж/д кассу большой хвост (все хотят на Новый год попасть на Большую землю). Я встал в конец очереди. Но, к сожалению, прислушиваюсь, и через динамик слышно, как кассир отвечает: «На Воронеж нет», «На Москву нет». И я понимаю, что уже, видимо, поздновато и, скорее всего, билеты проданы. И шансов, скорее всего, у меня мало. И в этот момент я вспоминаю, что забыл воинское требование в части. Без него и так теоретически нельзя получить билет.

Воинское требование – это было как деньги сегодня. Военным только по требованию давали билеты. Денег у меня таких не было, чтобы купить билет как гражданскому лицу. Поэтому никак бы я его не получил. Меня прошиб пот. Потерял настроение… Я не знаю, как описать. Но все-таки я не ушел из этой очереди. На что-то надеялся. Я не знаю. Просто стоял. Просто желание попасть домой.

И вот постепенно очередь двигается. Я подхожу к окошку и говорю, мол, мне бы один билетик до Воронежа. И девушка, которая там сидела, кассир, она прямо сразу хотела мне что-то ответить. Прямо было видно, что она набрала воздух. Но в это время на экране ее компьютера замелькали буквы. И она говорит: «О! Есть один билет. На 26-е». И я понимаю, что это мой билет. Он появился именно в тот момент, когда я подошел к окошку.

Вот ни на 27-е, ни на 28-е, ни на 25-е, а именно на то число, когда мне нужен был один билет до Воронежа. Но в то же время на меня сразу свалилась мысль: ну как я его возьму, если у меня нет требования.

Тогда я, будучи молодым парнем, хотел ей как-то подмигнуть, мол, отложите для меня билетик… Она – молодая девушка. Но я не успел ничего сделать. Я не успел даже рта открыть. Она вдруг сказала: «А вы знаете, вы не могли бы прийти после обеда. Потому что у меня тут технические сложности». Дальше она стала объяснять. Но деталей я уже не слышал. Потому что я быстро сообразил, что за это время, которое она мне дает, я могу сбегать в часть, взять это требование, прийти и спокойно взять этот билет. Она говорит: «Вы не переживайте. Я запишу вашу фамилию, я отложу вам билет. Он ваш. Извините, пожалуйста. Войдите в положение». То есть не я прошу ее о каких-то услугах, а, наоборот, она извиняется передо мной.

После этого, выходя из кассового зала, я ног не чувствовал. Будто иду по облакам. И мне приходит мысль: «Вот ты, когда шел брать билет, ты же сказал: „Господи“. Ты же вроде как молился». Это было неосознанно. Даже молитвой это назвать нельзя. Просто это было размышление, но с приставкой «Господи». И вот эта мысль: «Ты же сказал „Господи“? – сказал. Вот чудо и произошло».

Читая Новый Завет в библиотеке, я делал только первые шаги к Богу и даже не знал, что можно у Него что-то просить. Поэтому о проблеме, которая у меня была, я тогда еще не молился.

А проблема была такая: я курил, не вынимал сигарету изо рта. Конечно, мама моя переживала. И однажды, когда я был в отпуске, она сказала: «Когда ж ты бросишь курить?» Со скорбью. С переживанием. Я говорю: «Да знаешь, мам, сейчас дослужу и брошу».

И когда закончился мой отпуск и я вернулся на место службы, обратно в Заполярье, через некоторое время она созванивается со мной и спрашивает вдруг: «Ну как, ты бросил?» А я возьми и ответь (не знаю почему): «Да, бросил». При этом сигарета в руках. Дальше она сменила тему. Мы поговорили. Закончили. Потом проходит неделя. Она опять звонит. Спрашивает: «Ну, как ты там, держишься?» Я говорю: «Да, держусь». А при этом сигарета в руках. И какой-то период был, когда она несколько раз задавала этот вопрос, и я нагло врал в трубку, пользуясь тем, что она меня не видит.

Но врать было не так-то легко. Незадолго до этого я в Евангелии наткнулся на слова Иисуса: «Да будут слова ваши да – да, а нет – нет, а что сверх того – то от лукавого». Я подумал: «Надо же. Видимо, Иисус был настоящим мужчиной, мужиком таким». Потому что двадцать лет назад (тем более я служил в частях морской пехоты) у нас воспевался идеал такого мужчины, который сказал – отрезал. А здесь как раз то самое было написано. «Да – да, нет – нет». Пример мужественности.

И вот совесть замучила меня. Я сказал сам себе: «Что ты делаешь? Тебе осталось до конца службы буквально полтора месяца. Если выяснится, что ты все это время врал матери родной, то это как вообще будет?» А если бросать резко, когда закончится служба, то это очень тяжело, как я слышал от бывалых людей. Поэтому нужно начинать заранее. И я начал бросать ради данного обещания.

Так Бог использовал авторитет мамы, чтобы подвигнуть меня к таким добрым поступкам. Когда я начал воплощать в реальность эти свои желания, то, конечно, было сложно. Во-первых, проснулся дикий аппетит. В условиях армии это вообще проблема. Толком нормальной еды не было. Но все равно было ощущение, что кто-то помогает.

Екатерина Петровна. С этой тогда уже пожилой женщиной я познакомился в середине девяностых, когда вернулся из армии и устроился работать радиомонтером. Все вышло случайно: получил наряд на работу, но ошибся адресом. Екатерина Петровна никакого монтера не вызывала, но, слово за слово, мы разговорились, и в ближайшее воскресенье я уже был у нее в гостях, за чаем.

Пока она отошла кипятить чайник, я рассматривал обстановку – и увидел на полке одну знакомую мне христианскую книгу. В девяностые годы такая книга, напечатанная типографским способом, была не у каждого верующего. Я спросил ее, откуда у нее эта книга. Она ответила, что один знакомый ей привез из Ленинграда как сувенир. Выяснилось, что она читала эту книгу и со всем в ней согласна. Мы стали с ней общаться.

Она рассказывала мне очень много о своей судьбе, о том, как прошла войну. С гордостью вспоминала, что однажды с самим Маресьевым танцевала вальс. Показывала целую пачку почетных грамот, подписанных этим легендарным летчиком.

Дальше, после войны, она попала в Душанбе. Работала всю жизнь в госпитале. Замуж не вышла. С учетом ее заслуг жизнь у нее была хорошая. Квартира под охраной. Обслуживание в спецмагазине. В общем, дом – полная чаша. А вот соседка по площадке очень нуждалась. Похоронив дочь, она воспитывала двух внуков – мальчика и девочку. Поэтому эта Екатерина Петровна помогала им – когда вещами, когда деньгами, таким образом поддерживая дружбу.

Эти внуки (мальчик и девочка) выросли, устроили свою жизнь. Парень стал послом – каким-то представителем, уже сейчас не помню, в каком-то посольстве. А девочка – главным ревизором в нашем городе, в Воронежской области. Все шло своим чередом. Бабушка этих уже выросших детей умерла. И у этой Екатерины Петровны, и у них никого, кроме друг друга, не было. Поэтому эта девушка, Лида, периодически звонила, поздравляла с праздниками – вплоть до 1991 года.

В 1991 году в Таджикистане началась война. И, как рассказывала Екатерина Петровна, после Второй мировой она давно такого ужаса не испытывала, как тогда в Душанбе. Было время, когда она вынуждена была просто ползать по полу, чтобы ее не было видно в окно. Телефоны были отрезаны. Ни света, ни воды – ничего.

Однажды, когда уже совсем стало невмоготу, она начала молиться, хотя никогда себя верующей не считала. «Господи, если Ты есть, сделай так, чтобы жизнь моя сохранилась. Вся эта квартира с паркетом, со всей мебелью – она мне не нужна. Ты можешь ее забрать, но вот жизнь… Хочется жить». Потом подползает к телефону, берет трубку – идет сигнал. Совсем недавно проверяла – не было сигнала. А после молитвы сигнал появился.

Она набрала привычный номер, в Россию, к Лиде: «Если вы в чем-то нуждаетесь – возьмите у меня. Только заберите меня отсюда, потому что я здесь погибну». Лида позвонила брату в посольство, и он с ОМОНом на вертолетах из этого дома ее вытащил. Привезли в Россию. Лида взяла ее к себе.

Но, как бывает у пожилых людей, со временем у Екатерины Петровны стало развиваться ощущение, что она никому уже не нужна. А тут – крушение идеалов в стране… В средствах массовой информации постоянно передачи про то, что и тот герой войны не так уж был хорош, и этот… На 9 Мая уже никто не приглашает на банкет в Москву. Все это навевало на нее депрессию, грусть.

Так она пришла к мысли, что надо жизнь заканчивать. Потом как-то Екатерина Петровна показывала мне килограммовый пакет морфия, который она прихватила из госпиталя, еще работая там. Она приняла решение, что в определенные дни примет нужную дозу – и больше никому на этой земле не будет мешать. Но незадолго до этого момента я ошибся адресом.

Через полгода приблизительно она приняла крещение. Это было 13 января 1993 года. После нашего общения Екатерина Петровна, конечно, сменила место жительства (ушла в дом престарелых), но она прожила еще восемнадцать лет, будучи верующим человеком, в церкви.

Когда, спустя некоторое время, я узнал эти подробности (она не сразу мне все рассказала), я впервые задумался, как Бог меня использовал, даже через эти «ошибки», чтобы достигать людей на этой земле.

Глава 2. Что Тебе до меня?

Мечтательница

АРИНА ВОЛОДИНА, г. КРАСНОДАР

1987 год. Мне восемь лет. Родители только развелись. Это была трагедия для всей нашей семьи, но больше всего – для мамы. Она была ребенком верующих родителей. Но замуж вышла против воли отца за неверующего человека. Не просто неверующего, а жесткого атеиста (она только потом об этом узнала, а поначалу он просто молчал).

О Боге в нашей семье запрещалось говорить под страхом смерти: отец мог просто убить. Замахивался любым предметом, который был под рукой, при одном только слове «Бог» (табуретка, утюг, книга – неважно). Маме категорически запрещал говорить с нами о Боге. Когда по воскресеньям мы ездили к дедушке (служителю церкви), отец был единственным, кто никогда не присутствовал в комнате – с самого начала нашего «визита» до конца.

Я прекрасно помню один момент, который изменил и мою, и мамину жизнь.

Жаркое лето. Окна раскрыты настежь. Стрижи носятся перед окнами. За ними полным ходом – жизнь. Я дома одна. Потом приходит мама… Вся слишком взволнованная. Вдруг она садится и берет меня к себе на колени. Смотрит прямо в глаза. У меня сердце сжалось. Потом гладит меня по волосам, лицу и приговаривает: «Если меня не будет, будешь по мне скучать?» Я молчу, вытаращив глаза. Потом спрашиваю: «Ты уезжаешь куда-нибудь?» Она продолжает смотреть на меня не своими какими-то, большими глазами и продолжает: «Кто тебя будет так еще любить, как я? Кто будет ласкать, гладить? Кто будет так любить?..» И расплакалась, прижимая меня к себе.

У меня сердце почти остановилось тогда. Я сижу, тоже плачу, ничего не могу понять. Так просидели мы еще какое-то время. Потом она вдруг быстро встала, собралась и, ничего не сказав, ушла.

Я не знаю, что меня побудило к следующему поступку, но я впервые в своей жизни нереально испугалась! Был такой непередаваемый, непреодолимый детский страх беды, что я тут же в кухне встала на колени и впервые в жизни обратилась к Богу с молитвой (до сих пор ее помню): «Господи, если Ты есть… А Ты – есть! Умоляю, сохрани и спаси мою мамочку… и нас сохрани! Сделай так, чтобы с ней ничего не случилось! Прошу Тебя! Аминь». Стало легче сразу же.

…О том, что случилось дальше, я узнала спустя годы после маминой смерти. В тот день мама, как выяснилось, поехала к своей старшей сестре (нашей тете) – уговорить ее удочерить нас. Она уже приобрела снотворные таблетки и собиралась покончить с жизнью.

Дело в том, что мама очень, просто безумно любила нашего отца! Она готова была смириться с его изменой, только бы не оставлял ее. Она на коленях умоляла его не бросать нас. Но он ее оттолкнул ногой и вышел, матерясь на весь дом; мама – в истерике!.. Я все это видела.

И вот она вернулась домой… Помню, у нас была такая «забава», почти ритуал: нам нравилось, когда мама нас укрывает, целует и желает спокойной ночи. И мы с сестренкой такое проделывали с ней по несколько раз за вечер: пока она укрывает одну, вторая ждет. Потом, когда она шла ко второй, первая опять раскрывалась. Так ей приходилось переходить от одной кровати к другой… В итоге мы уже умирали от смеха, потому что и она втягивалась в нашу «игру» и тоже придумывала разные «штуки»… Да. Она была особенной. Удивительной. НеШной (я в детстве не выговаривала букву ж).

В тот вечер мы легли раньше ее прихода. Но я проснулась и вспомнила о нашем «ритуале». Раскрылась. Она укрыла меня, как обычно. Я сквозь сон услышала, как она очень сильно заплакала… Она выкинула таблетки в окно и прорыдала всю ночь, стоя рядом с нами.

Утро наступило как обычно. С ней.

Даааа… Мечты. Знаете, когда я была маленькой, всегда представляла себя красиво играющей на рояле и свободно говорящей на английском языке…

На первые уроки по английскому языку в пятом классе я не попала из-за болезни. Поэтому, когда пришла в школу, мои одноклассники уже могли читать слова и предложения, тогда как я понятия не имела, что к чему. Читать я научилась только в восьмом классе: нам удачно поменяли учительницу. А после школы поступила в техникум на экономиста. По профессии не удалось поработать ни дня, так как после окончания устроилась няней в одну американскую семью.

Проезжая мимо Кубанского государственного университета, я всегда представляла, как не спеша иду по коридору с кучей папок в руках, обедаю в кафе при университете, болтая с сокурсницами, перехожу из одного здания в другое. Так родилась мечта, которая казалась тогда «реально нереальной». Я просто мысленно сказала Господу: «Вот бы мне там учиться, а?» Но чтобы туда поступить, мне нужны были бы «связи» или большие деньги. Мы с братом уже пять лет жили без родителей. Устраивать «блат» было некому… Поэтому я даже мечтать об этом боялась.

За три года своей работы в американской семье я выучила язык до уровня «неграмотного свободного общения». А еще через два года меня пригласили языковым помощником в лингвистическую школу, где вновь прибывшие иностранцы изучали русский язык. Еще позже меня пригласили учителем русского языка для тех же экспатриантов. И через год направили меня… поступать в тот самый желанный университет!

Прихожу подавать документы. Очередь как в мавзолей. Через четыре-пять часов попадаю с документами к секретарю, а меня отводят в другую комнату и говорят, что мне экзамены сдавать не надо, а просто пройти по собеседованию, так как у меня диплом техникума. Но! Диплом-то экономиста, а не филолога! Это означало, что мне все же придется сдавать экзамены, как всем… Пауза.

Меня ведут в деканат узнать, что со мной делать. Иду, еле дыша, за секретарем. Методист – женщина в возрасте с очень добрыми глазами и широким сердцем – посмотрела на меня так, как будто мы с ней если не родственники, то как минимум близкие друзья, и говорит, что мне можно поступить по одному предмету – русскому. Когда я вышла из университета, то поверить не могла, как все это со мной произошло без каких-то знакомств? У Небесного Отца – Свои связи (улыбаюсь).

Середина июля. Приезжаю ко дню собеседования и на консультации узнаю, что… оказывается, есть еще некий список вопросов по русскому и литературе – и всего их сто двадцать. Завтра экзамен. Ну что ж, была не была! Отступать некуда. Прихожу. «Мучеников» человек тридцать. В основном это были или мамочки, или такие же учителя непрофильных предметов… но ни одного экономиста! Я одна такая.

Лаааадно. Выходит очередной «мученик» и рассказывает обстановку на «фронте»: все печально. Стали спрашивать: «Вам что больше нравится, литература или русский?» Если абитуриент выбирал литературу, то спрашивали только по литературе. А если русский – то по русскому. Я закончила девять классов, а в техникуме литературы вообще не было! Я не знала даже школьной программы! «О чем вы, товарищи?» Я человек с юмором, поэтому меня стало пробивать на смех. Нервы.

Итак, собеседование. Диалог с профессором по литературе восемнадцатого века. Первый вопрос: «Это где ж мы так успели загореть, ммм?» Я – рот до ушей – отрапортовала, где именно. Он позавидовал и пожаловался на свою горькую долю в приемной комиссии. Второй вопрос: «А что это вы решили к нам пожаловать? Где работаете? Почему уже в отпуске?»

Рассказываю, что уже год работаю с иностранцами, пытаясь научить их нашему сложному языку, а у самой знаний не хватает. Тут вся комиссия переключилась на наш с ним диалог, так как это было намного интереснее, чем жизнь Салтыкова-Щедрина или судьба бедного Онегина. Мое чувство юмора удачно совпадало с чувством юмора самого профессора, и наш разговор изрядно повеселил и взбодрил всю комиссию. Мы проговорили о «них» (американцах да британцах) еще добрых десять минут, все в аудитории тоже посмеялись вместе с нами, и со словами «Ну что, коллеги, считаю, что ей нужно дать шанс получить необходимое образование!» профессор отправил меня за дверь, не задав при этом ни единого вопроса по экзаменационному списку. Я была единственной, кого ТАК приняли по собеседованию!

Мечты… Итак, что я имею: свободно говорю по-английски, преподаю его детям и взрослым, занимаюсь переводами, а также преподаю русский язык и литературу, пишу статьи и веду свой блог. Неплохо играю на своем стареньком черном пианино. Ну что ж – здорово! Слава Господу!