Текст книги "Мой любимый герцог"

Глава 11

Аннабель резко вздрогнула и проснулась, сердце бешено колотилось, она задыхалась.

Во сне она видела старый кошмар – как падает с большой высоты. Ее глаза открылись как раз в тот момент, когда каждый ее мускул напрягся перед ударом о землю.

Яркий свет зимнего утра с силой ударил по глазам, голова раскалывалась от боли.

– Ну и чушь мне снилась! – Ее голос прозвучал как карканье.

– О, ты проснулась!

Хэтти вскочила с кресла возле камина, Катриона поднялась степенно. Матрас просел, когда обе подруги устроились на краю кровати и устремили взгляды на больную.

Аннабель села и убрала растрепанные волосы за ухо.

– Который час? – прошептала она.

– Девять утра, – сказала Хэтти, протягивая ей стакан воды. – Шестнадцатого декабря, – добавила она.

Боже милостивый! Уже понедельник. Значит, она проспала день и две ночи и почти ничего не помнила. Она сделала глоток воды.

Хэтти пощупала ей лоб.

– Как ты себя чувствуешь?

Аннабель чувствовала себя совершенно разбитой. Будто на нее обрушилась стена.

– Так, небольшая слабость, – сказала она. – Спасибо.

У обеих подруг под глазами виднелись бледные фиолетовые круги. Должно быть, это их мягкие пальцы она чувствовала на своем лбу в лихорадочных снах, их руки обтирали ее горячее лицо мокрым прохладным полотенцем.

Ее горло сжалось.

– Испортила вам всю вечеринку. Вот уж не думала, что так выйдет! – Тут ее осенила еще одна мысль… – А разве мы не должны были уехать вчера?

– Ты была слишком слаба для путешествия, поэтому мы написали хозяину и остались, – объяснила Катриона. – И останемся еще на несколько дней.

Ошеломленная Аннабель поставила стакан.

– Очень любезно с вашей стороны, но вряд ли в этом есть необходимость.

Хэтти фыркнула.

– Не можем же мы оставить тебя здесь совсем одну, ведь герцог фактически холостяк.

Аннабель вынуждена была признать, что подруга права.

Она пошевелилась под одеялом. Принимать заботу, столь щедро расточаемую, ей было прямо-таки физически неудобно, как носить впивающийся в ребра корсет. Или, возможно, она чувствовала себя виноватой, понимая, что деликатные подруги терпеливо ждут от нее хоть каких-то объяснений происшедшего. Интересно, насколько сочувственно они отнеслись бы к ней, если б знали, что заставило ее столь спешно покинуть дом герцога в тот день.

Дамы, семь лет назад у меня был любовник. Нет, он не писал мне нежных писем, не срывал украдкой робкие поцелуи. Он просто задрал мне юбки и лишил невинности. А его отец поносил и обвинял меня точно так же, как герцог. Поэтому я сбежала.

– Простите меня, – сказала Аннабель подругам. – Как я уже написала в записке, герцог узнал меня, это и стало причиной недоразумения. Я немедленно покинула дом, возможно, чересчур поспешно.

– Видишь ли, именно это нас и тревожит, – сказала Хэтти. – Ты всегда была такой здравомыслящей. Мы никогда не видели, чтобы ты поступила опрометчиво, если только…

– Что значит «если только»?

– Скажи, он ведь был ужасно груб с тобой?

Вы выбрали не того человека… Ваши уловки ни к чему не приведут…

Аннабель поежилась, вспомнив слова Монтгомери.

– Ну да, не слишком любезен, – ответила она.

Хэтти поджала губы.

– Разве он когда-нибудь бывает любезным?

Не бывает.

А потом Аннабель вспомнила, как герцог стоял со шляпой в руке там, на холме. Тогда он был искренним. А это гораздо важнее, чем пустая любезность…

– Его камердинер доставил это для тебя, – сказала Катриона, указывая на тумбочку.

Там лежала стопка книг, которых раньше не было.

– И записка. – Хэтти протянула ей белый конверт. – Мы чуть не умерли от любопытства, что же в ней.

Бумага была толстой и гладкой, словно прессованный шелк. Сверху лист украшали золотые завитки монограммы герцога.

Дорогая мисс Арчер!

Его светлость герцог Монтгомери желает вам скорейшего выздоровления. Он посылает вам эти книги: Вольтера, Руссо и Локка, а также еще кое-что из легкого чтения. Если вас интересует какая-либо конкретная книга, пожалуйста, не стесняйтесь обращаться. Библиотека в вашем распоряжении.

Ваш покорный слуга

Рэмси

Аннабель протянула записку подругам.

– Он желает мне скорейшего выздоровления, – сказала она, просматривая книги.

Вольтер, Руссо, Локк. Примечательно, что всем им не были чужды идеи демократии. Автора последней книги, увесистого тома, она не знала.

– Достоевский, – сказала Катриона. – Русский роман, недавно переведенный на английский. Я слышала, в Лондоне он в моде.

Аннабель открыла первую страницу.

– «Преступление и наказание». Роман о пагубном воздействии порочной идеологии, шокирующая история студента, опьяненного идеей», – прочитала она вслух и подняла глаза. – А-а, видимо, его светлость намекает на мою политическую активность, – кисло сказала она.

Или он так шутит? Ведь она уже знала, что за внешней холодностью герцога скрывается тонкое чувство юмора. Если это и была шутка, то странным образом предназначенная лишь для нее одной.

Аннабель в изнеможении откинулась на подушки и все никак не могла решить, улыбаться ей или хмуриться. Может, он и не слишком нравится ей. Но как же ей хотелось узнать его ближе, разобраться в его характере!

Робкий стук в дверь заставил Себастьяна оторваться от бумаг на письменном столе и посмотреть на часы. Его брат был пунктуален, явился минута в минуту. Увы, столь примерным Перегрин становился, лишь когда чувствовал, что у него на шее затягивается петля. Нет, это никуда не годится, что-то нужно с ним делать.

Брат бочком вошел в комнату с мрачным выражением лица.

– Присаживайся, – сказал Себастьян.

Перегрин неуверенно произнес:

– Я хотел бы сначала принести извинения…

Под глазами у него были темные круги. Он выглядел так, словно не сомкнул глаз всю ночь.

– Пожалуйста.

Перегрин судорожно вздохнул.

– Я сожалею о своем поступке, – начал он. – Просто мне так хотелось провести время в компании друзей, прежде чем отправиться в Уэльс. У меня и в мыслях не было сделать что-то назло тебе. Да они вообще должны были уехать еще до твоего возвращения!

И он хорошо справлялся до последнего предложения. Кровь застучала в ушах Себастьяна.

– Разве ты не понимал, что в любом случае твой поступок не останется безнаказанным?

Перегрин нервно сглотнул.

– По правде говоря, потом я уже и сам пожалел, что затеял все это, но неловко было отменять вечеринку.

– Присаживайся, – повторил Себастьян, а затем сказал: – В этом-то и проблема. Ты сам загоняешь себя в ловушку, потому что не задумываешься о последствиях. – Герцог оперся руками о стол. – Так ведут себя дети, Перегрин. Мир взрослых мужчин устроен иначе. За свои поступки всегда приходится расплачиваться, зачастую немалым, и расплачиваешься всегда ты сам.

Перегрин отвел взгляд.

– Я знаю, что заслужил наказание.

– Я вовсе не собираюсь тебя наказывать.

Карие глаза сузились и уставились на герцога с подозрением.

– Не обольщайся, – сказал Себастьян, – следовало бы посадить тебя в колодки. Но на тебя и это не подействует, поэтому не вижу смысла.

Он взял со стола бумагу, которую привез из Лондона.

– Вчера я встречался с адмиралом Блайтоном.

Перегрин замер.

Себастьян толкнул лист бумаги на другой конец стола.

– Письмо о твоем зачислении в Королевский флот.

На лице Перегрина отразилась целая гамма чувств: замешательство, недоверие, паника. И в конце концов осталась только паника. Он попытался встать, кровь отхлынула от его лица.

– Служить во флоте? Не пойду!

Себастьян бросил на него свирепый взгляд.

– Сядь. Пойдешь.

Перегрин вцепился в край стола.

– Я по натуре не солдат.

– Похоже на то, – согласился Себастьян. – Если б ты был солдатом, то имел бы хоть какое-то понятие о дисциплине, и тогда бы я не столкнулся в своем доме с шестнадцатью незваными гостями.

Перегрин изумленно взглянул на него так, словно видел в первый раз.

– Так ты отправляешь меня на смерть из-за вечеринки?

– На смерть? – В ушах у Монтгомери снова застучало. – Перегрин, это служба, а не война.

– Но корабли… они же кишат крысами, там везде смертельные болезни, кормят всяким гнильем!

– В военно-морском флоте? Чепуха! Да у нас самые высокие гигиенические стандарты в мире!

– Но в море мне придется плавать неделями, месяцами! – взвизгнул Перегрин.

– От этого никто не умирает, – равнодушно сказал Себастьян. – Отправишься в Плимут в феврале. А теперь подпиши.

Перегрин уставился на ручку и бумагу, как на чашу с цикутой. Когда он поднял глаза, его губы дрожали.

– Ты… ты не можешь меня заставить!

Себастьян не удостоил его ответом. Он мог сделать с Перегрином все, что угодно, – посадить под замок или вышвырнуть из дома, лишить его средств и настроить против него всех пэров королевства. Он мог бы снять с него последнюю рубашку, и никто не посмел бы задать ему хоть один вопрос. Такова участь младших сыновей и братьев.

На лбу Перегрина выступил пот.

– Дай мне шанс проявить себя… – прохрипел он. – Позволь мне в течение года управлять одним из северных поместий, и я докажу…

– Подпиши бумагу.

– Умоляю, брат.

Они будто не слышали друг друга, слова беспомощно падали в пустоту, как подстреленные птицы.

Себастьян замер. Страх в голосе брата отдавался болью в груди. Собственный брат боялся его, будто спятившего тирана, требовавшего чего-то безумного и неисполнимого. Себастьян резко поднялся со стула. В глазах Перегрина мелькнула тревога, и это еще больше разозлило герцога. Он обогнул стол, едва не схватив брата за шиворот.

– Ну-ка встань.

Перегрин вскочил на ноги, и Себастьян схватил его за плечо и развернул к стене.

– Взгляни на это, – сказал он, указывая на ряды картин с видами семейных владений. – Дело не только в тебе. Мы владеем десятью поместьями в двух странах. Наша семья – одна из старейших в Британии, мы относимся к крупнейшим землевладельцам Англии, и если завтра я упаду с лошади и сломаю себе шею, все это окажется в твоих руках. – Он повернул брата лицом к себе. – И если ты не сумеешь управлять нашими владениями, все пойдет прахом, рухнет и погребет тебя, как лавина, и ты будешь не единственным, кто погибнет. От нас зависят судьбы тысяч наших слуг и арендаторов. Думаешь, это пустяк? А возвращение фамильного замка Монтгомери – само по себе великая миссия. Не проходит и дня, чтобы я не терзался оттого, что наше родовое гнездо находится в чужих руках.

В глазах Перегрина горел дикий, безрассудный огонь загнанного в угол человека.

– Ну и что? – сказал он. – А я не хочу всего этого!

– О чем ты?

– Я просто не могу, как ты не понимаешь? – Голос Перегрина зазвенел, становясь все громче. – Не могу. Не могу быть тобой!

– Не кричи, – сказал Себастьян, понизив собственный голос до предела.

Перегрин всеми силами пытался освободиться из железной хватки герцога.

– Тебе до меня никакого дела! Если бы я не был твоим наследником, ты бы и не заметил, что я существую! Но я не могу, не могу быть герцогом!

Откровения брата сыпались на Себастьяна, как удары. Внезапно кусочки головоломки встали на свои места, и поступки, казавшиеся идиотскими, начали обретать смысл. Гнев поднялся в его душе.

– Так вот для чего все твои выходки! Выказать себя непутевым и никчемным?

Глаза Перегрина горели огнем, его рука вцепилась в руку Себастьяна, удерживающую его.

– Не по мне это – быть герцогом!

– По закону ты мой наследник, нравится тебе это или нет, – холодно сказал Себастьян.

– Мог бы обзавестись собственными сыновьями, – парировал Перегрин. – Почему у тебя их нет? А я должен за это расплачиваться!

Внезапно они оказались нос к носу, рука Себастьяна вцепилась в куртку брата, на перекошенном лице Перегрина застыли ярость и протест. Он все еще барахтался, как щенок, в его руках.

Себастьян вдруг остановился, будто наткнувшись на стену. Боже! Не стоило заходить так далеко. Он опустил руку и отступил назад, на шее забилась жилка.

Перегрин тоже шагнул назад и застыл, погрузившись в свои думы.

Так, надо держать себя в руках, черт возьми. Себастьян одернул рукава. И отступил еще на шаг, увеличив расстояние между ними.

Щеки младшего брата пылали, но он сумел кое-как успокоиться и теперь молчал, с вызовом глядя на Себастьяна. По его обиженному виду без труда можно было понять, что он себя жалеет.

Не так давно этот мальчик с копной пушистых светлых кудрей на голове едва доставал ему до локтя. Ты и не заметил бы, что я существую? Себастьян покачал головой. Да он не задумываясь заслонит своего брата от пули, если понадобится!

Когда Монтгомери снова заговорил, его голос был твердым и властным.

– В феврале поедешь в Плимут. И я забуду то, что ты сказал сегодня.

Перегрин закрыл глаза и медленно кивнул.

– Да, сэр.

Опустив взгляд, уставившись в ботинки, Перегрин все кивал и кивал, и Себастьян понял, что брат пытается сдержать слезы. Он повернулся и посмотрел в окно. На фоне ночной тьмы он видел лишь свое собственное расплывчатое отражение.

– Мой тебе совет. Рассматривай это как шанс, а не как наказание, – произнес он. Наверное, следовало сказать что-нибудь еще, но, как обычно, когда герцог видел, что человек вот-вот заплачет, на ум не приходило никаких слов. – Подпиши. И можешь идти.

Когда-то бывшая жена Себастьяна написала в своем дневнике, что там, где у других людей сердце, у него кусок льда. И он не мог с ней не согласиться. Сталкиваясь с невзгодами, он становился холоден и бесстрастен, тогда как у других перед лицом опасности учащался пульс. Ну что ж, если такое поведение считается бессердечным, так тому и быть. Однако в этом было и свое преимущество – в самых критических обстоятельствах герцог сохранял самообладание и не терял хладнокровия. За исключением, по-видимому, случая, когда его брат с точностью Париса нанес удар в ахиллесову пяту.

Мог бы обзавестись собственными сыновьями… Почему у тебя их нет?

Время близилось к полуночи, огонь в камине потрескивал, а голос брата все еще эхом отдавался в кабинете. Себастьян потянулся за портсигаром и закурил. Потом откинулся на спинку стула и выдохнул дым.

Он смотрел на картину на темной стене кабинета. В медленно плывущих серых завитках дыма замок Монтгомери казался ожившим. Вокруг замка всегда висел туман. Внутри было царство теней и эха. В нем Себастьян никогда не чувствовал себя дома, к тому же замок давно уже превратился в тяжкое бремя. Но долг есть долг. Нельзя терять родовое гнездо в карточной игре.

Почему у тебя их нет?

Его брат – тупица. Но он прав.

Себастьян наклонился и открыл нижний ящик стола.

Внутри поблескивал оборчатый желтый шелковый футляр дневника. Его украшал изысканный маленький затвор, открыть который когда-то ему не составило труда.

Он и сейчас легко справился с ним.

Аккуратные завитки девичьего почерка полностью завладели его вниманием. Он заглянул в дневник лишь однажды, но прочитанное, казалось, навсегда врезалось ему в память. Однако почти через два года те же слова, возможно, будут звучать по-другому.

12 января 1878 года

Сегодня М. сделал официальное предложение. Я, конечно, знала, что это случится, все к тому и шло, но теперь испытываю двойственные чувства. С одной стороны, любая юная леди мечтает стать герцогиней. И я не исключение. Мама и папа, конечно, в восторге. Но к чему скрывать – мое сердце принадлежит Т. Он в отчаянии, даже умолял меня бежать и клянется, что будет любить меня вечно. Это так романтично… Ведь, если б не титул, я никогда не выбрала бы этого герцога. Вот уж кто совсем не романтичен. Какой-то молчаливый, суровый, никогда не танцует. Он, безусловно, самый скучный джентльмен в свете…

А, довольно!

Себастьян бросил дневник обратно в ящик.

Ни к чему переживать это заново, раз за разом листая страницы. Ведь уже известно, чем все закончилось. Не прошло и полугода, как его жена сбежала с молодым человеком, которого, как ей казалось, страстно любила. А Себастьян даже ни о чем не догадывался и не смог предотвратить побег. Забавно: в политических делах он видел своих противников насквозь, буквально читал их мысли. Куда же делась вся его проницательность в отношении собственной жены, как он не заметил, что наскучил ей, а быть может, обидел, или и то и другое вместе? Да так, что она, не задумываясь, пустилась во все тяжкие. А ведь чтобы понять эту светскую женщину, как раз и требовалось читать мысли. Ибо все ее воспитание сводилось к тому, чтобы угождать, терпеть и все свои чувства держать при себе, прикрывая улыбкой.

И все претендентки на роль его жены были такими же леди, обученными угождать и терпеть. Теперь же, хотя бы для того, чтобы заставить замолчать своих недоброжелателей, он должен жениться на бриллианте первой воды, еще более совершенной леди, чем его первая жена. И значит, он снова не будет уверен в том, что новая герцогиня любит его, а не с трудом терпит…

Тихий стук заставил его оторваться от размышлений и взглянуть на дверь.

– Войдите.

Рэмси бесшумно вошел в комнату с серебряным подносом, на котором лежала записка.

– Ваша светлость, вам письмо. Боюсь, доставка задержалась.

– От кого?

– От мисс Арчер, ваша светлость.

Он выпрямился в кресле.

– Как она?

– Довольно слаба, как я понимаю, все еще в лихорадке.

Она может писать – это хороший знак. С другой стороны, даже находясь на грани обморока, она спорила с ним на политические темы. Упрямица…

Он открыл конверт.

– Мой информатор уже прислал о ней какие-нибудь сведения?

– Нет, ваша светлость.

Упрямая и загадочная. Даже почерк у нее был не женским. Быстрый и умелый почерк человека, который привык много писать.

Ваша светлость!

Я благодарна вам за гостеприимство и постараюсь как можно скорее встать на ноги. С вашей стороны весьма любезно предоставить мне столь богатый выбор книг. Особенно впечатлила русская история о пагубном воздействии порочной идеологии – чисто случайный выбор, я полагаю?

С уважением,

А. Арчер

Упрямая, загадочная, остроумная…

Себастьян прислал книги из вежливости, лишь потому что так полагалось по отношению к прикованной к постели гостье. Он послал именно эти книги, потому что откуда-то знал, что они заставят ее задуматься, а ее мысли занимали его. Прочесть мысли в выразительных глазах этой девушки не составляло труда, и тем не менее герцог находил ее довольно непредсказуемой. Что ж, в одном можно было быть уверенным – если этой женщине не понравится поступок мужчины, она скажет об этом ему прямо в лицо. Бог свидетель, Монтгомери не терпел своеволия. Ему приходилось разгребать достаточно руин в жизни, причинами которых стали потакание прихотям и неповиновение. Но эта девушка по крайней мере будет сопротивляться, не позволит мужчине сокрушить ее. Был ли в ее жизни мужчина? Она сказала, что у нее никого нет…

Себастьян наконец осознал, что, погрузившись в размышления об Аннабель Арчер, оставил своего камердинера в подвешенном состоянии.

Он сунул ее письмо в нагрудный карман.

– Вы свободны, Рэмси.

Глава 12

На следующее утро Себастьян решительно подступил к доктору Бервальду в коридоре возле спальни мисс Арчер, осведомившись о ее здоровье, чем весьма озадачил молодого врача.

– Но, ваша светлость, ведь вы не являетесь ближайшим родственником или мужем, как же я могу раскрыть вам подробности о ее состоянии?

– У нее нет мужа, а родственники далеко, – нетерпеливо сказал Себастьян. – Сейчас за нее отвечаю я.

– При всем уважении, ваша светлость, она моя пациентка…

– …Которая в любой момент может сменить доктора, – прервал его Себастьян, и глаза Бервальда за стеклами очков округлились.

Себастьян не имел привычки подчеркивать свое могущество и, разумеется, никогда не позволял себе ничего подобного с Бервальдом раньше. Несколько секунд мужчины молча смотрели друг на друга.

Доктор отвел взгляд первым.

– Ну что ж, – сказал он с сильным немецким акцентом. – Она быстро идет на поправку, ведь они такие выносливые, эти сельские жительницы… Но, между нами, причина, по которой обычная простуда протекает так тяжело, в том, что ее организм ослаблен, у нее упадок сил. Налицо все признаки длительного недосыпания и недоедания.

Себастьян был ошеломлен.

– Но она вовсе не выглядит истощенной.

– Как я уже сказал, она довольно вынослива, – пожал плечами доктор, – но для полного выздоровления я бы рекомендовал ей не отправляться в дорогу еще неделю, после того как спадет жар.

– Ну, с этим проблем не будет, – машинально ответил Себастьян.

– Я в этом не уверен, – пробормотал Бервальд.

– Это еще почему?

– Потому что фройляйн не выносит, когда ей приказывают, ваша светлость.

Себастьян почувствовал незнакомое доселе желание закатить глаза.

– Знаю. Но на этот раз фройляйн придется подчиниться.

– Ох уж эти современные женщины, – произнес Бервальд, качая головой. – Стоит им получить более-менее приличное образование, и они уже думают, что знают больше доктора.

– О, ваш приказ она выполнит, – заверил его Себастьян, глядя на дверь в комнату больной.

Так значит, она недоедала? Горечь переполняла сердце Себастьяна. Пока мисс Арчер его гостья, он не допустит, чтобы она голодала. До Рождества пусть питается как следует, а все ее проблемы, каковы бы они ни были, останутся за воротами Клермонта.

– Целую неделю! – Негодование Аннабель вспыхнуло с новой силой, когда Катриона и Хэтти вошли в ее комнату после утренней прогулки верхом. – Я проторчу здесь до Рождества!

Хэтти устроилась за туалетным столиком, разглядывая свои раскрасневшиеся от ветра щеки.

– А по-моему, это для нас весьма кстати, – сказала она. – Сама посуди. Ведь герцог может пригласить тебя на новогоднее торжество. И, может, тогда мы все попадем на бал!

Аннабель на мгновение оцепенела и замолчала. Она лежала, откинувшись на подушки в огромной кровати, голова у нее раскалывалась. Последнее, о чем она думала, был великосветский бал.

– Я уеду вместе с вами, и точка! – отрезала она.

– Нет! – хором ответили подруги.

Аннабель сердито взглянула на них.

– Et tu, Брут?

– Доктор Бервальд знает, как лучше, он лишь печется о твоем здоровье, – мягко сказала Хэтти.

Вот только доктор Бервальд понятия не имел о заданиях Дженкинса, об учениках Аннабель и о том, что ее ждут в Чорливуде. Как только она сможет встать с постели, тут же попросит Монтгомери подать карету.

– Я попросила тетушку побыть нашей дуэньей, – сказала Хэтти. – Она с радостью согласилась.

Час от часу не легче! Аннабель взглянула на бархатный полог кровати. За всю свою жизнь, она, кажется, не зависела до такой степени от других, и все в этом беспомощном положении возмущало ее.

Ну, возможно, не все.

Ведь были книги.

И еда. Кухня посылала гораздо больше, чем Аннабель могла съесть. Вчерашнее жаркое было таким вкусным, с большими кусками курицы в подливе, к нему подали горячие булочки. Она с аппетитом съела все без остатка. А еще на подносе стоял десерт из чудесных свежих фруктов – апельсинов, винограда, груш, покрытых густым золотистым заварным кремом. И его она тоже съела с удовольствием.

Катриона придвинула стул поближе к кровати.

– Хочешь, я еще почитаю из «Преступления и наказания»?

Со стороны туалетного столика послышался недовольный возглас.

– Может, выберем что-нибудь поинтереснее, например Джейн Остен? – попросила Хэтти. – Не знаю, как вы, только я без генеалогического древа героев просто не в состоянии разобраться в перипетиях этого романа. Ну вот зачем одного и того же персонажа называть тремя разными именами?

– Не думаю, что в библиотеке герцога есть женские романы, Хэтти, – мягко заметила Аннабель.

– Ну а тот прелестный сонет Томлинсона? Не могли бы мы прочитать его еще раз?

Аннабель взглянула на тумбочку. Вместо цветов там высилась стопка бумаг. Дюжина молодых джентльменов, гостящих в Клермонте, соревновались друг с другом, сочиняя в честь больной сонеты. Перегрин прислал еще и колоду карт, в которые, по-видимому, можно было играть в одиночку. Аннабель потянулась за сонетом Джеймса Томлинсона. Его стихи, написанные пятистопным ямбом, не отличались складностью, но Хэтти находила, что некоторая шероховатость придает им еще больше очарования. Если бы Томлинсон обладал титулом, она непременно занесла бы его в свой список перспективных холостяков.

Монтгомери так и не ответил на письмо. Конечно, у него не было на то ни малейшей причины, и все же Аннабель ловила себя на том, что прислушивается к шагам слуги, несущего серебряный поднос. Нет, решено: как только она сможет стоять на ногах, немедленно покинет и эту кровать, и Клермонт.

Аннабель спала беспокойно, страшась увидеть во сне, как проваливается в черную дыру. Посреди ночи она проснулась в полной тишине, ее окружала непроглядная темнота. И кто-то побывал в ее комнате. Она нащупала выключатель прикроватного светильника.

На тумбочке лежала новая книга, а поверх нее – еще одно послание. Аннабель неторопливо вскрыла элегантный конверт.

Почерк был другим. Буквы на бумаге на этот раз были четкими, тщательно выписанными.

Она торопливо пробежала глазами строчки.

Мисс Арчер!

Я узнал, что вам нравятся романы Джейн Остен…

Она вскинула голову от досады. Черт бы побрал эту Хэтти! Интересно, что подумал Монтгомери о столь примитивных предпочтениях и неутолимой жажде чтения?

…а в нашей библиотеке есть несколько ее романов. Мне как раз попался на глаза экземпляр «Гордости и предубеждения». Посылаю его вам. Если вас заинтересует что-либо еще, обращайтесь не задумываясь.

M.

У нее вырвался недоуменный смешок. «Гордость и предубеждение». Не осталось никаких сомнений – он затеял с ней какую-то игру. С названиями книг. Кончиком пальца она коснулась буквы «M», так уверенно выведенной черными чернилами.

Как он высокомерен, ты же не выносишь подобных типов. Не стоило забывать об этом, находясь в этой великолепной тюрьме, где еду подавали по звонку, а на потолках библиотек сияли звезды.

И все же волнение, которое не оставляло ее весь день, казалось, улетучилось. Стоило погасить лампу, тело Аннабель расслабилось и она, словно маленький ребенок, мгновенно провалилась в сон.

С самого утра Себастьян энергично взялся за дела. Такой подъем обычно охватывал его, когда над ним не висела обязанность развлекать гостей. День прошел весьма продуктивно. Герцог просмотрел отчеты по всем поместьям, сделал выбор в пользу нового метода орошения северных владений и закончил план последнего этапа избирательной кампании тори. Чтобы его идеи были приняты, необходимо было заручиться поддержкой ее величества, потому что Дизраэли непременно будет возражать. Но поскольку Себастьян только что подписал умопомрачительный счет за самый шикарный фейерверк в Англии, он полагал, что королева будет на его стороне.

Скрипнула дверь, и в комнату проскользнул Рэмси.

– Ваша светлость, у организаторов бала возникло еще одно предложение.

Он бросил на слугу скептический взгляд.

– У меня нет ни времени, ни желания вникать в детали.

– О да, разумеется. Вот только именно эта деталь требует…

– Какая именно?

– Олени.

– Живые олени?

– Да, ваша светлость, – произнес Рэмси с совершенно невозмутимым видом.

– В бальном зале?

– Да. По-видимому, сейчас такие затеи весьма популярны на балах.

Монтгомери потер виски.

– Рэмси, неужели ты думаешь, что в угоду толпе я позволю выпустить на паркет стадо копытных животных?

– Не думаю, ваша светлость.

– Тогда больше не беспокой меня по этому поводу.

Себастьян просмотрел аккуратные стопки бумаг на своем столе.

– Есть ли для меня какая-нибудь корреспонденция?

– Утром я положил все на стол, как обычно, – ответил Рэмси.

Себастьян и сам это знал. Там была записка от Кэролайн, леди Лингхэм, с просьбой привезти к ней мисс Арчер на ежегодный рождественский ужин двадцать четвертого декабря. Вести о его гостье распространились в обществе весьма быстро и, как видно, уже дошли до Кэролайн.

– Что, больше ничего?

Рэмси знал, что лучше оставаться невозмутимым и не выказывать удивления от того, с каким нетерпением хозяин ожидает почту.

– Нет, но если вас интересует конкретный отправитель, я могу навести справки…

Герцог покачал головой.

– Не стоит. Скажи конюху, чтобы приготовил лошадь.

Аннабель попросила придвинуть кресло к окну. Закатное солнце уже розовело на горизонте, но света было достаточно, чтобы прочитать письмо от Люси. Его принесли, пока она спала после обеда.

Дорогая Аннабель!

Весьма прискорбно было получить известие о Вашей болезни. Если, конечно, недомогание изначально не являлось продуманной уловкой с целью остаться в тылу врага. В таком случае отдаю должное Вашей преданности нашему делу.

Признаться, надежд на то, что нам удастся заполучить М. в союзники, у меня мало. Недавно из своих секретных источников я узнала, что королева пообещала ему вернуть родовое поместье, если он поможет тори выиграть выборы. Думаю, он не остановится ни перед чем, чтобы удержать Дизраэли у власти. Поэтому нам нужно как можно быстрее поменять стратегию и начать действовать на других фронтах. Я слышала, что в январе манчестерская организация суфражисток планирует большую демонстрацию на Парламентской площади во время предвыборной встречи тори. Сейчас мы с Миллисент Фосетт, главой лондонских суфражисток, координируем действия, чтобы присоединиться к нашим манчестерским соратницам. Считаю, что необходимо сплотиться и мобилизовать все разрозненные организации суфражисток по всей стране. Наша сила в массовости. Однако пока это секрет, потому прошу Вас не разглашать эту информацию. Что касается…

Со двора послышался стук копыт. Аннабель опустила письмо на колени. Подобрав халат, наклонилась и выглянула во двор. Ее сердце подпрыгнуло, когда она увидела белую лошадь, скачущую мимо фонтана. Первым порывом было отпрянуть от окна, но Аннабель не могла оторвать взгляд от всадника.

Герцог повернул голову и посмотрел вверх. Сердце девушки застучало, как барабанная дробь. Монтгомери поднял руку и коснулся края шляпы. Медленно и нарочито, и этот жест нельзя было принять за что-то иное, нежели приветствие.

Аннабель бессильно откинулась на спинку кресла. Она так и не поблагодарила его за последнюю книгу. Долго обдумывала ответ, но не смогла найти подходящих слов. Все, что приходило на ум, казалось ей нескладным и примитивным. Да и, по правде говоря, ей нравилось быть той, от кого ждут ответа. Даже больше, чем самой ждать писем от мужчины, который заставлял ее сердце биться чаще.

На следующее утро лихорадка спала. Аннабель встала и раздвинула тяжелые шторы на окнах. На голубом утреннем небе не было ни облачка. Внизу во дворе снежные сугробы сверкали, словно россыпи бриллиантов. Как, должно быть, свеж сейчас морозный воздух!

Аннабель мельком взглянула на себя в зеркало. Что ж, вид у нее вполне сносный. Накануне вечером она долго лежала в горячей ванне, и сегодня слабости как не бывало. Три дня подряд ей приносили булочки с заварным кремом, и теперь ее исхудавшее лицо немного округлилось и приобрело давно утраченную мягкость. Аннабель уложила волосы в скромный пучок, почистила зубы и побрызгала себя водой из умывальника, которая благоухала розой. Поверх сорочки натянула корсет, не слишком затягивая шнурки, надела серое прогулочное платье леди Мейбл, шляпку, накинула пальто и выскользнула за дверь.