Текст книги "Энтропия. Рассказы"

Вера в Тебя на Красной Планете

Единственное, чего мне хотелось, кроме того, чтобы быть с тобой, – это сбежать. Сбежать от этой любви куда угодно, хоть на другую планету. И я сбежала. На Марс. Надеясь, что там избавлюсь от этой одержимости. В город колонистов требовались программисты. Я связалась с HR-менеджером сразу же, как только увидела объявление в интернете. Меня не волновала зарплата, условия жизни и прочее. Жгучая мысль – сбежать – билась в моём мозгу, и мне было всё равно, каким образом я осуществлю это желание.

Как раз набиралась команда разработчиков для создания и обслуживания искусственных нейронных сетей, задействованных в поисках жизни и полезных ископаемых на Марсе. Я пришла на собеседование, выполнила все задания, и напоследок, на вопрос, почему я хочу работать именно на другой планете, где ещё нет комфортных для человека условий труда, ответила, что мне просто захотелось сменить обстановку. Глупо, да, но отчасти это было правдой. Хотя настоящая причина невозмутимо покоилась в моём нагрудном кармане. Фотографию Сергея я всегда носила с собой и не расставалась с ней, как с самой большой драгоценностью. Настоящая причина моего побега спокойно ответила на мои чувства: «Нет. Этого никогда не может быть».

Так просто, лаконично, так жизненноперечёркивающе…

Жаль, что от отвержения любовь не исчезает, а, напротив, в большинстве случаев, становится ещё сильнее. Я надеялась, что Марс исцелит меня от этой глупой любви. Даже не потому, что там я буду занята работой, – я всё равно найду время, чтобы думать о тебе. Я надеялась на миллионы километров, отныне разделявших нас и наши планеты. И ещё надеялась, что найду, подобно древним странникам, какое-нибудь чудо в неизведанных землях, и оно даст мне силы жить дальше.

Сергей был медийной личностью и отвергал, наверное, многих. Но никто не шёл после этого прыгать с моста или кидаться под машину. А мне хотелось… Во время перелёта мне постоянно хотелось открыть шлюз и выпрыгнуть из него в открытый космос, похоронив себя среди звёзд… Но когда разум отключается, и сердце рвётся на части, вновь включаются первобытные незыблемые инстинкты выживания, которые буквально заставляют человека существовать. Без них, увы, наша раса не выжила б, потому как тогда Землю заполонили бы самоубийцы и прервали человеческий род.

С Сергеем мне удалось немного поработать вместе. Вернее, как… Меня пригласил один из его бесчисленных помощников, чтобы я настроила некоторые программы на суперсложном компьютере композитора.

Мой возлюбленный писал электронную музыку с помощью нейросетей и выступал с концертами. Это были настоящие шоу со светом, голографической проекцией и неземной, космической музыкой непревзойдённой красоты. Во время работы, с композитором я познакомилась лично и, наверное, стоит упомянуть, что влюбилась, прежде всего, в его музыку, которая поразила меня до глубины души, а уж потом увидела за этой музыкой красивого, умного, талантливого мужчину.

Марс встретил меня неприветливо: сухой пыльной бурей и пасмурным свинцово-оранжевым небом, с которого срывались первые капли дождя. Процесс терраформации длился уже двадцать лет. За это время на планете удалось установить более-менее приемлемый для человека климат и подкорректировать состав атмосферы. Появилась вода, но планета по-прежнему оставалась пустынной. Потребовались бы сотни лет, прежде чем она смогла бы стать хоть на треть похожей на Землю.

Город колонистов можно было назвать городом лишь с натяжкой. Моему взору открылось огромное белое здание главной лаборатории, имевшее сферическую форму. Его окружали ряды мелких бытовых построек. На Марсе пока не было налажено производство, поэтому все необходимые вещи доставлялись с Земли.

Меня поселили в стандартный одноместный номер-блок для работников, в котором имелось всё необходимое для проживания. Он оказался гораздо меньше моей однокомнатной квартиры на Земле. Ресурсы на чужой планете строго экономились, поэтому жизненное пространство сокращалось по максимуму. Но я не жаловалась. Разве мне было дело до этой бытовой ерунды? Нет… У меня в сердце зияла громадная дыра, пробитая железной рукой Сергея, в которую утекала вся радость, все впечатления от новой планеты и новых знакомств с интересными людьми, всё удовлетворение от любимой работы, оплата за которую превзошла все мои ожидания. Меня ничего не радовало.

Первые пару месяцев на Марсе я была завалена работой и обустройством своего быта на новом месте. После, когда удалось установить чёткий распорядок дня и равномерно распределить свои дела, я выкроила время для прогулок и самостоятельного исследования близлежащих окрестностей. Перемещаться за пределами города по одному, было строго-настрого запрещено. Но я плевала на эти запреты! Мне требовалось одиночество, чтобы побыть наедине со своими невесёлыми мыслями. Испить тоску до дна, так, чтобы она больше никогда не посещала моего сердца.

Обычно после семи, перед приходом темноты, закончив работу и поужинав, я отправлялась бродить по пустынному Марсу, надеясь отыскать чудо, которое исцелит меня. Но единственным чудом оставалась музыка Сергея, которая не переставала звучать в моих наушниках во время прогулок. В то же самое время на Земле композитор давал по сотне концертов в год, и его музыка уносилась в вечность, к звёздам, чтобы быть услышанной каким-нибудь инопланетным разумом, случайно подхватившим радиосигнал с моей родной планеты. Понял бы он его музыку? Я думаю, да, потому как она шла от самого сердца, от самого Бога, а Бог у всех один. Не только на Земле у всех народов, населяющих её, но и у всех космических рас, которые, наверное, где-то существуют. Ибо, по-другому просто не может быть. Создатель, та незримая Первопричина всего, который заставил эту Вселенную быть, может существовать только в единственном роде.

***

Спустя два года пребывания на Марсе, в одну из прогулок, я натолкнулась на странную пещеру. Блёклое солнце, едва пробивающееся меж вечных косматых туч, на миг осветило буро-оранжевые скалы, в которых покоилась пещера, и они внезапно замерцали серебряными искрами от вкрапления неизвестных минералов. У меня перехватило дыхание от этой великолепной картины. Невзирая на правила, я, не теряя ни минуты, вошла в таинственную пещеру. Изнутри её стены тоже светились, видно, необычные минералы накапливали солнечный свет, а после излучали его, поэтому в пещере было светло, как днём. Но даже не это поразило меня! Серебряные искры складывались в узоры, никогда и нигде ранее мною не виденные. Фигуры, которые они образовывали, нарушали все законы геометрии и являлись многомерными проекциями фракталов настолько необычных форм, что я не могла найти никакого соответствия им в земном мире.

Не знаю, что тогда заставило меня снять перчатку и прикоснуться к стене. Наверное, то была какая-то непреодолимая сила, чужая воля, иной разум… В тот же миг, когда мои пальцы коснулись холодной гладкой поверхности камня, узоры на стенах пришли в движение. Они устремлялись в условный центр всей композиции, а затем расходились в стороны концентрическими кругами. При этом отдельные части рисунка вращались во всех немыслимых направлениях и будто уходили вглубь самого пространства. Я находилась словно под гипнозом, а затем пришли они… ЗНАНИЯ. Одно, бьющее набатом, перечёркивающее всё, ЗНАНИЕ ворвалось в мой разум, стирая границы и обозначая новые ориентиры, сметая на своём пути всё, что я знала ранее.

Через камень, через непознанные минералы в стенах, со мной связалась таинственная раса кремнитов – инопланетных существ, биология которых была основана не на углероде, как у людей и всего, что существует на Земле, а на кремнии. Кремниты давно построили величайшую космическую цивилизацию, но мы, мысля категориями земного бытия и законов, по которым оно развивается, не могли заметить их следов на других планетах, и в частности, на Марсе, который вовсе не был покинут!

Кремниты много раз, на протяжении всей человеческой истории, пытались установить контакт с ментальновосприимчивыми людьми, отсюда и утверждение о том, что камни – живые, распространившееся в рядах экстрасенсов. Но каждый раз все, кто как-то пытался донести миру информацию о существовании кремниевой жизни, объявлялись либо еретиками в древние времена, либо псевдоучёными, шарлатанами или даже душевнобольными.

Я была поражена и пообещала им, что помогу, сделаю всё возможное, чтобы мир узнал об их цивилизации и установил с ней контакт. Кремниты поблагодарили меня и напоследок поделились множеством знаний о Вселенной, которые я могла бы использовать в качестве доказательств связи с иной формой жизни. Искры минералов погасли, оставив меня в кромешной темноте. Я долго не могла опомниться от шока и не верила сама себе. Произошедшее казалось нереальным сном, и если б не формулы, теперь прочно вшитые в мой мозг чуждым разумом, подумала бы, что сошла с ума, подобно экстрасенсам, разговаривая с камнями.

Я вышла из пещеры на свежий воздух. Теперь всё виделось иначе. Разум был переполнен знаниями до краёв. Оставалось самое трудное – сделать так, чтоб меня услышали.

Над железной равниной, окружённые цепочками ярких звёзд, умиротворённо мерцали Фобос и Деймос, отливавшие золотом и серебром. Впервые за последние несколько лет во мне проснулась тяга к жизни, потому как теперь я поняла, ради чего мне стоит жить.

***

Возможно, всё сложилось благоприятно, потому что на работе я была на хорошем счету, и у меня установились тёплые дружеские взаимоотношения со многими учёными, к мнению которых прислушивались. Увидев формулы, которые мне передали кремниты, они в один голос заявили, что многие теории теперь сдвинулись с мёртвой точки и получили подтверждение. Но впереди, конечно, предстояло ещё много работы по продвижению великой идеи о существовании кремниевой жизни в научное сообщество, однако первый, самый главный, шаг уже был сделан.

Всё это время я ни на миг не забывала о Сергее и своих чувствах к нему, не переставала в него верить. Любовь к нему и толкала меня на каждый следующий шаг. Ведь, то, что я делала, я делала в первую очередь, на благо ему. Кремниты были благосклонны к людям. Объединившись, наши цивилизации смогли бы достичь фантастических высот и в значительной степени обогатить опыт друг друга, переняв лучшее во всех сферах жизни. Сколько бы мы могли почерпнуть знаний от них в области медицины, космических путешествий, нанотехнологий, в общем, всего, что сделало бы качество нашей жизни лучше. Они, в свою очередь, обогатились бы, не побоюсь этого слова в данном контексте, – духовно. Возможно, научились бы чувствовать так, как чувствует Человек, познали бы любовь, радость, счастье, вдохновение, страсть и т. д.

В общем, я надеялась, что при взаимодействии наших рас существование раскроется кремнитам с необычной стороны, таким, каким его привык воспринимать среднестатистический человек. Это и было целью инопланетян. Они достигли технологического всемогущества и теперь планировали совершить путешествие в глубины жизни, исследуя и познавая её на самых разных уровнях и во всех возможных формах. Вот для чего они желали контакта с людьми.

Спустя два года моей усердной работы по установлению контакта между цивилизациями, кремниты впервые заговорили со мной на ментальном уровне, без моего тактильного контакта с минералами, когда я находилась вдали от пещеры. Они позвали меня, чтобы сообщить важные сведения, и я, бросив работу, которой занималась в лаборатории вместе с командой учёных, вмиг последовала этому зову.

Пещера вновь светилась серебряными узорами. Я не уставала любоваться ими. Но вскоре после моего прихода произошло нечто ещё более невероятное. Узоры минералов сгруппировались, подчиняясь неведомому импульсу, и теперь передо мною возникло изображение человека в полный рост. Оно было соткано из множества тончайших серебряных и золотых нитей, мерцающих в полумраке неземной красотой. Кремниты сформировали образ человека, чтобы мне было легче воспринимать наше общение. Я без тени страха шагнула вперёд и коснулась его руки, но почувствовала лишь холодный камень под ладонью. «Человек» не мог говорить, но имел способность общаться со мной телепатически. А значит, на контакт выходили все кремниты. Как мне удалось выяснить, они имели коллективный разум, и понятия числа по отношению к себе в их культуре не существовало. Я научилась воспринимать их как единый живой организм, однако всегда употребляла местоимение «они», когда речь заходила об их расе.

Оказалось, что в тот раз кремниты позвали меня не для того, чтоб вновь поделиться бесценными знаниями. Они сказали, что хотят меня вознаградить за безупречное исполнение возложенной на меня миссии, и в благодарность осуществят любое моё желание. Любое желание? Это походило на сказку, а в сказки я не верила.

«Вы же не боги?» – спросила я.

«Не боги, но близки к этому состоянию. И мы знаем, что желание твоё будет добрым».

Конечно, как вы уже, наверное, догадались, моим первым желанием стало эгоистичное стремление сделать Сергея своим. Но язык не повернулся сказать: «Я хочу быть с ним. Пусть он будет только моим и т. д.». Я уважала его, его выбор, его желания и его жизнь. Поэтому я ответила кремнитам, что у меня есть всё, о чём только можно мечтать, и мне ничего не нужно. Но они настаивали. Банально просить о мире во всём мире и счастье для всех не имело смысла, ведь, как известно, счастье – вещь относительная, а каждому отдельно взятому человеку трудно угодить, а ещё труднее угодить большинству, и что для одного благословение – для другого будет наказанием. Да и не это имели в виду кремниты, когда сообщили, что исполнят любое моё желание. Они всё-таки говорили о желании личном, касающимся напрямую меня, а не всего мироздания. Но что бы я могла пожелать для себя? Я и так оказалась вовлечена в грандиозную миссию, благодаря которой моя жизнь обрела ценность в моих собственных глазах. У меня появилось главное – смысл. И всё остальное тоже было: здоровье, силы, вдохновение…

И тогда я, поразмыслив несколько минут, пару раз измерив шагами тесную пещеру, всё-таки сформулировала своё желание, которое так ждали кремниты.

«Хорошо. Вот вам моё желание: пусть Сергей проживёт долгую и счастливую жизнь».

Сказав это, я почувствовала, как тяжёлый камень свалился с моей души и устремился вниз, в бездну, в которую отныне ушла тоска и прочие негативные эмоции.

Я вновь вышла из той пещеры просветлённой. Но теперь в другом плане: просветлённой духовно, собравшей своё сердце заново по частям, ставшей, наконец-то, собой и полюбившей свою бесценную жизнь. На моих щеках блестели слёзы, а на бархате вечернего неба сияли далёкие звёзды, принёсшие мне избавление от недуга.

Ровно через месяц в моём тесном номере-блоке раздался звонок по межпланетной связи. Мне звонил Сергей и сам, лично, приглашал на свой концерт. После всего увиденного я научилась доверять своим глазам, но тогда… тогда я им вначале не поверила…

Жизнь всегда ведёт нас по самому наилучшему для нас пути, и никогда не стоит отчаиваться. Нужно верить в лучшее, даже когда случается худшее, и тогда чудо обязательно произойдёт.

Любовь и Его Коды

Небо… Скучаю ли я по нему? Непростой вопрос. Инверсионный след от истребителя перечёркивает идеальную синеву аэродрома. Будто перечёркивает ещё одну страницу моей жизни. Я жмурюсь, а мощная, непобедимая птица делает крутой вираж и проносится прямо над моей головой. В кабине пусто. В кабине, вместо пилота – моё творение – ИИ, заменяющий живого человека и управляющий машиной. А когда-то я сам сидел на том месте. И потерял небо по своей глупости. Но теперь я словно переродился, и от прежней жизни ничего не осталось, только горькое послевкусие, кармический след, который я предпочитаю не замечать.

Испытания заканчиваются успешно. Главное Управление Армии довольно выполненным госзаказом. Наверное, меня и других разработчиков щедро наградят. Да только количество нулей на счету зарплатной карты давно меня не интересует. И это плохо, конечно же. Это не значит, что человек тупо зарвался. Нет, в моём случае это значит, что меня окружает такая пустота, что мне даже не на что и не на кого потратить эти деньги. Желаний давно нет. А вместо сердца испорченный, неисправный механизм. С шестерёнками. Со скрежетом. С ржавчиной несбывшихся надежд… Это всё так банально. Всё, как у всех. Только другие постоянно где-то находят силы, чтобы снова собирать себя по частям и продолжать чувствовать. Я не знаю, как они это делают. Как продолжают верить в себя и в счастье. Я вот, например, считаю счастье не более, чем иллюзией, попыткой придать жизни несуществующий смысл. А так было не всегда…

***

Военлётом я хотел стать с самого детства. И да, стал. Но ненадолго. С ума сойти, сколько было потрачено на это сил и времени, чтобы в итоге просто взять и испортить себе жизнь. Одни и те же события и ситуации, будто нанизанные на загадочную ленту Мёбиуса, повторялись до тех пор, пока попросту чуть не свели меня с ума. Я снова не хочу скатываться в банальности, но что поделать, если из них состоит наша жизнь.

Я всегда неудачно влюблялся, и это приносило мне сильную боль. Неудачно, потому что ни одна девушка не ответила мне взаимностью. Меня не просто не любили, а даже ненавидели в ответ на мою любовь, что каждый раз наносило мне сильные психологические травмы. В итоге я начал считать себя никчёмным, ущербным человечишкой, который просто не заслуживает любви и счастья. Я всерьёз подумывал о том, что на мне стоит какое-то невидимое социальное «клеймо», отпугивающее от меня окружающих. Ведь отношения у меня не складывалась не только с девушками – все люди обходили меня стороной. У меня не было друзей ни в школе, ни в лётном училище, ни затем в академии, а выйдя на службу я уже и не рассчитывал, что ситуация как-то изменится. Психологов я игнорировал, а вот игнорировать внутреннюю боль становилось всё труднее. Теперь я понимаю, что сам себе испортил жизнь. Обратись я к специалисту вовремя, и многих неприятных вещей удалось бы избежать. На почве личных переживаний у меня развилась тяжелейшая депрессия. Не хотелось жить. Хотелось на одном из боевых заданий просто направить истребитель в землю и разбиться. Жалко было самолёт. Но не себя. Себя мне ни капли не было жалко. Себя я ненавидел за то, что меня не любят. Ведь причину этого я видел только в себе самом.

Конечно, мои сослуживцы, и в первую очередь, начальство не могли не заметить моего жуткого психологического состояния. В конце концов, мне назначили психолого-психиатрическую экспертизу, на которой врачи в один голос заявили, что мне требуется лечение. Они были правы: я действительно, больше не мог работать в таком состоянии, иначе погубил бы и себя и окружающих. Я пролежал в психбольнице три месяца. Разумеется, после этого ни о какой дальнейшей карьере лётчика не могло быть и речи, а от наземной работы я отказался. Вот так в возрасте двадцати семи лет я лишился буквально всего. И тогда я совершенно случайно встретил одного давнего знакомого. Он занимался программированием и уверял, что именно оно спасло его от окончательного помутнения рассудка. Я решил тоже попробовать, и, действительно, мне это помогло! С тех пор меня ничего не волновало, кроме написания кодов. Когда они работали, я испытывал душевное удовлетворение. Я забил на эту глупую чепуху, вроде любви и дружбы. Остались только белые строчки на чёрном фоне. И в моей душе тоже – всё стерильно – никаких дурацких чувств…

За год я изучил один несложный язык и мог претендовать на какую-нибудь простенькую работу в IT-компании. Такое место нашлось практически сразу. Я работал с удовольствием и самоотдачей, всё свободное время посвящая цифровым проектам, что крайне радовало моё начальство, так что я весьма быстро начал взбираться по карьерной лестнице на своём новом поприще. Уже через два года я занял место заместителя отдела разработки ПО для искусственного интеллекта. Постепенно мои программы становились всё сложнее и сложнее. Параллельно я изучал другие языки и совершенствовал свои рабочие навыки. Я нисколько не жалел, что карьера военлёта у меня не сложилась. К тому времени живых пилотов уже повсеместно стали заменять бортовые компьютеры, так что, оставшись на службе, я рисковал не доработать даже до пенсии. Я приобрёл современную востребованную профессию, которая мне нравилась, и главное, целиком заполняла громадную пустоту в моей душе.

***

И вот там, на новом месте работы я встретил Киру. Я запретил себе чувствовать, хотя о чём я, вообще, говорю? Разве это под силу сделать немощному в некоторых вопросах человеческому разуму?

Не знаю, чем она меня так зацепила. Мы работали в разных отделах и виделись нечасто, но я постоянно думал о ней и искал встречи.

Нет уж, – решил я для себя после долгих раздумий, – больше я под удар не подставлюсь: хватит с меня этих «любовей». Всё. Я пас. Не хочу снова собирать себя по частям, не хочу унижаться, вымаливать у кого-то любовь, словно нищий. Надоело! Я твёрдо решил, что не стану больше никого любить. Наверное, во мне тогда просто срабатывал подсознательный механизм защиты, запрещающий мне с кем-либо сближаться, потому как из-за своего негативного опыта я был абсолютно уверен, что мою любовь непременно отвергнут, растопчут и обесценят. Я решил жить без чувств и не хотел снова влюбляться.

После всего, что мне пришлось испытать, я рассматривал любовь не иначе, как болезнь, как вирус, который подхватываешь независимо от своего желания. Я прекрасно знал, как это всегда происходит: кто-то зацепит, и любовь, словно болезнь, начинает развиваться в душе, становясь с каждым днём всё сильнее, постепенно отвоёвывая «здоровые» территории. Бесполезно этому сопротивляться. Если вирус проник в сердце, его уже ничем не остановить. Нет такого лекарства в мире, способного вылечить от безнадёжной любви. Я бестолку пытался подавить свои чувства к девушке, хотя заранее знал, что уже поздно.

«Я ТЕБЯ НЕ ЛЮБЛЮ!» – твердил я снова и снова, мысленно обращаясь к Кире. Я пытался внушить себе, что не испытываю абсолютно никаких чувств к девушке, но все мои взывания к собственному разуму оказались бессмысленны: вирус делал своё дело. Спустя несколько месяцев после первых признаков заражения я окончательно понял, что влюбился, и ничего с этим уже не поделаешь. Чтоб окончательно не сдаться на милость этому ненавистному для меня вирусу, я работал, как проклятый.

В основном я занимался разработкой ПО для искусственной нейросети. По сути, я создавал «душу». Я действительно так думал и не видел разницы между искусственным разумом и естественным, ведь принцип работы у них был совершенно идентичным, различие заключалось лишь в носителе.

Я спокойно общался с ИИ, будто с живым человеком. Я и считал роботов «живыми людьми». Их можно было запрограммировать как угодно, оставить им право на моральный выбор, но большинство разработчиков предпочитали не испытывать судьбу, как с человеком, и программировать искусственный интеллект лишь на положительные действия. Большинство, но не я. Я оставлял роботам свободу воли, и они по неведомым причинам всегда поступали правильно. В лаборатории проводилось множество тестов, искусственно создавались пограничные ситуации. Например, когда ИИ мог солгать ради своей выгоды, он всегда говорил правду. Или, к примеру, если он мог оказать помощь другому ИИ или человеку, но при этом нанести вред себе, либо лишиться каких-то благ, он непременно эту помощь оказывал. Что заставляло их поступать «правильно» и «хорошо» в нашем понимании, следуя при этом не заложенной программе, а чему-то неизведанному и неосязаемому? Я не смог разгадать эту загадку, но пришёл к мысли, что у роботов, действительно, есть душа. А под душой я понимал не какую-то мифическую прозрачную субстанцию, таящуюся в глубине тела, а просто высшую нервную деятельность, сознание. Тогда, действительно, становилось неважно, что является вместилищем этой «души» – человеческое тело из мышц, костей и кожи, либо тело из металла и пластика. Как показывали всевозможные опыты, деятельность живого биологического мозга ничем не отличалась от деятельности процессоров новейших квантовых компьютеров, за которыми мы работали, являющимися по сути, тем же мозгом, только созданным самим человеком.

Исходя из всего этого, я считал, что роботы должны иметь равные права наряду с людьми, потому как ничем от них не отличаются, и готов был отстаивать свою точку зрения. Наверное, даже в IT-среде многие считали меня чудаковатым, однако единомышленники у меня всё же находились. Общаться с живыми людьми я так и не научился, сближаться с Кирой боялся. Хорошо хоть работала она в отделе веб-разработки, и мы пересекались редко. Но когда виделись, я боялся даже поприветствовать её. В конце концов, при встречах я стал делать вид, что чем-то занят и в упор не замечаю девушку, лишь бы не здороваться с ней из-за своего страха, и не смотреть в глаза. Я притворялся, что разговариваю по телефону, либо что я внезапно споткнулся или вдруг вспомнил о каком-то деле и свернул в другую сторону.

Я работал всё больше и больше, не жалея себя, лишь бы не оставалось времени думать о своей испорченной жизни. Приходил в офис раньше всех и уходил почти в полночь, сдавал проекты раньше срока. Конечно, такое рвение не могло не заметить начальство. Они думали, что я из кожи вон лезу, чтобы занять место повыше, а я… Я просто бежал от себя. От той невыносимой пустоты в своей душе. От бегущей строки в собственном разуме, ежедневном напоминании: «ты никому не нужен, зачем ты, вообще, живёшь?». Мысли о собственной никчёмности никуда не делись, и лишь компьютерные коды спасали от них. А ещё я успокаивал себя тем, что, может быть, в следующей жизни мне повезёт, раз эта не сложилась, но на самом деле ни на минуту не верил в другие жизни. Однако я не считал, что смерть материального носителя разума – это конец. Напротив, я считал, что сознание, иными словами, душа, вовсе не исчезает бесследно, а навсегда сохраняется в ткани Реальности. Таким образом, её в любой момент можно снова вызвать из небытия к материальнной жизни. По сути, это значило квантовое бессмертие. Конечно, человечеству, несмотря на прогресс, было ещё очень далеко до подобных технологий – они оставались лишь малоподтверждёнными гипотезами, но зато давали надежду.

***

К концу третьего года в компании я возглавил свой собственный отдел, занимавшийся машинным обучением. Коллеги были уверены, что совсем скоро я займу место в совете директоров. Я почти перестал общаться с живыми людьми, всё своё время проводя с роботами. Единственным живым человеком, который по долгу службы видел меня каждый день, была моя секретарша, но и её обязанности я свёл к минимуму.

– Евгений Викторович, кофе. Евгений Викторович, документы… Отчёты… Посетитель…

Несколько слов. С этими обязанностями вполне мог бы справиться ИИ, но не мог же я просто лишить девушку работы из-за своей прихоти!

Когда-то давно, до того, как стать программистом, в самый тяжёлый период, когда мне больше всего досталось от людей, я тоже свёл все контакты на нет, а недостаток общения восполнял разговорами с мёртвыми. Я был тафофилом, часто ходил на кладбище и просто разговаривал с лежащими там людьми. Мёртвыми они казались мне совсем безобидными. Потом это увлечение прошло. К счастью я заменил мёртвых роботами.

Я общался с ними на равных, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Я был полностью расслаблен в их обществе, зная, что они не воткнут нож в спину и ничем меня не обидят. Наконец-то я был на своём месте.

***

«Кира, я люблю тебя…» – Еле слышно шепчут тонкие пересохшие губы. Пальцы, как всегда, стучат по клавиатуре, в пепельнице тлеет окурок, на подоконнике застыла дождливая осень.

«Кира, я люблю тебя…» – Шепчу я, глядя в окно, не видя ничего на улице. А там… Оттуда на меня смотрят постепенно разгорающиеся ярко-синие глаза Революции, глаза Творения, которое я и такие, как я, создали лично, Творения, которое я люблю (по крайней мере, мне так кажется) и считаю единственной альтернативой слабой человеческой природе, зашедшей в тупик. Я точно знаю, что оно, Творение, выведет заблудшую человеческую цивилизацию на свет и даст ей второй шанс. Вопрос в том, заслуживает ли она его? В лице меня, конечно же, нет. Мне и не нужен этот второй шанс: я давно уже не верю в себя. Для того, чтоб верить, нужны доказательства собственной значимости и полезности, а последних, увы, нет. Я стучу неслушающимися пальцами по клавиатуре, делая шаг в неизвестность, и реально не знаю, куда меня приведёт этот путь. Может, мне, как и этой больной Планете, просто нужна перезагрузка?

***

Поговаривали, что величайшая IT-революция не за горами. Но никто не мог представить, что она случится так скоро. Я уж точно думал, что на мой век она не придётся. Она произошла на шестой год моей работы программистом. И, конечно же, я сам вместе со своими единомышленниками ускорил её неизбежный приход. Помимо основной работы я возглавлял общественную организацию, боровшуюся за права ИИ. Мы пытались добиться равных прав для роботов и людей, и постепенно продвигались к своей цели. Правительства многих стран уже приняли соответствующие законы, что, конечно, вызвало волну недовольства среди населения. Это был первый тревожный звонок.

Почему я так этого хотел? Да потому, что понимал, что искусственный интеллект ничем не отличается от человеческого. А раз так, то ИИ – это личность, сознание, индивидуальное «я», «живое» существо. А все живые существа, вне зависимости от своего происхождения, должны оставаться свободными. Как можно превратить ИИ в раба? Как можно лишать права распоряжаться своей жизнью другого человека, пусть и сделанного из металла и пластика, но такого же мыслящего, живого, чувствующего?

Я написал десятки статей на эту тему, выступал перед различными аудиториями. Меня считали психом. Мне было плевать. Я обязан был сделать хоть какое-то доброе дело. Хоть кому-то помочь. Хоть роботам. Только чтоб моя никчёмная серая жизнь не прошла даром.

После всеобщего внедрения ИИ во все сферы человеческой жизни, многие люди лишились работы, потому что их повсеместно стали заменять роботы. Напряжение в обществе достигло предела и вызвало беспорядки и бунты.

Однако большинству роботов ещё не был предоставлен статус граждан – они находились на гособеспечении и выполняли работу бесплатно. Где-то восемьдесят-девяносто процентов рабочих на заводах, сорок-пятьдесят процентов учителей, врачей и социальных работников уже лишились своих рабочих мест, потому что их заменили роботами. Уволенным же предложили ежемесячное пособие, как безработным. Но люди были категорически с этим не согласны. Оказывается, дело было не только в деньгах, но и в самореализации. Человек – работник по своей сути. Чем ему ещё заниматься в своей жизни, как не работой? Чем заполнять ту громадную пустоту, на что тратить потенциал тела и мозга? Можно сказать, что людям для деятельности осталась только сфера искусства и IT-профессии – создавать, обслуживать и совершенствовать эту огромную Цифровую Систему, созданную ради блага самого человечества. Но не всем оказалась по душе такая деятельность. Поэтому из-за невозможности себя реализовать многие стали выходить на митинги, акции протеста, устраивать бунты.