Текст книги "Захват Ганимеда"

– Древние греки, предаваясь философствованиям, – заметил Пол Риверз, – говаривали, что большее благословение, чем короткая жизнь, – это вообще никогда не родиться. Всю мудрость этого высказывания начинаешь понимать только в такие времена, как наши.

– Если вы такой завзятый философ, – сердито заметил Гас, – так сами с ней и летите.

Повернувшись к Джоан, Пол Риверз сказал:

– Если вы позволите.

Джоан взглянула на него, и в душу ее закрались подозрения. Худощавый, лет тридцати с чем-то, с проблесками седины в коротко подстриженных темных волосах, он казался таким спокойным, таким уверенным в себе. В принципе, он как будто говорил совершенно искренне, но ей казалось просто невероятным, чтобы кто-то готов был рискнуть жизнью просто так, каким бы там философом он ни был. И все же…

– Хорошо, – наконец решила Джоан. – Если вы достаточно безумны, чтобы сопровождать меня, я достаточно безумна, чтобы позволить вам это.

Нет смысла расспрашивать его, подумала она. Он наверняка может наврать с три короба, а я об этом и не догадаюсь.

– В таком случае подождите минуточку, – сказал Пол Риверз, направляясь к выходу. – Схожу к себе в номер, возьму игольный пистолет. – С этими словами он вышел.

Но в тот самый момент, когда он ушел, она передумала – совершенно внезапно. Чувство полной уверенности в себе, буквально излучаемое Риверзом, могло иметь только один источник. Очевидно, он вовсе не рассчитывал зайти так далеко, туда, где ему может угрожать реальная опасность. Она подумала: «Скорее всего, Риверза кто-то нанял для того, чтобы он помешал мне встретиться с Перси. А может, и чтобы убить меня».

– Я могу лететь прямо сейчас? – спросила она Гаса. – А то мое такси говорит, что счетчик уже включен.

Не дожидаясь ответа, она шагнула в открытое окно и уселась в ионокрафт.

– Этот Перси X, – крикнул ей вслед Гас Свенесгард, – сущий психопат, отродье психопатов, вплоть до первого колена Черных Мусульман. Думаете, вам удастся показаться ему милашкой Джоан Хайаси, очаровашкой с телевидения? Нет, вы для него в любом случае будете… – Тут дверца такси захлопнулась, и он подошел к самому окну, возбужденно размахивая сигарой. – Одной из тех белых, которые линчевали участников демонстраций за гражданские права еще в шестьдесят шестом году. Вы тогда даже еще и на свет-то не родились, но какое это имеет значение для такого фанатика, как Перси X? Я вас спрашиваю: что это значит для него и сколько, по-вашему, ярдов видеопленки вы успеете отснять, прежде чем…

Когда такси тронулось, Джоан крикнула:

– Мы с Перси X вместе учились на факультете сравнительной религии в Тихоокеанской школе религии в Беркли, в Калифорнии. Мы собирались стать священниками, мистер Свенесгард. С ума сойти! – Она нажатием педали дала команду кэбу, и тот набрал скорость.

Джоан не слышала, что прокричал ей в ответ Гас. Гул быстро набирающего высоту ионокрафта заглушил ответ. Странно, подумала она, что нам с Перси предстоит встретиться снова при столь изменившихся обстоятельствах. Я изучала буддизм, а он – религию Мохаммеда, но каким-то образом мы, несмотря ни на что, здорово удалились от того, к чему стремились поначалу.

– Он не хотел, чтобы вы улетали, – негромко заметил кэб. – Но мне все равно. Если он отзовет мою лицензию, я просто переберусь на другую плантацию. Например, к Чаку Пепитону. Вот у кого плантация так плантация! Держу пари, там я смогу зашибать раз в шесть больше.

– Да, бизнес есть бизнес, – сказала Джоан и откинулась на спинку кресла, обтянутого искусственным мехом под выдру.

– Вот что я могу о нем сказать, – продолжал кэб. – Он интересуется всем, что происходит вокруг. Большинство бургеров слишком важничает, им бы только попивать бурбон да скакать на лошадях. А вот Гас – другое дело. Он постоянно достает мне запчасти. Причем самые дефицитные. Сами понимаете, я уже порядком устарел и запчасти для меня достать нелегко. А я чувствую, что всегда был ему симпатичен.

– Я ему тоже симпатична, – сказала Джоан, – только в его особой, фамильярной манере. Но я все равно не собираюсь поворачивать назад только для того, чтобы доставить ему удовольствие. И тому, второму типу тоже, добавила она про себя. Этому Полу Риверзу.

Оказавшись в своей комнате, Пол Риверз поспешно заговорил в свой защищенный от подслушивания карманный видеофон:

– Я вошел в контакт с Джоан Хайаси, и она согласилась взять меня с собой в горы в качестве сопровождающего.

– Прекрасно, – сказал доктор Чоит. – Как вы знаете, ее аналитик в Нью-Йорке сообщил мне, что она сотрудничает с врагом, и ее цель – добыть для ганийцев информацию, с помощью которой те смогут захватить Перси в плен. Как я уже объяснял вам на инструктаже, этого мы, Всемирная психиатрическая ассоциация, допустить не можем. Сейчас Перси является символом для всего человечества, важнейшей для человеческой самоидентификации фигурой. До тех пор пока он продолжает сопротивляться, будет сопротивляться и массовое эго всего человечества. И жизненно важно, чтобы он продолжал борьбу или хотя бы поддерживал видимость того, что продолжает ее.

– А если все-таки он ее прекратит? – спросил Пол Риверз.

– Последние психокомпьютерные исследования показывают, что это приведет к массовому росту количества случаев шизофрении по всему миру, случаев массового психоза, которые невозможно будет контролировать. Впрочем, есть способ избежать этого.

– Как? – спросил Пол Риверз. Не прерывая разговора, он быстро и умело проверил свой игольный пистолет.

– Жертва. Если ему суждено умереть, то он должен пасть смертью храбрых. И червякам это известно не хуже нас. Наши врачи, работающие при штабе военного администратора Коли, сообщают, что Коли собирается захватить Перси живым и снять с него кожу. Если с Перси сдерут кожу, как с какого-то животного, чтобы повесить ее на стену, это будет унижением для всей человеческой расы, травматическим инцидентом, последствия которого трудно переоценить. Поэтому подобного исхода мы допустить никак не можем.

– Хмм, – пробурчал Пол Риверз, засовывая пистолет в карман.

– Все зависит от вас, Риверз, – сказал Чоит и отключился. Крошечный экран погас и превратился в темное пятнышко.

Снова выйдя в гостиничный коридор, Пол вскоре добрался до комнаты Джоан Хайаси. Он открыл дверь и вошел.

В комнате оказался только Гас. Он стоял у окна и улыбался. Уже одна только эта его улыбка сказала Полу Риверзу о многом.

– Мистер Свенесгард, – негромко, ровным голосом спросил он, – вы ведь и в самом деле хотели, чтобы она отправилась туда? Разве не так?

Улыбка на лунообразном лице толстяка стала еще шире.

– Советую быть повежливей, – ответил Гас. – И кстати, – с явным удовлетворением добавил он, – думаю, нет смысла гнаться за ней. Этот старый, дряхлый ионокрафт, в котором она упорхнула, – единственный.

3

Линкольн Шоу сидел, прислонившись спиной к дереву и подставив тело палящим солнечным лучам. Он уже в десятый раз пытался починить роговую оправу своих очков. Он был худощавым, хрупким мулатом, выглядящим в этой горной местности неуместно образованным и культурным.

– Привет, Линкольн! – послышался возглас с другой стороны поляны.

– Так кто там, говоришь, освободил рабов?

– Я, – машинально отозвался Линкольн. Это была привычная шутка, которой они обменивались с Перси, и Линкольн уже давно перестал сердиться на друга.

– Нет, – проревел Перси. – Это моих рук дело!

– Да и вообще, никто рабов не освобождал, – вполголоса пробормотал Линкольн, глядя на приближающегося Перси, нагруженного вынутыми из силков кроликами.

– Слышал, слышал. – Перси плюхнулся на траву. – И на сей раз ты совершенно прав. Никто не может дать свободу другому – человек сам должен освободить себя, верно?

– Тебя послушать, так нет ничего проще, – заметил Линкольн, отгоняя одну из вездесущих назойливых мух.

– Конечно, это проще простого. Любой человек может завоевать себе свободу, если не боится умереть за нее.

– Ты, наверное, имел в виду убить за нее, – рассеянно поправил его Линкольн.

– И снова в точку, – ткнул его в бок Перси.

– Черт возьми, полегче, приятель. Неужели никак не обойтись без этого фиглярства?

– А что, собственно, тебе не нравится?

– Тебе не помешала бы капелька достоинства. Ведь ты лидер крупного политического движения; как же можно ожидать, что кто-то будет уважать тебя или твое дело, если ты всегда ведешь себя как самый настоящий распроклятый клоун?

– Может, по-твоему, мне еще и церемониальную шпагу нацепить? – весело спросил Перси.

– Боюсь, как бы она в задницу тебе не воткнулась. – Линкольн поднял голову, бросил короткий взгляд на приятеля, близоруко моргнул и снова занялся своими очками. – Но одно могу сказать тебе наверняка, – наконец добавил он. – Если будешь вести себя как дерьмо, люди и обращаться с тобой будут как с дерьмом.

Рука Перси метнулась вперед и мертвой хваткой вцепилась в запястье Линкольна.

– А теперь послушай-ка, что я тебе скажу, дружок! Видишь, какого цвета у меня кожа? Она цвета дерьма. Да, и я дерьмо, и ты тоже, и все остальные, кто входит в это хваленое «политическое движение». И если бы ты был фермером, а не яйцеголовым интеллектуалом с Севера, ты бы знал, что дерьмо – самое лучшее удобрение для земли. Получается, что мы с тобой дерьмо, но ничего плохого в этом лично я не вижу.

– Да, маса, слушаюсь, босс, – отозвался Линкольн, изменив свой превосходный английский на плаксивую пародию этакого черного Дяди Тома. Перси рассмеялся и выпустил его руку.

– Да ты, пожалуй, и сам клоун почище меня, – усмехнулся Перси, но Линкольн лишь пожал плечами и вернулся к своему занятию.

В своем кабинете червемаршал Коли предавался мечтам о том, как захватит в плен Перси X. Еще одна, на сей раз последняя удачная операция перед возвращением на Ганимед и передачей своего нынешнего поста преемнику.

Забавно было то, что здесь, на Терре, существа с темным цветом кожи составляли низшие касты общества. Любому ганийцу было ясно, что естественный порядок вещей таким образом вывернут наизнанку. Кроме всего прочего, нити не только производили довольно приятное впечатление внешне, но обладали – причем в полной мере – естественной сбалансированной жизненной философией, отличались умеренностью и тонким чувством юмора. Белые же, напротив, как правило, отчаянно цеплялись за раздвоенные рога честолюбия и страха. Боязнь неудачи и слепое стремление к успеху – дурная смесь, свидетельствующая о неустойчивости характера.

Тем не менее, поскольку терранцы пока достигли лишь шестого уровня эволюции и до сих пор обладали как нижними, так и верхними конечностями – причем не рудиментарными, а вполне функциональными, – рассматривать их иначе как животных было невозможно. Посему маршал Коли рассматривал предстоящее пленение Перси X без малейших угрызений совести. Чернокожего предводителя милосердно умертвят, а снятая с него шкура будет специальным образом обработана (вместе с головой), вместо глаз будут вставлены стекляшки, а зубы – если они окажутся в хорошем состоянии – сохранены. Какой замечательный охотничий трофей и как здорово он будет смотреться на стене кабинета! А если нет, если шкура окажется достаточно волосистой, то какой из нее получится чудесный ковер и как приятно будет по нему ползать!

На вилле маршала на Ганимеде уже имелось несколько замечательно выделанных шкур, которые украшали стены гостиной и кабинета, производя соответствующее впечатление как на гостей, так и на деловых посетителей. Маршал с умом воспользовался своим пребыванием на Терре во время войны. Трофеи представляли собой главный символ победы, а вовсе не были забавой или предметами искусства. Они олицетворяли то, что уже было достигнуто, а кожа Перси X на стене явится самым значимым приобретением.

…Если только он успеет заполучить ее до того, как вынужден будет оставить свой нынешний пост.

Он зубами достал из досье Перси X объемное цветное фото нига и еще раз вгляделся в него. Какой прекрасный лоб! И подбородок! Волевое лицо, исполненное внутренней силы и даже красоты. Неудивительно, что это существо сумело стать харизматическим лидером всех оставшихся в живых нигов, обитающих в горах.

Как только мисс Хайаси связалась с Перси X, она тут же с помощью миниатюрного передатчика, вмонтированного в чашечку бюстгальтера, доложила об этом в штаб маршала Коли. С этого момента ей предстояло периодически докладывать о местонахождении и деятельности Перси X до тех пор, пока Коли наконец не решит, что настал подходящий момент, и не захлопнет ловушку, поставленную им на ниговского лидера. После этого все будут просто счастливы. Мисс Хайаси получит записи религиозной музыки исчезающего культа, а Коли получит желанный трофей. Он буквально восхищался девушкой. Именно ее отвага в сочетании с коварством и завоевали для нее то высокое положение, которое она занимала в мире шоу-бизнеса, а заодно и одобрение Ганимедского Бюро культурного контроля.

Щелкнув клавишей интеркома, он произнес:

– Есть ли какие-нибудь новости из дома? Большой Совет все еще заседает?

Порой Объединенному Сознанию, чтобы вынести какое-нибудь решение, требовались целые недели заседаний и препирательств.

Его связной сущик тут же отозвался:

– Пока никаких известий. Маршал, как только от наших представителей в Совете поступит какая-либо информация, я немедленно вас извещу.

Кораблю с Ганимеда с новой гражданской администрацией на борту понадобится целая терранская неделя, чтобы добраться сюда, в Теннесси. К этому сроку следует добавить время на всегдашние бюрократические проволочки, не говоря уже о зловредном влиянии самой здешней местности. Кроме того, его преемник может начать отказываться от должности, а рассмотрение практически любого вопроса в Совете могло тянуться долгие месяцы.

В общем, как любят выражаться терране, все было «о’кей».

В этот момент в кабинете появился заместитель маршала Коли, полковник Мавой, которого принесли на себе его сущики. Телепатически связавшись с шефом, Мавой сказал:

– Сэр, не будет ли мне позволено высказать кое-какие незначительные соображения, прежде чем вы окончательно решите, как поступить с Перси X?

– Говорите! – раздраженно вслух произнес маршал Коли.

– Как вам, должно быть, известно, в последнее время я участвовал в работе над его досье. Там имеется раздел, который вы, возможно обремененный столь важными делами…

– Что еще за раздел?

Даже не пытаясь скрыть волнение, полковник Мавой сказал:

– Этот ниг, сэр, оказывается, телепат. Окончил школу при Бюро психоделических исследований. Таким образом, за ним практически невозможно вести слежку, находясь рядом с ним, особенно с помощью кого-либо вроде мисс Хайаси. Он тут же узнает, в чем заключается ее задание, и, насколько я понимаю, не позволит ей сообщить нам какую бы то ни было информацию о себе. Более того, скорее всего, он немедленно расправится с ней.

Маршал Коли с явным раздражением отозвался:

– Немедленно свяжитесь с ней по радио. Предупредите ее, отзовите ее. Мы не можем попусту разбрасываться такими ценными агентами.

Полковник бросился выполнять приказ. Маршал Коли мрачно вздохнул.

– А ведь какая могла бы быть шкура! – наконец пробурчал он. Его слова слышал только он сам да суетящиеся вокруг сущики.

Гас Свенесгард насухо вытер потную лысину одним энергичным движением руки с зажатым в ней шейным платком и еще раз взглянул на карту. В верхнем углу карты красовался зловещий штамп: «Совершенно секретно. Только для военного персонала с допуском класса А». Разумеется, это его ничуть не беспокоило. Один из его Томов обнаружил ее в развалинах лабораторий Окриджской атомной станции, и теперь он мог делать с ней что угодно.

– Ага, значит, вот оно, это место, – пробормотал он, глядя в глубоченную яму, которая с каждой минутой становилась все глубже и глубже. У Гаса было оборудование для рытья; впрочем, особого значения это не имело, поскольку при нем было множество трудолюбивых Томов и неплохая буровая установка. А кроме того, масса времени.

– Да будет тебе, Гас, – прокричал мастер Джек Холер, перекрывая шум работающей буровой. – Все прекрасно знают, что ты ищешь не библиотеку. То есть, я хочу сказать, что ты абсолютно никого не проведешь, так что кончай. – Он многозначительно взглянул на своего работодателя.

– А на карте значится «Библиотека». – Гас помахал изрядно поистертым и измятым документом над головой. Так оно и было, хотя Гасу не верилось, что перед войной ооновские служаки зарыли такую вещь здесь, на его плантации. Это явно было кодовым обозначением… чего-то другого.

Цель была так близка, что он будто ощущал ее вкус на языке. Ему так хотелось достичь ее – аж все тело ломило.

– Это ведь военная карта, да? – продолжал настаивать Холер. – А сам знаешь, выкапывать что-либо принадлежащее воякам по оккупационным законам строго воспрещено. Вот ты, похоже, и продолжаешь бубнить про эту самую библиотеку.

Гас улыбнулся и ответил:

– Ну конечно, здесь запрятаны пятьдесят тысяч ооновских солдат с автоматами. Сидят и ждут не дождутся, когда можно будет отбить эту треклятую планету обратно.

– И ты собираешься их выдать? – ошеломленно уставился на него Джек Холер. – Взять и загубить такое дело? – На лице у него теперь явственно читалась неприкрытая ярость. – А где же твой патриотизм?

– Я просто пошутил.

– Тогда что же там?

– Девочки. Пятьдесят тысяч девственниц, – подмигнул ему Гас.

Мастер, разочарованный, вернулся и продолжил наблюдение за работающими Томами и буровой установкой.

Гас едва слышно – так, чтобы не мог услышать ни Холер, ни кто-либо еще, – пробормотал себе под нос:

– Я тебе сказал, а ты мне не поверил. Ну и не верь на здоровье. – Потому что он говорил правду.

В последние дни войны ООН с помощью компьютера отобрала значительное количество лучших – с генетической точки зрения – представительниц прекрасной половины всех рас рода человеческого и поместила их в гомеостатическое подземное убежище, полностью изолированное от окружающего мира… а потом занялась бесконечной процедурой уничтожения всех материалов, касающихся существования и местоположения самоподдерживающегося убежища, – все это на случай, если вторгнувшиеся на землю пришельцы, а ныне оккупанты, будучи мерзкими скользкими червяками, вознамерятся полностью изничтожить человеческую расу. Однако у пришельцев с Ганимеда подобных намерений явно не было; более того, они оккупировали захваченную Землю самым что ни на есть искусным, осмотрительным и гуманным образом – по крайней мере, так можно было судить по их политике до настоящего времени. Поэтому, рассудил Гас Свенесгард, эта колония первоклассных дамочек утратила свое значение, а также, поскольку жизнь под землей была явно не сахар, то, освободив их из заточения, он совершит вполне благородный поступок. Они будут ему только благодарны. Они проникнутся почтением к своему избавителю. В общем, так или иначе, все должно было сложиться наилучшим образом.

На дальнейшее у него были вполне определенные планы. За освобождение – сколько именно женщин там находится, Гас точно не знал: может, сотня, а может, и две – он хотел, как выразился бы его юрист Айк Блитзен, получить соответствующее вознаграждение.

Некоторые из действительно крупных владельцев плантаций, бургеров, что далеко ходить – вроде Чака Пепитона и Джизуса Флореса, – имели целые гаремы как белых, так и цветных, хотя цветные технически по законам Теннесси могли считаться только сожительницами, а не законными супругами. Более того, именно в этом и заключался весь смысл бургерства, именно это и было окончательным критерием принадлежности к нему. Ему это было известно. Как и всем прочим. Поскольку женщины стали крайне дорогим товаром. На рынках Юга они ценились куда выше, чем Томы. Хорошего коричневого Тома, скажем, можно было приобрести за пятьдесят ооновских долларов, а вот женщина… обошлась бы раз в шесть дороже, разумеется в исправном состоянии.

Именно этим он и собирался заняться – состоянием девушек, которые и были настоящим состоянием. Потому что старые довоенные ооновские деньги быстро обесценивались, по мере того как ганийские оккупационные власти постепенно изымали их из оборота или уничтожали, а тех бумажек, что они печатали взамен, никто в здравом уме даже бы и не коснулся, настолько нелепо они выглядели. Например, чьи изображения они на них печатали? Президента Джонсона? Сталина? Нет, гани решили выпендриться, покопались в истории и вытащили оттуда портреты всяких уродов вроде Канта, Сократа, Юма и им подобных. Например, взять десятидолларовую купюру с генералом Дугласом Макартуром – через месяц они совсем исчезнут. А вместо генерала появится некто по имени Ли Бо, какой-то древний китайский поэт. Да даже при одной мысли о таком кого хочешь передернет.

Таким образом, оккупационная валюта стала самым настоящим средством грабежа, с помощью которого гани пытались лишить терранцев их привычных ценностей и заменить их бесполезным хламом. И все это прекрасно понимали, даже на Севере, где всем заправляют эти несчастные червелизы, или, как их стали называть короче, чизы… причем заправляют по указке ганийского военного командования. Впрочем, чего еще ждать от чизов?

Да, возможно, его плантация и является самой маленькой во всем Теннесси, что ж с того? Это не имеет никакого значения, во всяком случае, перестанет иметь после того, как бур проникнет в надежно изолированное подземное убежище, рассчитанное на сотни лет обитания и битком набитое цветущими непорочными девами, до которых не удалось добраться ганийским червякам – или змеям, это уж как вам нравится или как вам больше всего не нравится. Змеи обычно извиваются, и у них острые ядовитые зубы. Червяки же… ну, червяки обычно слепые. А то и еще похуже. В свое время он разводил овец и видывал глистов… доводилось видеть и опарышей. Поэтому, с его точки зрения, гани больше напоминали не змей, а червей, что было куда хуже.

– Бур дошел до чего-то твердого, – внезапно услышал он голос Холера. – Похоже на металл. Причем не просто металл, а что-то вроде твердой хромостали.

– На какой глубине? – спросил Гас.

– Точно, как вы и предсказывали, – семьсот футов.

– О’кей, – кивнул он. – Установите бур большого диаметра – тот, внутри которого помещается человек. Хочу спуститься вниз. Причем я спущусь первым, а потом скажу, когда можно будет следовать за мной.

Вскоре облаченного в специальную сбрую Гаса, обмазанного жирной пластиковой смазкой, чтобы не застрял по дороге, начали осторожно опускать вниз следом за фонарем, освещавшим внутренности трубы. За Гасом, просто на всякий случай, спускали Тома с игольным пистолетом. В левой руке Гас сжимал автоматический пистолет с фосфорными пулями, а в правой – пачку документов, удостоверяющих, что он – законный бургер Пятнадцатой плантации Теннесси… Бумаги должны были убедить женщин, что он не какой-нибудь там ганийский чиз. Кроме того, при нем были вырезки из газет со дня Капитуляции, в основном говоривших о крайне гуманной политике ганийцев в отношении продолжения рода человеческого, материалы, в которых опровергали заполонившие Землю слухи о неминуемой поголовной стерилизации и тому подобном.

Он чувствовал себя совершенно уверенным, настроение было приподнятым. Спускаясь вниз, он даже принялся напевать себе под нос какую-то бодрую мелодийку. Потом вдруг задумался: откуда это она выскочила? Ах, ну да, конечно! Должно быть, он подцепил ее у этой дамочки Джоан Хайаси, с которой встречался сегодня утром у себя в отеле «Олимпус». Интересно, удалось ли ей пробраться в неусмиренные горные районы, а если и удалось, то пришили ее тут же жаждущие крови приверженцы Перси X или нет? Плохо, коли так: у него имелись в отношении ее кое-какие планы.

На глубине семи тысяч футов его фонарь наконец вдруг высветил огромную пещеру, размеров которой было не определить. Пока он, раскачиваясь из стороны в сторону, старался как можно скорее достичь ее дна, он вдруг увидел…

Электронное оборудование, причем более чем странное – с таким ему никогда раньше сталкиваться не приходилось. Казалось, здесь были целые тонны всякой электроники, проводов и печатных плат, гелиевых аккумуляторов, транзисторов и непонятных кристаллических объектов неизвестного назначения, поблескивающих в свете фонаря.

Оказавшись наконец на полу пещеры, он подумал:

«Так, значит, вся эта история насчет девочек была придумана лишь затем, чтобы заставить нас докопаться досюда. На случай, если мы одичаем и нам будет плевать на всякую науку. Эти чертовы ооновские психологи обвели нас вокруг пальца. Они…»

Тут его что-то ужалило в шею. Противопехотная гомотропная игла. Ноги тут же подкосились, и он медленно опустился на колени. Почувствовав, как сознание покидает его, Гас начал молиться, чтобы это оказался всего-навсего парализатор, а не метаболический токсин, вызывающий остановку сердца. Он с усилием повернул голову и увидел Тома, который спускался следом за ним. Почему этот Том бездействует? И тут его осенило! В него выстрелил именно этот Том. Должно быть, мелькнула у Гаса мысль, он работает на Перси X!

В наушниках Гаса вдруг послышался голос Холера, едва не срывающийся на визг:

– Эй, Гас, почему-то включился твой индикатор жизнедеятельности. Что случилось?

«Он включился, – мелькнула у Гаса смутная мысль, – потому, что я мертв».

Мгновение спустя Холер, крутясь и раскачиваясь, с громкими криками спускался вниз.