Текст книги "Золото для революции"

Батька Махно

Нестор Иванович Махно родился в Гуляйполе в октябре 1888 года (потом эта дата была переписана на 1889 год). По одной легенде, сложившейся вокруг этого человека, когда младенца понесли крестить, ряса на попе, совершавшем обряд, вдруг загорелась. Таким образом будто бы был дан знак, что ребенок – от сатаны и будет разбойником. На самом деле если такое событие и имело место, то батюшка наверняка случайно подпалил одежду от свечки, поскольку был не слишком трезв. Но, скорее всего, это просто легенда.

Семья Махно была очень и очень бедной. Кроме самого Нестора в ней было четверо детей – все мальчики. Отец Махно умер в очень молодом возрасте, так что мать осталась одна с малолетними детьми на руках. Ясно, что нищета была чудовищная. Нестору приходилось с самых ранних лет зарабатывать на жизнь. Он и стада пас, и в мастерской подрабатывал; учился урывками, хотя оказался способным учеником. В это время он сильно увлекся катанием на коньках и едва от своего увлечения не погиб.

«Когда наступила зима и замерзла река, – вспоминал он потом, будучи в эмиграции, – под влиянием нескольких друзей, вместо того чтобы идти в школу, я стал убегать с уроков кататься на коньках. Это новое занятие настолько меня захватило, что целыми неделями я пропускал школу. Мать, конечно, ничего об этом не знала. Она по-прежнему думала, что утром, взяв книжки, я ухожу в школу, а вечером она считала, что я возвращаюсь из школы. На самом деле я ходил только на реку. Наигравшись и накатавшись до самого вечера с сотней таких же шалопаев, я возвращался домой с отменным аппетитом. Эти уроки катанья отменно продолжались до середины поста, когда все это вдруг кончилось. Мельчайшие подробности этого дня остались навсегда в моей памяти.

Как обычно, мы катались с одним из товарищей, как вдруг лед треснул, и мы провалились в воду. Цепляясь за края сломанного льда и барахтаясь по шею в ледяной воде, мы стали громко звать на помощь. Увы, большинство друзей, испугавшись, убежали. Остальные не нашли ничего лучше, как кричать душераздирающими голосами, как и мы сами. Наконец прибежали несколько мужиков и спасли нас из этой опасной ситуации.

Я боялся возвращаться домой в таком виде, так как все мое прошлое, все мои геройские зимние подвиги были бы раскрыты! Поэтому решил спрятаться у своего дяди. По дороге мокрая одежда замерзла. К дяде я пришел в таком состоянии, что он испугался за мое здоровье. Меня раздели, растерли водкой и уложили на лежанку. Затем тетка предупредила мать».

Само собой, после этого случая Махно был основательно бит своей матушкой, но вернулся в школу и снова превратился в прилежного ученика, хотя и ненадолго. Любое насилие или то, что он считал насилием, вызывало у него отвращение. Юный Нестор не терпел ничьей власти над собой. К тому же семья бедствовала, а он мечтал о заработке.

Школа закончилась для Махно, когда тому едва исполнилось одиннадцать лет. Он стал батрачить. Именно в эти годы он очень хорошо запомнил совет такого же подневольного, только совершенно взрослого человека: «Если, Нестор, хозяин решит тебя ударить, возьми вилы и воткни ему в бок». Такова была его школа и его уроки.

В 1905 году молоденький Махно испытал увлечение революцией и прибился к эсдекам. А еще через год он впервые нашел единомышленников – анархо-коммунистов. С этого момента, как он вспоминал, он окончательно стал на путь борьбы за социальную революцию. Он участвовал в эксах, расклеивал листовки и даже пытался убить жандарма. В 1907 году была создана группа «Черный террор», которая возглавила на Украине борьбу крестьян.

В результате подпольной деятельности Нестор оказался сначала в тюрьме, а затем – и в камере смертников. Смертную казнь Махно из-за юного возраста заменили пожизненной каторгой. Его стали перемещать из одной тюрьмы в другую. В 1911 году он оказался в московской Бутырке. Именно здесь он пристрастился к чтению и увлекся науками – то есть вернулся в своего рода школу, хотя и не на свободе. Упущенное в детстве возвращалось теперь благодаря тому, что сидел Махно как политический. Здесь же он познакомился и с человеком, который укрепил в нем убеждения анархиста, – Петром Аршиновым.

В тюрьме Махно встретил начало Первой мировой войны, Февральскую революцию. А 1 марта 1917 года он наконец-то, через десять лет неволи, оказался на свободе: политические выломали замки и решетки, а охранявшие заключенных солдаты не стали им мешать. Он вспоминал, как заключенным разбили кандалы, и впервые за восемь лет Махно почувствовал, что не может стоять прямо, – настолько он привык к тяжелым веригам. А 20 марта Махно уехал из Москвы на свою родину – в Гуляйполе.

«Когда после оккупации Украины австро-германцами Махно летом 1918 г. приехал на время в Москву посоветоваться с товарищами о положении дел, – пишет В. Волин в предисловии к книге П. Аршинова „История махновского движения“, – он жил вместе с Аршиновым. Здесь они познакомились ближе и горячо обсуждали вопросы революции и анархизма.

Уезжая через 3–4 недели обратно на Украину, Махно договорился с Аршиновым поддерживать постоянную связь. Он обещал не забывать Москву, при случае помогать движению денежно. Говорили о необходимости поставить журнал... Слово свое Махно сдержал: он выслал в Москву денег (по независящим обстоятельствам последние до Аршинова не дошли) и не раз писал Аршинову. В письмах он звал последнего работать на Украину, ждал и сердился, что тот не едет.

Через некоторое время Махно неожиданно загремел на столбцах газет как вождь довольно сильного партизанского отряда.

В апреле 1919 г., в самом начале развития махновского движения, Аршинов приезжает в Гуляйполе и с этого момента пребывает почти безвыездно в районе махновщины, вплоть до разгрома 1921 г.».[1]1
  Аршинов П. А. История махновского движения. М.: ТЕРРА, 1996.


[Закрыть]

Именно Аршинов и запечатлел первым все этапы борьбы Махно, и, само собой, по этой работе можно судить о передвижениях батьки и его действиях. Так что нет ничего лучше, чем конспективно изложить эту историю словами Аршинова.

«Брест-Литовский договор, заключенный большевиками с германским императорским правительством, открыл настежь ворота Украины для австро-германцев. Последние вошли в нее полными хозяевами. Они наложили свою руку не только на военную, но и на политическую и хозяйственную жизнь страны. Целью их было – пограбить страну продовольственно. Чтобы достигнуть этого возможно полнее и безболезненнее для себя, они возродили в стране свергнутую народом власть помещиков и дворян, поставив над ним единодержавную власть гетмана Скоропадского…

Продовольственный грабеж Украины, начатый австро-германцами при всемерной помощи правительства Скоропадского, был бесконечно велик и безобразен. Вывозили все: хлеб, скот, птицу, яйца, сырье и т. д., – и все это в таких размерах, с которыми еле справлялся транспорт. Словно попав на гигантские продовольственные склады, обреченные на расхищение, австрийцы и германцы торопились забрать как можно больше, грузили поезд за поездом, сотни, тысячи поездов, и вывозили к себе. Там, где крестьянство противилось этому грабежу, пыталось не отдавать свое трудовое добро, его подвергали репрессиям, шомполовали и расстреливали.

<…> Всюду, главным образом в деревнях, пошли ожесточеннейшие акты восстания против помещиков и австро-германских властей. С этого началось новое революционное движение крестьян Украины, ставшее потом известным под именем революционного повстанчества…

<…>

Наиважнейшую роль в деле этого объединения и общего развития революционного повстанчества на юге Украины сыграл повстанческий отряд, руководимый местным крестьянином Нестором Махно.

<…>

В момент оккупации Украины австро-германцами Махно, по поручению гуляйпольского революционного комитета, создал для борьбы с немцами и Центральной радой батальоны крестьян и рабочих, с которыми в боевом порядке отступал на Таганрог, Ростов и Царицын. В то время местная буржуазия, окрепшая с приходом австро-германцев, уже за ним охотилась, и ему пришлось скрыться. В отместку украинские и немецкие военные власти сожгли дом его матери и расстреляли его старшего брата Емельяна, инвалида войны».[2]2
  Там же.


[Закрыть]

Махно скрылся, успел посетить Москву, чтобы понять, как правильно должен действовать в такой ситуации анархист, защитник крестьян, а затем вернулся домой и создал гуляйпольский партизанский отряд. Таким образом, место рождения и центр движения – Гуляйполе. О специфике махновского отряда пишет и Аршинов:

«За две-три недели действий отряд этот стал предметом ужаса не только для местной буржуазии, но и для австро-германских властей. Район военно-революционных действий Махно имел огромный – от Лозовой до Бердянска, Мариуполя и Таганрога, и от Луганска и Гришина до Екатеринослава, Александровска и Мелитополя. Быстрота передвижения была особенностью его тактики.

Благодаря обширности района и быстрым передвижениям он всегда как снег на голову появлялся в том месте, где его меньше всего ждали, и в короткий срок прошел огнем и мечом по всем пристанищам местной буржуазии. Все те, кто за последние два-три месяца гетманщины успели обосноваться в старых дворянских гнездах, кто пользовался бесправием крестьян, грабя их труд и землю, кто начальствовал над ними, вдруг оказались под беспощадной, неумолимой рукой Махно и его партизан.

Быстрые как вихрь, не знающие страха и жалости к врагам, налетали они на помещичью усадьбу, вырубали всех бывших на учете врагов крестьянства и исчезали. А на другой день Махно делал налет уже на расстоянии ста с лишним верст от этой усадьбы на какое-либо большое село, вырубал там всю варту, офицеров, помещиков и исчезал, не дав времени опомниться стоявшим под боком немецким войскам и сообразить, что произошло по соседству с ними. На следующий день он вновь более чем за сто верст от этого села расправлялся с каким-нибудь мадьярским карательным отрядом, усмирявшим крестьян, или вешал вартовых».[3]3
  Там же.


[Закрыть]

Иными словами, нам интересно, что отряд Махно держит под контролем весь юг Украины. Следовательно, ценности могут быть захоронены в любой из местностей к югу от Киева. К тому же, действовавшие в этом регионе другие партизанские отряды, увидев, что деятельность батьки весьма эффективна, стали искать с ним сотрудничества или вливаться в его ряды.

«К этому заключению пришли такие большие и самостоятельные отряды, как отряд Куриленко, оперировавший в Бердянском районе, отряд Щуся и отряд Петренко-Платонова, оперировавшие в Дибривском и Гришинском районах. Все они по собственной инициативе стали составными частями отряда Махно. Таким образом, слияние партизанских отрядов юга Украины в одну повстанческую армию произошло естественно, в силу требований обстановки и голоса масс.

К этому же времени, в сентябре 1918 г., Махно получил название „батьки“ – вождя революционного повстанчества Украины».[4]4
  Там же.


[Закрыть]

Таким титулом наградил его Щусь во время драматического эпизода. Отряд Махно проходил через Дибривский лес в сторону Большой Михайловки, когда стало ясно, что в селе стоит австрийская армия, многократно превышающая численность партизан – тридцать махновцев с одним пулеметом на тачанке против тысячи хорошо вооруженных солдат. Самое удивительное, что Махно удалось разбить австрийское войско. Правда, удержать успех удалось слабо: австрийцы опомнились, подтянули резервы и спалили село полностью. Но партизаны уже вкусили победу. Им в конце концов удалось отвоевать Гуляйполе, и они удерживали его с тех пор за собой. А Гуляйпольский район считался вольным.

На территории Украины кроме махновцев были также представлены большевики и петлюровцы. Между этими вооруженными формированиями постоянно шли стычки и бои. Весной 1918 года большевики отступили на север, в Россию, а Киев был занят войсками Петлюры. На какое-то время им удалось закрепиться, но затем они были выбиты из Киева, и снова вернулись австрийцы и гетман Скоропадский. Правда, к концу 1918-го картинка снова изменилась уже привычным образом – гетман бежал, зато вернулся Петлюра. Под его властью оказалась Северная и Центральная Украина, на юге же власть принадлежала повстанческой армии Махно.

За украинской ситуацией внимательно следили и большевики. Как только власть гетмана была уничтожена, с севера стали двигаться большевистские части. А от Азовского побережья двигалась Добровольческая белая армия Деникина. Таков был расклад сил.

Петлюровцы, взяв власть, не могли не выяснить, кто такие махновцы и чего они хотят. Так что сразу же после взятия Киева Петлюра послал Махно целый ряд вопросов, надеясь на сотрудничество и понимание. Махно высказался просто и честно: он отказался сотрудничать с Петлюрой. Напротив, он повел свои отряды на Екатеринослав. Город был очень хорошо укреплен, и когда свою помощь Махно предложили большевики, он согласился – с этими эсдеками он видел гораздо больше общего, чем с националистами-петлюровцами.

«Как часто с ним бывало раньше и впоследствии, он прибег к военной хитрости. Нагрузив состав поезда своими войсками, он пустил его, под видом рабочего поезда, через днепровский мост прямо в город. Риск был огромный. Узнай петлюровцы про эту хитрость за несколько минут до остановки поезда, они могли бы его целиком полонить. Но этот же риск прокладывал махновцам путь к победе. Поезд въехал прямо на городской вокзал, где революционные войска неожиданно выгрузились, заняли станцию и ближайшую часть города. В самом городе произошло ожесточенное сражение, окончившееся поражением петлюровцев. Однако через несколько дней вследствие недостаточной бдительности гарнизона махновцев город пришлось вновь сдать петлюровцам, подошедшим новыми силами со стороны Запорожья.

При отступлении, в Нижне-Днепровске, на Махно дважды производилось покушение. Оба раза подброшенные бомбы не разорвались. Армия махновцев отступила в район Синельникова. С этого момента на северо-западной границе махновского района создался фронт между махновцами и петлюровцами. Однако войска последних, состоявшие в большинстве из крестьян-повстанцев и насильно мобилизованных, стали быстро разлагаться при соприкосновении с махновцами. И в скором времени фронт был ликвидирован. Громадные тысячеверстные пространства были освобождены от всяких властей и войск».[5]5
  Там же.


[Закрыть]

В этом вольном районе были созданы и первые в стране коммуны – все три вблизи Гуляйполя, они так и носили не названия, а номера: первая, вторая, третья. Повстанцы успели даже провести два съезда, пытаясь определиться, кто враг, а кто союзник. Махновцы понимали, что угрозу их свободе несут как большевики с севера, так и деникинцы с юга. Но первыми пришли враги с юга.

«Деникин, – писал Аршинов, – рассчитывая на запутанную украинскую обстановку, на борьбу петлюровской директории с большевиками, надеялся без особого труда занять большую часть Украины и поставить свой фронт, по крайней мере, первое время, – за северными пределами Екатеринославской губернии. Но он неожиданно наткнулся на упорную, хорошо организованную армию повстанцев-махновцев.

После нескольких боев деникинские отряды стали отступать обратно в направлении Дона и Азовского моря. В короткий срок все пространство от Полог и до моря было освобождено от них. Махновские части заняли ряд важных узловых станций и города Бердянск и Мариуполь. Начиная с этого времени (январь 1919 г.) здесь создался первый противоденикинский фронт – фронт, на котором махновская армия в течение шести месяцев сдерживала поток контрреволюции, лившийся с Кавказа. Он растянулся затем на сто с лишним верст, от Мариуполя по направлению на восток и северо-восток.

<…>

Однако в течение четырех с лишним месяцев деникинцы, несмотря на отборный состав войск и ожесточенность нападений, не смогли осилить повстанческие войска, преисполненные революционного огня и не менее деникинцев искусные в партизанской войне. Наоборот, очень часто генералу Шкуро приходилось попадать под такие удары повстанческих полков, что лишь отступление на 80–120 верст к Таганрогу и Ростову спасало его от полной катастрофы.

<…>

В начале 1919 года повстанцы-махновцы после ряда боев отбросили деникинские войска к Азовскому морю, захватив у них около 100 вагонов хлеба в зерне. Первой мыслью Махно и штаба повстанческой армии было – послать все захваченные продовольственные трофеи голодающим рабочим Москвы и Петрограда. Широкая повстанческая масса восторженно приветствовала эту мысль. Хлеб, в количестве около 100 вагонов, был доставлен в Петроград и Москву в сопровождении махновской делегации, горячо принятой Московским Советом».[6]6
  Там же.


[Закрыть]

В большевиках махновцы пока что видели союзников, а не врагов. Или… врагов, но в отдаленном будущем. На текущем этапе их куда сильнее волновали деникинцы и петлюровцы. Это была реальная угроза. Большевики же и вовсе не понимали, кто такие махновцы, считая их весьма полезными в деле борьбы с белыми и даже предлагая поскорее влиться в ряды красных. Махно такое вливание, само собой, было совсем не нужным. Но на какое-то время, считая, что расхождение с большевиками – сугубо идеологическое, махновцы вошли в состав красных под названием Третьей бригады, которая затем была переименована в Первую Революционно-Повстанческую Украинскую дивизию, а еще позже получила название Революционной Повстанческой армии Украины (махновцев).

Однако внезапно стало ясно, что военное соглашение военным соглашением, а большевики хотят от вольного района полного подчинения. Когда в Гуляйполе прошел Третий повстанческий съезд, на это событие тут же откликнулся представитель большевиков Дыбенко, назвав съезд контрреволюционным, а организаторов – мятежниками, которых следует предать репрессивным мерам.

Впрочем, конфронтация с большевиками была не только у махновцев. Первыми от красных решили отложиться григорьевцы, которые периодически подпадали под влияние то петлюровцев, то большевиков. На сей раз они решили изменить красным, что было недопустимо и для махновцев. Махно издал по этому поводу такое распоряжение:

«Мариуполь. Полевой штаб армии махновцев. Копия всем начальникам боевых участков, всем командирам полков, баталионов, рот и взводов. Предписываю прочесть во всех частях войск имени батько-Махно. Копия Харьков Чрезвычайному Уполномоченному Совета Обороны Каменеву.

Предпринять самые энергичные меры к сохранению фронта. Ни в коем случае не допустимо ослабление внешнего фронта революции. Честь и достоинство революционера заставляют нас оставаться верными революции и народу, и распри Григорьева с большевиками из-за власти не могут заставить нас ослабить фронт, где белогвардейцы стремятся прорваться и поработить народ. До тех пор пока мы не победим общего врага в лице белого Дона, пока определенно и твердо не ощутим завоеванную своими руками и штыками свободу, мы останемся на своем фронте, борясь за свободу народа, но ни в коем случае не за власть, не за подлость политических шарлатанов.

Комбриг батько-Махно».[7]7
  Цит. по: Герасименко Н. В. Батько Махно. Мемуары белогвардейца. М.: Интерграф Сервис. 1990.


[Закрыть]

Большевику Каменеву он пообещал фронта ни в коем случае не сдавать. Шел май 1919 года. В то же время Махно решил переманить григорьевцев на свою сторону. Это негативно восприняли уже большевики, решившие, что батька собирается сговориться с атаманом Григорьевым за их спиной. Григорьев, понимая, что от Махно зависит его будущее, послал в Гуляйполе такую телеграмму:

«Батько! Чего ты смотришь на коммунистов? Бей их. Атаман Григорьев».[8]8
  Цит. по: Аршинов П. А. История махновского движения.


[Закрыть]

Батька на телеграмму не ответил – напротив: анархисты издали многословную прокламацию, чтобы объяснить, кто такой Григорьев, – в нем они видели бывшего царского офицера и антисемита (в Елисаветграде атаман провел парочку весьма кровавых погромов). А с юга уже начиналось наступление огромного добровольческого войска Деникина. Это были объединенные силы Дона, Кубани, Кавказа. С севера же на Гуляйполе пошли красные части Троцкого.

«Троцкий издал ряд приказов по войскам Красной армии, призывая последнюю к уничтожению махновщины в самом ее корне. И, кроме того, им был дан тайный приказ, предписывавший схватить во что бы то ни стало Махно, членов штаба, культурных работников движения и передать их суду военно-революционного трибунала, т. е. казнить».[9]9
  Там же.


[Закрыть]

Махновцы оказались между двух сил: на севере – Троцкий; на юге – Деникин. Выбирай, что душе угодно. Большевики специально отвели несколько своих отрядов и оголили границу Вольного района. В эту брешь тут же ворвались войска Деникина. Линия Мариуполь – Кутейниково – Таганрог оказалась во вражеском окружении.

Самого батьку пытались взять тихо, но он был предупрежден сторонниками, и хотя и находился на одном бронепоезде вместе с красными командирами, но успел вовремя ускользнуть, сообщив большевикам, что вынужден отказаться от своего поста и сдать все дела в связи с негативным к себе отношением и недоверием со стороны Троцкого. Нестору удалось вырваться со станции Гяйчур к Пологам и Александровску. Рядовых махновцев он, тем не менее, просил оставаться в армии красных и сдерживать наступление деникинцев.

Однако силы были неравными: в конце июня пал Екатеринослав, а в середине июля – Харьков. Большевики начали спешную эвакуацию. Махновцы поняли, что красные бегут и сражаться за Украину не собираются. Тогда Махно вернул себе сложенные полномочия и начал борьбу и против деникинцев, и против большевиков. Первоначально Махно пришлось отступать под ударами белых: он отошел от Александровска, затем от Долинской и оказался под Елисаветградом.

Атаман Григорьев, недоверие которому высказал Махно, в это время занимал Херсонскую область. Именно здесь в конце июля 1919 года состоялся повстанческий съезд. На нем выступали как Григорьев, так и Махно. Причем Григорьев сразу сообщил, что нужно примкнуть к Деникину, а потом уж, после уничтожения большевизма, выяснять, как дальше строить жизнь. Это заявление стоило ему отнюдь не будущей, а собственной жизни. В атамана сначала выстрелил махновец Каретников, а затем – и сам батька. Охрана атамана оказалась уничтоженной раньше, чем успела прийти тому на помощь.

Григорьевцы, потерявшие своего командира, тут же влились в повстанческую армию Махно. Влились в эту армию и крымские большевистские части, которые, увидав бегство красных, быстро сменили у себя командиров и в полном составе перешли на сторону батьки. С этой минуты красных частей на Украине больше не было. Недавние большевики стали повстанческой армией. С махновцами они слились в селе Добровеличковке.

Однако на первых порах деникинские части были сильнее. Махновцам пришлось отступать от Елисаветграда и Одессы. Бои были постоянными и кровопролитными. Махновцев гнали на Умань, где стояли петлюровцы, которые внезапно предложили махновцам помощь и нейтралитет: они взяли в свои больницы раненых, а их было множество, и не предпринимали против махновцев военных действий. Но нейтралитет оказался хорошо спланированной уловкой. Петлюровцы решили уничтожить повстанцев, пропустив деникинцев. 25 сентября махновцы внезапно оказались в окружении у села Текуче. Деникинцы ожидали, что тут и наступит конец армии Махно. Однако ночью махновцы совершили невозможное: они разбили добровольческую армию и отбросили белые части к реке Синюхе. С этого дня началось возвращение занятых деникинцами земель:

«…Махновцы заняли Долинскую, Кривой Рог и подошли к Никополю. А еще через день на рысях был захвачен Кичкасский мост через Днепр и занят город Александровск. Как будто в завороженное, сонное царство влетели махновцы: никто еще не знал о их прорыве под Уманью, не имел представления о том, где они; власти не принимали никаких мер, пребывая в обычной тыловой спячке. Поэтому всюду махновцы являлись врагам, как весенний гром, неожиданно. За Александровском последовали Пологи, Гуляйполе, Бердянск, Мелитополь, Мариуполь. В неделю-полторы весь юг Украины был очищен от войск и властей Деникина».[10]10
  Там же.


[Закрыть]

В конце октября махновцы взяли Екатеринослав. Весь юг снова принадлежал повстанцам. Добровольческую армию не смогли спасти даже кавалерийские части Мамонтова и Шкуро. Наступление деникинцев к декабрю сменилось полным их разгромом.

А с севера, воспользовавшись моментом, снова двинулись красные. Махновцы видели в них не врагов, а союзников. И зря. Первое, что решили красные командиры, – двинуть части махновцев на запад, воевать с Польшей. Махновцы ответили отказом и вернулись в Гуляйполе. Теперь боевые действия разгорелись между красными и махновцами. Большевики многократно засылали в среду махновцев убийц, надеясь уничтожить батьку, но это им так и не удалось.

«Имелись точные сведения, – писали повстанцы, – что для этой цели организована особая группа при Всеукраинской Чека, во главе которой стоят старые большевистские охранники и заплечных дел мастера Манцев и Мартынов. Сотрудниками в эту группу вербуются исключительно бывшие налетчики, присужденные к расстрелу, которые за сохранение их жизни обязуются быть сотрудниками Чека.

Имеются среди провокаторов лица, которые так или иначе имели связь с анархическим движением, как, например, Сидоров Петр, Петраков (Тима-Иван), Женя Ермакова (Сухова Анна), Чалдон и Бурцев. Их связь с анархическим миром имела отношение больше всего к боевым делам. Имеются также теперь сведения, что в числе провокаторов числится и „Николай высокий“ – индивидуалист, выпускавший в прошлом году в Харькове журнал „ К свету“ и известный еще под именем Василия.

Эта группа провокаторов в своем предательстве не знала границ. Зная многие адреса и подпольные квартиры со времен деникинщины, они врывались в квартиры к товарищам и устраивали форменные погромы, не говоря уже, конечно, о том, что все известные им анархисты, так или иначе враждебно настроенные по отношению к большевистской власти, арестовывались ими и расстреливались.

Погромив как следует в Харькове и Одессе, эта милая компания, во главе со своим шефом Манцевым, перебралась в Екатеринослав, чтобы там наладить и оттуда выслать сотрудников для убийства батьки-Махно.

Но „революционеры“ большевики за трехлетнее свое царствование уже забыли, как искренно служили царскому правительству его провокаторы, как очень часто из них выходили Петровы питерские, которые достойно мстили за свой позор. Так и в данном случае. Среди прельщенных большевиками за деньги и спасение жизни провокаторов все же находятся лица, которые, видно по какому-то долгу своему, или, возможно, от сознания совершенного ими предательства, предупреждают все затеи господина Манцева и его компании».[11]11
  Там же.


[Закрыть]

Весной—летом 1920 года махновцам приходилось постоянно менять дислокацию: они совершали многокилометровые переходы, появляясь то на Дону, то под Полтавой, то под Херсоном. В то же время повстанцам приходилось вступать в сражения с частями адмирала Врангеля. Врангелевцы периодически пытались договориться с батькой, но им не везло: всех переговорщиков ожидала одна участь – смерть.

Махно с Врангелем разговаривать отказывался. Несмотря на конфронтацию с красными, повстанческая армия надеялась разбить белое войско совместными усилиями – махновцы даже посылали телеграммы в Москву. Однако реальный московский представитель появился на Украине только в октябре, когда врангелевцам удалось отвоевать Гуляйполе, Бердянск, Александровск и Синельниково: товарищи решили, что Махно достаточно ослаблен и его теперь можно использовать для своих целей.

Делегация красных посетила город Старобельск, где находилась ставка Махно. Там-то и было заключено то самое Старобельское соглашение между махновцами и большевиками, о котором мне говорил Лева. Махновцам пообещали прекращение гонений, свободу слова, свободу выборов, сохранение армии, а также создание свободного анклава – «организация в районе действий махновской армии местным рабоче-крестьянским населением вольных органов экономического и политического самоуправления, их автономия и федеративная (договорная) связь с государственными органами советских республик».

За три недели постоянных боев армия Махно очистила от войск Врангеля весь юг Украины и подошла к Перекопу. Та самая, известная из всех учебников, переправа через Сиваш, велась не красными, а армией батьки Махно. Красные части стояли у самого Перекопа. После этой кровопролитной битвы за Сиваш в наступление пошли и красноармейцы, вынудив белую армию отступать и отступать к южному берегу Крыма.

Врангель был разбит в середине ноября, а 26 ноября началось повсеместное уничтожение махновцев по всей Украине. С тяжелыми боями в декабре 1920 года крымской группировке Махно удалось пробиться в село Керменчик, где стояли повстанческие части. Вместо кавалерийского отряда в полторы тысячи сабель вернулись всего двести пятьдесят израненных и измученных бойцов. Угрозы возвращения белых больше не существовало. Главным врагом красных стали махновцы. Теперь все части большевиков шли против армии Махно.

Победить эту силу, Нестор Иванович знал, невозможно, а потому поставил себе целью спасти тех, кто будет уничтожен победившей диктатурой. Махно решил уводить армию от красных частей и червонного казачества. Ему удалось провести свои войска в тяжелое зимнее время, старательно избегая боев, через Киевскую область, Полтавскую, Харьковскую, Курскую, выйти к Белгороду и снова взять направление на Дон, Екатеринослав, Таврию. Отдельные части повстанцев были отправлены батькой на Кубань, в Воронеж, Харьков, Бердянск, Мариуполь. Летом 1921 года он посылал отдельные отряды в Полтаву, Самару, даже Сибирь.

«Все лето 21-го года мы не выходили из боев, – писал сам Махно в письме П. Аршинову. – Засуха и неурожай в Екатеринославской, Таврической, частью Херсонской и Полтавской губ., а также на Дону, заставили нас передвинуться частью на Кубань и под Царицын и Саратов, а частью на Киевщину и Черниговщину. На последней все время вел бои тов. Кожин. При встрече с нами он передал мне целые кипы протоколов черниговских крестьян, которые гласят полную поддержку нам в борьбе за вольный советский строй.

Я лично с группами Забудько и Петренко сделал рейс до Волги, обогнул весь Дон, встретился со многими нашими отрядами, связал их между собою и азовской группой (бывшая Вдовиченко).

В начале августа 21 года, ввиду серьезных ранений у меня, решено было временно выехать мне с некоторыми командирами за границу, на излечение».[12]12
  Там же.


[Закрыть]

Махно думал, что это только на время. Оказалось – навсегда. За последние пару лет батька был неоднократно ранен – раздроблена нога, ранение в живот, а восемь ран, полученных в одном бою, он посчитал поверхностными.

«22 августа со мной снова лишняя возня, – рассказывал он, – пуля попала мне ниже затылка с правой стороны и навылет в правую щеку. Я снова лежу в тачанке. Но это же ускоряет наше движение. 26-го августа мы принимаем новый бой с красными, во время которого погибли наши лучшие товарищи и борцы – Петренко-Платонов и Иванюк. Я делаю изменение маршрута и 28 августа 1921 г. перехожу Днестр. Я – за границей...»[13]13
  Там же.


[Закрыть]

Отход в Румынию был проведен совершенно гениальным образом. Сначала к красному пограничному посту у переправы через Днестр подъехали двадцать конных красноармейцев. «Это вы вызывали нас на помощь? – крикнул запыленный командир. – Где махновцы? Пора кончать?» Пока недоумевающий пост пытался сообразить, откуда взялся этот отряд и что произошло, махновцы разоружили пограничников и благополучно переправились на другую сторону реки. «Красным» отрядом, неожиданно прибывшим к советской границе, командовал махновец Задов, он же Зиньковский. Да и весь этот отряд состоял из махновцев, переодетых в красноармейскую форму. Более дерзкого способа перехода границы вооруженными людьми без единого выстрела советская история не знает.