Текст книги "Шакалы из Лэнгли"

Тщательно обследуя каждый сантиметр на полу, Салам, наконец, нашел вещицу, которая могла иметь отношение к убийству. Это была пуговица, скорее всего, от мужской рубашки, которая лежала в углу салона, прямо под тем местом, где мог сидеть вероятный преступник. Причем это была не совсем обычная пуговица, во всяком случае, Салам никогда таких не видел: она была квадратной, с ромбовидными краями. Будучи синего цвета, она сливалась с темным ковриком на полу салона, поэтому вчера и не привлекла к себе его внимания. Повертев находку в руках, Салам заметил на ее краях какую-то надпись. Вооружившись лупой, инспектор прочитал логотип фирмы-изготовителя – «Beau France». Даже с помощью своего плохого французского инспектор сумел перевести это название – «Красивая Франция».

«Судя по всему, рубашка, от которой оторвалась эта пуговица, фирменная и достаточно дорогая. В моем гардеробе подобных нет. Она вполне могла оторваться от рубашки убийцы, когда он хватал Фахми за горло. Впрочем, она с таким же успехом могла принадлежать и последнему», – и Салам потянулся к мобильнику, висевшему у него на поясе, чтобы проверить свою догадку. Но в следующую секунду вспомнил, что номера домашнего телефона убитого охранника у него в мобильнике нет – он записан на стикере, приклеенном к монитору на его рабочем столе. Пришлось закрывать «Рено» и идти на свое рабочее место.

На удачу, жена Исмаила Фахми оказалась в этот час дома. Представившись и выразив еще раз ей свои соболезнования по поводу гибели мужа, Салам спросил женщину:

– У вашего супруга была рубашка фирмы «Красивая Франция»? У нее еще такие оригинальные пуговицы с ромбовидными краями?

– Нет, таких рубашек у него никогда не было.

– Может быть, их носит кто-то из ваших родственников?

– Я таких не знаю. У нашей родни нет таких денег, чтобы покупать настолько дорогую одежду.

«Она права: рубашки этой фирмы стоят достаточно дорого по нашим меркам – порядка 200 долларов, что равняется 1 200 наших фунтов, – кладя трубку на аппарат, подумал Салам. – Выходит, эта пуговица не от рубашки убитого или кого-то из его родни. Но и сказать однозначно, что она оторвалась от одежды преступника тоже нельзя – вдруг ее потерял кто-то из случайных попутчиков. Но последних найти вряд ли реально, а вот преступника – дело вполне выполнимое. И помочь мне в этом сможет не кто иной, как покойный Фахми. Вернее, не он, а система видеонаблюдения, за которой он столько лет трудился. Правда, на это придется затратить уйму времени, но разве меня это когда-нибудь останавливало?»

Инспектор включил компьютер на своем рабочем столе и набрал в Интернете название искомой фирмы – «Beau France». И уже спустя несколько минут выяснил, что в Каире есть пять магазинов, где торгуют рубашками данной фирмы. Записав их адреса, Салам сел в автомобиль и отправился в тот магазин, который располагался ближе всего к их полицейскому управлению.

Когда инспектор вошел в магазин, там было безлюдно. К нему тут же подошла молодая женщина-продавец, которая, расплываясь в улыбке, спросила:

– Вам помочь?

– Да, только я пришел сюда не за покупками, – и Салам показал продавщице свое служебное удостоверение.

Улыбка тут же исчезла с губ женщины, и ее лицо приняло серьезное выражение. Но в глазах сквозило откровенное любопытство. И Салам постарался поскорее его удовлетворить. Достав из кармана пуговицу, он протянул ее продавцу:

– Меня интересует фасон рубашки, с которой оторвалась эта безделица.

Женщине хватило одного взгляда на пуговицу:

– У нас есть такие рубашки – вот они, – и она указала рукой на ближайший ряд, где на вешалках висело несколько рубашек с короткими рукавами.

Салам подошел к ним и собственными глазами убедился в том, что на них красуются пуговицы, идентичные той, что покоилась сейчас в его руке. Рубашки представляли собой изделия из высококачественного стопроцентного мерсеризованного хлопка, стиль – Casual, цвет – светлый в синюю полоску.

– Значит, эта пуговица могла принадлежать рубашке только такого цвета и фасона и никакой другой? – озадачил новым вопросом продавца инспектор.

– Только такой, – и на лицо женщины вновь вернулась улыбка.

– А у вас, случайно, нет буклета, на котором была бы запечатлена точно такая же рубашка?

Не говоря ни слова, продавец подошла к журнальному столику, стоявшему у окна, и взяла оттуда искомый буклет. И с той же улыбкой на лице протянула его инспектору.

Следующим пунктом в маршруте сыщика был отель «Найл Хилтон». И первым, кого он там навестил, был начальник охраны Рашид аль-Сайед.

– Мне необходимо взглянуть на записи видеонаблюдения, которые велись вашими камерами в коридорах отеля. Время записей – вечер накануне гибели вашего охранника.

Услышав эту просьбу, начальник охраны искренне удивился:

– Что вы хотите там обнаружить?

– Разве я обязан вам отвечать, уважаемый? Я просто выполняю свою работу, как и вы свою.

– Ну хорошо, я вовсе не хочу препятствовать вашей служебной деятельности.

И они вдвоем отправились в операторскую. Там начальник охраны приказал одному из своих охранников сопроводить старшего инспектора в видеорегистраторскую и показать ему все, что тот затребует.

– Только сам будет рядом, – приказал аль-Сайед охраннику.

В течение полутора часов Салам внимательно изучал записи всех видеокамер, стоявших в коридорах отеля на всех его тринадцати этажах. Рядом на столе он положил буклет, взятый им в салоне мужской одежды, открытый на странице, где была изображена светлая рубашка в синюю полоску фирмы «Beau France». Охранник ему не мешал и, следуя приказу своего начальника, был поблизости – увлеченно играл в какую-то компьютерную игру за соседним столиком.

Изучив не один десяток постояльцев отеля, изображенных на камерах видеонаблюдения, Салам, наконец, нашел человека, который был одет в точно такую же рубашку, которая была изображена в буклете. Это был атлетически сложенный мужчина с короткой стрижкой под ежик, судя по записям, проживающий на восьмом этаже. Причем на нескольких записях он неизменно появлялся не один, а в компании с таким же крепким, как и он, мужчиной представительского вида. Подозвав к себе охранника, Салам указал на мужчин и спросил:

– Вы не знаете этих господ?

– Один мне хорошо знаком: это мистер Саймон Янг из компании «Индастри электроникс». Он постоянно останавливается в нашем отеле. А вот имя его компаньона мне неизвестно. Но он постоянно сопровождает Янга в его поездках.

«Опять этот Саймон Янг – преуспевающий бизнесмен-электронщик, – выключая монитор, подумал инспектор. – Мне кажется, настало время познакомиться с ним поближе».

* * *

Египет, город Каир. Отель «Найл Хилтон»

Медленно потягивая виски, Саймон Янг не сводил глаз с Максимова, который вот уже несколько минут сидел у барной стойки со стаканом апельсинового сока и смотрел телевизор, висящий над стойкой. Янгу нужен был веский повод, чтобы познакомиться с русским, но его как раз и не было. И тогда в голову американца пришла неожиданная идея. В соседнем с ним номере проживал его земляк, режиссер-документалист Роджер Томпсон, приехавший в Каир для сбора материала к своему очередному фильму, на этот раз посвященному событиям «арабской весны». Набрав на своем мобильном номер его телефона, Янг пригласил режиссера спустить в бар.

– Я провернул удачную сделку и хочу с кем-нибудь выпить. А здесь, как назло, ни одной знакомой рожи.

– Судя по звонку, моя рожа вас устроит? – хохотнул в трубку Томпсон.

Зная о том, что режиссер весьма неравнодушен к Бахусу, Янг был уверен, что тот не преминет воспользоваться удачно подвернувшимся случаем и спустится в бар. Его расчет оказался верным: уже спустя пять минут Томпсон занял место за его столиком и подставил свой бокал под только что откупоренную бутылку виски.

– Что за сделку вы провернули, Саймон, если это, конечно, не секрет? – откидываясь на спинку стула, спросил режиссер.

– Зачем вам, представителю творческой богемы, копаться в скучных делах электронной компании? – отмахнулся Янг. – Лучше расскажите мне, как продвигаются дела с вашим фильмом, которому наверняка дадут «Оскара»?

– Спасибо за комплимент, но я вовсе не стремлюсь стать оскароносцем.

– Не скромничайте, Роджер, все режиссеры мечтают об «Оскаре», в том числе и документалисты. Лавры Майкла Мура с его «Фаренгейтом 9/11» никому не дают покоя. Думаю, вы тоже не исключение, иначе зачем бы стали браться за события «арабской весны». Держу пари, в своем фильме вы песочите наше правительство похлеще Мура.

– А за что мне его хвалить, если даже после провала «Бури в пустыне» в Ираке оно сует свой нос в Ливию и Сирию?

– Разве только оно одно сует? А русские, по-вашему, такие белые и пушистые?

– Русские, как военная сила, остались на Ближнем Востоке в единственном варианте – в виде военной базы в сирийском Тартусе. Поэтому понятно, что они не хотят ее терять.

– Русские проиграли нам в холодной войне, поэтому должны вести себя с нами как проигравшие. А они задирают нос, да еще имеют наглость объединяться с узкоглазыми – с китайцами. Уверен, что в вашем фильме об этом нет ни слова.

– Угадали, для этого есть другие режиссеры.

– Значит, в вашем фильме русские присутствуют?

– Всего лишь косвенно, в фильме звучит мое мнение по поводу их присутствия в Сирии, которое вы только что услышали.

– Ваше мнение – это всего лишь мнение американца. А вам стоило бы пригласить в свою картину хотя бы одного русского. Почему бы вам не пойти в их посольство и не уговорить какого-нибудь дипломата дать интервью для фильма?

– Я об этом не думал.

– А зря. Кстати, почему это должен быть именно дипломат? Например, журналист вам не подойдет?

– У вас есть кто-то на примете?

– Угадали. Вон видите того крепкого мужчину за барной стойкой? Того, что пьет апельсиновый сок и пялится в телевизор? Это русский журналист. К сожалению, я ему не представлен, но видел, как он сегодня вселялся в наш отель в сопровождении людей из российского посольства. Так что не теряйте времени даром, ведите его сюда, и мы вместе послушаем его мнение по поводу того, что сегодня творится на арабском Востоке.

Янг рассчитал все правильно. Томпсон, будучи по своим политическим убеждениям леваком, никак не мог упустить возможности познакомиться с русским, да еще из смежной с ним профессии – журналистики. В итоге режиссер поднялся со стула и уже спустя пять минут вновь вернулся за столик к Янгу, причем не один, а со своим новым знакомым.

– Этого журналиста зовут Иван Максимов, – представил Янгу своего нового знакомого Томпсон.

– Саймон Янг, компания «Индастри электроникс», – представился цэрэушник и, подозвав официанта, попросил принести им еще один стакан.

– Вы будете смеяться, Саймон, но Иван отказывается сниматься в моем фильме, – сообщил приятелю Томпсон.

– Что так? – удивленно вскинул брови цэрэушник, хотя прекрасно понимал подоплеку этого отказа: он ведь догадывался о принадлежности Максимова к ФСБ, впрочем, как и тот не сомневался относительно его настоящей профессии.

– Да вот так, – развел руками Максимов, демонстрируя свой превосходный английский. – Мы журналисты люди подневольные – зависим от капризов начальства. Тем более здесь, за границей. Короче, мне надо согласовать этот вопрос там, – и Максимов воздел палец вверх.

– А я полагал, что с падением коммунизма у вас на родине вашему брату-журналисту стало жить легче, – рассмеялся Янг.

– Бросьте, Саймон, коммунизм здесь ни при чем. Уверен, что и вы опутаны десятками таких же невидимых цепей. Например, согласились бы вы дать большое интервью моей газете о деятельности своей компании здесь, на Ближнем Востоке? С большим портретом, с аршинным заголовком? Как, согласны?

Было видно, что Янг стушевался, застигнутый врасплох подобным предложением. Светить своим лицом в прессе, да еще российской, он явно был не расположен. Заметив его смятение, Томпсон рассмеялся:

– Я всегда говорил, что русским палец в рот не клади – откусят. Вот и в Совбезе ООН они вместе с китайцами здорово умыли и нас, и говеное мировое сообщество. Я обязательно включу эпизод этого голосования в свою ленту.

– Вы же сами, Роджер, говорили, что русские трясутся за свою военную базу в Тартусе, вот и лезут из кожи вон, – напомнил режиссеру его же недавние слова Янг. – У всех в этом конфликте свой меркантильный интерес.

– У России, например, какой? – поинтересовался Максимов.

– Например, вам выгодно, чтобы ситуация вокруг Сирии продолжала оставаться горячей, поскольку в такой ситуации цены на нефть будут расти, а вас это устраивает: вы же торгуете «черным золотом». Все это поддерживает ваш бюджет и рубль, приносит огромные прибыли и дивиденды по акциям нефтяных компаний. Если этот конфликт и дальше будет разгораться, а также перекинется на весь Ближний Восток, ваш бюджет может заполучить более ста миллиардов долларов в виде дополнительных доходов.

– В ваших словах есть резон, но вы не учитываете одного важного обстоятельства, – возразил Максимов. – Если конфликт в Сирии распространится на весь Ближний Восток, мы не выиграем, а понесем убытки, поскольку начнется паническое бегство инвесторов со всех развивающихся рынков без всякого разбора. Например, индекс Дубайской биржи уже обвалился до семи процентов. То же самое может ожидать и мою страну, поскольку если кризис ударит по фондовому рынку, России придется несладко, так как она сильно зависит от этого самого рынка. Короче, падение мировых рынков акций перевесит рост цен на нефть для моей страны.

– Судя по всему, именно этого и добиваются ваши конкуренты на мировой арене, – высказал свое предположение Томпсон.

– Вы, Роджер, зрите в самый корень, – согласился с режиссером Максимов. – Вот почему я убежден, что Россия в сирийском вопросе защищает не только свои интересы, в том числе и меркантильные, но и существующее международное право, без которого мир рискует руководствоваться исключительно правом силы, как это было во времена Средневековья.

– Это речь не столько журналиста, сколько дипломата, – не задержался с очередным комплиментом Томпсон. – Кстати, о дипломатах. Может быть, вы, Иван, поможете мне заполучить в картину кого-нибудь из них, кто согласился бы принять участие в ней? Я был бы вам крайне признателен.

– Отказавшись у вас сниматься, я не говорил, что отказываюсь вам помогать. У меня много знакомых среди сотрудников российского посольства в Каире, поэтому обещаю вам, что переговорю с ними на предмет вашего предложения, – откликнулся на призыв о помощи Максимов.

– Хорошая у нас подобралась компания: американский левак, русский и правый республиканец, – по губам Янга пробежала усмешка.

– Как говорил «великий кормчий»: «Пусть расцветают сто цветов», – и режиссер салютовал своим компаньонам стаканом с виски.

– Ну вот, началось: если вспомнили Мао Цзэдуна, значит, дальше пойдут Маркс, Ленин и Хо Ши Мин, – съязвил Янг.

– А чем вам не угодил Карл Маркс, Саймон? – удивился Томпсон. – Старик был прав, когда более ста лет назад написал, что именно при капитализме человек превращается в жалкое подобие себя. Капитализм делает упор на социальное неравенство, навязывая миру неолиберальную идеологию, и именно она делает человека примитивным и ненасытным животным.

– Не знаю как вы, Роджер, но лично я себя животным не считаю. Я вполне преуспевающий бизнесмен.

– Ну да, несущий свет темным народам Ближнего Востока, – настала очередь язвить уже Томпсону.

– Да, я несу свет, причем как в фигуральном смысле, так и в прямом: я занимаюсь электроникой.

– Вашей электронике грош цена, если в одном Ираке мы, американцы, угробили чуть ли не миллион человек. И теперь то же самое делаем в Ливии и Сирии.

– Вы, Роджер, забыли еще Югославию, – подал голос Максимов.

– А вы, Иван, забыли Афганистан, где вы, русские, воевали почти десять лет, – парировал Янг.

– Мы не только там воевали, но еще и строили: школы, больницы, детские сады, заводы. А что построили вы, американцы, в том же Афганистане за годы вашего пребывания там?

– Наркотрафик, – подсказал Томпсон и рассмеялся собственной подсказке.

– Когда мы, русские, помогали тем же афганцам, египтянам или ливийцам строить их промышленность, мы не нагнетали у них антизападную или ультраисламскую истерию. Благодаря нашей помощи многие страны Ближнего Востока стали наиболее промышленно развитыми в своем регионе. А ведь до этого они были полуколониями, поделенными между западными нефтегазовыми компаниями. Например, нынешний Египет до революции 1952 года был лишь поставщиком хлопка и цитрусовых на Запад, а его Суэцкий канал принадлежал Англии и Франции.

– Если вы такие хорошие, почему же ваш социализм так и не прижился ни в одной из стран Ближнего Востока? Почему те же египтяне вышвырнули вас вон после смерти Насера? И это после того, что вы для них сделали?

– Просто русские оказались слишком наивными со своей верой в принципы добра и справедливости, – ответил за Максимова Томпсон. – Это только в кино плохие парни проигрывают хорошим, а в жизни чаще всего бывает наоборот.

– Под плохими парнями ты подразумеваешь своих земляков американцев? Нацию, которая начертала на своих знаменах лозунги демократии и свободы? – в голосе Янга слышалось неподдельное изумление.

– Начертать можно любые лозунги, но что скрывается под ними? – усмехнулся Максимов. – Под ваши разглагольствования о свободе на карте мира становится все меньше суверенных государств и все больше зависимых «протекторатов» и зон нестабильности. Вы играете с огнем, Саймон. Помяните мое слово, те люди, которых вы привели к власти в той же Ливии, свергнув Каддафи, уже очень скоро повернут свое оружие против вас. Кстати, ваше же собственное оружие.

– Вы ошибаетесь, Иван, эти люди будут благодарны нам за ту свободу, которую мы им помогли завоевать.

– Такую же свободу вы собирается насадить и в Сирии?

– Не насадить, а помочь завоевать, – уточнил Янг.

– Кому помочь – всякому сброду и «Аль-Каиде»?

– Мы помогаем повстанцам, которые устали от диктатуры Асада, а «Аль-Каида» здесь ни при чем, она для нас такой же враг, как для вас чеченские сепаратисты.

– Но ведь многие СМИ отмечают, что ваше правительство тайно вооружает не только сирийских боевиков, но и бойцов «Аль-Каиды».

– СМИ попросту врут. Вам, газетчикам, лишь бы раздуть из мухи слона – вот ваше любимое занятие.

– А что вы скажите по адресу кинематографистов? – подал голос Томпсон. – Я, к примеру, в своем новом фильме тоже утверждаю, что среди наших высокопоставленных деятелей есть люди, которые заинтересованы в тайном снабжении «Аль-Каиды» оружием, видя в ней тактического союзника. Как когда-то это было и в Афганистане, где мы вместе с ней боролись с русскими.

– Кстати, вот вам сюжет для вашего фильма, Роджер, – допивая свою порцию виски, сообщил Максимов. – Слышали про вчерашний взрыв в Дамаске у здания государственной безопасности? У меня есть сведения, что это сделала «Аль-Каида», ее сирийское крыло. И что за ее спиной стояли именно американцы, которые снабдили террористов не только керамической взрывчаткой, изготовляемой в лабораториях Пентагона и ЦРУ, но даже силиконовым накладным животом. С ним смертница прошла через металлодетектор охраны, имитируя беременность.

Произнося свой монолог, Максимов не сводил взгляда с Янга, который в этот момент манипулировал с зажигалкой, пытаясь зажечь сигарету. Ни один мускул не дрогнул на лице американца после слов Максимова, что лишний раз доказывало, какой серьезный ему достался противник. Сделав глубокую затяжку и выдохнув струю дыма в потолок, Янг с невозмутимым видом спросил:

– И вы, Иван, верите во всю эту галиматью, достойную разве что дешевых боевиков?

– А вот я верю, – кивнул головой Томсон, уже изрядно набравшийся виски. – И покупаю этот сюжет у Ивана. Накладной живот у террористки-смертницы – это отличная приманка для публики. Но откуда вы об этом знаете?

– У нас в России по этому поводу говорят так: много будешь знать, скоро состаришься.

Максимов прекрасно понимал, что рискует, выкладывая перед Янгом свою информацию, но другого пути у него не было. Надо было дать понять американцу, что его действия контролируются противной стороной, что он находится если не под колпаком, то где-то близко возле этого. Расчет у Максимова при этом был простой: заставляя Янга нервничать, вынудить его ошибаться. А тут еще сама судьба дала американцу новый повод почувствовать себя не в своей тарелке.

В тот самый момент, когда спор был в самом разгаре, к их столику подошел мужчина средних лет, который раскрыл перед ними служебное удостоверение и представился старшим инспектором каирской криминальной полиции Хабибом Саламом. На недоуменный вопрос уже изрядно нагруженного виски Томпсона, дескать, причем здесь полиция, последовал ответ инспектора:

– К вам у меня никаких вопросов нет, мне нужно их задать мистеру Янгу, – и, обращаясь к последнему:

– Мы можем отойти в сторону?

Янг удивился:

– Я бы не хотел, чтобы мои друзья подумали, будто у меня от них есть какие-то секреты, да еще такие, которыми мне приходится делиться с полицией. Я что-нибудь нарушил?

– Нет, вы ни в чем не виноваты. Я хотел лишь задать вам вопрос относительно того несчастного парня, которого нашли мертвым на подземной парковке.

– Ах, этого самоубийцы? – вспомнил Янг. – Но чем я могу вам помочь, если этого несчастного в глаза не видел?

– А начальник охраны сказал мне, что вы собирались выразить парню свое сочувствие по поводу той беды, что произошла с его дочкой.

– Да, все верно, я действительно хотел это сделать. Но потом, как обычно бывает, закрутился с делами и попросту забыл об этом бедняге. А потом узнал об этой трагедии. Вот и все, что я о нем знаю.

– Тогда, может быть, что-то знает ваш компаньон?

– Кого вы имеете в виду?

– Я не знаю, как его зовут – такой крепкий накачанный мужчина с ежиком на голове.

Последовала пауза, во время которой было видно, что Янг напрягся. В это время в их разговор встрял Томпсон:

– Инспектор, видимо, имеет в виду Бобби Дьюка. Только его в баре нет, он сейчас сидит в кальянной.

– Спасибо за информацию, – поблагодарил Томпсона инспектор. – Не буду больше вас отвлекать, всего доброго.

Едва он удалился, Максимов обратил свой взор на Янга:

– Что за трагедия произошла в отеле, в который я имел счастье сегодня вселиться?

Американец ответил не сразу, провожая напряженным взглядом удаляющуюся фигуру старшего инспектора. Наконец он перевел свой взор на Максимова и, стряхивая пепел в стеклянную пепельницу, ответил:

– Обычное житейское дело. Дочери здешнего охранника понадобилась срочная операция, а денег на это у родителей не было. Надо было раздобыть где-то около сорока тысяч долларов. В итоге отец покончил с собой.

– А я слышал разговоры, что парня попросту убили, – возразил Янгу Томпсон.

– Ерунда все это! Кому надо было убивать рядового охранника? – отмахнулся Янг.

– За что же его могли убить? – как бы не слыша Янга, повернулся к режиссеру Максимов.

– Это какая-то темная история. Погибший отвечал в отеле за его «глаза» – систему видеонаблюдения. Судя по всему, кому-то сильно захотелось, чтобы эти глаза не заметили нечто такое, чего видеть было нельзя.

– Если это убийство, то здесь замешана местная мафия, – предположил Янг. – Я сам периодически замечаю в отеле подозрительных типов, которые высматривают среди приезжих богатых иностранцев. В прошлом году у меня в кальянной стянули портмоне, которое я имел несчастье носить во внутреннем кармане пиджака – я повесил его на спинку стула. А вы, Иван, я заметил, неосмотрительно носите портмоне в заднем кармане брюк.

– Вы очень наблюдательны, Саймон, для обыкновенного бизнесмена, – по губам Максимова пробежала лукавая усмешка. – Но в этом портмоне я не ношу крупных денег, там хранятся лишь медяки. А все крупные банкноты, как и документы, я храню вот здесь, – и Максимов похлопал ладонью по верхнему карману рубашки.

– Для обыкновенного журналиста вы весьма осторожны, – не задержался с ответным выпадом Янг.

После этих слов наблюдавший за их пикировкой Томпсон раскатисто рассмеялся.

* * *

Москва, Лубянка. Федеральная Служба Безопасности.

Департамент контрразведывательных операций

– Что предпочтете на этот раз, Федор Иванович, чай или кофе? – спросил у Кондратьева сотрудник Аналитического управления Михаил Батырович Алмазов, к которому генерал пришел за информацией по Саймонгу Янгу.

– В прошлый раз у вас не было лимона, поэтому я выбрал кофе. Как обстоят дела с лимоном на этот раз? – вопросом на вопрос отреагировал Кондратьев.

– Сегодня с этим все в порядке.

– Тогда давайте чай. Как всегда, зеленый, он ведь, как вы утверждаете, полезней черного? – Кондратьев прекрасно знал о том, что Алмазов буквально помешан на здоровом образе жизни и всем своим коллегам раздает полезные советы относительно их здоровья.

– Вам он особенно полезен, у вас ведь давние проблемы с желудком.

– Помню, помню, – улыбнулся Кондратьев и почти слово в слово повторил то, что Алмазов говорил ему в прошлую их встречу:

– Зеленый чай, в отличие от черного, обладает более сильными бактерицидными свойствами и сдерживает размножение болезнетворных микробов в желудке и кишечнике, останавливая там процессы гниения. Вам бы врачом работать, Михаил Батырович.

– А чем наша работа отличается от названной вами – такое же врачевание: мы выступаем то в роли терапевтов, то психиатров, а то и хирургов.

– Тогда в какой ипостаси мы будем трудиться с вами сегодня?

– Как я понял из вашей просьбы, в роли окулистов.

– Это почему?

– Нам ведь надо помочь нашему коллеге припереть к стенке цэрэушника с помощью компрометирующей его информации. То есть раскрыть коллеге глаза на темную сторону биографии его визави.

Услышав это сравнение, Кондратьев от души рассмеялся, тем самым выразив свое согласие с услышанным. Пока Алмазов хлопотал с электрочайником, стоявшим на специальном столике в углу просторного кабинета, больше напоминавшим архив и видеотеку одновременно – одну стену в нем занимали высокие полки под самый потолок с папками, а половина другой была отдана под огромный монитор и аппаратуру для DVD просмотров, – Кондратьев расположился в удобном кресле и стал терпеливо дожидаться начала той части разговора, ради которой он сюда, собственно, и пришел. Однако Алмазов не спешил, скрупулезно выдерживая все необходимые атрибуты церемонии.

Вскипятив воду, он залил ее в специальный круглый чайник, где уже лежали кусочки чайного листа. Дав чаю немного отстояться, он плеснул несколько капель из чайника в чашку, после чего вернул содержимое последнего обратно в чайник. И так несколько раз. Кондратьев внимательно следил за этими манипуляциями, но вопросов не задавал: он уже видел это неоднократно во время своих прошлых посещений этого кабинета. На Лубянке все знали, что Алмазов родился в Узбекистане, поэтому чай заваривал так, как его учили это делать в детстве родители. Правда, вместо пиал здесь выступали чашки, но это было неважно, сама методика оставалась неизменной.

Наконец, поставив перед гостем чашку с обжигающим чаем и плавающим в нем лимоном, Алмазов опустился в кресло и взял в руки пульт, с помощью которого он собирался управлять DVD-аппаратурой. После нажатия на кнопку «включение» на огромном экране возникла фотография импозантного мужчины в белой рубашке:

– А вот и он – объект нашего интереса Саймон Янг, – Алмазов представил гостю, изображенного на экране человека. – Родился в Соединенных Штатах Америки, в штате Мичиган, в его административном центре – городе Лансинге, в 1957 году в семье учительницы литературы и бизнесмена. Его отец, Аарон Янг, возглавлял крупную торговую компанию, торговал сельскохозяйственными принадлежностями. И весьма, надо отметить, на этом поприще преуспел: заработал не один миллион, купил себе газету «Санди Джорнэл», которая специализировалась на освещении общественно-политических проблем. Завел дружбу с местными влиятельными чиновниками.

Что касается Янга-младшего, то он в 1975 году поступил в Мичиганский университет, на факультет юриспруденции. С успехом его закончил и переехал в Чикаго, где работал в юридической фирме «Исаак Каплан и сыновья». Благодаря дружбе главы этой фирмы с бывшим директором ЦРУ Джоном Алексом Мак-Коуном, он занимал этот пост в 1961–1965 годах, Каплан ввел Янга в среду профессиональных разведчиков. И в 1979 году Янг переехал в Вашингтон, где поступил на службу в ЦРУ, в Разведывательный директорат, в отдел стран Юго-Западной Азии. В середине 80-х находился в Афганистане, где координировал деятельность ЦРУ с моджахедами, в частности отвечал за поставку им зенитных комплексов «Стингер». Участвовал в нескольких военных операциях моджахедов против советских войск. Получил у них прозвище Муатабар – надежный человек. У нас есть несколько фотографий Янга того периода, – и Алмазов вывел их на экран.

– Где раздобыли? – поинтересовался Кондратьев, чередуя просмотр с чаепитием.

– Вполне легальным путем. Янг уже тогда начал выдавать себя за американского бизнесмена из компании «Индастри электроникс», бывал на нескольких светских раутах в различных посольствах и там «засветился» – его пару раз щелкнули местные газетчики.

– А что это за компания такая?

– Весьма крупное образование со штаб-квартирой в Чикаго. Занимается изготовлением и внедрением электронных систем во многих частях света. Руководитель – известный электронщик итальянского происхождения Лукино Спалетти. А вот в заместителях у него в разное время побывали сразу четверо отставных цэрэушников, что дает основание полагать, что эта компания является для ЦРУ весьма удобным партнером: во-первых, разрабатывает и продает ему различные электронные системы, а во-вторых, предоставляет ширму для его сотрудников, выдавая их за своих работников. Например, кроме Янга на сегодняшний день одним из сотрудников «Индастри электроникс» числится и резидент ЦРУ на Ближнем Востоке Аллан Трейси. Вот его фотография, – и на экране возникло изображение седого круглолицего мужчины.

– Внешне он мало похож на матерого разведчика, – заметил Кондратьев.

– Да, скорее напоминает рядового фермера с просторов где-нибудь в районе Иллинойса. Однако это опытный разведчик с более чем сорокалетним стажем службы в ЦРУ.

– А как у него складываются отношения с Янгом, ведь тот ходит в его заместителях?

– По нашим сведениям, они далеки от идиллических. Трейси опирается на демократов, а Янг на республиканцев. У Трейси есть хоть какие-то идеалы, а Янг представляет собой тот человеческий тип, для которого главным идеалом является личное обогащение. Здесь в нем явственно проступают гены его отца-миллионера, который не гнушался ради собственной выгоды применять самые нечистоплотные методы.