Автор книги: Фаддей Беллинсгаузен
Жанр: Книги о Путешествиях, Приключения
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Зеленеющие берега Порт-Жаксонского залива, обросшие лесом, местами красивые долины и желтеющий песок в малых заливах казались нам превосходными видами после столь продолжительного облачного, единообразного горизонта, на котором разбросаны были льды, омываемые свирепыми волнами, и где голодные бурные птицы, рассекая воздух, ищут себе пищи. В сей мрачной суровой стране кажется, будто сердце человеческое охладевает, чувства сближаются с окружающими предметами, человек бывает пасмурен, задумчив, некоторым образом суров и ко всему равнодушен, но, напротив, под чистым небом и благотворным влиянием все оживляющего светила, взирая на разнообразные красоты природы, наслаждается ее дарами и чувствует всю их цену.
На половине пути от входа в залив с моря до города Сиднея встретил нас весьма приязненно капитан порта г-н Пайпер и предложил нам стать на якорь на рейде против самого города. Мы воспользовались сим предложением и в 11 часов утра против города Сиднея, на глубине шесть с половиной сажен, имея грунт ил с серым мелким песком и малыми ракушками, бросили якорь, пробыв 131 день под парусами со времени выхода из Рио-Жанейро.
Вновь строящаяся крепость на мысе Бенелонге находилась от нас на SO 14°, в трех кабельтовых. Сие якорное место тем более было нам приятно, что все иностранные суда должны становиться в так называемой Нейтральной бухте, где стояли и французского флота капитаны Боден и Фресине, посланные правительством для произведения разных исследований и, буде можно, обретений. Мы отвязали все паруса и спустили гребные суда.
Господин Пайпер, отправляясь с шлюпа, предложил мне ехать с ним на берег к губернатору генерал-майору Макварию, я с признательностью сие исполнил, когда мы совершенно установились на якорь. За несколько дней до нашего прибытия в Порт-Жаксон у двух матрозов на ногах оказались синие пятна, несомненные признаки цинготной болезни. Один был из татар пожилых лет, а другой русский, молодой, превосходный марсовой матроз, но, к сожалению, слабых сил.
Господин Берх поил их отваром из сосновых шишек. Почитая сие средство недостаточным, я приказал тереть ноги их лимонным соком и давать им выпить по полурюмке того же сока; сим средством, которое при отправлении нашем советовал мне г-н вице-адмирал Грейг, только что могли удерживать болезнь в одной степени. Мы старались употреблять все средства противу сей злой заразы, но долговременное 130-дневное плавание в холодном, сыром и бурном климате превозмогает все усилия. Я почитаю себя счастливым, что на пути не лишится ни одного человека.
От мокроты и холода свиньи и бараны также заразились цинготного болезнью, и несколько из оных умерло в продолжение нашего плавания и у них посинели и распухли ноги и десны, так что бараны по прибытии в Порт-Жаксон не могли хорошо есть свежую траву от боли и слабости в распухших деснах.
Поставляю обязанностью отдать справедливость всем господам офицерам, что они споспешествовали благополучному совершению плавания нашего деятельностию и точностию в исполнении своих должностей, без чего не могли бы мы достигнуть столь успешного окончания трудной и долговременной нашей кампании. Я особенно признателен капитан-лейтенанту г-ну Завадовскому, который, занимая капитан-лейтенантскую должность по шлюпу, разделял свою опытность и службу со мною. Без помощи его я должен бы переносить всю тягость сего многотрудного похода или иногда принужден бы, для облегчения моего, делать сигналы господину Лазареву идти форзелем,[81]81
Форзель (или форзейль) – корабль, который высылали впереди эскадры.
[Закрыть] чего я в продолжение всего путешествия избегал, для того, что шлюп его ходил дурно, не мог бы много нести парусов и мы бы медленно шли вперед; когда же шлюп «Мирный» шел в кильватере в надлежащем расстоянии, тогда действовал по моим сигналам с желаемым успехом.
Мы нашли в Порт-Жаксоне 40-пушечный английский транспорт «Коромандель», под начальством штурмана королевской службы Доуни; он привез ссылочных из Англии. На возвратном пути в Европу назначено ему зайти в Новую Зеландию за лесом в залив Островов (Bay of Islands); другой такой же транспорт «Дромедери» не задолго пред нами отправился туда же.
Они имели повеление взять в Новой Зеландии леса, годные на стеньги 74-пушечных военных кораблей. Тендер «Мермонд», под начальством лейтенанта Кинга, который описывал северную часть Новой Голландии, в скором времени отправляется для окончания описи; кроме сих судов, мы нашли двенадцать купеческих судов, большею частию из Индии и Кантона, откуда лавки в Порт-Жаксоне наполнились произведениями Китая и Индии.
Около полудня на европейской неопрятной лодке с северного берега прибыло к нам семейство природных жителей; они несколько изъяснялись исковерканным английским языком, кланялись по-европейски очень низко, кривляя лица, чтобы изъявить радость. Один из них имел на себе худые брюки английского матроза, на лбу повязку из шнурков, выкрашенных красною землею, на шее медную бляху, наподобие четверти луны, с надписью: Bongaree Chief of the Broken-Bay-Tribe 1815.
Начальник Брокен-Байской орды (Брокен-Байского племени) и его жена
Рисунок художника П. Михайлова (Атлас к путешествию капитана Беллинсгаузена)
Сия бляха висела на медной крепкой цепочке; по надписи мы узнали, кто был наш гость, а он прибавил, что провожал капитана Флиндерса и лейтенанта Кинга в их путешествиях около берегов Новой Голландии. Бонгаре представил нам свою жену Матору, которая была полузакрыта байковым английским одеялом, а голова ее украшена зубами животного кангору. Дочь ее полубелая, довольно приятного лица и стана, кажется, что происходит от европейца, а сын черный, похож на отца; все были нагие. Бонгаре говорил, указывая на своих товарищей: «Это мой народ»; потом, показывая на весь северный берег, сказал: «Это мой берег». Я приказал дать им по стакану гроку, сухарей и масла, сколько съедят. Видя такую щедрость, они просили табаку, старого платья, гиней и всего, что им попадалось на глаза. Я велел дать им несколько бразильского витого табаку и сказал, что платья и гинеи получат, когда привезут рыбы, живых птиц, кангору и других животных. Ответ их был: «О, есть, есть!» Со шлюпа сии поехали полупьяные, с ужасным криком; Матора называла себя королевою, поступала с большею неблагопристойностью, нежели все прочие посетители.
Я немедленно поехал на берег, взяв с собой господина Демидова[82]82
Мичман Демидов в феврале 1820 г. был произведен в лейтенанты (Е. Ш.).
[Закрыть] для перевода. Мы пристали прямо к дому капитана над портом Пайпера и с ним пошли к губернатору генерал-майору Маквари, которого застали в саду небольшого сельского домика. Он принял меня весьма благоприязненно, тотчас позволил нам устроить обсерваторию на северной стороне залива, против нашего якорного места, и дал приказание в Адмиралтействе исполнять все наши требования.
На шлюпе не было никаких значительных повреждений, которых бы мы не могли исправить своими мастеровыми; я поблагодарил губернатора за его добрые намерения и только просил позволения рубить нужный для нас лес на северной стороне Порт-Жаксонского залива.
31 марта. На другой день прибытия нашего я отправил палатки на мыс, где назначено место для обсерватории и господином Симоновым избрано для установления пассажного инструмента. Инструмент сей по неопытности в Рио-Жанейро установлен дурно, и потому был там без употребления; ныне же для надлежащего установления избрали чугунную небольшую печку без трубы, утвердили на камне, наполнили песком, а отверстие, в которое вставляют трубу, залили свинцом толщиною в два с половиной дюйма. На сем твердом основании господин Симонов поставил пассажный инструмент, и во время пребывания нашего в Порт-Жаксоне ежедневно был инструмент употребляем для наблюдения днем истинного полдня, а ночью прохождения чрез меридиан звезд Южного полушария. Ночными наблюдениями занимался господин Симонов, тем более что после произведенных астрономом де Лакалем на мысе Доброй Надежды таковых наблюдений никто в Южном полушарии не делал.
Господа ученые разберут и оценят похвальное господина Симонова предприятие и труд на пользу астрономии. В помощники к себе избрал он двух подштурманов и артиллерии унтер-офицера, которым поручил замечать время по хронометрам.
Для караула и нарезывания веников для шлюпа отряжены те два матроза, у которых оказались признаки цинготной болезни; кузнеца с походного кузницею также свезли на берег.
Поблизости палатки, где производили наблюдения, поставлены еще две: одна для караульных, которые в ночное время были с заряженными ружьями на случай нападения диких и покушения ссылочных что-либо украсть, а другая для бани. В сей последней из чугунного баласта была устроена печь с жерлом и местом, откуда выходил дым. Когда топили баню, открывали палатку и множеством дров печь накаливали, воду разогревали в сих печах и еще в особом месте посредством каленых ядр. Приуготовляя все, закрывали палатку и из брандспойтов непрестанно обливали оную водою, чтобы пар, произведенный накаливанием воды на раскаленный балласт, не выходил сквозь парусину. Многие из господ офицеров и служителей предпочитали сию баню настоящим, приводя в доказательство, что в парусных банях воздух легче, нежели в деревянных или каменных.
1 апреля. По устроении бани, 1 апреля, служители в два дня перемыли свое белье, наволочки с постелей и подушек и все перебывали в бане. Людям, привыкшим с малолетства мыться и париться раз в неделю, сие сделалось необходимым, но под парусами невозможно. Однако ж в последнее плавание в больших южных широтах, в каждые две недели один раз, приводя воду льдяную в теплоту летней, т. е. в 12 или 13° теплоты по разделению Реомюра, я велел в палубе всем мыться, и могут сказать, что чистота тела немало способствовала поддержанию здоровья служителей в нашем долговременном путешествии.
В час пополудни господин губернатор и вице-губернатор, начальствующий полком подполковник Эрскин, к нам приехали; мы их встретили и провожали с почестью, положенною по морскому уставу.[83]83
По приезде на военное судно генерал-майора караул выходит во фронт при офицере. При отдании чести бьют одну дробь, при отъезде караул делает то же; когда отваливают от борта, матрозы разбегаются во фронт по реям, откуда по команде кричат три раза «ура!», после равного ответа, еще кричат «ура!» два раза, и по последнему слову с судна производят семь пушечных выстрелов для салюта генерал-майору, генерал-лейтенанту девять, а полному генералу одиннадцать выстрелов.
[Закрыть]
Пустые бочки для починки, все росторы, чтобы сколько возможно облегчить шлюп, отправили к палаткам; нам нужно было шлюп приподнять из воды, чтобы исправить медные листы, оторванные небольшими ударами о льдины, и чтобы вместо вырванных медных гвоздей в медной обшивке вколотить другие.
Крутое побережье у входа в гавань Сиднея
Фотография
В воскресенье погода была прекраснейшая, служители не занимались работой по шлюпу; я разделил их на две части: половину свезли на берег до обеда, а по возвращении их другую после обеда для прогулки по лесу около палаток, или, так сказать, в нашем Адмиралтействе. Прогулку в лесу предпочитал я гулянию в городе потому, что служители не были подвержены разным искушениям, для здоровья их вредным.
5 апреля. С утра в понедельник отправили тимермана[84]84
Тиммерман – старший корабельный плотник.
[Закрыть] с плотниками отыскать и вырубить лес, нужный для исправлений шлюпа, и пятнадцать человек матрозов с квартирмейстером для рубки дров в запас к походу. Шлюп начали исправлять и перевязывать такелаж, который в больших южных широтах от холода и сырости был чрезмерно туг, а в Порт-Жаксоне в теплоте отошел и ослаб так, что принуждены были все стороны и весь клетинг вновь переделать.
7 апреля. По приглашению г-на губернатора в 8 часов утра я приехал к нему со всеми офицерами. После завтрака он предложил нам осмотреть нововыстроенный маяк. Мы двое, господин Завадовский и я, поехали с губернатором в карете, а все офицеры и адъютант губернатора отправились на катере морем. Дорога к маяку очень хороша; проложена по высокому каменистому месту в параллель Порт-Жаксонскому заливу, который почти во все время был у нас в виду, вместе со всеми его изгибами, а вправе залив Ботанибай и несколько хижин на берегу оного. Мы приближились к маяку, я был обрадован, увидя шлюп «Мирный», лавирующий в заливе. От города Сиднея обыкновенного рысью в пятьдесят минут достигли до маяка. Он построен близ входа в залив, на южной стороне, на высоком крутом берегу.
От поверхности моря до вершины 427 футов английских; самый же маяк вышиною семьдесят футов. По сторонам сделаны пристройки, в коих живут начальники и работники и хранятся материалы. В фонаре реверберов [рефлекторов] девять, освещены лампами, которые по три приделаны к углам треугольной вертящейся пирамиды.
Пирамида сия совершает свой оборот в шесть минут один раз, а каждые три ревербера показывают свет свой в море через две минуты.
Вертящийся маяк предпочтен здесь неподвижному для того, чтобы суда, идущие ночью с моря, не ошиблись, приняв за маяк непостоянные ночлеги природных жителей, которые без огня никогда не бывают и повсюду оный разводят. Осмотрев маяк, мы поехали обратно; господин Завадовский сел в катер, чтобы возвратиться морем.
Около полудня ветр, противный шлюпу «Мирный», переменился, задул с моря благополучный, и вскоре «Мирный» положил якорь подле шлюпа «Восток». Свидание офицеров обоих шлюпов произвело неизъяснимую радость.
Весьма тихие ветры по восточную сторону Новой Голландии продержали в море господина Лазарева семью днями долее нас. Все на его шлюпе были здоровы, исключая одного матроза, который имел признаки цинготной болезни; он из прилежных к работе, но ушибся, по сей причине не имел довольно движения и заразился цингою.
Шлюп «Мирный» по разлучении с нами шел назначенным ему путем и так же, как мы, прошел тем местом, на котором по карте Аросмита находится остров Компанейский, будто бы обретенный испанцами; но сего острова и никакого нового берега на сем пути не видал. Господин Лазарев представил мне следующее донесение о своем плавании.[85]85
В письме к своему другу Алексею Антиповичу Шестакову от 26 января 1834 г. М. П. Лазарев пишет: «Ясно вижу, что слог в донесении моем к Беллинсгаузену после разлучения нашего и по прибытии в Порт-Жаксон изменен совершенно, а кто взял на себя это право, не знаю». М. П. Лазарев считал, что виноват в погрешностях издания «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане…» председатель Морского ученого комитета Л. И. Голенищев-Кутузов (Е. Ш.).
[Закрыть]
4 марта. «Марта 4-го пополудни, когда мы легли в дрейф близ льдяного острова для наполнения льдом порожних водяных бочек, я воспользовался сим случаем, ездил на шлюп «Восток» и узнал, что вы решились по наступающему позднему времени ставить дальнейшие покушения к зюйду и следовать прямо в Порт-Жаксон.
Дабы пространство между путями капитана Кука и Фюрно, которое не менее 65° по долготе и 8° по широте, не оставить неисследованным, вы предписали мне идти параллельно линии курсов капитана Фюрно, в расстоянии от оной на 21/2 или 3°, и потом, войдя на параллель 49°36′ под меридианом 138° восточной долготы, или как я найду более способным, продолжать курс к осту для обозрения означенного на аросмитовой карте острова под названием R. Companys Island, который будто бы обретен испанским судном «Рафаэль». После чего мне надлежало следовать к южному мысу Земли Вандимена и, наконец, поспешать в Порт-Жаксон, названный местом нашего соединения».
«По возвращении моем на шлюп увидел я, что привезенный лед был дряблый и до того напитанный соленою водою, что чрез четыре с половиною часа, на которое оставили оный на палубе, в том предположении, что когда вытечет излишняя морская вода, лед будет годен, сего не последовало: соленый вкус не истребился. Нет сомнения, что ежели б оставить лед на палубе во всю ночь, мы бы получили из оного свежую воду, но ни погода, ни обстоятельства сделать того не позволили, ибо все шканцы были завалены. И так мы принуждены были выбросить столько льду, что наполнили бы оным 20 бочек средней руки. Я сожалею о сем, не потому, однако, чтоб мы в пресной воде нуждались, ибо при умеренном употреблении довольно бы нам было еще месяца на три, невзирая, что на шлюпе все пили сколько хотели; поутру все служители пили чай, а после ужина, со времени прибытия нашего в большие широты, давали им слабый пунш; я сожалел о негодности льда потому, что самая работа в набирании оного сопряжена всегда с немалым затруднением и употребляемые к сему делу матрозы, перемокнув в холодной воде, нередко подвергались простудам. Добываемая из льда вода полезна на судах для того, что сохранение здоровья служителей много зависит от опрятности тела и чистоты их белья, а сею водою они мылись и мыли белье. Обстоятельство сие послужит примером на будущее время, что не всякий лед, в море взятый, может быть в скорости годен к употреблению, но именно только тот, который крепок и еще недавно от больших льдин отломился».
«Ночью мы видели южное сияние в полном блеске. Сие чрезвычайное явление для мореплавателей, окруженных льдами, можно почитать спасительным, ибо распространяет такой свет, что льдяные громады видны за пять и за шесть миль, и несколько раз случалось, что по сему свету мы определяли безопаснейший курс».
«Мы шли около пяти узлов под одними марселями, и лишь только небо осветилось блестящею полосой, усмотрели около двадцати небольших льдин впереди нас и по сторонам, так что привести к ветру и взять выше их было уже невозможно, а потому при свете от южного сияния продолжали курс между льдами совершенно как днем, но получили несколько толчков. Шлюп «Восток» в сие время находился в расстоянии около двух миль от нас на левом траверзе и, вероятно, миновал сии льды. При сем случае не можно не отдать справедливости замечанию капитана Кука, что малые льдины опаснее больших, ибо последние даже и в самую темную ночь, по происходящему от них свету, можно усмотреть за 1/2мили, а те, которые я называю малыми по той причине, что с великими теми громадами никакого сравнения не имеют, бывают, однако же, такой величины, что могут проломить обшивку в подводной части шлюпов и тогда неминуемо бедственны, обыкновенно от поверхности моря весьма низки, так что и днем, ежели ветр силен и волнение велико, не иначе оные усмотреть можно, как разве в самом близком расстоянии».
5 марта. «По совершенном рассвете следующего дня мы имели в виду одиннадцать льдяных островов, а к 7 часам показалось еще впереди до двадцати; мы тогда находились в широте 59°34′ южной, долготе 88°32′ восточной; склонение магнитной стрелки по нескольким азимутам, обсервованным у нахтгауза,[86]86
Нактоуз – небольшой шкаф из тикового дерева, на котором устанавливаются компасы с ночным освещением на кораблях.
[Закрыть] найдено 48°40′ западное, и было самое большое из определенного на шлюпе «Мирный» в продолжение всего плавания; по удалении нашем к осту начало уменьшаться. В 5 часов пополудни после взаимных салютов с шлюпом «Восток» и некоторых чрез телеграф приветствий, состоящих в пожелании друг другу счастливого успеха, мы расстались и пошли под всеми парусами. Место разлучения нашего было в широте 58°50′ южной, долготе 89°51′ восточной».
«Мне весьма приятно, что разлучение сие последовало от собственного произвола капитана Беллинсгаузена и единственно для пользы общего предприятия, а не от каких-либо других непредвидимых причин, которые могли бы легко встретиться, как то: тумана, пасмурности или когда мы были окружены со всех сторон льдяными островами, что часто случалось; однако шлюп «Мирный» с «Востоком» до сего времени не разлучались. Такое необыкновенное счастливое событие я должен отнести единственно ревностнейшему исполнению обязанностей гг. вахтенных офицеров, о которых упоминаю здесь с чувствованием особенного удовольствия и признательности. К вящему доказательству сего справедливого одобрения должен присовокупить, что преимущественный ход шлюпа «Восток» принуждал нас нести и днем и ночью все возможные паруса, и мы со времени отбытия нашего из России не изломали не только бом-брам-рея, но ниже лисель-сприта; все сие служит доказательством искусства и предусмотрительности гг. офицеров на шлюпе «Мирный».
«Ночью находили тучи с градом; взяв курс на ONO под малыми парусами, мы ходу имели до 61/2узлов и в самую полночь прошли очень близко один из льдяных островов. Тогда по термометру было 3° морозу; холод в море весьма чувствителен, но мы уже с некоторого времени к оному привыкли и нам было сносно».
6 марта. «Поутру 6-го в широте 57°25′, долготе 90°59′ восточной вычислениями из многих азимутов, взятых у нахтгауза, склонение магнитной стрелки найдено 42°50′ западное. В сие время вблизи нас находилось только два льдяных острова, а с салинга видно было еще два впереди и много кусков разбитого льда; я держал к NNO, дабы скорее войти в широту около 55° и потом продолжать плавание параллельно линии курса капитана Фюрно. Пополудни был дождь; в продолжение почти двух месяцев мы оного не видали и почти ежедневно имели град и снег.
Пеструшки, давние сопутницы наши по сию и по ту сторону Полярного круга, скрылись, а провожали нас одни дымчатые с большими белыми бровями альбатросы и голубые бурные птицы. Сих последних видели мы ежедневно».
7 марта. «В 6 часов утра 7-го показался один пингвин, и мы слышали крик еще двух; с 8 часов, находясь в 156 милях от пути капитана Фюрно, я лег на О при переменившемся ветре, который из западного сделался северный. Вместе с сею переменою небо начало покрываться облаками, что в больших широтах одно с другим неразлучно, и, сколько мы могли заметить в продолжение плавания нашего в Южном Ледовитом океане, при северных и восточных ветрах почти всегда бывает облачное небо и пасмурная с снегом погода; напротив того, при южных и западных ветрах погода всегда бывает ясная. В полдень мы находились в широте 55°16′, долготе 94°23′ восточной; имели в виду только четыре льдяные острова. Пополудни проплыло мимо нас много травы роду Гоесмона. Следующего дня видели ту же траву в разных местах. Ветр северный, усиливаясь постепенно, продолжался при дождливой и пасмурной погоде и развел великое волнение. К полудню мы принуждены взять все рифы у марселей, закрепить крюсель и спустить брам-стеньги; широта места нашего была 55°24′, долгота 98°36′ восточная. После полудня ветр начал отходить к О, при густом снеге, дул с тою же силою до самой полуночи, тогда вдруг стих и сделался от NW. Тишина сия была кратковременная, в час ветр скрепчал вдруг до такой степени, что мы принуждены закрепить марсели и нижние паруса и остаться под штормовыми рифлеными триселями. Ветр, переменившийся с такою жестокостию и вдруг на девять румбов, произвел волнение неправильное и оттого чрезвычайно сильную качку. Волны, встречавшиеся близ шлюпа, разбиваясь одна о другую, вливали на палубу весьма много воды».
«Около 2 часов шторм продолжался с ужасною свирепостью, и новый наш фок-стаксель изорван в мелкие куски. Я уверен, что никакой штормовой парус, поднимаемый на леере, не мог бы противостоять силе сего ветра, но гафельные трисели, которые, по предложению моему, сделаны в Кронштадте, во время сего шторма всеми рифами зарифленные, стояли совершенно безопасно. Преимущество их против обыкновенных штормовых парусов видели мы довольно ясно, а потому весьма бы полезно было ввести в употребление в нашем флоте ежели не оба, по крайней мере грот-трисель, который бы служил вместо апселя и мог бы заменить бизань-стаксель и крюйс-стенг-стаксель. Барометр около сего времени опустился до 28 дюймов; причем должно заметить, что из трех барометров г-на Доллонда, на шлюпе моем находившихся, два по чрезвычайному колебанию ртути совсем были бесполезны, а третий также мало приносил пользы, потому что никогда не был предвозвестником наступающей бури или ясной погоды, а обыкновенно понижался или возвышался несколько часов после».
«Приятно было видеть, что шлюп наш в шторм при чрезвычайно сильном и неправильном волнении так крепок, что малая течь, которую обыкновенно мы имели, стоя в тихий ветр на якоре, т. е. по два дюйма в сутки, нисколько не прибавлялась. Сим обязаны мы деятельному присмотру в Кронштадте при килевании и скреплении шлюпа. Какова была у нас килевая качка (которая, без сомнения, главнейшая причина расслабления членов у судов), можно судить по великому множеству морской травы, коею гальюн наш при рассвете был наполнен, и вероятно, что при всяком ударении носом трава попадала через поручни, а не снизу, ибо нижняя часть гальюна так хорошо заделана решеткою, что не выбило ни одной перекладины. При всем том качка была плавная, и бушприт изредка воды касался, тогда как мне известно, что многие большие суда теряли бушприты свои от волнения, которое, так сказать, смывало оные. Сие доказывает некоторым образом, что шлюп «Мирный», кроме многих удобств для груза и покойного помещения как для офицеров, так и для служителей, имел еще качества доброго морского судна. Один недостаток, и притом довольно важный, который чувствовали мы в продолжение всего похода, был тот, что шлюп весьма худо слушался руля, а причиною сему излишняя полнота в кормовой подводной части».
«В 8 часов утра казалось, что шторм начал уменьшаться; чрез час уже ветр довольно приметно стихал; тогда, поставя рифленые марсели и фок, по сильному боковому волнению мы спустились на OtN. При всех стараниях наших в содержании людей как можно суше, от холодной и мокрой погоды, после шторма, показались у некоторых простудные лихорадки и ревматизмы. Сие побудило меня, кроме обыкновенной полуденной порции водки в полдень и слабого пунша с сахаром и лимонным соком, приказать дать им еще порцию водки за завтраком. Последствия доказали, что прибавление сие много способствовало к сохранению здоровья служителей. В полдень мы находились в широте 55°35′, долготе 100°38′ восточной. Около 6 часов вечера ветр отошел в NtO и начал крепчать; по сему же направлению скоро бегущие облака предвозвещали приближение шторма, которого, судя по барометру, мы не ожидали, но, как выше упомянуто, что к барометру мы не могли иметь доверия, то я приказал закрепить фор-марсель и крюйсель и остался под грот-марселем и рифлеными триселями».
10 марта. «Ветр в продолжение ночи дул весьма сильный с жестокими порывами и к 6 часам утра следующего дня превратился опять в шторм и принудил нас закрепить грот-марсель. К полудню начал стихать, показалось солнце, и пасмурность прочистилась; однако ж волнение было чрезвычайно великое. Я не помню, чтобы мне случалось когда-либо видеть такое большое и такой чрезмерной высоты волнение. Казалось, что при погружении судна с волны вниз, хребты высоких гор окружали нас со всех сторон; по наблюдению мы находились в широте 56°04′, долготе 103°30′ восточной. Вскоре после полудня с марса увидели льдяной остров к SO. Я полагал не далее шести миль, но сильное волнение не позволяло видеть оного с шканец. Можно сказать, что великое счастие сопутствовало нам в продолжение сих бурь, ибо мы не встретили ни одной из льдяных громад, которые могли быть для нас бедственны, а теперь упомянутый остров показался уже тогда, когда равноденственных ветров, дувших с великою свирепостию, сила уменьшилась. Шлюп «Восток», по моему мнению, был в опаснейшем положении, ибо, ежели капитан Беллинсгаузен находился тремя градусами нас южнее, вероятно, он мог встретить льды, о коих я не один раз вспоминал с чувствами великого беспокойства».
11 марта. «11-го была сильная зыбь от N, но равный умеренный ветр и ясная погода, с которою, можно сказать, и все больные наши выздоровели. В 7 часов утра в широте 56°11′, долготе 104°04′ восточной, склонение компаса по нескольким азимутам найдено 37°26′ западное. Вскоре ветр начал отходить к NW, и я приказал держать на NOtO, чтобы вознаградить потерянное направление от прошедших штормов, в продолжение коих невольные курсы удалили нас к югу почти на градус более, нежели я желал. Сегодня восстановился на шлюпе тот чистый воздух, которым наслаждались в продолжение почти всего плавания нашего от Кронштадта. Камельки в палубах были затоплены, и все служительское платье и постели проветрены и просушены. Ночью находили частые шквалы, сопровождаемые градом, потом небо опять прочищалось и было совершенно безоблачно. Южное сияние показывалось три раза в великом блеске».
«Со времени разлучения нашего с шлюпом «Восток» я старался по возможности подражать благоразумному правилу капитана Флиндерса, т. е. чтобы никакая встреча не уходила из виду, он поставил себе правилом пройти в ночное время не более сорока миль, дабы вечерние пределы зрения впереди судна могли видны быть поутру назади; но как мне предстояло еще довольно продолжительное плавание, то правило сие иногда нарушалось в ясные лунные ночи, когда горизонт в ночную трубу простирался также не менее 10 миль. Ежели бы и встретился на пути нашем какой-либо берег, который, без сомнения, в широтах сих должен быть высокий, мы бы усмотрели оный и в дальнейшем расстоянии».
12 марта. «Следующего дня пополудни ветр дул от NW с сильными шквалами и весьма крупным градом, во время коего любопытно было смотреть, как голубые бурные птицы укрывались от оного между волн. В полдень ветр сделался тише и небо совершенно прояснилось; по наблюдению мы находились в широте 55°13′ южной, долготе 108°48′ восточной, а пополудни в широте 55°03′, долготе 109°33′; склонение магнитной стрелки по взятым азимутам найдено 31°16′ западное».
13 марта. «13-го при равном северном ветре я держал на ONO под всеми парусами. В 7 часов утра в широте 54°49′, долготе 113°07′ восточной склонение магнитной стрелки было 27°49′ западное. Около того же времени мы видели много носимой по волнам травы и двух нырков, совершенно похожих на тех, какие показывались в виду острова Георгия. Хотя таковые признаки и подавали причину думать, что мы находились в недальнем расстоянии от берега, но в которой стороне искать оного решить было весьма трудно, а потому я продолжал идти тем же курсом; мы опять видели ныряющих птиц и много травы каменного перелома.[87]87
Трава, оторванная от камней.
[Закрыть] Я не сомневался, что вблизи нас были какие-либо голые острова, ибо ныряющие бурные птицы, сколько случалось нам видеть в продолжение плавания нашего, никогда далеко от берега не отлетают.[88]88
Ныряющих птиц видели мы поблизости островов Южная Георгия, Новой Зеландии и Маквария. Неподалеку от последнего одну такую птицу застрелили и тогда только уверились, что то не обыкновенные нырки, которые несколько похожи на бурных птиц.
[Закрыть] Ближайшая известная земля была SW оконечность Новой Голландии, почти в 1200 милях, и при ее берегах ныряющих бурных птиц никто не видал. Прежние примеры неоспоримо доказывают, что сии птицы предвозвещали берег; капитан Кук, который в третье путешествие отыскал Землю Квергелена и определил положение ее с величайшей точностью, видел ныряющих бурных птиц за 150 и 350 миль от сего берега. Земля Квергелена находилась от нас в 1600 милях. Капитан Кук видел сих птиц также в 100 милях от Огненной Земли, в 150 от острова Овладения, одного из обретенных французским капитаном Крозетом вблизости островов Южной Георгии и Новой Зеландии. По таковым примерам мы должны были заключить, что находимся в соседстве какого-нибудь голого острова, а потому я обратил всевозможное внимание, чтобы увидеть берег, беспрестанно имея человека на салингах, назначил награждение тому, кто первый усмотрит берега; последствия доказали, что обретение земли в сих местах предоставлено было не нам, а может быть, другим мореплавателям, более нас счастливым. Таким образом продолжал я курс к ONO, и в полдень по наблюдению мы находились в широте 54°36′, долготе 140°02′ восточной. Пополудни опять видели нырков и много травы. С 8 часов вечера шли под одними марселями, к полуночи ветр начал отходить к норду, при пасмурной погоде и дожде».
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?