Текст книги "Энтропия. Рассказы"

***

Прошёл год с момента открытия учёными причин произошедшего апокалипсиса. Они безуспешно искали способ вернуть ДНК людей в прежнее состояние, обратить изменения, наступившие в результате взрыва звезды. А мне было плевать на всё и всех. Если даже моя собственная жизнь меня не интересовала, что тогда говорить об окружающей обстановке.

Как-то раз в пятницу я освободился с работы пораньше и решил прогуляться. Дождь только прошёл. Мокрый город смотрел на меня слепыми зрачками чернеющих оконных стёкол. Зажигались фонари. В неоновых лужах плавали опавшие листья. Я глубоко вдыхал чистый осенний воздух и всё не мог им надышаться. Оказывается, так хорошо просто идти по улице без всякой цели и назначения, и не думать ни о чём. Тогда, наверное, ноги сами завели меня в то место. А быть может, был виноват снова начавшийся дождь. Синоптики, как обычно, всё перепутали. Если б я знал, что настоящий ливень накроет меня буквально через полчаса после начала прогулки, я бы вообще не пошёл никуда гулять, а спокойно поехал домой. Я даже не понял, что это было за учреждение. Просто быстро вбежал по лестнице под навес небольшого пластикового фасада, надеясь переждать непогоду. Однако спасения от дождя и ледяного пронизывающего ветра не оказалось и там, поэтому я решил зайти в холл.

Охранник на посту не обратил на меня внимания, зато ко мне тут же подошла милая улыбчивая девушка с планшетом в руках. Кроме неё, охранника и меня в помещении находилось ещё несколько человек: двое сидели за столами и заполняли какие-то бумаги, ещё одна женщина разговаривала по телефону у окна. Пятница. Конец рабочего дня. По всей видимости, учреждение должно было скоро закрыться, а дождь так и не думал утихать.

– Добрый день! – вежливо обратилась ко мне девушка. – Вы по записи? Доброволец?

Я совершенно не понимал, о чём она говорит. Какой ещё доброволец?

– Да нет, я… Я… – Слова вдруг застряли у меня в горле, я не мог чётко сформулировать свою мысль. У меня бывали такие временные помутнения, наверное, из-за интенсивной интеллектуальной деятельности. Всё-таки следовало больше отдыхать.

Девушка, видя моё замешательство, быстро взяла ситуацию в свои руки.

– Пройдёмте, пожалуйста, вас уже ожидают.

Что? Кто ожидает? Что всё это значит?

Не знаю, что меня заставило последовать за ней. Хоть убейте, не знаю. Может, то, что она чем-то напоминала мне Владу. В тот момент я чувствовал себя таким уставшим и разбитым, что мне было всё равно, куда меня ведут. Однако я предпринял попытку объясниться.

– Послушайте, я вообще, не знаю, что это за учреждение, я только зашёл переждать дождь. Вот и всё.

Наверное, я выглядел очень глупо. Да и девушка эта, тоже оказалась не лучше меня: ни в чём не разобравшись, повела меня в какой-то кабинет. И я, идиот, покорно пошёл за ней.

– Так вы не записывались?

Девушка удивлённо хлопала ресницами, а потом, будто проигнорировав мои слова, вдруг добавила, словно хотела меня куда-то завербовать:

– Ничего страшного. Можете просто зайти на консультацию, вдруг надумаете принять участие.

– Что? Какое участие? Мне ничего не надо!

Она уже открывала белоснежную дверь кабинета, приглашая меня зайти внутрь. И я зашёл. Ради любопытства зашёл. Просто переждать дождь. А вышло… В общем, то, что вышло…

Никогда не считал себя доверчивым человеком. Да и может ли стопроцентный параноик быть таковым? Я никому не доверял, любую новость воспринимал скептически, не верил никаким обещаниям. Мне ничего и не обещали. Я зашёл туда из любопытства, предвкушая, какую чушь мне попытаются впарить на этот раз.

Учреждение, в котором я оказался по воле случая (а может, дождя), оказалось филиалом главного научно-исследовательского центра по изучению последствий апокалипсиса. Тут я с облегчением выдохнул. Всё-таки, не шарлатаны. А там, как знать…

Меня долго и нудно агитировали сдать кровь на анализ. (Как тысячи добровольцев до меня!). На вопрос зачем, мне ответили, что чем больше будет образцов, тем, возможно, быстрее удастся выяснить, каким образом можно обратить изменения ДНК и вернуть её к первоначальному состоянию, которое было до апокалипсиса.

Оказывается, эта программа функционировала уже целый год. Филиалы организации открылись почти в каждом городе, и люди охотно туда шли, чтобы внести свою лепту в исследования. Всем хотелось вернуть любовь. Пусть на это уйдут годы или даже сменятся целые поколения, пусть снова обретут способность любить лишь наши далёкие потомки, но не попробовать исправить эту чудовищную беду, обрушившуюся на мир, было равно преступлению.

Это я целиком погрузился в своё горе и не видел ничего вокруг. Я не верил в чудеса, и вместе с тем убегал в мир фантастических приключений, создаваемых моими авторами на страницах книг. Я бежал от реальности и одновременно оставался реалистом. Как я уже не раз говорил, я не жил, а лишь существовал. И мне, честное слово, было всё равно, что будет со мной и с этим миром дальше. Однако философствовать и что-либо доказывать кому-то я не желал.

А ладно, берите свою кровь! Мне не жалко. Только это всё равно не поможет. Ни мне, ни этому миру. До сих пор не знаю, зачем я это сделал. То ли они (учёные-сотрудники центра исследований) меня уболтали, то ли мне просто стало скучно. А может, я искал предлог, чтоб остаться подольше и переждать дождь, хотя сама процедура заняла не больше пары минут. Кровь быстро взяли из пальца и приложили к нему проспиртованный ватный диск.

Та же самая девушка записала мои паспортные данные и номер телефона. Спустя пятнадцать минут дождь закончился, и я вышел на улицу.

Засмеялся.

Сквозь горечь засмеялся.

На дворе стало ещё холоднее, от асфальта тянуло осенней стужей. Уже совсем стемнело, и возвращаться домой по лужам мне совсем не хотелось, поэтому я вызвал такси. И вскоре забыл обо всём.

5

Удивительно, как апокалипсис изменил мир. Границы между государствами почти стёрлись. Теперь стало возможным путешествовать практически беспрепятственно. Только никто не спешил пользоваться этими новыми возможностями. Все люди переживали глубокий личный кризис, и их не очень-то тянуло на путешествия. Деньги, побрякушки, дворцы стали песком. Один за другим разорялись ювелирные магазины, автосалоны, дорогие рестораны, ночные клубы… Постепенно всё материальное в жизни человека сдавало свои позиции. Многие поняли, что им вовсе необязательно покупать машину за два миллиона, а потом выплачивать кредит двадцать лет, равно как и каждое лето летать в долг на тропические острова, а потом с показушным видом постить фотки из отпуска в соцсетях. Многие поняли, что золото – это просто металл, а деньги – просто бумага, за которую ничего существенного, в принципе, и не купишь. Многие поняли это, к сожалению, слишком поздно… Общее горе сплотило людей, но и одновременно отдалило друг от друга, ведь больше никто в этом мире не любил. Но и не воевал. И то, слава Богу. А что до меня, так я и до апокалипсиса плескался в своём собственном горе как в водах бушующего океана. Теперь же мало что изменилось в моей жизни. Я по-прежнему ни с кем не знакомился и не заводил отношений. Мне исполнилось только тридцать. А казалось, будто прошла целая вечность.

Тот звонок застал меня за работой. Я спокойно сидел и заполнял бумаги, когда кто-то начал названивать мне с незнакомого номера. Я постоянно сбрасывал звонки, потому что не хотел ни с кем говорить. Номер моего личного телефона знали немногие: лишь узкий круг друзей и некоторые коллеги, для работы я, соответственно, использовал рабочий, поэтому, раз номер был мне неизвестен, я решил вообще, не отвечать. Знаю, это невоспитанно, но мне было плевать, кто что подумает.

Через день звонки продолжились, и, в конце концов, вечером я не выдержал и поднял трубку. То, что я услышал, повергло меня в шок. Сначала даже показалось, что это какая-то шутка. На следующий день за мной приехала машина с мигалками, и мне пришлось проследовать за людьми в чёрно-белой униформе. Сопротивляться госслужащим я не мог, и надеялся на то, что в учреждении, в которое они меня везут, во всём разберутся и выяснят, что произошла ошибка.

К счастью или к сожалению, моё «похищение» не было ошибкой. Это прозвучит невероятно, но я, действительно, оказался единственным человеком на Земле, который не утратил способность любить. Каким-то невероятным образом что-то спасло меня от губительного излучения умирающей звезды, почти разрушившей человеческую цивилизацию. Я всё ещё не мог в это поверить, но меня убеждали не какие-нибудь шарлатаны, а грамотные учёные, которые уже совсем отчаялись и хватались за меня, как за последнюю соломинку.

– И что? Что дальше? Даже если это так, какой в этом смысл? – скептически заметил я.

– Вы не понимаете? Это ведь уникальный случай, вы – особенный человек. Вы можете помочь всему миру! – отвечали они.

– И как же?

– Мы проведём необходимые исследования, если вы, конечно, позволите, и постараемся выяснить причину, почему ваша ДНК не подверглась изменениям во время апокалипсиса. Возможно, это поможет нам изобрести… так называемое противоядие против этой страшной напасти, обрушившейся на мир. Только не отказывайтесь!

Казалось, женщина, говорившая мне всё это, готова была рухнуть передо мной на колени.

Мне всё это напоминало цирк.

– Хорошо, я не отказываюсь. Проводите свои исследования. Но, уверен, я не один такой на планете. Существует сколько угодно людей, которых не проверяли, и которые не могут точно определить, что чувствуют на самом деле. Может, они тоже любят…

– Нет, это исключено, – твёрдо ответил мужчина в форме, один из тех, что приехали за мной на машине. Я обернулся. – Базы данных всех государств открыты. По сути, теперешний мир – это единое государство. Все объединились для борьбы с общей бедой. Поверьте, если б существовал ещё кто-то вроде вас, мы бы непременно узнали.

– Может, такого человека ещё не обнаружили, – возразил я.

– Такое тоже возможно, – ответил сидящий рядом с женщиной представительного вида старик в сером костюме, по-видимому, какой-нибудь известный авторитетный учёный, как же иначе. – Но нам это кажется маловероятным. Если такие люди существуют, со временем их, конечно, обнаружат, а может, и нет. Это дело случая. Вас ведь тоже обнаружили совсем случайно. (Да уж, я вспомнил, как недели две назад забрёл в научно-исследовательский центр совсем «случайно», просто переждать дождь, и в итоге оказался втянут непонятно во что. Но как бы там ни было, в судьбу я не верил). – Тем не менее, – продолжал учёный, – у нас есть вы и это уже замечательно, что нашёлся хотя бы один человек на планете, чью ДНК не затронули изменения. Не побоюсь этого слова, но это чудо.

Я, конечно, не разделял энтузиазма этих людей, но мне, как я уже не раз признавался, было плевать на мою жизнь, поэтому я позволил им исследовать меня. К тому же, эта организация была государственной структурой и за отказ с моей стороны, неизвестно, что бы со мной сделали. Думаю, удерживали бы здесь принудительно, а потом ещё, чего доброго, пришили какое-нибудь дело. Так что я решил им подыграть, чтоб всё прошло спокойно и миролюбиво.

У меня взяли на анализ кровь. Много крови. Я едва не потерял сознание, а взамен накормили обедом, хотя я всячески отказывался.

Никаких бумаг я не подписывал. Ожидаемо, всё происходящее оказалось очень секретно.

Я вышел из научного центра с бумажкой, в которой значилось, когда я должен прийти в следующий раз.

Я вышел в промозглую ноябрьскую стужу и, как ни в чем не бывало, пошёл по улице. Мысли текли медленно, и постепенно я вообще потерял нить своих рассуждений, а очнулся у дома Владиславы.

Зачем? Зачем я пришёл в место, где меня никто не ждёт? Мало того, даже не вспоминает о моём существовании!

Я стоял на противоположной стороне улицы и смотрел вверх, на гладкую, бежево-белую высотку напротив.

Девятый этаж, а может, восьмой… Вспомнить бы, что она говорила…

Хотя, какая разница? Это не важно! Что я здесь делаю? На что надеюсь?

Осмелел, видно, совсем! Помнится, когда-то даже ногой ступить на эту улицу боялся, а теперь запросто брожу возле Её дома, возможно, под самыми Её окнами.

Мысленно отвесив себе пощёчину, я побрёл на остановку, попутно достав из пачки сигарету и закурив. Домой не хотелось, но и оставаться в этом месте было больно.

***

Я исправно посещал научный центр раз или два в неделю. Сдавал кровь. Ещё несколько раз мне делали МРТ, садили за какие-то приборы и подключали датчики к телу. Я послушно выполнял всё, что от меня требовалось, при этом не испытывая внутри ничего. Мне, как последнему эгоисту, было абсолютно наплевать, помогу ли я этому миру или нет. Мне помочь уже было невозможно. Почти постоянно я испытывал стыд перед самим собой за это нытьё, за эту слабость, но внешне ничем себя не выдавал. Я научился так мастерски скрывать свои истинные чувства, что никому бы и в голову не пришло, какие, на самом деле, страдания я испытываю. Окружающие видели лишь красивую обложку успешного состоявшегося человека, который продолжает развиваться и покорять новые вершины. А на самом деле внутри меня расстилалась безжизненная пустыня, которую не перейти, и я, как одинокий волк, сбившийся с пути, только бесцельно бродил по ней, содрогая воздух своим воем… Но для всех я оставался позитивным, жизнерадостным человеком, у которого всегда всё получается, у которого просто не может быть каких-либо проблем.

Влада снилась мне часто, и после таких снов я просыпался и долго лежал в постели, глядя в потолок. Вставать не хотелось, хотелось снова заснуть и никогда не просыпаться… Но я вставал, собирался и ехал на работу. Из одной каменной коробки в другую, из одного человейника в другой человейник, из квартиры, которую не иначе, как одиночка не назовёшь, на работу в офис, в личный кабинет – такую же камеру-одиночку… Я мог бы купить себе дом где-нибудь в пригороде, но тогда добираться на работу стало бы дольше и сложнее. Хотя, какая, уже, к чёрту, разница?

Пару раз я был свидетелем того, как учёные о чём-то спорили друг с другом. За всё время исследований меня представили массе высокопоставленных чиновников, но я не запомнил ни их лиц, ни имён, ни чинов. Мой взгляд вот уже много лет был замутнён пеленой моего личного «горя», так что я ничего не замечал вокруг. Удивительно, как я, вообще, заметил наступивший за окном апокалипсис…

Примерно ещё через год мне сказали, что исследования, похоже, близятся к завершению: учёным удалось добиться кое-каких результатов. Меня не вызывали очень долго: месяц или два, а затем, как гром среди ясного неба, снова приехали за мной на двух машинах с мигалками прямо на работу и увезли в научный центр.

6

Слова пожилого профессора расплывались в моей голове. Я никак не мог сосредоточиться. Мыслями я был в совсем другом месте. Передо мной раскинулась широкая река, уходящая вдаль, к горизонту. Её стремительные зелёные воды торопливо несли несколько теплоходов вниз по течению, в серебристой выси парили чайки, и их специфический крик словно ножом разрезал прохладный воздух. Я стоял на берегу, а за моей спиной раскинулся старинный уютный город, манящий своими раскосыми мощёными улочками и неповторимой атмосферой чего-то забытого, но такого родного… Она стояла рядом со мной, и я держал Её за руку…

– …Таким образом, возможно, что вы, действительно, можете спасти всех… – Сквозь пелену донеслись до моего сознания слова учёного. Прекрасное видение исчезло. Я вновь оказался в жестокой реальности. Так, надо было с этим прекращать. Ещё чего: уважаемый человек, главный редактор крупного издательства вместо того, чтобы слушать и вникать в суть дела, витает в своих мечтах. Причём, в несбыточных… Это-то, обиднее всего!

– А… Гм… – Я откашлялся, стараясь сделать серьёзный заинтересованный вид, но это не умаляло того, что последние несколько минут монолог профессора я просто не слушал и не представлял, о чём он мог говорить. И, похоже, он это заметил, но без тени недовольства постарался объяснить всё ещё раз.

В общем, если вкратце, с помощью моей крови создали вакцину, способную нейтрализовать последствия излучения и восстановить синтез фенилэтиламина. Я не учёный, поэтому не буду вдаваться в подробности и загружать мозг читателя научными понятиями и формулами, тем более, я сам не знаю, какими словами можно объяснить весь этот сложный процесс, чтобы было понятно. После этого ошеломляющего научного открытия я стал появляться в научном центре ещё чаще. У меня продолжали брать кровь, хотя я опасался, что её не хватит для того, чтоб сделать вакцину для всего мира, но учёные заверили меня, что я могу не беспокоиться на этот счёт. Я не знал, когда они скажут: «Хватит!» Я покорно продолжал ходить в научный центр на процедуры, ни разу не выказав своего недовольства. Да его, собственно, и не было. Мне ведь давно стало плевать на свою жизнь.

Лишь об одном попросил я: чтоб моё имя нигде не упоминали, чтоб во всех СМИ меня нарекли безымянным спасителем, и мою личность ни при каких обстоятельствах не раскрывали. Я не хотел, чтоб меня помнили. Вернее, на людей мне было плевать. Я не желал, чтоб о том, кто я и что сделал, узнал конкретный человек. Я хотел навсегда для неё кануть в лету. Потому как полное забвение с её стороны переносилось мною гораздо легче, чем презрение и ненависть, которые я от неё натерпелся.

Так же я отказался от всякой материальной компенсации со стороны государства. Какие деньги? Вы что, с ума сошли? Они для меня уже давно ничего не значили. Нет, конечно, хорошо, когда они есть. Они предоставляют массу возможностей, а также свободу жить так, как тебе нравится. Но проблема в том, что то, чего я жаждал больше всего, нельзя было купить за деньги. Нельзя было наполнить ими мою абсолютную внутреннюю пустоту и унять боль. Поэтому, я просто отказался от всякого вознаграждения.

Поначалу вакцину испытывали на добровольцах, и когда стало окончательно понятно, что она действует, а также не вызывает никаких побочных эффектов, её выпустили в массовое производство и начали проводить добровольную вакцинацию. Но не все согласились вакцинироваться. Нашлись такие безумцы, которым оказалась не нужна любовь. Я считал их больными людьми. Хотя и сам раньше думал, что никого не любить – это прекрасное состояние. Теперь я понял, что грань между свободой и одиночеством настолько тонка, что большинство даже не замечают, когда перешагнули её. Как говорится, каждому своё, каждый имеет право жить той жизнью, какая ему нравится, но кому может нравиться добровольное саморазрушение? Лишь больным, глубоко несчастным людям. Я не относил себя к их числу. Мне просто нужна была лишь одна Влада. С ней, пожалуйста, можно было создать и семью и завести детей, построить уютный большой дом и прожить счастливую жизнь до глубокой старости. Без неё – увы, я ничего не хотел. Идеальный перфекционист – либо Она, либо никто. На меньшее я просто не соглашался. Я сбросил себя со счетов. Что ж, это был мой осознанный выбор, за который нести ответственность лишь мне одному.

***

Спустя год было вакцинировано свыше миллиарда человек во всём мире. Апокалипсис отступал, человечество погрузилось в тотальную эйфорию. А я ходил на работу, как ни в чём не бывало, а после, когда вызывали, в научный центр, сдавать кровь.

Я снова начал курить от безысходности и скуки. Мимо моего дома, прямо под окнами, часто шествовали счастливые толпы людей, отправляющиеся на городскую площадь. Ровно пять лет назад такие же сборища были посвящены самой ужасной трагедии, когда-либо случавшейся с этим миром, теперь же они праздновали долгожданное избавление от страшной напасти. И только я всё так же оставался неизменен. Только спокойно смотрел на них сверху, роняя на их вскруженные головы серый сигаретный пепел и бесчувственно провожая их циничным взглядом. Мой кабинет и моя квартира были завалены чужими рукописями, рецензиями, журналами. Иногда после насыщенного рабочего дня, прокручивая в памяти всё прочитанное, я с трудом мог вспомнить, где заканчивается одно произведение и начинается другое. Все они сливались в единый узор общих человеческих судеб, сотканный природой и слепым случаем.

То, что произошло с миром, возможно и не так удивительно. Ведь давно же твердили все учёные, что любовь – это химия. А против химии, равно, как и против физики, не попрёшь. Думаю, этим и объясняется тот факт, что невозможно заставить человека полюбить (и разлюбить тоже). Вода – это вода, и в вино она не превратится, сколько ни молись.

Наука вернула человечеству способность любить, но будет ли оно любить, это уже другой вопрос. Ясно лишь одно: проведя эти мрачные пять лет на тёмной стороне Венеры, оно, наконец, осознало свои ошибки и теперь готово их исправить.