Текст книги "Религия в Китае. Выживание и возрождение при коммунистическом режиме"

Вынужденная замена

На место религии КПК стремилась поставить индоктринацию населения коммунистическими убеждениями – это обычная практика в марксистско-ленинских странах [Hollander 1982]:

Внутри марксистских движений и при марксистско-ленинских режимах, таким образом, многие преданные партийные активисты и некоторые рядовые граждане приняли марксистские доктрины, как будто они были религиозным корпусом священных заповедей. Марксизм в качестве кодекса, управляющего личным и групповым поведением, удовлетворял эмоциональные запросы, давал ощущение трансцендентного водительства и задавал этические координаты [Luke 1987: 114][66]66
  Выделено в оригинале.


[Закрыть].

Некоторые ученые рассматривали коммунизм как своего рода религию, наподобие гражданской или политической религии [Luke 1987: 114; Zuo 1991; Burleigh 2000]. Однако квалификация коммунизма в качестве религии по меньшей мере спорна [Shorten 2003]. Будучи убежденными атеистами, сами коммунисты настаивают на безрелигиозной или антирелигиозной природе своей идеологии. Таким образом, более уместно считать коммунизм тем, чем он и хочет быть: заменой религии или псевдорелигией на большом рынке религии, как она определяется выше в главе 2.

КПК упорно пропагандирует коммунизм в качестве «высочайшего идеала и веры» (цзуй чунгао дэ лисян хэ синьян). Система коммунистической идеологии включает веру в себя, в идеальное коммунистическое общество будущего, которое можно истолковать на религиозном языке как земной рай, в котором нет ни эксплуатации, ни неравенства; производство и распределение там осуществляются в соответствии с максимой, которую можно встретить в любом китайском учебном пособии: «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Чтобы совершить переход к коммунизму, революционеры и прогрессивные члены общества должны, во-первых, неустанно служить народу и Коммунистической партии, во-вторых, бороться с классовыми врагами, то есть контрреволюционными и реакционными элементами общества, включая верующих.

Организационной основой, на которой покоится коммунистическая идеология, является разветвленная структура Коммунистической партии Китая. Ее дополняет Коммунистический союз молодежи Китая (КСМК), в который, готовясь к членству в КПК, входят молодые люди от 14 до 28 лет. Членство в КПК и КСМК в принципе открыто только для тех, кто показал свою преданность делу коммунистического строительства. Члены КПК и КСМК обязаны продемонстрировать свою приверженность марксистскому диалектическому материализму и историческому материализму, открыто отвергнув любую веру в богов, духов или призраков. Организация юных пионеров Китая (шаосяньдуи) призвана «подготовить продолжателей дела [построения] коммунизма» (цзебанъжэнь). Критерии членства в пионерской организации менее жесткие, поэтому в нее может вступить большинство школьников. Однако, чтобы стать пионером, необходимо принести коммунистическую клятву: «Я обязуюсь следовать учению Коммунистической партии Китая, прилежно учиться, усердно работать и готов(а) пожертвовать всем ради целей коммунистического строительства!»[67]67
  Сайт Организации юных пионеров Китая: URL: http://cyc6.cycnet.com:8090/ ccylmis/сур о/index.) sp (в настоящий момент ресурс недоступен).


[Закрыть]

Комитеты и отделения КПК и КСМК существуют при всех профессиональных объединениях, жилищных округах, сельских поселениях, школах и университетах, а пионерская организация охватывает собой всю систему младшей и средней школы. Местные ячейки партии и лиги организуют для всех своих членов периодические занятия, на которых разбирают циркуляры КПК и КСМК, тексты коммунистических лидеров или проводят в рамках собраний членов парторганизаций для обмена опытом и мыслями (цзучжи шэнхо хуэи) сессии критики и самокритики. Члены должны ежемесячно платить в партию или в лигу членские взносы и участвовать в проводимых партией или лигой мероприятиях. К концу 2009 года в КПК было 77 млн 995 тыс. членов и 3 млн 797 тыс. местных комитетов и отделений[68]68
  Renmin ribao [Народный ежедневник], 29 июня 2010 г. С. 1, 3.


[Закрыть], к концу 2008 года в КСМК – 78 млн 588 тыс. членов и 2 млн 836 тыс. ячеек[69]69
  Это последние официальные данные, согласно новостному агентству «Синьхуа», на 3 мая 2009 года; см.: URL: http://www.ccyl.org.cn/zhuanti/09_54/ news/200905/t20090504_231106.htm (дата обращения П.05.2022).


[Закрыть], а в Организации юных пионеров Китая на 2010 год состояло 130 млн членов и 350 тыс. бригад[70]70
  Данные по «Чжунго цзяоюй бао» (газета «Китайское образование»), 2 июня 2010 года. Для сравнения, к концу 2003 года в КПК было 68 млн 232 тыс. членов, 3 млн 341 тыс. местных отделений, в ККЛМ было 2 млн 983 тыс. местных отделений и состояло 71 млн 70 тыс. человек, а в рядах ОЮПК насчитывалось свыше 130 млн человек и 350 тыс. бригад (доклады новостного агентства «Синьхуа» от 3 мая, 31 мая и 30 июня 2004 года).


[Закрыть]. Таким образом членами трех этих организаций оказываются 286 млн 583 тыс. человек, то есть 21,5 % всего населения[71]71
  Согласно Государственному комитету по плановому деторождению, население КНР составило в конце 2009 года. 1 335 млн человек. См.: URL: http:// www.chinapop.gov.cn/tjgb/201005/120100526_204024.html (в настоящий момент ресурс недоступен).


[Закрыть], что значительно превышает численность любой институциональной религии в Китае на сегодняшний день.

Успешна ли пропаганда атеизма? Многие высказывали по этому поводу сомнения, принимая во внимание разочарование коммунистической идеологией в эпоху реформ. Однако исследование World Values Survey 2000 года показало, что каждый четвертый китайский респондент отнес себя к «убежденным атеистам» (см. таблицу 6.1), что является самым высоким показателем среди всех включенных в опрос стран. Эффективность атеистической пропаганды может быть выше, чем это кажется многим, что призывает к трезвости оценок. Одним из главных понятий социологии является понятие социализации, предполагающей, что большинство людей сознательно или бессознательно будет придерживаться установок, полученных в ходе воспитания в раннем возрасте. Существуют данные, очевидно показывающие, что по крайней мере часть членов КПК и КСМК, а также массы кандидатов на вступление в эти организации искренне вдохновляются коммунистическими идеалами. В 1994 году шанхайский комитет КСМК провел в городе опрос молодежи, в котором около половины респондентов ответили, что причиной вступления в КПК или КСМК они видят «следование идеалам и вере» (вэйлэ лисян хэ синьян), то есть следование коммунистическому идеалу и коммунистическим убеждениям [Liu 1995]. Конечно, ценность такого опроса может оказаться ограниченной, поскольку он проводился шанхайским комитетом КСМК и большинство респондентов принадлежали к составляющей его публику «прогрессивной молодежи» – 83 % опрошенных были либо членами КПК, либо членами КСМК. Также трудно определить, как много респондентов дали, учитывая обстоятельства исследования, политически корректный ответ. Тем не менее, на основании моих интервью и личного впечатления от общения с людьми в Китае, я имею склонность полагать, что по меньшей мере часть членов КПК и КСМК искренне верит в идеалы коммунизма – во всяком случае, в некоторые из них.

Для более или менее искренних действительных и будущих членов коммунистических организаций коммунизм представляет собой субститут религии. Для большинства людей это вынужденная замена, потому что альтернативы были сознательно сделаны недоступными. Об этом феномене Я. Корнай пишет так:

Вынужденная замена играет ключевую роль в понимании синдрома дефицита. Ее следует отличать от добровольной замены. Если покупательница из двух взаимозаменяемых продуктов А и Б, одинаково доступных с точки зрения предложения, сначала останавливала свой выбор на продукте А, а затем отдала предпочтение продукту Б, потому что изменились ее вкусы или относительные цены этих двух продуктов, подобную замену можно считать добровольной. Но если она покупает Б, поскольку А нет в продаже, то замена является вынужденной [Корнай 2000: 258].

Другими словами, «вынужденная замена» не обязательно предполагает прямое принуждение. У людей всегда есть выбор, особенно в духовной сфере. Коммунизм является вынужденной заменой, когда религиозные альтернативы оказываются недоступны или труднодоступны.

Большинство китайцев, родившихся в KHR особенно до 1980-х годов, росли без всякого соприкосновения с какой-либо религией. Места поклонения пребывали закрытыми, а учебники и книги для детей были «очищены» от упоминания религии. С 1979 года до недавнего времени некоторым религиозным группам было разрешено существовать, однако их оставалось слишком мало, и большинство населения не сталкивалось с верующими в повседневной жизни. В ходе полевой работы в китайских городах я несколько раз спрашивал местных жителей, где находится ближайшая церковь или храм, но они не имели понятия, что там, где они живут, вообще есть церковь или храм, даже если религиозные сооружения стояли в ста метрах от нас. К тому же, если некоторые люди и сталкивались с верующими, общепринятая атеистическая идеология, антирелигиозная пропаганда и невежество в вопросах религии обычно препятствовали их общению и мешали пониманию религиозных символов, веры и практики. Следуя атеистическим клише из учебников, многие инстинктивно испытывали презрение к религиозным профессионалам и духовенству, а на рядовых верующих смотрели свысока. Даже благорасположенные индивиды зачастую до сих пор не знают, как корректно и уважительно обратиться к представителю религиозного сословия, неважно, какой именно деноминации.

Альтернативные замены

Не все замены одинаковы. Вместо вынужденной замены индивиды могут искать альтернативные.

Покупательница отказывается от первоначально намеченного товара и ищет то, что в состоянии каким-то образом его заменить. Она может выбрать что-то очень близкое, например, другой вид свежего мяса вместо говядины, или нечто более отдаленное – замороженное или консервированное мясо, либо что-то совсем иное – какой-то другой продукт питания [Корнай 2000: 258].

Но некоторые потребители находят необычные альтернативы вынужденной замены, предлагаемой официальным рынком, и эти альтернативы в известной степени близки к желаемому продукту. Например, когда говядина и другие обычные виды мяса в магазинах недоступны, вместо перехода на вегетарианскую диету покупательница, о которой идет речь в наших примерах, может решить сама выйти на охоту за дикими животными или экзотическими насекомыми. Такого рода замена может предполагать необычное поведение, выводящее потребителя за рамки рынка, но иногда жизнь заставляет людей охотиться и заниматься собирательством вместо приобретения пропитания в торговых точках. Многие мои соотечественники, особенно мои ровесники, поступали в самые трудные годы «культурной революции», когда рацион, выделявшийся на человека в моей деревне, составлял 165 граммов продовольствия, то есть около трети фунта, именно так. Насекомые – кузнечики, цикады и жуки-листоеды, лягушки и свиное сало считались изысканными деликатесами. Даже при том, что подобные виды пищи казались некоторым людям отвратительными, все-таки такая альтернативная замена была удовлетворительнее, чем полное отсутствие белка.

Похожим образом дело обстоит и в духовной жизни. Хотя некоторые люди остановились на коммунизме, другие посчитали, что ортодоксальная идеология и атеистический материализм не смогут удовлетворить их духовные потребности. Страдая от нехватки «духовного белка», люди обращаются к альтернативам, более всего напоминающим религию. Такие духовные альтернативы не предполагают вступления в религиозную организацию, перемен в поведении, которые выдадут принадлежность к определенной конфессии, или принятие новой духовной либо религиозной самоидентификации. Поэтому они не влекут за собой таких последствий, какие может повлечь в условиях репрессий практика институциональной религии.

Во время «культурной революции» основной формой альтернативной духовности, как сказано выше в главах 4 и 5, был культ личности председателя Мао. Коммунистическое рвение было исподволь подменено культом вождя. Это может показаться странным, но такое явление объяснимо с точки зрения экономики дефицита. Знаменательно, что культ личности руководителя – общая болезнь коммунистических режимов: Мао в Китае, Сталин в CCCR Тито в Югославии, Кастро на Кубе, Хошимин во Вьетнаме, Ким Ир Сен в Северной Корее. Вынужденная замена религии —атеистический коммунизм – уступил альтернативной замене, предполагавшей обожествление коммунистического вождя и поклонение ему. Индивиды, фактически молившиеся Мао, испытывали чувства, которые были практически религиозными.

В Китае эпохи реформ процветают два вида альтернативной духовности, которые не маркируются как религиозные явления. Одна из них практикуется под предлогом сохранения традиционной культуры (практики народной религиозности). Другая позиционирует себя как развитие науки о здоровье (цигун как культ оздоровления). Они составляют основное содержание серого рынка религии, как описано выше в главе 5. Интересно, что сам Мао часто выступает в народном культе как один из богов-покровителей [Heibrunn 1997: 20-24; Gao, Quang 2011].

Помимо народной религиозности местной общины, распространены также такие народные верования и индивидуальные практики, как гаданиия (суанъгуа), физиогномика (сянмянь), глифомантия (цзцзы, разбор частей иероглифов), фэншуй и тому подобные. Они стали широко популярны в эпоху реформ. Согласно докладу, опубликованному в журнале «Религии в Китае», официальном издании Государственного управления по делам религий, около 5 млн человек в середине 1990-х годов зарабатывали себе на жизнь предсказанием [Wen 1997]. Во многих городах есть свои «улицы предсказателей», на которых где работают десятки подобных специалистов. Забавно, что нередко подобные улицы примыкают непосредственно к университетским кампусам. Исследование, проведенное сотрудником Государственной административной академии Китая, показало, что большинство даже членов Коммунистической партии и правительственных чиновников среднего звена верят в какое-то из этих «суеверий»[72]72
  Кэсюэ Шибао [Научный вестник]. Ибань ишан сяньчуцзи гу ну юань нань цзу «мисинь» [Более половины государственных чиновников на уровне уезда или выше находят трудным противостоять «пережиткам»], 11 мая 2007 г. URL: http://www.sciencetimes.com.cn/htmlnews/2007511193241656179151. html (в настоящий момент ресурс недоступен).


[Закрыть]. В строгом смысле, такие «предрассудки» (мисинь) в большей степени относятся к магии, чем к религии. Тем не менее они включают в себя веру в сверхъестественное и в некоторой степени отвечают потребностям людей в подобной вере.

По сравнению с вынужденной заменой в виде коммунистической идеологии, отвергающей сверхъестественное, квазирелигиозные и даже псевдорелигиозные практики могут оказаться более удовлетворительны. Однако распространенная практика подобных неинституциональных духовных верований является симптомом экономики дефицита на рынке религий в условиях прошлого и настоящего жесткого регулирования со стороны государства. Когда институциональные религии оказываются более доступными, обратиться к конвенционной религии людям, практиковавшим различные виды альтернативной духовности, может оказаться проще, чем искренним атеистам. В историях об обращении в буддизм, которые публикуются в буддийских журналах, часто сообщается, что практика цигун провоцирует интерес к буддизму. Например, почтенный учитель Цзин Хуэй, президент буддийской ассоциации провинции Хэбэй, заявил, что в Китае «многие люди начинают учиться чань[-буддизму], потому что до этого занимались цигуном»[73]73
  См. журнал «Чань», № 3 (1991). URL: http://chan.bailinsi.net/ (дата обращения П.05.2022).


[Закрыть]. Несколько моих давних знакомых прошли целый ряд духовных метаморфоз, начиная свой путь как убежденные последователи коммунистического атеизма, затем начиная практиковать цигун, примыкая к Фалуньгун и, наконец, проходя крещение в христианской церкви. Очевидно, что практика народной религии или цигун облегчает путь к вступлению в ряды более конвенционных религий. Это не значит, что на свободном рынке религий все представители народной религии обязательно примкнут к институциональным формам религии. Этого не произойдет, поскольку вкусы и предпочтения очень различны и могут оказаться относительно устойчивыми в распределении по различным группам людей. Жуки могут войти в стандартное меню, даже когда прекратится голод, а практика альтернативной духовности может оказаться естественной для некоторых людей, особенно когда такая духовность на протяжении долгого времени подпитывалась различными культурными и политическими силами в обществе.

Духовное пробуждение

Замена не может функционировать вечно. Подавлять активный спрос 一 не значит упразднить потребность, которая уходит в латентное состояние или скрывается в частной жизни. Как только религия опять оказывается доступна, латентное вновь может стать активным, а прежде скрывавшаяся потребность выходит в публичное пространство. Этот процесс графически изображен в правой части рис, 6.1.

Духовное возрождение в Китае периода реформ первоначально проявилось в художественной литературе. Герой новеллы 1981 года «Когда исчезает закат» («Ванься сяоши дэ шихоу») 一 красногвардеец-хунвэйбин, долгие годы пытающийся уверовать в науку и марксистский диалектический материализм. На святой горе Тайшань он встречает буддийского монаха, с которым вступает в длительную открывающую ему глаза беседу. Эта новелла быстро стала предметом политических дебатов, однако завоевала популярность среди китайской молодежи, поскольку отходила от идеологической ортодоксии. Она также породила среди читателей спор о науке и религии. Духовенство, некогда высмеиваемое и изгнанное из публичного пространства, как оказалось, способно предоставить современному человеку удовлетворяющие его ответы на вопросы, с которыми сталкиваются многие молодые люди. Сама эта мысль в то время была скандальной, но она способствовала возникновению у многих людей стремления к духовному поиску в области религии и вне ее.

Десять лет спустя прославленный романист Чжан Чэнчжи, некогда сам состоявший в Красной гвардии, выпустил книгу «История души» («Синьлинши»), которой он заявил о своем заново открытом исламском наследии. Гао Синцзянь, самый известный на Западе китайский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 2000 года, в 1990-е годы также обращался к духовной проблематике в романах «Гора души» и «Библия одного человека». Его герои 一 искатели, которым суждено блуждать, не находя себе духовного пристанища. Религиозными вопросами начали интересоваться многие другие китайские интеллектуалы 一 писатели, поэты, художники, ученые [Li 1996; Yeh 1996; Cai 2002; Yang 2004]. Их работы отражают и вместе с тем стимулируют растущий интерес общественности к религии.

О том, как некогда подавляемая потребность в религии возродилась в новых условиях, свидетельствует история моего знакомого, приятного пожилого человека Ню Шугуана, с которым я впервые столкнулся в Тяньцзине в 1984 году. В то время он был заводским рабочим на пенсии, на добровольных началах преподававшим древнегреческий язык студентам Нанкайского университета, среди которых был и я. Когда мы сдружились, он показал мне копии статей разных лет, в которых подвергал себя публичной самокритике за то, что когда-то был христианином, провозглашая свою веру в марксистско-ленинский диалектический материализм и осуждая любую религию как ложное сознание и суеверие. Из бесед, которые мы с ним вели, я узнал, что в 1940-е 一 1950-е годы он был известным протестантским пастором, в конце 1950-х годов попал в тюрьму за свою веру, а потом был освобожден и приставлен к ручному труду. В тюрьме и на заводе Ню добросовестно и тщательно изучил труды Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и Мао. Он публично заявлял и писал в своих статьях, что стал «новым социалистическим человеком», атеистом. Но в 1980-е годы начались перемены. Когда в Тяньцзине снова открылись протестантские церкви, Ню выступил с критикой их «суеверных» ритуалов, которая мне казалось искренней. Однако перемены не обошли и его: спустя пару лет Ню занял пост преподавателя христианской семинарии «Яньцзин» в Пекине. Он также публично подтвердил свое авторство изложения Нового Завета, написанного в конце 1940-х – начале 1950-х годов и без его ведома анонимно опубликованного в Гонконге. Когда я встречался с ним уже в пекинской семинарии, он без стеснения рассказывал, как вернулся к христианской вере, причем казался мне таким же искренним, как в свои атеистические годы. Ню – лишь один из многих верующих, чья религиозная потребность была подавлена репрессивным режимом. Как его атеизм, так и его вновь обретенная вера в Христа кажутся мне неподдельными.

Духовное искательство

Регуляция религии со стороны государства, продиктованная соображениями атеистической идеологии, имеет своей целью борьбу с религией, поэтому с начала 1980-х годов партийно-государственные чиновники вновь и вновь поднимают тревогу ввиду повторяющихся «эпидемий религии». Логика экономики дефицита подсказывает, что несмотря на идеологические усилия и центральное планирование феномен повышенного спроса на религию не исчезнет. В местах религиозного поклонения в Китае можно воочию наблюдать, насколько высок этот спрос в обществе. В Китае множество духовных искателей, которые «становятся в очередь» за религиозными продуктами и услугами.

Церкви и храмы в современном Китае обычно переполнены. В ходе моей полевой работы я с 2000 года посещал многие христианские церкви прибрежных городов и внутренних провинций. Почти во всех этих церквях число прихожан значительно превышало вместимость культовых зданий. Чтобы охватить растущую паству, каждая церковь в Пекине проводит несколько воскресных богослужений. Часто в проходах между церковными скамьями ставятся складные стулья. На случай переполнения храма некоторые церкви имеют специальные помещения, в которых установлены телевизионные экраны, транслирующие текущую службу. В южном городе Гуанчжоу по вечерам проводились богослужения для молодежи. Летом 2000 года на них приходило такое количество народа, что часть прихожан оставалась на улице под палящим солнцем, когда температура достигала 40 градусов. В городе Наньчун провинции Сычуань на юго-западе Китая деревянная церковь, рассчитанная на 400 человек, каждое воскресенье принимала в себя 600, пока община не переехала в более внушительное здание. На северо-востоке, в прибрежном городе Далянь одна церковь вела несколько служб в неделю. В ходе каждой из этих служб на деревянных скамьях для четырех человек усаживалось по шесть прихожан, при том что пространство между рядами было меньше, чем в самолете. Многие приходили за час или два до службы, чтобы занять место в храме. Тем, кто пришел всего лишь вовремя, не доставалось хороших мест – ни в святилище, ни в отдельных комнатах с монитором. Тогда они садились на складные пластиковые стулья во дворе и слушали проповедь и пение через громкоговорители. Тони Ламберт, посещавший протестантские церкви по всему Китаю, рисует похожую картину: чтобы занять место, люди являются в церковь за два часа до начала службы, а многие в процессе ее порой стоят под проливным дождем [Lambert 2003: 24-25].

Подобная ситуация не ограничивается христианскими церквями. Некоторые буддиские и даосские святилища во время праздников тоже набиты битком. Согласно новостным релизам Государственного управления по делам туризма и официальному агентству «Синьхуа», во время празднования китайского Нового года в 2004 году в буддийском храме «Хуаянь» в городе Чунцин побывали более чем 40 тыс. сянкэ («приносящих благовония паломников»), а в буддийском храме «Линьин» возле города Ханчжоу – 45 100 прихожан. В Шанхае около 151 тыс. человек посетили буддийские и даосские храмы только в канун Нового года. В первые шесть дней китайского Нового года даосское святилище «Белых облаков» («Байюньшуань») в Пекине реализовало 600 тыс. билетов на посещение.

Конечно, по праздникам храмы не всегда посещают только религиозные люди. Но при отсутствии других социологических сведений о религиозности населения посещение храмов можно использовать для приблизительной оценки ситуации. Китайские и зарубежные исследователи также пользовались подобным приемом[74]74
  «Если паломник – наполовину турист, то и турист – наполовину паломник».
  Это высказывание, приписываемое Виктору и Эдит Тернер, цитируется в [On the Road to Being There 2006: vii].


[Закрыть]. Решение посетить храм в Новый год может служить показателем приоритетов посетителя; вместо храма он может отправиться к родственникам или друзьям для праздничного ужина. Даже если посетителя просто для участия в «веселой суматохе» (жэнао) привел в храм друг или член семьи, восприятие богослужения, ритуала и атмосферы священного способны стимулировать интерес к религии, пробудить религиозный голод, который прежде дремал в человеке. В то же время многие люди посещают храмы явно по причине религиозной веры и с целью совершения религиозных действий. Например, некоторые люди считают необходимым обязательно протиснуться в святилище, чтобы зажечь «первые благовонные палочки» (тоусян) или дотронуться до астрологического символа года, получив благословение, что является признаком веры в сверхъестественное, а не просто секулярного желания повеселиться.

Я наблюдал энтузиазм духовных искателей в Шэньчжэне, приморском городе рядом с Гонконгом. В компании друга я посетил еженедельное собрание молодежи в церкви, расположенной на третьем этаже заброшенной фабрики. Стояло влажное и жаркое лето 2000 года, была пятница. Перед собранием лил дождь. Учитывая расположение церкви и дождливую погоду, я ожидал, что придет мало народу. Однако, когда я вошел в просторный зал с простыми кирпичными стенами, я удивился, обнаружив там более 200 молодых людей. В церковном офисе женщина-пастор беседовала с людьми, впервые посетившими церковь, она поговорила в том числе со мной. За пятнадцать минут, пока собирались прихожане, а я находился в офисе, ей позвонили три раза. Звонившие спрашивали, как пройти к ним в церковь, и все они явились на собрание. В его конце некоторые новички зашли в офис, чтобы задать священнице вопросы, но она была слишком занята, чтобы провести вдумчивую беседу с каждым. И если посетители не получили от нее ответов, они купили Библии и религиозные книги, а некоторые сказали, что будут посещать их службы.

Любопытно, что даже сама многолюдность церквей и храмов может стимулировать интерес наблюдателей к религии. В Даляне я видел, как прохожие заинтересовывались толпой прихожан в церковном дворе. Некоторые подходили к двери церкви, чтобы заглянуть внутрь, послушать через громкоговорители пение и проповедь. Некоторые прихожане по-дружески давали новоприбывшим стул, сборник гимнов или Библию. Подобные жесты могли пробудить интерес, вызвать вопросы: почему эти люди делают то, что делают? Во что они верят? Почему религиозная вера заставляет их вести себя так? Подобное любопытство может привести к духовному пробуждению. Я брал интервью у женщины из провинции Аньхой, работавшей библиотекарем на заводе. Когда она ездила в Хэфэй, административный центр провинции, то случайно оказалась на богослужении в церкви рядом с больницей, которую посещала. Ее привлекла большая толпа верующих. Последовал ряд событий, по ее выражению, «устроенных Богом», после которых она обратилась в христианство. Позднее эта женщина стала основательницей первой церкви в уездном центре, где жила, и на протяжении пятнадцати лет приняла участие в становлении свыше 70 церквей по всему уезду.

Искатели не только случайно обнаруживают храмы и церкви, они также сознательно ищут верующих. В Гуанчжоу христианин рассказал мне о неформальном книжном клубе, который составляли молодые интеллектуалы с университетским образованием. Они выбрали для чтения и обсуждения несколько книг о западной культуре, в том числе Библию, потому что она является одной из самых важных книг Запада. Однако, обсуждая Библию, они осознали, что не могут ее понять. Тогда друзья решили, что им нужно найти «верующего и образованного христианина», который бы разъяснил им значение книги и своей веры. Клуб превратился в группу искателей, готовых к евангелизации. Тони Ламберт также сообщает:

В Южном Китае, вскоре после событий в Пекине [студенческое демократическое движение и подавление демонстрации на площади Тяньаньмэнь в июне 1990 года] более 200 студентов [мало знавших о христианстве] буквально пришли под дверь местного отделения «Патриотического движения за три свободы» в поисках ответов на терзавшие их вопросы [Lambert 2003: 156].

В церкви в Гуанчжоу я даже видел, как люди занимали очередь на крещение. От желающих его принять требовалось два месяца ходить на занятия, заполнить длинную анкету и пройти письменный экзамен только для того, чтобы их заявления были рассмотрены. Прошедшие экзамен проходили индивидуальное собеседование с пасторами, которые решали, готов ли соискатель к крещению.

Обычным делом в большинстве церквей, которые я посетил, было ведение списка очередности желающих креститься. Интервьюируемые говорили, что иногда такие списки 一 следствие нехватки посвященных духовных лиц, полномочных совершать крещения. Но чаще это говорит о квотах, которые явно или неявно выделяет церквям Управление по делам религий или Отдел Единого фронта ЦК КПК. Поскольку атеистическая идеология указывает на желательность сокращения числа верующих в отдельно взятом уезде или по всей стране, если число последователей религии, особенно христианской, растет слишком быстро, местные кадры управления или отдела могут столкнуться с административными выговором или не получить повышения. Соответственно, чиновники оказывают на религиозные организации давление, стремясь замедлить их рост.

Однако чем больше существует препятствий для получения полноправного членства в церкви, тем больше в конгрегациях по-настоящему преданных верующих и тем меньше оппортунистов, стремящихся воспользоваться церковью в своих целях.

Таким образом, подобные меры властей способствуют поддержанию высокого уровня мотивации среди членов церквей [lannaccone 1994]. В свою очередь, именно подвергаемые давлению церкви проявляют более высокий уровень миссионерского энтузиазма, а верующие их общин становятся ролевыми моделями, которые вдохновляют новых искателей и новых потенциальных верующих. В результате спрос на религию пробуждается у все большего числа людей.