Текст книги "Money. Неофициальная биография денег"

Денежный вандализм: судьба бирок из Палаты шахматной доски

Восхитившие и Кейнса, и Фридмана экономические воззрения яппцев, воспринимавших деньги как особый вид кредита, денежный обмен – как средство погашения задолженностей по кредитам, а наличность – как символ кредитных взаимоотношений, имели на протяжении истории своих последователей. В первую очередь в их ряды вошли те, кто занимался управлением деньгами, в особенности в крупных объемах. Одной из ярких иллюстраций может служить осада Валетты турецкими войсками в 1565 году. Запасы золота и серебра в городе подходили к концу, и рыцари Мальтийского ордена в определенный момент вынуждены были начать чеканить монету из меди. На монетах они выбили девиз, с которым полностью согласились бы жители островов Яп: Non Aes, sed Fides («Не металл, но доверие»).

Тем не менее на протяжении долгого времени экономисты и философы продолжали придерживаться традиционных взглядов на деньги как на товар, на денежный обмен – как на обмен товарами и услугами (то есть деньги воспринимались как тот же самый товар, но предназначенный выполнять роль универсального показателя стоимости), а на кредитование – как на аренду денег. Подобная философия веками главенствовала в экономической мысли, оказывая значительное влияние на денежную (и не только) политику государств. В связи с этим возникает закономерный вопрос: если общепринятая теория денег ошибочна, почему ее разделяли столь многие экономисты и философы? И почему даже сегодня большинство экономистов использует ее в качестве основы современной экономической мысли? Иначе говоря, почему традиционная теория денег настолько живуча? Тому есть сразу две причины, и на них стоит остановиться подробнее.

Первая причина связана с историческими доказательствами существования денег. Проблема даже не в том, что древних валют до нашего времени дошло немного, а в том, что практически единственные артефакты подобного рода представлены монетами. В музеях мира можно видеть стенды с монетами – и древними, и сравнительно новыми. Монеты и надписи на них – один из основных источников информации для археологов, позволяющий лучше понять ушедшие культуры, составить представление о существовавшем в них общественном строе и восстановить некоторые исторические события. Благодаря монетам мы можем определить сроки правления древних царей, выяснить иерархию пантеона богов, которым поклонялись жившие века назад люди, и получить сведения об идеологической основе давно исчезнувших государств. Нумизматика – уважаемая научная дисциплина, ставящая своей единственной целью изучение монет. И хотя человеку, далекому от науки, может показаться, что ценности в этом занятии не больше, чем в коллекционировании марок, на самом деле нумизматика – один из ценнейших инструментов историка.

Почему монеты занимают такое важное место в изучении древней истории, вполне понятно. Традиционно их изготавливали из прочных и долговечных материалов, таких как золото и серебро, которые не ржавеют и не поддаются разрушению с течением времени. В отличие от многих других свидетельств материальной культуры они способны пережить века. Кроме того, поскольку монеты обычно изготавливались из ценных материалов, люди специально старались их сохранить, в том числе в виде кладов и тайников. Именно из этих захоронений впоследствии – по прошествии десятков, сотен, а то и тысяч лет – их извлекали историки или охотники за сокровищами. Но проблема заключается в том, что строить исторические теории исключительно на существовании сохранившихся предметов материальной культуры – значит совершать грубую ошибку, и ни одна другая область знания не демонстрирует это с такой наглядностью, как история денег. В качестве примера можно вспомнить хотя бы злополучное уничтожение коллекции предметов, чье значение для историка, занятого происхождением и эволюцией денег, не поддается оценке. На протяжении более чем шестисот лет, с XII по конец XIX века, учет государственных финансов в Англии велся при помощи простого, но при этом чрезвычайно эффективного средства – бирок Казначейства, известного как Палата шахматной доски. Своим названием этот орган был обязан клетчатому сукну, покрывавшему столы, за которыми и производились расчеты. Бирка представляла собой деревянную палочку, обычно вырезанную из ивы (берега Темзы неподалеку от Вестминстерского дворца в те времена были покрыты густыми зарослями ивняка). На бирке-палочке делали зарубки или краткие записи, фиксируя все выплаты, произведенные казначейством и в пользу казначейства. Одни из них служили своего рода чеками, доказывая, что тот или иной землевладелец оплатил налог короне. Другие показывали размер кредита, выданного казной подданному. К примеру, одна из сохранившихся бирок гласит: «9 фунтов 4 шиллинга 4 пенса выдано Фалку Бассету на покупку фермы в Уикоме» – это был кредит, выданный епископу Лондонскому Фалку Бассету Генрихом III. Судя по всему, Палата отмечала даже размер взяток: если верить хранящейся в частной коллекции бирке, «13 шиллингов 4 пенса [было] выдано Уильяму де Талливику за благосклонность короля».

Коллекция бирок Палаты шахматной доски, чудом переживших исторический вандализм XIX века (©Te National Archives, Kew)

После того как подробности транзакции фиксировались на ивовой палочке, ее расщепляли вдоль надвое, чтобы у каждой из сторон сделки имелась копия. Рисунок ивовой древесины уникален, так что подделать бирку было практически невозможно. Поскольку факт заключения сделки между казначейством и подданным короля был не просто записью в книге, хранящейся где-то в Вестминстерском дворце, а существовал на физическом носителе, то полученный кредит можно было передать третьему лицу в качестве возмещения другого долга. По сути, бирки являлись аналогом сегодняшних предъявительских ценных бумаг – финансовых обязательств (например, акционерных сертификатов, долговых расписок или банкнот), бенефициаром которых выступает тот, кто владеет их физической копией.

Историки полагают, что в средневековой Англии посредством этих бирок велось подавляющее большинство финансовых операций и значительная часть денежного обмена. Ведь если задуматься, иметь в момент уплаты налога на руках бирку выданного казначейством кредита очень удобно. Впрочем, наверняка мы этого не знаем. Хотя за несколько веков существования описанной системы расчетов были изготовлены миллионы бирок и вплоть до начала XIX века в архивах казначейства их хранились тысячи, сегодня во всем мире насчитывается всего несколько сохранившихся бирок. Винить в этом следует английских политиков, взявшихся в XIX столетии за дело административных реформ с пылом, граничащим с фанатизмом.

Несмотря на эффективность системы бирок, к концу XIX века от нее решили отказаться. Вести учет при помощи зарубок и вместо изящных банкнот Банка Англии обмениваться деревянными палочками многим в то время казалось откровенным варварством. Поэтому в 1782 году парламент принял закон, официально отменивший бирки как средство ведения учета в Казначействе. Впрочем, поскольку казначейство всегда оставалось чрезвычайно хлебным местом, в силу закон вступил только через полвека, в 1826 году. К 1834 году старинная традиция бирок окончательно канула в Лету, передав эстафету бумажным банкнотам.

Разумеется, после отмены старой системы учета встал вопрос, что делать с накопившимися за несколько веков бирками. Сторонники реформы считали, что деревянные палочки – зрелище довольно позорное, поскольку они служат неприятным напоминанием о том варварском способе, каким Британская империя вела финансовый учет, так что лучше от них избавиться, и поскорее. Последствия их решения описал двадцать лет спустя Чарлз Диккенс:

«Случилось так, что бирки стали жечь в одной из печей палаты лордов. От печи, плотно набитой палками, загорелась панель; от панели загорелась вся палата лордов, от палаты лордов загорелась палата общин; обе палаты сгорели дотла; призвали архитекторов и велели им выстроить две новые палаты; расходы на эту постройку уже перевалили за второй миллион фунтов стерлингов…»

Конечно, парламент можно отстроить заново – что и произошло, и воздвигнутые здания по сей день стоят на берегах Темзы. А вот спасти из пламени бесценную коллекцию бирок и заключенную в них финансовую и денежную историю Англии не удалось. Историкам приходится полагаться на чудом сохранившиеся в частных руках экземпляры и радоваться, что до наших дней дошли хотя бы упоминания о том, как эти бирки использовались. Тем не менее значительная часть знаний о средневековых финансах и их эволюции безвозвратно утеряна.

Если история английских средневековых денег сопряжена с подобными потерями, то что уж говорить о других цивилизациях – в особенности тех, что существовали до возникновения письменности. Обычно из древности до нас доходят только монеты, однако, как показывает пример учетных бирок Палаты шахматной доски, монеты могут представлять собой лишь верхушку денежного айсберга. Пласты финансовой истории, истории денег, недосягаемы для нас по той простой причине, что на сегодняшний день не сохранилось никаких физических доказательств их существования. Чтобы понять, насколько серьезна эта утрата, достаточно предположить, что станут делать историки будущего, воссоздавая модель нашей современной экономики, если в результате какого-нибудь природного катаклизма все относящиеся к ней записи будут уничтожены. Можно лишь надеяться, что им хватит ума сообразить, что у нас имелись и другие деньги, помимо евроцентов и никелевых фунтовых монет.

Почему рыбе иногда полезно выпрыгивать на берег

Вторая причина, по которой традиционная теория денег столь живуча, напрямую связана еще с одной проблемой. Китайская пословица гласит: «Рыба знает о воде меньше всех». Этим же объясняется отличие гуманитарных дисциплин, таких как антропология, социология, экономика и другие, от естественно-научных: физики, химии или биологии. Естественные науки изучают окружающий мир, и в них хотя бы теоретически возможна некоторая объективность. С гуманитарными науками все обстоит сложнее. Мы изучаем самих себя – как отдельные личности или социальные группы. Поскольку все мы люди и все – разные, объективный взгляд на любую проблему в рамках этих дисциплин затруднен. Если предметом изучения является нечто, влияющее на нашу повседневную жизнь, то взглянуть на это нечто со стороны совсем не просто. К тому же каждая подобная попытка может иметь далеко идущие и не всегда приятные последствия. Описать природу денег сложно именно потому, что деньги – неотъемлемая часть экономики любого современного общества. Рассуждая о природе денег, мы уподобляемся рыбе, пытающейся понять, что такое вода – та самая, в которой она плывет.

Впрочем, это не означает, что все общественные науки – пустая трата времени. Даже если мы не способны абсолютно объективно взглянуть на свои привычки и человеческие традиции, мы можем хотя бы более или менее трезво оценить их, опираясь на исторический опыт. Чтобы не заблудиться в лесу, нужно найти два ориентира и определить свое местоположение, отталкиваясь от обоих. Точно так же мы можем узнать многое о знакомых нам общественных институтах, присмотревшись к тому, как они функционировали в других странах, других культурах и в другое время. Такой подход годится и при изучении истории денег, хотя воспользоваться им непросто: все-таки деньги – один из базовых элементов экономики. Бóльшую часть времени деньги просто есть, и возможность взглянуть на них объективно возникает, когда нарушается обычный порядок вещей. Продолжая аналогию с рыбой, сравним нарушение порядка вещей в экономике с выплескиванием воды из аквариума. Рыба в состоянии понять, что такое вода, только когда происходит нечто подобное.

Поэтому для того, чтобы понять, что такое деньги, нам следует присмотреться к историческим периодам, для которых был характерен социальный и экономический хаос. Убедившись на примере бирок Палаты шахматной доски в том, что на обилие исторических улик лучше не рассчитывать, обратимся к примерам из недавнего прошлого. Иначе говоря, для понимания природы денег попробуем исследовать кризисы современных денежных систем. К счастью – или к несчастью, – нехватки подобных примеров в недавней истории не наблюдается.

Деньги в экономике без банков

4 мая 1970 года в ведущей ирландской газете Irish Independent была опубликована заметка с простым, но пугающим заголовком: «БАНКИ ЗАКРЫВАЮТСЯ». Из заявления, сделанного Постоянным комитетом ирландских банков (организации, объединявшей крупнейшие банки страны), следовало, что конфликт между руководством банков и их сотрудниками «достиг точки, в которой нижеупомянутые банки не видят для себя возможности продолжать предоставлять на территории Ирландии даже минимальные услуги». Далее сообщалось, что «в подобной ситуации банки вынуждены сообщить о закрытии с 1 мая и до дальнейшего уведомления всех своих отделений на территории страны».

Кажется невероятным, чтобы в наше время практически вся банковская система целой страны, притом европейской, единомоментно прекратила работу. Однако в то время никто особенно не удивился – в том числе и потому, что незадолго до того, в 1966 году, нечто подобное уже происходило. Причина конфликта между руководством и сотрудниками не отличалась новизной и заключалась в недовольстве последних размерами своих зарплат на фоне роста цен. Весь 1969 год прошел под знаком стабильно высокой инфляции – к осени стоимость жизни выросла по сравнению с предыдущими пятнадцатью месяцами более чем на 10 процентов. Профсоюзы потребовали увеличения заработной платы, руководство банков отказалось идти им навстречу, и Ирландская ассоциация банковских служащих объявила забастовку.

С самого начала было ясно, что быстро конфликт не разрешится, поэтому все заинтересованные стороны старались подготовиться к его последствиям заранее. Бизнесмены принялись накапливать банкноты и монеты. Irish Independent в эти дни писала:

«По всей стране осуществляются массовые изъятия денежных средств – фирмы готовят запасы на случай закрытия банков. Ожидается, что наибольшую выгоду из закрытия банков извлекут страховые компании, производители сейфов и охранные предприятия. Заводы и другие компании, оперирующие значительными объемами наличности для выдачи зарплат, договорились с супермаркетами и крупными магазинами о получении крупных денежных сумм».

Но первый же месяц кризиса показал, что все далеко не так страшно, как представлялось. Центральный банк Ирландии, ожидая роста спроса на наличность, в марте и апреле увеличил свои денежные ресурсы, и к маю в обращении находилось монет и банкнот примерно на 10 миллионов фунтов больше, чем обычно. В результате в некоторых местах начали скапливаться значительные объемы мелочи – в основном в магазинах и других торговых точках, а кое-где их ощутимо не хватало – в первую очередь в торгующих оптом компаниях и в государственных учреждениях, которые обычно мало работали с наличностью. Центральный банк даже попытался обратиться за помощью к государственной автобусной компании, прося ее выдавать сдачу пассажирам только мелкими монетами. Впрочем, проблемы циркуляции монет и банкнот оказались сравнительно незначительным неудобством.

Объясняется это тем, что большинство транзакций осуществлялось при помощи чековых книжек. Иначе говоря, деньги переходили с одного счета на другой – несмотря на то что банки, где хранились эти деньги, были закрыты.

Впоследствии Центральный банк Ирландии отмечал, что до закрытия банков «примерно две трети денежных резервов существовали в виде кредитов на счетах; остаток составляли банкноты и монеты». Возникает вопрос – продолжили ли бы циркуляцию эти «банковские деньги»? Для граждан особенного выхода не было – чтобы совершить покупку на сумму, превышающую имеющиеся на руках наличные, оставалось только расплачиваться долговой распиской (то есть чеком) и надеяться, что продавец ее примет.

Что интересно, с началом кризиса люди не перестали заключать сделки и обмен чеками производился практически так же, как и раньше. Отличие состояло только в том, что эти чеки никто не смог бы отнести в банк. В нормальной ситуации именно банк избавляет коммерсанта от риска, связанного с приемом кредитных денег: чеки в конце каждого рабочего дня можно обменять на наличность. Однако в ситуации, когда банки не работали, чеки, по сути, выполняли функцию личных или корпоративных долговых расписок. И каждый продавец, принимающий их в качестве оплаты, делал это исходя из собственной оценки кредитоспособности покупателя. Следовательно, главный риск заключался в том, что стабильность этой импровизированной системы зависела от честности ее участников. Поскольку за чеками не стояло банковской гарантии, теоретически каждый участник сделки мог выдавать расписки на любые суммы. Вся система работала на доверии, при этом ни покупатели, ни продавцы не имели ни малейшего представления, когда банки откроются и можно будет узнать, обеспечен выписанный чек реальными деньгами или нет. Лондонская редакция Te Times с интересом следила за разворачивавшимися в Ирландии событиями. К июлю стало очевидно, что, во-первых, никаких серьезных изменений в жизни страны не произошло, а во-вторых, что сложившееся положение достаточно неустойчиво. «Имеющиеся в нашем распоряжении данные показывают, что закрытие банков пока не оказало негативного воздействия на экономику, – писал корреспондент крупнейшей английской газеты. – Причин тому несколько, но одна из самых главных заключается в том, что бизнес повел себя с максимальной осмотрительностью, чтобы не допустить лишних расходов». Долго ли продержится подобное равновесие, задается далее вопросом автор статьи. И сам себе отвечает: «Существует, однако, риск психологического характера. Если конфликт не разрешится, от осторожности не останется и следа, особенно в сфере малого бизнеса».

Действительно, в определенный момент система начала давать сбои. Через месяц после закрытия банков отдельные скототорговцы выступили с заявлением о прекращении приема чеков в качестве платы за свой товар, что вызвало на рынке небольшую панику. В июле задержанный за попытку провезти контрабандой семь свиней фермер из североирландского Ома оказался неспособен заплатить штраф в 309 фунтов – у него не нашлось наличных на такую сумму. Летом бизнес-лобби, недовольное необходимостью адаптироваться к новым условиям, начало при поддержке банков вбрасывать в прессу «страшилки», заявляя, например, что «экономике грозит паралич, вызванный банковским конфликтом». Однако в ноябре 1970 года, когда конфликт удалось погасить, Центральный банк Ирландии, основываясь на имеющейся в его распоряжении информации, сообщил, что на самом деле все обстояло прямо противоположным образом. В результате проведенного расследования выяснилось, что «ирландская экономика продолжала функционировать на протяжении всего длительного периода, пока не работали клиринговые банки», но, что самое интересное, «уровень экономической активности в этот самый период устойчиво рос». В это верится с трудом, но это правда. На протяжении шести с половиной месяцев в одной из тридцати богатейших стран мира «высоко персонализированная кредитная система, не подразумевая никаких конкретных сроков погашения займов и кредитов, заменяла собой существовавшую банковскую систему».

В конечном итоге главной проблемой этой крайне успешной системы оказалась логистика. К 17 ноября 1970 года руководству банков удалось согласовать со служащими вопрос о зарплате, и было объявлено о том, что банки снова открываются. К этому времени у населения успело скопиться огромное количество чеков. В газетах появились призывы не предъявлять к оплате все чеки сразу, поскольку погасить их банки смогут не раньше, чем через несколько недель. Прошло еще три месяца, и только к середине февраля 1971 года ситуация окончательно нормализовалась. В банки было внесено чеков на сумму выше 5 миллионов фунтов. Именно столько денег «сделали» ирландцы, пока бастовали банки.

Чем объяснить это чудо спонтанного экономического сотрудничества? Большинство экономистов сходятся во мнении, что свою роль сыграли некоторые особенности ирландской культуры, в том числе широкое распространение знаменитых ирландских пабов. Ведь в чем заключалась главная проблема? В том, чтобы правильно оценить кредитоспособность человека, расплачивающегося чеком, который невозможно проверить в банке. Преимущество Ирландии состояло в удивительной сплоченности и сельских, и городских сообществ. Люди хорошо знали, с кем ведут дела, поэтому ошибки в оценке платежеспособности тех или иных лиц были практически исключены. Вместе с тем не следует забывать, что в 1970-е Ирландия была страной с развитой и диверсифицированной экономикой, для выживания которой в трудных условиях одних только личных знакомств явно не хватило бы. И вот тут в игру вступили пабы и маленькие магазинчики, став своего рода узлами системы. Они собирали, обеспечивали и гасили чеки, по сути заменяя собой банки. Как осторожно отмечал ирландский экономист Антон Мёрфи, «судя по всему, владельцы этих магазинов и пабов располагали значительным объемом информации о своих клиентах – в конце концов, нельзя годами обслуживать человека и не знать при этом, в каком состоянии находятся его финансы».