Текст книги "Анна Леопольдовна"

– …но ведь это живописец, ты его видела, ты знаешь его! Он испугал тебя?.. – Взволнованно и громко повторял господин Сигезбек. Госпожа Сигезбек обнимала меня за плечи…

Я поняла, что опасность миновала… И лишь тогда почувствовала еще один взгляд, пытливый, тревожный, смущенный… Ко мне словно бы возвратилась возможность видеть. И я увидела очень высокого и худощавого человека в темной одежде… бледное длинное лицо и маленький подбородок выбритый… И, не задумавшись, я произнесла тихо, слабым голосом:

– Простите… я не узнала вас… Простите меня…

Я искренне просила у него прощения. Я уже боялась, что его сочтут виновником моего крика. Андрей тоже не мог опомниться, или мне показалось…

– Что вы здесь делаете? – обратился к нему доктор с интонациями недоверия.

– Простите… – снова проговорила я и сделала несколько шагов к Андрею, стоявшему неподвижно. При этом я неловко вывернулась из рук докторши.

Андрей сухо и растерянно – это производило странное впечатление – объяснил господину Сигезбеку, что находится здесь по приказанию Каравака, поручившего ему осмотреть картины в галерее с целью определения, какие из них нуждаются в реставрации… Я совершенно опомнилась и теперь думала лишь о том, чтобы не навлечь на Андрея нелепое обвинение…

– Простите! – повторила я. – Здесь так темно. Вдруг вижу – высокая фигура… Я не узнала вас…

– Здесь темно, – сказал он, почти повторив мои слова.

И я поняла, не знаю, как, но я поняла, что он все видел. Я мучительно соображала, что же он мог подумать… И самое важное: как мне оправдаться?..

– Это случайность… – начала я.

– Я понимаю, – ответил он. – Такие места, как эта лестница, могут представлять большую опасность. Здесь, в тем ноте, опасность могут представлять даже люди, кажущиеся вполне безопасными на свету…

Он все понял! У меня тотчас сделалась немыслимая легкость на душе, на сердце… Госпожа Сигезбек, желая показать Андрею, что ни в чем дурном не подозревает его, не нашла ничего лучшего, как спросить совершенно невпопад о здоровье его жены и тещи. Так мне было жаль его! Таково хорошо было ему отвечать при мне! Однако он учтиво поблагодарил госпожу Сигезбек и отвечал, что его супруга и теща – обе в добром здравии. Не могу передать это чувство отчаяния, вкупе с отвращением, вкупе с неловкостью… все, что мне пришлось перечувствовать, покамест докторша произносила свой вопрос, и затем Андрей отвечал…

К счастью, платье мое не было приведено в сильный беспорядок, только надорвана оказалась кружевная манжетка на правом рукаве…

Госпожа Сигезбек предложила не медля ехать домой. Более всего на свете мне хотелось остаться в галерее и говорить с Андреем или хотя бы просто видеть его. Но об этом нечего было и думать. И все же меня почти ужаснула мысль о том, чтобы сейчас покинуть Петергоф, этот сад. Пусть я останусь хотя бы поблизости от галереи. Я знала, что Андрей не покажется более. Мне и самой было бы мучительно и неловко видеть его среди многих людей и, возможно, услышать хладнокровные и равнодушные толки о нем.

Под руку с госпожой Сигезбек я покинула роковую лестницу и вышла в сад. Ни Эрнста Миниха, ни Доротеи не было видно. Господин Сигезбек следовал за нами, подобно телохранителю. Я не могла себе представить – опять же! – что обо мне думают сейчас доктор и докторша. Я попросила у госпожи Сигезбек прощения за свой нелепый испуг. После чего мы отправились к известному фонтану, устроенному в виде большого дуба. Фонтан этот поставлен в самой середине сада. Мы двигались неспешно, и в солнечном свете мой страх растаял, как восковая куколка вблизи жаркого огня; я сделалась радостна, потому что видела Андрея. И ведь я предчувствовала, что увижу его! И мое предчувствие сбылось.

Из листвы фонтана, представляющего огромное дубовое дерево, извергалось множество струек воды, прерывисто сверкающей на солнце. Вокруг дерева расположены в живописных позах тритоны, наяды и дельфины. Все фигуры – свинцовые, работы прекрасного скульптора и архитектора, итальянца Растрелли[51]51
  Бартоломео Карло Растрелли (1675–1744) – скульптор, возведен в графское достоинство; отец Ф.Б. Растрелли.


[Закрыть], он и лепил и отливал их. Неподалеку расположен бассейн нового, еще большего фонтана. Доктор сказал, что Растрелли уже отлил для этого фонтана скульптуру гигантского Нептуна[52]52
  Нептун – бог моря у древних римлян.


[Закрыть]. В саду и на каскаде еще много фигур, отлитых из свинца и выполненных не так хорошо, как растреллиевские, но покрытых очень обильно позолотой.

Мы отправились в партер и при входе увидели по обеим сторонам колоннаду, в которой поставлены были красивые мраморные изваяния. Среди прекрасных цветников возвышаются три фонтана; два из них еще не украшены фигурами, а третий являет собой изображение Самсона, разрывающего пасть льва. Позолоченная скульптура в блеске струй была прелестна. Я молчала и наслаждалась работой своего воображения: про себя я беседовала с Андреем по-французски, то есть на самом учтивом из всех ведомых мне языков; я обращала его милое внимание на красоты водометов, и вдруг поймала себя на том, что мне хочется слышать его речи, знать его мысли; внезапно это сделалось для меня более занимательным и важным, нежели говорить самой. Но я решительно не хотела воображать, то есть придумывать самой его слова. И, словно бы заменяя его дорогое мне присутствие, вокруг меня сверкали наивной позолотой детски красивые статуи, и в солнце искрились, взлетая, прерывистые струи чистой воды…

Рядом с нами очутились бригадир Швар с женой и двумя дочерьми-подростками. Мы приветствовали друг друга и вместе залюбовались фонтаном. Доктор заметил, что по его сведениям вода в этом фонтане бьет не ниже, чем в Сен-Клу. Бригадир настроен был несколько более практически. Он напомнил, что вода для петергофских затей подводится за восемьдесят верст и берется от дудергофских бумажных и других полезных фабрик. Господин Швар сказал, что это обстоятельство весьма сердит Коммерц-коллегию, однако придворные политики полагают, что удовольствия Ее величества важнее пользы страны. Несмотря на то что бригадир высказывал подобные соображения, понизив сильно голос, мы то и дело оглядывались по сторонам; докторша – серьезно, я – скорее забавляясь. Супруга и дочери Швара отошли поодаль, к двум другим водометам. И тут я вздрогнула, и госпожа Сигезбек, обернувшись в очередной раз, немедленно приметила это и снова взяла меня под руку. Навстречу нам двигались, картинно, как мне показалось, Эрнст Миних и Доротея – под руку. Он улыбался супруге. Я заметила, что у него большие и достаточно крепкие и чистые зубы, которые он выставил напоказ в улыбке деланной.

– А мы потеряли вас! – воскликнула госпожа Сигезбек и, не отпуская моего локтя, отступила на несколько шагов.

– А мы – вас! – любезно откликнулась госпожа Миних.

Госпожа Сигезбек объявила громко, что я устала и потому мы возвращаемся, но…

– …вы можете остаться! Мы не хотим стеснять вас!

– О да, нам лучше остаться, Эрнст! – подхватила Доротея таким преисполненным ненатурального оживления голосом, что возможно было уже явственно расслышать нотки едва ли не отчаянного визга…

О чем они все подумали! То есть о чем подумал каждый из них?..

Чета Минихов прошествовала мимо нас. Я невольно снова вздрогнула и рванулась в сторону. Госпожа Сигезбек сжала мой локоть крепко. Мимо моих глаз неровно проплыло, словно бы опрокидываясь в солнечном воздухе и омрачая его собою, лицо младшего Миниха. И я совершенно ясно расслышала громкий мужской шипящий шепот, обращенный ко мне:

– …Puttana!..[53]53
  Puttana – распутница (по-итальянски).


[Закрыть]

Еще никогда в жизни никто не оскорблял меня. В первое мгновение я просто-напросто растерялась. Отчего он сказал это по-итальянски? И как он мог это сказать мне? За что? За то, что я не поддалась ему? Но тогда я тем более отнюдь не то, чем он полагает меня… Я улыбнулась невольно и потерянно. Минихи отошли на довольное расстояние. И только в эти минуты я поняла, что произошло, как мерзко и подло оскорбили меня! Я была запачкана этим оскорблением, меня словно бы обдали грязью, уличной грязью. Но отчего? Кажется, я понимаю. Он предположил, что я обо всем рассказала тетушке.

* * *

Как описать похоронное настроение, с которым мы воз вращались домой? Я не захотела ужинать и заперлась у себя. Мне пришло на мысль, что ведь и Миних и Андрей женаты. Я разрыдалась. Почему? Потому что ведь это смешно. И потому что я так гадко, хотя и невольно, нечаянно уподобила Андрея человеку столь недостойному…

Госпожа Сигезбек настойчиво стучалась в дверь моей комнаты. Я усилием воли удержала рыдания, отерла глаза плат ком и отворила докторше. Госпожа Сигезбек выглядела расстроенной и озабоченной. Но в то же время она смотрела так участливо, почти жалостливо…

Поместившись подле меня на канапе, госпожа Сигезбек ласково обняла меня и риторически спросила, что же натворил граф. Она видела, как он двинулся следом за мной. Собственно, она уже и догадалась о случившемся. Я немного словно подтвердила ее догадки. Я, в сущности, обмирала от страха: не догадается ли она об Андрее… Она отнюдь не лишена была обычной, свойственной женщинам проницательности и, возможно, и догадалась бы, но ей было не до того. Она слышала, как оскорбил меня младший Миних, и возмутилась, естественно, лишь теперь, задним числом.

– Чего вы опасаетесь? – я пыталась успокоить ее. – Старший граф отнюдь не в милости у Ее величества, да и Бирон не благоволит к нему.

– Это радует, – обронила она. И я подумала, что она не лишена чувства юмора.

– Я так боюсь встретить его во дворце! – призналась я и ожидала уже помощи от моей конфидентки, то есть в некоторой степени конфидентки.

Но она откровенно призналась, что не может успокоить меня.

– Я ничего утешительного не могу сказать тебе, Элена. Будь осмотрительна. Я не полагаю младшего графа столь низменно мстительным. Я даже не полагаю его страстно влюбленным в тебя. Вернее всего, он поддался мгновенному порыву…

– То есть вы полагаете, в меня невозможно влюбиться? – выпалила я не подумав.

– Разумеется, возможно. Но неосмотрительным порывам люди поддаются все же не так часто, а в брак вступают, обдумав предварительно свою дальнейшую жизнь и взвесив так или иначе все грядущие выгоды и возможные несчастья.

– Неужели все осмотрительны до такой степени? – Задавая этот вопрос, я думала о женитьбе Андрея, но мне вовсе не хотелось думать, что он проявил осмотрительность, и еще менее хотелось вообразить его влюбленным в жену…

– Не все, – отвечала докторша. – Но в какой-то степени все.

Но в эту ночь мне так и не удалось уснуть. Из дворца за мной прислали карету. Мне пришлось ехать к принцессе. Сигезбеки и я истолковали сей поздний призыв однозначно: герцогиня Мекленбургская скончалась или близка смерти.

* * *

Меня проводили в покои принцессы. Тетушка сидела перед столиком итальянской работы и раскладывала пасьянс. Ее высочество поместилась на мягком пуфе против своей воспитательницы и совсем по-детски подперла кулачками щеки, упершись локтями в колени. Лицо ее было грустно. Она рассеянно следила, как ложились на столешницу карты французской колоды, но казалось, ее больше занимало причудливое сочетание разложенных карт и видных участков столешницы, на которых возможно было угадать мозаичные изображения пестрых птиц на длинной ветке. Уже в дверях я заметила, что ясные глаза принцессы заплаканы. Горели четыре свечи в серебряных подсвечниках. Тетушка Адеркас что-то тихо приговаривала; должно быть, объясняя принцессе раскладку карт.

Увидев меня, Ее высочество заметно оживилась и поспешно встала. Тетушка подняла голову от карт на мозаичной столешнице. Я приблизилась к принцессе, сделала придворный поклон и смиренно попросила прощения. Принцесса вдруг припала лицом к моей груди. Я решилась обнять ее. Мы про стояли так несколько мгновений. Затем Ее высочество мягко отстранилась и просительно посмотрела на свою воспитательницу. Тетушка кивнула и пошла к двери. Я поняла, что они заранее договорились и тетушка согласилась оставить меня наедине с принцессой на ночь.

Скоро мы очутились перед тем же итальянским столиком и, невольно улыбаясь, смешали карты. Я снова и горячо попросила прощения у Ее высочества за то, что не только не разделяла ее скорби, но даже развлекалась поездкой в Петергоф. Принцесса с милым нетерпением прервала мои покаянные речи.

– Нет, нет, ты вовсе не должна… – заговорила она задушевно.

Я осмелилась перебить Ее высочество новым приступом покаяния. Но заметив, что нетерпение принцессы увеличилось, я замолчала. Она же облегчила свою душу, заговорив о своем дневном посещении герцогини Мекленбургской. Ее пугала увеличивающаяся болезнь матери, но еще более Ее высочество страдала от якобы недостаточной своей любви к матери.

– Прежде… прежде было не так… – Принцесса заплакала, как малый ребенок, прижав ладони к лицу.

Я утешала Ее высочество и заметила осторожно, что ведь это очень нелегко – любить человека, изменившегося так страшно, утратившего разум…

На самом деле разве я знала доподлинно, что герцогиня Мекленбургская утратила разум? Я, конечно же, была неосмотрительна, высказав в качестве данности подобное предположение, но оказалось так, что я лишь облегчила душевные муки принцессы.

– Так страшно! – проговорила она сквозь слезы. – Так страшно!.. Она лежит без языка, она делает под себя. Мне страшно, страшно…

Я как могла утешала Ее высочество. Сейчас две одинокие девушки, ночью, при свете свечей, пламя которых смутно колебалось, мы сделались настолько близки; мы забыли, казалось, о том, что разделяло нас. Я плакала вместе с ней и сбивчиво говорила о своих родителях, ведь я так рано осталась сиротой. Наконец Ее высочество успокоилась.

– Завтра мы не будем учиться, – сказала она. И снова это прозвучало так по-детски.

Она заговорила о том, что императрица желает сменить двух фрейлин из числа тех, что определены к Ее высочеству.

– И кого же назначат ко двору Вашего высочества? – спросила я, радуясь прояснившемуся лицу принцессы.

Она отвечала, что ее заветным желанием было бы приблизить меня еще более и порадовать придворным назначением, но Ее величество нашла мою особу недостаточно знатной для занятия подобной придворной должности. Это было обидно мне, однако же я поспешила заверить Ее высочество, что моя преданность и верность остаются неизменны, а придворная служба никогда не привлекала меня.

– …Единственное мое желание – бескорыстно служить при Вашей особе…

Она обняла меня и поцеловала с нежностью в щеку. Затем сказала, что Ее величество постановила назначить на должности фрейлин принцессы сестер Менгден: Якобину и Юлию. Это назначение никак не могло понравиться мне. Ежедневно видеть младших сестер графини Миних – меня это вовсе не прельщало; у графа будет лишний повод сталкиваться со мной. Я осторожно заметила, что ничего не знаю об указанных девицах, но выбор императрицы, столь заботливой в отношении племянницы, несомненно не может оказаться дурен. Ее высочество легко и чуть разочарованно вздохнула. Я посмотрела ей прямо в глаза, стараясь придать своему взгляду чрезвычайную выразительность, и сказала, что никогда, ни при каких обстоятельствах не покину ее. И все же мне почудилось, будто она по своей ребячливости просто-напросто не поняла, что я не имею ни права, ни возможности выражать неодобрение указам Ее величества.

Спустя два часа нам принесли холодный ужин. Под утро принцесса задремала, у меня уже давно слипались глаза. Я отвела Ее высочество в постель и неумело раздела. Она уснула тотчас. Я, не раздеваясь, прикорнула в ногах постели. Потом тетушка ласково пробудила меня от поверхностного сна и, в свою очередь, увела в свои комнаты, где горничная раздела меня, после чего я уснула уже крепким сном и долго спала, не просыпаясь и без сновидений.

* * *

Карета увезла меня в дом Сигезбеков. Однако ни на следующий день, ни даже спустя неделю я не увиделась с Ее высочеством. Вечером того дня, когда я воротилась после ночи в покоях принцессы, у меня сделался жар, голову разламывало. Господин Сигезбек счел причиной моего недомогания чрезмерную усталость. Госпожа Сигезбек поила меня успокоительным питьем, которое сама готовила, следуя предписаниям мужа. Я провела в постели более десяти дней, причем в первые пять дней меня терзала нервическая горячка, я едва сознавала окружающее. Затем мне полегчало. Когда я, еще слабая, поднялась с постели, оказалось, о моем здоровье тревожились. Присылали узнать обо мне леди Рондо, Швар, Доротея Миних, а также чесальщица пяток Воронихина и ее дочь. Любопытно, что тетушка, перечисляя мне этих печаль ников и печальниц, спокойно и ничего не поясняя, назвала и некую «госпожу Меркурьеву». В первое мгновение я не поняла этой волны, так внезапно накатившей, этого чувства внезапной неприязни. Я не вспомнила, кто же это. Но уже в следующее мгновение сообразила, разумеется. Испугалась ли я? Нет, я не думаю, не верю, чтобы нарумяненная босая жена Андрея догадалась… Должно быть, она просто-напросто щеголяет важным для нее образом возрастной замужней дамы, ей не хочется отставать от матери… Вот уже несколько дней тетушка находилась при мне. Тетушка несколько раз подряд серьезно повторила короткий рассказ о том, как встревожена моей болезнью принцесса. Ее высочество исходатайствовала у императрицы дозволение госпоже Адеркас несколько дней кряду отсутствовать во дворце.

Я приходила в себя после болезни. Из дворца не присылали за мной. Доставлено было краткое письмо, чрезвычайно учтивое французское письмо от Андрея, то есть от «господина Меркурьева»; однако адресовано было письмо не мне, а госпоже Сигезбек; Андрей учтиво просил прощения за испуг, при чиненный мне им нечаянно. Само получение этого скромного краткого учтивого послания поддержало меня удивительно. Я развеселилась. И не сразу приметила, что госпожа Сигезбек почти досадует на мою веселость. Спустя день или два после получения письма господин доктор у себя в кабинете разбирал новоприсланные книги. Иоганн передал мне приглашение в кабинет. Я вязала кружева в гостиной у окна. Было так легко на душе. Господин Сигезбек сказал мне, что очень рад моему выздоровлению и заранее приготовил мне подарок. Я быстро посмотрела на книги, сложенные в беспорядке на столе. Разумеется, внимание мое привлекла толстая «Тайная история любовных приключений Генриха IV». Одно сочинение того же автора, мадемуазель де Ла Форс[54]54
  Шарлотта Комон де ла Форс (1646–1724) – французская писательница и историк.


[Закрыть] – «Тайную историю Марии Бургундской», – я уже пролистала в свое время, улучив минуты, когда господин Сигезбек занят был каким-то ботаническим атласом. Но на этот раз он заметил, куда клонится мое внимание, и шутливо погрозил мне пальцем:

– Нет, нет, Ленхен, тетушка и моя милая жена отнюдь не похвалят меня, если я предоставлю сей фолиант в твое распоряжение. Однако я для тебя приготовил другой подарок. Полагаю, именно этой книге, которую я сейчас намереваюсь подарить тебе, суждено пережить века…

И вот я в полном восторге держу обеими руками «Историю Жиля Блаза из Сантильяны»[55]55
  Автор романа «История Жиля Блаза из Сантильяны» (1715–1735) французский писатель Ален Рене Лесаж (1668–1747).


[Закрыть]. Я вышла из кабинета с книгой в руках, напевая «Прекрасную Алину»[56]56
  «Прекрасная Алина» – ария из оперы Ф. Арайя «Алина и Ленен».


[Закрыть]. В гостиной госпожа докторша прибирала оставленное мною кружево.

– Ах, Элена, Элена, – заговорила она с грустью и досадой, – как мало ты думаешь и заботишься о своей жизни!

Я хотела было взять свое вязанье, чувствуя себя несколько виновной, но госпожа докторша отослала меня движением руки и словами:

– Оставь как есть. Ступай, читай свою никчемную книгу, несомненно не предназначенную для девиц. Доктор делает себе забаву из твоего воспитания, а я тебе не мать…

– Простите, – тихо отозвалась я на эту речь. И приостановилась.

– Не знаю, простишь ли ты в будущем всех нас: меня, господина моего супруга и твою взбалмошную тетушку…

Я удивилась подобной оценке тетушки Адеркас – она никогда не казалась мне взбалмошной.

– Что-то произошло? – спросила я. – Что-то дурное?

Моя кротость явно смягчила госпожу Сигезбек.

– Нет, нет, я просто не в духе. Ноет левый висок. Это к дождю. Ступай к себе.

Я покорно удалилась и уселась за книгу в своей комнате. Спустя несколько минут горничная принесла мне мои кружева.

Изящество и остроумие приключений Жиля Блаза восхитили меня. Побольше бы таких книг, и тогда, возможно, большая часть жизненных неудобств казалась бы сущими мелочами… И если бы еще Андрей прочел эту книгу и мы бы могли говорить… И вдруг это и произойдет когда-нибудь…

* * *

Я читаю, гуляю в саду. Здоровье мое крепнет день ото дня. Из дворца не присылают за мной. Порой задумываюсь, что бы это значило? Герцогиня Мекленбургская жива. Тетушка не приезжает. Госпожа Сигезбек выглядит задумчивой.

Однако со вчерашнего дня я больше не думаю ни о дворце, ни о принцессе, ни о тетушке. Надо бы описать чувства, переживаемые мною, но я не могу. Я даже не представляю, как это возможно: в одно и то же время – и переживать чувства, и описывать их… Но вовсе не писать я не могу. Поэтому сама себе прощаю нынешнюю сухость своего письма.

Итак…

Доктор увидел меня в саду и зовет в оранжерею. Вероятно, какое-нибудь занятное растение. Мне хочется увидеть что-нибудь занятное. В оранжерее на скамье вижу Андрея, он зарисовывает какое-то деревце в горшке.

– …Редкость! – произносит господин Сигезбек. – Бурый папоротник. Он еще будет расти и разрастется, когда я велю высадить его в саду.

– И цвести будет? – спросила я и подумала, не слишком ли просты мои платье и прическа. Я не смела прямо смотреть на Андрея, но почувствовала, что и в домашнем платье кажусь ему красивой.

– Бурый папоротник редко цветет. Цветение его очень привлекательно. Суеверы полагают его цветы колдовскими.

Мы не могли говорить свободно при господине докторе. Приветствовали друг друга даже сдержанно. Некоторое время я смотрела, как он рисовал. Мне показалось, рисунок выражает его настроение. Это настроение нежности.

Я ушла в сад. Он должен пойти за мной. Как может быть иначе! И в этом не будет ничего дурного, если он пойдет в сад. Я не ухожу далеко от оранжереи. Подавляю чувство нетерпения. Он выходит ко мне. Мы пошли рядом. Чувства наши друг к другу серьезны и взаимны. Мне хочется спросить, приехал ли он на Аптекарский остров ради возможной встречи со мной. Он угадывает мои мысли.

– Я приехал в надежде увидеть вас, – произносит он по-французски.

Я не в силах говорить.

– Рисование – лишь предлог, – продолжает он. И также замолкает.

Молча мы бродим среди благоухания растений и жужжания весенних насекомых. Господин Сигезбек приближается к нам и начинает давать пояснения о цветах и травах. Мы не успеваем договориться о новой встрече.

* * *

Как я увижу Андрея? Не стану думать. Я знаю, он сам подумает об этом.

Доротея Миних приехала одна. Мы пили кофе в комнате госпожи докторши. Беседа втроем не клеилась. Госпожа Сигезбек расспрашивала о тетушке Адеркас. Доротея отвечала, что видела ее при дворе:

– Впрочем, госпожа Адеркас теперь более компаньонка, нежели воспитательница Ее высочества.

– Отчего? – спросила я осторожно.

– Сколько возможно учиться?!

Мне почудилось, будто эти деланные слова графиня проговорила с некоторым вызовом. Кому этот вызов предназначен? Едва ли госпоже Сигезбек! Эта последняя снова и деликатно переводит разговор на образ жизни Ее высочества. Доротея пересказывает придворные новости. Оказывается, поиск женихов идет полным ходом. Граф Остерман держит сторону прусского принца. Левенвольде стоит за принца Бевернского. Маньян, секретарь французского посольства утверждает, будто венский двор сватает принцессе принца Карла, брата герцога Лотарингского. Из саксонского посольства распространяются толки о принце Бранденбург-Байрейтском. Но покамест никто из этих возможных женихов не прибыл в Россию. Однако образ жизни Ее высочества уже переменился. Ведь принцесса уже не ребенок, а в самом ближайшем будущем – невеста! Единственное, чего мы так и не добились от графини Миних, – подробности этих перемен…

Я видел, что госпожа Сигезбек колеблется, не зная, как поступить: оставить ли меня наедине с графиней или все же избавить меня от этого явно неприятного мне tête-à-tête[57]57
  tête-à-tête (фр.) – здесь – уединение; обычный перевод: с глазу на глаз.


[Закрыть]. Разговор то и дело замирал. Доротея отвечала невпопад. Все попытки докторши оживить беседу ни к чему не приводили. Я давно уже поняла, как нетерпеливо желает графиня остаться наедине со мной. Но зачем? Она ведь не может знать об Андрее! Кажется, госпожа Сигезбек строит свои предположения. Я быстро и как могу выразительно смотрю на нее. Она, оправдавшись немедленной необходимостью сделать некоторые хозяйственные распоряжения, оставляет нас. С первых слов Доротеи я понимаю, что ей и в голову не может прийти мысль… И никто не подумает об Андрее, никто не угадает…

Как жаль, что графиня относится к разряду женщин бестолковых, многословных и нервических. Сколько времени ушло в нашем разговоре на ее язвительные реплики, выпытывания, нелепые признания! Если судить по ее словам, граф без ума от меня. Но прежде чем это обстоятельство признать, она пыталась упрекать меня в обольщении ее супруга. Наконец слезы навернулись на ее глаза. Она призналась мне в любви к своему графу. Все это было мне докучно. Меня тревожила лишь вероятность навязчивости молодого Миниха. Я сказала ей прямо, что мне были бы неприятны, противны его домогательства.

– Я люблю другого человека!

Не знаю, как вырвалось у меня это признание, крайне обрадовавшее Доротею.

– Стало быть, вы не любите Эрнста?

– Разумеется, нет. – Мой тон был непритворным.

Успокоившись, она попыталась вызнать имя и звание любимого мною.

– Никому не следует знать о нем, – уперлась я. – Это любовь без взаимности. Ему неведомы мои чувства и никогда ведомы не будут.

Она осведомилась, занимает ли этот таинственный незнакомец придворную должность.

– Он – знатная персона, – отвечала я уклончиво, стремясь как возможно более запутать мою собеседницу.

Она принялась уверять меня, что в России это не может представлять важного препятствия…

– …сам Великий Петр…

И я в сотый раз принуждена была выслушать историю брака основателя империи с воспитанницей пастора Глюка. Но это был отличный повод мне для выражения притворной обиды:

– Вы полагаете меня не довольно родовитой? Род Мюнхгаузенов давно известен в германских землях.

Она поспешила рассыпаться в извинениях.

– Оставьте! – отвечала я, изображая отчаяние. – Он не может быть мужем мне. Он женат.

Она не нашлась что ответить, и видно было по ее лицу, как она пытается угадать, кто бы это мог быть.

И тут я поступила неосмотрительно, как это часто со мной случается. Ободренная успехом своей многогранной лжи, я сказала лишнее.

– Он – иностранец, – сказала я и тотчас подосадовала на себя. Графиня заметила мою досаду и лихорадочно угадывала, кого же я люблю столь несчастной любовью.

Она успела узнать так много, и видно, ей не терпелось по делиться узнанным. Однако из учтивости она должна была неким образом закруглить разговор.

– Как все это печально, – проговорила она с участием, несомненно притворным. – Но вы так молоды, Элена, ваши чувства переменятся…

Я молчала, чтобы снова не сболтнуть лишнее. Она протянула руку и потрепала меня по щеке – молодая замужняя дама – юную дурочку.

Не помню, как возвратилась госпожа Сигезбек и о чем происходил дальнейший разговор. Однако уже вечером следующего дня приехала тетушка Адеркас, явно встревоженная; я предполагала, что она останется на ночь, но она рассеянно по целовала меня, заметила мой свежий вид; затем, после долгой беседы взаперти в комнатах госпожи Сигезбек, поспешила отбыть во дворец, не испугавшись путешествия, почти ночного. Впрочем, я и не дождалась ее отъезда, ушла к себе и заснула крепко. А наутро госпожа Сигезбек пришла ко мне, когда я была еще в постели, и принялась встревоженно выпытывать, что означают придворные толки о моей неразделенной любви к испанскому посланнику, герцогу де Лириа[58]58
  Якопо Фитц Джеймс Стюарт, герцог де Лириа-и-Херика (1695–1735) – испанский посол и полномочный министр в России в 1727–1730 годах, автор воспоминаний.


[Закрыть]. Для меня не составило труда понять, кто явился живым источником подобных сплетен. Я, конечно, видала испанского посланника при дворе. Он англичанин, ему почти сорок лет; он действительно красив и все еще строен, но весь вид его выдает изнурение. Ее высочество однажды, когда мы толковали об иноземных послах, отозвалась похвально об уме герцога (со слов императрицы) и сожалела искренне о его болезни. Но теперь я никак не могла вспомнить лицо герцога… Что же я натворила! Теперь этому почтенному, достойному и тяжко больному человеку станут досаждать глупыми сплетнями о моей к нему пристрастности. Между тем у него грудная болезнь – чахотка, а супруга его, я это слышала своими ушами, весьма и весьма почтенная дама… Скверно я поступила…

Госпожа Сигезбек пристально смотрела на меня. Она была обманута явным моим смущением, назвала меня сумасброд кой и вновь и вновь призывала к серьезности. Она поверила всему. Но меня насторожило, когда она обронила уже в двери:

– Могло сделаться и худшее. Я полагала тебя еще более сумасбродной!

Нет, нет, она не могла иметь в виду Андрея.

* * *

Вчера дочитала историю Жиля Блаза. Уже третье мое длинное письмо Карлхену заполнено описанием содержания прелестной книги и моих от нее впечатлений. Завтра буду писать следующее письмо.

* * *

Письмо Карлу отложено. За мной прислали из дворца. Мне чудится, будто я уже давно не видела Андрея, хотя прошло не так много времени после нашей встречи в саду.

В покоях Ее высочества застала я веселое общество, состоявшее из сестер Менгден и Натальи и Прасковьи Ягужинских[59]59
  Наталья и Прасковья Ягужинские – дочери Павла Ивановича Ягужинского (1683–1736), российского политического деятеля и дипломата; в правление Анны Иоанновны – кабинет-министра.


[Закрыть]. Шла веселая игра в фанты. Принцесса показалась мне непривычно оживленною. Мгновенно сделалось жаль прежнюю кроткую и пугливую девочку, ведь я уже успела даже полюбить ее. Но Ее высочество живо обернулась ко мне, побежала резво к двери и кинулась мне на шею, приговаривая взволнованно по-немецки, до чего же она рада моему выздоровлению. Я решилась поцеловать Ее высочество в плечо. Меня приветствовали во все голоса и немедленно усадили и вовлекли в игру, сопровождаемую пением, взрывами смеха и даже танцами посреди комнаты. Тетушка Адеркас поместилась скромно в уголку на кресле и с вязаньем кружева в руках. На столе стояла бутылка сладкого вина, стаканы и блюда разнообразных печений. Я приблизилась к тетушке, наклонилась и обняла ее. Затем уселась на стул, откинувшись на спинку. Принцесса сказала громко, со свойственной ей открытостью, что справлялась о моем здоровье много раз и еще на днях Доротея уверяла, будто я все еще больна, а вчера Доротея сказала, что я совсем поправилась от болезни. Доротея сделала вид, будто не слышит речей Ее высочества, и о чем-то смеялась с сестрой Юлией. Для меня же все мгновенно прояснилось. Доротея не желала моего присутствия в покоях принцессы, опасаясь, как бы я не обольстила окончательно ее Эрнста. Однако оказалось невозможным слишком долго обманывать Ее высочество. Меня трогает эта привязанность принцессы к моей скромной особе. Доротея, однако же, весела. Из общей беседы, то и дело прерывавшейся беззаботным смехом, я узнала, что господин Миних-младший послан на маневры Конногвардейского полка, созданного в правление нынешней императрицы. Доротею поддразнивали отсутствием супруга.