Электронная библиотека » Фаддей Булгарин » » онлайн чтение - страница 28

Текст книги "Димитрий Самозванец"


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 06:33


Автор книги: Фаддей Булгарин


Жанр: Литература 19 века, Классика


Возрастные ограничения: +6

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 28 (всего у книги 39 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Брат! я боюсь за тебя. Неужели ты замышляешь измену?

– Измену? Разве доказано, что этот человек не истинный царевич? Многие знали его диаконом Чудова монастыря, но он сам говорит, что скрывался в монашеской рясе под именем Гришки Отрепьева. Все это еще не объяснено, и если сам царь Феодор сомневается в истине, то и нам позволено сомневаться.

– Что ж думаешь ты делать?

– Сам не знаю. Быть может, меня свяжут и выдадут этому Димитрию так же, как и других воевод! Чего надеяться, если в войске такой дух, как в Москве.

– Я не хочу оставаться здесь и еду с тобою, – сказал окольничий.

– И хорошо сделаешь. Здесь оставаться ненадежно.

– Должно думать, что здесь уже много приверженцев этого самозванца или истинного царевича: не знаю, право, как назвать его. Знаешь ли, что подозревают даже, будто Борис отравлен! Ты знаешь Мишку Молчанова, которого мучил Борис в пытке по подозрению, будто он чернокнижник. После трапезы, в то время, когда Борис заболел, Молчанова застали на поварне, но он скрылся. Известно, что он долго не был в Москве, и сказывают, что его видели в войске самоз… или Димитрия. Думают, что Молчанов отравил или околдовал Бориса.

– Один Бог это ведает; но если Димитрий имеет таких отчаянных приверженцев, что они пробрались даже на царскую поварню, то тем явственнее, что он силен. Поедем к войску, брат, а там увидим, что должно делать. Может быть, нам удастся еще спасти Россию! (87)

ГЛАВА III

Измена. Русское войско. Польская конница. Московский мятеж. Торжество злоумышления. Стыд малодушных.


Боярин Иван Иванович Годунов лежал в цепях на соломе в небольшой избе и слышал на улицах города Кром радостные восклицания воинства: «Да здравствует государь наш Димитрий Иванович! гибель Годуновым! гибель клевретам их!» Осанистый воин в старинной кольчуге, с бердышом, в высокой лисьей шапке, сидел возле печи и при свете лучины читал требник.

– Из какого ты звания, приятель? – спросил боярин.

– Я служка патриарший, – отвечал воин, – и выслан святителем с прочими слугами ратовать за церковь.

– Погибает наша православная церковь изменою боярскою и прелестью дьявольскою! – сказал боярин, вздохнув тяжело. Воин встал, закрыл книгу, выглянул за двери и, удостоверившись, что в сенях нет никого, сказал тихо:

– Вижу и я это, да пособить нечем. В нашей дружине хотя было десятка два верных людей, да мы не могли ни убедить, ни преодолеть беснующихся изменников. Сожалею о тебе, боярин, но помочь не могу.

– Слава Богу, что еще есть на Руси добрые люди! – сказал боярин. – Прошу тебя об одном. Напиши за меня письмо к царю Феодору Борисовичу и снеси в Москву. Сам я, как видишь, не могу писать скованный! А если бы хотел уйти, то меня снова могли бы поймать, ибо дороги наполнены изменниками. Твое же отсутствие будет незаметно в стане. Многие воины и без того оставляют ополчение и расходятся по домам.

– Сделал бы я с радостью угодное тебе, царю и патриарху, – отвечал воин, – да у меня нет чернил, пера и бумаги.

– Все, что нужно, спрятано у меня в соломе. Мне доставил это один из верных моих слуг.

Воин запер двери в сенях, потом воткнул лучину в стену и, примостив чурбан поближе к боярину, стал писать, что боярин говорил тихим голосом:

– Государь православный! Петрушка Басманов, взысканный и возвеличенный отцом твоим и тобою, изменил тебе и России. Войско присягнуло тебе, но лишь только митрополит Исидор отъехал в Москву от Кром, обнаружилось несогласие, возжженное предателями. 7 мая ударили тревогу, войско выступило из лагеря, думая, что должно идти в битву, и тогда предатель Петрушка Басманов с клевретами своими, князем Василием Васильевым Голицыным и боярином Михаилом Глебовым Салтыковым, провозгласили царем самозванца, уверяя всех, что он – истинный сын Иоанна и законный наследник русского престола. Еще были в войске верные люди: боярин и воевода князь Катырев-Ростовский, князь Андрей Телятевский и я; мы убеждали обольщенных воинов пребыть верными долгу и крестному целованию. Напрасно! Сила демонская одолела. Добрые твои немцы, невзирая на измену начальника своего, Розена, также держали твою сторону. Но сопротивление малого числа не помогло. Сперва началось смятение и междоусобие: бились за тебя и противу тебя. Но твои люди должны были уступить изменникам и разбежались. Не знаю, что сталось с другими твоими верными слугами, но меня поймали на пути в Москву и, скованного, держат под стражею. Слышу неистовые вопли разъяренного воинства, провозглашающего гибель роду Годуновых, и неустрашимо ожидаю смерти, как пристойно русскому воину. Завтра ожидают сюда самозванца. Великая опасность угрожает тебе и церкви! Вооружи Москву, призови святителей под хоругви отечества и выступи в поле навстречу изменникам, не допуская их к столице. Измена, как зараза: она сообщительна, и ничего нет опаснее, как испытывать верность в подобных делах, особенно жителей большого города. Лучше погибнуть на ратном поле, чем ждать позора от расстриги. Лишенный возможности служить тебе оружием, умоляю прибегнуть к нему, как к единственному средству.

Вон подал бумагу боярину, который с трудом подписал: "Иван Годунов, в цепях за веру и правду". (88)

Воин спрятал бумагу и поклялся на другой же день отправиться в Москву и доставить грамоту царю или патриарху. На дворе послышался шум. Воин снова стал читать требник. Вошла толпа воинов с приставом: он, осмотрев цепи боярина, сменил сторожевого воина.

* * *

На обширной равнине перед Кромами, между реками Кромою и Недною, выстроилось русское воинство. В средине был большой полк под начальством большого воеводы Петра Федоровича Басманова, состоявший из десяти тысяч пеших городовых стрельцов и двадцати тысяч конных боярских детей и дворян московских, рязанских, тульских, каширских, алексинских и новгородских. Стрельцы разделены были на приказы, по тысяче человек в каждом, под начальством голов, полуголов и сотников. Первый ряд стрельцов вооружен был мушкетами, и каждый воин держал зажженный фитиль. Задние ряды имели копья и бердыши. Все стрельцы имели мечи. Пред каждым приказом развевалось знамя с изображением святого угодника и надписью из Священного Писания. Стрельцы были в длинных кафтанах с высоким стоячим откидным воротником и в шапках. Боярские дети и дворяне разделялись на десятни. В каждой десятне были по нескольку десятков, а иногда и до ста воинов из одного города. Несколько десятней, смотря по их многочисленности, составляли полк. Каждая десятня имела свое знамя и своего сотника. Большая часть барских детей и дворян были в панцирях и шлемах, вооружены луком, колчаном со стрелами, мечом и копьем. Многие имели ножи за поясом. Седла их были высокие, окованные серебром или медью, на которых воин свободно мог оборачиваться, привстав на стременах. Конь взнуздан был татарскою уздечкой; у каждого всадника на мизинце правой руки висела плеть.

Правая рука, или правое крыло войска состояло в ведении князей Василия Васильевича Голицына и Михаила Федоровича Кашина. Здесь было также около десяти тысяч пехоты и пятнадцать тысяч конных из людей даточных, т. е. воинов, отправленных на войну вотчинниками, купцами и вольными слободами. Пехота была в простых русских кафтанах, с бердышами, копьями и мечами. Немногие имели мушкеты. Конница была вооружена луками, стрелами, копьями и мечами, но без лат, а в простых кафтанах и меховых шапках. В левой руке, или левым крылом, начальствовал князь Лука Осипович Щербатов; помощник его, Замятня-Сабуров, остался верным царю Феодору и бежал в Москву с князем Катыревым-Ростовским. Здесь были пешие и конные казаки: донские, яицкие, гребенские, терекские, волжские, окские и днепровские, числом до тридцати тысяч. В казацкой пехоте передние воины имели мушкеты, другие были вооружены бердышами, луками и стрелами, а все имели кривые татарские сабли. Конница была вооружена луками, стрелами и саблями. Одни только донцы имели дротики. Казаки были в длинных татарских шароварах, в узких суконных кафтанах ниже колен с откидным воротником до пояса и в бараньих шапках. В передовом полку была татарская, мордовская и черемисская конница, вооруженная мечами, луками и стрелами, в широких верблюжьих армяках, в низких шапках. Пехоту составляли стрельцы городовые и казаки волжские и сибирские, одетые легко, в коротких кафтанах и все с мушкетами. Конницы в сем полку было до пятнадцати тысяч, пехоты до восьми. Передовым полком начальствовал князь Михаила Самсонович Туренин, за отсутствием князя Андрея Андреевича Телятевского. В сторожевом полку восемь тысяч пехоты и десять тысяч конницы составляли слуги святительские и монастырские, охотники московские и других больших городов. Они были вооружены исправно: большая часть пехоты имела мушкеты, а в коннице многие имели латы и кольчуги, хранившиеся всегда в стенах монастырских. В стороне от передового полка стоял полк яртаульный, или налеты, состоящий из четырех тысяч вольных черкесов" вооруженных луками, стрелами, саблями и покрытых кольчугами. Яртаульным полком начальствовал князь Бекбулатов. За рекою виден был обширный стан, укрепленный земляными насыпями и рогатками, из-за которых видны были шатры, землянки и шалаши. Восемьдесят больших пушек стояли в один ряд перед станом; при них были искусные пушкари, московские и иноземные; снарядом начальствовал князь Иван Васильевич Голицын, а в стане оставался с пятью тысячами даточной пехоты окольничий Семен Валуев. Далеко разносился ветром шум и говор. С острога кромского, построенного на кургане, смотрели на войско шестьсот человек храбрых донцов, которые с неустрашимым своим атаманом Корелою удерживали целую рать московскую, а ныне, вместе с бывшими своими врагами, торжествовали радостное событие и ожидали пришествия нового своего царя.

Басманов, окруженный приставами, разъезжал по полкам и одушевлял воинов сладкими речами, поздравляя их с новою жизнью под законным царем, храбрым и милостивым. Воин исполинского роста в серебряных латах, на дюжем коне, возил за воеводою большой стяг царства Московского с образом Воскресения Христова и словами евангельскими. Разноцветное знамя было сшито из атласа в сажень длиною и шириною и прикреплено к высокому древку, окованному золотом, наверху которого был крест. Более полутораста конных людей с сопелями, трубами, сурнами, накрами и котлами стояли отдельно перед большим полком, а за воеводою ехали двенадцать трубачей и четыре котляра для передачи его повелений условными знаками (89).

Вдруг над лесом на Киевской дороге поднялась пыль столбом, и вскоре показалась дружина конных ратников в светлых бронях. Значки на пиках алели полосою, как радуга в лучах солнечных. Перед дружиною скакал на карем аргамаке ловкий воин в красном бархатном полукафтанье, шитом золотом, в малой бархатной четвероугольной шапке с алмазным пером. Это был Лжедимитрий. За ним скакали на турецких конях польские начальники его дружины и русские бояре, уже перешедшие к нему в Путивле. Дружина Ажедимитрия, приблизившись к войску, остановилась в некотором расстоянии, а Лжедимитрий с ближними своими прискакал к рядам. В это время в русском воинстве ударили в бубны и котлы, заиграли на трубах, сурнах, сопелях, и в целом войске раздались восклицания: "Да здравствует государь наш Димитрий Иванович! на многия лета!"

Басманов со всеми боярами спешился и встретил Лжедимитрия перед войском. Бояре до земли поклонились ему, и Петр Федорович Басманов сказал:

– Сын Иоаннов! войско отдает тебе царство Русское и просит твоего милосердия. Прельщением Борисовым мы не знали тебя и долго противились царю законному: ныне же, узнав истину, все единодушно присягнули тебе. Иди воссесть на престоле родительском: царствуй счастливо и на многие лета! Если Москва воспротивится – смирим ее! Иди с нами в столицу твою – венчаться на царство, и воззри милостивым оком на верных слуг твоих!

Лжедимтрий, воздев руки к небу, сказал громогласно:

– Сокруши и уничтожь меня, судья праведных, если в поступках моих есть злоба или обман! Видишь, о Господи, справедливость моего дела! Будь моим помощником. Предаю себя и народ свой благости твоей и матери Пресвятой Богородице! – Сказав сие, Лжедимтрий отер слезы радости и примолвил: – Прощаю войско и надеюсь на его верность! Воссядьте на коней, храбрые мои воеводы, и следуйте за любящим вас государем. – Лжедимитрий поскакал вдоль рядов, и восхищенное войско оглашало воздух радостными кликами. Многие проливали слезы умиления, другие падали ниц перед тем, которого они почитали своим царем, чудесно покровительствуемым промыслом Всевышнего.

Осмотрев войско, Лжедимитрий с воеводами и поляками поехал в город Кромы, чтоб взглянуть на острог, служивший оплотом его владычеству в южной России и сокрушивший терпение и верность войска Годуновых. Лжедимитрий спешился и взошел со свитой своею на полурассыпавшийся вал.

– Посмотрите на эту разрушившуюся насыпь! – сказал он окружавшим, – взгляните на эти полусоженные стены, на разбитые ядрами домы; вспомните, что здесь шестьсот моих верных слуг, укрываясь под землею, ратовали шесть недель с этим многочисленным воинством, и подивитесь промыслу! Господь Бог явно защищает меня, и горе тому, кто усомнится в святой его воле!

Все молчали, и Лжедимитрий пошел к Донской дружине, защищавшей острог; она стояла возле полуразрушенной соборной церкви Успения Пресвятыя Богородицы. Казаки, претерпевавшие во время осады голод и бессонницу, были бледны и от изнеможения едва могли держать оружие. Слабым голосом приветствовали они своего государя. Атаман Корела выступил вперед и поклонился в землю Лжедимитрию, который подал ему руку и ласково сказал:

– Благодарю от души тебя и всех твоих товарищей за верную службу; я пожалую вас царскою моею милостью, лишь только воссяду на престоле отца моего. Вы первые дали пример, как должно служить законному государю, вы и будете у меня первыми! – Речь сия не понравилась боярам, и они украдкою с негодованием посмотрели друг на друга.

– Петр Федорович! – сказал Лжедимитрий Басманову, – прошу тебя, надели всем нужным моих добрых донцов. – Потом он сел на коня и отправился в ставку Басманова, где приготовлен был завтрак.

Лжедимитрий сел на первом месте и велел всем боярам и полякам сесть за один стол с собою; только хозяин, Басманов, не садился и распоряжался прислугою. На стол поставили ветчину, соленую и вяленую баранину и говядину, сушеную и соленую рыбу, икру паюсную, тертый сыр, перепечи и пироги с сыром. Водки и медов было в изобилии. Блюда были оловянные, а кубки и ковши серебряные. Басманов, поднося Лжедимитрию первое блюдо, низко поклонился и сказал:

– Простите, государь, что угощаю тебя пищей скудною. Мы, русские, в походах не берем с собою лишнего и запасаемся только тем, что может долго сохраняться.

– На войне пища дело последнее, – сказал Лжедимитрий. – Было б чем утолить голод. Есть ли довольно запасов у простых воинов?

– Государь! – сказал Басманов, – каждый город и каждая область, высылая на войну ратников, должны пещись о их продовольствии. Иноземцы же, черкесы и татары, получают кормы из казны государевой. Наши, русские, неприхотливы, и простые воины довольны, когда имеют сухари, кашицу и любимое свое толокно. Если достанется им в праздник по чарке вина и перепадет в котел кусок ветчинного сала, то это для них пир (90). Должно сказать тебе, государь, что запасы войска уже истощаются, и надобно будет придумать средства к продовольствию. Я опасаюсь, чтоб в нынешних обстоятельствах города не отказались кормить войско.

– На что мне столько народу? – возразил Лжедимитрий. – Завтра же распущу половину ратников по домам. – Ты, Петр Федорович, выбери стрельцов, боярских детей и жильцов надежнейших, чтоб идти с нами в Москву. Я пришел не воевать с Россиею, но царствовать миром и любовью. Годуновы мне не страшны, я надеюсь, что Господь Бог просветит Москву и что она сдастся без кровопролития. Всех верных донцов и моих запорожцев беру с собою на пир, прочих размести по городам и распусти по домам.

Лжедимитрий был весел, ласково разговаривал с боярами и охотно опорожнял кубки с медом. Приметив, что Бучинский и Меховецкий смотрят на него с удивлением, Лжедимитрий сказал:

– Вы никогда не видали, чтоб я пил столько: в бедствиях и опасностях я не думал о сладостях жизни. Но теперь, окруженный верными моими друзьями, которые дали мне несомненные доказательства своей преданности, возвратив похищенное у меня царство, я хочу жить весело и наслаждаться жизнью. Мне предлежит много трудов и забот в государственном управлении; неужели земные блага воспрещены венценосцу? Пейте, друзья, здоровье русских и польских моих приятелей! – Лжедимитрий выпил полный кубок и передал Басманову. Все собеседники развеселились. Русские удивлялись ласковости Лжедимитрия и едва могли привыкнуть к той непринужденности в обращении с царем, к которой он возбуждал их. Память обрядов за царскою трапезой удерживала их в пределах почтительности, но поляки пили и шумели, как на частном пиру, не обращая внимания на своего царя-союзника. Басманов, подошед к Лжедимитрию, сказал:

– Не угодно ли, государь, повеселиться русскою нашею забавой, песнями? Мои песенники споют тебе песню, которая сложена была для отца твоего после взятия Казани. Покойный родитель твой любил слушать эту песню, припоминавшую ему славную его юность.

– Очень рад! – отвечал Лжедимитрий. – Мои польские гости также охотно послушают. Вели спеть!

Вдруг поднялась одна сторона палатки. Отборные стрельцы в новых кафтанах стояли в кружку с бубнами, ложками и рожками. Запевала махнул рукою, и песенники запели:


 
Ох, ты гой еси, молодой птенец!
Ты, московский царь, Иван Прозритель! (91).
Ты зачем пригнал стаю хищных птиц?
Ты зачем привел войско русское
Под казанские стены крепкие?
Не видать тебе ни палат моих,
Ни сокровищниц, ни красивых жен.
И в мечетях ли Бога нашего
Возглашать мольбы христианские?
Нет! Погибнешь ты от руки моей,
И полки твои от казанских стен
Не пойдут к Москве белокаменной.
Здесь положишь ты буйну голову,
Лягут здесь костьми твои витязи,
Их тела пожрут волки жадные,
Заметут следы ветры буйные.
Если ж быть тебе во моем дворце,
Прозвучит тогда на златом крыльце
Не победный меч царя русского,
А тяжелая цепь железная,
Похвальбе твоей дань казанская! —
Речь такую вел злой Казанский царь
К царю Русскому, православному.
Не труба трубит, не поток шумит,
А как взговорит млад сизой орел,
Царь наш батюшка Иван Прозритель
К своим детушкам, к войску русскому:
Вы потерпите ль, слуги верные,
Чтоб татарин злой насмехался нам,
Ограждаяся стеной крепкою?
Вы возьмите град, сокрушите в прах!
Размечите вы стены твердые,
Разорите вы башни грозные
И татарскую усмирите спесь!
А Казанского царя гордого
Полоните вы с родом-племенем.
Пусть Казанское царство буйное
Будет вотчиной царя Русского! —
Лишь окончил царь речь приветную,
Запылало вдруг пламя яркое
И раздался гром по сырой земле,
Резлетелися стены крепкие,
Как лебяжий пух по поднебесью.
И вот Русский царь на престол воссел:
Перед ним упал злой Казанский царь
И сложил у ног венец царственный.
 

Когда песенники кончили, Лжедимитрий подозвал к себе запевалу и дал ему горсть червонцев, чтобы он разделил их между товарищами.

– Воевода! – сказал Лжедимитрий Басманову, – не хочу медлить и завтра же отправляюсь в Москву. Ты займись новым устройством войска при уменьшении его, а я между тем отправлю гонцов в столицу с моими грамотами. Я хочу провести сегодняшний день в избе, среди развалин знаменитых Кром. Вечером прийди ко мне с верными моими слугами Пушкиным и Плещеевым. – Сказав сие, Лжедимитрий вышел из палатки, сел на коня и отправился в город.

Между тем, пока Лжедимитрий завтракал с боярами и воеводами, русское войско, оставаясь в строю, с любопытством и удивлением смотрело на польскую дружину. Особенно привлекала внимание гусарская хоругвь Лжедимитрия. Каждый воин одет был в блестящий панцирь поверх кольчуги. За спиною развевались два большие крыла из орлиных перьев, прикрепленные к серебряной проволоке. Три меньшие крыла были по бокам и на верху кованого шлема. Ноги и руки воина защищены были серебряными бляхами. Вооружение состояло из одного короткого меча при бедре, другого длинного меча, топора, ружья и пары пистолетов, прикрепленных к седлу, и длинной пики с шелковым значком белого и красного цвета. Короткими мечами рубились с неприятельскими всадниками, а длинный употребляли противу пехоты. Воины поверх лат имели медвежьи шкуры шерстью вверх, с прорехами для крыльев. Над головою коня развевался пук страусовых перьев, а шея и тыл покрыты были стальною кольчугою с шелковыми кистями. У седла была связка шерстяной красной веревки для вязания пленных, кожаная сума для корму, чемодан кожаный, коновальский прибор, большой нож, ложка в футляре и кожаное ведерцо для поения коня. Воины были высокого роста, с бородами, на рослых конях. Всех гусар было около осьмидесяти человек. Они стояли в первой шеренге, а за каждым было восемь человек конных же воинов в один ряд, в легких кольчугах, с мечами и малыми ружьями, без пик. Каждый гусар, обыкновенно из богатого рода, содержал на своем иждивении восемь человек товарищей (92). Охотники хоругвий Станислава Мнишеха, князя Константина Вишневецкого, Фредро, Дворжицкого и Неборского были в латах или кольчугах, с копьями, мечами, ружьями и пистолетами. Все были вооружены исправно и богато, ловко сидели на отличных конях и владели искусно оружием. Лжедимитрий велел польскому войску, которого было не более полуторы тысячи всадников, расположиться в ограде кромских полуразрушенных укреплений. Польская конница поскакала мимо русского войска, и шум, производимый в воздухе от движения крыльев и значков на пиках, бряцанье оружия и конской сбруи устрашил коней русских всадников. Стройность движений польской дружины снискала им похвалу в войске.

* * *

Из Красного села шла в Москву шумная толпа народу. Почти все вооружены были топорами, рогатинами, кольями. Многие жильцы московские ехали верхом за толпою. Перед народом шли в светлом платье дворяне Гаврила Григорьевич Пушкин и Наум Михайлович Плещеев. Шествие открывал красносельский протопоп Симеон в полном облачении, с крестом, пред ним несли церковные хоругви. Народ кричал из всей силы: «Да здравствует наш царь законный Димитрий Иванович!» Буйная толпа вошла в город. Жильцы поскакали по улицам, восклицая: «Бейте в набат и собирайтесь на Лобное место слушать грамоту царя законного!»

Когда толпа приближалась к Китай-городу, уже раздавались звуки тысячи колоколов и повсеместный клик: "На Лобное место! на Лобное место!" Граждане вооружались, чем кто мог: ножами, топорами, кольями, – и опрометью бежали на Красную площадь и на Лобное место, спрашивая один у другого, что это значит. Между тем Пушкин и Плещеев шли вперед, и следующая за ними толпа беспрестанно увеличивалась. Многие бояре, дворяне и дьяки выехали верхом и следовали из любопытства за толпою, Пушкин по временам поднимал вверх свиток и громко кричал:

– Верные россияне! ступайте на Лобное место внимать грамоте царя нашего законного и милостивца Димитрия Ивановича!

Царь, узнав, что клевреты Лжедимитрия возбуждают к мятежу жителей Красносельской слободы, выслал туда отряд стрельцов, чтоб усмирить и разогнать дерзновенных. Но стрельцы не хотели сражаться и разбежались, увидев сопротивление; некоторые даже пристали к мятежникам.

По первому известию о буйстве народном собрались в Кремлевских палатах думные советники царские: патриарх Иов, князья Федор Иванович Мстиславский, Василий Иванович и брат его Димитрий Шуйские, Никита Романович Трубецкой, Андрей Петрович Куракин, Иван Васильевич Сицкий, Иван Михайлович Глинский, Иван Михайлович Воротынский; бояре: Иван Петрович Головин, возвращенный из ссылки Богдан Яковлевич Вельский, Михаила Игнатьевич Татищев и многие другие бояре и окольничие. В безмолвии стояли царские советники в Грановитой палате и с беспокойством прислушивались к колокольному звону. Вошел царь с матерью своею, царицею Мариею Григорьевною:

– Спасайте царство и престол! – воскликнула царица. – На вас, первых мужей государства, ляжет ответственность пред Богом!

– Усмирите строптивых и вразумите безумных! – сказал царь Феодор Борисович. Он был бледен, и голос его прерывался.

– Спасайте престол и церковь! – воскликнул патриарх и залился слезами. Бояре молчали и пожимали плечами.

– Что нам делать? – сказал наконец князь Василий Иванович Шуйский. – У нас нет войска, чтоб разогнать народ. Стрельцы не хотят драться, и слышно даже, что большая часть их также ненадежны.

– Ступайте на Лобное место и увещевайте безумных! – сказал царь Феодор.

– Было бы гораздо полезнее, если б святейший патриарх в ризах святительских, с крестом в деснице, с благословением для верных, с клятвою для изменников явился на площади, – сказал князь Сицкий.

– Самозванец предан уже анафеме со всеми своими клевретами, – возразил патриарх. – Но ожесточенные и после этого не образумились! Что помогут теперь слова мои, когда надобно действовать силою? Ваше дело, бояре, ратовать за престол и церковь! Я могу только молиться за верных. – Колокольный звон усилился, и патриарх снова залился слезами.

– Государь! – сказал боярин Головин, – возложи на себя венец Мономахов, возьми скипетр Иоанна, явись народу и повели разойтись по домам и выдать мятежников. Кто осмелится ослушаться царя венчанного? Мы пойдем за тобою.

– Они убьют его! – возразила царица. – Нет, я не пущу сына моего между изменников и клятвопреступников! Ваше дело, бояре, смирить буйных… Я не пушу сына моего на Лобное место! – Царица горько заплакала. Слезы навернулись на глазах юного Феодора.

– О, родитель мой! – воскликнул он горестно, – какую участь приготовил ты мне! Вижу, вижу ясно, что народ не любит нас, что бояре… – царь остановился и сказал: – Князь Василий Иванович, князь Федор Иванович, Богдан Яковлевич, Иван Петрович! Возьмите часть моей стражи и ступайте на площадь. Обещайте моим именем прощение заблудшим, милость верным: пусть выдадут только зачинщиков; или нет! – всем прощение. Пусть только разойдутся по домам, пусть успокоятся. Я здесь буду ожидать вашего прихода… Ступайте с Богом!

Патриарх благословил бояр – и остался вместе с Годуновыми и другими приверженцами их рода, которые не посмели появиться пред разъяренным народом. Бояре в сопровождении малочисленной дружины отправились пешком на Лобное место.

– Слезы и жалобы не спасут царства в час грозный, – сказал на ухо князю Василию Шуйскому боярин Вельский, когда они проходили в Фроловские ворота.

– Где нет силы и твердости, там нет и власти, – отвечал Шуйский. – Да будет воля Божия!

* * *

Лобное место и Красная площадь покрыты были народом; конные и пешие были перемешаны. Во многих местах видно было оружие: мушкеты, копья, бердыши. Ужасный шум и крик вторил колокольному звону. Вдруг появились на Царском месте Гаврила Пушкин с грамотою и Наум Плещеев с крестом в руках. Они подали знак народу, что хотят говорить с ним. Шум и крик постепенно умолкал, и в то же время перестали звонить на колокольне Троицы на рву. Водворилась тишина в многочисленном собрании. Пушкин снял шапку, поклонился на все стороны и сказал громко:

– Слушайте, православные, грамоту законного государя своего Димитрия Ивановича! – Плещеев также снял шапку, и почти все последовали его примеру. Пушкин развернул свиток и стал читать:

– От царя и великого князя Димитрия Ивановича всея России, к синклиту, к большим дворянам, сановникам, людям приказным, воинским, торговым, средним и черным. Слушайте! Вы клялися отцу моему не изменять его детям и потомству во веки веков, но взяли в цари Годунова. Не упрекаю вас: вы думали, что Борис умертвил меня в летах младенчества; не знали его лукавства и не смели противиться человеку, который уже самовластвовал и в царствование Федора Ивановича жаловал и казнил кого хотел. Им обольщенные, вы не верили, что я, спасенный Богом, иду к вам с любовью и кротостью. Драгоценная кровь русская лилася для утверждения похитителя на престоле! Но жалею о том без гнева: неведение и страх извиняют вас. Уже судьба решилась: города и войско мои. Дерзнете ли на брань междоусобную в угодность Марии Годуновой и ее сыну? Им не жаль России: они не своим, а чужим владеют, упитали кровью землю Северскую и хотят разорения Москвы. Вспомните, что было от Годунова вам, бояре, воеводы и все люди знаменитые: сколько опал и бесчестия несносного? А вы, дворяне и дети боярские, чего не претерпели в тягостных службах и ссылках? А вы, купцы и гости, сколько утеснений имели в торговле и какими неумеренными пошлинами отягощались? Мы же хотим вас жаловать беспримерно: бояр и всех мужей сановитых – честию и новыми степенями. Дворян и людей приказных – милостию, гостей и купцов – льготою, в непрерывное течение дней мирных и тихих. Дерзнете ли быть непреклонными? Но от нашей царской руки не избудете. Иду и сяду на престоле отца моего: иду с сильным войском, своим и литовским, ибо не только россияне, но и чужеземцы охотно жертвуют мне жизнию. Самые ногаи неверные хотели следовать за мною: я велел им остаться в степях, щадя Россию. Страшитесь гибели временной и вечной; страшитесь ответа в день суда Божия: смиритесь и немедленно пришлите митрополитов, архиепископов, мужей думных, больших дворян и дьяков, людей воинских и торговых, бить нам челом как вашему царю законному! (93).

Пушкин кончил чтение, и в народе продолжалось молчание. Наконец мало-помалу начался снова шум и говор. Граждане в разных концах площади совещались между собою.

Богатый купец. Что нам делать? Неужели отдавать Москву на разорение? Он приближается к столице: с кем нам стоять противу его силы?

Другой купец. Уж не с горстью беглецов кромских? С нашими ли старцами, женами и младенцами?

Боярский сын. И за кого? За ненавистных Годуновых, похитителей державной власти?

Богатый купец. Неужели для их спасения предадим Москву пламени и разорению!

Дьяк. Не спасем ни их, ни себя сопротивлением бесполезным.

Чернец. Войско и бояре поддалися, без сомнения, не ложному Димитрию!

Богатый купец. Итак, не о чем думать: должно прибегнуть к милосердию Димитрия!

Дьяк. Время Годуновых миновалось. Мы были с ними во тьме кромешной. Солнце восходит для России. Да здравствует царь Димитрий Иванович!

Все. Да здравствует на многия лета! (94)

На всей площади раздались восклицания: "Да здравствует царь Димитрий Иванович!"

В это время из Фроловских ворот вышли бояре с малым числом надворных воинов. Народ, увидев их, стал еще громче вопить: "Да здравствует царь Димитрий! Клятва Борисовой памяти! Гибель племени Годуновых!"


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации