Текст книги "Money. Неофициальная биография денег"

Древняя Месопотамия: царство бюрократии

Примитивные общественные практики, описанные Гомером и подтверждаемые археологическими раскопками, были не единственным средством организации общества в эпоху греческих Темных веков. Всего в нескольких тысячах миль к востоку существовали цивилизации, гораздо более старые, более многочисленные и более сложно организованные. Мы говорим о древних прибрежных обществах Месопотамии. В отличие от каменистой, гористой приморской Греции Месопотамия была страной невероятного плодородия, раскинувшейся на территории от холмов Плодородного Полумесяца на востоке до дельты Тигра и Евфрата на юге. Очевидно, благодаря благодатным климатическим условиям именно здесь впервые проявились многие из основных черт человеческой цивилизации. Ученые предполагают, что к северу от Евфрата, на территории современной Турции, возникло сельское хозяйство; здесь же обнаружены останки древнейших долговременных поселений. В дельте обеих рек, на территории современного Ирака, люди впервые применили технологию ирригации.

Все эти технические достижения способствовали невероятной по тогдашним меркам концентрации населения, результатом чего стало появление самого важного из социальных новшеств Месопотамии – города. В начале III тысячелетия до н. э. на берегу Евфрата процветал Урук – город площадью пять с половиной квадратных километров, в котором проживали тысячи человек. Однако Урук был лишь первым из множества городов-государств, существовавших в Месопотамии; через тысячу лет они объединятся в первое на планете региональное государство со столицей в городе Ур. К началу II тысячелетия до н. э. население Урука перевалило за 60 тысяч человек. В его окрестностях на тысячах гектаров возделывали злаки, финики и кунжут; сотни гектаров земли были отданы под пастбища для овец. На болотистых землях на юге разводили рыбу и выращивали сахарный тростник. В черте города многочисленные ремесленники мастерили изделия из керамики, тростника и драгоценных металлов для использования в религиозных ритуалах. В гомеровской Греции ничего подобного по размаху и разнообразию деятельности, сфокусированной в одной точке, просто не существовало.

Неудивительно, что социальная система, сложившаяся в Месопотамии, радикально отличалась от примитивных племенных отношений Греции Темных веков. Власть в Уре была разделена на две ветви. С одной стороны, царь – наместник богов, обитавший во дворце и выполнявший функции главнокомандующего и верховного судьи. С другой – жрецы, хранители храмов, где «обитали» управляющие вселенной боги. Практически жреческий бюрократический аппарат управлял всей городской экономикой. Храмы, воздвигнутые в центре Ура, поражали своими размерами и великолепием: зиккурат, посвященный богу Нанна, сохранился до наших дней; по соседству с ним когда-то возвышались храм его небесной супруги Нингаль и храм Ганунма, служивший хранилищем и по совместительству штаб-квартирой храмовой бюрократии. Жрецы контролировали каждую отрасль экономики Ура. Как отмечает голландский исследователь Ван де Миерооп, «поля, стада и топи принадлежали в основном храмам, нанимавшим граждан для работы на них. Последнее слово всегда оставалось за верховным жрецом». Более разительный контраст с Грецией трудно себе представить. Географическое расположение и климат Месопотамии способствовали усложнению социальной структуры общества, что в свою очередь привело к возникновению первого в мире бюрократического общества – и первой плановой экономики.

Государству, базирующемуся на столь сложной иерархии, требовались совершенно иные институты, нежели те, какие управляли немногочисленными племенными сообществами гомеровской Греции. И поэтому неудивительно, что именно в Месопотамии были изобретены три важнейших в истории человечества социальных инструмента: письмо, счет и бухгалтерия.

Кремниевая долина Древнего мира

Письменность в сознании древнего человека была сродни чуду. Ему казалось невероятным, чтобы столь очевидно необходимая для цивилизованной жизни идея могла родиться в голове простого смертного. Отсюда следовал вполне логичный вывод: письменность попала к людям от богов: либо полученная в дар, либо попросту украденная. Так, египтяне верили, что письменность им преподнес обезьяноголовый бог знания Тот. Грекам ее даровал Прометей. А вот в Месопотамии письменность возникла в результате кражи – богиня Инанна опоила бога мудрости Энки, выведала у него ценную тайну и отдала ее жителям своего города Урука. Ученые Нового времени заинтересовались этим вопросом в XVIII веке, но в отличие от древних мудрецов проявили гораздо больше веры в способности человеческого разума. На основе анализа найденных археологами вещественных доказательств к началу ХХ века возникла относительно стройная теория, состоящая из двух гипотез. Первая сводилась к тому, что письменность не развивалась постепенно, а была изобретена. Кем конкретно, оставалось неизвестным, но, по общему мнению авторов этой гипотезы, главную роль в становлении письменности сыграли мудрецы, уговорившись между собой записывать речь знаками, понятными коллегам и потомкам. Согласно второй гипотезе древнейшая письменность состояла из пиктограмм, то есть стилизованных картинок, облегчавших понимание того, что обозначает каждый символ; в таком виде примитивная письменность была доступна и мудрецам, и рядовым гражданам.

Вплоть до начала ХХ века археологические находки подтверждали эту теорию происхождения письменности. Первые ее образцы действительно появились одномоментно в виде египетских и древних китайских иероглифов, а также ацтекских пиктограмм. Однако в 1929 году было совершено открытие, заставившее ученых по-новому взглянуть на проблему. В ходе раскопок на территории месопотамского Урука археологи обнаружили огромный склад глиняных табличек, на которых были подробно зафиксированы сделки, заключенные верховным правителем и жрецами. Созданные в конце IV тысячелетия до н. э., они являли собой древнейшие из известных нам образцов письменности. Но в отличие от пиктографического письма Египта, Китая и Центральной Америки язык табличек состоял из абстрактных символов – так называемого клиновидного письма. Последующие раскопки, проводившиеся на протяжении ХХ века, приносили археологам все больше и больше находок подобного типа. Таким образом, напрашивался вывод: древнейшая письменность имела в своей основе не пиктограммы, а алфавит, вполне сходный с современным. Но если вторая гипотеза теории происхождения письменности оказалась ошибочной, то не исключено, что и первая заслуживает не больше доверия. Так практически мгновенно все устоявшиеся представления о возникновении письма обратились в прах. Пройдет еще четыре десятка лет, прежде чем на эту загадку прольется новый свет – и совершенно не с той стороны, откуда можно было ожидать.

Раскопки в Уруке пришлись на золотую эру археологии: с конца XIX и до середины ХХ века ученые в поисках исторических находок перерыли практически всю Месопотамию. В период между двумя мировыми войнами американские, немецкие и британские исследователи сумели откопать руины множества поселений и составить впечатляющие коллекции образцов месопотамского творчества – от монументальных статуй до изящных ювелирных украшений. В том числе были обнаружены тысячи глиняных артефактов неясного назначения. Как правило, небольших размеров, они были представлены в форме конусов, цилиндров, шариков, но для чего они были нужны, оставалось непонятным. И на протяжении многих десятков лет археологи их просто игнорировали. До 1970-х годов не было выдвинуто ни одного здравого предположения, объясняющего, что это такое. Одни ученые считали, что это детские игрушки, другие – что амулеты, третьи – что фишки для некой настольной игры. Чаще всего их заносили в категорию «предметов неясного назначения» и предпочитали о них забыть. В своем отчете о раскопках маститый американский археолог Карлтон С. Кун пишет: «С 11-го и 12-го уровней мы извлекли пять загадочных глиняных предметов, формой напоминающих медицинские свечи».

В действительности истина оказалась и банальнее, и значительно важнее. В 1969 году молодой французский археолог Дениз Шмандт-Бессера решила составить подробный каталог загадочных глиняных объектов. Внимательный анализ всех находок, обнаруженных в поселениях Западной Азии, от юго-востока Турции до территории современного Пакистана, показал, что, рассортированные по форме и размерам, они образуют ограниченное число категорий.

Шмандт-Бессера поняла, что эти странные глиняные артефакты – не фишки для месопотамского аналога шахмат и не примитивные свечи, а жетоны для счета. Метод подсчета был самый примитивный и не требовавший никаких усилий – так называемое взаимно однозначное соответствие, или биекция. Его суть предельно проста: сосчитать что-либо при помощи сопоставления с чем-то еще, причем с чем угодно. Например, для учета пяти овец можно использовать пять зарубок или пять палочек. Это самая древняя из известных методик записи чисел: существуют сохранившиеся с начала каменного века кости с зарубками, которые предположительно использовались для подсчета прошедших дней или количества убитых на охоте животных. В Месопотамии, как выяснила Шмандт-Бессера, возникла система, которая с помощью глиняных предметов довела сложность этого примитивного метода до невиданного прежде уровня. Форма и размер каждого артефакта отображали тип и количество какого-либо товара: усеченные конусы символизировали хлеб, яйцевидные предметы – масло, ромбовидные – пиво и так далее. В сельскохозяйственной экономике подобная система помогала вести учет скота и собранного урожая.

Тысячелетиями эта система оставалась практически неизменной. С развитием городской цивилизации и возвышением храмовой экономики вырос и спрос на специалистов по ведению учета. Около 3100 года до н. э. в Уруке был совершен настоящий прорыв в этой сфере. Вместо того чтобы хранить сами глиняные жетоны, для учета начали использовать их оттиски на глиняных табличках. То есть вместо того чтобы хранить в отдельном ящике конусовидную фишку, символизирующую овцу, достаточно было прижать эту фишку к табличке. После того как эта система распространилась достаточно широко и понимание того, что именно символизирует каждое отдельное изображение, стало всеобщим, возник резонный вопрос: а зачем вообще хранить глиняные жетоны? Гораздо проще нарисовать соответствующий символ тростниковым пером. Так древняя система трехмерных объектов счета превратилась в систему двумерных символов. Это было эпохальное открытие – ни много ни мало рождение письменности.

Изобретение письма само по себе являлось значительным достижением, однако бурно развивающаяся экономика Месопотамии побуждала ее жителей искать и находить все более эффективные и гибкие методы ведения учета. Использовать символы чисел было гораздо проще, чем лепить из глины, обжигать и хранить тысячи глиняных жетонов. Однако и новый метод по-прежнему опирался на биекцию: один символ обозначал один предмет. И вот вскоре после изобретения письменности было совершено еще одно значительное открытие. Вместо того чтобы для записи пяти овец рисовать пять символов «овца», были придуманы отдельные символы для числа «пять» и для овцы. Теперь для записи тех же данных достаточно было двух символов, а не пяти, как раньше. Практическую пользу от этого изобретения легко понять, взглянув на дошедшую до нашего времени глиняную табличку, представляющую собой счет за покупку 140 тысяч мер зерна. Однако практической пользой дело не ограничилось. При счете по принципу биекции нет никакой надобности в абстрактном понятии числа в отрыве от количества подсчитываемых предметов. В новой системе числа и предметы подсчета были разделены. В Уре придумали не только письменность, но и концепцию числа – то есть заложили основу возникновения математики.

Изобретение письменности и абстрактных чисел создало почву для возникновения третьей технологии месопотамского общества: бухгалтерского учета. Храмовая бюрократия, контролировавшая экономику, нуждалась в системе управления информацией – чтобы подсчитывать имеющиеся запасы, объемы поступающего сырья и готовой продукции, использовать эти данные для планирования дальнейшей деятельности и контролировать претворение планов в жизнь. Бухгалтерский учет совмещал в себе несколько новаторских технологий: письменность и числа позволяли записывать информацию в сжатой и понятной форме, а стандартизированные единицы времени позволяли вносить эти данные в балансовые отчеты и отчеты о прибылях и убытках. В экономике Древней Месопотамии точно так же, как в любой современной крупной корпорации, именно бухучет превращал указания сверху в конкретные инструкции. За контроль над выполнением этих инструкций отвечали представители такой знакомой нам, такой малопривлекательной и, как выясняется, такой древней профессии – бухгалтеры.

Древняя Месопотамия радикально отличалась от гомеровской Греции. Вместо примитивного и эгалитарного племенного общества здесь возник город, населенный десятками тысяч жителей, которыми правил наполовину обожествляемый царь, находившийся на вершине многоэтажной иерархии. Вместо права сильного, благодаря которому знать сохраняла свое главенствующее положение, здесь действовали сложные правила учета, за соблюдением которых надзирала храмовая бюрократия. Вместо простой экономики, основанной на принципах обмена подарками и ритуальных жертвоприношений, унаследованных от тысячелетней истории предшествующих примитивных сообществ, здесь существовала сложная экономическая система, основанная на планировании, сопоставимом с тем, что применяется в современных транснациональных корпорациях. Тем не менее, несмотря на все эти разительные отличия, в одном жизненно важном аспекте экономика Месопотамии и экономика Греции Темных веков оставались сходными. Ни плановой экономике храмов, ни примитивным греческим племенным институтам не были нужны деньги.

Как же вышло, что невероятно развитая цивилизация с оживленной торговлей и самой продвинутой на планете экономикой, цивилизация, придумавшая письменность, числа и бухгалтерский учет, так и не изобрела деньги? А все дело в том, что в Месопотамии так и не появился один критически важный и абсолютно необходимый для возникновения денег ингредиент. Какой именно? Чтобы ответить на этот вопрос, вначале присмотримся к деятельности гораздо более молодой бюрократии. Наша следующая остановка: 14 октября 1960 года, Париж, 11-е заседание Генеральной конференции по мерам и весам.

Измеряя вещи

Безликие бюрократы обычно не утруждают себя инициированием революционных прорывов на благо человечества. Чаще они защищают бастионы догматизма и реакции, которые приходится штурмовать одиноким первооткрывателям, стремящимся к знаниям и правде. Впрочем, сфера метрологии – науки об измерениях – служит исключением из этого правила. 14 октября 1960 года на Генеральной конференции по мерам и весам Международный комитет по мерам и весам выдвинул предложение, основанное на идее, сформулированной Международным бюро мер и весов. Более впечатляющее собрание серых бюрократов трудно себе представить – все указывало на то, что участники конференции будут долго и нудно обсуждать малозначимые детали, ничего толком не решат, а затем уйдут на обеденный перерыв. В действительности все случилось совсем наоборот. Именно на этой конференции впервые в истории было достигнуто соглашение о принятии простой и единой системы измерения, основанной на международных стандартах, – Международной системы единиц (Système International d’Unités), или СИ.

Это было впечатляющее достижение. До XIX века о стандартизации единиц измерения на относительно пространной территории и говорить не приходилось. Исследование, проведенное в 1790 году, ставило своей целью выяснить стандартную длину французской единицы измерения длины, называвшейся арпан (arpent). Как выяснилось, в одном только департаменте Нижние Пиренеи стандартов арпана насчитывалось аж девять штук! В Кальвадосе – целых шестнадцать. И это еще не самые экстремальные примеры: Франция в этом плане отличалась сравнительной умеренностью. «В этой сфере царила пугающая неразбериха, – писал метролог Витольд Куля о своей родной Польше. – В деревне Ястшембе жители Верхней Ястшембе пользовались пщинскими мерами, а Нижней – водзиславскими, и викарий хранил образцы и тех и других вплоть до 1830-х годов». Кроме того, и самих единиц измерения было огромное множество. В рамках СИ длина – то есть длина чего угодно – измеряется в метрах и долях метра. В Средневековье и в начале Нового времени подобных универсальных единиц не существовало. Еще и сегодня в Великобритании виски меряют четвертями пинты, пиво – пинтами, а бензин – галлонами. В старой славянской системе мер длину грядок измеряли в локтях, а пройденное расстояние – в аршинах. На море англичане измеряли глубину в фатомах, а длину ткани – в элях. Разумеется, во всех этих случаях объект измерения был один и тот же – длина. Но в зависимости от контекста использовались совершенно разные единицы. Подобный разнобой приводил к возникновению фраз, которые современному слушателю могут показаться диковатыми: «Рыбак сказал, что у него есть сеть 30 фатомов в длину и 10 элей в ширину».

Вот в таком печальном положении пребывали дела, когда собралась очередная Генеральная конференция по мерам и весам. Создание СИ стало результатом почти вековых попыток упростить и стандартизировать существующие в мире единицы мер и весов. Простота была достигнута за счет того, что в СИ вошло всего шесть базовых единиц, достаточных для измерения любого аспекта физического мира: метр для длины, килограмм для массы, секунда для времени, градус Кельвина для температуры, кандела для света и ампер для силы электрического тока. Но в сфере стандартизации достижения СИ выглядели еще более впечатляюще. Помимо того что при выборе базовых единиц создатели системы постарались учесть интересы всех стран-участниц, они впервые в истории предложили использовать в качестве эталонов природные постоянные. Иными словами, длина метра в СИ определяется не длиной хранящегося в Париже бруска металла, а длиной волны, излучаемой определенным химическим элементом.

Ранняя попытка упрощения и стандартизации: французская карикатура 1795 года, объясняющая преимущества новой метрической системы (© Giraudon / Te Bridgeman Art Library)

На первый взгляд может показаться, что эти улучшения носили исключительно косметический характер. В конце концов, даже архаичные единицы измерения, вне зависимости от своего происхождения, были производными друг от друга и соотносились друг с другом (как они соотносятся и с современными) в строго определенных пропорциях. Следовательно, какой вред в том, что кому-то хочется следовать традиции, пользуясь старомодными привычными единицами измерения? Кстати сказать, неужели международным бюрократам было больше нечем заниматься, кроме как объявлять войну безобидным привычкам людей? На самом деле подобные вопросы демонстрируют непонимание природы систем измерения и их происхождения. Можно ведь задаться и обратным вопросом: почему вообще люди пользовались множеством узкоспециальных единиц вместо того, чтобы сразу договориться о международных стандартах? Иначе говоря, почему вообще возникло до абсурда большое число систем измерения, использующихся в отдельных регионах или в отдельных профессиях? В этом кажущемся безумии была своя логика. У традиционных систем измерения есть общая черта: все они возникали по мере надобности в определенных условиях и отражали наиболее важные аспекты деятельности того или иного человеческого сообщества. Например, сегодня мы определяем площадь участка земли, замеряя его периметр. Однако для средневекового крестьянина эта информация не представляла никакого интереса. Как объясняет Витольд Куля, «важны были две характеристики участка земли: сколько времени потребуется человеку, чтобы его возделать, и какой с него можно будет собрать урожай». Поэтому традиционные единицы измерения площади плодородной земли основывались на размерах участка, который один человек мог вспахать за день или с которого можно было собрать определенное количество зерна. Конечно, результат подобных замеров зависел также от качества почвы, но те ее характеристики, которые современному человеку представляются излишними, в старину имели первостепенное значение. Этот пример показывает, что распространенность и стандартизация любой единицы измерения зависят от ее практического применения.

Разумеется, метрология не стоит на месте: с развитием человечества меняются и единицы измерения, и их эталоны. Более того, наблюдается взаимное влияние одного на другое: продвинутые технологии ведут к появлению новых единиц измерения, а создание стандартизированных единиц измерения способствует развитию новых форм технологического и экономического сотрудничества. Если экономика изолированных сельскохозяйственных поселений обходилась многочисленными, несовместимыми между собой системами измерения, но в промышленную эпоху, в век массового машинного производства стандартизация стала насущно необходимой. Международная торговля и мировая промышленность немыслимы без общих единиц измерения. В наши дни вопрос об универсальных единицах измерения, соответствующих общим стандартам, стоит как никогда остро. В августе 2011 года в журнале Te Economist была опубликована статья, посвященная описанию iPhone 4. Этот гаджет состоит из 178 деталей, четверть из которых производится в Южной Корее, одна пятая часть – в Тайване, одна десятая – в США, остальные – в Японии, Китае и некоторых странах Евросоюза. Глобальные сети поставщиков – не говоря уже о совместных медицинских, научных и коммерческих проектах – не могли бы возникнуть без понятных всем единиц измерения. А на их появление нечего было бы и надеяться, если бы не введение единой системы мер – СИ.

Получается, что постепенное установление универсальных единиц измерения решало отнюдь не только декоративные задачи. Существующие в любой момент времени единицы измерения отражают современные им понятия. В те периоды, когда люди мерили расстояния с помощью фатомов, фарлонгов, пядей и льё, математическая концепция линейного продолжения еще не сложилась. Никому не приходило в голову, что сбрасывать за борт груз на тросе, чтобы измерить глубину моря, и считать шаги, чтобы узнать расстояние до соседней деревни, – по сути одно и то же. В отсутствие универсальной концепции длины не следовало ожидать и появления универсальной единицы ее измерения. Таким образом, создание СИ стало наглядной иллюстрацией крайне важного этапа в эволюции идей – процесса, занявшего века, если не тысячелетия, завершающим аккордом которого стала столетняя работа Международного бюро мер и весов. Решение Генеральной конференции о принятии шести базовых единиц потребовало сотрудничества между странами и применения на практике знаний об окружающем мире, что само по себе явилось значительным достижением. Но гораздо важнее другое. Оно свидетельствовало о развитии абстрактных идей – о том, что человечество, долгое время измерявшее, например, рост лошади и рост всадника в разных единицах, научилось наконец понимать, что между первым и вторым нет принципиальной разницы. Следующим шагом стало осознание того, что и рост, и длина, и ширина – по сути явления одного порядка, описываемого в категориях концепции линейного продолжения. Следовательно, мы можем констатировать, что решение Генеральной конференции от 14 октября 1960 года символизировало фундаментальную перемену в мировоззрении человечества. Прямо скажем, для тупой бюрократической машины – неслабый результат. Разработка универсальной единицы измерения; ее роль в создании современной глобальной экономики; ее вклад в развитие мысли. Где еще встречается эта революционная триада? Разумеется, в сфере денег.