Текст книги "Кланы Альфанской Луны"

Чак испугался, понимая, что все погубил. Он даже не смог снять жилье в таком месте, где Мэри не смогла бы его найти. Через пару-тройку дней его адвокат Нэт мог бы обеспечить своему клиенту юридическую защиту, но сейчас Чак оставался беспомощным и должен был принять неизбежность предстоящей встречи.

Как Мэри нашла его, было ясно: устройства слежения среднего радиуса действия были доступны и стоили недорого. Вероятно, жена обратилась в «Прай-вай» – агентство по обнаружению роботов и взяла у них сниффер. Аппарат начал работать, следуя за Чаком повсюду, где бы тот ни находился с момента их расставания. Разыскать кого-то в наши дни стало делом техники.

«Что ж, – подумал Чак, – женщина, решившая тебя поймать, сделает это». Быть может, и существовал закон, регулирующий подобные действия, Чак мог бы назвать его законом Риттерсдорфа. Желание спрятаться шло вразрез с задачами отслеживающих устройств.

В полую дверь конапта постучали.

Ноги Чака налились свинцовой тяжестью, он неохотно побрел к двери, размышляя о том, как произнесет речь, в которой прозвучат все самые известные и благочестивые порывы. «Я не стану возражать, но у меня такое чувство, что мы не можем жить вместе, что твое презрение ко мне олицетворяет собой момент, из-за которого наш разлад слишком серьезен и дальнейшая близость неразумна».

Чак открыл дверь. У входа стояла она, темноволосая, хрупкая, без макияжа, в дорогом, ее лучшем пальто из натуральной шерсти; спокойная, собранная, образованная женщина, во многих отношениях превосходящая его.

– Послушай, Чак, – сказала она, – я этого не потерплю. Я договорилась с транспортной компанией, они заберут твои вещи и отправят их на хранение. Я здесь ради денег и хочу, чтобы все наши средства оставались на общем счете. У меня много обязательных платежей, и их необходимо гасить вовремя.

Итак, Чак оказался неправ. О милой рассудительности не шло и речи. Напротив, его жена ставила точку. Чак был ошеломлен, и все, что он мог сделать, – уставиться на Мэри.

– Я поговорила с моим адвокатом Бобом Альфсоном, – продолжала она, – и попросила его подать заявление о расторжении договора на дом.

– Что попросила? – переспросил Чак. – Зачем?

– Чтобы ты мог переписать свою долю на меня.

– Зачем?

– Чтобы я могла все продать, – терпеливо пояснила Мэри. – Мне не нужен такой большой дом, а вот деньги нужны. Я собираюсь отправить Дебби в ту школу-интернат на Востоке, о которой мы с тобой говорили.

Дебора была их старшим ребенком, но все же требовалось еще лет шесть, чтобы отпустить ее из отчего дома. Господи боже!

– Позволь, я поговорю с Нэтом Уайлдером, – неуверенно попросил Чак.

– Мне нужны деньги немедленно! – отрезала Мэри.

Она так и не переступила порог, оставшись стоять при входе. И Чак почувствовал накатившее на него отчаяние, безысходную панику, горечь поражения и страдания. Он проиграл. Она могла заставить его сделать все что угодно.

Когда Чак отправился за чековой книжкой, Мэри сделала пару шагов и вошла в конапт. Это место вызвало у нее невыразимое отвращение, но она сдержалась и ничего не сказала. Чак мысленно отстранился от происходящего и принялся выписывать чек.

– Кстати, – сказала Мэри, – теперь, когда ты окончательно съехал, я хочу принять предложение правительства.

– Какое предложение? – машинально, без интереса спросил Чак.

– Им нужны психологи-консультанты для межпланетного проекта, я говорила тебе об этом, – напомнила Мэри.

Она не собиралась обременять себя, просвещая Чака и заново пересказывая все подробности.

– Ах да… – что-то смутное всплыло в его памяти. – Благотворительная деятельность.

«Конфликт терран и альфанцев десятилетней давности. Изолированная Луна в системе Альфа, заселенная людьми. Началась война, и два поколения назад это место было отрезано от цивилизации. Скопища малочисленных кланов населяли Альфу, где находились десятки лун и двадцать две планеты».

Мэри взяла чек, сложила его и убрала в карман пальто.

– За эту работу платят? – спросил Чак.

– Нет, – отстраненно ответила она.

В таком случае бывшая жена будет жить и содержать детей только на его зарплату. И тут до Чака дошло: она добивалась судебного урегулирования, которое вынудило бы его подать ответный иск и в итоге отказаться от того, что разрушило их шестилетний брак. Мэри благодаря своему влиянию в округе Марин добилась бы такого судебного решения, при котором Чаку пришлось бы отказаться от службы в отделении ЦРУ в Сан-Франциско и искать совершенно другую работу.

– Сколько… Сколько тебя не будет? – осмелился спросить он.

Очевидно, Мэри намерена использовать промежуток времени для качественного преобразования их жизни, она добьется всего, в чем якобы получала отказ, рядом Чак или нет.

– Около полугода, – невозмутимо отозвалась она, – как получится. Не жди, что я буду поддерживать с тобой связь. В суде мои интересы будет представлять Альфсон, на заседаниях я не появлюсь. И да… Я подала иск о раздельном содержании детей.

Даже здесь Мэри опередила его, инициатива вновь ускользнула из его рук. Чак был, как всегда, слишком медлителен.

– Ты можешь все забрать, – обратился он к Мэри.

«Но того, что ты можешь дать, недостаточно», – говорил ее взгляд.

«Все» было ничем, пшиком его достижений.

– Я не могу дать тебе того, чего у меня нет, – добавил он.

– Нет, можешь, – холодно возразила Мэри. – Ведь судья признает в тебе то, что всегда признавала я. Если понадобится, если тебя заставить, ты сможешь соответствовать нормальной планке, предъявляемой ко взрослым мужчинам, несущим ответственность за жену и детей.

– Но… – он отважился поспорить, – я должен иметь и свою жизнь.

– Перво-наперво ты должен своей семье, – жестко напомнила Мэри.

Ответить было нечего, Чак мог только обреченно кивнуть.

* * *

Позже, когда Мэри ушла, он нашел в шкафу стопку гомеопейп, сел на старинный, в датском стиле, диван в гостиной и стал просматривать выпуск за выпуском, ища статьи о межпланетном проекте, в котором намеревалась поучаствовать Мэри. «Ее новая жизнь, – сказал он себе, – заменит ту, в которой она была замужем».

В гомеопейпе за прошлую неделю Чак обнаружил более-менее полную статью, закурил сигарету и начал внимательно читать.

Международная служба здравоохранения и социального обеспечения США нуждалась в специалистах психологического профиля. Луна изначально представляла центр психиатрической помощи для иммигрантов, прибывших в систему Альфа, сломанных под ненормальным, чрезмерным давлением межсистемной колонизации.

Терране оставили Луну в покое, теперь туда наведывались лишь торговцы. О том, что происходило на Альфанской Луне сейчас, можно было узнать только у них.

По словам торговцев, за те десятки лет, что лечебница была отрезана от Терры, там возникла новая цивилизация. Однако оценить обстановку они не могли, поскольку знания были недостаточными. В любом случае там производились товары местного производства, велась торговля, существовала внутренняя промышленность, и Чак задавался вопросом: зачем правительство Терры посчитало нужным вмешиваться? Он прекрасно знал Мэри. Именно такую, как она, и выбрало бы агентство ТЕРПЛАН. Люди, подобные Мэри, всегда добивались успеха.

Подойдя к старинному панорамному окну, Чак вновь остановился и некоторое время смотрел вниз. И вдруг почувствовал, как в нем постепенно пробуждается знакомое желание. Чувство, что продолжать жизнь бессмысленно. Что бы ни говорили закон или церковь, в эти мгновения самоубийство казалось ему единственно верным решением.

Чак нащупал открывающуюся боковую фрамугу и, подняв ее, услышал рев реактивного самолета, приземлившегося на крышу на противоположной стороне улицы. Вскоре все стихло. Чак подождал, затем одной ногой перелез через край окна и повис над потоком летящих внизу машин.

Внезапно внутри него зазвучал чужой голос, спокойный, но требовательный:

«Пожалуйста, назовите свое имя, вне зависимости от того, собираетесь вы прыгать или нет».

Обернувшись, Чак увидел желтого ганимедского слизевика, бесшумно просочившегося под дверь конапта. На полу собиралась воедино куча маленьких шариков – слизевик возвращал себе форму.

«Я снимаю квартиру напротив вашей», – сообщил нежданный гость.

– У терран принято стучать, – сообщил Чак.

«У меня нет конечностей, чтобы стучать, – пояснил слизевик. – Но я хотел попасть в комнату, прежде чем вы выйдете в окно».

– Это мое личное дело, прыгну я или нет, – сухо заметил Чак.

«Но любому человеку порой нужна помощь, – сердечно напомнил пришелец. – Добро пожаловать в наш конапт, мы называем его “Отбросы”. Здесь есть еще постояльцы, с кем вам стоит познакомиться. Парочка терран, они похожи на вас, плюс инопланетяне. Некоторые из них имеют довольно неприятные физиономии, что может оттолкнуть, другие же, без сомнения, будут вам интересны. Я хотел одолжить у вас чашечку закваски для йогурта, – вспомнил он о цели визита, – но, учитывая вашу занятость, моя просьба видится мне оскорбительной».

– Я еще не переехал. Пока не переехал.

Чак перекинул ногу обратно через подоконник и отошел вглубь комнаты, подальше от окна. Увидев ганимедского слизевика, он не удивился. Инопланетяне имели свои гетто, независимо от того сколь влиятельными они были среди своих собратьев на Терре и какой статус занимали в обществе. Они были вынуждены жить в старых конаптах, подобных этому.

«Будь у меня с собой визитка, – сказал слизевик, – я бы вам ее оставил. Я Раннинг Клэм, занимаюсь импортом необработанных драгоценных камней, торгую подержанным золотом, а при благоприятном стечении обстоятельств еще и безудержно скупаю филателистические коллекции. Прямо сейчас у меня в конапте есть отличная коллекция ранних американских марок, ее жемчужина – четыре особенные марки из набора “Колумб” в идеальном состоянии. Хотите… – он замолчал. – Вижу, что нет. В любом случае вы уже не думаете прыгать из окна. Это хорошо. Да, и мое предложение…»

– Разве по закону во время пребывания на Терре вы не обязаны ограничивать свои телепатические способности? – уточнил Чак.

«Обязаны, но ваша ситуация, мистер Риттерсдорф, показалась мне исключительной. Я не могу нанять вас лично, пропагандисты мне не нужны, но у меня есть связи на девяти лунах, и со временем…»

– Нет уж, спасибо, – грубо перебил его Чак. – Я всего лишь хочу, чтобы меня оставили в покое.

Ему уже пытались помочь в поиске работы, и с него было достаточно.

«В отличие от вашей супруги у меня нет никаких скрытых мотивов. – Слизевик подполз ближе. – Как у многих мужчин на Терре, ваше чувство самоуважения связано с возможностью получать достойную заработную плату, а вы в этом плане имеете серьезные сомнения и чувство вины. Я могу кое-что для вас сделать, но мне нужно время. Я скоро покину Терру и вернусь на свою Луну. Я готов заплатить вам пятьсот долларов, американских, конечно, чтобы вы полетели со мной. Считайте это ссудой, если хотите».

– Что мне делать на Ганимеде? – с раздражением спросил Чак. – Вы мне тоже не верите? У меня есть работа, я считаю, что она мне подходит, и увольняться не собираюсь.

«Подсознательно вы…»

– Не надо лезть в мое подсознание! – сердито потребовал Чак. – Убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое!

Он повернулся к слизевику спиной.

«Я опасаюсь, что ваше стремление свести счеты с жизнью вернется, возможно, еще до наступления вечера».

– Пусть так, – безучастно отозвался Чак.

«Есть только одна вещь, – сказал слизевик, – которая способна вам помочь, и это не мое жалкое предложение о работе».

– Тогда что же? – спросил по инерции Чак.

«Женщина, которая заменит вам жену».

– Вы что себе позволяете?!.

«Ничего лишнего, – убежденно возразил слизевик. – Я говорю не о физиологической основе или же мимолетной увлеченности. Меня волнует практическая сторона вопроса. Вы должны найти женщину, которая сможет принять и полюбить вас таким, какой вы есть. Иначе вы погибнете. Дайте мне поразмыслить над этим, а пока постарайтесь держать себя в руках. Мне нужно пять часов. Не уходите никуда».

Через щель под дверью слизевик медленно протек в коридор. В голове Чака прозвучали слова:

«Как импортер, дилер и покупатель, я имею много связей с терранами разного социального статуса».

Затем наступила тишина.

Пошатываясь, Чак закурил сигарету. Отойдя на значительное расстояние от окна, он присел на старинный датский диван и стал ждать.

Было трудно понять, как реагировать на подобное предложение о работе, Чак был одновременно разгневан и тронут, и кроме того, порядком озадачен. Мог ли слизевик и впрямь помочь ему? Казалось, это невозможно.

Прошел час.

В дверь конапта постучали. Вряд ли это недавний визитер, ведь стучать он не стал бы, да и не мог.

Поднявшись, Чак подошел к двери и открыл ее.

На пороге стояла девушка.

3

В департаменте здравоохранения и социального обеспечения компании ТЕРПЛАН США у Мэри была куча неотложных дел, связанных с ее новой волонтерской деятельностью, но, несмотря на это, она взяла отгул по личным обстоятельствам. Как и всегда, Мэри заказала аэротакси и отправилась в Нью-Йорк на Пятое авеню, в офис Джерри Филда, продюсера шоу Банни Хентмана. Неделю назад она передала Филду стопку последних и самых лучших текстов, написанных Чаком для ЦРУ. Пришло время выяснить, появился ли у ее мужа – или бывшего мужа – шанс получить эту работу.

Если Чак сам не ищет место получше, то Мэри сделает это за него. Это был ее долг по той простой причине, что она и дети весь следующий год будут полностью зависеть от заработка Чака.

Такси приземлилось на крышу. Мэри спустилась по пандусу на девяностый этаж, подошла к стеклянной двери, на миг засомневалась, но позволила створкам открыться и вошла в приемную, где сидела секретарь мистера Филда – ярко накрашенная хорошенькая девушка в обтягивающем свитере из паучьего шелка. Девушка вызвала у Мэри раздражение, и только лишь потому, что бюстгальтеры уже вышли из моды. Тут же напрашивался вопрос: должна ли девушка с такой шикарной грудью идти на поводу у моды? В данной ситуации практичность диктовала наличие бюстгальтера, и стоявшая у окна Мэри чувствовала, как краснеет от осуждения. Еще и искусственное увеличение сосков, это было слишком откровенным.

– Добрый день, – поздоровалась секретарша, взглянув на Мэри сквозь изящный монокль. Встретившись с холодным взглядом посетительницы, она почувствовала, как ее соски напряглись, словно испугавшись подчинения.

– Мне нужно увидеться с мистером Филдом. Меня зовут Мэри Риттерсдорф, у меня не так много времени, я должна вылететь на лунную базу ТЕРПЛАНа в три часа дня по нью-йоркскому времени. – Мэри старалась говорить требовательно и бодро, насколько умела.

После ряда бюрократических действий со стороны секретарши ее направили в нужный кабинет.

За письменным столом из искусственного дуба – настоящего не существовало уже лет десять – сидел погруженный в работу Джерри Филд. Рядом работал видеопроектор.

– Одну минуточку, доктор Риттерсдорф.

Филд кивнул в сторону стула, Мэри села, скрестив ноги, и закурила сигарету.

На мини-экране Банни Хентман разыгрывал спектакль, в котором изображал немецкого промышленника. Одетый в двубортный костюм, он объяснял Совету директоров, как новые автономные сохи его собственного производства могут быть использованы на войне. Если будет объявлено начало военных действий, четыре сохи легко соединить в большой плуг, превращавшийся в боевую ракетную установку. Речь Банни усиливалась акцентом и звучала так, словно сообщала о великом достижении науки, что рассмешило Филда.

– У меня не так много времени, мистер Филд, – решительно напомнила Мэри.

Он был вынужден остановить запись и повернуться к ней.

– Я показал сценарий Банни. Ему понравилось. Остроумие вашего мужа сухое и неактуальное, но оно настоящее. Это и впрямь когда-то было…

– Я знаю. Мне приходилось слышать его реплики много лет, он всегда сначала читал их мне. – Чувствуя напряжение, Мэри сделала еще одну затяжку. – Как, по вашему мнению, Банни сможет использовать эти тексты?

– Мы вряд ли продвинемся дальше этого обсуждения, – ответил Филд, – пока ваш муж не увидится с Банни. Нет смысла в нашем…

Дверь кабинета открылась, и в комнату вошел Банни Хентман.

Мэри впервые воочию увидела знаменитого комика. Ей стало любопытно, чем он отличается от публичного образа. Он, решила Мэри, немного ниже ростом, немного старше, чем на экране, немного лысоват и выглядит устало. На самом деле, в жизни Банни напоминал сумасшедшего старьевщика из Центральной Европы: в мятом костюме, плохо выбритый, с растрепанными редеющими волосами и, в довершение образа, курящий обрезанные остатки сигары. Но его глаза… Они смотрели настороженно и в то же время тепло. Мэри поднялась и повернулась к вошедшему. На экране сила его взгляда терялась. Это был не просто взгляд человека умного, это было нечто большее, что Мэри понять не могла. И…

Вокруг Банни витала аура страдания. В ней, казалось, застыли его лицо и тело. «Вот что читается в его глазах, – поняла Мэри, – память о боли. О боли, которую он испытал давным-давно и которую не забудет, не сможет забыть». Банни жил здесь, на этой планете, чтобы страдать, родился для этого. Неудивительно, что он стал великим комиком. Так у него получалось противостоять реальной физической боли, давать ей отпор, его борьба достигла огромного, впечатляющего размаха.

– Бан, знакомься, – сказал Джерри Филд, – это доктор Мэри Риттерсдорф, ее муж пишет те речовки для цэрэушных роботов, которые я показывал тебе в прошлый четверг.

– Мистер Хентман. – Мэри протянула комику руку.

Пожав ей руку, комик ответил:

– Прошу вас! Банни Хентман – всего лишь мой псевдоним. Мое настоящее имя, данное при рождении, Лайонсблад Регал. По понятным причинам его пришлось сменить. Кто придет на телевидение с именем Лайонсблад Регал? Вы можете звать меня Лайонсблад или просто Блад, Джер в знак близости зовет меня Ли-Рег. – Все еще держа Мэри за руку, он добавил: – Если мне что-то и нравится в женщине, так это близость.

– Ли-Рег – твой телеграфный адрес, – уточнил Филд. – Опять ты все перепутал.

– Что верно, то верно, – отпустив руку Мэри, отозвался Хентман. – Итак, фрау Раттенфэнгер…

– Риттерсдорф, – поправила его Мэри.

– Раттенфэнгер, – сказал Филд, – по-немецки означает «крысолов», Бан, тебе не стоит так оговариваться.

– Простите мою ошибку, – извинился комик, – фрау… доктор Риттельсдоф. Прошу вас, обращайтесь ко мне по-свойски, мне так будет приятнее. Я люблю общество хорошеньких женщин. Это во мне говорит голос детства. – Он улыбнулся. Но в его лице и особенно в глазах все еще читалась тяжесть давно минувших дней, боль человека, утратившего вкус жизни. – Я найму вашего мужа. При условии, что мне удастся иногда видеться с вами. Если он поймет настоящую причину сделки, то, что в дипломатии называется «секретный протокол». Джерри, ты же знаешь, как для меня в последнее время важны эти протоколы.

– Чак сейчас в захолустном конапте на Западном побережье, – сказала Мэри. – Я оставлю вам адрес.

Она схватила лист бумаги, ручку и записала адрес.

– Скажите ему, что он вам нужен, скажите…

– Он мне не нужен, – спокойно перебил ее Банни Хентман.

– Разве вы, мистер Хентман, не убедились в обратном? У Чака невероятный талант, но, боюсь, если его никто не подтолкнет…

Потирая нижнюю губу, комик ответил:

– Вы боитесь, что ваш муж не воспользуется этой возможностью и все пойдет прахом?

– Да, – кивнула Мэри.

– Но это его талант. И ему решать.

– Моему мужу, – добавила она, – нужна помощь.

«И мне нужно знать, как будут обстоять дела, – подумала она. – Понимать людей – моя работа. Чак – человек зависимый и инфантильный, его необходимо подталкивать и вести за руку, если он вообще хочет куда-либо двигаться. В противном случае он сгинет в этом богом забытом конапте, который снял. Или выбросится из окна. Эта работа – единственное, что его спасет. Хотя Чак будет последним, кто в этом признается».

Пристально глядя на нее, Хентман произнес:

– Могу я вам еще кое-что предложить, миссис Риттерсдорф?

– Что вы имеете в виду?

Мэри посмотрела на Филда, но его лицо оставалось бесстрастным. Филд словно спрятал голову в панцирь, подобно черепахе, отстранился от разговора.

– Видеться с вами время от времени, – ответил Хентман, – по личной нужде.

– Меня не будет на Терре. Я собиралась поработать на ТЕРПЛАН, у меня командировка в систему Альфа на несколько месяцев, а может, и лет. – Мэри почувствовала волну поднимающейся внутри паники.

– Тогда мне нечего предложить вашему мужу, – подвел итог Хентман.

– Когда вы уезжаете, доктор Риттерсдорф? – спросил Филд.

– Прямо сейчас, – ответила Мэри. – У меня есть четыре дня, чтобы собрать вещи и устроить детей в…

– Четыре дня… – задумчиво произнес Хентман, продолжая оглядывать ее с головы до ног. – Вы разошлись с мужем? Джерри сказал…

– Да, разошлась, – ответила Мэри. – Чак уже съехал.

– Поужинайте со мной завтра вечером, – предложил Хентман. – А я пока загляну к вашему мужу или отправлю кого-нибудь вместо себя. Мы дадим ему шанс и полтора месяца времени. Пусть напишет нам сценарий. Как вам такое предложение?

– Я не против поужинать с вами, – сказала Мэри. – Но…

– Это все, о чем я прошу. Только ужин. В любом ресторане, какой выберете, в любом уголке Соединенных Штатов. Но если дальше пойдет… – Он улыбнулся.

* * *

Прилетев обратно на Западное побережье, Мэри пересела на городской монорельс и добралась до центра Сан-Франциско – филиала ТЕРПЛАНа, компании, с которой она сотрудничала по поводу своей весьма желанной новой работы.

Когда она поднималась на лифте, рядом с ней стоял представитель ТЕРПЛАНа по связям с общественностью – хорошо одетый, подтянутый молодой человек, которого, как узнала Мэри, звали Лоуренс Макрей.

– Нас ждет толпа репортеров, – сказал он. – И вас засыплют вопросами. Они будут намекать и попытаются заставить вас подтвердить, что наш медицинский проект является прикрытием для захвата Террой Альфы III М2, что наша цель – восстановить колонию, заявить на нее свои права, добиться ее развития, а затем отправить туда поселенцев.

– Разве колония не принадлежала нам до войны? – поинтересовалась Мэри. – Как иначе мы бы создали там госпиталь?

– Так и есть, – сказал Макрей.

Они вышли из лифта и направились вдоль по коридору.

– Но ни один терранский корабль, – продолжил он, – не посещал Альфу III М2 уже двадцать пять лет, и с юридической точки зрения это прекращает наши притязания. Пять лет назад Луна вернулась к политической и правовой автономии. Однако, если мы прилунимся и восстановим больничную базу, вернем техников, врачей и все, что потребуется, сможем вновь заявить о себе. Если этого не сделали альфанцы – а они, очевидно, не сделали. Возможно, они все еще оправляются от войны. Или же, исследовав Луну, решили, что ее экология чужда их биологии и это не то, чего они хотят. – Макрей придержал дверь, и Мэри вошла в комнату, оказавшись лицом к лицу с репортерами гомеопейп. Их было пятнадцать или шестнадцать, некоторые держали наготове фотокамеры.

Глубоко вдохнув, Мэри подошла к оборудованной микрофоном кафедре, на которую указал Макрей.

– Дамы и господа, – сказал в микрофон Макрей, – это доктор Мэри Риттерсдорф, известный брачный консультант из округа Марин, которая, как вы знаете, безвозмездно предложила свои услуги для нашего проекта.

Один из репортеров тут же уныло произнес:

– Доктор Риттерсдорф, как называется этот проект? «Психотик»?

Присутствующие в зале корреспонденты рассмеялись.

– Операция «Пятьдесят минут», – ответил Макрей. – Это рабочее название.

– Куда вы отправите больных с Альфы III M2? – спросил другой репортер. – Или это секретная информация?

– Сначала, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, мы проведем исследования, – сказала Мэри. – Нам уже известно, что пациенты – по крайней мере некоторые, и их потомки – живы. Мы не претендуем на то, чтобы знать, насколько жизнеспособно общество, которое они сформировали. Осмелюсь предположить, что оно вообще не жизнеспособно, за исключением примитивных человеческих нужд. Мы попытаемся провести корректирующую терапию с теми, с кем сможем. Несомненно, больше всего нас беспокоит состояние детей.

– Когда вы ожидаете прибыть на Альфу III М2, доктор?

Щелчки фотокамер зазвучали тише, как удаляющееся хлопанье крыльев.

– Думаю, в течение двух недель, – ответила Мэри.

– Вам за это не заплатят?

– Нет.

– Значит, вы убеждены, что это на благо общества? Что вы выступаете за правое дело?

– Я… – нерешительно протянула Мэри. – Это…

– Значит ли это, что терране получат личную выгоду от вмешательства в культуру бывших пациентов психиатрических больниц? – спокойным тоном спросил репортер.

Мэри повернулась к Макрею.

– Что мне ответить? – спросила она.

– Это не входит в компетенцию доктора Риттерсдорф, она психолог, а не политик. Она не будет отвечать на ваш вопрос, – заявил публике Макрей.

Высокий, худощавый, явно опытный репортер поднялся со своего места и, растягивая слова, спросил:

– А руководству ТЕРПЛАНа не приходило в голову просто оставить Луну в покое? Отнестись к ее культуре так же, как и к любой другой, уважая ее обычаи и ценности?

– У нас… у нас пока нет достаточной информации, – запинаясь, ответила Мэри. – Возможно, когда мы узнаем больше… – Она замолчала, с трудом подбирая слова. – У Альфы III M2 нет традиций. Это общество психически больных индивидуумов и их потомков, которое возникло всего двадцать пять лет назад… Вы не можете оправдывать его, сравнивая его культуру, скажем, с ганимедской или ионийской. Какие ценности могли бы развить психически больные люди? И за столь малый промежуток времени!

– Но вы сами сказали, – не сдавался репортер, – что на данный момент ничего о них не знаете. Из всего, что вам известно…

Макрей резко перебил его:

– Если у них сложилась хоть сколько-то стабильная, жизнеспособная культура, мы оставим их в покое. Но данное решение зависит от таких экспертов, как доктор Риттерсдорф, а не от вас, не от меня и не от американской общественности. Говоря откровенно, мы считаем, что нет ничего более потенциально взрывоопасного, чем общество, где доминируют психопаты, где они определяют ценности и контролируют средства коммуникации. Из этого может вырасти все что угодно: новый культ религиозных фанатиков, параноидальная националистическая концепция государства, варварская маниакальная деструктивность. И опасение их неизученных возможностей оправдывает наше исследование Альфы III M2. Этот проект направлен на защиту наших собственных жизней и ценностей.

Репортеры гомеопейп молчали, слова Микрея их явно убедили. Мэри также была солидарна с коллегой.

Позже, выходя из комнаты, она спросила:

– Это на самом деле так?

Макрей посмотрел на нее.

– Вы имеете в виду, летим ли мы на Альфу III M2 потому, что боимся ментально нестабильного анклава, или потому, что ненормальное общество как таковое вызывает нашу обеспокоенность? Думаю, что любой из этих причин достаточно. Для вас это определенно должно быть так.

– Мне не стоит об этом спрашивать? – Мэри посмотрела на молодого, внешне привлекательного сотрудника ТЕРПЛАНа. – Моя работа…

– Вы должны выполнять свою задачу, и все. Я не говорю вам, как лечить людей. Почему вы указываете мне на то, как справляться с политической ситуацией? – Он задержал на Мэри холодный взгляд. – Я назову вам еще одну цель операции «Пятьдесят минут», о которой вы, возможно, и не подумали. Может так сложиться, что через двадцать пять лет общество психически больных людей придумает и воплотит в жизнь технологические идеи, которые мы сможем использовать, особенно те, у кого маниакальный синдром – они представляют самый активный класс. – Он нажал кнопку вызова лифта. – Они изобретательны. Как и параноики.

– Поэтому раньше туда никого не отправили? – спросила Мэри. – Вы хотели посмотреть, как будут развиваться их идеи?

Улыбаясь, Макрей молча ждал лифт.

«Он абсолютно в себе уверен», – решила Мэри. Согласно ее знаниям в области психиатрии, это могло привести к ошибке. И, возможно, к серьезной.

Около часа спустя, возвращаясь домой в округ Марин, чтобы упаковать вещи, Мэри вдруг поняла главное противоречие в позиции правительства. Поначалу они хотели исследовать Альфу III M2, опасаясь, что зародившееся там общество может угрожать безопасности, а позже стремились узнать, не придумали ли там что-нибудь полезное для Терры. Почти сто лет назад Фрейд показал, насколько ложной может быть двойная логика, подобная этой. Одна проблема исключала другую. Правительство не могло следовать двумя путями одновременно.

Психоанализ показывал четкое правило; когда для совершения поступка приводились две противоречащие причины, то настоящим мотивом не могла служить ни одна из них. Существовала третья, о которой человек или в данном случае группа чиновников и не подозревали.

Каков был настоящий мотив? Вот о чем задумалась Мэри.

Проект, для которого она была готова добровольно лететь на Альфу III M2, уже не виделся ей таким идеалистическим и прозрачным.

Каким бы ни оказался скрытый план правительства, интуиция Мэри подсказывала, что он продиктован пусть и жесткими, но благими намерениями.

Понимала она и еще кое-что – истинного мотива ей никогда не узнать.

Увлеченно собирая вещи, Мэри вдруг почувствовала присутствие посторонних. Она обернулась. В дверях стояли двое мужчин.

– Где мистер Риттерсдорф? – спросил старший из них, показав удостоверение личности.

«Агенты ЦРУ из Сан-Франциско», – прочла Мэри.

– Он здесь больше не живет, – ответила она. – Я дам вам его новый адрес.

– Мы получили наводку от неизвестного лица. По имеющимся у нас данным, ваш муж планирует совершить самоубийство.

– Для него это нормально, – отмахнулась Мэри, записывая адрес лачуги, где теперь жил Чак. – Не стоит о нем беспокоиться, он всегда вот-вот покончит с собой, но по-настоящему никогда этого не сделает.

Старший агент ЦРУ укоризненно посмотрел на Мэри:

– Вы с мистером Риттерсдорфом расстаетесь, я правильно понимаю?

– Верно, раз уж вам до этого есть дело. – Мэри улыбнулась агенту мимолетной улыбкой профессионала. – Могу я дальше собирать вещи?

– Наш офис стремится обеспечить определенную защиту своим сотрудникам, – пояснил агент. – Если ваш муж покончит с собой, то будет проведено расследование, чтобы определить степень вашей причастности. И, учитывая вашу специализацию на семейных отношениях, это может привести к неловкой ситуации, вы не находите?

– Вы правы, – после небольшой паузы ответила Мэри. – Полагаю, вы правы.

Второй агент продолжил:

– Считайте это нашим неофициальным предупреждением. Не стоит торопиться, миссис Риттерсдорф, не давите на мужа. Вы понимаете, о чем я?