Текст книги "Вы признаны опасными"

В кабинете мы были вшестером: я, сам Юрганов, его старый приятель Олег Невзерь, бессменный глава объединенного университета, и еще трое незнакомых мне магов, пожилых, внушительных и с теми едва уловимыми начальственными замашками, которые характерны для чиновников и вахтеров. Невзерь же был мелок, сух и молчалив, а сегодня еще и мрачен. Правое плечо у него торчало выше левого, и он то и дело смахивал с него несуществующую пылинку. А может, что-то другое смахивал, кто его, знахаря, разберет! Салаг, которые неотступно таскались за мной, в святая святых все-таки не пустили, несмотря на все мольбы Витки. Остались они сидеть на диванчике в коридоре, притихшие и заробевшие.

Сначала я хотел смело заявить, что никакого Иноземцева не знаю. И вдруг в голове у меня что-то щелкнуло.

– Иноземцев? Тот самый?

Невзерь одобрительно кивнул.

– Помнит молодежь деятелей прошлого! – провозгласил Юрганов. – Да, Дима, тот самый.

– Но как же… Почему же…

Я растерянно замолчал.

Биолог Сергей Валерьянович Иноземцев работал в Институте медико-зоологических проблем. И занимался он собаками. Сначала – Чайкой и Лисичкой, а после Альбиной и Маркизой, которые вошли в историю как Белка и Стрелка. Это он разработал специальный жидкий корм для своих подопечных. Именно на его плечи легла подготовка собак, и Сергей Валерьянович справился с этим блестяще. После полета Иноземцева перевели в Институт авиационной и космической медицины, перед ним открывались широчайшие перспективы. Однако, не проработав и года, он внезапно бросил все и ушел в школу простым учителем биологии. Следы его терялись где-то в Можайске.

Все это я знал очень хорошо, потому что в свое время прошерстил все о полетах собак в космос. Единственное, о чем я не догадывался…

– Так Иноземцев был маг?

– А ты как думал! – фыркнул Юрганов. – Неужели ты серьезно полагал, что обычной дрессировкой можно добиться от собак таких результатов? Ты представляешь, что им пришлось там выдержать, в этой капсуле?

Я представлял.

– Иноземцев повышал им интеллект, – сказал один из незнакомых мне магов.

– И усиливал мотивационную сферу, – добавил Невзерь. – Кроме Белки и Стрелки, в эксперименте принимали участие еще двадцать восемь сук. К ним магическое вмешательство не применялось. В итоге ни одна из них даже не приблизилась к уровню этих двоих.

– Значит, магия… – пробормотал я. – Вот оно что!

Мне еще хотелось спросить про Гагарина, но, взглянув на строгие лица собравшихся, я быстро передумал.

– Иноземцев был талантливый ученый, – проскрипел Юрганов. – Но что еще важнее, он очень любил собак. Когда Белку и Стрелку после триумфального возвращения принялись таскать по заводам, школам и детским садам в качестве живых экспонатов, он отчаянно протестовал. Его никто не слушал, разумеется. До самих псин после выполнения задания никому не было дела. Иноземцев разочаровался в том, чем занимался, и покинул институт. Тебе известно, что после смерти из собак набили чучела?

Я кивнул.

– Но вряд ли ты знаешь, что Иноземцев пытался уничтожить их, пробравшись в Музей космонавтики. Кричал, что это глумление. Его попытка не удалась – охрана подняла тревогу. Иноземцева скрутили и повезли в участок, но по дороге он сбежал.

Остальное мне коротко поведал Невзерь. Иноземцев не умер от старости в Можайске, а обосновался на севере Москвы, в парке, недалеко от которого прошло его детство. Там он продолжил свои эксперименты.

– Сережа, конечно, окончательно спятил на старости лет. – Юрганов осуждающе покрутил головой. – Ты бы видел, что мы нашли в доме! Но самое главное…

Он сделал выразительную паузу. Все остальные дружно вздохнули.

– Дворняги, – понимающе кивнул я.

– Вот именно, Дима. Вот именно.

Когда я вышел, салаги вскочили мне навстречу. Посмотрел я на их взволнованные мордочки и тяжело вздохнул.

– …все до единой – результат магического вмешательства. Попросту говоря, он их очеловечивал.

– То есть они… умные? – изумленно протянула Вита.

– И недобрые, – кивнул я.

Мы сидели на скамейке в ближайшем парке: юргановские подземелья до того давили на психику, что я постыдно сбежал наверх, к свету и людям.

– Почему недобрые? – непонимающе сощурился Патрик. Он снял очки и почесывал дужкой за ухом.

– Потому что интеллект у этих собак идет рука об руку с агрессией. Попросту говоря, чем умнее, тем злее.

Патрик воззрился на меня прямо-таки негодующе.

– Но ведь это… это неправильно! – от возмущения он едва подбирал слова. – Ведь нет же такой зависимости у обычных животных!

– У обычных нет. А у этих есть.

– Может, Иноземцев напортачил? – предположил Саня. – Он же сдвинулся!

– Или взрывное развитие интеллекта всегда сопровождается усилением определенных качеств, включая агрессию, – быстро парировал Патрик. – Просто раньше об этом не знали, поскольку подобных магических опытов никто не ставил.

– Хвала Одину! – огрызнулся Саня с несвойственной для него резкостью. – Крейзанутый был ваш покойный Иноземцев! На всю голову!

Мы замолчали. Я не испытывал уверенности, что Иноземцев был сумасшедшим, и в любом случае мне не хотелось ни думать, ни говорить плохо об этом человеке.

– А я знаю, почему они все свирепые, – внезапно сказала Витка. Голос у нее был странный. – Ты сказал, Дима, Иноземцев их очеловечивал?

– Ну да.

– Вот вам и ответ. Они просто очень на нас похожи. Это ведь только собаки людей прощают, да и то не всегда. А люди людей – редко. Наверняка они все бывшие бродячие. Значит, настрадались за свою жизнь. И теперь им есть на что сердиться.

– Ты это серьезно? – Мащенко особым образом поднял бровь и взглянул на Витку снисходительно.

Тонкие ноздри маленького Виткиного носика раздулись, и я понял, что сейчас разговор уйдет совсем не в ту сторону. Но не успел вмешаться, поскольку вместо меня это сделал Патрик.

– А одноногая собака? – спросил он. – Она отличается от прочих?

Как по команде, Саня и Вита посмотрели на него. Воспоминание о жуткой прыгающей зверюге заставило их забыть о потенциальной битве. Я в очередной раз задумался, по наитию действует Патрик или же бросает свои якобы случайные реплики вполне обдуманно.

– Юрганов убежден, что она – либо ошибка Иноземцева, либо побочный продукт первоначальных экспериментов, который тот по каким-то причинам не решился уничтожить. Вероятнее всего, из сентиментальности. Бог его знает, чего Иноземцев хотел добиться. Пока ясно лишь, что эта тварь выпускает своих товарок на прогулку и загоняет их обратно. Разбежаться они не могут: наш престарелый маг наложил на них сложное заклятие. Если псины ночуют не в вольерах, они слабеют.

Мимо нас прошествовала девочка с толстым белым лабрадором на поводке. Лабрадор выглядел очень счастливым, девочка – очень гордой.

– Значит, та собака с прутиком, которая пугала людей в парке… – начала Вита.

– Одна из его подопечных, – подтвердил я. – Юрганов предполагает, что псина подсмотрела, как он ставит защиту по периметру. И додумалась – вы представьте только! – повторять его действия, чтобы сместить эту границу.

– То есть она пыталась расширить свою территорию?

Все трое недоверчиво уставились на меня. Вита щелкнула пальцами:

– А пританцовывала – это она движения Иноземцева копировала! Он использовал «танец богомола»!

Я кивнул:

– Повторяю вам: они невероятно сообразительны. По остаточным следам магии очевидно, в какую сторону двигался Иноземцев.

– А потом, значит, сам их испугался и запер в вольерах! – фыркнул Саня.

– Интересно, знал ли он, что одноногая научилась открывать засовы? – спросил Патрик.

Ему никто не ответил.

Девочка с лабрадором прошли обратно. Мы проводили их взглядами.

– Как приручить дракона! – пробормотал Саня. – Ты кота сначала приучи мимо лотка не гадить! А потом уже переходи на новый уровень.

На этот раз я был с ним полностью согласен.

Патрик спрыгнул со скамейки на землю, поднял веточку и принялся чертить что-то на земле.

– Итак, что мы имеем? – рассудительно поинтересовался он. – Разум, вот что! Причем недружественный человеку. Правильно, Дима?

– Юрганов в этом убежден.

По лицу паренька скользнула тень какой-то мысли. Я бы сказал, это была тень сомнения в правоте Юрганова, но кто такой Урусов, чтобы ставить под вопрос мнение Ивана Семеновича!

– Искусственно выведенный разум! – поправил Мащенко. – Причем создатель его был псих!

– А какая разница? – Патрик, обычно не споривший с Саней, поднял на него серые глаза, и взгляд у него был такой твердый, что Мащенко, кажется, растерялся. – Или ты уверен, что о нашем собственном создателе нельзя сказать то же самое?

Вита хмыкнула. Саня открыл рот и не сразу нашелся, что ответить.

– Ты что, верующий? – наконец промычал он.

– Какая разница? – снова повторил Патрик. – Ты рассматриваешь концепцию сумасшедшего бога? Вот и я объясняю, что для нас не имеет значения, кем был Иноземцев. Мы во всех случаях имеем дело лишь с результатом.

Мащенко в возбуждении вскочил.

– Хочешь сузить задачу, умник? – с насмешливой злостью осведомился он и возбужденно описал широкую дугу вокруг скамейки. – Окей! Имеем враждебный интеллект! И куда ты его приспособишь?

– Меня больше занимает другой вопрос, – вежливо сказал Урусов. – Что делать с человечеством, запаниковавшим при встрече с потенциально враждебным интеллектом. Это куда более интересный объект для изучения!

Витка, долго терзавшая в зубах одну из косичек, не выдержала:

– Дима, а в самом деле, что с ними сделают, с этими собаками?

Я невесело усмехнулся. Из тех обрывков разговора между Юргановым и мэтрами, что я уловил, сделать выводы было нетрудно.

– У-сы-пят! – по слогам отчеканил Саня. – И правильно!

Витка посмотрела на него. По-моему, от таких взглядов от стены должна отваливаться штукатурка.

– А что такого? – он пожал плечами. – У нас почти дюжина умных злобных тварей. Или ты думаешь, они будут показывать цирковые трюки? Слепых через дорогу водить?

– Мы же ничего о них не знаем! – резко сказала Вита.

– Зато Иноземцев знал! Не просто так он закрыл каждую на четыре засова!

– Мы не можем их усыпить! – она даже привстала от негодования. – Они умные! Они все понимают!

– Тогда они понимают, что сидят в тюряге! – возразил Саня. – И останутся там до конца своих дней. Ты готова обречь их на такое существование?

Вита вспыхнула:

– Твоя инициатива – это трусливая жестокость!

Мащенко отвесил шутовской поклон:

– Внимательно слушаю твои предложения!

– Для начала этих собак надо изучить!

– И что потом?

Вита осеклась.

– Знаешь, почему Иноземцев их запер? – наступал Саня. – Потому что зашел в тупик! Вывел ни к чему не приспособленный интеллект! Уж у него-то было время на изучение подопытных кроликов, то есть извини – собачек! Может, потому и помер, что разочаровался в деле всей своей жизни. – Он поднял указательный палец. – Точно! Иноземцев обнаружил корреляцию между уровнем интеллекта и агрессивностью и скончался, не вынеся удара!

– Чем тупее, тем злобнее! – взорвалась Витка. – Что мы и видим на твоем примере!

Я с силой хлопнул в ладоши. Два краснолицых спорщика уставились на меня.

– А вот на личности переходить не надо, – твердо сказал я. – Вита, выговор тебе.

Девушка сжала вторую косичку зубами с такой силой, будто хотела откусить.

– Кстати, а будь они глупыми, их можно было бы усыпить? – в пространство насмешливо спросил Саня.

– Дело не только в уме. – Патрик выпрямился. – Эти собаки – результат человеческого вмешательства.

– Ошибки!

– Пусть даже так. Это ничего не меняет. Уничтожить их – значит расписаться в собственной беспомощности. Мы же маги! Неужели человечество в нашем лице ничего не может предложить, кроме уничтожения того, чего оно не понимает?

– В том-то и дело, что все оно понимает! – Саня с силой стукнул себя в грудь. – Не надо наворачивать вокруг обычных злобных дворняг эту вашу мишуру ложного гуманизма. Ах, песики! Ах, мы их создали! Ах, мы должны им помочь! Правда, не понимаем как, но все равно должны!

– Допустим, усыпить мы их всегда успеем, – рассудительно сказал Урусов. – Сань, неужели тебе самому не интересно, что эти псы собой представляют?

Мащенко не успел ответить – у меня зазвонил телефон.

– Мозговой штурм отменяется, – в трубку сухо сказал Юрганов. – Решение по иноземцевскому эксперименту принято.

– Уже? – ахнул я. – Какое?

Вместо ответа Иван Семенович сказал одну фразу и отключился. Я послушал короткие гудки и, не сдержавшись, выругался.

– Что? – забеспокоилась Вита. – Что там такое?

Мне ничего не оставалось, как повторить последние слова шефа:

– Собаки напали на охрану участка.

Когда мы примчались в Покровское-Стрешнево, людей в парке не было вообще. Всех до единого убрали от греха подальше. Дворняги, каким-то образом выбравшиеся из клеток, ходили вдоль забора (иллюзия руин растаяла окончательно) и рычали, как тигры. Одноногая собаченция невозмутимо сидела в углу на попе, согнув ногу в коленке (выглядело это так дико, что я содрогнулся), и глодала кость.

– Что здесь случилось?

Выяснилось, что собак хотели покормить. Однако первый пес не подавал в клетке признаков жизни, и охранник вошел к нему.

– Я думал, он дохлый! – оправдывался парень с перевязанной рукой. – Он кверху пузом валялся!

«Дохлый кобель» очень быстро стал живым, и не просто стал, а повалил бедолагу и нежно прижал челюсти к его горлу. Дальнейшая часть истории поначалу показалась мне полным бредом.

– Он заставил нас открыть остальные вольеры, – уныло пробасил второй охранник. – Головой мотал вправо, пока я не сообразил, чего ему надо.

– Хочешь сказать, пес тебя шантажировал? – спросил я, осмыслив его слова.

Страдалец кивнул и понурился.

– Ну я и открыл. А чего делать-то, когда он Василию вот-вот башку откусит!

– И пускай бы откусывал! – раздался сзади дребезжащий голос. При виде самого Юрганова охранник побледнел. – Идиоты! Устроили тут… заповедник!

– А потом, когда ты открыл все клетки?

– Она… То есть он… Он выпустил Василия. И мы побежали.

– А корм бросили там, – хмыкнул Юрганов.

Действительно, с нашего места было видно, что осталось от мешка с сухим кормом.

– Резюмирую: собаки проявили агрессию, – сказал сухопарый маг, стоявший за спиной Юрганова. – Перехитрили людей. Добились частичной свободы. На контакт не идут, верно?

Добытый в кратчайшие сроки зоопсихолог издалека помахал ладошкой. По-моему, он больше боялся подходить к Юрганову, чем к собакам.

От дружного лая закладывало уши. Маг поморщился.

– По-моему, все очевидно, Иван Семенович, – доверительно сказал он.

– А по-моему, очевидно, что ничего не очевидно, – дерзко возразили сзади.

Вита!

– Кто п-позволил… – вкрадчиво начал Юрганов.

Я живо выступил вперед и загородил собой девчонку. Неповоротливый обычно Патрик ухитрился сделать то же самое еще до меня. А вот Саня Мащенко плавным, каким-то неуловимым скользящим движением фигуриста оказался в десяти шагах от нас. У меня даже осталось ощущение, будто он стоял там изначально, хотя я отчетливо помнил, что к усадьбе Стрешневых мы приблизились вместе.

– Иван Семеныч, это моя команда! – проблеял я. – Они тут были, когда мы нашли Иноземцева. Мне показалось, что лучше пока держать их при себе, – я доверительно понизил голос. – Во избежание утечки информации.

Юрганов на несколько секунд устало прикрыл коричневые землистые веки. Затем, не открывая глаз, вскинул левую руку и сделал пальцами такой жест, будто виртуозно оборвал крылышки пойманному комару.

Я сглотнул. Мне, чтобы сотворить похожую магию, потребовалось бы часов восемь, не меньше. А вот так, одним движением, накрыть нас всех троих одним колпаком…

– Спасибо, что напомнил, – кивнул Юрганов и отвернулся, казалось, полностью утратив к нам интерес.

За моим левым плечом покашляли.

– Заклятие неразглашения, – с уважением сказал Патрик. – Красиво сделано! Я даже ничего не почувствовал.

– Почувствуешь, если вздумаешь с кем-нибудь побеседовать о том, что видел, – вздохнул я. – Вита, с этой секунды мы не имеем права никому…

Вита глянула на меня так, что я непроизвольно потер челюсть.

– Так нельзя! – звонко сказала она вслед Юрганову. – Они не виноваты!

– Налицо немотивированная агрессия, – скучным голосом сообщил маг.

Патрик обежал их по кругу и встал перед Юргановым. Витку, рвавшуюся за ним, я деликатно придержал за локоть.

– Налицо попытка освобождения, в ходе которой ни одно животное… извините, ни один охранник не пострадал! – торопливо сказал Урусов и зачем-то шаркнул ножкой. – Да, собаки выбрались из клеток! Но они не причинили никому вреда!

– А это что такое, по-вашему? – Юрганов кивнул на перевязь охранника.

– Это я упал, когда бежал, и на сучок напоролся, – промямлил тот.

Иван Семеныч так сверкнул глазами, что бедолага тут же исчез.

– Не усыпляйте их! – проникновенно сказал Патрик. – Дайте нам хотя бы немного времени!

– Нам?

– Ему! – Урусов быстро сориентировался и кивнул на зоопсихолога. – Нужно хотя бы попробовать понять их! Куда вы торопитесь, Иван Семенович?

По тонким губам Юрганова пробежала усмешка. Казалось, даже лысина насмешливо сморщилась.

– Я вам скажу, молодой человек, куда я тороплюсь. Некоторые решения нужно принимать и исполнять незамедлительно. Иначе потом они становятся неисполнимы вовсе. Сейчас эта стая, – он кивнул на бесившихся дворняг, – лишь одна из небольших проблем. Последствия магии чокнувшегося старика. Но если я дам вам время, пусть даже два дня, небольшая болячка превратится в серьезную головную боль. Подключатся гуманисты, ученые, защитники животных, магическое сообщество примется раздирать меня на части, какой-нибудь кретин непременно захочет себе такую собачку, а главное – идея пойдет в народ! Вам понятно, чем это грозит?

– То же самое может произойти, если вы распорядитесь уничтожить их! – не сдавался Патрик. – Только в этом случае ничего уже нельзя будет исправить!

Юрганов окинул его взглядом, полным глубочайшей жалости.

– Юноша, я не имею привычки ничего исправлять. Разве что за другими.

Он развернулся, и сухопарый маг за его спиной дисциплинированно сделал поворот (как воспитанная немецкая овчарка, подумал я).

– Вы сейчас расписываетесь в своем полном проигрыше Иноземцеву, – громко и отчетливо сказал Патрик.

Я, честно говоря, не понял, о чем это он. Иноземцев же мертв…

Но Иван Семеныч остановился. Замер на несколько секунд, как нахохлившаяся сова. Собаки внезапно замолчали, все до единой, словно выключили рубильник лая.

Юрганов крутанул головой к нам на сто восемьдесят градусов, не шевельнув корпусом.

Вита шарахнулась назад. Патрик мужественно остался стоять, но сделал такое движение, будто собирался схватить меня за руку.

– У вас с зоопсихологом есть время до утра, – сказал Юрганов, не меняя интонации. Башка его, утопленная в плечах, выглядела жутко, как будто Ивану Семенычу свернули шею. – Если утром я не увижу явных изменений к лучшему, проекту «Хатико» придет конец.

Мащенко слинял сразу. Даже не пытался сделать вид, что хочет нам помочь. С одной стороны, я уважал его за честность, с другой, за эту же честность мне хотелось дать ему в морду. Особенно когда я видел лицо Виты.

Впервые на моей памяти она выглядела… жалкой. Я пытался было ее утешить, но получилось только хуже. Зализывая раны, я убрался подальше. Тогда в дело вступил Патрик.

– Вита, отвлеки зоопсихолога, – вполголоса попросил он. – Хочу попробовать без него.

И наша гордая девица без единого возражения пошла строить глазки сорокалетнему мужику и щебетать с ним о собачьей природе. Я в очередной раз убедился, что ни черта не секу в женской психологии.

Патрик побродил вокруг забора под бдительными взглядами охраны, попробовал заговорить с одной из собак. От ее бешеного лая два мордоворота одновременно потянулись к кобурам. «Вот же прислал Юрганов придурков! – с досадой подумал я. – Неужели нельзя было нормальными магическими средствами ограничиться?»

И сам себе ответил: нельзя. Иван Семеныч не прост, ох не прост. Не зря он не хочет использовать магов для уничтожения бедных дворняг. Всплеск магического фона ночью в парке будет немедленно засечен и неизбежно вызовет вопросы. А стрельба… Ну, что стрельба? Подумаешь, прикончили сдуревших кобелей.

Как Юрганов объяснил охранникам происходящее, я не знал. Но косились они на нас подозрительно и недобро.

– Ничего не получается, – сказал Патрик, вернувшись. Он запыхался и часто моргал за стеклами очков. – Не хотят они видеть во мне высокую договаривающуюся сторону.

– А чего хотят?

– Сожрать меня, – начистоту ответил Урусов. – Во всяком случае, ведут себя именно так.

Он помолчал, потер вспотевший лоб и добавил:

– Но между тем, как они себя ведут, и тем, чего хотят на самом деле, может быть очень приличный зазор.

Следующие два часа прошли довольно однообразно: Вита любезничала с зоопсихологом, который окончательно забыл про каких-то там собак, охранники сидели на траве, скорбно взирая на воркующую Витку, Патрик пытался пообщаться с питомцами Иноземцева, а я – сообразить, что бы еще придумать.

Не то чтобы мне было жалко собак… Впрочем, не стану врать: жалко. К полуночи они утихомирились, рассредоточились вдоль ограды и приближение человека встречали глухим ворчанием. Но глаза у них были такие понимающие, такие тоскливые…

– У меня чувство, будто они нас провоцируют, – сказал после очередного обхода Урусов. – Пристрелите нас, говорят, и дело с концом.

– А из клеток зачем выбирались?

– Черт их знает. Может, хотели помереть на свободе, обнявшись?

Я усмехнулся. Но Патрик смотрел на меня без улыбки, и ухмылка стерлась с моего лица.

– Брось! Ты серьезно?

Вместо ответа он кивнул мне на двух похожих дворняг: белых, с большими коричневыми подпалинами на боках. Они лежали рядом: передние лапы вытянуты, головы прижаты ухо к уху. Одна собака прикрыла глаза, и вторая, тяжело вздохнув, привалилась к ней покрепче.

– Просто удивительно, с какой страстью человек стремится уничтожить то, что не понимает, – сказал Патрик. Он присел на корточки и разглядывал дремлющую пару. – Почему бы не вернуть их с помощью магии в исходное состояние?

– Уже обсуждалось. На это потребуется долгое время, и не факт, что получится.

Урусов почесал в затылке. В ответ на его движение одна из дворняг вскинула голову и нехотя оскалилась.

– Тогда разделить их и наблюдать.

– Юрганов объяснил тебе, чего он опасается.

Патрик перевел на меня взгляд.

– Знаешь, – серьезно сказал он, – по-моему, Иван Семеныч просто боится собак. Вот и все объясне…

Дворняга, лениво наблюдавшая за Патриком, швырнула себя – иначе я не могу это назвать – на ограду, отделявшую ее от нас. Лязгнули клыки. Невидимая сетка, наложенная на ограду с помощью старого доброго заклинания «кремлевская стена», спружинила, и собаку отбросило назад. Задремавшая было охрана вскочила, заполошно заорала, размахивая оружием, и в панике чуть было не пристрелила Урусова.

– Видал, как она шваркнулась! – восхитился Патрик, отползая назад. – Честное слово, они все понимают! Вот если бы нам дали хоть несколько дней!

Я потер глаза. Мне хотелось спать. Затея наша была обречена на поражение, это я понимал теперь совершенно ясно и даже отчасти завидовал Мащенко. Он-то сейчас дрыхнет в теплой постели. Или сидит в баре, потягивает виски, корчит из себя взрослого мэна. Кажется, ко мне привязались его дурацкие англицизмы…

Домой пора, вот что.

– Но все-таки интересно, о чем они думают…

Я не заметил, как последнюю фразу произнес вслух.

Патрик опустился рядом со мной на землю, выдернул травинку и сунул в рот. Я с удивлением осознал, что он, в отличие от меня, совершенно расслаблен. Нет, в нем чувствовались сосредоточенность и азарт, но при этом Урусов, кажется, ни капельки не нервничал.

А вот мне было не по себе. Слишком большую ответственность мы на себя взвалили. Не сунься мы защищать этих псов, я бы не воспринимал известие об их неизбежном усыплении так близко к сердцу. А теперь мне казалось, что это мы во всем виноваты: не справились, не оправдали, не сдюжили. Подвели, в общем.

– Вот и я говорю, – внимательно глянув на меня, продолжил Патрик, как будто продолжая прерванный разговор. – Юрганов ставит в центр происходящего собак. В то время как ставить надо людей! Почему мы задаемся вопросом «как поведет себя агрессивный интеллект», когда вопрос совершенно в другом: как поведем себя мы, люди, при столкновении с агрессивным интеллектом.

– Разбежимся кто куда, – нехотя сказал я. У меня не было сил вступать в дискуссию.

Патрик сорвал вторую травинку.

– Ты, Дима, совершенно прав. Поэтому оптимальным выходом из ситуации видится мне наложение запрета на побег.

Я озадаченно взглянул на Урусова. Это он о чем?

– Вот где подвох! – воодушевленно продолжал Патрик, срывая третью травинку. Я подумал, что если так пойдет дальше, он тут всю растительность общиплет. – Мы пытаемся за несколько часов сообразить, что делать с собаками! Но эта задача не имеет решения! Очевидно же, что двое студентов, пусть даже в компании опытного и умного преподавателя, не способны выдать нормальный результат за такое короткое время.

При словах «опытный преподаватель» я слегка распрямил спину и выпятил подбородок. Но к чему ведет Патрик, мне было по-прежнему не ясно.

– Это задача не про собак. Это задача про нас, – в третий раз повторил Урусов. – Значит, нужно придумать, что нам делать с нами!

– Конкретно тебе нужно поспать! – не выдержал я.

Он, кажется, даже не услышал меня.

– Время, время, время…

От его возбужденного бормотания мне стало не по себе.

– Нам нужно больше времени! Юрганов сам указал направление действия. Разгневанная общественность, комиссия, протесты…

Я не выдержал.

– Да Юрганов надеялся, что мы спровоцируем этих псин и охранники их пристрелят!

Патрик повернулся ко мне.

– Ну, разумеется, – несколько удивленно сказал он. – Это очевидно.

Я слегка опешил. Ага. Вот оно как. Очевидно, значит.

Рука моя сама собой потянулась за травинкой.

– Но кроме того, Иван Семеныч, сам того не желая, дал нам хорошую подсказку. Осталось только сообразить, как воспользоваться…

Патрик замолчал и уставился куда-то вбок, странно вывернув шею. Сначала я даже решил, что он собрался подражать Юрганову. Потом проследил за его взглядом и приподнялся. Что он там узрел?

Куст боярышника сонно покачивал ветками под волнами ночного ветерка. Только и всего.

– Патрик! Па-а-атрик!

Я потряс его за плечо. Урусов дернул головой и словно проснулся.

– Дима, я, кажется, придумал. Но мне потребуется твоя помощь, – очень медленно проговорил он. – Без тебя не справлюсь.

Тут, конечно, во мне проснулась интуиция и завопила во весь голос, чтобы я сейчас же отправил их с Виткой по домам. А вместе с моей интуицией за оградой проснулись собаки, потянулись цепочкой к нам с Патриком и сели полукругом, словно стая перед своим вожаком. При виде этой картины зоопсихолог, который, кажется, уже собирался делать Витке предложение руки и сердца, застыл с выпученными глазами.

Собаки смотрели на меня. В тусклом свете фонаря глаза у них светились золотистым.

«Твою ж мать! – обреченно сказала интуиция. – Опять ты меня не послушаешь».

Патрик вернулся через два часа. К этому моменту я успел обвешаться всеми оберегающими заклинаниями, какие смог вспомнить, и то же самое проделал с Виткой. Уходить она наотрез отказалась, и я успокоил свою совесть тем, что хотя бы сбагрил зоопсихолога, наложив на него простенький императив.

С охраной пришлось сложнее. Кто-то из старших магов закрыл их легкой «броней». Легкой-то легкой, но пробить ее своим слабым колдовством я был не в силах. Все, что мы смогли сделать с Витой вместе, – убедить этих остолопов сложить оружие в стороне. Все равно, случись что, оно бы им не помогло.

Они появились в три часа ночи. Я смотрел, как эти двое пересекают поляну: светловолосый невзрачный юноша в костюме и коренастый мужчина лет сорока в футболке и джинсах, прижимающий к носу платок. Фонарь вспыхнул и потух, и сразу высветились звезды: очень много звезд. Редко увидишь столько над Москвой.

Из парка на меня дохнуло ароматом росистой травы и сырой земли, в которой медленно ворочаются корни деревьев. В зарослях мелькнула чья-то тень, и обострившимся слухом я уловил шуршание летучих мышей под крышей дома умершего мага.

«Вот тебе и оберегающие заклятия, – успел подумать я. – Идиот ты, Дмитрий Савельев!»

И тут они оказались рядом.

– С вашего позволения, я хотел бы уложиться в самый короткий срок, – без интонаций сказал старший и провел ладонью по футболке, стряхивая комара. – Мне не слишком приятно здесь находиться.

Я взглянул на охранников. Оба спали, кулями повалившись на мокрую траву.

– Не препятствую, – осипшим голосом проговорил я.

– Благодарю вас. Патрик, встаньте, пожалуйста, чуть левее.

Я благоговейно взирал, как древний вампир начинает плести кружево заклинания. Собаки отползли к своим клеткам и, кажется, были близки к тому, чтобы самостоятельно запереться изнутри.

Вампир ткал сложное, редкое заклятие. Я улавливал обрывки знакомых магических терминов, видел, как меняется реальность под воздействием его рук. Тонкие длинные пальцы дергали невидимые струны, и в глубине земли рождалась музыка.

Поразительно, что такая сложная и прекрасная магия досталась именно вампирам. И что самое обидное – она неразрывно связана с кровью. Никому из нас, ни магам, ни чародеям, не доступно то, что делал этот древний старик, смотревшийся крепким мужчиной.

Урусов стоял в стороне, как будто происходящее его не касалось, и выглядел непробиваемо спокойным. Вампиры – они как Ланнистеры: всегда платят свои долги. Патрик спас вампирского пацана, и теперь его отец платил добром за добро.

Через час все было кончено. Вампир устало оглядел изменившуюся площадку перед избушкой Иноземцева, слегка поклонился Вите, удостоил меня пренебрежительным кивком – и в три шага исчез из зоны видимости. Вместе с ним растворился и его спутник, за все время не проронивший ни слова. Еще несколько минут я ощущал острый сладкий аромат чубушника, цветущего на берегу озера в двух километрах отсюда, а затем на меня упала обычная бесчувственность, свойственная нам, живым людям. Воняло псиной, да еще откуда-то несло одеколоном – должно быть, от ворочавшихся на земле охранников.

Где-то в глубине души я ждал появления Юрганова – и не ошибся. Но как ни отлично было развито у него чутье, он все же опоздал.

В шесть утра, минута в минуту – хоть будильник по нему сверяй – прошелестели шины, и из черного автомобиля, невесть как оказавшегося посреди парка, выбрался маленький злой Иван Семенович. Покрутил круглой ушастой башкой влево-вправо, оценил уровень магического вмешательства, посмотрел на наши с Виткой виноватые рожи и угрожающе тихо спросил:

– Что? Вы? Сотворили?

Получилось целых три вопроса. Юрганов подумал и присовокупил: