Текст книги "Читай меня вслух. Том 1"

Глава 7
Идеалы и неудачники

Вернувшись домой, Катя первым делом устремилась к компьютеру. Нужно поделиться последними новостями с Ником. Едва текстовый файл открылся, она поспешно набрала: «Я это сделала!» И уселась на стул прямо в пальто и берете, ожидая ответа. Но курсор продолжал безучастно мигать, всем своим видом выказывая равнодушие к происходящему.

Не выдержав и пары минут, Катя снова нарушила молчание: «Привет! Я хочу поделиться с тобой новостью!» Однако и эта фраза не заставила Ника заговорить. Катя напряглась, еще не начав паниковать, но уже чувствуя приближающуюся тревогу. Она сняла пальто и берет, в которых стало жарко до дурноты, и вернулась за компьютер, недоумевая, почему Ник молчит.

Катя предприняла третью попытку начать разговор, но фразы одна за другой разбивались о его молчание, как волны о скалы. Когда-то он оставлял ей множество фраз, пытаясь обратить на себя ее внимание, а теперь они поменялись ролями. Катя взглянула на свои сообщения, с горечью осознавая, что на них никто не ответит. К горлу подкатил комок, и глаза тотчас наполнились слезами – она даже не успела понять, что плачет. Значит, это все-таки была чья-то злая шутка. Экран монитора поплыл и превратился в светящееся пятно. Когда же она вытерла слезы рукавом свитера и вновь взглянула на экран, вместо десятка ее отчаянных посланий на экране была только одна строчка: «Я играл на гитаре, не мог отвлекаться».

Появление Ника вызвало у нее неподдельную радость. Катя взвизгнула и едва не захлопала в ладоши.

– Привет! Я хотела сообщить важную новость!

– Что ты удалила статью, которая тебе не нравилась?

– Откуда ты узнал?

– Так это была моя идея.

– Я же не говорила тебе, какое решение приняла! – Катя в очередной раз попыталась уличить Ника во лжи. Конечно, не верилось, что это книжный персонаж. Ник знал о происходящем в ее жизни так много, что было очевидно: он следит за ней в реальности.

Но, как обычно, книжный персонаж нашел способ выкрутиться.

– Я посмел предположить, что ты послушаешь меня. Когда человек сам обращается к тебе за советом, это значит, что он полагается на чужое мнение больше, чем на свое.

– Ты прав, – сдалась Катя. – Если бы не ты, я никогда бы не нашла в себе смелости сделать это.

– Надеюсь, ты не записала меня в свои подельники?

– А ты боишься, что тебя арестуют, как преступника? Книжного персонажа? В самом деле?

– Это была шутка. Очевидно, несмешная, – написал он, и Катя хихикнула. – Можешь считать, что я просто искал причину применить новое выученное слово.

– Помнится, в университете был один такой тип, который учил какое-нибудь умное слово и потом вставлял его в любое предложение. Особенно он любил «априори» и «де-факто». Забавный парень. – Катя улыбнулась, вспомнив учебные годы и лекции, на которых ей удавалось одну за другой исписывать страницы блокнотов.

– Ты скучаешь по тому времени? – Ник словно бы прочитал ее мысли.

– Пожалуй. У меня такое хобби – скучать по прошлому, – откровенно ответила она.

– Разве это правильно – жить прошлым? Так можно и свое будущее сделать одним большим «прошлым». Оно такое прилипчивое и тягучее, как жвачка – пристанет, так не отцепишься, а не отцепишь – растянешь на всю жизнь.

– А чем плохи приятные воспоминания?

– Вспоминать минуты, когда был счастлив, и жить прошлым – разные вещи. Согласна?

– Возможно.

– Не люблю, когда ты односложно отвечаешь. Сразу кажется, что ты смертельно устала писать сообщения и лишняя буковка, набранная тобой, может стать роковой.

– Это всего лишь значит, что мне нечего сказать.

– Тогда так и пиши, что тебе нечего ответить. В этой фразе хотя бы больше букв! – заявил Ник.

Его рассуждения заводили Катю в тупик: поведение подростка соседствовало с размышлениями умудренного жизнью человека, будто бы в нем одном смешались две абсолютно противоположные личности. Когда ей нужен был совет или поддержка, в Нике включался философ, а в остальное время он был придирчивым и капризным ребенком. Так кто он?

– Откуда ты берешь все эти рассуждения?

– Это весьма сложное явление, которое не поддается описанию. А если и поддается, то ты уснешь от скуки после первой же строчки, – уклончиво ответил Ник. Ему мастерски удавалось уходить от конкретных ответов, используя размытые фразы. Многословие и формулировки запутывали собеседника, создавая иллюзию подробного ответа. Но на самом деле он не говорил ничего существенного – всего лишь умело жонглировал словами.

– Чем больше я задаю тебе вопросов, тем тяжелее мне понять – кто ты.

– Тебе как автору решать, каким мне быть.

– А как же цвет глаз, манера выражаться – почему тут я не могла решать?

– Это было всего лишь причиной, чтобы заговорить с тобой. Мне все равно, какого цвета будут мои глаза. Но я хотел доказать тебе, что чужие желания не обязаны совпадать с твоими. Понимаешь?

– То есть хотел меня проучить? Потому и притворился книжным персонажем?

– Я не притворяюсь! Я и есть персонаж – самый настоящий. Я выгляжу как человек и говорю то, что хочу, а не те слова, что ты насильно кладешь мне под язык, как таблетку!

На этих словах тирада Ника прервалась. Курсор остановился, чтобы отдышаться. Катя замерла, осознавая прочитанное. Она хотела ответить, но удалось напечатать только пару букв, которые тут же стерлись курсором, самовольно заскользившим по строчке, являя послание от Ника:

– Если в реальном мире нет ни одного человека, способного указать на твои ошибки и уберечь тебя, значит, это должен сделать я! Иначе для чего ты придумала меня?

Ей нечего было ответить на это. В голове смешались слова Ника, ее размышления и подозрения. Она сидела перед монитором, на котором продолжали возникать новые фразы от ее персонажа, но воспринимать их Катя уже не могла, да и не хотела. Усталость и отчаяние навалились на нее внезапно, как тяжелое ватное одеяло, под которым было сложно пошевелиться и вздохнуть. Она переместилась на диван, и свернулась калачиком, внезапно почувствовав озноб.

Проваливаясь в сон, Катя вспоминала детство: те ночи, когда она, лежа под тяжелым одеялом, вслушивалась в шум за стеной. Слов было не разобрать, но каждая клеточка тела ощущала колючий холод интонаций родительских голосов. В такие минуты она чувствовала себя отрезанной от всего мира, словно от родителей ее отделяла не стена, а целый океан, где она дрейфовала на льдине.

Ник прав во всем – в каждой его строчке была царапающая душу правда. Он понимал, что стал для Кати единственным, кто способен помочь выбраться с этой дрейфующей в бесконечном океане льдины. Она придумала этого персонажа, чтобы справиться со всеми трудностями и обрести советчика, которому будет доверять как себе. Она обязана прислушиваться к нему, пусть даже для этого придется стать сумасшедшей.

Утром следующего дня редакция напоминала улей: сотрудники были суетливы и деловиты, как пчелы, а гул их приглушенных голосов не смолкал ни на минуту. Катя сразу заметила изменения, едва оказавшись на этаже, и сердце гулко застучало от осознания происходящего. На ватных ногах она неуверенно зашагала по коридору.

Оказавшись в своем кабинете, Катя застала Дарью говорящей по телефону. Очевидно, звонок настиг ее за утренней трапезой и увлек так, что печенье осталось лежать на блюдце нетронутым. Коллега была поглощена беседой, угукая и сдавленно хихикая в трубку. Ярко-красные губы, расплывшиеся в широкой и кривой улыбке, делали Дарью похожей на злобного клоуна.

Катя сняла пальто, включила компьютер, сверила свой план работы – коллега все не умолкала. Казалось, телефонная трубка приклеилась к ее уху. Из обрывков фраз можно было уловить тему разговора и лишь подтвердить догадки – сегодня вся редакция жужжала о том, что Ирка получила выговор. Якобы она выбежала из кабинета начальницы в слезах и скрылась в туалетной комнате, откуда коллеги, преисполненные то ли любопытства, то ли сочувствия, слышали горестные всхлипы. Когда же Ирка снова явилась публике, «на ней лица не было» – как заметила сама Дарья. После краткосрочной драмы героиня вернулась на рабочее место, оставляя коллегам мизерный повод для сплетен. Однако в устах журналистов история обрастала подробностями, догадками и едкими комментариями, передаваясь по телефону или шушуканьем в коридоре.

Иркиным неудачам радовались все, их обсуждали и приукрашивали выдуманными подробностями. Будучи любимицей главного редактора, Ирка раздражала коллег, которые только и ждали повода накинуться на нее с критикой и осуждением. Сама того не желая, Катя подарила им такую возможность. Она всего лишь боролась за справедливость, но стараниями язвительных коллег ситуация приобрела масштабы личной катастрофы.

Подчинившись секундному порыву, Катя вскочила из-за стола, сорвала с вешалки пальто и вышла. Спасительная лестница обещала высвободить ее из этого гудящего сплетнями улья, и Катя стремительно направилась к ней. Она шагнула в полумрак лестничного пролета, когда ощутила резкий толчок в левое плечо. На нее кто-то налетел и едва не сшиб: если бы она не успела ухватиться за перила, то наверняка кубарем скатилась бы вниз. Катя обернулась.

– Извини, – пробубнил Шурик, поправляя взлохмаченные волосы, – я не хотел…

– Все нормально, – отмахнулась она и побежала вниз по лестнице. Не хватало только занудного Шурика, у которого даже извинение превращалось в долгий монолог! Открыв рот, он уже не мог остановить поток слов: запинаясь, прерывая речь нервными вздохами и всюду добавляя свое коронное: «Не подумай ничего дурного». Шурику удавалось даже из простого «привет» извлечь максимум поводов для разговора.

Оказавшись на улице, Катя решила прогуляться до кофейного киоска, чтобы оправдать свое отсутствие картонными стаканчиками с кофе. Однако сбежать от проблем не удалось – свернув за угол здания, она услышала неуверенный оклик.

– Чего тебе? – резко сказала Катя, не сбавляя шаг в надежде, что преследователь выбьется из сил и отстанет. Шурик упрямо шел следом, сохраняя дистанцию, но не отпуская далеко.

– Ты зря считаешь меня дураком! – прокричали ей в спину. Несмотря на весь драматизм, фраза прозвучала скорее жалобно, нежели гордо, точно сам Шурик сомневался в том, что говорит.

Катя замедлила шаг. Шурик сделал последний рывок и обогнал ее. Пришлось остановиться, чтобы снова не столкнуться.

– Я знаю, что это сделала ты!

– Сделала что? – попытавшись изобразить недоумение, ответила Катя. Однако с таким актерским «талантом» и эмоциональным накалом она не надеялась сыграть что-то правдоподобное.

– Удалила материал с компьютера Иры. – Его заговорщицкий шепот дал понять, что он не собирается разоблачать Катю перед всеми. Поэтому отпираться больше не было смысла.

– Да, – коротко подтвердила она. Молчание Шурика требовало разъяснений, и Катя неохотно добавила: – Я всего лишь хотела не допустить клеветы, которую собирались опубликовать эти меркантильные вруньи!

Она махнула рукой в сторону здания, пространственно указывая на начальницу, пунцовую от гнева, и Ирку, шмыгающую носом за монитором. Неизвестно, понял ли Шурик этот небрежный жест, но от ее слов сделался грустным и обмяк, как мешок, из которого вытрусили все содержимое.

– Ты… уверена? – В задумчивости Шурик почесал затылок.

Катя кивнула. В их разговоре возникла долгая, напряженная пауза. Шурик задумался, словно не мог определиться – верить Кате или нет. А она буравила его взглядом.

– Все это зря… – наконец сказал он.

– Мне неинтересно знать, как ты относишься к моему поступку.

– Не подумай ничего дурного, я тебя не осуждаю. Просто ты должна знать, что все твои старания напрасны. Начальница отложила выпуск на один день, а Ире поручено в срочном порядке восстановить материалы. Статья все равно выйдет.

Катя замерла, словно ее ударило молнией и пригвоздило к земле.

Когда-то она точно так же стояла перед матерью, пораженная новостью о переезде в другой город. В тот момент казалось, что вся несправедливость этого мира и вся сложность человеческого существования разом обрушились на нее. Девочка безропотно приняла свою слабость и бессилие. Но сейчас, испытав те же чувства, Катя поняла, что за дюжину лет в ней ничего не изменилось: мнимая сила обратилась в слабость, а напускная решительность – в осознание своей беспомощности. Словно за словами Шурика скрывалось послание жестокого мира, для которого она по-прежнему оставалась той девочкой, неспособной повлиять на ход событий.

Взгляд затуманился слезами; было достаточно моргнуть, чтобы они скатились по щекам. С минуту Катя стояла, закрыв глаза и беззвучно плача, но осторожное прикосновение вернуло ее в реальность.

– Не расстраивайся.

Катя стала спешно вытирать слезы рукавом пальто, а Шурик стоял, потупив взгляд.

– Я в порядке, – сказала она, обращаясь то ли к себе, то ли к Шурику. И больше не проронила ни слова.

Глубокий вдох, впустивший в легкие прохладный осенний воздух, успокоил ее. Катя зашагала к кофейному киоску, а Шурик стоял на прежнем месте, как верный пес, оставленный хозяйкой у магазина. Она вернулась с двумя стаканчиками, от которых исходили тонкие струйки пара и пряный аромат кофе. Катя неодобрительно взглянула на Шурика, точно готовилась сказать очередную грубость, но вместо этого протянула ему один стаканчик. Это был негласный знак примирения. Извиняться она не умела.

В молчании они направились обратно в редакцию, но Шурик вдруг осторожно спросил:

– Дело ведь не только в чувстве справедливости, да?

Катя напряглась и вцепилась в стаканчик так, что едва не пролила кофе.

– О чем ты?

– За твоим поступком скрывается что-то более сильное, нежели стремление к справедливости…

– Ты хочешь сказать, что я пытаюсь свести счеты с Иркой? – перебила его Катя. Уж лучше самой признаться в таких вещах, чем дать повод для упрека.

– Вы никогда не ладили с ней. – Шурик пожал плечами. – Не подумай ничего дурного, я вовсе не ради укора это говорю. Просто ты должна понимать, что Ирка сразу подумает на тебя.

– И что? – фыркнула Катя, всем своим видом изображая безразличие. Но ей не хотелось ссориться. – Ты можешь рассказать начальству обо всем. Я не обижусь.

– Мне ни к чему делать это,– ответил он и, подумав немного, добавил: – Я бы мог притвориться, что не понял ничего, но мне показалось важным сообщить…

– Я и без тебя понимаю, – небрежно сказала Катя и сделала глоток. Горячий кофе обжег язык. Она дернулась, отнимая стаканчик от губ. Может, это просто едкие слова, сосредоточенные на кончике языка?

Красноречие Шурика иссякло, а попытки завести с Катей разговор разбились о ее холодность. До дверей редакции они шли молча. Вокруг них гудел город и звенел от первых осенних заморозков воздух. Они одновременно пребывали в тишине и шуме, хотели о чем-то сказать друг другу, но притворялись немыми.

Шурик открыл перед Катей дверь, пропуская ее первой. Он снова обрел способность говорить, когда дверь громко захлопнулась, разрушив тишину между ними.

– Извини, если был навязчивым. Я всего лишь хотел помочь. – Он вручил ей стаканчик с нетронутым кофе и устремился вверх по лестнице. Катя попыталась убедить себя в том, что этот жест нисколько ее не задел.

Едва она появилась перед Дарьей, та с энтузиазмом стала рассказывать о главной новости, взбудоражившей всю редакцию. Не обратив внимания на поставленный перед ней кофе, Дарья безостановочно тараторила, решив в одном монологе уместить все версии сплетен. Однако Катя прервала коллегу на полуслове, заявив, что историю замнут и газета с материалом выйдет, пусть и с опозданием. Дарья замялась, не зная, как продолжить разговор. Тут и обнаружился кофейный стаканчик. Еда действовала на Дарью подобно кляпу, отвлекая от пустой болтовни.

Отвязавшись от коллеги, Катя решила сосредоточиться на работе. Почти смирившись с тем, что план с треском провалился, она взялась за недописанную статью. Слова неохотно появлялись на невидимых строчках текстового редактора, курсор надолго зависал в задумчивости, а потом продолжал медленно и скачкообразно выдавать символы. Катя не обращала внимания на монитор, созерцая клавиатуру. Белое поле текстового редактора раздражало. Она сощурилась, когда снова взглянула на него. Бессвязная россыпь букв медленно стала обретать смысл. Катя с удивлением обнаружила: это другой текст! Она ощутила те же эмоции, как в тот вечер, когда взбесившийся курсор самовольно стал плеваться буквами. Но теперь удивление быстро сменилось радостью.

– Кейт, это не повод для нытья! Не расклеивайся! – писал Ник: – Неужели ты воспринимаешь все это как вопрос жизни и смерти? Сдалась тебе эта статья…

– Ты как тут оказался?

Руки задрожали от волнения. Катя не давала эмоциям проявиться, а те настойчиво просились наружу, точно стуча и толкаясь в закрытые двери.

– Я же говорил, что могу оказаться в любом тексте.

Катя поймала себя на том, что улыбается монитору, и тут же бросила взгляд на коллегу – не следит ли та за ней? Но Дарья была поглощена работой: пальцы ритмично выстукивали текст, а брови в задумчивости сползали к переносице. Ничто не мешало улыбаться невидимому собеседнику, который уже оставил новое послание:

– Ты не подумай, что я тут просто так, прогуливался мимо да к тебе зашел. Я хотел тебя взбодрить и отговорить от бессмысленной печали.

– С чего ты взял, что я расстроена?

– Всякий раз, когда ты соприкасаешься с текстом – где бы он ни был, – я могу чувствовать тебя. Длинные паузы между словами говорят о том, что ты пишешь с неохотой и без вдохновения; а неспешность твоей мысли может значить лишь то, что думаешь ты вовсе не о том, о чем пишешь. Значит, ты расстроена.

В этих словах было нечто такое, что тронуло Катю. Теплое чувство разлилось внутри, словно кто-то опрокинул в ее душу кофейник.

– Спасибо. Ты очень многое делаешь для меня, – набрала она и замерла, ожидая ответа от Ника. Но он ничего не написал, неожиданно возникнув и так же незаметно исчезнув. Исполнив свою миссию, Ник покинул пределы этого текста, отправившись гулять по библиотечным книжкам или, быть может, играть на гитаре внутри недописанного романа.

Он делал для нее так много, совершенно не требуя благодарности. Во всем был противоположностью реальных людей, словно каждым своим поступком напоминая, что не принадлежит этому миру и не является человеком вовсе. Всего лишь книжный персонаж, среди которых частенько встречаются идеальные герои. В таких читательницы влюбляются, на таких хотят быть похожими. Ник был одним из них. Разве мог он встретиться в реальности?

В книгах так просто быть идеальным: ты ограничен одной историей, ты знаешь сюжет и можешь подготовиться ко всему, что тебя ждет, любую ситуацию проживая достойно; а можешь скрыть свои недостатки, вынеся их за поля или вовсе умолчав о них. Легко убедить автора сделать тебя идеальным, поскольку каждый, единожды разочаровавшийся в людях, склонен воображать себе идеального человека.

Красивый и воспитанный, чуткий и добрый, отзывчивый и благородный, честный и прямолинейный – каких качеств вам еще не хватает в людях? Каким бы оказался ваш идеальный персонаж?..

Глава 8
Жизнь бумажных людей

Комната была погружена в темноту, словно сгустившиеся за окном сумерки пробрались в приоткрытую форточку и осели вязким туманом на пол. За год, что Катя прожила здесь, одиночество стало соседом, который иногда мешал уснуть, а порой становился идеальным собеседником. Она находила в этом и спокойствие, и утешение.

Маленькая ветхая крепость вокруг нее и еще одна, несокрушимая, – внутри. Но все было зря. Катя понимала: незачем прятаться, если никто не станет тебя искать. Ни отец, вычеркнувший из жизни свою прежнюю семью; ни мать, увлеченная попытками выстроить свое счастье заново; ни маленький брат. В те редкие дни, когда Катя находила в себе силы повидаться с родными, брат радостно встречал ее у порога, как верный щенок, но спустя полчаса убегал к своим красочным книжкам. И тогда за столом, накрытым для гостеприимного чаепития, воцарялось неловкое молчание. В отсутствие детей, которые способны освещать пространство своей непосредственностью и смехом, обнажались взрослые проблемы, обиды и неловкость, порождаемая недостатком общих тем. Катина нелюбовь к пустым разговорам была вызвана именно такими минутами, когда требовалось сказать что-нибудь, пусть бессмысленное и глупое, лишь бы прекратить напряженное молчание. И тогда они сидели за столом, сократив расстояние до минимума, но по-прежнему были далеки друг от друга. Странное несовпадение пространств тел и душ.

Катя лежала на диване, укутавшись в клетчатый плед, и дремала. Глаза были закрыты, тело неподвижно, но мысли роились в голове назойливой мошкарой. Сложный день подходил к концу, а она все не могла отпустить события и эмоции – слишком много для одного дня. В памяти всплывал заговорщицкий шепот Шурика, обжигающие пальцы кофейные стаканчики, шушуканье коллег, встреча с матерью и чашка с безвкусным чаем, который Катя безучастно пила в попытках хоть чем-то себя занять.

Если каждому событию в жизни можно присвоить определенный вкус, то у встреч с матерью он был чайным. Вкус травяного чая без сахара, больше похожий на лекарственный сбор, перебивался лишь пирожными безе – ее нелюбимыми, но спасительными для таких чаепитий. Наверное, поэтому она разлюбила чай и после запивала противный привкус крепким кофе.

Вот и на этот раз, бросив напрасные попытки уснуть, она расположилась перед монитором с чашкой кофе, ожидая, когда компьютер загрузится. Впереди были выходные, и Катя размышляла о том, как проведет эти дни. Лучшее решение: затаиться в своей воображаемой крепости на пару дней, укрыться от дождей и холода, притвориться, что ее не существует.

2

Как и предупреждал Ник, он оказался неразговорчивым и угрюмым, что могло свести любой разговор к обидам. Но в его новой знакомой удивительным образом сочеталось множество качеств, которые удерживали ее рядом с ним. Доброта и чуткость не позволяли бросить грустного человека, любопытство надеялось услышать его историю, а тяга к музыке превращалась в тягу к музыканту. Оля могла найти еще тысячу оправданий своей навязчивости и безрассудству, но чувствовала она все совершенно по-другому: порыв души, внезапная одержимость, притяжение, столь же естественное, как сила гравитации. Несмотря на молчаливость и безразличие Ника, она шагала рядом с ним — едва знакомым человеком, которого вызвалась проводить.

Их путь был коротким: парк, где они встретились, располагался неподалеку от железнодорожного вокзала. Пока шли, оба молчали: Ник думал о чем-то своем, а Оля с интересом рассматривала нового знакомого. Темные волосы торчат из-под бейсболки; белая майка с масляным пятном на груди помята — следствие долгой дороги; за спиной болтается чехол с гитарой, а руки спрятаны в карманы зауженных джинсов, подчеркивающих тощие ноги. Неопрятный вид и хмурое лицо — ничего притягательного в этом уличном образе, ничего схожего с силой и привлекательностью его бархатного тембра. Может ли человек последовать за голосом? Словно крыска, идущая на звук волшебной флейты Крысолова, Оля следовала за ним.

Она так увлеклась, что не заметила, как тротуар прервался у лестницы, которая вместе с улицей спускалась к привокзальной площади. Оля сделала шаг в пустоту, нога грубо приземлилась на ступеньку и предательски поехала. Оля взмахнула руками и вцепилась в первое, что оказалось рядом. Гитара предостерегающе брякнула струнами, а в следующее мгновение упала вместе со своим хозяином и с глухим стуком ударилась о бетонные ступени. Лестница была маленькой, но ей чудесным образом удалось уместить на себе и ноющую от боли Олю, и чертыхающегося Ника, и чехол с жалобно фонящей гитарой. Шум от падения сменился внезапной тишиной, точно все они разом рухнули в бездну, куда было не докричаться. Оля молчала от сожаления и неловкости, а Ник — чтобы сдержать бессмысленную злость.

– Ты не ушиблась?

– Нога болит, — пискнула Оля.

Ник раздраженно цокнул языком, но ничего не сказал. Поднялся, не обременяя себя необходимостью отряхнуть с джинсов пыль, и склонился над Олей, изучая ушиб.

– Лодыжка, — подсказала девушка, морщась от боли.

– Не смертельно, — сухо ответил Ник и протянул ей руку, чтобы помочь подняться.

Его неожиданное прикосновение смутило Олю. Она встала, балансируя, как цапля, на одной ноге. Он водрузил гитару в чехле на правое плечо и вернулся к пострадавшей, которая виновато взглянула на него и попросила прощения за свою неуклюжесть.

– Я надеюсь, с гитарой ничего не случилось, — добавила она, когда поймала на себе угрюмый взор Ника.

– Лучше побеспокойся о своей ноге, — буркнул он, перекидывая ее правую руку себе на плечо и придерживая за талию. — Похоже, тебе нужен ближайший травмпункт.

– Без понятия, где он находится, — беспомощно отозвалась Оля, ожидая, что в следующую секунду Ник бросит ее посреди улицы и поспешит на электричку. Но он остался рядом, только шумно выдохнул, продолжая раздражаться.

– Ладно. А ближайшую аптеку мы найдем?

– Надо вернуться на один квартал, — сказала Оля после недолгих раздумий. — Мы проходили мимо.

– Жаль, что на пути нам не попалась больница…

Ник сделал пару осторожных шагов, убеждаясь, что Оля может опираться на ушибленную ногу. По-улиточьи медленно они зашагали в сторону ближайшей аптеки.

Непредвиденное происшествие, кажется, разговорило Ника, и он выдавил из себя пару фраз, чтобы разрядить обстановку. Из этого короткого разговора Оля узнала, что гитара досталась Нику по наследству и за свою историю пережила немало падений и испытаний.

Наконец они добрались до скамейки. Пострадавшая осталась ждать, а спаситель отправился в аптеку. Казалось, его не было всего пару минут, точно эластичные бинты и сухой лед, с которыми он вернулся, прятались в чехле из-под гитары. Оля требовательно протянула руку, демонстрируя намерение самостоятельно оказать себе первую помощь. «Еще не хватало, — думала она, — чтобы незнакомец бинтовал мне ногу». После его прикосновений Оля чувствовала себя неловко. Но ему были безразличны демонстративные жесты, без тени смятения он отдал ей бинты и лед, а сам уселся рядом, безучастно глядя по сторонам.

Оля долго провозилась с перевязкой, но все-таки справилась. Она устало выдохнула, как будто только что пробежала марафон, хотя с распухшей ногой и ходить-то нормально не могла.

– Извини, что задержала! Вызвалась пойти с тобой и принесла кучу проблем. Возьми. — В ее руках зашелестели мелкие купюры. Он не обернулся и даже руки не протянул. Тогда Оля решила прояснить: — За бинты и лед.

Но он снова не отреагировал, чем разозлил Олю.

– Что это за уличный джентльмен, который покупает новой знакомой бинты и сухой лед в аптеке?!

– Считай, что я угостил тебя мороженым, — он пожал плечами.

– Со вкусом бинта, — фыркнула девушка и, найдя главный аргумент, продолжила наступление: — Ты собирался потратить свои деньги на обратный билет домой! Возьми!

– Мне они не нужны.

– Ты там что, на своих песнях миллион заработал?

– Мой поезд ушел ровно десять минут назад, как раз в тот момент, когда ты села на эту лавочку. Поэтому мне не нужны деньги на билет, — сказал он с легкостью, которую редко можно встретить у опоздавшего на поезд человека. Казалось, все эмоции, которые должны были принадлежать Нику, вместо него испытала Оля. Она ахнула, побелела и испуганно взглянула на привокзальные часы, которые виднелись вдалеке.

– Это из-за меня… — протяжно заныла Оля.

– Помочь тебе было моим решением. Я не думаю, что ты упала специально, чтобы оказаться с ушибленной ногой в обществе незнакомца.

– Ну да, — согласилась Оля, решив, что это отражает ее скромную и рассудительную натуру и безупречную репутацию, которая была подорвана ее желанием проводить незнакомца.

– Хорошо, — кивнул Ник, довольный тем, что тема исчерпана.

Однако Оля после короткой паузы заявила:

– Я благодарна тебе за помощь и предлагаю помощь в ответ.

– Что за обмен любезностями? — Он покосился на нее и скорчил недовольную гримасу. Оля проигнорировала замечание и продолжила с энтузиазмом:

– Мой брат-студент снимает жилье тут неподалеку. Комната на летнее время свободна, ты бы мог остаться там на пару дней.

– Ты филантроп или просто сумасшедшая?

– Не смотри на меня так, словно я тебе предложила пожить у меня!

– Что за маниакальная боязнь показаться нескромной девицей?

Оля фыркнула.

– Если планируешь отказаться, так и скажи. Зачем говорить гадости?

– Я не сказал тебе ни одного грубого слова!

– А «сумасшедшая» — это комплимент, по-твоему?

– В моей личной философии — да.

– Я вне границ твоей философии, — коверкая язык, сказала Оля. Передразнивать Ника было не лучшей затеей, но вместо ожидаемого раздражения последовал смех.

– После такого я должен поднять руки вверх и признать свое поражение.

«Сдается», — подумала Оля и едва удержалась от того, чтобы довольно потереть ладони.

– Достаточно будет из вежливости принять мое предложение о помощи, — она пожала плечами.

– Спасибо. Если честно, я очень устал…

Так он оказался в незнакомой квартире. Планируя остаться здесь всего на ночь, он задержался надолго. Его гитара удобно пристроилась в углу за скрипучей кроватью, да так и осталась там жить.

Воспоминания проносились одно за другим, позволяя ему переживать все мгновения заново. Он словно включил кассету своего прошлого в обратной перемотке, чтобы взглянуть на это еще раз, попрощаться и навсегда забыть. Несчастный человек всегда стремится вспомнить лучшее, что с ним когда-либо случалось, точно говоря себе: «Ты был счастлив. Не все так плохо». Солнце освещало тесную комнату, в ярких лучах кружились пылинки и его воспоминания. Ее радостный смех, звонкий голос и застенчивая улыбка, которая не потеряла своего очарования и скрытого смысла за все то время, что Оля улыбалась ему… Ее плач, крик и дрожащие губы, которые уже не улыбались и не произносили его имя так мягко… И еще тысячи мгновений, пережитых вместе: одни уже невозможно было повторить, а другие — вычеркнуть.