Текст книги "Восемь причин любить тебя сильнее"

– Не знаю… не уверен. Может быть, как-нибудь в другой раз.

– Поезжайте. Попробуйте сдвинуть жизнь с места. Сделать хотя бы небольшой шажок. Поездка может пойти вам на пользу.

Неожиданно для себя Артур обнаружил, что в животе у него проросло зернышко интереса. Он узнал кое-что новое о прошлом жены, и теперь любознательная натура подталкивала его узнать больше. Весь прошедший год он ощущал лишь печаль, разочарование и тоску, и вот теперь появилось кое-что новенькое.

– Было бы, конечно, любопытно посмотреть гуляющих по английскому саду тигров, – сказал он.

Ему действительно нравились тигры. Сильные, величественные, красивые звери, в жизни которых есть только три определяющие цели: выслеживать добычу, насыщаться и спариваться. Люди, в чьей жизни доминируют кротость, смирение и тревоги, так не похожи на них.

– Правда? А я бы отнесла вас к тем, кто больше любит маленьких собачек, – ну, знаете, терьеров или что-то в этом роде. Да вы и выглядите как человек, у которого дома живут хомячки. Так что почему бы вам не поехать с нами на машине? За рулем будет Натан.

– Вы разве не на кемпере поедете?

– Нет, кемпер я продаю. Для меня фургон слишком велик, да и за гараж после смерти Карла приходится платить мне. У Натана «Фиеста». С виду ржавое ведро, но надежная.

– Разве вам не надо сначала спросить у Натана? Может быть, у него другие планы? – Артур поймал себя на том, что инстинктивно пытается увильнуть от поездки. Не надо было трепать языком. Уехать – значит полностью сменить обстановку, отказаться от привычной рутины. Весь его график будет сорван. Кто позаботится о Фредерике и защитит сад от нашествия котов? Если поехать на юг, то вполне возможно, что придется где-то заночевать. А он никогда не собирал чемодан – этим занималась Мириам. Мысли забегали в поисках причины для отказа. Он не хотел совать нос в прошлое жены, но хотел узнать как можно больше о ее жизни до встречи с ним.

– Нет, нет. Натану думать не положено. Это за него делаю я. К тому же ему будет полезно взять на себя некоторую ответственность, а то ведь и не вспомнит, что должен посмотреть университеты. Да, в запасе еще несколько месяцев, но уж лучше пусть определится пораньше. Без него мне будет одиноко. Непривычно снова оказаться одной. А потом поеду навестить и найду только его скелет, потому что он забудет, что надо есть.

Подумав, Артур собрался сказать, что, пожалуй, отложит поездку на какое-то время. Он уже знал, что не хочет составлять компанию Бернадетт и ее сыну, которого встречал лишь однажды, когда они с Мириам столкнулись с ним и его матерью на улице. Юноша показался ему довольно немногословным. И вообще, Артур на самом деле не хотел покидать дом, свое безопасное гнездо.

Но тут Бернадетт сказала:

– Когда Натан уедет, я буду предоставлена сама себе. Одинокая вдова. Но, по крайней мере, у меня есть вы и другие добрые друзья. Вы все мне как семья.

Ему вдруг стало стыдно. В ее голосе звучало такое одиночество. Артур никогда не применял это слово, чтобы охарактеризовать Бернадетт. Внутренний голос предупреждал: «Не езди в Грейсток». Но ему не терпелось узнать, что связывало Мириам с поместьем. Место это совсем не вязалось с ней. Но ведь уже была Индия. Лорд Грейсток представлялся Артуру интригующим персонажем, и его семья владела поместьем многие годы, так что, возможно, он и знает что-то о Мириам. И даже, не исключено, знает что-то о браслете и шармах. Разве возможно, чтобы он, Артур, забыл об украшении, спрятал его в коробочку и отказался от попыток узнать больше о молодости своей жены?

– Вы не против, если я буду с вами откровенна? – спросила Бернадетт.

Она села рядом, сжимая в руках чайное полотенце.

– Э, нет…

– У Натана было трудное время после смерти Карла. Он мало об этом говорит, но я вижу – мальчик переживает. Ему полезно побыть даже немного в мужской компании. Друзья у него есть, но это не то. Если бы вы во время поездки посоветовали ему что-то, наставили на правильный путь… Думаю, ему бы это пригодилось.

Лишь усилием воли Артур удержался от того, чтобы покачать головой. Он представил Натана с его похожим на стручковую фасоль телом и черной челкой, нависающей над одним глазом траурным занавесом. При их единственной встрече за кофе парень преимущественно молчал. И вот теперь Бернадетт хотела, чтобы Артур поговорил с ним по-мужски.

– Ну, меня он и слушать не станет. Мы и встречались-то всего один раз.

– Думаю, что станет. От меня он слышит только, что можно делать и чего делать нельзя. Так что ему будет очень полезно послушать вас.

Артур внимательно посмотрел на нее. Обычно он отводил глаза, но на этот раз увидел и ярко-красные волосы с уже потемневшими корнями, и опущенные уголки рта. Она хотела, чтобы он согласился.

Он мог бы отнести вещи Мириам в благотворительный магазин. Мог бы вернуть браслет в шкаф и забыть о нем. Но его останавливали две причины. Во-первых, загадка. Настоящая, как те загадки, ради которых они с Мириам смотрели по воскресеньям детективные сериалы. Желание узнать истории, стоящие за каждым шармом, не давало ему покоя. Чем больше он узнает о прошлом жены, тем ближе станет к ней. Во-вторых, Бернадетт. Приходя к нему с пирогами и добрым словом, она ни разу не попросила его ни о чем – ни о деньгах, ни об ответной услуге, ни даже о том, чтобы он выслушал ее рассказ о Карле. Лишь только теперь она ждала от него пустяка.

Артур знал, что Бернадетт не будет настаивать, но знал, видя, как она крутит обручальное кольцо на пальце, что для нее это важно. Она хотела, чтобы он поехал с ней и Натаном. Она нуждалась в нем.

Покачавшись немного на стуле и приглушив ворчливые голоса, требовавшие отказаться от предложения, Артур сказал себе, что должен это сделать.

– Думаю, поездка в Грейсток – это то, что мне надо, – сказал он прежде, чем успел передумать. – И, думаю, с Натаном мы поладим. Можете на меня рассчитывать.

В пути

Натан Паттерсон существовал в том смысле, что у него была голова, туловище, руки и ноги. Насчет того, есть ли в голове мысли, приводящие в движение все это тело, у Артура имелись некоторые сомнения. Передвигался он так, словно стоял на плавно скользящей конвейерной ленте в аэропорту. Худой как тростинка, он был одет в облегающие, висящие на бедрах черные джинсы, черную футболку с изображением черепа и белые кроссовки. Едва ли не половину лица скрывала челка.

– Привет, Натан. Рад тебя видеть, – бодро сказал Артур, остановившись на тротуаре перед домом Бернадетт, и протянул руку. – Мы уже встречались однажды утром в кафе, помнишь?

Натан посмотрел на него как на инопланетянина. Его руки так и остались висеть плетьми.

– Не…

– Ну и ладно. Я так понимаю, ты собираешься университеты посмотреть. Должно быть, смышленый парень.

Натан отвернулся, открыл дверцу со стороны водителя и, не сказав ни слова, сел за руль. Артур посмотрел ему в спину – похоже, поездка обещала быть долгой.

– Сяду сзади, хорошо? – Не получив ответа, он забрался в машину. – А вы с мамой сможете поболтать впереди.

Свой чемодан на колесиках Артур прикатил к дому Бернадетт после ланча. Перед уходом он, чувствуя себя виноватым, обильно полил Фредерику и постарался ее утешить.

– Меня не будет пару дней, не больше, – пробормотал он, протирая ее листья влажной тряпочкой. – Ты справишься. Нельзя же просто сидеть на одном месте. Хотя нет, тебе можно. Но мне нужно съездить кое-куда. Узнать о Мириам то, чего я не знал. Думаю, ты меня в этом поддержишь.

Артур посмотрел на Фредерику, ожидая какого-нибудь знака – покачивания листьями или бульканья воды, – но никакого знака не последовало.

Из вещей он взял с собой смену белья и запасную рубашку, туалетные принадлежности, аптечку и саше с горячим шоколадом. Бернадетт заказала ему комнату в гостинице в Челтнеме, где и они собирались остаться на ночь.

– Чудесное место, – сказала она. – Из некоторых комнат открывается вид на Челтнемский собор. Все как в Йорке, так что по дому вы не заскучаете.

Бернадетт выбралась наконец из дома. За собой она катила пару чемоданов – темно-синий и фиолетовый, – за которыми последовали четыре сумки «Марк & Спенсер».

Артур опустил стекло, ожидая, что Натан бросится помогать матери, но юнец не сдвинулся с места и, положив ноги на приборную панель, продолжал поглощать чипсы из пакета.

– Вам помочь? – спросил Артур.

– Не надо, я справлюсь. Вот только загружу это все в багажник, и можно отправляться. – Бернадетт захлопнула крышку багажника и села впереди, рядом с сыном. – Ну, ты знаешь, куда нам ехать?

– Да, – вздохнул Натан.

– На дорогу до гостиницы нам потребуется часа три, – сказала Бернадетт.

Едва они тронулись, как Натан включил на полную громкость радио. Гремело так, что Артур не мог думать. Рок рвался из колонок, певец орал и визжал, что хочет убить свою подружку. Время от времени Бернадетт оборачивалась, виновато улыбалась и одними губами спрашивала – все хорошо?

Артур кивал и поднимал большой палец. Вся эта перемена в утреннем распорядке изрядно его напрягла. Он не побрился и не мог вспомнить, помыл ли чайную чашку. Он представлял, как вернется из поездки с засаленным воротником, и тревожился из-за Фредерики – не слишком ли много воды ей досталось. Ко всему прочему его неотступно преследовала мысль об оставшихся на столе крошках. И дверь – правильно ли он ее закрыл?

Не зная, как еще заглушить тревогу, Артур опустил руку в карман, где лежала коробочка, погладил пальцем жатую кожу и даже ощутил некое облегчение. Вещь, принадлежавшая жене, была теперь у него, пусть даже он и не знал, откуда она взялась. Они ехали к автостраде по обсаженным деревьями дорогам, и в какой-то момент Артур почувствовал, что глаза закрываются. Он попытался держаться, но веки снова дрогнули и опустились. Шорох шин по асфальту убаюкивал и навевал сон.

Ему приснилось, что они вчетвером – он, Мириам, Люси и Дэн – выехали на пикник на берегу моря. Где именно и когда это случилось, он не помнил, но Люси и Дэн были еще детьми, потому что пришли в восторг от поездки к морю и рожка мороженого.

– Иди сюда, папа, поплещемся. – Дэн потянул его за руку. Солнечный свет разбегался по воде серебристой рябью, и от фургончиков, стоявших в отдалении на набережной, доносился запах свежих, только что приготовленных пончиков и уксуса. Чайки с пронзительными криками кружили над головой. Припекало солнце.

– Да, иди сюда, Артур. – Мириам повернулась к нему лицом. Солнце стояло у нее за спиной, и ее волосы как будто превратились в золотой ореол. Под тонким белым платьем проступал восхитительный силуэт ее ног.

Сам он сидел на песке, подвернув повыше лодыжек брюки. Под горчичного цвета жилетом выступил пот.

– Я немного устал, – сказал он. – Полежу на песочке, посмотрю на вас троих. А заодно и новости почитаю. – Он похлопал по своей газете.

– Этим ты можешь заняться в любое время. Иди к нам. Отдохнешь вечером, когда дети лягут спать.

Артур улыбнулся.

– Я побуду здесь. А ты с детьми иди, покатайтесь на лодке. – Он протянул руку и потрепал по голове Люси.

Жена и дети постояли еще немного, глядя на него, но потом все же сдались и, взявшись за руки, побежали к морю. В какой-то момент он почти вскочил и бросился за ними, но они уже исчезли за пляжными зонтиками и цветными полотенцами. Артур снял жилет, свернул его и положил под голову.

Но поскольку это происходило во сне, он смог мысленно отмотать события назад. На этот раз, когда жена подошла с веслом и пригласила его покататься на лодке, он не стал отказываться и согласился. Потому что знал – другого такого момента, возможно, никогда больше не будет. Потому что знал – время, проведенное с детьми, бесценно, и в будущем Дэн будет жить за тысячи миль от дома, и Люси тоже уедет далеко. Он знал, что в ближайшие годы будет часто вспоминать этот день, всей душой желая снова оказаться на пляже с семьей.

Вот почему на этот раз, оставаясь во сне, Артур встал, взял тоненькие, липкие от песка руки Дэна и Люси в свои, и они вместе, вчетвером, побежали по песку, смеясь и визжа. И он топтался в море, пока оно не промочило его брюки выше колен и не посолило губы. Мириам, смеясь, подошла к нему и опустила в воду кончики пальцев. Люси хватала его за ноги, а Дэн сидел по пояс в воде, и море плескалось вокруг. Артур обнял жену за талию и притянул к себе. На носу у нее высыпали веснушки, а на щеках солнце нарисовало розовые круги. Больше всего на свете ему хотелось быть здесь. Он наклонился к ней, почувствовал ее дыхание на своих губах и…

– Артур. Артур!

Он почувствовал руку у себя на колене.

– Мириам?

Он открыл глаза. И сцена с женой и детьми внезапно оборвалась.

С переднего сиденья на него, обернувшись, смотрела Бернадетт. Дверца с ее стороны была открыта, и за ней виднелась площадка, закатанная серым термакадамом.

– Вы задремали. Мы на заправке. Пойду потрачу пенни [1]1
    Потратить пенни (англ. spend a penny) – воспользоваться туалетом. – Здесь и далее прим. пер.


[Закрыть].

– О… – Артур моргнул, приспосабливаясь к реальному миру и все еще чувствуя руку Мириам в своей. Он так сильно хотел быть с ней, целовать ее губы. Он потряс головой, выпрямился.

– Где мы?

– Почти доехали до Бирмингема. На дорогах спокойно. Ну же, выходите и разомните ноги.

Артур послушно вышел из машины и, взглянув на часы, удостоверился, что проспал два часа. Шагая к серому, похожему на бетонный куб, зданию, он жалел, что не может вернуться в тот же сон и снова быть со своей семьей. Все казалось таким реальным. Почему он не ценил те счастливые моменты, когда они случались?

Артур побродил по WHSmith и купил «Дейли мейл», а потом кофе в картонном стаканчике из автомата на улице. У кофе оказался землистый привкус. В вестибюле звенели игровые автоматы, мигали разноцветные огоньки и звучала веселая электронная музыка. В воздухе ощущался запах жареных луковых колечек и отбеливателя. Он бросил стаканчик с недопитым кофе в мусорную урну и пошел в туалет.

Вернувшись к машине, он оказался наедине с Натаном.

Парень снова сидел, положив ноги на приборную панель и демонстрируя молочно-белую лодыжку. Артур расположился на заднем сиденье и раскрыл газету. В ближайшую пару дней ожидалось наступление сильной жары. Май обещал стать самым жарким за последние десятилетия. Вспомнив о Фредерике, он подумал, что на два дня влаги ей должно хватить. Натан достал из пачки очередную желтую чипсину и, похрустев ею рекордно долгое, по мнению Артура, время, наконец изрек:

– Так вы с моей мамой, ну, это… сами знаете…

Артур подождал, но продолжения не последовало.

– Извини, я…

– Вы и мама. Вы, ну, знаете… – Он повернулся к Артуру и с нарочито аристократическим акцентом добавил: – Вы встречаетесь?

– Нет. – Артуру стоило немалых усилий не выдать смешанного с ужасом изумления. Интересно, с чего бы это у Натана завелись такого рода мысли? – Конечно нет. Мы просто друзья.

Натан кивнул с видом человека, умудренного жизненным опытом.

– Так у вас в гостинице отдельная комната?

– Разумеется, отдельная.

– Просто подумал…

– Мы только друзья.

– Я заметил, что она готовит вам разные вкусности – пироги и все такое. Другим – только сладкое.

Другим «пропащим». Мистеру Флауэрсу, у которого не все в порядке с головой. Затворнице миссис Монтон и прочей компании.

– Я очень благодарен твоей маме за то, что она делает для меня. У меня было трудное время, и она крепко помогла. И, знаешь, я не любитель сладкого.

– Ну да. – Натан дожевал последние чипсы, сложил пустой пакетик и положил между верхней губой и носом, изобразив усы. – Моя мама помешалась на помощи другим людям. Прямо-таки святая.

Артур так и не понял, было это сказано с сарказмом или нет.

– Ваша жена. Она ведь умерла, да?

– Да, умерла.

– Паршивое, должно быть, дело, а?

В первое мгновение Артур едва сдержался, чтобы не вскочить, перепрыгнуть на переднее сиденье и вырвать свернутый в трубочку пакетик из-под носа у мальчишки. Как легко молодые относятся к смерти. Словно это некая далекая страна, куда они никогда не попадут. И как он смеет так пренебрежительно отзываться о Мириам. Артур вцепился ногтями в кожаное сиденье. Чувствуя, как вспыхнули щеки, он повернулся к окну, чтобы не встретиться с Натаном взглядом.

Какая-то женщина в черной футболке с изображением барсука тащила через парковку хнычущую дочку. Девочка сжимала в руке пакет «Хэппи-мил». Из красного «Форд-Фокуса» вышла еще одна дама, постарше, и тоже начала кричать, указывая пальцем на пакет. Представители трех поколений одной семьи спорили из-за гамбургера.

Не ответить на реплику было бы грубостью, но расписывать свои чувства Артур не стал.

– Да, паршивое, – подтвердил он, не заметив, что перешел на язык Натана.

– Ну вот и все. – Передняя дверца распахнулась, и Бернадетт поставила на пол несколько полных пакетов, после чего попыталась втиснуться сама. – Мы готовы? – спросила она, защелкивая ремень безопасности.

– Что у тебя там, мам?

– Ничего особенного. Несколько журналов, сок, вода и шоколадки в дорогу. Вы с Артуром можете проголодаться.

– Я думал, у тебя продукты в багажнике.

– Знаю, но свежий запас никогда не помешает.

– Может, как заселимся в гостиницу, выпьем чаю, – предложил Натан. – Будем там через час.

Артуру стало не по себе. Бернадетт определенно пыталась угодить.

– Вообще-то я бы немного перекусил, – сказал он, чтобы поддержать ее, хотя вовсе не хотел есть.

Бернадетт вознаградила его теплой улыбкой, большим батончиком «Твикс» и двухлитровой бутылкой кока-колы.

В комнате, которая досталась ему в гостинице, едва хватало места для односпальной кровати, расшатанного шкафа и стула. В углу приютилась самая маленькая раковина, которую он когда-либо видел, с кусочком мыла размером с маленький шарик моцареллы. Туалет и ванная (как сообщила ему хозяйка) находились этажом выше. Никаких ванн после девяти вечера не разрешалось, а при смыве унитаза полагалось спускать только полный бачок, иначе содержимое не смылось бы до конца.

Артур так и не смог вспомнить, когда в последний раз спал на односпальной кровати. Непривычно узкая, она как будто подтверждала его статус вдовца. Постельное белье, впрочем, было чистое и свежее, и он, присев на край кровати, посмотрел в окно. По подоконнику расхаживала чайка, а за дорогой виднелся симпатичный парк.

Бывало, они с Мириам, добравшись до номера в гостинице, первым делом выпивали по чашечке хорошего чая и оценивали печенье, выложенное хозяином или хозяйкой для гостей. Заведение, вовсе не предлагавшее бесплатного угощения, получало большой жирный ноль. Простое злаковое удостаивалось двух баллов. С заварным кремом оценивалось на «четверку». Бисквитное со сливочным кремом, первоначально получившее от Артура «пятерку», впоследствии, когда он научился ценить его, подросло до отметки в шесть баллов. Любое печенье, имевшее вкус шоколада, но не содержавшее его, заслуживало восхищения. Еще выше в рейтинге стояло шикарное печенье, обычно предлагаемое крупными гостиничными сетями – лимонно-имбирное или с шоколадной крошкой, – которое дотягивало до «восьмерки». Чтобы получить высшую оценку, печенье должно было быть домашнего приготовления, и такое попадалось очень редко.

В данном случае гостей ждала упаковка с двумя имбирными орешками. Сами по себе они были вполне приемлемы, но при виде этой парочки в одной упаковке у Артура дрогнуло сердце. Он достал один орешек, пожевал, затем свернул пакет и положил обратно на поднос. Оставшийся имбирный орешек предназначался Мириам. Артур так и не смог заставить себя съесть его.

Они договорились встретиться втроем за ужином в ресторане внизу. До назначенного времени оставалось еще два часа. Обычно они с Мириам надевали куртки и отправлялись на прогулку – осмотреть окрестности, сориентироваться и спланировать программу следующего дня. Выходить один Артур не хотел. Открывать что-то в одиночку – ну какой в этом смысл? Глядя в окно, он увидел направившегося к парку Натана. Одну руку парень держал в кармане, в другой у него была сигарета. Интересно, подумал Артур, знает ли Бернадетт об этой дурной привычке сына?

Он достал из кармана коробочку и открыл ее на подоконнике. Даже привыкнув к браслету, он никак не мог связать его с женой, как и не мог представить украшение, столь массивное и броское, на ее тонком запястье. Мириам гордилась своим элегантным вкусом, и ее часто принимали за француженку из-за приверженности классике. Она и сама часто говорила, что восхищается тем, как одеваются французские дамы, их изысканностью и утонченностью, и мечтала побывать однажды в Париже.

Заболев и уже чувствуя себя плохо – у нее началась одышка, – Мириам и одеваться стала иначе.

Темно-синие шелковые блузки, кремовые юбки и жемчуга уступили место бесформенным кардиганам. Ее единственной целью было согреться. Она зябла даже на солнце. Сидя в анораке в саду, подставив лицо солнцу, Мириам как будто бросала ему вызов: «Ха! Ты меня не проймешь!»

– Не могу понять, почему ты не рассказала мне об Индии, – произнес он вслух. – История мистера Мехры не самая веселая, но тебе стыдиться нечего.

Сорока по другую сторону окна посмотрела на него, а потом перевела взгляд на браслет. Артур постучал по стеклу.

– Кыш. – Подняв коробочку, он в который уже раз оглядел шармы.

Цветок состоял из пяти цветных камешков, окружающих крошечную жемчужину. На палитре лежала миниатюрная кисть и шесть эмалированных капелек, изображавших краски. Рычащий тигр обнажил острые золотые зубы. Артур снова посмотрел на часы. До обеда оставался еще час и сорок пять минут.

Дома он уже бы поел. Они с Мириам всегда обедали в половине шестого, и, оставшись один, Артур не стал менять традицию. Пока она готовила, он накрывал на стол, потом мыл посуду, а она вытирала тарелки и приборы. Единственное отступление от заведенного порядка допускалось в пятницy, когда они садились перед телевизором и ели рыбу, жареную картошку и гороховое пюре прямо с полистиролового подноса. Артур откинулся на подушку, заложив руки за голову. Без жены и еда стала другой.

Чтобы заполнить чем-то оставшееся до обеда время, Артур попытался составить план на следующий день. Перспектива получить свою чашку чая и завтрак в обычное время представлялась туманной. Он еще раз перечитал записанное на клочке бумаги расписание поездов и постарался его запомнить.

Артур представил, как лорд Грейсток шагает ему навстречу с протянутой рукой и приветствует, словно старого друга. Следующее мысленное упражнение – стоящая на коленях Мириам играет в марблы с детишками в Индии – далось труднее. Воображение отказывалось понять такое.

Выиграв всего десять минут, Артур взял пульт дистанционного управления и включил миниатюрный телевизор, несколько криво висевший на стене. Попереключав каналы, он остановился и начал смотреть один из эпизодов сериала «Коломбо», до конца которого оставалось двадцать минут.