Текст книги "Сефевиды. Иранская шахская династия"

Скорая казнь Хусейн-хана стала грозным предупреждением всей кызылбашской знати, поскольку казненный приходился Тахмаспу двоюродным братом (его матерью была сестра шаха Исмаила I). «Если я не пощадил своего брата и ближайшего советника, то вам и подавно не на что надеяться», – дал понять своим эмирам шах.

Отдельной проблемой Тахмаспа стал его брат Сам-мирза. Некоторые историки считают, будто Хусейн-хан предполагал сделать шахом семнадцатилетнего Сама, а не годовалого Исмаила.

Султан Сулейман в 1533 году победоносно завершил войну в Западной Европе, присоединив к своим владениям новые земли и сделав Габсбургов своими данниками. Теперь настал черед Сефевидского государства, которое для суннитского правителя было кровоточащей занозой в сердце. В 1534 году, когда основные силы кызылбашей выступили против Бухарского ханства, Сулейман вторгся Азербайджан, где на его сторону перешел глава племени текели Улама, сдавший османам без боя столичный Тебриз (это произошло в сентябре 1534 года). Узнав о мятеже в Хорасане, Сулейман объявил Сама своим сыном и пожаловал ему иранские земли, лежавшие к востоку от реки Кызыл-Узен[72]72
  Крупная горная река в Северо-Западном Иране, одна из двух составляющих реки Сефидруд.


[Закрыть]. Ход был сильным, и султан сделал его в нужный момент. Сам-мирза, действуя по принципу «часть лучше, чем ничего», мог принять предложение, и тогда положение шаха Тахмаспа ухудшилось еще сильнее. Нельзя исключить и того, что хорасанский мятеж был намеренно приурочен к османскому вторжению, но будь то единый заговор или удачное стечение обстоятельств, Тахмаспу удалось изменить расклад в свою пользу, несмотря на то что, двинувшись из Азербайджана в Ирак, в ноябре 1534 года Сулейман захватил Багдад.

К слову, из-за близости Тебриза к османской границе шах Тахмасп перенес столицу своего государства в Казвин, несмотря на то что в этом городе пока еще были сильны позиции суннитов. Важную роль в шиитизации Казвина сыграл Ахмад Мунши Куми, автор известного трактата об искусстве каллиграфии и каллиграфах XVI века «Голестан-и Хонар»[73]73
  В русском переводе это произведение известно под названием «Трактат о каллиграфах и художниках».


[Закрыть], хроники «Воплощение истории», а также следующего стихотворения:

 
Сунниты – овцы, шииты – волки,
Иранцам и тюркам ведомы мои мысли.
Сто проклятий суннитам Казвина —
Да падут они на бедных и на богатых,
на больших и на малых.
 

Агзивар-султан и Сам-мирза повели себя странно – вместо того, чтобы идти из Хорасана на запад, навстречу османам, они пошли на восток и осадили Кандагар[74]74
  Город в южном Афганистане.


[Закрыть], бывший тогда под властью Великих Моголов[75]75
  Великие Моголы правили Индией с 1526 по 1858 год. Эта династия ведет свое начало от Тимура и Чингисхана, ее основатель Захир-ад-дин Мухаммад Бабур по отцовской линии был тимуридом, а по материнской – чингизидом. Название «Великие Моголы», придуманное европейцами, получило распространение в мировой историографии.


[Закрыть], союзников Сефевидов. Мотивы такого решения не очень-то понятны, но можно предположить, что мятежники рассчитывали сделать Кандагар своим главным опорным пунктом. Затея не удалась – после восьмимесячной осады они были разбиты. Агзивар-султан попал в плен и был казнен, а Сам-мирза с остатками войска отступил в Табас[76]76
  Город на юге Хоросана.


[Закрыть], откуда написал шаху покаянное послание с выражением своей преданности. Тахмасп отнесся к мятежному брату милостиво, понимая, что тот оказался игрушкой в чужих руках. По традиции за участие в мятежах расплачивались жизнью, но Сам-мирза был изолирован в шахском гареме, где с ним обращались почтительно, в соответствии с его саном, но никаких связей с внешним миром мирза не имел. История Сам-мирзы не окончена, мы к ней еще вернемся, но пока что о нем можно забыть точно так же, как забыл о нем его «названный отец» султан Сулейман.

Османский султан представлял собой гораздо бо́льшую угрозу, нежели шейбанидский хан Убайдулла, поэтому Тахмаспу пришлось перебросить основные силы на запад. Решающее сражение состоялось близ города Дарджазина (ныне это Корве-йе-Дарджазин[77]77
  Город на северо-востоке области Хамадан.


[Закрыть] – два города слились в один). Османское войско имело численный перевес и победу при Чалдыране в своем активе, но победу в сражении определили моральный дух кызылбашей и их высокое воинское искусство. Традиционно применявшаяся кызылбашами тактика выжженой земли вынудила Сулеймана уйти обратно, оставив шаху почти все отнятые у него земли. Счет в сефевидско-османском противоборстве стал равным: «один – один». Даже можно дать Сефевидам два очка вместо одного, потому что отступление султанского войска оказалось весьма неспокойным – его постоянно «пинали в спину» кызылбаши. После европейских побед восточное поражение оказалось особенного горьким для султана, но ему пришлось с этим смириться. Разумеется, было ясно, что султан вскоре попытается взять реванш, так что шаху не стоило расслабляться. На восточных рубежах тоже сохранялась напряженности – Убайдулла-хан не прекращал вторгаться в Хорасан вплоть до своей смерти, наступившей в 1540 году, при этом каждое его вторжение было не просто набегом, а попыткой «восстановить справедливость», переведя Хорасан под свою руку. Вскоре после смерти Убайдуллы-хана в государстве Шейбанидов возникло двоевластие, продолжавшееся около полутора десятков лет и пригасившее на время завоевательные амбиции.

Передышку на западе и востоке Тахмасп использовал для действий на севере – шах не только отбивался от врагов, но и пытался расширять пределы своего государства, а любая экспансия свидетельствует о стабильной обстановке в государстве и хорошо наполненной казне. Иначе говоря, последствия османского нашествия были быстро ликвидированы, и никто из эмиров больше не создавал шаху проблем. В 1538 году к сефевидскому государству был присоединен Ширван, а в 1541 году двадцатисемилетний Тахмасп предпринял поход против Картлийского грузинского царства[78]78
  Картлийское царство существовало в Восточной Грузии с 1490 по 1762 год. Картлийское и Кахетинское царства образовались в результате распада единого Грузинского царства.


[Закрыть]. Оба грузинских царства в сефевидских источниках назывались общим термином «Гюрджистан» («Грузия») и делать выводы о том, с каким именно царством шла война – с Кахетинским или Картлийским, можно только на основании имен правителей или названий крупных городов. О том, что поход 1541 года был предпринят против Картлийского царства, свидетельствует продвижение кызылбашских войск к Тифлису, столице картлийского царя Луарсаба. Война с грузинами носила характер священного газавата[79]79
  Газават (джихад) – священная война против неверных с целью распространения ислама.


[Закрыть] и потому в глазах кызылбашей стояла выше войны с «еретиками»-суннитами, а самому Тахмаспу создавала репутацию защитника праведной веры. Кроме того, каждая победа повышала авторитет шаха среди кызылбашей. Поход на Картли оказался удачным. Самому Луарсабу удалось укрыться в Южной Грузии, но его царство подверглось разорению, и спастись от кызылбашских сабель удавалось лишь тем, кто принимал ислам. Правда, присоединить Картлийское царство к своим владениям шаху не удалось (скорее всего не хотелось отвлекать крупные силы для поддержания порядка в этой потенциально мятежной области), но богатая добыча с лихвой оправдала понесенные расходы.

Неприятным сюрпризом для Тахмаспа стал мятеж, поднятый в 1547 году его младшим братом Алкас-мирзой. После присоединения Ширвана Тахмасп назначил Алкас-мирзу беклярбеком этой области, что свидетельствовало о доверии, испытываемом шахом к брату, ведь править только что захваченными областями поручают наиболее доверенным людям. Алкас-мирзе на тот момент было немногим за двадцать (точная дата его рождения неизвестна).

Ширванской знати хотелось вернуть утраченную самостоятельность, а Алкас-мирзе хотелось править без оглядки на старшего брата. Два этих желания, слившись воедино, породили мятеж, целью которого было отторжение Ширвана от империи Сефевидов. Дело не дошло до войны, благодаря стараниям кызылбашской знати, которой удалось помирить братьев. Алкас-мирза покаялся и остался на своей должности, а наказанием для него стали дополнительные повинности, денежные и воинские. Можно сказать, что мирза отделался легким испугом, но недаром же говорится, что слабое наказание не способствует вразумлению. В скором времени, воспользовавшись тем, что порядок в государстве был ослаблен вследствие войны, разгоревшейся между племенами афшар и зулькадар, Алгас-мирза взбунтовался снова, причем на сей раз дошло до чеканки монеты с собственным именем и поминания себя в хутбе[80]80
  Два этих обстоятельства равнялись официальному провозглашению собственной независимости.


[Закрыть]. На сей раз Тахмасп отправил в Ширван войско, которое разгромило сторонников Алкас-мирзы, но самому ему удалось бежать кружным путем (через Кавказ и Крым) к султану Сулейману. Мятежный мирза сумел создать у султана ложное впечатление о своей популярности среди кызылбашской знати. Сулейман повелся и предпринял новое вторжение в государство Сефевидов, понадеявшись на то, что в этот раз ему удастся заменить шаха Тахмаспа на Алкаса-мирзу, который был готов признать себя османским вассалом. Перспективы у Алкаса были хорошие, поскольку султану-сунниту было проще подчинить шиитский Иран через лояльного представителя сефевидской династии, чем устанавливать там шаткое прямое правление, против которого непримиримые шииты то и дело поднимали бы восстания. Но султан проявил легкомыслие дважды – поверив Алкасу-мирзе и недооценив возросшую мощь кызылбашского войска. Очередной восточный поход, начавшийся в 1548 году, оказался для османов неудачным. Тебриз им захватить не удалось, взятый ценой больших усилий Исфахан вскоре пришлось оставить, а кызылбашские эмиры не спешили переходить на сторону Алкас-мирзы. Годом позже Алкас-мирза, командовавший частью османских войск, потерпел поражение от своего младшего брата Бахрам-мирзы и был вынужден сдаться ему. Тахмаспа приказал заточить Алкас-мирзу в хорошо укрепленной крепости Кахгахе близ Калейбара[81]81
  Город на северо-западе Ирана в провинции Восточный Азербайджан.


[Закрыть]. Заключение было всего лишь отсрочкой смертной казни – шах явно хотел получить от брата сведения, касавшиеся обстановки в Османской империи, а заодно и вызнать имена его скрытых сторонников. В апреле 1550 года Алкас-мирза был сброшен с крепостной стены.

Упомянутая выше Мехинбану-султан делала все возможное для поддержания мира между своими братьями. В частности, она помогла оправдаться Бахрам-мирзе, когда того ложно обвинили в измене, и уберегла Алкас-мирзу от публичного позора – Тахмасп приказал одеть мятежного брата в шутовской наряд, усадить на низкорослую лошадь и явить в таком виде на публике, но Мехинбану-султан отговорила шаха от подобного намерения, напомнив, что поношение одного из потомков шейха Сефи ад-дина падет тенью на весь его род.

Трудно судить о людях спустя века, да еще и на основании скудных сведений, но можно с уверенностью сказать, что Алкас-мирза был крайне вероломным человеком, истинным воплощением Заххака[82]82
  Заххаком в иранской мифологии зовется трехглавый змеиный царь, слуга бога зла и тьмы Аримана. В «Шах-наме» есть персонаж с таким именем, деспотический правитель, который по наущению Иблиса (Сатаны) убил собственного отца, чтобы завладеть престолом. («Заххака власть над миром утвердилась, ^{тысячелетье} царствованье длилось, мир под его ярмом стремился вспять, и годы было тяжело считать. Деянья мудрецов оделись мглою, безумных воля правила землею»). Скорее всего, автор имеет в виду Заххака из «Шах-наме».


[Закрыть]. Получив прощение от старшего брата, он вместо благодарности предпринял новый мятеж, обернувшийся предательским переходом на сторону османского султана. А в 1548 году, во время нападения на Хамадан, Алкас-мирза захватил в плен семью Бахрам-мирзы и отправил ее в Багдад, находившийся под османской властью. Бахрам-мирзе так и не удалось воссоединиться с семьей. Он скончался в октябре 1549 года, вскоре после пленения Алкас-мирзы, то ли от болезни, то ли от передозировки опиума, к которому имел пристрастие, а его родные получили свободу и смогли вернуться в Иран годом позже.

К тому времени, как Алкас-мирза поднял свой первый мятеж, Сам-мирза уже десятый год правил Ардебилем и присматривал за родовой усыпальницей Сефевидов. Решение Тахмаспа назначить Сама в Ардебиль было хорошо продуманным: с одной стороны, шах явил милость к раскаявшемуся брату, ведь тот, кто не проявляет милосердия, сам не будет помилован, а с другой стороны, в Ардебиле, этом исконном сефевидском оплоте, при всем огромном желании невозможно было поднять мятеж против шахской власти – легче сорвать с неба луну и утопить ее в море.

Что же касается походов на Грузию, то второй из них был предпринят в конце 1547 года, в промежутке между первым и вторым мятежами Алкас-мирзы. На этот раз разорению подверглась Кахетия, правитель которой Леван считался у шаха ненадежным вассалом, нуждающимся во вразумлении. Всего же при Тахмаспе состоялось шесть грузинских походов, последний из которых имел место в 1566 году, за десять лет до смерти шаха. Наиболее продолжительным стал четвертый поход, начавшийся в 1554 году, сразу же после отражения очередного османского нашествия, и окончившийся в 1557 году. Собственно, все эти грузинские кампании были частью единой ирано-грузинской войны. В промежутках между походами напряженность не затихала, просто боевые действия принимали менее интенсивный характер приграничных стычек и партизанских нападений на иранские гарнизоны.

В 1551 году шах Тахмасп укрепил свои позиции в Закавказье, покорив Шекинское ханство, лежавшее к северу от Ширвана. Последний правитель Шеки Дервиш Мухаммед-хан был не самым лучшим вассалом, несмотря на родство с шахом (он был женат на одной из сестер Тахмаспа, правда, та умерла еще в 1543 году), потому Тахмасп предпочел установить в Шеки свое прямое правление. Дервиш Мухаммед-хан ожесточенно сопротивлялся, но его войско было разбито, а сам он погиб в бою.

По мирному договору, который султан и шах подписали в мае 1555 года в городе Амасье[83]83
  Город и область на севере современной Турции.


[Закрыть], под османскую руку отходили все сефевидские владения в Восточной Анатолии, а также Западная Грузия и Ирак с Багдадом. Не спешите хвататься за голову и восклицать: «Какой позор!». Амасийский договор стал итогом четвертого и последнего вторжения султана Сулеймана в пределы Сефевидского государства. Каждое из этих вторжений, отражаемых буквально на пределе возможностей, могло стать фатальным для Тахмаспа, но шах всякий раз оказывал успешное противостояние, имея в своем распоряжении гораздо меньшие силы (да и ресурсов у него было куда меньше, чем у Сулеймана). Наиболее успешным стало противостояние во время последнего вторжения, предпринятого Сулейманом в 1553 году – на фоне постоянных небольших, но при этом весьма болезненных ударов кызылбаши сумели нанести османам несколько крупных поражений. Западные и турецкие историки имеют привычку восхищаться стратегическим даром Сулеймана Справедливого, но скажем честно – шах Тахмасп не раз переигрывал султана с меньшим количеством воинов.

Амасийский мир был не позорным, а крайне выгодным для Тахмаспа. В обмен на прочный мир шах отдавал султану непокорную Западную Грузию, которая была скорее проблемой, нежели приобретением, малоценные в стратегическом плане восточноанатолийские владения и населенный арабами слабо лояльный Ирак. Выражаясь медицинским языком, шах отрубил пальцы, которые были затронуты гангреной, чтобы спасти «руку» – государство, созданное его отцом. Вдобавок к миру, османы перестали обвинять сефевидов в ереси, а те, в свою очередь, признали османов покровителями священных городов Мекки и Медины. Худой мир всегда лучше доброй ссоры, и шах Тахмасп прекрасно это понимал. Кроме того, не нужно упускать из виду еще одно важное обстоятельство – усиление западных рубежей при ограниченных ресурсах означало ослабление восточных, и вместо малоприбыльной Восточной Анатолии шах рисковал бы потерять плодородный Хорасан, на который продолжали зариться и после смерти Убайдуллы-хана.

Своеобразным «противовесом» по отношению к Шейбанидам выступали Захир-ад-дин Мухаммед Бабур, создавший в Индии свое государство, известное как Империя Великих Моголов, и его потомки. Состоя с Шейбанидами в родстве, Бабур был их непримиримым врагом по причине пересекающихся интересов и в этом качестве стал союзником сефевидского престола. Когда сына и преемника Бабура Хумаюна сверг военачальник Шер-хан, Тахмасп дал ему пристанище и помог вернуть престол, правда, для этого Хумаюну пришлось перейти из суннизма в шиизм. Хумаюн утвердил свою власть над Индией в 1555 году, то есть шах Тахмасп, практически одновременно, заключил мирный договор с султаном Сулейманом и заполучил (точнее – восстановил в правах) сильного союзника на востоке.

«Это был великий правитель, не уступавший в доблести и мудрости своему отцу, – писал о шахе Тахмаспе один из его современников. – Там, где можно было прийти и взять, он приходил и брал, а там, где нужно было договориться, предпочитал договариваться».

1555 год, ставший тридцать первым годом пребывания Тахмаспа на шахском престоле, можно считать рубежом подведения предварительных итогов его правления. Тахмасп смог сохранить и укрепить полученное от отца государство, несмотря на внутренние распри, предательство братьев и натиск внешних врагов. Из практически безнадежного положение Сефевидского государства сделалось надежным, прочным. К тому же пример

Тахмаспа показал его потомкам, что больших успехов можно добиваться и с малыми силами, если применять верную тактику и умело использовать обстоятельства.

Заключенный с Сулейманом мир сохранялся в нерушимости до конца правления Тахмаспа, а на османском престоле за это время дважды сменились правители – в 1566 году султаном стал сын Сулеймана Селим (II), которого в 1574 году сменил его сын Мурад (III). Впрочем, ни сын, ни внук, в отличие от своего блистательного деда, делами правления не занимались, предпочитая им развлечения, с той лишь разницей, что Селим отдавал предпочтение вину, а Мурад – гаремным утехам. Реальная власть при Селиме и в начале правления Мурада принадлежала великому визирю Мехмед-паше Соколлу, боснийскому сербу, начавшему карьеру в корпусе янычар. Мехмед-паша, по праву считающийся одним из наиболее выдающихся государственных деятелей османской эпохи, мудро предпочитал поддерживать хорошие отношения с шахом.

Образно говоря, шах Исмаил породил государство, а шах Тахмасп его выпестовал. Преемнику Тахмаспа полагалось явить миру мощь Сефевидов во всем ее блеске… Эх, если бы можно было передать власть сразу внуку Тахмаспа, минуя двух его сыновей, оказавшихся никуда не годными правителями! Впрочем, не будем забегать вперед, всему свое время.

Шахский чиновник Будак Казвини в своих «Перлах известий» описывает шаха Тахмасиба как мудрого и справедливого правителя… Впрочем, современники обычно писали о правителях только хорошее, поскольку никому не хотелось расплачиваться жизнью за свою объективность, а лестные слова могли обернуться различными благами. Но важно обращать внимание на детали, которые могут рассказать гораздо больше, чем восхваления. Так, например, Будак пишет, что каждый день недели был отведен у шаха для определенных дел, и сразу становится ясно, что шах был организованным, дисциплинированным человеком и, скорее всего, хорошим администратором. Кроме того, в «Перлах известий» сообщается, что Тахмасп собственноручно вносил правки в черновики посланий, отправлявшихся правителям других стран, иначе говоря – контролировал дипломатический процесс. А вот то, что шах помнил имена и обстоятельства жизни всех своих чиновников и стражников, вызывает некоторые сомнения, ведь речь идет о нескольких тысячах человек. Также с трудом верится в то, что шахские наместники могли увольняться по единичным жалобам простых людей. «Стоило только кому-то из подданных, пусть и не имеющему заслуг и званий, подать ко двору жалобу на правителя, как тот увольнялся после разбора жалобы», – пишет Будак, подчеркивая великую справедливость Тахмаспа, но вряд ли так было на самом деле.

Сведения, сообщаемые Будаком Казвини, во многом перекликаются с тем, что пишет в «Лучшей из летописей» Хасан-бек Румлу: «Шах Тахмасп… с утра до вечера занимался государственными делами и вникал во все обстоятельства, так что векили и везиры без его дозволения не могли выдать никому даже фельса»[84]84
  Фельс – мелкая медная монета, появившаяся в VII веке в Омейядском халифате.


[Закрыть]. Подозрительность Тахмаспа, о которой упоминает Хасан-бек, легко объяснима – как не стать подозрительным, если тобой пытаются манипулировать эмиры, а родные братья предают тебя? И то, что Тахмасп предпочитал принимать пищу в уединении, тоже вполне объяснимо: чем меньше вокруг народу, тем меньше шансов быть отравленным. «Воины шаха, – пишет Хасан-бек, – были настолько преданы ему, что ни один из них не жаловался на то, что на протяжении четырнадцати лет не получал выплат из казны». Преданность кызылбашей заслуживает всяческих похвал, но для нас бо́льший интерес представляет подтверждение того, насколько плохо обстояло дело с деньгами у Тахмаспа – шах сам контролировал расходы и по многу лет не выплачивал жалованья своим воинам (впрочем, военной добычи их никто не лишал). Некоторые иностранцы, например венецианский посол Винченцо Алессандри, упрекали шаха в скупости, но надо же понимать, откуда происходило бережное отношение к деньгам. Воспоминания Алессандри не дают достоверных сведений о характере шаха Тахмпаспа, поскольку отношения Венеции с государством Сефевидов складывались непросто, и это не могло не отразиться на впечатлениях посла – в 1539 году Венеция предложила шаху заключить союз против османов, но послы еще не успели вернуться домой, как Венеция подписала мирный договор с султаном Сулейманом, и такое поведение было истолковано Тахмаспом как непорядочное, даже вероломное. Алессандри прибыл к шахскому двору в 1571 году, когда венецианский дож[85]85
  Дож – титул выборного главы Венецианской республики с VIII по XVIII век.


[Закрыть] Альвизе Мочениго, перед лицом новой войны с османами, решил заручиться поддержкой Тахмаспа. Разумеется, при шахском дворе венецианский посол был принят весьма прохладно… Однако тем не менее наряду с не слишком лестными характеристиками, Алессандри отмечает великое почтение, которое испытывали к шаху его подданные: «Благоволение и любовь народа по отношению к правителю невероятны, поскольку его почитают не как правителя, а как бога по причине его принадлежности к роду Али, которого все безмерно почитают». Внешность Тахмаспа, возраст которого близился к шестидесяти годам, посол описывает следующим образом: «Он среднего роста, с правильными чертами угрюмого лица, толстыми губами и седой бородой». А вот Хасан-бек Румлу пишет, что Тахмасп был высоким… Впрочем, людям свойственно судить о росте окружающих, сравнивая его со своим.

И раз уж мы вспомнили о венецианском после, то давайте на его примере рассмотрим, как вершились дипломатические дела в правление шаха Тахмаспа. 17 июля 1571 года Винченцо Алессандри прибыл в Тебриз, где узнал, что шах Тахмасп находится в Казвине. Путешествовал синьор Алессандри весьма неторопливо, поскольку в Казвин он прибыл только 14 августа[86]86
  Расстояние по прямой между Тебризом и Казвином составляет менее четырехсот километров.


[Закрыть]. Будучи уполномоченным послом иностранного государства, он тем не менее не мог явиться к шахскому двору без протекции, которую ему оказали случайно встреченные в Казвине английские торговцы. С их помощью Алессандри был принят шахским сыном Хейдар-мирзой, которому передал письмо венецианского правительства к шаху. Днем позже состоялась аудиенция у шаха, который пообещал дать ответ через некоторое время, необходимое для размышления. Своим приближенным Тахмасп приказал устроить Алессандри и его спутников со всеми удобствами и выделить им из казны средства на повседневные расходы. Алессандри характеризует назначенное шахом содержание как щедрое, что идет вразрез с его же упоминаниями о скупости Тахмаспа («Все, что ему [Тахмаспу] преподносят, он принимает, даже если подношение того не стоит, но в ответ ничего не дает. Этот падишах продает жемчужины и совершает другие сделки, подобно скупому и хитрому торговцу»). Винченцо Алессандри пробыл в Казвине три месяца, но был вынужден покинуть его 12 ноября 1571 года, так и не дождавшись ответа от шаха. Поверхностно мыслящие историки видят в этом нерешительность стареющего правителя, но на самом деле шах просто хотел преподать урок венецианцам, к которым начисто утратил доверие после того, что произошло в 1539 году. Говорить о том, что шах совершил оплошность, не присоединившись к очередному европейскому антиосманскому союзу, тоже не следует – после 1539 года Тахмасп прекрасно понимал, чего стоят европейские «союзники», а для его государства прочный мир с османами был благом, которым явно не стоило жертвовать ради призрачных выгод.

Упомянутый выше Хейдар-мирза был третьим сыном шаха и, по свидетельству современников, пользовался большим доверием отца, поскольку всегда и во всем поступал с его одобрения. Самый старший из сыновей Тахмаспа Мухаммед-мирза, он же – Мухаммед Худабенде[87]87
  «Раб Божий».


[Закрыть] не отличался ни крепким здоровьем, ни твердостью характера, да вдобавок имел плохое зрение, можно сказать – был почти слеп, и потому не мог претендовать на престол. Второй сын шаха, Исмаил-мирза, о котором будет подробно рассказано в следующей главе, с 1556 года пребывал в крепости Кахгахе, куда он был заключен по приказу отца. К слову, в эту «темницу для сиятельных» в 1562 году попал брат Тахмаспа Сам-мирза, по каким-то причинам утративший доверие шаха, и здесь же он был казнен в конце 1567 года вместе с некоторыми представителями рода Сефевидов.

При таком раскладе у Хейдара-мирзы были все основания для того, чтобы считать себя наследником престола.

Придворный сефевидский историк Искендер Мунши, служивший шахам Мухаммеду Худабенде и Аббасу Великому, в своей «Аббасовой мироукрашающей истории» подробно описывает борьбу, разгоревшуюся в придворных кругах в 1575 году, когда шестидесятиоднолетний Тахмасп тяжело заболел и казалось, что дни его сочтены. Большая часть сефевидской знати хотела видеть на шахском престоле томившегося в заключении Исмаила-мирзу. Его сторонниками были предводители афшар, румлу, варсак, туркман, баят и ряда других племен, а также любимая дочь шаха Перихан-ханум, которую Тахмасп допускал к участию в совещаниях с высшими сановниками государства. Кандидатуру Хейдар-мирзы поддерживали эмиры племени устаджлу, занимавшие важные должности, предводитель племени карадаглы Фаррухзад-бек, а также большинство шейхавендов (так назывались потомки боковых ветвей рода Сефевидов). Противостояние могло запросто вылиться в гражданскую войну, но Тахмасп неожиданно пошел на поправку, и страсти на время утихли.

Надо понимать, что распределение сторонников не сильно зависело от личных качеств кандидатов. Придворные интриги – дело тонкое, интересы многократно переплетаются, многое остается в тени, но выбор позиции обычно осуществляется исходя из личных интересов, а не каких-то высших соображений. Короче говоря, на первом месте стоит вопрос: «Кто выгоднее?», а не «Кто лучше?». Хейдар-мирза во всем старался подражать своему отцу, а шах Тахмасп был весьма суровым и жестким правителем, сильно ограничившим свободу высшей знати. Кроме того, Хейдар-мирза был администратором, а Исмаил-мирза – воином, успешно участвовавшим в кампаниях отца, так что с ним можно было надеяться на регулярное получение военной добычи. Если «людям пера» хотелось спокойной мирной жизни, то «люди меча» связывали свое благосостояние с войной. Никогда не задумывались о том, почему, несмотря на силу кочевников и их длительное господство, в конечном итоге миром стали править оседлые жители? Ответ прост – потому что создавать перспективнее, нежели грабить.

Что же касается эмиров устаджлу, то они поддерживали Хейдар-мирзу, поскольку занимали высшие должности и потому были заинтересованы в стабильности ради сохранения своего влияния. Если бы правой рукой шаха Тахмаспа был бы Исмаил-мирза, то эмиры устаджлу поддерживали бы его, а все те, кому перемены обещали возвышение, стали бы сторонниками Хейдар-мирзы.

Показательно, что при всей неприязни, испытываемой к Исмаилу, Тахмасп позаботился о том, чтобы узнику не причинил зла комендант крепости Кахгахе Халифа Ансар, состоявший в родстве с Фаррухзад-беком. Проблема была решена в типичном для того периода стиле «уравновешивания»: шах не стал смещать Халифу Ансара, а отправил в Кахгахе отряд курчиев (конных лучников) из племени афшар, поддерживавшего Исмаила-мирзу. Курчиям было приказано охранять узника – следить не только за тем, чтобы он не сбежал, но и за тем, чтобы никто не причинил бы ему зла. Заодно Тахмасп отдалил от двора нескольких наиболее видных эмиров устаджлу – кому дал должность в провинции, кого-то услал с длительным поручением. Но при этом Исмаил-мирза продолжал оставаться в заключении, так что нельзя сказать, что Тахмасп собирался сделать его своим преемником. Скорее всего, шах стремился поддерживать неопределенность в вопросе выбора преемника и потому не хотел, чтобы Хейдар-мирза получил абсолютное преимущество, ведь его старший брат Мухаммед Худабенде не рассматривался всерьез в качестве потенциального преемника отца. Зачем Тахмаспу была нужна неопределенность? Затем, что взрослый наследник престола становился потенциально опасным для отца, скорее всего именно поэтому Тахмасп откладывал назначение преемника до своих последних дней и так и не успел этого сделать.

В начале мая 1576 года болезнь Тахмаспа снова обострилась, правда, придворные лекари поначалу считали состояние шаха неопасным. Однако в ночь на 25 мая у шаха резко поднялась температура и появилась выраженная слабость. В полночь шах приказал детям, женам и придворным удалиться, но тем не менее Хейдар-мирза остался при отце – то ли с его дозволения, то ли по собственной инициативе. Некоторые историки пишут, что инициатива принадлежала матери Хейдара грузинке Султанзаде-ханум. «Этой ночью твоего отца не станет, – сказала сыну мать, – и ты должен быть при нем, чтобы сразу же надеть на голову отцовский тадж и опоясать себя его мечом. Пребывая во дворце, возле казны и арсенала, ты сможешь обеспечить себе власть с помощью золота и оружия, а когда дело будет сделано, твоему брату и его сторонникам останется только смириться с этим».

Также есть сведения о том, что утром 25 мая, после того как шах Тахмасп покинул этот мир, Хейдар-мирза показал придворным завещание, согласно которому он назначался преемником, но завещание было сочтено подложным.

Можно с уверенностью предположить, что если бы Тахмасп знал, что грядущий восход солнца станет для него последним, то, скорее всего, назначил бы преемника, дабы избежать смуты в государстве. Но шах однажды уже пошел на поправку после того, как стоял на пороге смерти, и, скорее всего, надеялся поправиться и на этот раз, но этим надеждам не суждено было сбыться.

Шах Тахмасп I прожил шестьдесят два года, пятьдесят два из которых провел на престоле. Он показал себя достойным сыном своего отца и мудрым правителем.

В память о шахе Тахмаспе осталось его тезкире[88]88
  Тезкире (тазкире) (в переводе с арабского – «поминание») – восточный биографически-мемуарный жанр.


[Закрыть], авторство которого является предметом дискуссий – одни историки считают автором тезкире самого Тахмаспа, а другие с этим мнением не согласны. Но, вне зависимости от того, является ли тезкире мемуарами шаха или же протоколом его бесед с османскими послами, оно представляет большой научный интерес, несмотря на то что значительную его часть составляют пересказанные сны шаха. Многое из тезкире было пересказано выше, а сейчас, прощаясь с шахом Тахмаспом, нам следует уделить немного внимания его стихам, ведь шах, подобно своему отцу, был поэтом, и весьма неплохим. Судите сами:

 
Если каждый мой волос превратится в язык,
То станет Тебя восхвалять.
Но я пока пребываю во сне, ведь нет у меня языка,
Из многих благодарностей Тебе я не произнес и одной.
 

* * *

 
Увлекались мы немного изумрудом,
Запятнали себя влажным яхонтом.
Какой только грязи не было на нас.
Но омывшись водой раскаяния,
мы обрели спокойствие.
 

Под «изумрудом» здесь подразумевается гашиш, а под «влажным яхонтом» – вино, которое, несмотря на всю свою греховность, употреблялось при сефевидском дворе (впрочем, и при османском тоже – султана Селима II даже прозвали Селимом Пьяницей).