Текст книги "Мой любимый негодяй"

Когда они проходили под фонарем, блеснула мокрая сталь. Рапиры. У Люси рефлекторно свело живот. Члены клуба фехтовальщиков? Они часто тренируются в парке. А еще известны в городе как источник неприятностей.

Пение прекратилось, и Люси поняла, что ее заметили. Дело плохо. Парни не остановились, как того требуют правила приличия. Одинокая женщина ночью в парке не может быть леди. Они понимающе переглянулись. Разинутые рты, налитые похотью глаза. Все пьяные вдрызг и состоятельные, судя по цилиндрам. Титулованные господа – эти хуже всего.

Сердце Люси билось неестественно быстро. Через несколько секунд придется пройти прямо через них. Направо не свернуть – рискованно и унизительно покидать освещенную дорожку и ковылять по поросшим травой кочкам. А слева зловещей черной стеной стояли деревья.

Люси расправила плечи. Они молоды, еще студенты.

Как по команде, мужчины выстроились в одну линию, плечом к плечу, ухмыляясь в предвкушении забавы.

Люси окатило страхом, словно ледяной водой. Они не намерены ее пропускать.

Левая рука скользнула в карман юбки.

С опозданием она услышала, как сзади ее нагоняет мужчина.

Тело узнало его прежде, чем разум, – благодаря знакомому запаху табака и пряностей. И этот запах подавил волну страха.

– Наконец-то догнал, – весело произнес Тристан. – Для своего роста ты ходишь чертовски быстро.

Он приобнял ее за талию и уверенно притянул к себе. Ошеломленная, Люси не сопротивлялась его сильным рукам.

Сплошной фронт, перекрывший дорожку, пришел в смятение. Тристан двигался навстречу так, словно парней вообще не было. Затем он замедлил шаг. Что-то задумал? На миг Люси охватила паника: их всего двое, а противников пятеро!

– Черт возьми, да это же Баллентайн!

Тристан остановился перед самым высоким из мужчин – на дюйм ближе, чем диктовали правила приличия. Вонь от перегара и мужского пота ударила в нос Люси. Нащупав правой рукой в кармане холодный металл, она уткнулась в пиджак Тристана и задержала дыхание.

– Джентльмены, – произнес Тристан вполне по-дружески. Вот только его голос лгал. Люси прижалась теснее и сквозь слои шерсти и хлопка ощутила, как что-то зловещее ползет под его кожей, первобытное и интенсивное.

Спортсмены тоже почувствовали это. Они выпрямились и даже как будто протрезвели.

– Чудесный вечер для прогулок, не правда ли? – спросил Тристан.

– Верно, – растягивая слова, ответил парень, стоявший напротив. – Очень приятный вечер.

– Теплая, безветренная погода, – добавил Тристан.

– Так мы продолжим, – подал голос вожак, – нашу прогулку.

– Отличная идея.

Они приподняли цилиндры в знак приветствия.

Однако Тристан с места не сдвинулся. Им пришлось обогнуть его – а следовательно, и Люси.

– Дай мне вызвать его на поединок, а ты хватай бабу, – невнятно пробубнил один из молодых людей, когда они отошли на несколько шагов.

– Он из тебя отбивную сделает, идиот, – отозвался другой.

– У меня рапира, у него п-палка.

– А в палке клинок, дурень.

Компания постепенно удалялась, голоса стихали.

Спина Люси была по-прежнему напряжена, как камень, словно все еще ожидая, что вот-вот между лопаток воткнется рапира. Сделав несколько шагов, она оглянулась. Спортсмены двигались нестройной толпой, похлопывая друг друга по спине. Кто-то громко хохотал.

Люси пробила дрожь. Они могли бы мимоходом поразвлечься с ней и пойти дальше – перевозбужденные, но респектабельные джентльмены. И никто по другую сторону ворот, увидев их на улице, ничего не заподозрил бы.

Тристан сильнее привлек Люси к себе, и ее щека оказалась прижата к мягкой ткани пиджака. Запах мокрой шерсти смешался с запахом хозяина пиджака. Плечо Люси легко поместилось у него под мышкой – словно цыпленок забрался под крылышко наседки, защищаясь от непогоды и врагов.

Она чувствовала что угодно, только не безопасность. Тристан шел практически на полусогнутых – ни дать ни взять хищник в поисках добычи, – и его молчание означало крайнюю сосредоточенность. И подобно тому как в нелепой трости мог таиться клинок, так и внутри Тристана имелся крепкий, хорошо заточенный внутренний стержень, скрытый под внешним легкомыслием и бордовым жилетом.

Люси подняла глаза.

Тристан сосредоточенно смотрел вперед; на губах играла слабая улыбка. Люси вздрогнула. Наверное, так улыбался Нерон, опуская вниз большой палец и тем самым приговаривая к смерти гладиатора. Тысяча оттенков гнева.

Люси дернула плечом, и Тристан ее отпустил. Без тепла его руки ночь мгновенно стала холоднее. Сейчас Люси охотно выслушала бы любую его подколку, однако Тристан продолжал молчать. Так они и шли рядом. Он подождал, пока Люси снова протиснется через лаз, а следом сам перемахнул через ограду, не насадив себя на кованые чугунные пики, и зашагал дальше, вдоль Норэм-гарденс, как грозная тень. Люси благоразумно не пыталась отделаться от провожатого.

Однако нужно поблагодарить его.

Когда они добрались до ворот палисадника, губы все еще подбирали слова. И продолжали подбирать, когда Люси поднялась на две ступеньки у своей двери.

Она вставила ключ в замочную скважину и оглянулась.

Тристан так и стоял внизу. Благодаря ступенькам Люси оказалась чуть выше его. Непривычная позиция.

Поля шляпы затеняли бо́льшую часть его лица, открывая только рот и четкую линию подбородка. Обычно красивые и мягкие контуры губ в этот раз были напряжены.

Люси повернулась к нему и глубоко вдохнула. Всего три слова. Что может быть проще? Спасибо тебе, Баллентайн.

Вместо того она сказала:

– Ну, давай, начинай.

Его губы невесело искривились:

– Начинай что?

– Разве ты не хочешь прочесть мне лекцию об опасности ночных прогулок в одиночку?

Он с любопытством наклонил голову к плечу:

– А что, лекция заставит тебя больше так не поступать?

Она моргнула и призналась:

– Нет.

Тристан пожал плечами:

– Тогда к чему тратить время? Есть другие, более приятные способы его провести.

Он все еще кипел; Люси распознала это по вкрадчивой интонации и скованности в обычно ленивой позе.

– Покритиковал бы меня, дал выход гневу.

Он мрачно улыбнулся:

– О, этого было бы и близко недостаточно.

– Я не выхожу на прогулку без оружия.

Некоторое время он с непроницаемым выражением лица переваривал услышанное.

– Дамский пистолет?

Люси кивнула.

Тристан понимающе вскинул подбородок и протянул руку:

– Можно взглянуть?

Она сунула руку в карман и извлекла «дабл дерринджер». Изящный и рассчитанный на женскую руку, однако на ощупь холодный и внушающий опасность.

Тристан очень осторожно покрутил его в ладони, щелкнул предохранителем и провел пальцем вдоль блестящей перламутровой рукоятки.

– Мило. – Он вернул пистолет Люси. – А ты готова им воспользоваться?

Перед глазами вспыхнули искаженные похотью лица в парке. От мужчин исходила первобытная агрессия; одно лишь воспоминание о них сдавило ей горло.

– Готова.

Тристан молчал.

– Ты этого не одобряешь, – произнесла она, сама не понимая, почему в голову лезут всякие мысли.

Он пожал плечами:

– Убить человека… Возможно, потом на тебя навалится хандра, а по ночам будут являться призраки.

– Призраки, – эхом отозвалась Люси.

– Поэтому постарайся обойтись без того, чтобы всаживать в людей пули.

С полей его шляпы стекали струйки дождя. Нельзя стоять здесь бесконечно – еще подхватит простуду; к тому же, если у ее дверей увидят мужчину, начнутся пересуды.

Почему же он продолжает стоять?

Потому что она так и не поблагодарила его. В конце концов, этот мужчина взял в залог журналы, на которые у суфражисток особые планы, и шантажирует ее самым отвратительным образом.

– Тебе хорошо говорить. Тебе-то уж точно не надо пистолета. Ты можешь ходить спокойно куда и когда хочешь. Одного твоего присутствия было достаточно, чтобы они пропустили нас беспрепятственно, несмотря на численное превосходство.

– Численное превосходство? – Тристан явно удивился. – Дело не в этом. Приставать к женщине, права на которую уже заявил другой мужчина, противоречит инстинктам. Потому я не ожидал проблем.

Люси прислонилась к дверному косяку.

– Я не испытывала желания, чтобы на меня заявили права. Просто шла домой по дорожке, где ходят все.

– А знаешь, – сказал Тристан как бы между прочим, – я могу догнать их и пристрелить. Только прикажи.

Она ощутила озноб – не от холода и не от дождя. В нем проступила та же самая темная сущность, которая циркулировала по его телу в парке и которая сейчас медленно закипала под внешне невозмутимой поверхностью.

– Ты только что советовал мне не стрелять.

– Это относится к тебе. А вот мне приходилось.

Верно; он несколько лет провел в армии.

И тоже порой испытывает хандру? И ему являются призраки?

Колени Люси дрожали. Воротник промок снаружи и изнутри. Сейчас бы забраться под пуховое одеяло с грелкой и попросить чего-нибудь сладкого, как в детстве, когда избалованная дочь графа спала на широкой кровати, а услужливые горничные по первому звонку приносили горячий шоколад.

Но нельзя, чтобы Баллентайн видел ее слабой. Он запомнит это и выкует себе новое оружие, а потом использует против нее в самое неподходящее время; их перемирие лишь иллюзия.

– Благодарю вас, милорд, что проводили домой.

Она развернулась и отперла дверь.

Ее приветствовала осуждающая мордочка Боудикки. Кошка притаилась прямо за дверью подобно маленькому пушистому сфинксу и подслушала весь разговор. Беседа ей явно не понравилась – она относилась к мужчинам с подозрением.

Люси стянула мокрые перчатки и наклонилась, чтобы погладить мягкую черную спинку Боудикки.

К ее изумлению, кошка проскочила мимо хозяйки, не сводя зеленых глаз с Баллентайна.

Тристан стоял на том же месте у порога – как часовой.

– Добрый вечер, – поздоровался он с кошкой неожиданно вежливо.

Невероятно! Боудикка крадучись спустилась по мокрым ступенькам и принялась исследовать незнакомца. А ведь если она и ненавидела что-то сильнее мужчин, так это замочить свои нежные черные лапки.

Люси, прищурившись, наблюдала, как Боудикка нарезала восьмерки вокруг ног Тристана. Он наклонился и почесал ее шейку двумя пальцами, именно так, как она любила.

– Хорошая девочка…

– Откуда ты знаешь, что это она? – возмущенно спросила Люси.

Он поднял глаза:

– Наверное, потому что она взглянула на меня всего лишь раз и пришла в восхищение.

Он опять был тем Тристаном, которого знала Люси, – самовлюбленным, с искорками в глазах.

И похоже, он прав насчет кошки. Боудикка терлась мордой о его ноги, бессовестно требуя очередную порцию ласки.

Предательница.

Люси свистнула:

– Боудикка, домой!

Тристан выпрямился.

Однако потребовалось еще два раза настойчиво свистнуть, пока ее кошачья светлость сделала одолжение и поднялась по ступенькам.

Тристан дождался, пока Люси не заперла дверь.

Схватив в охапку мокрую кошку, она подошла к окну прихожей и наблюдала из-за шторы, как он исчезает в ночи. И только сейчас задалась вопросом: а что вообще привело его в парк в столь поздний час?

А ведь она не замедлила шаг. Пока Тристан шел сквозь дождь, эта мысль продолжала вертеться у него в голове, как стервятник над добычей. Снова и снова вспыхивала картина: Люси, расправив узкие плечи, устремляется вперед, навстречу пятерым мужчинам.

Ноги сами свернули на Броуд-стрит, управляемые холодным чувством – наверное, именуемым яростью. Неужели Люси не осознавала, что ей грозит опасность? Неужели питала иллюзии относительно своих сил и габаритов? Нет, она все понимала. Потому и носила пистолет в кармане юбки. А он, идиот, по непонятным причинам считал ее неуязвимой.

Наконец Тристан добрался до увитого плющом домика привратника Тринити-колледжа и вошел внутрь, изображая нетвердую походку.

Привратник восседал за столом, выглядя настолько неприступным, насколько требовала его должность: дородный, вальяжный и с решительным видом, который ему придавала форменная фуражка.

Тристан положил на конторку свою печатку.

– Срочно доставьте это мистеру Уиндхэму. Комната номер двенадцать, западное крыло.

Привратник сощурился и оценивающе взглянул на Тристана бесцветными глазами, затем перевел взгляд на печатку и снова на Тристана.

Комендантский час уже наступил; ворота колледжей были заперты и охранялись привратниками, которые давно привыкли к поведению студентов из высшего сословия, поскольку годами наблюдали их выходки, и являлись серьезной преградой для желающих незаконно проникнуть внутрь. От любого припозднившегося студента требовалось особое разрешение на вход; всякого посетителя также выгоняли на улицу, если он не имел письменного разрешения.

– Я мог бы положить кольцо в ящичек для писем, – Тристан подался вперед и говорил умышленно громко. – Но вы человек умный и наверняка уже догадались, что эта вещь, – он очертил кругом печатку, – имеет особую ценность, она дорога как память.

Лицо привратника осталось совершенно бесстрастным:

– Конечно, милорд.

– Отлично. – Тристан выжидательно поднял брови.

– Если ваша светлость вернется завтра, в дневное время, мистер Уиндхэм будет доступен и подойдет сюда сам, чтобы гарантированно получить ценную вещь лично в руки.

Тристан покачал головой:

– Между джентльменами возникло недоразумение, которое должно быть улажено сегодня ночью. – Он понизил голос до драматического шепота: – Так что, если вы будете любезны доставить это в комнату номер двенадцать западного крыла прямо сейчас, я буду вам премного обязан.

– Час поздний, милорд.

– Премного обязан, – повторил Тристан.

Привратнику явно хотелось поскорее вышвырнуть незваного гостя, однако, как и ожидал Тристан, он предпочел уступить в столь несущественном вопросе, как доставка в комнату, дабы не злить и без того недовольного пьяного господина.

– Очень хорошо, – согласился привратник. – Так куда следует доставить кольцо – в комнату номер двенадцать западного крыла или мистеру Уиндхэму?

– Дружище, вы говорите загадками. А я не в том настроении, чтобы их разгадывать.

– Никаких загадок. Мистер Уиндхэм не проживает в комнате номер двенадцать западного крыла.

Тристан наклонил голову:

– Вы шутите.

– Я не шучу, милорд.

– О, мне тоже сегодня не до шуток.

Что правда, то правда. Чего он хотел, так это добраться до мистера Уиндхэма.

Привратник сжал губы в струнку:

– Назовите правильно либо номер комнаты, либо адресата.

– Кто же передает посылки комнатам? – удивился Тристан. – Что комната будет делать с кольцом? Разумеется, его следует передать мистеру Уиндхэму.

– Очень хорошо, – повторил привратник. В этот момент он, вполне возможно, подумал, что французы были правы, ликвидировав высшие классы. – Я доставлю кольцо мистеру Уиндхэму.

– В комнату номер двенадцать, – гнул свое Тристан.

– Нет. Потому что он там не проживает.

– А у меня есть все основания полагать, что проживает. Мне очень неприятно вам это говорить, но я уже сомневаюсь в надежности доставки. – Тристан прищурился: – Возможно, вы заверите меня, что кольцо будет доставлено мистеру Уиндхэму, однако вследствие прискорбной путаницы с номером комнаты не доставите его вообще? А возможно, передадите в чужие руки?

Намек на то, что он прямо сейчас планирует похищение кольца, заставил привратника вскочить и вытянуться в полный рост.

– Милорд! – Он взял заветную тетрадь в кожаном переплете, прикованную к столу цепью, положил на конторку, быстро пролистал, а затем, развернув, сунул ее под нос Тристану.

Мистер Томас Уиндхэм проживал в комнате номер девять восточного крыла.

– Вижу, – выдохнул Тристан. – Стало быть, произошло недоразумение. Нет, нет. – Он накрыл печатку ладонью, прежде чем привратник успел ее схватить. – Пожалуй, дело не такое уж спешное. Разрешите откланяться.

Преодоление стены, ограничивающей территорию Тринити-колледжа, было приятно компенсировано выражением ужаса на вытянувшемся лице Уиндхэма, когда тот обнаружил Тристана в дверях комнаты номер девять.

– Что такое? – отрывисто произнес он, когда Тристан воспользовался моментом замешательства, чтобы вломиться в комнату мимо хозяина. В отсутствие других фехтовальщиков он уже не демонстрировал такой храбрости, как до того в парке, впервые столкнувшись лицом к лицу с Тристаном.

– Уиндхэм, – Тристан закрыл дверь, – у меня к тебе предложение.

– Какого черта! – возмутился парень. – Нас не представили друг другу!

– В самом деле, не представили. Однако твой шарф говорит сам за себя. – Тристан кивком указал на шарф, свисающий с вешалки рядом с одежным шкафом. Шарф играл особую роль на сегодняшнем спортивном мероприятии. И пока молодой человек переводил взгляд с Тристана на шарф, мучительно стараясь вникнуть в суть дела, добавил почти дружелюбно: – Цвета твоего колледжа. И кстати, герб Уиндхэмов тоже пришит на видном месте.

– Что… что вы хотите? Мы расстались в парке мирно; я никого не оскорбил.

Перед мысленным взором Тристана мелькнуло усталое лицо Люси. Он еще ни разу не видел маленькую ведьму в таком жалком виде, как в тот момент, когда она прислонилась к двери, мокрая и подавленная. Сама мысль о том, что над ней могла жестоко надругаться шайка трусливых недоумков, коробила его эстетические чувства и заставляла бездумно жаждать крови.

– Я вот размышляю, старина, – обратился он к Уиндхэму, – во сколько ты оценишь свою правую руку?

Глава 14

В понедельник утром, спустя три дня после того, как Тристан проводил Люси домой, его срочно вызвали в Эшдаун. Тристан почти не сомневался, зачем Рочестеру потребовалось его присутствие.

Подозрения подтвердились в первый же момент, когда он вошел в крипту. Рочестер нависал над столом, побагровевший от ярости, – настоящий ангел гнева.

На столе лежал «Пэлл-Мэлл газетт» – листок, печатающий одни сплетни.

– Объясни. Мне. Это. – Рочестер несколько раз ткнул указательным пальцем в страницу.

Смотреть не было необходимости – Тристан знал, что на странице изображена карикатура: очень высокий, элегантно одетый джентльмен, плотоядно ухмыляясь себе под нос, шагает по мостовой, ведя на поводке перевозбужденного щенка. Обладая некоторой долей воображения, можно было разглядеть в болтающейся на ошейнике подвеске сходство с крестом Донкастеров. Подпись гласила: «Джентльмен на вечерней прогулке». Довольно беззубо; наверное, в последний момент художник перепугался.

– Что ты скажешь в свое оправдание? – рявкнул Рочестер.

Тристан сцепил руки за спиной:

– Тут виноват Оскар Уайльд.

– Что?

– Просто дурацкая карикатура.

Кажется, Рочестер сейчас начнет извергать пламя.

– Она едва не стоила мне твоей помолвки!

Тристан окаменел. Помолвки?! Все это было бы смешно, если бы не удавка на шее – мама, которая тосковала наверху, в восточном крыле.

– Лорд Артур был пьян. Другие студенты, тоже нетрезвые, видели, что он ведет себя как идиот. Кому-то пришло в голову нарисовать на эту тему забавную карикатуру.

Рочестер подступил на шаг ближе. В его глазах промелькнуло что-то зловещее.

– Тебя было трудно переваривать и в качестве второго сына. А в качестве наследника ты вызываешь у меня тошноту.

Надо же, задело за живое. То, что Рочестер недооценивал сына, едва ли было секретом, однако сейчас его презрение достигло предельных высот.

Рочестер вернулся за стол.

– Нужно принять меры. Вот.

Он протянул листок бумаги. Какой-то список? Отец составил для него список?.. Помня о маме, по-прежнему томившейся в западном крыле, Тристан взял его, бегло просмотрел и озадаченно наморщил лоб:

– Я должен явиться на домашнюю вечеринку к скандальному герцогу и там искать расположения старых знакомых? И в этом состоит ваш план по восстановлению моего доброго имени?

– Монтгомери – идиот, потому что женился на шлюхе, однако этого человека нельзя игнорировать, если он разослал приглашения, а в гостях ожидается принц. Один из нас должен присутствовать. Учитывая сложившиеся обстоятельства, пойдешь туда ты.

Рочестера переполняла злоба: кто-то восстал против святой троицы – королева, традиции, общество – и устоял. На деле сломать герцога было практически невозможно; как только человек типа Монтгомери разорвал цепи, сковывающие его разум, он отказался от надлежащего поведения и стал свободно удовлетворять свои желания. Отвратительная вещь – свободный разум, да к тому же и неуправляемый.

– Принц Уэльский оказывает всяческую поддержку кампании в Афганистане, – продолжил Рочестер. – Веди себя прилично в его присутствии.

– Да, да. – Тристан сунул список в нагрудный карман. – Кстати, я уже предпринял шаги по спасению моей репутации.

– Что ты задумал? – Взгляд Рочестера наполнился подозрением.

– Завтра информация появится в «Пэлл-Мэлл газетт». Или в другой британской газете.

После скандала с Артуром Сеймуром выбора не оставалось – пришлось организовать отвлекающий маневр. Высший свет мало что любит больше, чем великие разоблачения.

В западном крыле мама по-прежнему спала. Даже не очнулась, когда Тристан отдернул шторы и наполнивший комнату дневной свет упал ей прямо на лицо.

На прикроватном столике остывал очередной нетронутый обед.

– Мама, – громко позвал Тристан.

Она не пошевелилась.

Тристан подошел ближе к кровати. Лицо матери осунулось; в косу была вплетена бледно-голубая шелковая ленточка – словно маленькая полоска неба. Какая ирония.

Тристан присел на матрас, тот сразу прогнулся под его весом. Никакой реакции. Словно на постели лежал мешок с мукой. Мама хоть понимает, где находится? Возможно, в таком состоянии она не заметит разницу между гостевой комнатой в доме генерала Фостера и койкой в приюте.

Тристан сжимал и разжимал кулаки. Возможно, зря он согласился играть в затеянную Рочестером смехотворную игру с женитьбой. Да еще и разоблачить себя в газетах и связаться с одним из самых безжалостных дельцов в Британии…

– Оно того стоит? – спросил он у пустоты, и собственный голос резко отозвался в ушах. – Вы хотите быть ближе к Маркусу?

Возможно, там, в том сумраке, ей нравится? Тристан и сам теперь видел Маркуса в кошмарах чаще, чем видел при жизни. Кошмары обычно заканчивались одинаково: Маркус смотрел на Тристана, а из его глаз текла кровь, хотя в реальности брат ювелирно сломал шею и не испытал ни кровотечения, ни страданий. Умер аккуратно и рационально, как при жизни делал все. А вот он, Тристан, просыпался после таких встреч в поту, с тяжелым грузом на груди. Почему? В детстве он как привязанный ходил за Маркусом, когда брату-наследнику дозволяли поиграть. В подростковом возрасте их отношения стали подчеркнуто вежливыми, а роли распределились: Маркус – наследник, в то время как Тристан – неудачник. Хотя он никогда не завидовал положению брата. После женитьбы Маркус совсем отдалился – вероятно, его жена опасалась дурного влияния Тристана. Но тогда они находились в разных частях света. Откуда же сны? Вспоминались слова Вордсворта, «лучшие всегда сгорают первыми, те же, чье сердце и без того выжжено дотла, могут тлеть долго». Груз, давящий на грудь, скорее всего, вина – за то, что брат был лучшим и умер.

А ведь дыхание не слышится… Тристан взял с подноса ложку и подержал ее возле изящного маминого носика. Металл покрылся испариной, и он, успокоившись, покрутил ложку в руке.

– Вы знали, что Рочестер меня ненавидит? Я знал это давно, с тех пор как он велел Джарвису утопить Кошечку, помните? Ту, которую подарили мне на тринадцатый день рождения?

Мама спала. Даже веки не дрогнули.

– Чудесная девочка, рыжая с белым, мягкая как пух. Прибегала ко мне на свист и подпрыгивала, прямо как собачка. И насколько я помню, была лишь одна причина, по которой граф мог запихнуть такое очаровательное животное в мешок и бросить в пруд. Это ненависть.

Погожий осенний день, ясное голубое небо, запах прелой листвы в воздухе… Наверное, замечательная погода отвлекала Тристана от переводов с латыни. А может, он однажды сорвался из дому, чтобы побегать по парку, вместо того чтобы составлять таблицы. Все уже позабылось. А вот что он помнил совершенно отчетливо, так это злорадную ухмылку Джарвиса, когда тот с силой швырнул мешок с Кошечкой в пруд. Раздался всплеск, после которого мешок еще какое-то время плавал на поверхности. На плечо Тристана опустилась тяжелая рука Рочестера. «Видел, Тристан? Вот что случается с теми, кто ведет себя легкомысленно и не желает сосредоточиться на главном. Вот что случается, когда ты не выполняешь своих обязанностей. Ты допустишь промах, а тот, кто находится на твоем попечении, погибнет».

Мешок судорожно дергался; Кошечка боролась и звала на помощь хозяина. А хозяин так и не пришел. Он был пригвожден к скамейке у пруда железной хваткой, и его горло горело от сдерживаемого крика. Мешок с Кошечкой поглотила вода – даже кругов не осталось.

Впоследствии он так и не мог заставить себя усидеть на месте в течение дня и сосредоточиться на вещах, внезапно ставших скучными. И отказался от лохматого щенка, которого мама пыталась подарить на очередной день рождения.

Тристан потер затылок. Какая ирония: он сумел защитить боевых товарищей под огнем, а женщину, над которой в Эшдауне измываются всю жизнь, – не сумел. Не говоря уж о кошке. Бесполезный. Да, в этих стенах он действительно бесполезен.

Тристан положил ложку на место. И тут что-то на прикроватном столике привлекло его внимание. Деревянная статуэтка. В прошлый раз ее здесь не было… Рождественский ангел – грубо вырезанный, с копной золотистых проволочек вместо волос. Что-то знакомое. Тристан повертел фигурку в руках.

– Я сделал его для вас, – пробормотал он. – Это было первое, что я вырезал перочинным ножичком, который вы мне подарили.

Невероятно, но уродливая фигурка сохранилась. А ведь прошло больше двадцати лет.

Он осторожно поставил статуэтку рядом с аптечными склянками. Натянул одеяло повыше, прикрыв матери плечи.

– Не знаю, читаете ли вы по-прежнему газеты. Если да, то не удивляйтесь тому, что напишут обо мне на этой неделе. Несколько лет назад я напечатал книгу стихов, а теперь обстоятельства вынудили признаться в своем авторстве.

Он намеревался сказать ей и другое, например: Я был готов застрелить пять человек за Люси Тедбери, и сам не понимаю, что это значит.

Однако произнес лишь:

– В конце недели я отправляюсь в Клермонт, на домашнюю вечеринку. Принесу вам оттуда все сплетни.

Люси недолюбливала вечера понедельника, поскольку эти часы ей с подругами приходилось посвящать организационным вопросам: делиться последними новостями, рассматривать заявления новых участниц, оплачивать счета оксфордской ячейки, составлять расписания встреч и мероприятий на предстоящую неделю. А так как Аннабель обязалась проводить со своим герцогом четыре дня в неделю в Уилтшире, их полку убыло. В качестве замены Аннабель Люси выбрала Мейбл, леди Хенли, поскольку вдова давно была членом ячейки и жила по соседству. Однако после прерванной интерлюдии с неким лордом под кустом в палисаднике леди Хенли по понедельникам неизменно объявляла себя слишком занятой, чтобы помогать. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Вообще-то перспектива утонуть под лавиной задач и обязательств с успехом отвлекала Люси от недавних событий, таких как ночь в парке или надменный Тристан у порога…

– Спасибо, что пришли, – сказала она Катрионе и Хэтти, когда те в назначенное время уселись за стол в гостиной с блокнотами и карандашами. Хэтти уплетала печенье, купленное в булочной на Литтл-Кларедон-стрит, обильно рассыпая крошки.

– Для начала вот запись последней лекции Миллисент Фосетт в Лондонской школе экономики; захватывающее чтение на тему образования девушек. – Люси подвинула распечатку в центр стола.

Хэтти всмотрелась в текст и прочла вслух:

– «Эти соображения подталкивают нас к выводу, что популярные рассуждения об обязанностях жен и матерей крайне низменны, они отводят главенствующую роль плотским, а не интеллектуальным и моральным функциям женщин». – Она подняла глаза: – Вы не находите странным, что в Лондоне Миллисент позволяют читать столь дерзкие лекции, а здесь, в Оксфорде, женщинам-студенткам не разрешено учиться и получать ученую степень наравне с мужчинами?

– Оксфорд был задуман для монахов, и с тех пор им управляют живые ископаемые, – ответила Люси. – Здесь время течет более медленно. И не забывайте, муж Миллисент имеет должность в Лондонской школе экономики. Но давайте приступим к первому пункту нашей повестки: какова судьба нашего доклада по поводу Закона о собственности? У меня нет никаких идей. В который раз отправила в «Манчестер гардиан» просьбу о встрече, и опять меня не удостоили даже отказом.

Катриона с сожалением пожала плечами.

– Я спросила отца, как бы он поступил, если бы хотел напечатать статью, которую никто не желает публиковать, – вмешалась Хэтти.

– И?..

– Он ответил, что организовал бы собственное издательство, – извиняющимся тоном закончила Хэтти.

– Золотые слова, – с ехидцей проворчала Катриона.

Люси закатила глаза:

– Отлично. Перейдем ко второму пункту: текущее количество писем на тему Закона о собственности?

Катриона, на которую возложили обязанности вести учет, пролистала свой блокнот.

– Текущее количество: четырнадцать тысяч девятьсот с небольшим. Однако мы до сих пор не получили сводку от наших ячеек в Шотландии. Подозреваю, почта запаздывает.

– Ну да. Почта когда-нибудь погубит наше Дело.

– Что ты имеешь в виду?

– Задержки. А еще подумайте, как вообще неэффективна переписка. Содержащаяся в письме информация устаревает. Я доложила Лидии Беккер о весьма консервативных настроениях в ячейке из Примроуза как минимум две недели назад, и она за это время должна была уведомить Миллисент. Такое случается постоянно, а бывает и хуже – Миллисент шлет нам пояснения, или ей требуется сверить планы мероприятий, мы добавляем комментарии, отсылаем назад, Миллисент переправляет все Лидии Беккер, она тоже комментирует, пересылает Розалинде Говард и так далее.

– Да, чем больше адресатов мы добавляем в рассылку, тем больше путаницы.

– Наверняка существуют оптимальные методы организации работы.

– И какие же? – спросила Хэтти. – Ты не сможешь ежедневно ездить в Лондон исключительно на встречи с соратницами.

– Никто не сможет, – мрачно подтвердила Люси.

– Вообще-то у нас есть в Лондоне Центральный комитет, – напомнила Катриона.

– Знаю, – ответила Люси. – Вот только его оперативность и эффективность оставляют желать лучшего. И представляется, дальше будет хуже: сейчас мы имеем десятки местных суфражистских ячеек и несколько обществ, и если мы все не будем общаться друг с другом регулярно, ничего путного не выйдет.

– Вообрази себе мир, в котором письмам не требуется несколько дней, чтобы дойти до адресата, – сказала Хэтти. – И где мы могли бы читать одно и то же письмо в одно и то же время.

Катриона слабо улыбнулась:

– В этом воображаемом мире мы бы за пару недель собрали целую армию женщин.

– А сейчас нужно минимум раз в месяц встречаться и согласовывать стратегию.