Текст книги "Перевоплощение"

Глава 9. Приют

Туман в голове рассеивался. Дэниел чувствовал, как жизнь возвращается в его ослабленное снотворным тело. Сначала робко, девицей на выданье она заглянула в его сознание, требуя к себе внимания. С каждой секундой требования становились настойчивей, и вот жизнь ворвалась в сознание Дэниела, поселилась в нем и начала наводить там порядки. Дэниел не имел ничего против, только вот если бы еще прошла тошнота и телесная слабость, тогда вообще все было бы замечательно.

Дэниел втянул носом воздух и открыл глаза. Разноцветные круги, плясавшие до этого в глазах, поблекли и устремились вдогонку за остатками тумана. Темнота окружала Дэниела. Если не принимать во внимание ворчание двигателя где-то спереди, то можно было бы сказать, что вокруг было тихо. Дэниел поднялся на ноги и на ватных лапах прошелся вперед.

«Далеко собрался? – спросил себя Дэниел, уткнувшись головой в тонкие металлические прутья. – Значит, меня все же поймали. Теперь меня усыпят, как обычную бродячую собаку».

Дэниел опустился на задние лапы и потянул носом воздух. Воняло собачатиной. Дэниел раздраженно фыркнул. В то же миг под ним кто-то зарычал. В ответ раздалось рычание справа, слева, рычание сменилось лаем, и вот уже целый собачий хор готов был приветствовать одинокого кота, непонятно зачем оказавшегося в этом темном и жутком месте.

Дэниел еще пару раз фыркнул, желая подразнить собак, после чего лег на подстилку, устилавшую дно клетки и закрыл глаза. Телу нужен был отдых. Последствия воздействия снотворного все еще напоминали о себе слабостью в конечностях, тяжестью в теле да легкой тошнотой в горле.

Некоторое время спустя машина остановилась. Двигатель заглох. Дверцы фургона распахнулись и солнечные лучи, словно соревнуясь друг с другом, устремились наперегонки внутрь.

Дэниел зажмурился. После времени, проведенного в темноте, солнце казалось слишком ярким. Дэниел почувствовал, как кто-то подхватил его клетку. Проверять, кто именно это был, у Дэниела пока что не было никакого желания, уж слишком недружелюбными оказались солнечные лучи.

Когда же Дэниел открыл глаза, то увидел, что его несут к небольшому прямоугольному двухэтажному зданию с зеленой покатой крышей. Недалеко от здания виднелись крытые вольеры, внутри которых угадывались очертания собак. То и дело какая-то собака давала знать о себе заливистым лаем, ее лай подхватывала другая собака, за ней третья, и вскоре территория приюта превращалась в самую настоящую псарню. Тогда, то одному, то другому работнику приюта приходилось покрикивать на собак, тем самым возвращая в приют тишину.

Территория приюта большей частью была покрыта зеленью. Землю устилала стриженая трава. Стройными рядами рос можжевельник. Возносились в небо сосны. Людей на территории приюта было мало, по крайней мере, за все то время, что его несли, Дэниел видел не больше пяти человек: двух женщин и трех мужчин. Территорию приюта окружал небольшой каменный забор.

«Должно быть, именно об этом приюте для бездомных животных и говорили Рон с Шоном, – подумал Дэниел, окидывая взглядом местность. – Местечко не такое уж и страшное, как могло показаться на первый взгляд».

Тот, кто нес клетку с котом, вошел в здание, оставил позади небольшой коридор и оказался в небольшом помещении. На дверях Дэниел успел заметить табличку с надписью «Смотровая». В комнате было так же светло, как и на улице. Лампы на потолках тихо потрескивали, освещая пространство вокруг. В комнате Дэниел заметил несколько столов, отдаленно напоминающих операционные. Два из них подпирали стены, третий стоял по центру комнаты. Были здесь также умывальники с зеркалами, а на стенах висели несколько белых шкафчиков. Недалеко от центрального стола, у окна, Дэниел увидел женщину лет тридцати, невысокую, худощавую, в очках и белом халате. Веснушки покрывали нос и щеки женщины, наделяя ее некой моложавостью. Взглянув на нее, Дэниел почему-то вспомнил о Пепи-длинный чулок, о которой читал еще в детстве. Только характерных косичек не хватало для завершения образа. Волосы у женщины были светло-русые, густые, но короткие. На руках виднелись белые медицинские перчатки, а на ногах – черные полуботиночки.

Запах, ударивший в нос Дэниелю, едва он оказался в этой комнате, заставил его поморщиться. На миг ему показалось, что он оказался в больнице. Хотя, вполне возможно, частично так и было. Если это была не больница для людей, но ветлечебница для животных – уж точно.

– Привет, Эн. Кого ты мне принесла на этот раз? – спросила женщина.

– Привет, Лили, – отозвалась Эн, ставя клетку на стол. – Скотиш-фолд собственной персоной. Надеюсь, они тебе еще не надоели?

– О, нет, нисколько. Разве могут надоесть такие очаровательные существа?

– Лили повернулась к коту. – К тому же, у нас все же давненько не было кошек. Месяца два уж точно. Ты только посмотри на этого милашку. Тигриного окраса. Это же какая редкость. Видать, потерялся малыш. Правда?

– А откуда ты знаешь, что это кот, а не кошка? – спросила Эн. Теперь, когда клетка оказалась на столе, Дэниел мог хорошенько рассмотреть девушку, которая принесла его сюда. Эн на вид было не больше двадцати пяти лет. Довольно симпатичная низкорослая шатенка с огоньком в глазах. Была в ней какая-то изюминка, только вот какая именно, Дэниел понять не мог. Может быть, слегка курносый носик или ямочки на щеках, а может, и тот живой огонек, пламенеющий в глазах. Одета Эн была в комбинезон, такой же, как и у Рона с Шоном.

– Поработала бы ты столько ветеринаром, как я, и сама без труда смогла бы отличить кота от кошки, – улыбнулась Лили, берясь за защелку на клетке.

– Я бы не спешила на твоем месте, – остановила Лили Эн. – Рон говорил, что этот твой милашка слишком агрессивный. Для того чтобы его утихомирить им пришлось его усыпить.

– Даже так? – удивилась Лили. Рука замерла, так и не коснувшись защелки.

– А по котику и не скажешь. Ну да ладно, – Лили отдернула защелку. – Мне все равно его надо осмотреть. Если что, поможешь? – взгляд Лили устремился к Эн.

– Конечно. Только ты скажи, что надо делать.

– Для начала просто держи ушки на макушке, – улыбнулась Лили. – Дабы наш котик не решил что-нибудь натворить. На всякий случай одень вон те перчатки. В них тебе ни кошачьи когти, ни даже собачьи зубы не страшны, – Лили кивнула на защитные перчатки на подоконнике.

Дэниел смотрел на Лили и Эн и думал, поцарапать их или пожалеть. Он был в растерянности. Если он проявит агрессию, как это было с догхантерами, тогда его наверняка усыпят, притом навсегда, а вот этого он хотел избежать любой ценой. Поэтому, скрепя сердце, он позволил Лили вытащить себя из клетки и даже заглянуть себе под хвост, дабы Эн смогла убедиться, что он мальчик, а не девочка. Как ни хотелось Дэниелу проявить во время этого позора свой крутой нрав, унижения пришлось все же терпеть, так как угроза усыпления висела над ним Домокловым мечом. Все то время, что длился осмотр, он был паинькой, ни разу не зашипел и никого не поцарапал.

Когда же осмотр закончился, кота вернули в клетку. Эн стащила с рук так и не понадобившиеся перчатки и вернула их на подоконник.

– А ты говорила, он агрессивный, – улыбнулась Лили, что-то записывая в журнал.

– Так говорил Рон, – пожала плечами Эн. – Я этого кота впервые вижу, так же как и ты.

– Мужик. Что с него взять… Кстати, совершенно здоровый котик, – заметила Лили. – Наверное, недолго находится на улице. Надеюсь, хозяева быстро найдутся, хотя вот чип-идентификатор под кожей я у него не обнаружила. Скорее всего, этот котик даже не зарегистрирован.

– А может, он и не потерялся совсем, взяли и выбросили на улицу, – предположила Эн.

– Такого красавца и на улицу? Я бы не смогла. Но в жизни всякое бывает…

Отнесешь его на второй этаж? Там, где вольеры для кошек?

– Конечно. В какой вольер?

– В любой свободный. Дней семь этот скотиш-фолд поживет у нас. Надеюсь, за это время хозяева найдутся.

– А если нет? – спросила Эн.

– Там видно будет. Усыпление или стерилизация. Но я бы его лучше стерилизовала и назад на свободу выпустила. Уж больно жалко усыплять такого красавца. Не будем спешить с его судьбой. Вполне возможно, если не найдутся старые хозяева, найдутся новые.

– Ты здесь главный ветеринар. Тебе и решать… Пойду отнесу кота наверх. Эн взяла клетку с котом и вышла из комнаты. На втором этаже Дэниел увидел ряды стеклянных вольеров, большинство из них были не заняты.

Только в некоторых из них Дэниел заметил собратьев по несчастью, котов и кошек. Были здесь скотиш-фолды, были сиамцы и парочка персов.

Заметив пустующий вольер, Эн открыла дверцу, вошла внутрь и выпустила Дэниела из клетки, после чего ушла, забрав с собой клетку.

Дэниел осмотрелся.

«Не так уж и плохо», – подумал он, разглядывая вольер.

В вольере не ощущалась нехватка воздуха, значит, он хорошо вентилировался. В дальнем углу Дэниел заметил два судка, по всей видимости, предназначались они для справления нужды. В ближнем углу, недалеко от дверцы, ведущей прочь из вольера, на тканевой подстилке стояло нечто, очень похожее на собачью деревянную конуру, только без одной стены. Пол этой «конуры» был устлан всяким тряпьем, рядом валялась плюшевая игрушка-кролик.

«Добро пожаловать в новый дом», – Дэниел почувствовал, как внутри заскребли мыши. Вздохнув, он забрался внутрь «конуры», улегся на подстилку и положил голову на передние лапы.

«Усыпление или стерилизация, – вспомнил Дэниел слова Лили. – Одно не лучше другого. Или яйца отрежут или…» – тихий вздох снова наполнил вольер.

Впервые с момента ухода из дома Дэниел подумал о том, что лучше было бы, если бы он остался дома. Как-никак, но это избавило бы его от стерилизации и особенно от усыпления.

«Хотя, – Дэниел скривился. – Отец говорил, что Тайги в любом случае окажется на улице, поэтому, наверное, такова судьба, не сейчас, так позже попал бы в приют для бездомных животных. Не в этот, так в другой. Правду говорят, судьба злодейка. Мало того, что каким-то образом оказался в кошачьем теле, так еще и стерилизация грозит, а потом возьмут да и усыпят, чтобы мало не показалось, – Дэниел погрустнел. – Что я такого сделал, что заслужил все это? Может, вдова Дженкинс была права, когда говорила, что возмездие рано или поздно настигает каждого?»

Звук шагов привлек внимание Дэниеля. Он поднял голову и увидел Эн, идущую по коридору с металлическим ящичком в руках. Остановившись возле вольера, она открыла дверь и вошла внутрь.

– Привет, – Эн посмотрела на кота. – Ну как, обосновался уже? Подумала, что ты проголодался, поэтому решила принести тебе покушать. Надеюсь, против куриного мяса ты ничего не имеешь против? – Эн открыла ящик, достала черпак и наполнила кошачью миску едой: вареным куриным мясом, посыпанным зеленью – морковкой, петрушкой и еще чем-то.

Дэниел положил голову на лапы и с безразличным видом наблюдал за девушкой. Он был голоден, но показывать это не собирался. Дэниел вспомнил, как Тайги постоянно вертелся у ног матери, тыкался головой в миску, когда мать наполняла ее едой. Тайги всегда так поступал, даже когда не был голоден. Дэниела это безумно раздражало. Он никогда не мог понять, как можно быть настолько примитивным и глупым существом, без капли терпения и выдержки.

Дэниел закрыл глаза. Нет, несмотря на то, что тело у него кошачье, сознание у него осталось человеческим, а если так, то он вполне способен управлять собой, контролировать эмоции и желания. Разум делает человека человеком, а не тело, поэтому плевать на то, какое у него тело. Он не опустится до уровня примитивного животного, клянчащего еду. Он подождет. Когда Эн уйдет, вот тогда он и поест, в тишине и спокойствии, без любопытных взглядов.

– Грустный ты какой-то, – сказала Эн, взглянув на кота. – Наверное, за хозяевами скучаешь. Ничего, найдутся твои хозяева, потерпи денек-второй… Ну, пока. Вечером я снова зайду.

Эн ушла, оставив Дэниеля в одиночестве, чему он был несказанно рад. Проводив девушку взглядом, Дэниел выбрался из домика и направился к миске. Засунув голову в миску, он принюхался.

«На вид вполне съедобное», – подумал Дэниел, вонзая зубы в холодный кусок куриного мяса.

В коридоре опять послышались шаги.

«Кого там опять принесло?» – Дэниел поднял голову.

По коридору, неспешно, словно гуляя по набережной Темзы, двигались несколько женщин и мужчин. Кто-то был с детьми, кто-то без. Они останавливались у одного вольера, что-то обсуждали, затем шли к следующему вольеру.

«Это еще кто такие? – Дэниел с сожалением посмотрел на тарелку с мясом и поплелся на подстилку. – Даже поесть не дадут… Не буду есть на виду у других. Я же не животное какое».

Забравшись в домик, он улегся на подстилку и принялся наблюдать за посетителями, которые были, по всей видимости, потенциальными покупателями. Да и кто это мог еще быть, как не желающие обзавестись живой игрушкой, этакими младшим братиком или сестричкой для детей, или родственной душой для одинокого взрослого. На обслуживающий персонал все эти люди в куртках и плащах совершенно не походили.

Дэниел почувствовал неловкость. Он словно оказался в зоопарке в числе одного из живых экспонатов, выставленных на потеху публике. Стеклянные стены вольера, сквозь которые он был виден как на ладони, нисколько не способствовали восстановлению его душевного равновесия. Неловкость сменилась раздражением, раздражение – злостью. Ворчание голодного желудка, брошенный взгляд на миску с едой, такой близкой и такой далекой одновременно, только больше разожгли пламя ненависти к этим людишкам, неприкаянным душам, ищущих себе новое развлечение взамен старому. Дэниел захотел оказаться где-угодно, но только не в этой стеклянной клетке, в которой даже нужду справить приватно не удастся.

Кошачьи когти выскользнули из пазух и с тихим скрежетом прошлись по полу.

«Я должен отсюда убраться», – подумал Дэниел, бросая взгляд на другие вольеры, в которых их обитатели шагали из угла в угол, издавали жалобное мяуканье и жалостливо заглядывали в глаза людям, в чьих домах надеялись получить заботу и внимание. – «Должен, иначе я просто сойду с ума. Я не могу быть таким как эти… эти безмозглые животные, живущие примитивными инстинктами. Я же человек, в конце концов. Человек!»

Кошачьи глаза Дэниела полыхнули огнем.

«Не знаю как, не знаю когда, но я убегу отсюда. Никто мне не отрежет яйца, никто не усыпит, никто меня не купит на потеху собственному эгоизму или эгоизму собственных детей. Я не игрушка! Не средство для спасения от одиночества! У меня есть свои желания и свои потребности! Если понадобится, я заставлю каждого считаться с собой. Плевать, что я настолько мал, что меня спокойно можно засунуть в шляпу. В этом маленьком теле живет человек, и это каждый должен уяснить себе. Каждый!»

Дэниел выскочил из домика и принялся метаться по вольеру, круша все и вся ударами маленьких кошачьих лап. Миска с едой отлетела в одну сторону, с водой – в другую. Не удовлетворившись содеянным, Дэниел направил гнев на судочки для справления нужды. Под ударами кошачьих лап те отступили, врезались в стекло, заставив его дрожать. Оставив судочки в покое, Дэниел принялся за подстилку. Не прошло и минуты, как она оказалась разодрана в клочья.

У вольера Дэниела начала собираться толпа. Если бы Дэниел не был так поглощен разрушением собственного вольера, он мог бы заметить на многих лицах выражение полного недоумения, а на некоторых даже ужаса.

Но Дэниел ничего не видел, кроме ставшего ненавистным вольера, этой стеклянной тюрьмы, отрезавшей его от такой желанной свободы. Вольер трясся, вольер стонал, но Дэниел был безжалостен и бесчувственен. Он даже не чувствовал, как его тело охватывает боль от многочисленных ушибов и синяков, от которых не могла спасти даже его великолепная шерстка.

Наверное, мало кто из наблюдавших за буйством кота пожелал бы в эти минуты взять его в свой дом. Но Дэниел и не хотел, чтобы его забирали в чей-либо дом. Он хотел только одного: добраться до Лох Ломонда, затеряться среди его лесов и гор, и жить в гордом одиночестве, тоскуя или радуясь, плача или смеясь. Неважно. Главное, что он будет один и никто не увидит его эмоций, никто не осудит, никто не осмеет, никто не даст пинок под зад и никто не запустит тапком в голову.

Совершая очередной безумной полет по вольеру, Дэниел почувствовал, как чья-то рука схватила его за шею, еще одна – ухватила за тело и прижала к полу. Что-то острое вонзилось в тело. Дэниел зашипел от боли и попытался освободиться от хватки, но руки держали крепко. В конце концов, он прекратил предпринимать попытки освободиться и затих.

Дэниел лежал на полу, закрыв глаза и слушал, как в висках стучит кровь, а в груди колотится сердце. Тело все так же было прижато к полу. Сквозь стекло вольера до него доносился возбужденный гул голосов, но что именно говорили Дэниел разобрать не смог. Знакомый туман начал просачиваться в сознание, требуя к себе самого пристального внимания. Но теперь Дэниел не собирался сопротивляться его чарам, тихому и тонкому зову, манившему куда-то в темноту, туда, где неведомо мерцание ярких звезд, но где Дэниел уже был и куда готов был вернуться снова. Он устал. Его тело болело так, словно побывало на наковальне. Голова раскалывалась от множества иголок, которые некто, не знающий сострадания и жалости, вонзал одну за другой в его измученное сознание. Да, Дэниел готов был погрузиться в водоворот непроницаемой темноты и вечной тишины. Улыбка тронула его губы, несколько оголив клыки. Дэниел почувствовал, как затрепетало его тело, как отозвалось пьянящей дрожью на скорое избавление от боли, страданий и зла, присущего этому миру. Сознание Дэниела затуманилось, затем туман рассеялся, а вместо него пришла тьма. Бережно и нежно, как заботливая мать, окутала она сознание своим неусыпным вниманием, подхватила на крылья невесомости и увлекла за собой в царство беспамятства.

Глава 10. В ожидании неизвестности

Прикосновение чьей-то руки к голове вырвало сознание Дэниела из страны бесконечности и вернуло в реальность. Дэниел тряхнул головой, приходя в себя. Нос дернулся, втягивая новую порцию затхлого воздуха, воздуха так не похожего на чистый, кондиционируемый воздух вольера. Теперь, когда чувствительность вернулась, Дэниел почувствовал, что лежит на чем-то холодном. Он открыл глаза и повернул голову сначала в одну сторону, затем в другую. Нет, это определенно был не вольер. Помещение, в котором находился Дэниел, было небольшим, прямоугольным, выкрашенным в серый цвет, с бетонным полом и одной стеклянной стеной, сквозь которую Дэниел видел коридор и несколько других, подобных этой комнате клетушек. Яркий свет, льющийся с потолка коридора, проникал в комнаты и освещал их. Своего освещения в комнатах не было. Большинство комнат, которые видел Дэниел, были пусты, только в двух из них, самых дальних, Дэниел заметил парочку дворняжек.

Недалеко от Дэниеля стояла пустая миска, чуть дальше знакомый судок. В противоположном углу помещения лежало какое-то тряпье, по всей видимости, служившее подстилкой.

– Очнулся? – услышал Дэниел знакомый голос.

Дэниел поднял голову и увидел Эн. Девушка сидела рядом на корточках и гладила его спину.

– Ну и напугал же ты всех. Словно бес в тебя вселился. Пришлось сделать укол, иначе тебя было не успокоить. Рон был прав, ты агрессивный. Это очень плохо. Из-за этого тебя, скорее всего, решат усыпить. Мне очень жаль… Хорошо, что ты меня не понимаешь, – Эн убрала руку с тела Дэниеля и окинула взглядом комнату. – Сейчас ты в карантине, – при этих словах Дэниел снова посмотрел по сторонам. Ему не нравилась эта комната. Слишком уж она была мрачной.

– Теперь карантин твой дом. В приют ты уже не вернешься, – донесся до сознания Дэниела голос девушки. – Сейчас я тебя оставлю ненадолго. Когда вернусь, принесу поесть. Судя по остаткам еды, которую ты разбросал по вольеру, ты так ничего и не ел. Надеюсь, в этот раз ты будешь вести себя спокойнее. Это в твоих же интересах. Но если ты хочешь, чтобы тебя усыпили раньше, то можешь и побуянить. Ну, ладно, ты все равно меня не понимаешь. Иногда я как будто забываю, что вы, животные, не способны понимать человеческую речь. Ладно, пойду, а ты будь паинькой, иначе придется снова тебе укол делать.

Девушка поднялась на ноги и вышла из комнаты, оставив Дэниела наедине со своими мыслями. Дэниел лежал на холодном полу, уставившись взглядом в одну точку. В голове царил хаос. Мысли путались, носились дикими мустангами, а затем таяли, как мороженое на солнце, уступая место новым гонцам сознания. Безразличие и апатия сковали его разум так же крепко, как лед сковывает реку зимой. Ему стало безразлично его будущее, безразлична сама жизнь. Он чувствовал пустоту внутри себя. Возможно, именно такие ощущения живут в груди животного, обреченного на смерть.

Вернулась Эн и принесла ему поесть и попить, после чего снова ушла, правда, пообещав прийти следующим утром. Дэниел воспринял эту новость так же, как и наличие еды в тарелке – отстраненно. Четыре стены, в которых он был заперт, угнетали его. В комнате было прохладно и даже сыро. Полумрак, окутавший комнату темным одеялом, казалось, тонкими лоскутками просачивался через кожу внутрь тела и беспокоил сознание, заставляя черные тучи, сгустившиеся там, чернеть еще больше.

Дэниел заставил себя подняться на ноги и подойти к миске с едой, уже знакомым вареным куриным мясом. Склонившись над тарелкой, он оторвал зубами от основного куска мяса небольшой кусочек и проглотил. Есть совершенно не хотелось и, тем не менее, Дэниел заставил себя съесть несколько кусочков мяса. Так, на всякий случай. Кто знает, может, это его последний прием пищи перед усыплением.

Поев, Дэниел улегся там же, возле тарелки. Мысли в голове успокоились, остепенились и вяло потекли из настоящего в прошлое. Холод напольных плит тонкими иголками колол лапы, пробирался между шерстинками и заставлял коченеть тело.

«Лучше умереть и не мучиться, – подумал Дэниел. – Так даже лучше, что меня усыпят. Быть человеком внутри животного – невыносимая мука, как будто в землю живьем закопали. Можешь сколько угодно кричать и звать на помощь, никто тебя не услышит и не спасет. И меня никто не услышит, никто не поймет. Я – животное. Будь у меня тело человека, я был бы человеком, а так для всех я животное и обращение со мной, как с животным. Захотели – усыпили. Захотели – кастрировали. И ничего не скажешь. Ты безмозглое, годное только быть игрушкой для людей, существо. Как бы громко ни кричали о правах животных их горе защитники, но у животных никогда не было прав, нет и не будет. Глупая ирония, в нашем правовом обществе меньше всего прав у тех, кому они необходимы больше всего – животным. Почему никто не спрашивает у животного, а хочет ли оно, чтобы его усыпили или стерилизовали? Почему человек, это лицемерное и лживое существо, должен решать, кому жить, кому умирать? Кто дал ему такое право? Кто дал ему право распоряжаться чужими жизнями?» – Дэниел почувствовал, как в груди разгорается огонь. Он снова готов был крушить все и вся вокруг. Только вот, что это изменило бы? Ничего, он как был человеком в теле животного, так им и остался бы.

Сделав над собой усилие, Дэниел подавил огонь готовый выплеснуться наружу.

«Никогда не думал, что быть животным в человеческом обществе так тяжело», – Дэниел вздохнул и свернулся в клубок. Хвост взвился вверх, ни миг застыл и опустился вниз, накрывая голову.

«Пока сам не окажешься в чужой шкуре это понять трудно. Прости меня, Тайги. Только сейчас я понимаю, сколько боли и страданий я тебе причинил. Поделом мне. Вдова Дженкинс была права. Рано или поздно мы за все расплачиваемся. Жалко, что я это понял слишком поздно, чтобы попытаться хоть что-то изменить. Но ничего. Главное, что я это все же понял. Животное не виновато в том, что оно такое, какое есть. Может, даже туповатое или примитивное. Оно таким родилось, а значит таким и должно быть. И вообще, правильно ли говорить о тупости или примитивности животного? Да, при сравнении с человеком животные не блещут умом, но и что с этого? Почему они должны им блистать? Они такие, какие есть. Может, даже и к лучшему, что их разум не настолько развит, как человеческий. Чем сложнее мобильник, тем большая вероятность того, что он быстрее навернется. Человеческие жестокость, эгоизм, лицемерие, агрессия – откуда это все? От высокоразвитого человеческого разума… Ладно, неважно это все», – Дэниел зевнул, поднялся и подошел к стеклянной стене. В коридоре никого не было. Две дворняги в дальних комнатушках спали. Свет, падающий сверху, померк, утратил свою былую силу и теперь едва разгонял царивший вокруг мрак.

«Неважно это все», – заезженной пластинкой скользнула в сознание старая мысль.

Дэниел развернулся и, мягко ступая, двинулся к тряпью, служившему подстилкой. Улегшись поудобнее, он закрыл глаза и подумал: «Если мне и суждено умереть, то, по крайней мере, я умру выспавшимся», – Дэниел зевнул и закрыл глаза, чувствуя сонливость. – «Спать хочется. Наверное, поздно уже, а может снотворное все еще бродит по телу. Человеческое сознание в теле животного – совсем некстати, слишком много мыслей. А ну их всех. Пошли все к черту. У меня еще неделя жизни. Это не так уж и мало для такого небольшого организма, как у меня. Правда, декорации не совсем удачно подобраны, – Дэниел хмыкнул, вспомнив, где находится. Сон был так близок. Казалось, протяни лапу и коснешься его. Но лучше было его не тревожить, убежит и нескоро вернется. – Ну да ладно. Игра все равно важнее декораций… К чему это я? А, неважно… неваж… не…»

– Эван, ты не видел Тайги? – Мэри Макмилан вошла в гостиную и взглянула на мужа.

Мэри только закончила убирать в квартире. Ее щеки все еще розовели, на лбу виднелись капельки пота, дыхание с шумом вырывалось из груди.

– Нет, – Эван Макмилан оторвался от телевизора и бросил взгляд на жену. – Но кто должен знать? Кто его нянька, я или ты?

Мэри оставила вопрос мужа без внимания, окинула взглядом комнату и пробормотала:

– Странно, куда он мог подеваться? Я его везде искала. Разве что на балкон не заглядывала в комнате Дэниеля. Наверное, он там. Пойду, посмотрю, – Мэри вышла из гостиной и направилась в комнату сына. Тайги-человек лежал на кровати, поджав ноги и, казалось, спал. Мэри, стараясь не шуметь, прошла по комнате, открыла балконную дверь и вышла на балкон.

– Тайги, – тихо позвала она. – Ты здесь?

Сумерки сгустились на улице. В доме напротив уже зажглись окна, а на небе появились первые звезды. Легкий ветерок шелестел в деревьях, пробирался под халат и приятно овевал разгоряченное тело. В другое время Мэри бы только обрадовалась этому природному вентилятору, но сейчас, когда ее мысли были заняты пропавшим котом, она не обратила на него никакого внимания. Кота на балконе не оказалось. Легкое волнение в груди переросло в тревогу. Навязчивые мысли, одна мрачнее другой, вторглись в сознание, повергая его в ужас. Может, Тайги убежал? Или упал с балкона? А может, Эван уже успел выкинуть кота на улицу и ничего не сказал?

– Тайги, – снова позвала Мэри, чувствуя, как что-то защемило в груди.

Но кот как сквозь землю провалился. Мэри выглянула с балкона и окинула сверху внутренний дворик. Дворик был пуст, как выпитая бутылка шампанского. Никого и ничего. Мэри собиралась вернуться в квартиру, когда что-то белое, мелькнувшее в кустах на углу дома напротив, привлекло ее внимание.

– Тайги? – надежда тонким лучом восходящего на горизонте солнца воскресла в груди Мэри Макмилан. – Малыш, ты ли это?

Мэри выскочила с балкона и поспешила на улицу. Тайги-человек приоткрыл глаза и посмотрел на пробегающую мимо двуногую самку. Огонек любопытства блеснул в глазах Тайги. Едва двуногая самка убежала из комнаты, Тайги сполз с кровати, принюхался и пополз в коридор. В дверях он остановился и выглянул из-за угла. Он увидел, как двуногое существо бросило что-то на плечи, открыло дверь и выбежало из квартиры. Ведомый любопытством, Тайги прокрался по коридору к двери, которая оказалась незапертой, приоткрыл ее и выбрался из квартиры. Полумрак, царивший на лестничной площадке и слегка разгоняемый светом маленькой лампочки на потолке, испугал его. Тайги обернулся. В квартире было тепло и светло, а еще так привычно и безопасно. Безопасно? Нет, не безопасно. Тайги вспомнил, как ему сделали больно этим утром и всегда делали больно. Молодой двуногий самец, живший с ним вместе, часто причинял ему больно. Только вот Тайги давно его не видел. Может, он тоже куда-то ушел, как и тот четвероногий собрат, за которым Тайги наблюдал, когда тот выходил из квартиры? Интересно, куда они все уходят? Может, и ему туда можно?

Тайги повел головой вверх, принюхиваясь. Куда подевался его родной нос, который улавливал так много запахов? Те запахи, которые унюхивал человеческий нос Тайги были однообразными. Некоторые были совершенно незнакомые, другие же казались знакомыми. Но и все. Ничего более конкретного они не несли с собой. Не было того разнообразия, того цветения запахов, всевозможные нюансы которых был способен улавливать родной нос Тайги.

Шорох ветра на улице напугал Тайги. Он отшатнулся от двери, опасливо оглянулся по сторонам и прислушался. Все было тихо. Куда интересно подевалась та двуногая самка, которая кормит его и гладит. Тайги потянул носом в надежде учуять ее запах. Но нет, этот примитивный нос был неспособен в многообразии окружающих Тайги запахов уловить запах Мэри. Тайги растерянно мяукнул. Куда идти? Тайги приблизился к лестнице. Внизу на первом этаже тускло горела лампочка. Наверное, именно туда и пошла двуногая самка. Тайги прислушался, потянул носом и начал медленно спускаться по лестнице.

Мэри Макмилан стояла у куста на углу дома напротив и держала в руках кусок газеты. То, что она приняла за возможного Тайги, было всего лишь обрывком от «Таймс». Мэри разочарованно вздохнула и бросила газету в урну, стоявшую рядом. Налетел порыв ветра и заставил ее плотнее закутаться в плащ.

– Где же Тайги? – прошептала Мэри. – Куда он подевался? Как сквозь землю провалился. Пойду пройдусь по улице, может, увижу где.

Мэри направилась вдоль забора к каменной лестнице и через мгновение уже стояла возле проезжей части. Проехала машина и светом фар осветила тапочки на ногах Мэри. За первой машиной прокатила еще одна. Мэри постояла минутку, будто в раздумии, куда направить стопы дальше, затем повернула направо и двинулась вверх по улице.

Едва Мэри покинула внутренний дворик, из подъезда осторожно выглянул Тайги-человек. Принюхался, посмотрел по сторонам и побежал на четырех конечностях к одной из берез во внутреннем дворике. На улице было темно и прохладно. Спортивный костюм, в который его все же впихнула днем Мэри, защищал от холода плохо.