Текст книги "Бразилия. Полная история страны"

Глава девятая
Заговор в Минас-Жеpaйce

Первый в истории Бразилии заговор борцов за свободу не случайно возник в Минас-Жерайсе, ведь здесь активно развивались и торговля, и производство, и вообще во второй половине XVIII века этот регион стал наиболее передовым. Поэтому королевский указ о запрещении открытия новых производственных предприятий и разрушении уже имеющихся сильнее всего ударил по Минас-Жерайсу. Кроме этого, местное население страдало от непомерного налогового гнета. Добыча золота перманентно снижалась, а, как уже было сказано выше, налоги с добычи золота и алмазов взимались по установленной правительством квоте – отдавай, сколько сказано, вне зависимости от обстоятельств. Надо отдать должное португальской короне – по части сбора налогов и акцизов она всегда была на высоте. Да, порой налоги приходилось буквально выколачивать из подданных, но что с того? Главное, чтобы казна получила свое, все прочее не так уж и важно.

Местом зарождения заговора стала столица капитанства Минас-Жерайс город Вилла-Рика, где в конце 1788 года было создано тайное общество инконфидентов[60]60
  Инконфидентами (в дословном переводе – «неверующими») в Испании и Португалии называют лиц, не лояльных существующей власти.


[Закрыть], в которое вошли тридцать четыре человека. Состав общества был разнородным – интеллигенты, военные, торговцы, священнослужители, что свидетельствует о широком распространении патриотических настроений среди местного населения.

Во главе заговора встал прапорщик местного драгунского полка Жуакин Жозе да Силва Шавьер, имевший прозвище Тирадентис[61]61
  В переводе – «зубодер».


[Закрыть]. У Жуакина было бурное прошлое – поступил в семинарию, но скоро оставил ее и занялся мелкой торговлей, попутно изучая хирургию (в том числе и зубное дело), посидел недолго в тюрьме, после пытался хозяйствовать на земле, а закончил тем, что поступил в драгуны. Это был решительный, смелый и закаленный невзгодами человек, бунтарь с обостренным чувством справедливости. Идейными вдохновителями заговора были поэты Клаудиу Мануэл да Кошта, Томас Антониу Гонзага и Инасью Пейшоту, сочетавшие занятия поэзией со служением Фемиде[62]62
  Фемида – в греческой мифологии богиня правосудия, вторая супруга бога-громовержца Зевса. Римляне называли ее Юстицией.


[Закрыть]. Духовным окормлением заговора занимался викарий[63]63
  Викарий (в переводе – «заместитель») – епископ, не имеющий своей епархии и помогающий в управлении епархиальному епископу.


[Закрыть] Карлус Коррея ди Толеду, а силовую поддержку должен был обеспечивать подполковник Франсиску ди Паула Фрейри ди Андради, командир драгунского полка, в котором служил Тирадентис (у тайных обществ своя иерархия, и здесь подполковник может подчиняться прапорщику). Также в верхушку заговора входил инженер Жозе Альварес Масиел, набравшийся либеральных идей во время пребывания в Европе, где знакомился с местной промышленностью. От Томаса Джефферсона, бывшего в то время послом Соединенных Штатов Америки во Франции, Масиел получил заверения в том, что США поддержат провозглашение независимости капитанства Минас-Жерайс (ни о чем большем пока что речи не шло). Соединенным Штатам хотелось распространить свое влияние на Южную Америку, и они использовали любую возможность, могущую этому поспособствовать.

Планы у заговорщиков были грандиозными – введение республиканского правления, провозглашение свободы торговли и производства, отмена монополии на добычу алмазов, налоговая амнистия, основание университета… Даже рабы не были оставлены без внимания. Об отмене рабства речи не шло, инконфиденты не были настолько прогрессивными, но планировалось принять меры к облегчению тяжелого положения рабов – нормированный рабочий день, предоставление выходного дня по воскресеньям и праздникам, частичная оплата труда, позволявшая скопить сумму, необходимую для самовыкупа и т. п.

Тирадентис

В первой половине 1789 года в капитанстве Минас-Жерайс планировалось проведение очередной кампании по взиманию недоимок с населения, и лучший момент для выступления выбрать было невозможно. Заговорщики рассчитывали, что, услышав о полном прощении всех недоимок, население капитанства безоговорочно пойдет за ними. Разумеется, одним капитанством они ограничиваться не собирались, ведь свободной должна была стать вся Бразилия, но, как говорится, великие свершения начинаются с малых дел.

Незадолго до запланированного начала восстания Тирадентис отбыл в Рио-де-Жанейро с целью закупки крупной партии оружия для патриотического ополчения. Желая избежать риска конфискации оружия колониальными властями, Тирадентис планировал доставить его в Вилла-Рику сразу же после начала восстания, но восстание так и не началось… Среди инконфидентов нашелся предатель, сообщивший властям о планируемом выступлении. Звали его Жоаким Сильверио дос Рейс, он был полковником кавалерийской дивизии, расквартированной в Борда-ду-Кампу,[64]64
  Город в южном бразильском штате Парана.


[Закрыть] и владел несколькими золотыми рудниками, дела на которых шли не лучшим образом (прибыли практически не было, а недоимки копились). 11 апреля 1789 года Рейс написал донос губернатору штата Минас-Жерайс виконту де Барбасене, попросив для себя полного прощения, а также списания всех недоимок, пожизненной пенсии и еще кое-каких привилегий. Неизвестно, что Рейс получил от властей, но патриоты совершили на него несколько покушений, вынудивших его бежать в Лиссабон, откуда Рейс вернулся в Бразилию только в 1808 году.

Все заговорщики были арестованы и следствие по их делу растянулось почти на три года. 18 апреля 1792 года двенадцать наиболее активных участников заговора были приговорены к смертной казни, но королева Мария Первая заменила ее на пожизненное изгнание для всех, кроме Тирадентиса, который благородно объявил себя единственным организатором заговора. 21 апреля Тирадентис был повешен в Рио-де-Жанейро, а тело его было четвертовано с последующим выставлением фрагментов на всеобщее обозрение в Вилла-Рике (колония просвещенной Португалии, конец XVIII века – и такое варварство в духе мрачных традиций средневековья!). Предполагалось, что казнь главного заговорщика послужит назиданием для всех вольнодумцев, но уже в 1798 году в Байе был раскрыт новый заговор патриотов (на сей раз казнили четверых лидеров). Факел свободы, который поджег Тирадентис вместе со своими товарищами, уже нельзя было погасить.

Сейчас Тирадентис – национальный герой Бразилии и небесный покровитель страны. 21 апреля бразильцы отмечают День Тирадентиса. В честь героя названы город в штате Минас-Жерайс (бывший Вила-де-Сан-Жозе-ду-Рио-Мортес) и площади в разных городах Бразилии от Рио-де-Жанейро до Сан-Паулу. Также имя героя носит одно из подразделений бразильской армии. В городе Ору-Прету есть музей, посвященный Тирадентису. Бразилия помнит своих героев.

Глава десятая
Переезд португальского королевского двора в Рио-де-жанейро

В ноябре 1807 года французы при поддержке испанцев вторглись в Португалию, которой в то время правил принц-регент Жуан Шестой (он был регентом при своей матери Марии Первой, которую в 1792 году пришлось официально признать безумной). Португальский двор бежал в Бразилию под охраной британского флота. Новой столицей империи стал Рио-де-Жанейро.

В Латинской Америке к Наполеону Бонапарту относятся без особого пиетета, но надо признать, что Корсиканский дьявол[65]65
  Одно из прозвищ Наполеона Бонапарта, родившегося на Корсике.


[Закрыть], сам того не желая, сделал для Бразилии много полезного.

Во-первых, пребывание королевского двора в Рио-де-Жанейро способствовало бурному развитию города. Строились новые здания, Рио хорошел день ото дня и вскоре стал похож на «настоящий столичный город» в европейском понимании этого слова.

Во-вторых, переезд двора привел к экономическому прогрессу. Прибывшие в Рио португальцы нуждались во множестве товаров, что дало толчок развитию местного производства. К тому же Жуану Шестому пришлось считаться с интересами бразильской элиты, иначе велик был риск того, что двору придется бежать и из Рио. Еще одним фактором, поспособствовавшим введению свободы торговли и производства, стало давление Британии, бывшей единственной опорой Португалии в этот сложный период. Под нажимом британцев принцу-регенту пришлось открыть бразильские порты для иностранных кораблей и отказаться от большинства коронных монополий.

В-третьих, наряду с экономическим прогрессом наблюдался и культурный, ведь столице империи требовались такие «атрибуты», как театры, академии, библиотеки, правительственная типография и так далее, вплоть до ботанического сада. До 1807 года Рио мог похвастаться только Королевской академией артиллерии, фортификации и строительства, основанной в 1792 году, а вот Академии художеств или Морской академии в городе не было… Помимо правительственной типографии открывались и частные, количество печатаемых книг, газет и журналов резко возросло, просвещение набирало обороты.

В-четвертых, возрос статус Бразилии. 16 декабря 1815 года Жуан Шестой издал указ, согласно которому Бразилия была возведена в ранг королевства, а королевства Португалия, Бразилия и Алгарве объединялись в единое государство под названием Соединенное Королевство Португалии, Бразилии и Алгарве[66]66
  Сложилось так, что область Алгарве вошла в состав Португалии не как провинция, а как отдельное королевство, но фактически Алгарве было рядовой провинцией империи, лишенной каких-либо атрибутов королевства.


[Закрыть].

20 марта 1816 года королева Мария Первая скончалась, и принц-регент стал королем Жуаном Шестым (вообще-то ему полагалось именоваться Жуаном Первым, поскольку он был первым носителем этого имени среди правителей Соединенного Королевства, но Жуан предпочел сохранить нумерацию португальских правителей). К тому времени Наполеон Бонапарт пребывал на острове Святой Елены в качестве британского пленника, а Португалией управлял генералиссимус Уильям Карр Бересфорд, которого Жуан назначил командующим сухопутными португальскими войсками. Жуан не торопился возвращаться в Европу – Наполеон был дважды побежден, но вольнолюбивые настроения преобладали повсюду.

Помощь британцев обходилась Жуану Шестому весьма дорого. Так, например, пошлина на ввозимые в Бразилию британские товары составила пятнадцать процентов от их стоимости, в то время как свои, португальские товары обкладывались шестнадцатипроцентной пошлиной, а все прочие импортеры платили двадцать четыре процента! По сути, диктатура португальского импорта сменилась диктатурой британского импорта, все доходы от которого получали британцы, буквально наводнившие Бразилию, где они пользовались правом экстерриториальности – жили по своим законам и были неподсудны местным судам (иначе говоря, могли творить все, что им вздумается). Тем не менее торговля существенно оживилась, и ради этого можно было на многое закрыть глаза. Но были моменты, вызывавшие резкое недовольство у бразильских коммерсантов, значительную часть которых составляли торговцы «черным товаром»[67]67
  «Торговля черным товаром» – переносное название работорговли.


[Закрыть]. Сначала британцы вынудили Жуана запретить португальским и бразильским купцам торговать рабами за пределами португальских владений, а немного позже этот запрет был трансформирован в запрет торговли рабами севернее линии экватора. Работорговля была одним из наиболее выгодных видов коммерции. Несмотря на высокий процент смертности рабов при транспортировке (двадцать процентов считалось нормой), прибыль работорговцев исчислялась сотнями процентов, а если очень везло, то один вложенный реал[68]68
  Имеется в виду денежная единица Португальской империи, бывшая в обращении с 1433 по 1910 год. Современный бразильский реал был введен в 1994 году.


[Закрыть] мог принести десять. Можно представить, насколько были недовольны бразильские работорговцы, да и португальские тоже. Ограничивая португало-бразильскую работорговлю, Великобритания преследовала две выгоды – создавала благоприятные условия своим работорговцам и, кроме того, сдерживала развитие бразильского производства, основанного на рабском труде, а также и сельского хозяйства, так что фазендейрос и промышленники тоже были недовольны.

Рио-де-Жанейро в XX веке

Потери, понесенные при бегстве из Лиссабона, а также расходы по обустройству двора на новом месте, в сочетании со снижением поступлений в казну, вынудили Жуана Шестого повысить налоги. Надо ли уточнять, что эта мера вызвала недовольство в бразильском обществе. Царившая при дворе роскошь вызывала недоумение не только у простых людей, но и среди крупных землевладельцев и богатых торговцев, которые при всех своих богатствах, не привыкли швыряться деньгами налево и направо. Жителям колонии, многие из которых (или их предки) разбогатели благодаря умению считать каждый грош, расточительность никогда не была свойственна. Глядя на то, как шикуют при дворе, бразильцы поневоле задумывались, надо ли им финансировать все это за счет выплачиваемых налогов. А от подобных мыслей до независимости – рукой подать. Португальская знать смотрела на бразильскую элиту свысока – вот вам еще одна монета в копилку недовольства. Но хуже всего было засилье британцев. Португальцы, при всех их недостатках, были своими, родословные всех фазендейрос уходили корнями в Португалию, так что к португальцам бразильцы относились с определенной долей снисходительности, но вот поведение британцев, чувствовавших себя хозяевами на бразильской земле, возмущало бразильцев невероятно и наводило на вопрос: «Кому нужна власть, позволяющая чужакам угнетать своих?».

Перефразируя старую португальскую пословицу: «Чем ближе к очагу – тем теплее», можно сказать, что близость королевского двора способствовала росту патриотических настроений, а политика Жуана Шестого подливала масла в огонь народного недовольства. Тем временем соседи подавали пример бразильцам – в результате Майской революции 1810 года колониальное вице-королевство Рио-де-ла-Плата[69]69
  Río de la Plata (в переводе – «серебряная река») – название, данное испанцами эстуарию, образованному при слиянии рек Уругвай и Парана, на юго-восточном побережье Южной Америки. Расширяющийся в сторону океана залив-эстуарий имеет протяженность более трехсот километров, отчего его сначала приняли за устье широкой реки. Впоследствии от названия залива было образовано название местности, а затем и название испанского вице-королевства.


[Закрыть] освободилось из-под власти испанской короны и стало суверенным государством Объединенные провинции Рио-де-ла-Плата (ныне это Аргентина). Годом позже полковник Хосе Хервасио Артигас поднял освободительное восстание в испанской провинции Восточный берег (ныне это Уругвай). Артигас выступал не только за независимость от испанцев, но и за независимость от Объединенных провинций, его идеалом был суверенный Уругвай. Пока Восточный берег находился в руках испанцев, португальцам не стоило даже мечтать о его захвате, но почему бы не подобрать с земли то, что испанцы выпустили из рук? В начале 1820 года Восточный берег, частично находившийся под португало-бразильским контролем с 1816 года, вошел в состав Соединенного королевства Португалии, Бразилии и Алгарве под названием Сисплатинской провинции[70]70
  Cisplatina переводится как «по эту сторону Платины (Рио-де-ла-Плата)», эта провинция лежала по ту же сторону залива, что и вся Бразилия.


[Закрыть]. Пришлось немного повоевать, но игра стоила свеч и позволяла надеяться на дальнейшую аннексию бывших испанских владений.

Глава одиннадцатая
Обретение независимости

В августе 1820 года в Португалии произошла либеральная революция, итогом которой стал приход к власти временной хунты, приступившей к подготовке новой конституции страны. Португальцы требовали возвращения короля, на том же настаивали и британцы, которым совершенно не хотелось, чтобы Португалия попала под испанское или французское влияние. Того же хотело и командование португальских войск, расквартированных в Бразилии. Под нажимом военных правительство приняло решение о возвращении короля, и в апреле 1821 года Жуан Шестой отбыл из Рио-де-Жанейро в Лиссабон, оставив Бразилию на попечение своего двадцатидвухлетнего сына Педру, который был назначен принцем-регентом. Согласно легенде, на прощанье Жуан сказал Педру: «Сын мой, если Бразилии суждено стать независимой, то пусть во главе ее станешь ты, уважающий меня человек, а не какой-нибудь авантюрист». Кстати говоря, когда военные подняли мятеж, от имени короля с ними разговаривал Педру, не по воле отца, а по своему собственному почину. И если бы Педру, подобно своему отцу, занял выжидательную позицию, то власть могла бы перейти в руки лидера восстания генерал-лейтенанта Жорже де Авилеса, которому явно не терпелось стать бразильским Бонапартом. Однако не сложилось.

Португальская революция вызвала всплеск патриотических настроений в Бразилии. С одной стороны, бразильское общество жаждало прогрессивных перемен, а с другой не желало обратного превращения Бразилии в «окраинную провинцию» после отъезда королевского двора в Лиссабон. Определенные надежды возлагались на новую конституцию, которая была принята португальскими кортесами[71]71
  Кортесами (в переводе – «дворы») называли парламент в Испании и Португалии (слово употреблялось во множественном числе).


[Закрыть] 23 сентября 1822 года. В период работы над проектом в Лиссабон прибыло пятьдесят делегатов от Бразилии, желавших присоединиться к разработке главного закона империи, однако эта инициатива не встретила понимания у португальцев.

Одно время бразильцы надеялись на то, что в текст конституции будут включены статьи, касающиеся их родины, то есть предоставляющие им право на самоопределение, но надежды оказались напрасными. У создателей конституции был шанс на упрочение связей между Португалией и Бразилией, но они не пожелали им воспользоваться. Более того, незадолго до принятия конституции кортесы издали декрет, согласно которому центральные правительственные органы Бразилии упразднялись и провинции переходили в непосредственное подчинение Лиссабону (ну как тут не вспомнить древний принцип divide et impera – «разделяй и властвуй»?). Кроме этого унизительного для бразильцев декрета, вышел еще один, предписывавший принцу-регенту Педру незамедлительно прибыть в Лиссабон, но принц его проигнорировал. Решение принца побудило португальские войска, расквартированные в Рио-де-Жанейро, к новому восстанию, но бразильские части, при поддержке городского ополчения и всего населения столицы, напомнили португальцам, что в гостях надо вести себя прилично. Поняв, что игра проиграна, португальцы вернулись в свои казармы и вскоре отбыли в метрополию.

Некоторые плодовитые на версии историки склонны считать, что независимость Бразилии, провозглашенная принцем-регентом Педру, была частью сговора между ним и королем Жуаном Шестым. Мол, Жуан понимал, что Бразилию уже «не удержать в стойле» и потому решил, что ее должен привести к независимости Педру, который впоследствии унаследует от отца португальскую корону и оба государства вновь объединятся, на сей раз под личной унией, которая легко может перерасти в наследственную… Что можно сказать по этому поводу? Первое – для Жуана Шестого, который, мягко говоря, не блистал умом, подобная расчетливость вряд ли была возможна. Второе – любому здравомыслящему человеку было ясно, что никакая уния не заставит Бразилию расстаться с долгожданной независимостью. Умный не мог не понимать этого, а дурак не мог разработать столь изощренный план. Нет, на самом деле все было иначе. После того, как слабовольный и недалекий отец отплыл в Лиссабон, умный сын получил полную свободу действий и решил привести Бразилию к независимости, чтобы сохранить свою власть.

Отличительной чертой бразильского движения за независимость была его всеохватность – независимости жаждали и бедняки, в поте лица добывавшие хлеб насущный, и высшие слои общества, для которых власть португальской короны была что застрявшая в горле кость. Если бы Педру выступил против отделения от метрополии, то его бы свергли, не задумываясь. Если бы он уехал в Лиссабон, то стал бы марионеткой в руках либерально настроенных парламентариев. Можно сказать, что у принца-регента не было выбора или что его выбор был предопределен заранее.

Первым шагом к независимости стало формирование нового правительства Бразилии, которое начало работу в январе 1822 года. Принц-регент поставил во главе правительства ученого-естествоиспытателя Жозе Бонифасиу ди Андрада-и-Силву, уроженца провинции Сан-Паулу и горячего патриота своей страны. Любой здравомыслящий человек не увидит ничего необычного в том, что бразильское правительство возглавил бразилец, но для того времени назначение Андрады было революционным, ведь до него Бразилией всегда правили португальцы, назначенные Лиссабоном. Будучи прогрессивно настроенным либералом, Андрада в то же время не был сторонником радикальных мер, могущих потрясти основы бразильского общества. Его можно сравнить с врачом, который в первую очередь заботится не о том, чтобы победить болезнь, а о том, чтобы не нанести вреда пациенту.

30 января принц-регент обратился ко всем провинциям с призывом признать его власть в качестве верховной. Это был второй шаг, за которым последовал третий – всем португальским воинским частям, находившимся в Рио-де-Жанейро, было предписано незамедлительно отбыть в метрополию. Расклад сил был таким, что португальцам пришлось безропотно подчиниться, но при этом крупный португальский контингент, которым командовал генерал Инасиу Луиш Мадейра де Мелу, оставался в Байе.

Перец сорта малагета

Надо сказать, что принц Педру поначалу пытался усидеть на двух конях. Он не хотел окончательно разрывать связи с португальской короной и надеялся ограничиться добавлением к своему титулу принца-регента титул Конституционного и Постоянного защитника Бразилии. Однако эта уловка не сработала – бразильское общество требовало от принца четкого определения по принципу «кто не с нами, тот против нас». Камера Рио-де-Жанейро потребовала созыва Учредительного собрания, которому предстояло решить судьбу страны. И 3 июня 1822 года вышел правительственный декрет о созыве Учредительного собрания…

Умный человек всегда действует на опережение. 7 сентября на берегу реки Ипиранга[72]72
  Небольшая река, протекающая в городе Сан-Паулу.


[Закрыть] Педру провозгласил лозунг «Независимость или смерть!», вошедший в историю под названием «Клич Ипиранги». Эта дата стала Днем независимости Бразилии, а Ипиранга удостоилась чести быть упомянутой в национальном гимне:

 
«На тихих берегах Ипиранги раздался
Громкий клич героического народа.
И сияющие лучи солнца Свободы
Осветили небо Родины в этот час…»
 

Собственно, манифест, провозглашавший независимость Бразилии, был издан еще 1 августа 1822 года. «Бразильцы! – обращался к своим подданным Педру. – Сделан великий шаг! Вы получили независимость, и отныне вы сможете пользоваться всеми благами, которые она может дать вам. В качестве суверенной нации вы вошли в великое сообщество независимых наций мира…». Но этот манифест был проигнорирован португальскими кортесами, которые были согласны только на временное признание Педру правителем Бразилии, с условием, что все его министры будут назначаться Лиссабоном. «Дай голодному напиться, и он будет счастлив», – говорят бразильцы, когда получают совсем не то, что хотели получить. Последней каплей, переполнившей чашу их терпения, стал декрет, изданный кортесами 19 сентября 1822 года, согласно которому национальное бразильское правительство подлежало ликвидации, а Педру предписывалось вернуться в Португалию.

Волей-неволей принцу-регенту пришлось перейти к более решительным действиям, кульминацией которых стало провозглашение его конституционным императором Бразилии под именем Педру Первого, состоявшееся 21 сентября 1822 года. 12 октября прошла торжественная инаугурация императора и отныне все политические связи между Бразилией и Португалией были разорваны окончательно и навсегда.

Путь первого бразильского императора не был усыпан розами. Не все провинции сразу же согласились признать его власть. Как известно, крупная рыба лучше всего ловится в мутной воде, и местные власти надеялись на то, что «под шумок» и им удастся добиться независимости (сепаратистские тенденции – вечная «головная боль» Латинской Америки). Более того – против новоизбранного императора выступил его ближайший сподвижник Жозе Бонифасиу ди Андрада-и-Силва, который был недоволен политикой Педру, старавшегося удержать бразды правления в своих руках. 27 октября 1822 года Андрада Бонифасиу подал в отставку, что на деле было не попыткой уйти на покой, а попыткой шантажа императора. Шантаж удался – Педру предложил Бонифасиу возглавить новое правительство и предоставил ему широкие полномочия, которыми тот воспользовался для сведения счетов со своими политическими противниками и окончательного разрыва с Португалией. Вся собственность португальцев была конфискована, а сами они (те, кто еще оставался) выдворялись из страны. Торговля с бывшей метрополией отныне велась на общих основаниях, с уплатой двадцатичетырехпроцентной пошлины на ввозимые португальские товары, в то время как для британских товаров сохранялась льготная пятнадцатипроцентная пошлина.

Если на юге новая власть сталкивалась лишь с единичными случаями сопротивления, например – с поджогом португальцами своих складов с товарами, подлежащими конфискации, то на севере, где находились португальские войска, сопротивление приобрело организованный характер. Опираясь на штыки, португальские чиновники и торговцы учреждали в городах хунты, которые заявляли о своей верности королю Жуану, а те населенные пункты, в которых не было португальских войск, переходили под контроль патриотов. Столкновения между роялистами и патриотами могли бы перерасти в гражданскую войну, если бы первым оказала помощь метрополия, но метрополии было не до этого, к тому же с моря Байю и прилегающие районы блокировал флот патриотов под командованием англичанина Томаса Кокрейна[73]73
  Томас Кокрейн, десятый граф Дандональд, маркиз Мараньян (1775–1860) – британский военный моряк, адмирал, участник войн за независимость Чили, Бразилии и Греции. Послужил прототипом капитана Горацио Хорнблауэра, главного героя приключенческих рассказов английского писателя Сесила Скотта Форестера.


[Закрыть], ставшего первым адмиралом независимой Бразилии. Сознавая обреченность своего положения, в середине 1823 года португальские части капитулировали и получили возможность вернуться на родину.

Многие португальцы оставались в Бразилии – одни продолжали вести здесь дела, другие поступали на службу к императору Педру, третьи были женаты на бразильянках и считали Бразилию своей новой родиной. Гражданских лиц, не запятнавших себя действиями против новой власти, не выдворяли насильно, от них требовалось только одно – официально, то есть при свидетелях, признать независимость Бразилии.

3 мая 1823 года начало работу Учредительное собрание, а к 1 сентября завершилась работа по созданию проекта конституции. Согласно этому проекту, Бразилия должна была стать конституционной монархией. Император не мог распускать парламент и накладывать вето на законы, принятые депутатами. Такое ограничение императорской власти вызвало неприятие в придворных кругах и среди армейского командования, где было много португальцев знатного происхождения, впитавших роялистские идеи, что называется, с молоком матери. Многие члены правительства также выступали против проекта, а Бонифасиу не мог напрямую повлиять на несогласных, поскольку еще в июле был вынужден уйти в отставку из-за очередного конфликта с императором. Как это часто бывает, лишившись своей высокой должности, Бонифасиу стал лидером парламентской оппозиции и использовал любую возможность для того, чтобы досадить Педру. Ближайшими сподвижниками Жозе Бонифасиу стали его родные братья Антонио Карлос и Мартин Франсиско, также избранные депутатами собрания.

Так возник первый в истории независимой Бразилии правительственный кризис. Ни одна из сторон не хотела идти на уступки. 11 ноября депутаты приняли решение не расходиться до тех пор, пока правительство не одобрит проект конституции. На следующий день здание, в котором заседало собрание, было окружено войсками. Депутатам зачитали императорский указ о роспуске собрания, после чего наиболее активные оппозиционеры были арестованы и спустя некоторое время высланы из страны. Можно считать случившееся первым в истории независимой Бразилии государственным переворотом.

Роспуск Учредительного собрания вызвал волнения в провинциях. 13 декабря 1823 года городской совет Ресифи сместил правительство провинции Пернамбуку и избрал новое, главой которого стал богатый коммерсант Мануэль де Карвальо Паес де Андраде. Примеру Ресифи последовали в столицах некоторых других провинций. Перед императором Педру замаячила угроза низложения. 2 июля 1824 года президент провинции Пернамбуку Паес де Андраде издал манифест, провозглашавший образование Конфедерации Экватора, в которую вошли шесть северных провинций – Пернамбуку, Баия, Риу-Гранди-ду-Норти, Пара, Параиба и Сеара. Предполагалось, что к Конфедерации присоединятся остальные бразильские провинции и таким образом Бразилия из монархии превратится в федеративную республику.

Ф.-Р. Моро. Император Педру I,провозглашающий независимость Бразилии в 1822 году. Фрагмент. XIX век

В ответ на создание Конфедерации императорский флот блокировал Ресифи с моря, после чего крупный военный отряд при поддержке ополчения, созданного местными фазендейрос, 12 сентября атаковал город. Президент Паес де Андраде вместо того, чтобы руководить обороной, уплыл прочь на британском корабле. Его бегство оказало деморализующее воздействие на защитников города, сопротивление пошло на спад и 17 сентября правительственные войска вошли в Ресифи, в котором не осталось ни одного целого здания (артиллерийский огонь по мятежникам велся не только с суши, но и с моря). К концу ноября 1824 года с восстанием было покончено, и на всем севере страны утвердилась императорская власть.

Республиканцы могли бы победить, если бы провозгласили отмену рабства. В этом случае численность республиканского ополчения выросла бы в несколько раз, а заодно, было бы подорвано могущество фазендейрос, главных противников республиканцев на местах. Но рабство сохранялось в Бразилии до 1888 года…