Текст книги "Бразилия. Полная история страны"

Глава вторая
Войны с французами и индейцами

С 1538 года французский король Франциск Первый начал решительно и безжалостно бороться с еретиками. 1 июня 1540 года в Фонтенбло был издан эдикт о беспощадном истреблении еретиков-гугенотов, которые были протестантами кальвинистского толка. Кальвинистов короли не любили гораздо больше, чем лютеран[12]12
  В первой половине XVI века в противовес средневековым институтам Римско-католической церкви возникло протестантское движение, целью которого было возвращение к «чистому» апостольскому христианству. Основателем протестантизма стал немецкий монах Мартин Лютер (1483–1546). Увлекшись идеями Лютера, француз Жан Кальвин (1509–1564) создал свое учение, которое во многом отличалось от учения Лютера, оставаясь при этом в рамках протестантизма. Французских кальвинистов называли «гугенотами»


[Закрыть], которые, при всем своем еретичестве, признавали над собой королевскую власть, в то время как для кальвинистов выше всего стояла община.

Французский адмирал Николя Дюран де Вильеганьон хотел помочь гугенотам найти безопасное убежище за пределами Франции и с этой целью обратил внимание на Бразилию. В ноябре 1555 года Вильеганьон приплыл на двух кораблях в залив Гуанабара[13]13
  Залив в штате Рио-де-Жанейро, на берегах которого расположены Рио-де-Жанейро и города, входящие в его агломерацию. Залив Гуанабара был открыт португальским мореплавателем Гашпаром ди Лемушем 1 января 1502 года, и первоначально португальцы приняли залив за устье реки, которую назвали Рио-де-Жанейро – «январская река». Впоследствии название несуществующей реки «унаследовал» город, построенный на западном берегу залива.


[Закрыть], захватил остров Серигипи и построил здесь форт, названный в честь Гаспара де Колиньи, будущего лидера гугенотов. Колиньи был другом Вильеганьона и приближенным короля Генриха Второго, сменившего на троне Франциска. Генрих был не прочь наконец-то закрепиться в Южной Америке, и по его приказу Колиньи занимался организацией экспедиции, так что нет ничего удивительного в том, что форт назвали в его честь. На побережье, там, где сейчас находится Фламенго (район Рио-де-Жанейро), французы основали поселение, которое назвали Анривиллем в честь Генриха Второго.

По своему обыкновению, французы заключили союз с индейцами, которые уже год как воевали с португальцами, составив коалицию из нескольких племен, известную как Конфедерация Тамойо. Индейцы рассматривались не только как военные союзники, но и как рабочая сила. Четырех сотен колонистов, приплывших вместе с Вильеганьоном, было недостаточно для быстрого обустройства на месте, особенно с учетом того, что многие из них не были намерены изнурять себя тяжелым физическим трудом. В то время заокеанское будущее рисовалось европейцам в следующем ключе: «Туземцы будут на меня работать, а я стану жить в свое удовольствие».

Охотники племени Бооткудо

(Айморес)

Помимо кальвинистов, среди колонистов были и католики (в основном преступники, выбравшие эмиграцию вместо смертной казни), так что очень скоро начались распри на религиозной почве. Сам Вильеганьон, при всем своем сочувствии протестантам, оставался убежденным католиком и часто вступал в дискуссии с ними. В конечном итоге дело закончилось тем, что протестанты были изгнаны из островной крепости в Анривилль.

Отношения с индейцами испортились очень скоро. Во-первых, индейцев перестали интересовать вещи, получаемые от французов за работу. Потребности у «первобытных дикарей» были минималистичные – если есть один нож, то зачем нужен второй? К тому же французы действовали точно так же, как и все прочие колонизаторы – со временем старались увеличивать объемы работ, снижая при этом оплату. Во-вторых, не всем индейцам было по душе сожительство их женщин с колонистами. Вильеганьону такая практика не нравилась, и он пытался настаивать на заключении церковных браков с индианками, надеясь одним махом приобрести две выгоды – искоренить грех и упрочить связи с местным населением. Из хорошего намерения получился плохой анекдот – в феврале 1556 года вспыхнул мятеж, который возглавил переводчик, первым женившийся на индианке по принуждению Вильеганьона. Неподчинение стало в колонии обычным делом, поскольку у мятежников всегда был под рукой спасительный выход – можно было сбежать к индейцам, которые безжалостно съедали всех попавших в их руки португальцев, но к французам, как к своим «друзьям», относились хорошо.

Бенедиту Калишту. Отбытие Эштасиу ди Са. XIX век

Колонизация Южной Америки проходила на фоне очередной (и последней) франко-итальянской войны за господство на Апеннинском полуострове и в Средиземноморье[14]14
  Речь идет о войне 1551–1559 годов.


[Закрыть]. Европейские дела интересовали Генриха Второго гораздо больше, чем заокеанские, так что о колонии пришлось заботиться адмиралу Колиньи, который в конце 1556 года отправил сюда три сотни швейцарских кальвинистов и французских гугенотов. Надо сказать, что идея передачи протестантов под начало католика Вильеганьона была заведомо провальной, потому что рано или поздно разногласия между губернатором колонии и его подданными могли привести к катастрофическим последствиям. Закончилось тем, что Вильеганьон приказал казнить троих протестантских пасторов как еретиков, после чего все протестанты сели на корабль и уплыли во Францию, а в колонии осталось около восьмидесяти человек. Для развития и обороны этого было мало, а помощь из метрополии не приходила, и потому в 1559 году Вильеганьону пришлось вернуться во Францию для того, чтобы оправдаться и получить необходимое – людей, средства, корабли. Руководство колонией Вильеганьон передал своему племяннику Лежандру де Буасси.

Португальцы, давно наблюдавшие за положением дел у французов, решили, что настал благоприятный момент, и в середине марта 1560 года захватили все французские корабли, стоявшие в Гуанабара, а затем потребовали от Буасси сдать островную крепость, но тот отказался. На суше действовал португальский отряд из двухсот восьмидесяти человек, большинство из которых составляли лояльные индейцы, а на море – флотилия из двух парусников и нескольких шлюпов под командованием Бартоломеу да Кунья, прибывшая из Юго-Западной Африки. В распоряжении Буасси имелось восемьдесят французов и около шестисот индейцев, но исход противостояния был предопределен блокадой французской крепости с моря. В ночь на 17 марта гарнизон оставил крепость и бежал вглубь материка, на индейские земли, после чего форт и вообще все постройки французов были разрушены португальцами.

Настойчивость французов была хорошо известна. Рано или поздно в Гуанабару приплыли бы новые французские корабли, которым оказали бы поддержку профранцузские индейцы. С целью укрепления береговой обороны, к началу марта 1565 года на месте Анривилля было создано укрепленное поселение Сан-Себастьян-ду-Рио-де-Жанейро, ныне известное как Рио-де-Жанейро. Можно сказать, что этот город «подарили» бразильцам французы.

Предосторожность оказалась весьма своевременной, потому что уже 6 марта поселение было атаковано тремя французскими кораблями, которым пришлось уплыть обратно.

Основателями Рио-де-Жанейро стали офицер Эштасиу ди Са, племянник тогдашнего генерал-губернатора Мема ди Са, и Мануэл да Нобрега. Отцы-иезуиты сыграли большую роль в налаживании хороших отношений с местными индейцами, поддерживавшими французов. Из нового поселения регулярно совершались экспедиции вглубь материка, в которых непременно принимали участие иезуиты, выступавшие в привычной для них роли дипломатов.

Португальцам приходилось отбивать атаки французов, которые никак не могли смириться с потерей столь выгодного плацдарма для своей экспансии в Южной Америке, до начала 1567 года. В 1568 году на некотором отдалении от берега начали строить город, так что у Рио-де-Жанейро существует две даты основания – в 1565 и в 1568 году, но первая более правильная, поскольку город все же начался с укрепления.

Кстати говоря, французы не только вынудили португальцев основать Рио-де-Жанейро, но и поспособствовали его расцвету. В 1808 году Рио-де-Жанейро, в который бежала из Европы от Наполеона Бонапарта португальская королевская семья, стал столицей королевства, а затем – столицей Бразильской империи.

Очертания Бразилии на планисфере Кантино. 1502

Потерпев неудачу в одном месте, французы решили попытать счастья в другом. В начале сентября 1612 года около пятисот французских колонистов (на этот раз не протестантов, а католиков) высадились на северо-восточном побережье Южной Америки в районе современного штата Мараньян[15]15
  Штат на северо-востоке Бразилии.


[Закрыть]. Основанная ими колония известна под названием Экиноксиальной (Равноденственной) Франции, поскольку находилась она у экватора, где продолжительность дней и ночей круглый год практически одинакова. Главой французов был капитан Даниэль де ла Туш. Заложив поселение, названное Сен-Луи в честь святого покровителя французского короля Людовика Тринадцатого, колонисты приступили к строительству крепости, но закрепиться на равноденственной земле французам не удалось – в 1615 году их изгнали португальцы, переименовавшие Сен-Луи в Сан-Луис. Крупнейший город на северо-востоке Бразилии с населением более миллиона человек французы подарили бразильцам без каких-либо кавычек, ведь заложили его они, и это единственный бразильский город, основанный французами.

Удача на южноамериканской земле улыбнулась французам только в Гвиане[16]16
  Гвиана (Французская Гвиана) – департамент Франции, расположенный на северо-востоке Южной Америки, центром которого является город Кайенна. Название Французская Гвиана является отсылкой к временам, когда существовало пять колоний под названием «Гвиана» – испанская (ныне это венесуэльские штаты Амасонас, Боливар и Дельта-Амакуро), британская (ныне это Гайана), нидерландская (современный Суринам), португальская (ставшая бразильским штатом Амапа) и французская.


[Закрыть], которая не имеет отношения ни к Бразилии, ни к ее истории. Что же касается индейцев, то они доставляли португальцам гораздо больше проблем – локальные войны вспыхивали то там, то здесь. Следует честно признать, что подавляющее большинство конфликтов провоцировалось самими португальцами. На королевский приказ, запрещавший войну с мирными индейцами, никто не обращал внимания, ведь при желании мирных индейцев легко можно было выдать за немирных – не будут же в Лиссабоне разбираться, кто именно начал войну, а поверят донесению, составленному генерал-губернатором.

Обращение индейцев в рабство было поставлено на широкую ногу. Очень скоро этим начали заниматься профессиональные охотники за рабами, именуемые бандейрос. Они объединялись в крупные, хорошо вооруженные отряды и регулярно совершали набеги на индейские поселения. Охотник легко мог стать добычей и быть съеденным, но игра стоила свеч, ведь рабы стоили недешево и один удачный набег мог превратить нищего в богача.

С индейцами заигрывали только в тех случаях, когда их нужно было перевести из-под стороннего влияния под свое (например – рассорить с французами). Во всех остальных случаях светские власти совершенно не считались с индейцами и их правами. К счастью для португальцев, местные жители не могли объединяться в крупные союзы, в лучшем случае их коалиции составлялись из нескольких племен, а с такими силами победить более развитую цивилизацию, постоянно получавшую помощь из метрополии, было невозможно.

Наиболее крупными войнами с индейцами стали война с племенем айморес 1558 года, в результате которой португальцы на некоторое время были изгнаны из капитанств Ильеус и Порту-Сегуру, а также война с племенем тупи, начавшаяся в 1561 году, в ходе которой индейцы осаждали столицу Эспириту-Санту, капитанства Сан-Висенти, а также Сан-Паулу и Сан-Сальвадор. Эта война растянулась почти на два года и была прекращена при содействии все тех же отцов-иезуитов, а именно – Мануэла да Нобреги и Жозе ди Аншиеты. В подтверждение своих миролюбивых намерений генерал-губернатору Мему де Са пришлось освободить захваченных в плен индейцев, а также часть тех, что были незаконно обращены в рабов.

Со временем обе стороны постепенно притирались друг к другу – индейцы начинали понимать, что изгнать пришельцев они не в силах, стало быть, нужно переходить от войн к сотрудничеству, а португальцы старались действовать не только принуждением, но и убеждением.

Рождение кабокло

К 1590 году в бразильских капитанствах проживало около сорока тысяч выходцев из Португалии. Именно «выходцев из Португалии», а не «португальцев», поскольку формирование бразильской нации уже началось. Пока что основой бразильской экономики продолжало оставаться производство сахара. Число энженьо[17]17
  Энженьо – португальский термин колониальной эпохи для обозначения завода по производству сахарного тростника и связанных с ним объектов.


[Закрыть], на которых производился сахар, близилось к двум сотням, а все мало-мальски пригодные земли на побережье были отданы под выращивание сахарного тростника. Основу энженьо составляли большие мельницы, которые выдавливали из стеблей тростника сладкий сок. Владельцы производства могли не заниматься выращиванием тростника, сдавая свои земли в аренду с условием, что выращенный арендаторами тростник будет обрабатываться на конкретном энженьо – так капитализм делал первые шаги на бразильской земле.

Рабы-индейцы имели один большой недостаток – они пытались бежать при каждом удобном случае и легко находили прибежище среди своих соплеменников. Нередко свободные индейцы нападали на хозяйства колонистов для того, чтобы освободить своих сородичей. Сама жизнь подталкивала португальцев к тому, чтобы завозить рабов из Африки, колонизация которой шла активными темпами. Фазендейрос были согласны покупать более дорогих африканских рабов, потому что вложение в них денег выглядело более надежным – редко кто из африканцев решался на побег, ведь места вокруг были неведомыми, населенными совершенно незнакомыми людьми, к тому же белые усердно сеяли рознь между индейцами и африканцами. В первой половине XVI века на бразильских плантациях нечасто можно было увидеть раба-африканца, но к концу века их число перевалило за пятнадцать тысяч, а в XVII веке в Бразилию было доставлено около трехсот пятидесяти тысяч африканцев!

Глава третья
Иерархия и устройство колониальной жизни

Сливками колониального общества были «рейноес»[18]18
  В переводе – «королевские».


[Закрыть] – португальцы, рожденные в метрополии. Ступенью ниже стояли креолы – потомки португальских колонистов. В первом и втором поколениях креолы продолжали ощущать себя португальцами, но со временем местное брало верх над «метропольным» и креолы превращались в горячих патриотов Бразилии. Открытые прямодушные креолы, всегда готовые прийти на помощь ближнему (при условии, что ближний того заслуживает) противопоставлялись коварным расчетливым португальцам, мерившим все на деньги. Как от коварных и расчетливых португальцев могли произойти открытые и прямодушные креолы? Все очень просто – о португальцах, настоящих «рейноес», главным образом судили по чиновникам, занимавшим различные начальственные посты, а карьеру без расчетливости и коварства редко когда получается сделать. Кроме того, к начальникам и контролерам люди обычно не испытывают симпатий. Вот так и рождаются стереотипы. Мы сейчас называем «креолами» потомков португальских переселенцев, но в старину в Бразилии так называли рожденных в колонии негров, так что в старых книгах или документах можно встретить словосочетание «раб-креол», и пусть оно не вызывает у вас удивления.

Метисы с португало-индейскими корнями назывались «кабокло», что в переводе с местного наречия означало «вышедшие из леса», или же «мамелуко» (мамелюками)[19]19
  Мамелюк (мамлюк) – представитель военного сословия в средневековом Египте.


[Закрыть]. Индейцы относились к кабокло с презрением, да и белые их не очень-то жаловали, но все же кабокло стояли выше чистокровных индейцев, поскольку в большинстве своем были цивилизованнее. Кабокло занимали третье место в иерархии после креолов и ни при каких условиях не могли обращаться в рабство, ведь их отцами были добропорядочные христиане (союзы индейца и португалки были нонсенсом – во‑первых, в колонии наблюдался дефицит европеек, поскольку в основном сюда прибывали мужчины, а во вторых, индейца, посягнувшего на белую женщину, пусть даже и с ее согласия, убивали на месте). Многие кабокло становились бандейрос, знание индейских привычек помогало им в этой жестокой «работе». После того, как потребность в рабочей силе была полностью покрыта за счет африканских рабов, бандейрос не остались без дела – они переквалифицировались в надсмотрщиков и охотников на беглых рабов. Следует отметить, что африканцы были не совсем беспроблемными. Иногда они сбегали от своих хозяев, а, бывало, что и восставали. Первое задокументированное, то есть довольно серьезное, восстание африканских рабов, для подавления которого пришлось привлекать военных, произошло в капитанстве Баия в 1607 году. Но в целом иметь дело с африканцами, оторванными от своих корней, было спокойнее, чем с индейцами.

На четвертом месте стояли мирные индейцы (воинственных считали чем-то вроде диких животных). Пятое место делили между собой кафузо – потомки белых и чернокожих, и жагунсо – в жилах которых индейская кровь смешалась с негритянской. Эти метисы могли быть и чаще всего были рабами, но при этом стояли выше «чистокровных» негров, которых очень долго вообще не считали за людей, а называли «прÓклятым отродьем Хама»[20]20
  «Сыновья Ноя, вышедшие из ковчега, были: Сим, Хам и Иафет. Хам же был отец Ханаана.
  Сии трое были сыновья Ноевы, и от них населилась вся земля.
  Ной начал возделывать землю и насадил виноградник;
  и выпил он вина, и опьянел, и лежал обнаженным в шатре своем.
  И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим.
  Сим же и Иафет взяли одежду и, положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу отца своего; лица их были обращены назад, и они не видали наготы отца своего.
  Ной проспался от вина своего и узнал, что сделал над ним меньший сын его, и сказал: проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих.
  Потом сказал: благословен Господь Бог Симов; Ханаан же будет рабом ему; да распространит Бог Иафета, и да вселится он в шатрах Симовых; Ханаан же будет рабом ему». Быт., 9: 18–27


[Закрыть], которое было обречено влачить рабское существование из-за сыновней непочтительности своего праотца.

Иерархические группы делились на подгруппы, что было закономерно, ведь судью или епископа нельзя было равнять с солдатом или мелким торговцем на основании того, что все они были рождены в метрополии. Креол-фазендейро стоял много выше своего конюха-креола или какого-нибудь бандейрос. Даже среди полностью бесправных африканских рабов были существенные различия – слуги стояли выше тех, кто трудился на полях, ну а те, кто владел грамотой и арифметикой, были crème à la crème[21]21
  «Сливки сливок» (франц.) Это выражение означает «лучший из лучших».


[Закрыть]. Кто в те времена мог вообразить, что настанет день, когда бразильцы начнут гордиться своими африканскими и индейскими корнями? Тем не менее этот день настал, и если раньше квартероны[22]22
  Квартеронами называют детей мулатов и белых.


[Закрыть] пудрились, чтобы походить на чистокровных белых, то теперь белые обзаводятся загаром, чтобы походить на темнокожих.

Первым поселенцам земля предоставлялась в пожизненную аренду, но довольно скоро, как это бывает повсюду, пожизненное превратилось в наследуемое, ведь заполучив землю, человек сделает все возможное для того, чтобы не выпустить ее из рук. Да и вообще, земля требует серьезных вложений (и денежных, и трудовых), которые возможны лишь при понимании того, что стараешься не только для себя, но и для своих детей, внуков, правнуков и тех, кто придет за ними. Чиновников, планировавших на старости лет вернуться в метрополию, владения в колонии не интересовали, землей обзаводились лишь те, кто решил осесть здесь навечно, поэтому помещичий класс был представлен креолами. И как вы думаете, с чего началось освободительное движение в колонии? С того, что помещикам-креолам захотелось чувствовать себя полновластными хозяевами на своей земле, а чиновники-рейноес всячески этому препятствовали, поскольку считали хозяевами жизни (и всех земель) себя. Никакое богатство не могло помочь креолу занять одну из высших должностей, ни светскую, ни духовную. «Олимпийцы-небожители» прибывали из метрополии, поскольку управление колониями короли поручали только тем, кого знали лично.

Фазендейрос обладали определенной властью благодаря наличию камер[23]23
  Слово câmara («палата») используется в португалоязычных странах для обозначения местных органов власти – исполнительной и (или) законодательной.


[Закрыть] – выборных органов местного самоуправления. Предполагалось, что камеры будут дополнять власть генерал-губернатора, но на деле они ее существенно ограничивали, поскольку обладали не только исполнительными, но и законодательными функциями. В камерах заседали помещики из тех, кто побогаче, а небогатые креолы не могли подняться выше мелкого чиновника. Социальным лифтом служило богатство, нажитое торговлей или какими-то прибыльными предприятиями вроде удачной охоты на индейцев. Знатность происхождения в колонии не имела значения, никого не интересовали далекие предки, важны были два обстоятельства – богатство и чистота крови. Примесь индейской или негритянской крови закрывала перед человеком девять из десяти дверей. Для кабокло, кафузо или жагунсо венцом карьеры могла стать должность старшего надсмотрщика на плантации, как вариант – предводителя отряда бандейрос. Выбиться в люди могла помочь торговая удача, но выше определенной планки подняться было невозможно – крупные дела требовали крупных капиталов и членства в обществе богатых людей, доступного лишь людям с «чистой» кровью. Мастерское владение каким-либо ремеслом тоже повышало статус человека, но при этом самый мелкий чиновник стоял выше самого лучшего кузнеца, и только ювелиры, ввиду благородства их ремесла, связанного с драгоценными металлами и камнями, пользовались бÓльшим почетом, но ювелиров в старой Бразилии было очень мало, не то что сейчас.

Алонсо Санчес Коэльо. Портрет Филиппа II.1570

Генерал-губернатор, в руках которого была сосредоточена гражданская и военная власть, был главнокомандующим всех вооруженных сил колонии, однако в случае войны образовывался Генеральный совет, в который, наряду с генерал-губернатором и его подчиненными, входили представители камер. Формально, члены совета обладали совещательным голосом, а все решения губернатор принимал единолично, но на деле ему приходилось считаться с мнением общества.

С момента перехода земель из аренды в собственность появилась тенденция к укрупнению земельных владений. Богатые скупали участки у тех, кто разорился или не хотел заниматься сельским хозяйством, а также захватывали земли, на которых жили индейцы. Такие земли считались условно ничейными («условно», потому что теоретически вся земля в колониях принадлежала короне), и тот, кто ими завладел, мог на них хозяйничать. Крупные фазендейрос были похожи на средневековых феодалов. Помимо рабов, у них были закрепощенные крестьяне, попавшие в долговую кабалу, и свое войско, как регулярное, так и иррегулярное. Регулярным войском были отряды храбрых парней (тех же бандейрос), которые охраняли владения своего хозяина, ловили беглых и вообще следили за порядком. Но при необходимости фазендейрос могли вооружать всех мужчин в своих поместьях, вплоть до рабов, так что армии получались нешуточные. В случае нападения индейцев защитой владений дело не ограничивалось, непременно совершался карательный рейд, представлявший собой большую охоту на новых рабов. Со временем организованные нападения индейцев сошли на нет ввиду их полной бесперспективности, и все проблемы свелись к угонам скота. Кстати говоря, оружие, предназначенное для ополчения, фазендейрос покупали не по своему усмотрению, а в обязательном порядке, согласно установленному регламенту, что тоже напоминало отношения между средневековым сюзереном и его вассалами, строившимися по принципу: «за эту землю ты должен выставлять столько-то воинов». И точно так же, как и в европейском Средневековье, местное духовенство зависело от феодалов, поскольку именно на средства феодалов строились и поддерживались храмы. Епископ, пребывавший в городе Баия, осуществлял лишь общее руководство своей епархией, распоряжался финансами и возглавлял духовный суд, но о положении дел на местах он имел весьма отдаленное представление и довольствовался предоставляемыми отчетами.

Со временем жители метрополии все охотнее переселялись в Бразилию в надежде разбогатеть. Естественный отбор, если можно так выразиться, приводил к тому, что колонистами становились наиболее смелые и предприимчивые, готовые терпеть лишения ради сияющих перспектив. К тому же в колонии жилось свободнее, здесь власть не давила на каждого подданного так сильно, как в Португалии.

В начале 1580 года умер король Португалии Энрике из Ависской династии, правившей с 1385 года. Энрике, оказавшийся на престоле волею случая, был монахом, которого папа римский Григорий Тринадцатый не пожелал освободить от обета ради продолжения династии, да и вряд ли на пороге семидесятилетия король сумел бы обзавестись потомством. Выбором преемника пришлось заниматься Совету пяти регентов, который правил государством после смерти Энрике. Совет избрал испанского короля Филиппа Второго, который стал еще и португальским королем под именем Филиппа Первого. Слияния владений не произошло, поскольку главным из условий, сопровождавших передачу престола, было сохранение государственной самостоятельности и территориальной целостности португальского королевства вместе со всеми колониальными владениями. Так Бразилия на шестьдесят лет попала под владычество испанской короны. В анналы истории этот союз двух корон вошел под названием Иберийской унии[24]24
  «Иберийский полуостров» – это другое название Пиренейского полуострова. Иберийскую унию также называют Пиренейской унией.


[Закрыть].

Запрет на присоединение не означал запрета на разорение. Испанские короли рассматривали Португалию как дойную корову. Португальцы страдали от тяжелого налогового бремени и произвола испанских чиновников. Положение в колониях было немного лучше, чем в метрополии, но и здесь произошли изменения – значительно усилился контроль короны над деятельностью генерал-губернаторов и были урезаны полномочия камер. Если прежде существовала только одна королевская монополия – на торговлю ценным деревом пау-бразил, то при испанцах корона стала контролировать практически всю внешнеторговую деятельность. Отныне иностранные корабли не могли заходить в бразильские порты, а вся торговля шла через Лиссабон, то есть, по сути – через Мадрид. Грабительский экспорт сочетался с грабительским импортом, который тоже полностью перешел в руки метрополии. Пользуясь отсутствием конкуренции, испанские торговцы устанавливали на отправляемые в колонии товары высокие цены. Экономике Бразилии, которая только-только начала «вставать на ноги», был нанесен существенный урон. Разумеется, власть португальской короны не была идеальной, и смысл наличия колоний заключается в том, чтобы выкачивать из них как можно больше различных благ, но португальские короли заботились о своих колониях подобно рачительным хозяевам, думающим о завтрашнем дне, а испанцы, понимавшие, что случайно доставшаяся им власть над Португалией не будет вечной, никакой заботы о португальских владениях не проявляли. Кроме того, переход под власть испанской короны сделал Бразилию мишенью для англичан и французов, которые враждовали с испанцами. До прямой интервенции дело не доходило, но французские и английские пираты регулярно нападали на побережье Бразилии.

Но самой большой проблемой стали голландцы, создавшие в 1621 году Вест-Индскую компанию, которая получила монопольное право торговли и колонизации в Америке и Африке, подкрепленное правом вести военные действия. По сути, эта компания, управляемая советом из девятнадцати наиболее именитых амстердамских купцов, была инструментом, с помощью которого Соединенные провинции[25]25
  Соединенные провинции или Республика Соединенных провинций, официально – Республика Семи Объединенных Нижних Земель, была конфедеративной республикой, образовавшейся в результате победы Нидерландской революции XVI века. Неофициальное название «Голландия» было дано этому государству по названию одной из семи земель, игравшей доминирующую роль в союзе.


[Закрыть] пытались завоевать мир.