Текст книги "По миру с барабаном. Дневник буддийского монаха"

Из Нары отправились в Катасиму, где недавно была построена ступа. На холме стоит она, вся белая, в нише – золотой Будда с четырьмя бодхисаттвами. Сама мечта! Настоятельница – экстрасенс. Лечит прихожан. Принц Сётока явился ей во сне с просьбой построить эту ступу. И ступа, и храм возле нее похожи на постройки ордена Ниппондзан Мёходзи. Тэрасава-сэнсэй сказал, что действительно здесь также практикуют Лотосовую сутру, хоть и немного на свой лад. В Японии очень многие поклоняются священной мандале «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё». Другое дело, является ли это почитание абсолютным. Как писал Нитирэн, многие признают величие Лотосовой сутры, но немногие считают людей способными последовать ее наивысшему учению.

После церемонии настоятельница угостила нас фруктами и сладостями. Потом к ней пришли супруги. У мужа болело что-то в области живота. Жена сделала подношение алтарю деньгами. Мы поняли, что у настоятельницы свои дела, и собрались уходить. Она подарила Тэрасаве-сэнсэю конверт с деньгами.

Подношения… Уже несколько раз нам делали их просто незнакомые люди на улице. Особенно в пригороде. Выбегает за порог хозяйка, а в руках у нее конверт… А в городе мы видели на улице монаха, стоящего с патрой[38]38
  Патра (санскр.) – чаша для сбора подаяний.


[Закрыть].

Ночевать поехали к давнему другу Тэрасавы-сэнсэя Симоде-сан[39]39
  Сан – вежливый суффикс, который японцы прибавляют к имени человека.


[Закрыть], в Цу. Путь долгий, с пересадками. Как ни комфортабельны японские поезда – утомительно. К тому же больших душевных затрат требует способ Сэнсэя научить нас. Подобно ребенку, он с легкостью схватывает наши недостатки и гипертрофированно подражает им, не просто отражая, но провоцируя нас. Тэрасава-сэнсэй выводит наружу дурное из нас, чтобы потом его обличающие проповеди не были абстрактными словами, а касались конкретной ситуации, сложившейся в нашей группе. Сэнсэй сам зачастую ведет себя как турист, «отравленный загнивающим Западом» (так он ругает нас), причем столь настойчиво, что начинаешь сомневаться, не дьявол ли Мара принял облик Тэрасавы-сэнсэя. Но это лучший урок! Внутри самих себя мы должны обрести твердое стремление к Пути. Если оно будет поддерживаться только воодушевлением от Сэнсэя, то удержится ли стремление в нас, когда мы будем одни?

8 октября 1994 г. Почти весь день добирались до храма под Атами, в котором умер учитель Тэрасавы-сэнсэя – преподобный Нитидацу Фудзии. Было уже совсем темно, когда такси подвезло нас к могиле матери Нитидацу Фудзии рядом с храмом. Такая же могила есть на горе Минобу. В Японии принято сжигать умерших, а прах можно разделить на несколько частей. Только похоронив мать, основатель нашего ордена поехал в Индию. Трудно стать монахом. А став монахом, трудно полностью отдаться осуществлению своей миссии. Великий мастер Тяньтай смог принять посвящение лишь после смерти родителей – а до тех пор он должен был материально обеспечивать их…

Мы провели церемонию троекратного обхода Ступы Мира перед храмом и обхода чайтьи с прахом Нитидацу Фудзии чуть поодаль. Завтра будет традиционная ежемесячная церемония, посвященная его уходу из жизни 9 января.

В большом храме нас встретил монах Исияма-сёнин[40]40
  Сёнин по-японски означает монах, дословно – «дядюшка» (аналог русского обращения к священнику – «батюшка»). Нашего Учителя в Японии все тоже называют Тэрасава-сёнин.


[Закрыть], живущий здесь. Какие хорошие, спокойные вечера, наверное, проводит здесь этот старичок. Много просторных комнат. Окно, занимающее всю стену алтарного зала, выходит прямо на открытый океан. Монастырь находится на вершине горы…

За ужином монах рассказал, что до двадцати пяти лет он искал учителя, странствуя по Японии, практикуя в синтоистских святилищах. Во время одной из практик он понял, когда и где встретит учителя… Оказывается, Нитидацу Фудзии хотел послать монахов ордена Ниппондзан Мёходзи в СССР, но поскольку сделать это открыто было запрещено, Учитель пытался через православную церковь. К сожалению, не получилось. Рассказывал старичок и о том, как японские военнопленные сбежали из советского лагеря и жили на подаяние в русских деревнях. Крестьяне были добры к ним. Сумки у военнопленных были, кстати, примерно такие же, как наши монашеские сумки для барабанов.

Тэрасава-сэнсэй поговорил еще немного с монахом, а мы помыли посуду и убрали столы. Складываешь ножки и ставишь к стене – комната оказывается абсолютно без мебели. Апология пустого пространства.

9 октября 1994 г. На утренней церемонии Тэрасава-сэнсэй, Сергей и Слава из Киева по очереди били в большой барабан, диаметром почти два метра. От его ударов вздрагивает пол, гудит тело у находящегося в любой точке просторного алтарного зала. Остальные монахи ударяли в свои маленькие, ручные барабаны. Бьешь – и кажется, что такое сильное сотрясение не от большого барабана, а от суммы ударов маленьких, или даже от одного твоего. Это и есть Единство!

Потом вышли на улицу обойти с церемонией чайтью и ступу. Широкий горизонт Тихого океана затуманен, облака кажутся огромным городом на далеком противоположном берегу, небесным… или земным: одно плавно переходит в другое.

После завтрака готовились к торжественной церемонии. Очищали Пагоду Мира, чайтью и двор монастыря от сухих листьев. Одна упасика, помогавшая нам, все пыталась научить меня, как мести листья, не задевая гравия. А то, боясь делать «залысины» в гравиевом покрытии, я собирал листья руками. Учительница моя смеялась над недотепистостью русского монаха.

Начали подходить еще миряне. Взрослые, даже пожилые люди по дороге к монастырю били в такие же, как у нас, барабаны. Я поразился их серьезному отношению к этой практике. В России от людей такого возраста, откликавшихся на улице на звуки наших барабанов, нам приходилось слышать в лучшем случае только, что мы «по молодости дурью маемся»… Появились две монахини. Отсутствие волос на голове усиливало строгость и одновременно доброту их лиц. Кроме монахинь приехал один монах, он-то и проводил торжественную церемонию.

По окончании торжества Тэрасава-сэнсэй получил конверты с подношениями от жены редактора издательства «Сарводая», публикующего литературу на разных языках о деятельности ордена Ниппондзан Мёходзи во всем мире. Сэнсэй не знал, что редактор недавно умер…

Все собрались у большого стола. Перед едой читали длинную гатху – я чуть не сошел с ума от голода. После трапезы каждому дали по банану и пирожному. Некоторые миряне не стали их есть, а положили в сумки, чтобы отнести домой.

Послеобеденное время мы с харьковским Славой провели за чтением выступлений преподобного Нитидацу Фудзии, изданных книгой на английском языке. Их я обнаружил вчера ночью, когда все легли спать, а я искал место, чтобы писать дневник. Возле комнаты Исиямы-сёнина оказались полки со множеством книг. Сборник выступлений основателя ордена называется «Буддизм за мир» и дает понять, что монахи ордена Ниппондзан Мёходзи не сидят по монастырям, но специально направляются с молитвой в тот уголок планеты Земля, где готовы разгореться или уже идут войны.

Киевский Слава смотрел в соседней комнате видеофильмы про Нитидацу Фудзии. Мы все присоединились к нему в тот момент, когда показывали Фудзии-гурудзи, еще способного ходить. Он прожил сто лет, но последние годы был прикован к инвалидной коляске: сказались многочисленные марши мира и другие трудные практики… Тэрасава-сэнсэй сказал: «На этих кадрах мой Учитель еще очень молодой», – а мы видели на экране старичка с палочкой, с видимым усилием передвигающего ноги, особенно на лестницах. Но с другой стороны, Нитидацу Фудзии действительно выглядел молодо – как ребенок, который учится ходить! И тут же, словно в подтверждение моих мыслей, вместо Учителя на экране появились два маленьких человечка. Девочка лет трех и мальчик месяцев одиннадцати, неумело пользуясь кривенькими ножками, пробовали передвигаться, приседать, что-то пели… Очень смешные ребятишки. «Вот она вечная жизнь Татхагаты[41]41
  Татхагата (санскр. Так Приходящий) – одно из имен, которым восхваляют Будду.


[Закрыть]», – подумал я.

Вечернюю церемонию проводили с одной из старушек-монахинь, Минорикой-андзюсан[42]42
  Андзюсан (яп.) – монахиня.


[Закрыть], и упасикой. Я впервые практиковал на большом барабане. Глубокий, сильный звук извлекать непросто. Учась у киевского Славы и Сергея, уже имевших такой опыт в Индии, я высоко задирал руку и в то же время откидывал палку параллельно спине – это лучший размах.

После церемонии – сразу ужин. В монастырях (я это заметил и в Китае) трапеза жестко привязана к службе. Церемония плавно перетекает во вкушение пищи. Недаром до и после еды читается молитва. В сознании должен сложиться четкий образ вкушения пищи духовной. Церемония не формальность, это радостный пир духа! Однако Тэрасава-сэнсэй немного оттянул ужин, сделав нам внушение. Мы не соблюдаем правила, по которому тройной поклон делается только в начале и в конце церемонии, выражая наше приятие Будды, Дхармы и Сангхи. Если делать тройной поклон посредине церемонии, то разрушается Сангха, а значит и существующие с ней в триединстве Дхарма и Будда. Правила церемонии составляют ядро жизни любой общины-сангхи, они не являются чем-то внешним и потому необязательным. Невнимание к тому, как принято делать, исходит изнутри человека, привыкшего следовать собственным идеям, вместо того чтобы учиться. Если продолжать делать по-своему, то новички подумают, что так и принято, и вскоре возникнут споры о правилах, ведущие к расколу сангхи.

За ужином Минорико-андзюсан рассказала, что после революции в эту местность из России сбежало много аристократов. На берегу Тихого океана они принимали солнечные ванны. Местностью в то время владел дед Минорико-андзюсан. Впоследствии он преподнес ее ордену для постройки Ступы Мира и монастыря.

10 октября 1994 г. Проснулись – а большой барабан уже гудит на весь монастырь. Еще только 5.45! Не умываясь, поспешили принять участие в церемонии. Проводил ее вернувшийся вчера поздно вечером Исияма-сёнин. (Он встречал 9-е число в другом месте, где было удобно собраться множеству монахов.) Минорико-андзюсан и упасика пришли на церемонию еще позже, чем мы.

Вернувшись в комнату, мы поняли причину опоздания женщин: нас ожидал великолепно накрытый стол. Монахиня сказала, что через полчаса подъедет такси, чтобы отвезти нас в Таму, на торжественную церемонию, посвященную уходу из жизни в XIII веке другого значимого для нашей школы человека – ее родоначальника Нитирэна. Старушка похвалила Тэрасаву-сэнсэя: с большим барабаном он обращается в точности как его учитель Нитидацу Фудзии. А потом сделала замечание: кто-то из нас без надобности держал включенной воду, когда мыл посуду. Преподобный Нитидацу Фудзии застал то время, когда на этой горе не было храма – только маленькая хижина. Поднимать воду было очень трудно. Помня об этом, всю жизнь, несмотря на появившиеся удобства цивилизации, основатель нашего ордена берег воду. Поэтому здесь особый способ мытья посуды. Набирают в тазик, в нем моют с мылом и только потом ополаскивают посуду под струей воды. Казалось бы, бытовая мелочь. Нет – самая настоящая буддийская практика! Помогающая помнить о труде тех, кто поднял на гору воду. Именно это и значит быть благодарным человеком. Неблагодарному никогда не вручит Будда свою Дхарму. Слишком драгоценное это сокровище, чтобы вручать его тому, кто легко теряет.

Минорико-андзюсан сделала Тэрасаве-сэнсэю подношение в конверте и подарила каждому из нас книгу «Буддизм за мир». Об этом я мог только мечтать!

Такси довезло нас до поезда. В поезде мы заснули, расплачиваясь за отсутствие привычки рано вставать, и проехали нужную станцию. Проснулись на конечной, в Токио. Тэрасава-сэнсэй разволновался: «Опоздать на такую важную церемонию… Плохая карма!». Но все же мы поторопились и успели вовремя.

В храме возле города Тама собралось много монахов. Впервые я увидел столько людей, одетых в такую же, как у меня, одежду. В России, где я буду чаще всего один среди обычных людей, воспоминание о сегодняшней церемонии будет подкреплять меня в трудную минуту.

Но когда загудели два больших барабана и все ударили в свои ручные, грохот стоял такой, что на душе сделалось почему-то неловко. Оказывается, если самому не бить в барабан, невозможно находиться в храме, невыносимо хочется убежать. Андрей подтвердил это мое ощущение. Вместе с мирянами он подходил к алтарю сделать подношение благовониями, и, конечно, ему пришлось выпустить из рук свой барабан. «Мне казалось, я иду сквозь строй», – сказал Андрей.

Недаром барабан, провозглашающий Лотосовую сутру, называют не только небесным, но и «барабаном яда». Если на душе у тебя не все чисто, этот звук превратится для тебя в ад. Кто из людей может с чистой совестью сказать, что у него нет плохих мыслей? Так что просто слышать звуки наших барабанов – для многих само по себе уже испытание. Вот почему на улице во время практики мы зачастую слышим от прохожих оскорбления. Если прибегнуть к более доступному для христианского сознания языку, этот звук «изгоняет беса» из человека, слышащего его.

Настоящий день паринирваны Нитирэна – 12 октября. Тогда и будет основная церемония в Токио. А сегодняшнюю решили устроить потому, что это выходной день (японский День спорта), и мирянам, живущим в Таме, удобнее принять участие в церемонии сегодня. Тама находится недалеко от того места, где ушел из жизни великий святой Нитирэн. После церемонии прямо перед алтарем расставили столы и устроили праздничный обед. Потом мы помогли прибраться. Нам раздали пакеты с подарками. У меня в пакете оказалась красивая английская чашка, благовония и тостики чисто японского вкуса – сладко-соленые.

Один монах предложил отвезти нас на своей машине до железнодорожной станции. Тэрасава-сэнсэй в шутку назвал себя единственным монахом Ниппондзан Мёходзи, который не умеет водить. А я вспомнил, как в книге «Буддизм за мир» Нитидацу Фудзии писал, что главная практика в нашем ордене – идти пешком, собственными ногами. Именно так в Европе совершались многочисленные марши мира. Что идет вразрез со способом передвижения, установившимся в современном обществе. Этот способ, писал Фудзии-гурудзи, «делает человека похожим на меня, под конец жизни прикованного к инвалидной коляске». Когда идешь пешком, надеешься только на себя, не перекладывая ответственность за путь на что-то другое, будь то автомобиль или поезд. Марши мира воспитывают в монахе такое отношение к миру, с каким Будда в Лотосовой сутре говорит: «Но сейчас эти три мира – мои, и все живые существа в них – мои дети, и только я один могу спасти и защитить их». Тэрасава-сэнсэй предположил, что родился в Японии впервые: любой японец способен быстро научиться обращению с машинами, но когда Сэнсэй садится за компьютер, он обязательно нажимает не ту кнопку – и компьютер перестает работать. Вот в Индии, считает Тэрасава-сэнсэй, он перерождался не раз. Какова же цель рождения в столь неуютной для него Японии? Принять Дхарму от Нитирэна. Специальная реинкарнация, по чисто монашеской карме[43]43
  Правда, через двадцать лет Сэнсэй овладел компьютером Apple и общается с учениками через Facebook.


[Закрыть].

Перед тем как любезный монах отвез нас на станцию, мы совершили прощальную церемонию в опустевшем монастыре. На алтаре я заметил два искусственных дерева сакуры с белыми и розовыми цветами: в день, когда Нитирэн умирал, сакуры зацвели, хотя обычно они цветут не осенью, а весной. Перед входом же в монастырь Тама растет дерево из семени от дерева Бодхи[44]44
  Бодхи (санскр.) – просветление.


[Закрыть] в Индии, того самого, под которым Будда обрел Просветление. Мы сорвали с него на память по листочку.

На поезде мы приехали в Омори, район Токио, где находится дом Тэрасавы-сэнсэя[45]45
  Ныне этого дома, к сожалению, больше не существует, и Учитель живет в глухой провинции Хакуи.


[Закрыть]. Теперь мы будем сами готовить себе еду. Приведем здесь все в порядок, поживем около недели, дожидаясь монаха школы Нитирэн, чтобы поблагодарить его за приглашение в Японию. Перед тем как нам дали визу на въезд, возникли большие сложности, два раза нам отказывали. Из дома в Омори мы сможем позвонить в Москву.

Оставшиеся там монахи уже два месяца не имеют от нас известий. Особенно трудно Кириллу, который взял на себя ответственность за урегулирование конфликта, случившегося на Месте Пути между монахами в Москве перед самым нашим отъездом за границу. В конфликтах не бывает правых, виноваты все участники. Важно то, как ведет себя каждый потом. Кирилл, хоть наверняка и не воровал, но посчитал ответственным себя за исчезнувшие с алтаря 300 долларов, которые Тэрасава-сэнсэй оставил для оплаты за телефон. И теперь Кирилл каждый день просит в Москве подаяние, надеясь набрать нужную сумму, а телефон могут в любую минуту отключить.

Из-за конфликта в Москве наша группа долго не начинала путешествие. Хотя все документы были готовы и все шесть человек собрались в Средней Азии и оставалось только пересечь китайскую границу, Тэрасава-сэнсэй говорил, что ему не жалко усилий, затраченных на подготовку поездки, – в них нет смысла, если путешествие начинается с разлада внутри сангхи. Дело не только в монахах, оставшихся в Москве. Сангха имеет единое сознание. Произошедшее в Москве только выразило нечто неправильное, глубоко засевшее в душе каждого из нас. Причина любой катастрофы всегда внутри человеческого сознания. Если мы отправимся в путь с таким сознанием, наша поездка завершится катастрофой.

Мы должны были победить Мару в себе. Для этого мы целый месяц оставались в Бишкеке и Алма-Ате. Внешне это была обычная монашеская жизнь: церемонии утром и вечером, подаяние на базаре и уличная практика, встречи с людьми, интересующимися буддизмом. Но каждый из нас в это время задавал себе глубокий вопрос, готов ли он ехать. Под конец половина нашей группы перестала верить в то, что поездка вообще состоится. А Сэнсэй все ждал.

Главная трудность для нас заключалась в том, чтобы действительно ощутить себя причастными к конфликту в Москве, понять, в чем наша вина. Ведь домонашеское воспитание учило: каждый в этом обществе сам по себе и сам за себя. А монах отличается от обычного человека этим ощущением собственной вины за проявление зла в любой точке вселенной! Это называется «отказом от эго». Я думаю, что мы не до конца справились с нашей трудностью. Но поскольку сознание сангхи действительно едино, нам в Средней Азии помог из Москвы Кирилл – тем, как он повел себя после конфликта. Другие трое монахов попросту сбежали, а он остался на Месте Пути. Увидев это, Тэрасава-сэнсэй решил начать поездку.

11 октября 1994 г. Дождливо. Много читали, спали, стирали. Тэрасава-сэнсэй с Сергеем критиковали английский перевод выступлений преподобного Нитидацу Фудзии из книги «Буддизм за мир». Сэнсэй по памяти тут же давал свою версию перевода. Дело в том, что Нитидацу Фудзии не знал английского языка, и Тэрасава-сэнсэй зачастую выступал в роли его переводчика. Точно так же, как теперь в этой роли выступает Сергей, всюду путешествуя с Сэнсэем по России и переводя его выступления на русский язык.

Я застал их за обсуждением высказывания Нитидацу Фудзии о том, что причина развращенности молодежи среднего класса – в отсутствии благодарности за пищу. Дети в таких семьях (а их на Западе большинство) получают без усилий многое из того, что им нравится, и, естественно, перестают ценить возможность полноценно питаться, начинают привередничать, выбирать. А это приводит к тому, что, хотя их тело здоровое, душа – больная. Только жизнь на подаяние, когда не знаешь, что ты будешь сегодня есть и будешь ли есть вообще, воспитывает в человеке благодарность – истинный фундамент нравственности.

Этот разговор Тэрасавы-сэнсэя с Сергеем был хорошим предостережением мне: здесь, в Японии, в гостях у Сэнсэя, я себя почувствовал как дома и зажил возле холодильника…

12 октября 1994 г. Сразу после завтрака поехали в Иокогамский университет на встречу с лидером индейцев Денисом Банксом. Повез нас на своей машине Окора-сан – барабанщик традиционного японского ансамбля «Но», друг Тэрасавы-сэнсэя.

Стиль построек университета – супермодернистский. Одна из них – протестантская церковь. Тэрасава-сэнсэй, до того как стать монахом, тоже учился в одном из христианских университетов (на германоведа). В таких университетах можно изучать специальные предметы независимо от религиозной трактовки.

Нас привели в лекционный зал. Как, наверное, и во всем мире, есть студенты, спящие на занятиях. Но полной неожиданностью было для меня то, что студенты открыто раскладывают во время лекции еду, пьют кофе.

Седой господин читал лекцию о трудностях жизни в Японии для иностранцев, проникновения которых в страну боится местное население.

Денис Банкс, крупный индеец с «хвостом» на голове, сидел в первом ряду. Его выступление, назначенное на 16 часов, мы, к сожалению, не смогли послушать, поскольку в 18 часов начало шествия в память о Нитирэне. Но одно хорошо – мы познакомились с Денисом.

Банкс сам подошел к Тэрасаве-сэнсэю – своему давнему другу. Они обнялись. Мы вышли из лекционного зала. Денис пожал каждому из нас руку. Он свободно говорит по-японски и по-английски. Рассказал, что впервые увидел преподобного Нитидацу Фудзии в 1954 году, будучи солдатом американской военной базы в Японии. Монахи Ниппондзан Мёходзи проводили тогда перед базой молитву в знак протеста. Солдатам было приказано стрелять по ним и другим демонстрантам, если те пойдут на захват базы. Но Денис Банкс и еще несколько его друзей решили, что стрелять не будут… Японская полиция начала жестоко избивать монахов, которые, истекая кровью, продолжали молитву. Это глубоко тронуло Банкса.

Ту военную базу американцам пришлось ликвидировать. Однако Тэрасава-сэнсэй говорит, что в тайне от японского общества американские военные по-прежнему базируются на островах Японии, и японское правительство получает за это большие деньги.

Прощаясь, Денис Банкс сказал: «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё». За кофе в университетском кафе Сэнсэй рассказал нам немного о Денисе. Банкс стал лидером движения за возрождение в Америке индейской культуры. Движение использовало террористические приемы. По прошествии некоторого времени Денис Банкс, познакомившись с Нитидацу Фудзии, вспомнил героический ненасильственный протест буддийских монахов перед военной базой. Это способствовало изменению методов ведения борьбы – переходу к ненасильственным способам.

Слава из Харькова недоумевал, в чем же ущемляют права индейцев в Америке. Его брат был в США и видел, как им хорошо живется в резервациях (ведь индейцы вообще любят жить вместе, племенем). Тэрасава-сэнсэй рассказал, что, действительно, в материальном отношении у индейцев проблем нет. Американское правительство бесплатно выдает им продукты и даже вино. Все это без ограничений. Но, поскольку на хлеб зарабатывать не приходится, у индейцев нет стимула получать образование, и они растолстели, поглупели, забыли свою культуру. Вот в чем утонченная дискриминация индейцев американским обществом. Против этого и борется Денис Банкс.

Сегодня день ухода из жизни Нитирэна, основавшего школу исключительного почитания Сутры о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы посредством произнесения «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё». Вечером на улицах Токио был самый настоящий карнавал. По словам Сэнсэя, миллионы людей собрались в столице почтить память великого святого. Хотя это день смерти, люди веселились. Однако этот национальный обычай применим не к любой смерти, как было подумал я. Он возник именно после ухода Нитирэна.

Японцы радуются в день смерти великого святого, ибо думают прежде всего о значении прожитой им жизни. Многие считают Нитирэна воплощением самого Будды, не открывшего это людям. Два часа мы вместе с тридцатью монахами Ниппондзан Мёходзи шли по вечернему Токио, ударяя в барабаны и произнося «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё». Насмотрелись всякого.

Последователи Нитирэна всех направлений плясали под свистки, флейты и барабаны. Везли маленькие бумажные пагоды на колесах с фонариками внутри, расписанные тушью эпизодами из жизни Нитирэна. Многие люди были полуобнаженные. Самые ловкие вертели в руках длинные металлические палки с каким-то сооружением сверху, облепленным развевающимися бумажными ленточками. Вращать такую тяжелую палку вокруг ее оси и вокруг собственного тела нелегко.

Процессия нашего ордена, значительно разросшаяся, поднялась в гору к большому храму школы Нитирэн и к ступе на месте сожжения тела Великого Святого после его паринирваны.

В 20 часов пришли в небольшой монастырь Ниппондзан Мёходзи и провели церемонию, затем быстро расставили столы. На праздничном ужине места хватило всем. Здесь мы познакомились с монахом, многому научившим Тэрасаву-сэнсэя. Прежде всего он мастер практики «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё» на улице. На прощание каждому из нас вручили по конверту с подношением деньгами.

Многолюдное шествие продолжалось часов до двух ночи. Все процессии направляются к главному храму школы Нитирэн. Уже семьсот лет считается: кто первым приблизится к этому храму, тот будет счастлив. В древности многочисленные процессии, перед тем как начать движение, обязательно, чуть ли не ритуально, дрались между собой за первое место в очереди шествия. А ведь в процессиях участвуют и женщины, которые несут на руках совсем маленьких детей! И до сих пор в этом шествии к главному храму царит дух соревнования: каждая процессия стремится выбрать свой маршрут, покороче; все (даже самые глухие) улочки наполняются гамом и плясками.

Уже четыре часа, утро. Как поздно мы вернулись! Но я не чувствую усталости. На «карнавале» я ощутил радость от истинного единения людей. Это не было единством толпы, стада. Это было единение всего лучшего, что есть в людских сердцах, и это делает каждого человека добрее. Великий Святой продолжает, таким образом, творить добро после своего ухода, объединяя тех, кто почитает его!

13 октября 1994 г. В продолжение вчерашнего торжества сегодня предстоит официальная церемония в главном храме школы Нитирэн. Мы туда приглашены. Тэрасава-сэнсэй просит всех надеть лучшие одежды: «Хоть мы и простые нищенствующие монахи, это не значит, что у нас все грязное и неопрятное». Одному из нас, прославившемуся ни разу не постиранным за два месяца путешествия кимоно, Учитель сам его постирал…

Выходим в половине первого. Едем на автобусе. Зеленым бархатом обиты обычные сиденья, красным – для престарелых и инвалидов.

В огромном нитирэновском храме весьма широкое околоалтарное пространство для монахов отгорожено от мирян высокой стеклянной стеной спереди, напротив главного входа, и деревянным заборчиком по бокам. Точно витрина или сцена… Мы, как монахи другой школы, садимся снаружи, с мирянами.

Прямо перед нами, за заборчиком, посадили девочек, совсем малышек, лет пяти, в переливающихся зеленых кимоно, подпоясанных широким красным поясом с вышитым золотом рисунком. На головах у девочек – золотые короны, на которых позванивают свисающие украшения. В руках у детишек – по веточке сакуры с распустившимися цветами. Это – «небесные дети». Во время церемонии они по очереди подбегали к алтарю, чтобы вручить веточки двум священникам по бокам алтаря. Рты у священников почему-то заклеены чем-то вроде широкого пластыря[46]46
  А возможно, это были просто марлевые повязки. Традиция прикрывать чем-нибудь рот исходит от почтения к святым предметам, особенно к шарире, чтобы не нанести своим дыханием вред этой хрупкой субстанции.


[Закрыть]. Пока дети сидели перед нами, родители подтирали платочками их напомаженные личики, поправляли осанку. Одну девочку мама трогала, видимо, слишком часто – когда той пришла пора бежать к алтарю, малышка стала растерянно оглядываться на маму, мордашка скривилась, готовая расплакаться, потянулась к маме ручонка… Тогда монах сам подошел к девочке, обнял ее и потихоньку подвел к алтарю.

Торжественные тексты здесь читают те же, что и у нас. А «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё» произносят под удары только одного, большого барабана, причем очень быстро, не нараспев, как мы, а речитативом, без перерыва для вздоха. Это нелегко. У мирян есть ручные барабаны, но они несколько больше наших. Миряне приветствовали нас ударами в эти барабаны во дворе храма перед началом церемонии, а потом, ударяя в них, пошли в храм. Правда, за пределами храмов последователи Нитирэн-сю (то есть школы Нитирэн) практику с барабанами, кажется, не совершают, а если и совершают, то в исключительных случаях.

Здесь нам вручили газету этой школы (на английском языке). На первой странице нарисован такой барабан, а под ним – краткая статья, объясняющая значение практики с барабаном. Там говорилось, что одни, услышав звуки барабанов, говорят себе: «Наверное, какой-то праздник у этих людей», – а другие: «Наверное, эти люди – наши враги, с этими барабанами они маршируют, собираясь напасть на нас».

Поразительно разнообразие монашеской одежды в Нитирэн-сю. На одних серые газовые кимоно и такие же прозрачные желтые шулы[47]47
  Шула (яп.) – монашеская плащ-накидка без застежек, наворачивается на тело особым образом.


[Закрыть], надетые поверх белых кимоно, таких же, как у нас. На других – одежда синяя в крупный белый горошек. А патриарх – в шапке такой же формы, как у православных священников.

Церемония была очень торжественная и долгая. Тэрасава-сэнсэй сказал потом, что на какое-то время заснул. Такое с ним давно не случалось…

После церемонии мы встретились с Исии-сёнином. Этот монах Нитирэн-сю с большим трудом подготовил для нас такое приглашение в Японию, на основании которого посольство в Москве, очень строго относящееся ко всем деталям, особенно финансовым, дало-таки нам визу. Мы поблагодарили Исии-сёнина. Он провел нас в особый зал со статуей Будды, внутри которой находится шарира. Будда, четыре бодхисаттвы из Лотосовой сутры[48]48
  Один из них – бодхисаттва Высшие Деяния, который явился преподобному Нитидацу Фудзии в видении у водопада и побудил его создать наш орден.


[Закрыть], Нитирэн – весь алтарь из светлого дерева. Паркет, на котором он стоит, из того же дерева. Много пустого пространства.

Потом мы встретились с патриархом школы Нитирэн. Он пригласил нас в воскресенье на церемонию, а после нее – в русский ресторан. Есть и такой в Токио. Название написано русскими буквами – «Балалайка».

Возвратились домой, пообедали. Вставая из-за стола, Сэнсэй спросил, нравится ли нам японская жизнь. Неожиданно для себя я ответил: «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё». Все засмеялись, а я покраснел.

Вечером Тэрасава-сэнсэй достал фотоальбом «Иерусалим – Бейрут – Кувейт», опубликованный его знакомым, которому Тэрасава-сэнсэй, живший там во время кувейтского кризиса, выбил приглашение. Сэнсэй искал на фотографиях себя или упоминание о себе в комментариях к альбому. Но не нашел. Хороший урок для нас, только что встречавшихся с Исии-сёнином.

Для риса на ужин я вынул из серванта красивую чашку. Посуда в этом доме вообще красивая, но эта особенно хороша. Чашку подали Учителю. Он сказал, чтобы мы больше ее из серванта не брали. Это чашка Окоры-сан. Знаменитый мастер ансамбля «Но» собирает такие подарки поклонников.

Вот она, действительно существующая пропасть между монахами и людьми искусства. Сколь ни талантлив артист, музыкант, художник – но если он начинает обрастать вещами, пускай они и являются в каком-то смысле «плодами» его творчества, – что-то утрачивается в его духовности… Вместо того чтобы ставить дорогие подарки поклонников на алтарь Будды – Наивысшего Почитаемого или, продав их, раздать милостыню нищим, он берет подарки себе, восхваляет себя… Не от этой ли опасности ушел я в монахи? Ведь сначала собирался стать писателем.