Текст книги "Третья сила. Сорвать Блицкриг! (сборник)"

Разговор в группе ГФП ГА «Центр», временная полевая комендатура, Белосток

– В определенной степени все наши успехи на Восточном фронте обусловлены отсутствием у русских войск налаженного взаимодействия и нормальной связи.

Хочу отметить, что противник воюет безрассудно храбро и отчаянно. К сожалению, этого мало – крайне необходимо еще и умение. Пока его нет – наши доблестные солдаты более-менее справляются. Но как только в действие вступают отлично подготовленные диверсанты НКВД – армейцы впадают в ступор.

Пожилой розовощекий толстяк вытер пот с аккуратной, похожей на отполированный бильярдный шар лысины и отпил минералки.

– Как-то не похоже на русских – применение радиоглушения при уничтожении гарнизона, грамотно подготовленный отсечный огонь. И эти подвижные снайперские засады. – Высокий, худощавый гауптштурмфюрер из СД откинулся на спинку кресла и нервно забарабанил пальцами по столешнице.

– Не стоит недооценивать противника, мой мальчик, уж поверь старому солдату. Я ведь воевал с русскими – в четырнадцатом году, в Восточной Пруссии. Сначала мы думали, что выпнем их сразу до Варшавы или дальше, но как же нам намяли бока… Если бы Самсонов и Ренненкампф действовали осмотрительнее, кто знает, к кому повернулась бы фортуна.

– Если бы, если бы… прочесывание прилегающего леса в районе расположения деревни ничего не дало, – несколько раздраженно отозвался эсэсовец, – а вот ваше предложение, уважаемый Хельмут, по организации «ловли на живца» принесло результат – группа снайперов уничтожена.

– Мое предложение усилить состав подразделений ГФП, СД и жандармерии, увеличить посты и патрули не встретило понимания у этого остолопа Бреннеке. Особенно после уничтожения «Карла» и К-98. Единственное, на что его хватило – использовать этих хорватов в «акциях умиротворения» против местного населения. Только после инцидента с депо Кобрина и уничтожения моста армейцы поняли всю сложность обстановки в их тылу.

– До этого нас вежливо извещали, что наличных частей хватает только на охрану объектов, – хмыкнул новый начальник группы ГФП.

– Больше всего пользы принесло ваше назначение к нам, мой дорогой Ланге. Я просто не понимаю, как его могли назначить на этот пост – куча амбиций, масса самомнения и абсолютный ноль в профессиональном плане. Зато старый партиец и друг чуть ли не самого Гейдриха. – Толстяк досадливо сморщился.

– Я понимаю ваше недовольство, Готлиб, пока хорваты с энтузиазмом, достойным лучшего применения, действовали в деревнях, жандармерия и полиция метались по дорогам или стояли в патрулях, русские диверсанты спокойно обделывали свои дела. Скорее всего, и гибель обергруппенфюрера неслучайна…

Начальник ГФП поднялся из-за стола, подошел к распахнутому окну и присел на подоконник.

– То есть вы полагаете, Рихард, что все эти события – звенья одной цепи? – поинтересовался эсдэшник.

– Более чем уверен, Вальтер… и со мной согласен наш старина Талленбаум. – Толстяк, улыбнувшись, приложил руку к груди и слегка наклонил голову.

– Но вернемся к наши баранам, – посерьезнел Готлиб, – надеюсь, вы понимаете, что без хорошей сети агентуры нам не удастся изменить статус-кво в нашу пользу? И вдобавок, надо безотлагательно решать вопрос со вспомогательной полицией.

– Н-да, вы явно с уважением, если не симпатией, относитесь к этим русским унтерменшам, – вскользь обронил Вальтер Золле, скучающе рассматривая свой идеальный маникюр.

– Мой мальчик, вся эта риторика насчет неполноценности славян и трескучие фразы про высшую арийскую расу хороши на партийных съездах… и, пожалуй, при нашем гауляйтере, но мы – реалисты и прекрасно понимаем, что русские – это не французы, не поляки и тем более не англичане. Вспомните – тридцать девятый год, наши победоносные войска маршем прошли по всей Европе – она рухнула, как карточный домик. А что мы имеем сейчас? Наши солдаты топчутся у стен Смоленска, до сих пор в лесах гуляют толпы русских солдат. И заметьте, вся агитация насчет «освобождения угнетенного народа России от жидокомиссаров» отнюдь не встречает отклика у этих самых «угнетенных».

Толстяк шумно вздохнул, тщательно промокнул лоб и надолго приложился к минералке.

Наступившую паузу прервал Хельмут Лемке, начальник полевой жандармерии:

– Я целиком и полностью согласен с коллегой Талленбаумом и хотел бы продолжить его мысль по поводу вспомогательной полиции – если на своих жандармов я могу положиться без оглядки, то с этими уродами из аборигенов мы еще наплачемся.

– Ну зачем же так огульно охаивать преданных нам «помощников»?! Все они питают ненависть к Советам, храбро борются с противниками рейха, – заметил Рихард Ланге.

– «Борются» они, как же, – проворчал шеф жандармов, – с мирным населением они еще могут сладить, но воевать против вырывающихся из котлов русских или же с диверсантами – кишка тонка, сразу начинают «незаметно» разбегаться. У них это называется «тактический маневр», и остаются мои ребята против злых донельзя солдат в меньшинстве. Сколько драл я их начальника за это, драл – толку чуть. Несколько раз приходилось вызывать на подмогу егерей и мотострелков – если бы не они, давно бы моих перемололи. А насчет уродов – извольте, есть в третьей роте один литовец, как его, м-м-м-м… не вспомню, так вот, этот, с позволения сказать, «борец» начал с того, что убил всю свою семью – жену, тестя с тещей и двоих детей – и подался к нам. И подобных ему – целая свора. Но это не главное – у них нет никаких абсолютно убеждений и принципов, одни лишь инстинкты.

– Вот-вот, Хельмут, а у противника сплошь и рядом идейные, прекрасно понимающие, за что они сражаются и гибнут, люди, и поверьте мне – если мы не найдем способ привлечь подобных им на свою сторону, нам будет очень тяжело.

– Это понятно, Готлиб, но что вы предлагаете сделать? – спросил Золле.

– Да ничего особенного, мой мальчик, начнем с лагерей военнопленных, будем фильтровать местное население, узнаем, кто чем дышит, кто с кем дружит, и самое главное – не совершать излишне резких телодвижений…

– Вроде «умиротворений», как у Бреннеке, земля ему пухом, – буркнул Ланге.

– Неужели?.. – осторожно поинтересовался Лемке.

– Именно, и, говорят, не только он один, – нехотя ответил шеф ГФП, – насколько мне известно, фюрер и так был в гневе после гибели «быстроходного Гейнца» и взрыва «Карла», а уж после гибели Гейдриха вообще пришел в неистовство – и полетели головы, из армейских кто-то, из абвера и из СС…

– Бреннеке пострадал больше всего из-за взрыва станции Кобрин, – отозвался эсэсовец, понизив голос, – как под большим секретом поведал мне приятель отца из РСХА, планировался совместный визит гауляйтера и самого фюрера в Белоруссию, и с этой целью в Белосток и Кобрин прибыли лица из имперской канцелярии, управления охраны и строители Тодта. Как вы помните – от станции после взрыва практически ничего не осталось…

– Это было что-то, – нервно хихикнул толстяк, – особенно меня впечатлили колеса от вагонов, порхающие в небе, как бабочки. Я как раз подъезжал к Кобрину… незабываемое зрелище, скажу вам.

– Просто Кракатау, господа, – передернул плечами жандарм, – мало того, среди некоторых военных возникла паника – мол, русские применили «чудо-оружие», – пришлось даже обезоруживать и связывать особо нервных.

– Меня больше всего впечатлила процедура составления списков погибших и опознания тел, которые удалось найти, – хмуро произнес Рихард, – но последовавшие потом разбирательства превзошли все виденное.

– Но к делу…

– Итак, что мы имеем на сегодняшний день – группа или группы диверсантов неустановленной численности, базирующиеся предположительно в окрестностях Бреста, Кобрина, Пружан, Бельска, Янова и Белостока. Возможно, дислоцируются, по неподтвержденным данным, на каком-то армейском резервном объекте. В эту пользу говорит наличие у противника легкой бронетехники, автомашин и тяжелого стрелкового вооружения. Далее, несмотря на все усилия трофейных команд, до сих пор на дорогах Брест – Пинск, Брест – Барановичи и Варшава – Гродно остаются десятки единиц вражеской бронетехники, автомашин, тракторов и орудий. Вкупе с нехваткой личного состава для эффективной борьбы с вышеозначенными диверсантами все это создает предпосылки для полнейшей свободы их действий. Также вызывает сомнения применение вспомогательной полиции и добровольцев из хорватской дивизии. Резюмируя все сказанное, считаю нужным обратиться к армейцам для привлечения на постоянной основе мотопехоты и егерей совместно с жандармерией для оперативных действий. Задачей СД и КРИПО становится, прежде всего, создание сети агентуры из числа местных жителей, особенно тех, кто пострадал от Советов, перевербовка в идеале большевистских активистов и привлечение в ряды полиции бывших военнопленных…

Степан

Саня нашел площадку для самолетов. И случилось то, что мы должны были вообще-то предвидеть: когда новость расползлась по лагерю (настукать по шее особистам), обе «леснички» просто растворились в воздухе. Их нигде не было. Лагерь был поставлен на уши, однако поиски результата не дали.

…Шорох сбоку-сзади ничего хорошего предвещать не может, проверено. Резко оборачиваюсь, одновременно опуская руку на кобуру, и… И с трудом сдерживаюсь от матерной тирады. Длиннющей тирады. Но…

…На лице одни глазищи. Кроме них, нет ничего. А в глазищах…

– Кать, – делаю шаг навстречу, она пятится и шепчет:

– Не надо…

Тьфу ты, блин, вот…

– Кать, никто тебя никуда против воли не отправит, – нет, таки споткнулась, – вставай, неча на земле лежать.

– Правда?

– Правда-правда.

В руку вцепилась, как клещами. Поднялась и разревелась, плотно вцепившись уже во всего, так сказать, меня. Вот и ладушки. Говорят, если выплакаться – легче станет.

– Я, где Аська прячется, знаю, – ага вроде и правда, легче.

– Ну, пошли, покажешь.

Аську, впрочем, нашли уже без нас. Зато наш отрядный врач высказала все, что думает о тех, кто сбегает, не долечившись. Из госпиталя в итоге меня выгнали. Ну, ладно, раз выгнали, значит, пойдем, мы не гордые.

– Степ, привет, – тьфу ты, блин, Аська, нельзя же так.

– Привет-привет, – сплошная, блин, фамильярность. Нет, чтобы на «вы» да по фамилии.

– Тебя Катька зайти просила, – хмм, с чего бы это?

– Ладно, зайду.

И все же, что могло случиться? Ладно, зайдем – узнаем.

– Здравствуйте, товарищ Степан, – нда-а, напросился.

– Не надо на «вы». Просто Степан, не настолько я старый. Что случилось?

– Вот, – протягивает сложенный лист бумаги.

Заявление, хм… «Прошу зачислить в отряд», дата, подпись. И чего делать прикажете?

– Пойдем к генералу, это он решает.

Дмитрий Михайлович выслушивает внимательно, садится за стол, что-то пишет и вручает Кате собственноручно написанную бумагу, подтверждающую зачисление Екатерины Ивановой в отряд «т. Карбышева» в качестве помощницы санинструктора. Вы выражение «светится от счастья» слышали? Воочию убедился, что совсем это не преувеличение. Катерина упорхнула, а меня генерал вежливо попросил остаться. И очень вежливо описал то, что он со мной проделает, если что-то с девчонкой случится.

Вот так получилось, что стал я инструктором подрастающего поколения. И топаю к Олегычу поинтересоваться, нет ли у него в хозяйстве «ствола», который был бы по руке двенадцатилетней девочке.

Сергей Олегович

Лесничке я выдал тот самый «беби-браунинг», очень он ей понравился: маленький, симпатичный и бьет хорошо. Потом, что-то вспомнив, я ушел в склад, долго там рылся, а потом вытащил оттуда здоровенный сверток и с грохотом положил его на стол:

– Смотри, чего у меня есть! – говорю. – Крепостное ружье Гана-Крнка! Зверь-машина! Двадцать и три десятых миллиметра калибр! Даже амортизаторы отдачи есть и работают. И патроны есть к нему. Берешь?

– Нет, не беру, – ответил Степан, – слишком тяжелая, сошек нет, патрон совершенно нестандартный – расстрелял БК, и все, оптики нет, а если поставишь, то как бы не рассыпалась… Определенно не КСВК, да и ту бы я не взял даже в полном комплекте, слишком тяжелая. Что та, что эта. Сам с ней бегай. Или лучше с «гатлингом» наперевес, как Терминатор!

Разговор в группе ГФП ГА «Центр», временная полевая комендатура, Белосток. (Несколько дней спустя)

– Начнем, господа? – поинтересовался Ланге. – Кто желает быть «примусом»? – щегольнул он знанием латыни.

– Пожалуй, я, – хитро улыбнулся толстяк, собрав лицо в мелкие морщинки и став похожим на Санта-Клауса, но вот маленькие, остро и умно поблескивающие из-под лохматых, кустистых бровей глазки наводили на мысль, что этот добродушный человек может быть весьма опасен и жесток. А собравшиеся в кабинете сослуживцы знали Готлиба Талленбаума как весьма опытного, дотошного и въедливого полицейского. Вдобавок, весьма прямой и неуступчивый в отношении своей работы, он оказался неудобен для своего прежнего начальства в Бремене, и, воспользовавшись оказией, его переместили в группу ГФП…

– Хочу прежде всего вернуться к уничтожению «Карлов» – что меня поразило, так это то, что нападавшие, взорвав одно орудие, другое, судя по всему, захватили с собой. Насколько я выяснил, просто так увезти многотонное сооружение не получится, и вдобавок – его следов так и не нашли. Что позволяет предположить – наши противники имеют высшее техническое образование и хорошо маскируются.

– Может, они уволокли второго «Карла» просто как трофей? – скептически произнес гауптштурмфюрер Золле. – К примеру, просто предъявить, как результат вылазки, вышестоящему руководству?

– Мой мальчик, тогда зачем они прихватили и ТЗМ? Вполне можно было уничтожить их вместе с первым орудием.

– А это что за зверь такой? – поинтересовался начальник жандармерии.

– Транспортно-заряжающие машины, сделаны на базе Т-IV, в них размещается четыре выстрела для мортиры.

– Чем дальше, тем страньше и страньше, – заметил шеф ГФП.

– И не говорите, – махнул пухлой ладонью Готлиб, – чем дальше мы углубляемся в расследование, тем больше странностей всплывает наружу. К примеру, как объяснить такой факт, что, несмотря на привлечение армейской авиации, до сих пор базу противника обнаружить не удалось? Я допускаю, что наши диверсанты мастерски маскируются, но не могли же они бесследно исчезнуть, подобно здешним утренним туманам.

– Со своей стороны, хочу добавить, – вклинился в монолог Лемке, – несмотря на все усилия, мы по-прежнему приходим к финишу последними – противник нас опережает и практически всегда. Те случаи, когда нам удавалось подоспеть к месту нападения и вступить в перестрелку, можно пересчитать по пальцам. Как правило, мы появляемся тогда, когда нужны пожарные, священник и могильщики. Такое ощущение, что наши оппоненты имеют представление о работе ГФП и планируют свои действия, опираясь на нашу реакцию.

– Что касается вербовки агентуры, – подал голос эсэсовец, – то, как говорят русские, «овчинка не стоит выделки». По крайней мере, население, кроме двух-трех человек из числа откровенных отбросов, на сотрудничество идет с крайней неохотой. Припугнешь – начинают нести уж совсем откровенную чушь и мямлить. По поводу военнопленных – хочу заметить, что скапливание больших масс в местах временного размещения негативно влияет на работу с ними. Лагерная администрация, как правило, первым делом ликвидирует евреев и комиссаров, причем на глазах у большинства – что отрицательно сказывается на наших контактах с русскими.

– Ну что ж, со своей стороны, я потребую, чтобы лиц, подлежащих устранению, отделяли от остальных на фильтре и свозили в специально отведенный для них пункт. Далее, необходимо отсортировать всех офицеров от солдат и унтер-офицеров, поскольку они могут воздействовать на своих подчиненных. – Ланге сделал пометки в своем блокноте…

Олег Соджет

«Ага!» – мысленно обрадовался я, когда узнал, что мне первую бомбу сварганили. Это было прелестно. Идеи, куда их в принципе применить, у меня были, но «семерка» все же довольно специфична. И я решил подождать, пока «двойку» доделают – у нее шансов больше было для того, что я задумал.

– Слушай, Петрович, – начал я, – а в «двойку» ты не можешь какого-нибудь г… на типа напалма всунуть? Или, на худой конец, бензина. И чтоб при взрыве горючка как можно большую площадь накрыла. А то мысля одна есть, но простым взрывом там не сильно нагадить получится, а вот если там на пару сотен метров огненная клякса получится, то… А если еще и там горючку подожжет или склад с бомбами…

– Не вопрос, – ответил он. – А что нужно?

– Мне надо четыре бочки бензина и много ящиков мыла. Мыло на терке и в жидкость, получится «любимая штука Лисова». А потом подрезаем слегка башню и корпус «двойки» автогеном и оставляем взрывчатки килограммов пятьдесят, а остальное – под наш «студень»… Так что надо мыло и бензин! – Петрович кивнул, уже прикидывая, где и что раздобыть. – С обычным бензином фигня получится, пыхнет красиво, и не более.

– А гудрон если покрошить – обычная нефть получится, – добавил я, когда он начал открывать рот. – Проверено!

Ну что делать, пошли мы на склады, благо мыло было и его было много. А вот бензин… Его пришлось выбивать подольше, но Петрович же все-таки сумел убедить народ… В общем, выбили и его. После чего напрягли солдат и оттащили добычу Петровичу.

– Ну, вот – бензин и мыло. Когда за аппаратом приходить можно будет?

Прикинул Петрович, что и как, и сказал:

– Тут без помощи твоих ребят не обойтись. Уж больно долго будет.

Я прикинул:

– Мои орлы покрошат мелко мыло. Вы вырежете у бочек крышки, как у банок сгущенки, и покрошенное мыло – туда. И мешаете, пока не получится вязкая хрень типа киселя. Вот это и будет то, что надо. Если напряжемся – самоходная зажигалка будет готова дня через два.

– И без возражений, – добавил я, – я со своими помощниками буду начинкой машины заниматься, а потом со Стариновым будем мудрить, как этот «кисель» разбрызгать так, чтобы и разлетелся подальше, и загорелся получше.

– Фронт работ определен, так что – вперед! – подмигнул Петрович и ушел в мастерскую за бочками, оставив меня рядом с ящиками с мылом.

Немецкие войска

– Время, время! Быстрее, еще быстрее! – орал здоровенный обер-фельдфебель, немного грубовато толкая в плечо парашютистов, помогая им быстрее покинуть «тетушку Ю». Взамен срочно переброшенных куда-то под Таганрог мотострелков и убывших в Плоешти егерей, командование группы армий «Центр», подстегнутое очередной филиппикой вождя германской нации, чрезвычайно раздраженного задержкой в исполнении своей сакральной миссии на Востоке, решило бросить против уже стоящих как кость в горле неуловимых и чрезвычайно зловредных диверсантов бравых ребят генерала Штудента, а именно – третий полк под командованием Рихарда Шварценкопфа. Для экономии времени треть полка выбрасывалась под Волковыском, еще одна треть на планерах десантировалась под Пружанами, остальные подразделения перебрасывались по железной дороге до бывшей польско-русской границы, где уже на грузовиках добирались до места назначения…

Жандармский патруль.
(Дорога Брест – Кобрин.)

Рыжий фельдфебель, громко сопя, поднялся из-под куста, где присел по надобности, подтянул бриджи, застегнулся, поправил китель и только взялся за висевший на шее ремень, как неясное ощущение заставило его бросить взгляд на опушку леса – увидев нескольких человек, уже скрывающихся в глубине сосняка, он, икнув, отчаянно заорал:

– Тревога! Русские партизаны! Тревога! – и бросился к дороге. Через несколько секунд взревели моторы тяжелых «Цундаппов» и SdKfz-222, и жандармы помчались зарабатывать кресты и нашивки – уж кому как повезет…

…После десятиминутного боя мрачные жандармы грузили убитых – троих русских, пятерых своих, и раненых – четверых своих. Остальные «партизаны» смогли оторваться от погони, канув в болотной хмари. При попытке преследования двое чуть не утонули, и пришлось экспедицию свернуть. Да особо никто из немцев не рвался вдогон, поскольку результаты схватки не очень-то радовали…

…Сказать, что шеф жандармов был в гневе, это было бы преуменьшением. Собрав своих подчиненных, Хельмут устроил показательный разнос.

– Как вы могли, мать вашу, забыть про приказ: «…при обнаружении русских в зонах предполагаемых действий диверсантов, в контакт не вступать категорически! По возможности – проследить за их действиями, при других обстоятельствах немедленно известить Управление…» – процитировал он параграф.

– Острых ощущений захотелось? Так я вам их могу устроить – все сразу и в любое время!

– Так, кто там бурчит про невиновных? Вы, дармоеды, позор военной полиции, стадо вечно чем-то озабоченных свиноголовых жертв аборта, даже не можете струей в очко попасть, не то что нести службу.

– Что мне теперь говорить начальнику ГФП? Что некоторые излишне ретивые и очень умные не только не смогли выполнить приказ, но и обосрались донельзя?

– Молчать! – прервал он попытку злосчастного командира патруля вставить слово в свое оправдание. – Раньше надо было думать. Сколько можно говорить – русские не идиоты, они быстро учатся и умеют воевать в лесах. Я думал, что, кроме дебилов из вспомогательной полиции, у меня нет особых хлопот – но теперь вижу, что есть на свете еще бо́льшие дебилы.

– В общем, так, – уже чуть спокойнее продолжил Лемке, – к нам направляют парашютистов, весь третий полк. Будут организованы смешанные подразделения со средствами усиления. И не дай вам бог подвести меня! Вы меня знаете, но вы меня еще узнаете!..