Текст книги "Свет погасших звезд. Они ушли в этот день"

Дело в том, что на том же фестивале демонстрировался фильм Василия Шукшина «Калина красная». Картина превосходная, однако вызвавшая волну неприятия со стороны чиновников от кино. Поэтому ими была предпринята отчаянная попытка «задвинуть» фильм и лишить его возможности получить главный приз фестиваля. Для этого украинской делегации было предложено: «Ваша картина „В бой идут одни „старики“ может стать первой вместо „Калины красной“. Однако члены делегации отказались обсуждать этот вопрос без Быкова. „Тогда уговорите его!“ – посоветовали им чиновники. И вот в два часа ночи в номер гостиницы, где проживал Быков, пришли его коллеги по кинематографу. „Мы можем получить главный приз вместо «Калины красной“, – сообщили они режиссеру. На что тот ответил: «В списке, где будет Василий Шукшин на первом месте, я почту за честь быть хоть сотым. Ведь моя картина – это рядовой фильм о войне, а его – это настоящий прорыв в запретную зону, прорыв в сферу, о чем раньше и думать-то не позволялось. Так и передайте мои слова руководителям фестиваля“.

В результате «Калина красная» взяла-таки Главный приз бакинского кинофестиваля (во всесоюзном прокате фильм занял 2-е место).

После триумфального успеха фильма «В бой идут одни „старики“ не замечать талантливого режиссера было уже невозможно. В том же году ему было присвоено звание народного артиста Украины. Причем в отличие от многих деятелей искусства того времени, заслуживших это звание в силу самых разных причин, а не за талант и популярность в народе, Быков получил его вполне заслуженно.

В 1975 году Быков приступил к съемкам новой картины, и темой ее вновь стала война. Фильм назывался «Аты-баты, шли солдаты» (сценарий написали Борис Васильев и Кирилл Раппопорт). В главных ролях в нем снялись Владимир Конкин и сам Леонид Быков (это была его 22-я роль). Отмечу, что первоначально сниматься в этой картине наш герой не предполагал. На роль ефрейтора Святкина пробовались многие актеры, но никто из них не подошел. И тогда коллеги Быкова заявили: «Леня, это же твоя роль. Неужели ты не видишь?» И оказались правы. Лучше Быкова эту роль вряд ли бы кто-нибудь сыграл.

Съемки картины проходили под Загорском в феврале 1976 года и были довольно сложными. Стояли лютые морозы, от которых страдали не только люди, но даже техника, занятая в съемках. Весь февраль съемки велись на пределе возможного. За месяц было отснято более полутора километров цветной кинопленки, но готовый материал долго не могли проявить – на студии Довженко не было лишней техники. А когда очередь до «Аты-баты…» наконец-то дошла, выяснилось ужасное – многое из отснятого оказалось браком. Причем произошло это по вине самой студии – когда группу отправляли в экспедицию, то забыли поменять рамку с обычного кадра на широкоэкранный. В итоге перед группой встала проблема: как переснять испорченное, если те же войска удалось выбить на ограниченное время с большим боем? Однако как ни крутили, но иного выхода, как вновь идти на поклон к министру обороны Андрею Гречко, придумать не сумели. Ходоком опять стал Леонид Быков.

Едва режиссер переступил порог министерского кабинета, как на него обрушился поток брани. «Что явился, мать-перемать! Министерство обороны для тебя лакеи, что ли?» Быков стоял потрясенный, вытянув руки по швам, как будто солдат-первогодок. Да и как не встать, когда в тебя бросает громы-молнии член Политбюро, да еще маршал Советского Союза. К тому же хозяин кабинета был прав: измотанные февральскими съемками солдаты имели право на заслуженный отдых, и не их вина была в том, что у киношников отказала проявочная техника.

Между тем Гречко малость успокоился и, устало опустившись в кресло, спросил: «Что, так и будешь молчать?» Гость наконец поборол свою робость и как можно деликатнее изложил суть проблемы. При этом тактика им была избрана беспроигрышная: Быков напирал на то, что снимается фильм о войне, о героизме советских солдат и преемственности поколений. А Гречко сам был фронтовиком, и эта тема для него была святая. Вот почему уже спустя несколько минут его гнев сменился на милость и он по громкой связи вызвал к себе своего помощника. Когда тот застыл в дверях, министр коротко приказал: «Разберись с этими горе-киношниками. О проделанном доложи». В итоге «добро» на продление сроков военной экспедиции было получено и съемки под Загорском продолжились. А едва они закончились, как Быкова сразил инфаркт. В начале апреля его положили в одну из столичных клиник. И там внезапно он пишет… завещание. Поводом к этому стала не боязнь возможного второго инфаркта, а куда более глубокие и драматичные обстоятельства.

К середине 70-х Быков входил в число самых популярных актеров советского кинематографа. Однако мало кто из его поклонников знал, что за внешним благополучием этого человека скрывается поистине трагическая судьба. Несмотря на огромный успех «Стариков» и запуск «Солдат», на Киностудии Довженко к Быкову было сложное отношение. Ему никак не могли простить его честности и принципиальности, того, что часто называл вещи своими именами. А тут еще и к творческим проблемам добавились трудности личного характера – серьезно заболела жена Быкова Тамара. В итоге ему пришлось буквально разрываться между работой и домой, где у него росли двое детей. Особенно много хлопот доставлял отцу сын Олесь, которому в 1976 году исполнилось 20 лет. В свое время Быков побоялся отпустить сына в свою профессию, хотя у того были несомненные актерские способности (кроме этого, парень хорошо пел, сочинял стихи, писал прозу). В итоге Олесь тяжело перенес отцовский запрет и долгое время никак не мог найти себя. Будучи подростком, попал на учет в детскую комнату милиции. Однако, закончив школу, Олесь, кажется, взялся за голову. Когда наступил призывной возраст, он сам отправился в военкомат и попросил взять его в армию. Как и отец когда-то, он мечтал стать летчиком, но попал в десантные войска. Но служба не заладилась с самого начала. Начались разборки с сослуживцами, которые не могли простить парню его именитые корни.

Чтобы помочь сыну, Быков однажды приехал в войсковую часть, где тот служил, и попытался уговорить командование не травмировать сына. Однако эта поездка только усугубила ситуацию. Спустя какое-то время командование части захотело, чтобы Быков приехал на торжества по случаю приезда какого-то высокого начальства, но Быков не смог вырваться из Киева. Этот отказ военные сочли за чванство и выместили свою злость на Олесе. В итоге тот оказался в психушке. Там он провел два месяца, после чего его комиссовали из армии.

Так что к апрелю 76-го, когда Быкова уложил на больничную койку инфаркт, он был сильно измотанным человеком. Вот почему ему в голову все чаще стали приходить мысли о смерти. Отсюда и появление пресловутого завещания, которое Быков адресовал своим друзьям – режиссеру Николаю Мащенко и актеру Ивану Миколайчуку. Приведу этот документ полностью:

«Дорогой Иван! Дорогой Никола!

Обращаюсь к вам с просьбой тяжелой и не очень благодарной.

1. Никогда и никому не поверьте, что «я наложил на себя руки». Просто, если это случится, знайте, что я износился.

2. Самое главное. Моя боль, моя совесть, моя вина – Лесь. Помогите ему поверить в людей. На него обрушилось столько, что хватило бы этого горя на целый народ. Он столько перенес горя. Это моя вина, что я отбивал его от «своего хлеба».

3. А теперь более «второстепенно-юмористические» просьбы-зарисовки.

Вы знаете, что и «рубля не накопили кинострочки», поэтому пусть кто-то «соображающий» поможет продать машину, так как пенсии за отца детям не будет (я узнавал), а Тома моя (жена. – Ф. Р.), к сожалению, инвалид: работать она не сможет. Да она долго без меня и не задержится, будет догонять, так как мы красиво прожили с ней жизнь, хотя я ее своим занудным характером часто огорчал…

4. А теперь о совсем смешном. Похороны – канительное дело…

1) Как можно быстрее вынести из дома, чтобы не мучить моих.

2) Добиться, чтобы разрешили Лесику прийти в этот день (если, конечно, врачи разрешат, чтобы это его не сломало окончательно).

3) Никаких оркестров.

4) Никаких студий, Дома кино (союз) – боже сохрани. Из дома – прямо туда, куда положено. Это мой крик, мольба. Без цирка, называемого почестями.

5) Никаких надгробных речей, а то я встану и уйду: получится конфуз.

Только кто-то из вас один, кому захочется, скажет одно слово: «Прощай».

Это чтобы как-то поставить точку, а то нас «не поймут».

После этого «дерболызните» кто сколько сможет, но – умоляю – не дома. Это, конечно, кощунство и нарушение народной традиции, но очень прошу не для меня, так как мне будет все это до фонаря, а для Томы и детей.

6) Пусть ребята споют «Журавли», «Сережку с Малой Бронной…», «Бери шинель» и «Этот День Победы». И все. Они не откажут.

А потом пусть 2-я эскадрилья «врежет» «Смуглянку» от начала и до конца…

Очень жалею, что ничего не успел сделать путного. Вы заметили, что режиссер я не по диплому, а по призванию? Даже свои похороны режиссирую?! Во дает!

Спасибо и пока!»

Завещание Быков передал спустя несколько дней редактору Киностудии имени Довженко Эмилии Косничук, которая приехала из Киева специально его навестить. При этом сказал: «Вручите Николаю Мащенко и Ивану Миколайчуку как-нибудь». – «Как это как-нибудь?» – удивилась Косничук. «А так, – улыбнулся Быков. – Когда захотите». Пожав плечами, редактор спрятала конверт в сумку. Самое интересное, что, принеся послание к себе домой, она положила его в шкаф и забыла на целых три года!

Между тем в ноябре 1977 года Быкову была присвоена Государственная премия Украинской ССР за создание двух фильмов о войне: «В бой идут одни „старики“ и „Аты-баты, шли солдаты“. Однако радость от этого события испортил все тот же Олесь, который на этот раз оказался замешан в криминальной истории. А произошло вот что.

Комиссованный из армии, Олесь долгое время никак не мог устроиться на работу. Он обошел 44 (!) организации, но везде ему отказывали из-за двухмесячного пребывания в психушке. В результате он связался с какой-то дурной компанией. Однажды новоявленные приятели попросили Олеся выпросить у отца ключи от его «Волги»: дескать, покатаемся за городом. Олесь согласился, не подозревая, какой подвох кроется в этом предложении.

Между тем на уме у друзей было совсем иное, чем просто покататься. Накатавшись вволю, они тормознули «Волгу» возле ювелирного магазина и, попросив Олеся подождать их, скрылись в ювелирном. А спустя пять минут гуртом выбежали обратно и приказали Олесю что есть силы жать на газ. Оказывается, они ограбили магазин и скрылись с места преступления на быковской машине. Но кто-то из случайных прохожих успел заметить ее номер, и уже вечером этого же дня всю гоп-компанию повязали. Включая и Быкова-младшего.

Когда Леонид узнал об этом, у него случился второй инфаркт (первый, как мы помним, он заработал на съемках «Аты-баты…» в начале 76-го). Однако лечь в больницу Быков отказался. Не смог он приехать и на церемонию награждения его Госпремией, поскольку ему было стыдно за сына. Он даже заявил, что отказывается от столь высокой награды, поскольку ее недостоин. Когда об этом узнал первый секретарь ЦК КП Украины Щербицкий, который обожал фильмы Быкова, он распорядился отправить премию лауреату на дом. Быков принял награду прямо в постели, а на все его возражения ответ был один: «Таково пожелание товарища Щербицкого…» Что касается Олеся, то ему помогут избежать более сурового наказания именно заслуги его отца: в то время как его приятели, ограбившие ювелирный, получат по нескольку лет тюрьмы, он отделается годом пребывания в Павловской психушке.

Между тем, несмотря на то что последние фильмы Быкова имели огромный успех и принесли Киностудии имени Довженко не только заслуженную славу, но и финансовое благополучие, руководство студии продолжало третировать Быкова. В итоге в 1979 году Быков надумал покинуть Киев и перебраться в Москву. Благо руководство союзного Госкино было радо принять его и даже выделило его семье благоустроенное жилье в центре города. Но этим планам не суждено было осуществиться.

Прежде чем уехать в Москву, Быков собирался снять в Киеве свой последний «довженковский» фильм. Это была картина «Пришелец». Судя по всему, этим фильмом он хотел разобраться и попробовать ответить на некоторые вопросы окружающего его бытия при помощи фантастики. Например, устами Быкова Пришелец Глоус произносит такой монолог: «Я понял смысл таких архаичных, рудиментарных явлений, как угодничество и карьеризм, равнодушие и рвачество, демагогия и дефицит. И прочих явлений, столь редко встречающихся на Земле».

10 апреля 1979 года на студии состоялось обсуждение худсоветом кинопроб к «Пришельцу». Все они были приняты практически без замечаний. Быкова утвердили на две роли: механизатора Тишкина и пришельца из космоса Глоуза. В этот же день Быков собирался отправиться на дачу в Страхолесье. Его дочь Марьяна тоже захотела поехать с отцом, но он почему-то резко воспротивился этому. Когда она самовольно заняла место в автомобиле, он чуть ли не силком вытащил ее оттуда и уехал один. Как выяснится вскоре, тем самым он спас дочери жизнь.

Быков пробыл на даче почти сутки и днем 11 апреля отправился в обратный путь. Он спешил в город, где его ждала журналистка из Москвы – дочь зампреда Госкино Юлия Павленок, которая работала в журнале «Советский экран». Быков ехал на своей «Волге» «ГАЗ-24» со скоростью 100 километров в час. На часах было 16.30, когда он достиг 47-го километра шоссе Минск—Киев. Как назло, на подъеме к поселку Дымер дорогу оккупировал трактор с культиватором. В течение нескольких минут Быков ехал за продвигающимся черепашьим ходом культиватором, после чего решил его обогнать. Он ударил по газам и на большой скорости выскочил на встречную полосу. А там, на беду, ему навстречу шел грузовик «ГАЗ-53», доверху груженный стеклотарой. Быков буквально вдавил ногу в педаль тормоза и практически не отпускал ее вплоть до столкновения (а это 22 метра!). У Быкова было несколько способов избежать столкновения. Во-первых, он мог резко повернуть руль вправо и врезаться в задницу культиватора. Тот ведь двигался медленнее, и сила удара оказалась бы значительно слабее. В худшем случае Быков повредил бы решетку или сорвал бы с подушек двигатель. Сам актер наверняка бы не пострадал, поскольку, как дисциплинированный автолюбитель, был пристегнут ремнями безопасности. Второй вариант: «Волга» могла бы продолжать движение под углом к дороге, миновала бы 4 метра проезжей части и могла свернуть на обочину – на ровное травяное поле. В таком случае вообще бы никто не пострадал. Но Быков выбрал иной вариант.

Грузовик врезался бампером в правую дверцу «Волги» и протащил ее 18 метров. Удар был настолько сильным, что Быков умер практически мгновенно. Как установят затем эксперты, печень, легкие, другие внутренние органы Быкова – все имело механические повреждения. Ребра в том месте, где они уперлись в ремень безопасности, оказались переломанными, как по линейке. Лишь сердце оказалось нетронутым. Экспертиза также установила, что Быков был абсолютно трезвым. Как рассказывают очевидцы, первым к «Волге» подбежал водитель грузовика – 22-летний молодой человек из Чернобыльского района. Он ножом перерезал ремень безопасности и вытащил тело Быкова из салона. А когда признал в нем популярного актера, схватился за голову: «Ну все, сидеть мне теперь долго-долго». (Парень ошибется: суд его оправдает. Однако спустя 7 лет он умрет от лучевой болезни, которую заработает на Чернобыльской АЭС.)

Похороны Быкова состоялись в пятницу, 13 апреля, в Киеве, на Байковом кладбище. Его трагическая гибель в автокатастрофе породила в народе множество слухов. Самый устойчивый: Быков покончил жизнь самоубийством. И почва для таких разговоров была. Как мы помним, еще три года назад, во время работы над фильмом «Аты-баты, шли солдаты…», Быков написал завещание, в котором признавался, что «износился», что жить дальше ему не хочется. В том завещании он даже похороны свои срежиссировал: просил друзей похоронить его без всякого шума и патетики. Однако следствие эту версию однозначно отмело: Быков вдавил ногу в педаль тормоза и держал ее в таком положении все 22 метра, пока его машина неслась навстречу грузовику. То есть Быков пытался предотвратить столкновение, но скорость у «Волги» была слишком большой (почти 100 километров в час). Приятель Быкова Виталь Кондратьев, который разговаривал с ним вечером накануне гибели, утверждает, что причиной гибели режиссера стала остановка сердца. Однако это тоже навряд ли: если у Быкова случился инфаркт, он не смог бы так долго давить на педаль тормоза – нога ослабла бы самопроизвольно.

В день похорон погода выдалась ясная. Кто-то из присутствующих даже обронил такую фразу: «Удачный съемочный день, о таком всегда мечтал Быков». Как и просил Быков в своем завещании, провожали его без патетики: не было ни оркестра, ни траурных речей. Вместо этого друзья исполнили его любимую песню «Смуглянка» от начала до конца.

Между тем родственники Быкова до сих пор уверены, что его гибель была специально подстроена. Дескать, у Быкова было много недоброжелателей в высоких кругах, которые не могли простить ему его честности и таким образом отомстили ему за его попытку «сбежать» в Москву. Якобы еще за четыре месяца до гибели Быкова ему прислали фотографию с погребальным сюжетом, а потом позвонили и посоветовали… поскорее избавиться от его «Волги». Да и в день гибели Быкова тоже был страшный звонок: кто-то позвонил родственникам и злорадно произнес: «Он погиб, забирайте свой труп!» Потом им стали звонить уже по иному поводу: чтобы они продали архивы Быкова. При этом заявляли: «Отдадите архивы – будете жить!» Понимая, что в таких условиях жить им будет трудно, Быковы (мать и дочь) продали квартиру в Киеве и уехали в Харьков. Но спустя несколько лет покинули и эти края, перебравшись в Подмосковье. Однако в 90-е снова вернулись в Киев, где друзья Быкова помогли им выбить квартиру в общежитии при киностудии.

Что касается Олеся, то его судьба сложилась драматично. Через несколько лет после смерти отца, в годы горбачевской перестройки, он сбежал из Советского Союза, оставив на родине молодую жену с ребенком. По дороге во Львов он спрыгнул с поезда, сорвав стоп-кран. Переплыв реку Тиссу, он скрылся в неизвестном направлении. Через некоторое время от него на имя матери пришло письмо из Австрии, где он писал, что у него все нормально. Спустя пару лет Олесь перебрался в Канаду, где живет и поныне.

13 апреля – Станислав ЖДАНЬКО

У этого актера была короткая жизнь и еще более короткая творческая судьба. Едва успев вспыхнуть на небосклоне советского искусства яркой звездочкой, этот актер ушел из жизни, так и не познав настоящей славы. А виной всему – роковая любовь.

Станислав Жданько родился в 1954 году в Сибири в простой семье. После окончания средней школы поступил в Новосибирское театральное училище, но затем перевелся в Москву – в Театральное училище имени Щукина. В кино начал сниматься, еще будучи студентом.

Первый серьезный успех пришел к нему в 1977 году, когда на экраны страны вышел фильм режиссера Владимира Рогового «Несовершеннолетние» (это он снял знаменитых «Офицеров»). Жданько играл в нем одну из главных ролей – вернувшегося из заключения боксера, который вместе с другом, бывшим десантником, расправляется с группой хулиганов, терроризирующих район. Картина имела бешеный успех у публики и заняла в прокате 1-е место (44,6 млн. зрителей). Казалось, что после этого молодого актера ждет прекрасная карьера в кино, еще более горячая любовь и почитание зрителей. Однако достичь большего Жданько так и не удалось: в 1978 году он погиб. Произошло это при следующих обстоятельствах.

Еще будучи студентом Театрального училища имени Щукина, Жданько считался одним из самых талантливых учеников. В студенческом спектакле «Преступление и наказание» он потрясающе играл Раскольникова, и его исполнение восхищало многих. Среди них известную актрису кино и Театра имени Вахтангова Валентину Малявину. Она вспоминает:

«Еще мальчиком, когда он учился в Новосибирском театральном училище, а мы были там на гастролях, он часто подходил ко мне после спектаклей. Покупал открытки в киоске, я их подписывала. Спустя несколько лет, в Москве, он появился у нас в массовке, но сильно изменился. Привлекал к себе слишком много внимания, громко разговаривал, ходил в кирзовых сапогах, в таком деревенском стиле, под Шукшина. Но вот в спектакле „Преступление и наказание“ на сцене оказался всепонимающий человек с углубленным в себя взглядом, и ничего общего с тем развязным парнем. Думаю: „Сколько же ему лет? Что-то он очень много всего понимает“.

В общем, его решение Раскольникова полностью совпало с моим восприятием. От этого совпадения у меня после спектакля забилось сердце, началась тахикардия, колотун. Мальчик, студент, который мне категорически не нравился, и такая проникновенность. Я зашла за кулисы к Женечке Симоновой, игравшей Дуню, поздравила ее, а он стоит в стороне, ждет, весь в напряжении. Наклонила его к себе, поцеловала, повернулась и ушла… Спустя какое-то время мы с вахтанговскими артистами были на юбилее нашего училища. Вокруг шум, смех, оглядываюсь – а сзади Стас. Наклоняется и целует край моей юбки. Посмотрела внимательно на него, он протянул мне руку. Все…»

Об их романе тогда судачила вся богемная Москва. Еще бы: 36-летняя актриса, побывавшая в любимых женщинах у таких звезд советского кино, как Александр Збруев (первый муж Малявиной), Павел Арсенов (второй муж), Андрей Тарковский, Александр Кайдановский, сумела вскружить голову молоденькому студенту.

Между тем сами влюбленные на все эти слухи и сплетни внимания не обращали и продолжали встречаться. Жданько регулярно появлялся на всех спектаклях своей возлюбленной, что, собственно, и предопределило в дальнейшем его выбор собственного места работы – Театр имени Вахтангова.

В. Малявина вспоминает: «Однажды в Ленинграде, в ресторане „Москва“, нам принесли серебряные чашки с водой для полоскания рук, и Стас сказал: „У нас тоже так будет. Я тебе обещаю“. И действительно было бы так, если бы он не поторопился. Но он хотел все сразу – работу, славу, квартиру, машину, семью, детей. Однажды приезжает, красивый, молодой, необыкновенный, ложится на диван: „Я хочу у тебя спросить: ты не завидуешь Нееловой, Тереховой?“ – „Нет“. – „Как это у тебя получается?..“

А затем со мной стали происходить всякие несчастья. Сначала я сломала руку, потом ногу, семь месяцев в гипсе. Стас бегал ко мне в больницу, переживал: «Чувствую, кто-то против нас колдует, наводит порчу». К тому же у него закрыли фильм с главной ролью и никакой работы в театре, он хотел уходить. А я обожала его, но все же была больше занята собой, работой…»

Фильм, о котором упоминает Малявина, назывался «Ошибки юности». Его снял режиссер Борис Фрумин по сценарию Эдуарда Тополя. На экраны он не вышел потому, что высокие цензоры посчитали его сюжет слишком крамольным для тогдашнего кино. Речь в картине шла о молодом парне, который, с отвращением (!) отслужив в армии, вернулся на гражданку и отправился на Север искать для себя лучшей доли. Помимо Жданько, в фильме снималась целая плеяда звезд советского кино: Марина Неелова, Наталья Варлей, Николай Караченцов, Афанасий Кочетков и др.

Невыход картины, в которой он сыграл одну из лучших своих ролей, Жданько переживал очень сильно. Но идти жаловаться было не к кому. К тому же что-то не ладилось и в его отношениях с Малявиной. Не случайно он записал в своем дневнике такие строчки: «Я делаю вид, что мне все равно, бросит она меня или нет. А на самом деле страшно боюсь, ревную и мучаю ее и себя. Я живу, и мне тошно, и мне жутко. Катастрофа неминуема».

Между тем почти одновременно со съемками в этом фильме Жданько был приглашен на главную роль в трехсерийный телефильм «Время выбрало нас», который снимался на Минской киностудии. Работа шла споро, и к весне 1978 года была снята большая часть фильма – две серии. Однако по роковому стечению обстоятельств и эту работу молодому актеру не суждено было не только увидеть на экране, но и вообще закончить. Наступило 13 апреля 1978 года.

В тот день утром Жданько и Малявина посмотрели в Ленкоме спектакль «Вор». По словам Малявиной, Стас после этого сник, позавидовав своему приятелю Виктору Проскурину, исполнявшему в спектакле главную роль, – в отличие от него Жданько приходилось играть в Театре имени Вахтангова одни эпизоды. Затем они втроем отправились на квартиру к Жданько: отметить прекрасную работу Проскурина и заодно «обмыть» предстоящий отъезд – обоим актерам через три часа предстояло уехать в Витебск на съемки фильма «Время выбрало нас». Далее послушаем В. Малявину:

«Они с Витей много выпили, я не пила ни грамма. Видя, что я совершенно спокойно не пью, что за меня можно не волноваться, сам Стас захотел еще (Витя к тому времени уже ушел). А у него давление очень высокое, я ему запрещала. Он должен был уезжать в Витебск, настроение взвинченное, плохое. В дорогу я ему купила бутылку „Гурджаани“, и, когда он пришел домой, надо было, конечно, ее открыть. Видела же, что он не в себе, но ведь никогда не знаешь, что будет потом.

Мы сидели, он снова собрался уйти, в ресторан ВТО. Возмутилась, встала, достала эту бутылку, открыла ее ножом, налила себе полный бокал, выпила демонстративно залпом, вышла на кухню и вылила все остальное в раковину. Чисто по-женски. Из принципа. Стою у окна, психую. Приблизительно в 21.30 я вошла в комнату и увидела, как Стас медленно валится с кресла на пол. Я помогла ему прилечь на ковер. Ножа я нигде не заметила. Кровь я вначале тоже не заметила, потом лишь увидела, что она сочится из его груди. Я зажала рану ладошкой, прижималась головой. Крови было мало. Я брала его голову, прижимала к себе, спрашивала его: «Стас, что с тобой?» Вначале глаза Стаса были открыты, и он смотрел на меня. Потом Стас прошептал: «Пойдем со мной…» После этих слов он добавил: «Голову…» Больше до приезда «Скорой помощи» ни одного слова он не сказал…»

Стоит отметить, что вызов на станцию «Скорой помощи» поступил в 21 час 33 мин. Однако адрес был назван неверно, и врачи около часа проплутали в арбатских переулках. Затем сами перезвонили, уточнили адрес и только после этого прибыли к месту происшествия. Но спасти актера им было уже не суждено. Он умер. Впрочем, даже если бы врачи прибыли оперативно, печального исхода все равно бы избежать не удалось. Как затем установит следствие, удар 30-сантиметровым кухонным ножом был слишком силен, а рана слишком глубока – 9 сантиметров. Сердце было пробито насквозь. После этого пострадавший жил всего лишь несколько минут.

Все время, пока врачи хлопотали над погибшим, Малявина стояла рядом. Как только врач констатировал смерть, женщина внезапно схватила злополучный нож и с криком: «Я хочу умереть с тобой!» – попыталась вонзить его себе в грудь. Но ей это не удалось. Схватив нож за лезвие, она только поранила себе пальцы.

Вскоре к месту трагедии прибыл наряд из 60-го отделения милиции. Как и положено, был составлен протокол, соблюдены другие формальности. Пока все это происходило, врачи свозили Малявину в институт Склифосовского, где ей были наложены на руки швы. Затем женщину привезли в отделение милиции. Там она была подробно допрошена. Однако самое удивительное, что в уголовном деле этот протокол впоследствии так и не появится: сначала про него «забудут», а затем и вовсе потеряют.

Гибель молодого актера взбудоражила столичную богему. В те годы подобные случаи в творческой среде были не так часты, поэтому одних разговоров хватило бы на несколько толстенных томов. К тому же в деле была замешана одна из известных киноактрис, а это придавало событию особую сенсационность. Но были люди, которым лишняя шумиха в этом деле была абсолютно не нужна. Речь идет о чиновниках из Министерства культуры, Госкино. Видимо, им очень не хотелось, чтобы факты этого происшествия всплыли наружу, поэтому было предпринято все возможное, чтобы поскорее его закрыть. Вот почему тогдашним следствием рассматривалась только одна версия произошедшего: самоубийство в состоянии аффекта. На основании этой версии дело тогда и закрыли.

Что касается погибшего, то за его телом в Москву приехала мать – Александра Александровна (она воспитывала сына одна). Похороны Жданько прошли на его родине в Ярках, где его похоронили на кладбище рядом с могилами дедушки и бабушки. Была на тех похоронах и Малявина.

Между тем для последней дело на этом не закончилось. 6 августа 1980 года в «Литературной газете» появилась статья В. Баскова «Рюмка чая», посвященная этому происшествию. И хотя все герои трагедии были спрятаны за посторонними инициалами, большинство читателей догадались, о ком именно идет речь. Заволновалась и прокуратура. Дело было вновь возобновлено, но через какое-то время прекращено по чьему-то указанию «сверху». Так прошло еще три года.

В 1983 году, с воцарением в Кремле Юрия Андропова, дело по факту гибели Жданько было вновь открыто. Новая экспертиза установила, что рана, нанесенная жертве ножом, не могла быть нанесена им лично. Не мог актер пробить себе сердце и, несмотря на болевой шок, сопротивление хрящей, вытащить нож из раны в идеально противоположном направлении. На основании этого заключения и был сделан вывод: Жданько убила Малявина. В июне 1983 года она была арестована. Состоявшийся через месяц суд приговорил ее к 9 годам лишения свободы. Этапы ее тюремного пути: «Бутырка» – «Красная Пресня» – Можайская зона – Воронежская тюрьма – поселение в Ростовской области. В 1987 году В. Малявина была освобождена по амнистии.