Электронная библиотека » Эйлин О'Коннор » » онлайн чтение - страница 14


  • Текст добавлен: 30 октября 2019, 10:21


Автор книги: Эйлин О'Коннор


Жанр: Научная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Он вытер выступившие от смеха слезы.

– Так это ты проклял весь наш гномий род! – ледяным голосом сказал Хольми, глядя на ссутулившегося мага сверху вниз. – Из-за тебя наши дети рождаются кривобокими и усатыми! Из-за тебя мужья беспробудно пьют, а жены варят мховку! По твоей милости мы обрели славу бешеных идиотов, чуть что хватающихся за меч!

– Думаешь, я не казнил себя за эту дикую ошибку? – вскинулся волшебник. – Я пытался изменить… когда-то… Вышло еще ужасней! Я обрек себя на недеяние, я каждый день расплачиваюсь муками совести за тот давний грех!

– Что мне твои муки! – вскричал выведенный из себя Хольми. – Сделай что-нибудь со мной!

– Не могу!

– Попытайся!

– А вдруг будет хуже!

От издевательского хохота гнома пташка в ужасе свалилась с куста.

– Куда уж хуже! Мой народ спивается! Я – изгой! И дети мои, если они родятся, примут на себя твое вывернутое наизнанку проклятие!

– Я не смею… – бормотал Радуцеус. – Я боюсь…

– Возьми себя в руки, ты, магический импотент! – рявкнул на него Хольми. – Ты восемь сотен лет сидишь тут, упиваясь жалостью к себе! Пожалей хотя бы меня!

Волшебник вскинул голову. В глазах его мелькнуло нечто, очень похожее на гнев.

– Жалостью? Скажи лучше, презрением!

– Чего стоят все твои чувства, когда ты бездействуешь!

Между ладоней Радуцеуса вспыхнул и запульсировал желтый искрящийся шарик.

– Ты даже не пробовал ни разу ничего изменить! – орал Хольми, совершенно утративший чувство реальности. – Мучитель! Изверг! Садист!

Разозленный маг вскочил, и гнома вздернула за шкирку в воздух невидимая рука. Болтая ногами и извиваясь как червяк, Хольми продолжал выкрикивать ругательства.

Багровая туча стремительно начала сгущаться над хижиной. Пронизанная всполохами беззвучных молний, она все темнела, пока не вобрала в себя всю черноту окрестных скал. Радуцеус, выпрямившийся и выросший вдвое, ткал в воздухе золотую сеть, вытягивая нити из парящего шарика. По дубам пробежал ветер, и старый лес содрогнулся.

Где-то глубоко в горах раздался страшный глухой треск.

– Давай! – орал Хольми, опьяневший от собственного бесстрашия. – Преврати меня в муравьиную ногу! На это, надеюсь, тебя хватит?

Лицо Радуцеуса неожиданно оказалось прямо перед его глазами. И оно так сильно отличалось от прежней серой помятой физиономии, что гном осекся.

Скулы мага заострились, в глазах сверкали отблески молний.

Ни слова не говоря, Радуцеус набросил на Хольми невесомую сеть. Губы его разомкнулись, и заклинания полились неостановимым потоком, одно за другим.

Дубы затрещали и всплеснули ветвями. Буря гнула их к земле. С дальнего холма понесся вниз грохочущий вал лавины, снося все на своем пути.

Хольми швыряло в воздушной сети то вверх, то вниз, и вскоре он уже перестал понимать, где земля, а где небо. Все смешалось: и черно-алая туча, и секущие его листья, и камни, танцующие дикий танец в тугом воздухе, и дрожащая хижина, и сам огромный Радуцеус, заслоняющий собой и тучу, и листья, и хижину. Вокруг рвались молнии, заклятия сшибались друг с другом, золотая сеть стягивала Хольми все сильнее, и наконец гном потерял сознание. Он успел лишь увидеть напоследок, как проваливается земля, втягивая дальний холм, и на его месте поднимается гигантский столб пыли, закручиваясь в бешеный смерч.

* * *

Муха.

Муха на потолке.

Пи-ить! Как же хочется пить!

На подгибающихся от слабости ногах гном добрался до стола и приник к наполненной чаше. Он жадно глотал горькое и противное на вкус пойло, не понимая, что пьет, не зная, сколько провалялся без чувств в хижине волшебника, и очнулся лишь тогда, когда в горло ему упали последние капли.

Хольми облизнул губы и огляделся. Первая мучительная жажда утихла, но пить все равно хотелось. На полке он увидел выставленные в ряд баклажки и с глухим рычанием бросился к ним.

Час спустя дверь распахнулась, и наружу вывалился Хольми Бракс. Но в каком виде!

Глаза гнома приобрели выражение веселое и бессмысленное. Он покачивался, с губ его срывались нелепые шуточки, перемежавшиеся смешками.



Хольми Бракс был вдребезги пьян.

Пьян – и счастлив. Ликуя, брел он по поляне в сторону родной горы, посылая воздушные поцелуи эфиру. Свободен! Свободен! Проклятие снято навсегда! Видать, под воздействием его пламенных речей волшебник открыл в себе новую силу. Да здравствует Радуцеус!

– Хоп! Хей! Лала! Лей! – орал гном, вступая под своды горы. – Что ни говори!

О, как обрадуется мать! Как напьются они с отцом в честь его преображения! И будут хрюкать, носясь по лабиринтам и сшибая сталагмиты!

– То ли веришь, то ли нет! Но бог тебя хранит!

Хранит, хранит гномий бог Хольми Бракса!

– Ура! – заорал гном, вбегая в зал Мактуша Увечного. – Хоп-хей-лала…

Победная песнь оборвалась на полуслове.

Не веря своим глазам, Хольми уставился на гномов и изваяние, которое они устанавливали посреди огромной залы. Черты скульптуры показались ему знакомыми. Осознав, что он видит, Хольми подался вперед, зажмурился, дернул себя за бороду и даже топнул ногой, пытаясь проснуться. Но когда поднял веки, действительность нисколько не изменилась. Вырезанный из мрамора, на него смотрел его собственный лик.

– Вира, вира помалу! – угрюмо скомандовал старый гном. Остальные молча подчинились.

– Что это? – прошептал оторопевший Хольми. – Зачем это?

К нему, тяжело ступая, подошел Грум. Обычно веселое его лицо было сурово.

– Памятник тебе ставим, – уронил он. – В натуральную, значит, величину. Четыре дня тебя не было видно. Думали, помер.

Хольми снова протер глаза и похлопал себя по ушам, надеясь избавиться от морока. Если это не сон, то чье-то злое волшебство! Но ни Грум, ни насупившаяся толпа, ни изваяние не исчезли.

Гном осознал, что именно кажется ему самым странным в происходящем.

Из пещер не доносилось песен. Не вопили кузнецы, не распевали рудокопы. Даже дети и те вели себя тихо.

– П-п-почему п-п-памятник?

– Так ты у нас того! Спаситель!

Хольми покачнулся.

– Объясни! – взмолился он. – Что происходит?

Грум пожал плечами:

– Это все Радуцеус, честь ему и хвала.

– Честь и хвала! – нестройно отозвались гномы, затаскивая изваяние на постамент.

– Третьего дня явился к нам счастливый и сообщил, что сумел исправить ошибку прошлого. Отныне и навсегда у каждого из гномьего племени непереносимость выпивки. Ни тебе мховки, ни козьеножки, ни асбестовки. – В голосе гнома зазвучала тоска. – Свободны мы отныне от проклятого зелья! Все наши силы можем бросить на созидательный труд во славу рода.

– Ура! Да здравствует! – вяло откликнулись гномы.

Хольми закрыл глаза и снова открыл, пытаясь осмыслить новости.

«Исправить ошибку прошлого…»

Ему вспомнился колдующий Радуцеус, которого он довел своими обвинениями до белого каления. Выходит, колдун все-таки смог наложить на них заклятие! Не зря сверкали молнии и взрывались золотые шары!

Но, постойте! Выходит, что…

Хольми сглотнул.

– Никто не может больше пить? – шепотом спросил он.

– Ни одна сволочь, – кивнул Грум. – Кто ни попытается, сразу бряк – и в обморок. Ну прямо как ты.

У Хольми подкосились ноги, и он бухнулся на дорожку. Грум подумал и присел рядом с ним на камень.

– Сперва еще экспериментировали, – задумчиво поделился он. – То с гранегоном пробовали, то с бзденькой, то смешивали… А потом смирились. Качественно потрудился волшебник! Трактирщик, как понял, что все напрасно, думал повеситься, но переквалифицировался в гробовщики.

– В гробовщики… – эхом отозвался Хольми. – А Радуцеус?

– Ушел. Я, говорит, теперь могу с чистой совестью оставить вас, дети мои. Благодарите, говорит, не меня, а Хольми Бракса, который пробудил во мне дремлющую силу. Вот он, ваш герой! То есть наш. Нашего непьющего племени!

Грум похлопал гнома по плечу.

– А я? – икнул бедняга. – Как же я?

Старик окинул его взглядом, смысла которого юный Бракс не смог истолковать.

– А тебе волшебник решил возместить годы вынужденной трезвости. Так что ты у нас теперь единственный на весь народ пьяница и выпивоха! Поздравляю!

– Ура! – глухо поддержали гномы. Кто-то утер слезу.

– Налить герою! – крикнул кто-то.

– Н-нет!

Хольми попятился, но одни крепкие руки подхватили его, другие уже передавали бутыль слюдянки, и вскоре перед ним оказалась полная кружка.

– Я не хочу! – жалобно пискнул юный гном.

– Пей! – рявкнул Грум. – Пей за всех гномов! От нашего имени! Пей, как выпил бы каждый из нас! Пей, твою гномью мать, Хольми Бракс, да войдет твое имя навеки в историю и будет высечено на каждом монументе!

– Пей! – простонали гномы.

Хольми приложился к ледяной кружке, лишь бы не видеть их взглядов, и осушил ее в несколько глотков. Слюдянка яростно заискрилась в горле, ударила в голову непривычного к хмелю гнома, как кузнечный молот по наковальне. Он вытер губы рукавом, рыгнул, обвел сородичей помутневшим взглядом и внезапно широко ухмыльнулся.

Кто-то из гномов, не выдержав, скрипнул зубами. «Смеется над нами наш герой», – пробормотал кто-то. «Может себе позволить!» – отозвались тихонько.

– Весело тебе, Хольми? – горько вопросил Грум.

Хольми икнул, и улыбка его стала еще шире.

– И чему же ты радуешься? – выкрикнул кто-то.

– Представил… – хихикнул Бракс, – …представил, сколько мне теперь достанется слюдянки! – Он поднялся на ноги и широко развел руки. – Мховки!

Гномы не смогли сдержать дружного стона. Запасы выпивки в их пещерах были неисчислимы. И кому же отныне пригодятся они? Самому негодному из их рода!

– Гранегона! – Хольми пошел прочь, приплясывая. – Корнедури! Грога! Эля! Слюдянки!

– А, будь ты проклят! – выразил общее мнение старый Грум и облизнул пересохшие губы.

Но Хольми удалялся прочь, хохоча и подпрыгивая, и коллективное гномье проклятие не могло испортить ему настроения.

– Козьеножки! Базальтника! – выкрикивал он.

– Чтоб тебя разорвало! – рыдали гномы, не в силах больше сдерживаться. Мир, навсегда утерянный ими, целиком и полностью достался бывшему трезвеннику и неудачнику Браксу.

– Ракушайки! Хмеляги! – распевал во все горло Хольми.

– Чтоб тебе шею сломать! – бессильно желали ему вслед.

– Дерюжника! – напомнил герой.

– А-а-а-а-а! – выдохнула толпа в едином порыве. – Чтоб тебя камнем зашибло, подлюга!



И тут случилось чудо. Висевший на потолке двухсотлетний сталактит внезапно обломился и полетел вниз. Гномы ахнули, не веря своим глазам. Неужели проклятие сработало?

Но не успел старый Грум сделать и шага, как из-под обломков выбралась, покачиваясь, знакомая фигура, и издалека до толпы донеслось торжествующее:

– И сладкой бзде-е-е-еньки!

Чани

В две тысячи пятнадцатом году проводился очередной сетевой конкурс рассказа: «Мини-проза», с темой «Почти как люди». Я крутила ее в голове так и сяк. Не хватало какой-то ерунды, легкого толчка, чтобы колесо сюжета покатилось. В то время у меня только появилась собака, и я смотрела обучающие ролики по дрессировке на ютубе. В очередном из них инструктор взял на руки щенка кавказской овчарки – чудесное пушистое существо, похожее на медвежонка, – и ласково сказал: «А теперь посмотрите, как мы будем заниматься с Чани. Чани, Чани!»

Щенок повернул к нему умную морду и тявкнул.

«Вырастет в огромную зверюгу», – подумала я.

В следующую секунду в моей голове возник персонаж, который стоял на другой планете, в лесу, какого нет на Земле, и со страхом смотрел на маленьких пушистых, смертельно опасных существ.


– Чани! – ласково сказал Сандор. – Чани, чани!

Ни гнева, ни радости не отразилось в круглых глазах троих, замерших на той стороне болотца. Сколько Сандор ни вглядывался, он не мог уловить даже намека на чувства. Иногда ему казалось, что все чани – клоны одного-единственного существа.

Однако Нильс Эренборген утверждал, что чани реагируют на ритуальное обращение по-разному. «В подавляющем большинстве случаев вы столкнетесь с ярко выраженной эмоцией дружелюбия», – вспомнил Сандор инструкцию.

Ярко выраженная эмоция дружелюбия! Ха!

Эренборген считался лучшим из ныне живущих экспертов по местным жителям. Собственно говоря, и единственным.

– Чани! – повторил Сандор без особой надежды.

Трое аборигенов по-прежнему стояли неподвижно и смотрели на него. Толстые, низкорослые, пушистые. Удивительный оттенок шерсти: нежнейший голубой цвет с редкими вкраплениями белых прядей, словно облака перемешали с небом. По мордочке размазаны три розовых пятна: два на щеках, одно на подбородке. Из-за этого чани с их круглыми личиками всегда выглядели милыми детьми, неудачно пытавшимися нарумяниться.

Если верить Эренборгену, эти трое должны в ответ на приветствие вздыбить шерсть на подбородке.

«Ну темнейте же, темнейте!» – призывал мысленно Сандор. Волоски на пятнах окрашены так, что при малейшем шевелении меняют цвет. Чем краснее щеки и подбородок, тем благожелательнее настроен абориген.

Один из троицы шагнул вперед. Правая лапа провалилась в прибрежный синий ил, но чани, казалось, этого даже не заметил. Он смотрел прямо на человека, и внезапно Сандора охватило очень неприятное чувство.

«Черт! Неужели началось? Вот так нелепо?..»

Сердце ухнуло и жалобно стукнулось о ребра.

Несколько секунд он ожидал, что розовые пятна вот-вот исчезнут, словно растворяясь, и мордочки всех троих станут однотонно голубыми.

Нильс Эренборген писал об этом сухо и вскользь. Добавляя, что сам он ничего подобного никогда не наблюдал.

Зато наблюдали те, прежние. Кажется, это было последнее, что они успели увидеть перед смертью.

Но чани, словно повинуясь неслышному сигналу, одновременно развернулись и бесшумно скрылись среди деревьев.

За спиной Сандора чавкнул белый мох.

– Опять ты с этими ублюдками валандаешься? – хмуро спросили сзади.

Сандор украдкой провел ладонью по лбу, стирая холодный пот.

– Чего тебе неймется, доктор? – Джексон подошел, встал рядом, широко расставив ноги, словно утверждая свое право находиться здесь, в самом сердце болот планеты Чон-Дала.

«Жить хочется, мать твою!» – чуть не выпалил Сандор.

Но сдержался.

Джексон был никакой не Джексон, так же как и у Сандора официальное имя звучало совершенно иначе. И только планета всегда называлась именно так: Чон-Дала, мать болот.

Вернее, болота. Ибо оно здесь было только одно.

– Медвежутики, – сплюнул Джексон. Из-под его тяжелых армейских ботинок сочились едва заметные белые змейки дыма. – Перестрелять бы их всех!

– Уже пытались, – напомнил врач.

– Не. Всерьез – не пытались.

Джексон взглянул на него слезящимися глазами. «А ведь он только и ждет, когда они снова нападут», – понял Сандор.

– Все равно подыхать, – с каким-то мрачным удовлетворением подтвердил Джексон. – Чего язык проглотил, доктор?

Сандор молчал, потому что ему нечего было возразить.

Да. Им все равно подыхать.

– Пошли на базу, – сказал он наконец. – Жрать хочется.


Девять психов, как называл про себя Сандор их великосветское общество, собирались вместе за трапезой крайне редко. Кто-то, как биолог Орешкин, предпочитал есть в одиночестве, заперев дверь каюты. Глядя на толстощекого Орешкина, Сандор иногда представлял, что тот делает запасы в укромных углах, и когда на их место придет следующая экспедиция, она обнаружит схроны и тайники с давно заплесневевшими сухарями. Другие питались неведомо чем, как Поль Ренье, полупрозрачный от худобы француз (так он сам себя называл. Сандор ни разу не слышал, чтобы Поль говорил по-французски). Третьи, вроде Джексона и его напарника Малипу – толстоносого негра в багровых татуировках Либии, – принципиально не использовали столовые приборы. Смотреть, не утрачивая аппетита, как Джексон и Малипу прихлебывают суп из ладоней и облизывают грязные пальцы, мог не каждый. Пожалуй, только капитан выносил этих двоих за общим столом. Прочие сбегали, едва завидев переваливающегося негра и его бледнокожего приятеля.

Но сегодняшний день стал исключением. Все они собрались за круглым столом: солдаты, техники, капитан, радист, биолог и он сам – врач пассажирского флота, занесенный на окраину империи волей глумливого рока.

Рока? Кого он обманывает! Сандор горько усмехнулся и под пристальным взглядом Орешкина долил себе еще полбокала либийского чистого – единственного доступного им здесь пойла.

– Вчера стадо видел, – нарушил молчание Поль Ренье.

– Где? – оживился биолог.

– На западной стороне. Голов триста, не меньше. Потоптались и ушли.

– Я бы тоже отсюда свалил, – проворчал Малипу. – Согласен даже в стадо.

– Сошел бы за своего! – гыгыкнул Джексон, и негр сделал вид, что собирается двинуть ему в ухо.

Сандор подавил усмешку. У тех, кого они называли местными коровами (гораздо больше походившими на гигантскую разновидность тритона), шкуры были исчерчены красными линиями. На континенте росли кустарники с колючками такой длины, что они продирали даже каменные шкуры «коров». Биолог как-то объяснял Сандору, зачем в ходе эволюции возникли подобные растения, но врач позабыл.

Почему-то в первую очередь забывается то, что нужно помнить. Утешаешь себя тем, что это мелочь, не стоящая внимания, но из таких мелочей в итоге складывается самое важное.

Когда-то от выпивки прояснялось в голове. Мозг ощущался цельным кристаллом, вложенным в череп, и в этом кристалле сверкали яркие как молнии мысли. Озарения! Идеи! Много лет назад они действительно были стоящими, но чем больше он пил, тем большее разочарование приносило пробуждение. Гениальные мысли при трезвом взгляде рассыпались в бездарную труху. И Сандор нашел выход: перестал использовать трезвый взгляд.

Некоторое время все шло прекрасно. Он даже развил теорию, согласно которой самым продуктивным состоянием человеческого организма является непрекращающееся легкое опьянение (поддерживать качественным коньяком, но ни в коем случае не суррогатами, допускается виски и лунный эль).

А потом пассажирка с Пентакса умерла. И младенец умер тоже. Он так и не задышал, несмотря на все усилия вмиг протрезвевшего врача.

Расследование было коротким. Суд принял к сведению, что роженица во время беременности употребляла «шлак». Ни один хирург космофлота не в силах был бы ей помочь. Женщина, которую Сандор впервые увидел на операционном столе, уверенно шла к смерти сама и вела за собой своего нерожденного ребенка.

Но регистраторы показали, что он не был трезв. И его вышвырнули из гражданского флота пинком под зад. Пинок оказался такой мощный, что Сандор долетел до Чон-Далы и с размаху приземлился здесь – похоже, уже навсегда.

– …если пытались наладить обмен, то почему…

– …дело в проклятых вулканах…

Сандор жевал синтетическое мясо и выхватывал из общего разговора отдельные реплики. Все это они обсуждали неоднократно. И без малейшего толку.



Маленькая планета была форпостом империи, ее сторожевой вышкой, вынесенной черт знает на какое расстояние от основной границы, крайним пунктом слежения, где они окопались с биноклем: девять неудачников, сброд со всех окраин человечества, широко расползшегося по галактике. Кто-то наверху решил, что спутник для постоянного наблюдения за соседней Юноной, где давно строила флот недружественная людям раса ошей, обойдется слишком дорого. К тому же высок риск метеоритных дождей. То ли дело тихая Чон-Дала!

Так на тихой Чон-Дале появилась станция.

– …а Эренборген утверждает…

– …вовремя успел свалить – вот и вся его заслуга…

Чани на планете обнаружили не сразу. А когда это случилось, строительство уже шло во всю прыть. Сворачивать проект сочли нецелесообразным. «Человечество договаривалось с самыми разными расами! – объявили энтузиасты (их энтузиазм хорошо оплачивался армией). – Договорится и с этой!»

Поначалу не возникло никаких проблем. Контакт оказался настолько легким, что ушлые производители мигом наладили выпуск фигурок чани. Маленькие, с пушистой голубой шерстью, круглоголовые – что еще надо детям! «Подари своему ребенку милашку чани!»

Первая экспедиция насчитывала всего пять человек. Специалисты по внеземным цивилизациям настаивали на том, чтобы группа базового контакта была небольшой. Аборигены не должны чувствовать угрозы.

Пятеро опытных ученых аккуратно изучали нюансы языка чани и особенности социокультурной организации их общества. Сложностей не ожидалось: чани жили единым племенем, язык имели простой, обряды незамысловатые. «Мы имеем дело с аналогом человеческого родоплеменного строя», – заключили ученые. Чани были признаны миролюбивым народом. В скобках следовало читать: примитивная местная жизнь не помешает функционированию нашей станции.

И на этом все успокоились.

Год и два месяца спустя чани убили обитателей станции. Всех пятерых исследователей и примкнувших к ним к тому времени троих военных. Что именно вызвало гнев местных жителей, выяснить так и не удалось. Дневниковые записи и показания регистраторов свидетельствовали, что все шло как обычно. Месть? Но аборигенам не за что было мстить. Ритуальное убийство? У чани не существовало ничего подобного.

Однако восемь человек были перерезаны на болотах как свиньи!

Чани в ответ на осторожные вопросы выдали эмоцию непонимания. Люди с холма ушли к небесному Э-э? Все уходят к небесному Э-э. Он ждет каждого в свой срок под деревьями с цветущими звездами.

В заключении комиссии говорилось обтекаемо: «Имел место скрытый конфликт, приведший к трагическим жертвам».

А что еще им было писать в отчете, подумал Сандор. «Мы понятия не имеем, что случилось, но не смеем признаться, чтобы не навредить проекту»?

Через месяц на планету высадилась вторая группа.

На этот раз люди пошли другим путем. «Мы изучали чани, но мы не помогали им в их нуждах! – провозгласили организаторы. – Пускай обитатели планеты убедятся, что человечество не несет им ничего, кроме пользы! Лекарства! Инструменты! Еда, в конце концов! Да грядет изобилие!»

Слабых голосов настоящих ученых никто не слушал. На чани обрушились дары людей.

На этот раз колонистов было больше трех десятков. Половина – охрана. Половина – контактная группа.

Чани удивились и обрадовались подаркам. Кто-то догадался предложить им средства из арсенала ветеринарных клиник, и это оказалось удачной идеей. «Голубые медвежата» чистили шерсть, наносили масло для блеска и спрей против колтунов… Организаторы ликовали.

Четыре месяца спустя расчесанные и блестящие от масла чани проникли на станцию, вырезав сонную охрану, и прикончили всех спящих колонистов.

Это был страшный удар. По всем правилам, Чон-Далу ждал столетний карантин с полным запретом на высадку.

Но рядом с Юноной не было других планет. А воинственных ошей следовало держать под неусыпным контролем.

«Это плевок в лицо всему человечеству! Неблагодарность в ответ на добро!»

Поднялся дикий вой. Здравые голоса могли надрываться до хрипоты, требуя оставить чани в покое и не рисковать человеческими жизнями, но глава военного космофлота лично произнес перед журналистами торжественную речь, и это перевесило все остальное. Краткое ее содержание сводилось к тезису «нас должны уважать».

За почти сорокалетнюю жизнь Сандор твердо усвоил: если речь зашла об уважении – будут бить.

От полного истребления обитателей Чон-Далы спасли голоса правозащитников. Одна организация защиты инопланетных меньшинств за другой подавали ноту протеста, требуя признать людей агрессорами и провокаторами. Чани описывались в этих нотах как безобидные милые зверьки вроде детенышей тюленят. «Ждите на черных рынках появления голубых шуб! – блажили защитники. – Гурманы желают наслаждаться мясом чани!»

Мясо чани было ядовито, но это никого не волновало. Две силы, прибегавшие к равно абсурдным аргументам, сошлись в битве.

В те дни Сандор слышал о том, что чани пьют человеческую кровь, и о том, что люди устраивают на бедных голубых медвежат охоту; о том, что в левой височной доле чани хранится камень, дарующий долголетие, и о том, что чани есть порождение хищной расы, оставившей наследников для завоевания галактики… Казалось, обе стороны изощряются в масштабах идиотских выдумок.

И вскоре на станции появились военные.

«Не захотели мира – готовьтесь узнать нас с плохой стороны» – был негласный лозунг третьей группы. Дюжина солдат, осторожных, опытных, закаленных в боях с разнообразной нечистью с других планет вроде Вавилона и Ша-девять, готовые к нападению, не желающие знать о чани ничего, кроме того, что они убивают людей. Командир имел строжайшее предписание: аборигенов не трогать, первыми не нападать, но в ответ на силу применять силу.

«Покажем им, кто такие белые люди», – мрачно сострил он, оглядев свою группу, наполовину состоящую из темнокожих.

С этими дикарями слишком церемонились, фыркали солдаты.

Они звери, говорили солдаты, им понятен лишь язык грубой силы.

Чем больше подарков вы им дарите, тем сильнее они презирают вас, утверждали солдаты. Это закон джунглей.

Запад есть Запад, Восток есть Восток, люди есть люди, чани есть чани. Вы подходите к ним со своими человеческими мерками, вы несете знания, которые им не нужны, вы стремитесь быть добрыми и хорошими. Поймите: быть добрыми и хорошими можно лишь в вашем ограниченном пространстве цивилизованного общества. А с теми, кто взял оружие и начал убивать, нельзя играть в гуманизм. Чем быстрее вы это осознаете, тем меньше будет жертв.

Нам нужна эта планета, а этот холм, торчащий посреди болота, – единственное место, где мы можем соорудить наблюдательный пост без опасения быть залитыми лавой. Наши интересы стоят выше интересов местных жителей. У них только два пути: они могут или смириться – или убить нас.

Точнее, попробовать. Хе-хе!

В таком настроении третья группа начала обживать Чон-Далу.

Поначалу военные практически не выходили за пределы станции. Передвигались только группами, на выход поодиночке был наложен строжайший запрет. Вооружен был каждый, и каждый был готов свое оружие применить. Солдат не трогали умильные круглые мордочки чани. Им было плевать на их язык и верования. Они хотели только одного: отслужить здесь два года и свалить с душной планеты, сочащейся природным газом, накопившимся за миллионы лет под тухлыми густыми водами местных болот.

Метан, подумал Сандор, это что-то вроде метана. Но почему белый? Что там за примеси? Снова не помню, а ведь мне рассказывали… Впрочем, это уж точно не имеет значения. Главное, что он не образует с местной атмосферой взрывоопасных смесей – поэтому чани и живут здесь безбоязненно.

Ареал обитания аборигенов ограничивался единственным болотом на планете, оно же – единственный остров. Остальную площадь занимал огромный континент и моря. На континенте регулярно извергались вулканы, убивая все живое вокруг, в море свирепствовали бури. Планета не была благосклонна к своим детям. И только обширный остров, покрытый кустарником с цепкой, но поверхностной корневой системой (их плодами и листьями питались чани), был удален от катаклизмов.

– …много необъяснимого, – донеслось до него. Это Орешкин оседлал любимого конька и разливался соловьем под насмешливыми взглядами. – Скажем, белый мох! Вы все его прекрасно знаете. Это антоцеротовый мох, между прочим, но дело не в этом, а в том, что у него есть цветки!

Орешкин торжествующе поднял палец.

– Цветки! – повторил он и обвел взглядом озадаченную компанию. Взгляд его стал умоляющим: – Вы что же, не понимаете? Он цветет! А не должен!

– Ни разу не видел, чтобы в этой трясине что-то цвело, – мрачно сказал техник.

– Вот именно! А у меня в лаборатории эта штуковина отрастила полноценный бутон. Господи, у него даже корней нет, они спорами размножаются, и вдруг – бутон!

– Красный? – внезапно заинтересовался Малипу.

– Белый.

– А-а-а… И что, распустился?

– Нет пока. – Биолог помрачнел.

Джексон пренебрежительно фыркнул.

– Плевать на мох! Почему здесь коровы не живут?

– Никто не живет!

Заговорили сразу все и наперебой.

Да, это вопрос, подумал Сандор. Болото, как ни крути, наиболее приспособлено для жизни. Слой воды неглубок, утонуть здесь практически нельзя, кроме пары-тройки мест. Вулканы далеко. Чани? Чани не охотятся на животных, они растение– и насекомоядные. А растений полно, прямо по воде плавают островки сочнейшей синей травы, которую так любит местный скот.

Почему же «коровы», а за ними и прочая фауна предпочитает опасный материк? Даже то стадо, которое видел Поль, ушло, хотя пересечь пролив – плевое дело.

Первая экспедиция наверняка выдвигала гипотезы. Надо бы завтра наведаться в библиотеку и поискать материалы, подумал Сандор.

Холодный трезвый голос внутри его головы добавил: «Если успеешь».

Потому что третья группа была убита за четыре дня до того, как истекли два года их жизни на станции.


Сандор шел по тропинке. С низких веток свисали белобородые пучки местных растений-паразитов, воздух был насыщен испарениями и местами имел отчетливо мучной привкус. Мягкая земля проседала под ногами. Сандор обернулся: из его глубоких следов поднимались тонкие струйки дыма, отдающего чесноком.

Газ залегает совсем неглубоко, объясняли ему. Маленькие чани не продавливают эту рыхлую смесь песка, торфа и перегноя. Мы, люди, почти в четыре раза тяжелее. Не надо бояться, Сандор, говорили ему, этот газ не причинит тебе вреда. И болото не причинит, если только не полезешь в самое его сердце, в черную трясину, которая вспучивается и тяжело дышит, словно умирающая старуха. Все будет в порядке, Сандор, говорили ему, если проявить немного осторожности.

Огромное насекомое с головой, украшенной подобием разветвленных оленьих рогов, опустилось на ветку. Оно начало крутиться вокруг собственной оси, сперва медленно, затем все убыстряясь и в конце концов так стремительно, словно собиралось прорваться сквозь атмосферу планеты и уйти в космос. Сандор ускорил шаг: он не желал быть свидетелем того, как рогатую «юлу» разорвет на части. И еще меньше хотел, чтобы сотни ее личинок осели на его рубашке.

После того, как чани убили третью группу, все плюнули на бдительность. Это решение казалось парадоксальным, но Сандор понимал причину. Обреченность – вот в чем все дело. Они пытались подружиться с чани, они пытались подкупить чани, они пытались показать чани, кто здесь хозяин, – и чем все закончилось? Смертью. Что ни делай, ты будешь убит скоро или очень скоро. И синий Э-э встретит тебя под деревьями, которые цветут звездами.

Люди из третьей группы утратили бдительность. Решили, что раз они почти не общаются с чани, то нападения можно не ждать. Их маршрут вне станции пролегал почти исключительно в сторону приборов, установленных на деревьях по окраинам болот.

Пять человек вышли на последнюю проверку аппаратуры – и обратно не вернулся ни один.

Семь человек отправились искать пропавших пятерых – и остались там же, где пятеро.

Никто так и не узнал, сколько жертв было среди чани. Судя по следам крови на ножах и израсходованным патронам, люди защищались ожесточенно. Но это им не помогло.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации