Текст книги "Записки начальника Разведупра. Июль 1940 года – июнь 1941 года"

Наша встреча с Гарриманом состоялась 30 августа 1941 года. В беседе участвовали посол К. А. Уманский и я.

Гарриман был трезвым политиком и деловым человеком, неплохо знавшим вопросы производства и снабжения. Видно было, что он хорошо понимал сложившуюся международную ситуацию, при которой в борьбе против фашизма объединились государства с различным общественно-политическим устройством. Конечно, его позиция объяснялась не симпатиями к коммунизму, а реальной оценкой обстановки, пониманием той опасности, какую представлял гитлеризм для судеб других государств, в том числе для Соединенных Штатов Америки.

Что касается состоявшегося тогда у нас разговора, то он, помнится, принял довольно напряженный, острый характер и возлагавшихся на него надежд не оправдал. Чувствовалось стремление американцев отложить решение практических вопросов по поставкам в СССР до Московского совещания, а сами поставки оттянуть до весны 1942 года. Мне особенно почему-то запомнилось, что Гарриману хотелось еще до совещания в Москве договориться с англичанами, чтобы затем проводить с ними единую согласованную линию. Поэтому Гарриман и намерен был по пути в Москву побывать в Лондоне.

Остававшееся от официальных встреч время было заполнено решением целого ряда текущих дел. Состоялась обстоятельная беседа с И. М. Сараевым по некоторым вопросам его практической деятельности. Даны советы и рекомендации по работе остававшимся в Вашингтоне А. К. Репину, П. И. Барабанщикову и Л. Л. Райкову. По просьбе А. И. Микояна расследованы дела с поставкой недоброкачественных ботинок через Амторг и решен ряд других текущих вопросов. Вечером 30 августа, в связи с моим отъездом, у Сараева состоялся обед.

Конечно, самое главное и животрепещущее в те дни – это сообщения с Родины о положении на советско-германском фронте: об активных боевых действиях советских войск на Ленинградском и центральных фронтах, а также о сражениях в нижнем течении Днепра, в ходе которых гитлеровские войска несли большие потери. Жизнь показала, что господин Нокс, военно-морской министр США, а заодно и его единомышленники свое пари с треском проиграли!

На пути к Родине

1 сентября я вылетал обратно на Родину через Монреаль. До Англии меня сопровождал помощник советского военного атташе майор Бараев.

Не забыть того хорошего, теплого, дружеского отношения и внимания, какое проявили ко мне наши советские люди, находившиеся в США. Столько было высказано искренних слов, пожеланий успешного, благополучного перелета буквально всеми: военными и невоенными людьми, мужчинами и женщинами.

Меня глубоко тронули и взволновали хлопоты и заботы, проявленные женами сотрудников нашего посольства – Анной Алексеевной Сараевой, Анной Гавриловной Бараевой, Раисой Михайловной Уманской, Ниной Ивановной Матвеевой, Антониной Наумовной Сельдяковой и многими другими.

А сколько неподдельного чувства и волнения в напутственных поручениях всех товарищей – поклониться Родине, передать привет Москве, горячо заверить Центральный Комитет партии и советское правительство в преданности и непоколебимой вере в победу нашего правого дела.

Первого же сентября мы благополучно приземлились в Монреале. На этот раз неудобств с устройством, как во время прилета из Англии, не повторилось. Однако в Монреале нам пришлось пробыть целых шесть дней. Вынужденное ожидание продолжения полета было вызвано как нелетной погодой, так и нехваткой самолетов. К тому же с отправкой самолетов проявляли осторожность из-за происшедших недавно авиационных катастроф, в которых погибло 54 человека. В числе погибших находился руководитель английской закупочной миссии в США А. Первис, с которым мы незадолго до этого встречались.

Вынужденное пребывание в Канаде использовал для встречи с военными властями, а также для осмотра некоторых предприятий и местных достопримечательностей.

2 сентября после завтрака с канадским генералом Панетом мы отправились на танковый завод. Это было старое паровозоремонтное предприятие, перешедшее на выпуск военной продукции. В день изготавливалось два танка.

На следующий день осмотрели авиационный завод, развернутый на месте маленькой мастерской авиационных фотоаппаратов. Часть материалов (мелкое литье, например) завод обеспечивал сам, но многое поставлялось из США и Англии (моторы, алюминиевые листы, винты). Вооружение на самолеты ставилось в Англии. Главное, что лимитировало рост производства на заводе, это недостаток станочного оборудования. Завод находился в частном владении. Технический штаб завода составляли 10 человек.

Авиационный завод, который мы осмотрели, считался самым крупным и лучшим в Канаде. Отношение к нам на заводе было хорошим. По цехам нас водил инженер, ведавший готовой продукцией. На заводском аэродроме находилось около 25 самолетов, которые нам охотно показали.

Затем мы побывали на заводе, выпускавшем торпедные катера. Его директорами были бывший морской офицер и бывший пилот. Завод был полностью перевезен из Англии в 1940 году.

Стоит сказать несколько слов о рабочих на заводах, которые нам довелось увидеть в Канаде, об условиях их труда.

На паровозоремонтном заводе, выпускавшем танки, мы увидели наиболее старый по возрасту и стажу состав рабочих, причем в цехах совершенно не было женщин. На авиационном и морском заводах – значительное количество женщин в возрасте от 18 до 40 лет. На авиационном заводе, например, работало 400 женщин.

Рабочий день длился 10–11 часов. Заработок женщин на заводе торпедных катеров не превышал 20 долларов в неделю, тогда как мужчины получали до 40 долларов.

Большинство из рабочих, с которыми мы встречались, проявляли к нам, советским людям, дружеское, сердечное отношение, некоторые – простое любопытство. Не бросая производства, не отвлекаясь от работы, многие приветствовали нас крепким рукопожатием, кивком головы, а то и просто улыбкой, выражали нам знаки сочувствия, доброжелательности и поддержки. Так было всюду – и в Англии, и в США, и в Канаде.

Следующий день почти целиком был заполнен поездкой по сельской местности, расположенной в 30 милях от Монреаля вверх по реке Св. Лаврентия. Сопровождал нас представитель сельскохозяйственного департамента.

Наконец, 6 сентября наше длительное ожидание закончилось, и утром этого дня мы вылетели с аэродрома Монреаля в Англию. По пути сделали посадки в Ньюфаундленде и Прествике. В середине дня 7 сентября прибыли в Лондон.

Последующие два дня провел в английской столице. Кстати, мне довелось присутствовать на заседании английского парламента и слушать выступление У. Черчилля, о чем я упоминал несколько выше.

Коль скоро я уже коснулся этого вопроса, то хотелось бы поделиться некоторыми впечатлениями о посещении парламента Англии. Прежде всего, я не ожидал, что зал заседаний окажется таким маленьким. Чуть выше партера возвышаются ложи. В одной из них, ближе к спикеру, расположились мы, члены советской военной миссии. Парламентарии сидели на деревянных скамьях, которые были поставлены в несколько рядов во всю ширину зала.

Небольшие размеры зала, слабая освещенность, деревянные скамьи – все это осталось от прошлых веков. И, как видно, в силу английской традиции с тех пор ничего не менялось.

По левому ряду впереди в креслах или на скамьях сидели члены английского правительства. Несколько правее их по линии общего переднего ряда скамей сидел премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль. Это был уже весьма пожилой человек, довольно тучный, сгорбившийся, озабоченный.

Мне запомнилось, что среди парламентариев было несколько молодых офицеров в невысоких воинских званиях, не помню точно каких, но, во всяком случае, ниже подполковника. Из числа военных членов парламента при нас выступал один офицер в чине капитана. Говорил он свободно, и его выступление, продолжавшееся не более 7–8 минут, было довольно критическим.

Выступал и премьер У. Черчилль. Его недолгая речь касалась «Атлантической хартии». Как писали на другой день некоторые английские газеты, Черчилль старался подчеркнуть, что Англия с момента нападения гитлеровской Германии на СССР изыскивает средства для оказания русским быстрой и эффективной помощи.

Между прочим, в день выступления Черчилля в палате общин газета «Манчестер гардиан» поместила меткую карикатуру известного художника Лоу. От имени англо-американских союзников маленький мальчик вручает букет цветов Советскому Союзу, изображенному в виде группы мужчин и женщин, ведущих ожесточенный бой с фашистами. На букете приветственные надписи: «Замечательно, браво. США», «Восхищены до глубины сердца. Англия», «Счастливой удачи!» Приветственное письмо принимает женщина с винтовкой, которая говорит: «Спасибо, товарищи! Но лучше, если бы это было то, чем мы могли бы сражаться». Под карикатурой подпись: «Оборона Ленинграда – Лондона – Вашингтона». Символичный рисунок!

Следует коротко коснуться вопроса о возможности приема советской военной миссии Черчиллем. Было бы неправильно изобразить дело так, что он не хотел принять нашу миссию. Советский посол в Англии И. М. Майский старался подготовить для этого все необходимые условия. Вопрос был предрешен, но встреча не состоялась. И главная причина – в краткости моего пребывания в Англии.

Уже в середине дня 10 сентября мы с полковником Пугачевым взлетали с Хендонского аэродрома в Лондоне для перелета в Северную Шотландию, чтобы оттуда продолжить полет на гидросамолете в Архангельск. После трехчасового полета сделали благополучную посадку на аэродроме в семи километрах от Инвергордона. Перелет был непродолжительным, но утомительным из-за сильной болтанки, особенно над Шотландскими горами.

На аэродроме нас встречали начальник военно-морской базы капитан 1-го ранга Волкот, на вид ему было более 60 лет, морской офицер Криппс, в возрасте 58 лет (брат английского посла в Советском Союзе С. Криппса), причем Криппс прилично говорил по-русски. Среди встречавших были также начальник станции ВВС групп-кэптен Генфельд и офицер его штаба Вулсон в возрасте 53 лет. Таким образом, все они были старше меня лет на 12–20.

Сразу же продолжить дальнейший путь на Родину нам не удалось: летающей лодки на месте не оказалось, она не прибыла из Ирландии. К тому же была плохая погода, особенно к северу. Снова пришлось ждать.

Оставшееся светлое время суток использовали для поездки по дороге вдоль залива Дорнох. По пути сделали три интересных и в то же время различных по своему характеру заезда.

Вначале мы завернули в дорожную гостиницу «Балгау Армс Ардгай» в местности (уезде) Росс. Основой существования этой небольшой гостиницы в обычное время, похоже, являлись туристы и охотники. Такое впечатление сложилось потому, что коридоры и лестницы двухэтажного домика, в котором она расположена, были украшены многочисленными охотничьими трофеями и доспехами. Особенно интересны головы черных оленей-красавцев. Понравилась нам и коллекция старинной медной посуды.

Сопровождавший нас майор Криппс оказался здесь старым знакомым. Он принес с кухни, чтобы показать нам, двух граусов, на которых здесь охотятся: что-то среднее между нашим тетеревом и рябчиком. Хозяин гостиницы, узнав, что имеет дело, да еще впервые в жизни, с русским генералом, сердечно приветствовал нас и пожелал Советской России победы в войне с фашистскими захватчиками. Он настоял, чтобы мы взяли с собой птиц, и наотрез отказался от денег.

Второй заезд – в маленький крестьянский домик на берегу залива Дорнох. Криппс вначале пошел спросить разрешения хозяев зайти к ним. Хозяева никак не хотели ему верить: откуда здесь мог взяться советский генерал?

Нас встретила хозяйка, женщина лет 50, полная и лицом и фигурой, радушная, обращением похожая на нашу русскую женщину-труженицу. Ее супруг тоже был очень радушен, и мы с ним быстро перешли на простое, дружеское обращение. Хозяин рассказал нам, что воевал солдатом против немцев в 1914–1918 годах и был боевым союзником России.

Применяя нашу терминологию, хозяина домика можно было посчитать маломощным середняком. Перед нами был человек с огрубевшими мозолистыми руками, обветренным и задубевшим лицом. В момент, когда мы вошли, он занимался во дворе уборкой овса, а также готовил торф на зиму для топки. Во дворе не увидели ни одной крытой постройки.

С ними живет дочь лет 15. У гостеприимных хозяев мы пробыли минут 15–20; расстались исключительно тепло. В Англии это у меня была лучшая из встреч.

На следующий день мы вновь проезжали по дороге мимо этого крестьянского домика. К нашему удовольствию, в тот момент, когда машина поравнялась с домиком, в окнах показались хозяин, хозяйка и их дочка. Они узнали нас и приветственно помахали нам.

По предложению Криппса мы заехали в замок контессы Кромарти. Муж хозяйки замка – полковник в отставке Макензи Бланд – был знаком Криппсу. Криппс попросил показать нам замок и получил на это согласие.

Полковник Макензи Бланд имел за плечами 82 года. Прошло уже 40 лет, как он вышел в отставку. Его супруге – контессе – было 52 года. Он женился на ней 30 лет тому назад, получив в приданое огромные земельные угодья.

Именем «Кромарти» в Шотландии назывался целый район, вероятно соответствующий нашему понятию района. Как мы узнали, Кромарти – старинная аристократическая фамилия с многочисленными предками, оставившими след в британской истории. Когда мы вошли в замок, нам бросилось в глаза, что стены увешены портретами Кромарти разных поколений.

Сам Макензи, несмотря на преклонный возраст, выглядел бодрым, держался прямо, довольно свободно поднимался вверх по лестницам. Отлично слышал, все толково пояснял и сожалел, что не знает русского языка, так как «хотел бы поговорить лично» со мной.

Полковник представил нам свою дочь лет 26–28. Он хотел представить и супругу-графиню, даже послал за ней на ее этаж. Мы ждали контессу минут пять, однако она так и не явилась под предлогом того, что была «не одета». Это весьма огорчило старого полковника и позабавило нас.

Замок расположен в огромном парке, в котором росло много больших и красивых деревьев. Из парка открывался обширный вид на залив, горы и поля. Однако на самом замке-дворце и на всем его окружающем лежала печать ветхости, запустения, захламленности. На каждом шагу было заметно, что прежней жизни в замке уже нет, а нынешней – все это не соответствует. К тому же не чувствовалось в замке семьи. Кстати, сын полковника, офицер английской армии, в это время находился в плену у немцев.

Хозяин замка оставлял нас, чтобы угостить вином, но я отказался. Уезжали мы с неприятным осадком. Уж очень разительным был контраст между этим визитом и оставшейся навсегда в памяти вчерашней теплой встречей.

Вечер 10 сентября ушел на обед и беседы с местным военным начальством. Мы говорили о ходе военных действий, причем с нашей стороны была отмечена пассивность вооруженных сил Англии в борьбе с гитлеровской Германией. Затрагивались вопросы об английских военных академиях и о службе женщин в английской армии. Обсуждали наш предстоящий полет в Архангельск.

Решили было лететь на следующий день, в 16 часов по местному времени, однако Вулсон сказал: «Я тоже привык к скорейшему выполнению своих задач, но нужно помнить, что нельзя воевать против грозы». За обедом были провозглашены тосты за победу над гитлеровской Германией, за И. В. Сталина и английского короля.

На следующий день нам показали военно-морскую школу летчиков и радистов. Мы видели неплохие тренажеры, позволявшие проводить обучение в обстановке, близкой к действительности, а также просмотрели два учебных кинофильма.

После этого посетили нефтебазу, которая представляла собой комплекс примерно из 60 резервуаров емкостью по 9–12 тысяч тонн. Резервуары были обшиты кирпичом и разделены между собой земляными валами, каждый обеспечен четырьмя пеногонами[215]215
  Имеются в виду огнетушители. (Примеч. сост.)


[Закрыть]. На нефтебазе имелись запасные открытые вместилища и трубопроводы на случай разрушений и аварий. Базу охранял военный караул во главе с капитаном.

Потом нас привезли в очень хороший тир авиационной станции, где удалось пострелять из малокалиберной винтовки. Стреляли при искусственном освещении на дистанцию 25 ярдов. Оба мы – полковник Пугачев и я – не ударили в грязь лицом. Сначала я из 100 возможных выбил 86, а затем 88 очков, Пугачев – 84 очка. Англичане удивились такой меткой стрельбе, наговорили нам кучу похвал, а один из них заметил: «Если бы английские солдаты стреляли так же хорошо, как стреляете вы, генерал, то война была бы уже окончена».

Оставшееся время посвятили поездке в район залива Дорнох, а затем посмотрели концерт, организованный для частей местного гарнизона. Программа дня была исчерпана, и мы собрались лететь.

Но в этот день полет не состоялся из-за крайне неблагоприятной погоды. На всем основном маршруте был сильный встречный ветер, мелкий дождь и обледенение. Министерство авиации Англии не разрешило вылет самолета – его перенесли на 14 часов 12 сентября.

Наконец, в середине дня 12 сентября вылетели из Инвергордона и взяли курс на Архангельск. Погода стояла отличная. В иллюминаторе открывался красивый вид на океан. Видели морские транспорты и сопровождавший их конвой из военных кораблей. Кучевые облака своими очертаниями напоминали силуэты кораблей. Утром следующего дня были уже в горле Белого моря. В 11 часов 15 минут по московскому времени отлично сели в Ягоднике. Нас встречали комбриг Д. Григорьев и полковник М. Хлопов.

После завтрака и кратковременного отдыха на самолете «Дуглас» вылетели в Москву. По пути пересекли Рыбинское море. Оно было таким большим, что даже на самолете его пришлось преодолевать в течение 30 минут.

Здесь погода для перелета снова была неблагоприятной: очень низкая облачность, почти по всему маршруту летели на высоте ниже ста метров. Под вечер совершили посадку в Москве – на Центральном аэродроме. Из-за какой-то несогласованности на аэродроме никого не оказалось. В это время все встречавшие нас находились на другом аэродроме – за Москвой.

На этом и закончилась моя работа в качестве главы советской военной миссии в Англию и Соединенные Штаты Америки в памятные дни лета 1941 года.

Московская конференция трех держав

Долго затягивали правительства Англии и США с началом предложенной ими же конференции по ленд-лизу. И затягивали не случайно. Они наблюдали со стороны за ходом гигантской битвы между гитлеровскими и советскими вооруженными силами. Наблюдали и выжидали результатов.

Однако результаты боевых операций и за август, и за сентябрь оказались не в пользу наших врагов. В большом Смоленском сражении немецких захватчиков постигла очень серьезная неудача. Москва оставалась недосягаемой. Советское правительство и не собиралось из нее выезжать.

Только 15 сентября делегация США двинулась в Англию, и в тот же день все прибыли в Лондон. Ее возглавлял А. Гарриман – специальный представитель Рузвельта в Лондоне по осуществлению помощи Англии на основе закона о передаче взаймы или в аренду вооружения.

Английскую делегацию возглавил лорд Бивербрук.

Советская делегация на совещании СССР, США и Великобритании в Москве была назначена 18 сентября. Ее возглавил заместитель председателя Государственного Комитета Обороны и заместитель председателя СНК СССР, народный комиссар иностранных дел В. М. Молотов, а членами делегации были: Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов, А. И. Микоян, В. А. Малышев, адмирал Н. Г. Кузнецов, А. И. Шахурин, генерал-полковник артиллерии Н. Д. Яковлев, М. М. Литвинов и генерал-лейтенант Ф. И. Голиков.

Английская и американская делегации прибыли в Москву 28 сентября.

В тот же день у И. В. Сталина состоялся прием лорда Бивербрука и господина Гарримана. 29 сентября И. В. Сталин имел с ними вторую беседу.

1 октября в честь английской и американской делегаций был дан обед.

2 октября в «Правде» было опубликовано Коммюнике об окончании работ конференции. Оно было немногословным. В нем говорилось нижеследующее.

Конференция состоялась на основании совместного послания президента США Рузвельта и премьер-министра Великобритании Черчилля на имя председателя Совета народных комиссаров СССР Сталина и в соответствии с выраженным ими согласием и имела своей целью, как говорится в означенном послании, решить вопрос, «как наилучшим образом помочь Советскому Союзу в том великолепном отпоре, который он оказывает фашистскому нападению», а также вопросы «о распределении общих ресурсов» и «о наилучшем использовании этих ресурсов в целях оказания наибольшей услуги их общим усилиям».

Делегации трех держав во главе с лордом Бивербруком, с господином Гарриманом и В. М. Молотовым проводили свою работу в атмосфере полного взаимного понимания, доверия и благожелательства. Они были воодушевлены важностью стоявшей перед ними задачи оказания поддержки героической борьбе народов Советского Союза против разбойничьей гитлеровской Германии, от успеха борьбы с которой зависит дело возвращения свободы и независимости народам, покоренным фашистскими ордами. Они были воодушевлены возвышенностью дела избавления других народов от нацистской угрозы порабощения.

Конференция, в работах которой принял активное участие И. В. Сталин, успешно провела свою работу, вынесла важные решения в соответствии с поставленными перед нею целями и продемонстрировала полное единодушие и наличие тесного сотрудничества трех великих держав в их общих усилиях по достижению победы над заклятым врагом всех свободолюбивых народов.

Таким образом, конференция работала трое суток[216]216
  С 29 сентября по 1 октября 1941 г. (Примеч. сост.)


[Закрыть]. Как участник, должен заметить, что первое время в ходе ее работы чувствовалась определенная напряженность и взаимопонимание достигалось нелегко. Английские и американские делегаты словно чего-то выжидали, очень медленно шли на предложения советской стороны, всячески старались их урезать, видоизменить, оттянуть сроки поставок. Холодность отношений, если не сказать слова «отчужденность», может быть, больше всего чувствовалась между военными. Но шаг за шагом дело улучшалось, контакт налаживался, и дело завершилось успехом.

Итак, Московская конференция обсудила вопрос о расширении американских и английских поставок вооружения, промышленного оборудования и продовольствия Советскому Союзу и о встречных советских поставках сырья и товаров для США и Англии. Было достигнуто соглашение об американских и английских поставках Советскому Союзу на период с 1 октября 1941 года по 30 июня 1942 года. Подписанный в Москве протокол предусматривал, что США и Англия будут ежемесячно поставлять СССР по 400 самолетов, 500 танков, зенитные и противотанковые орудия, алюминий и другие материалы, что составляло лишь незначительную часть потребностей Советского Союза. В свою очередь СССР, несмотря на напряженное военное и экономическое положение, обязался поставлять Англии и США крупные партии сырья, необходимого для военного производства. Тем самым предусматривалось, что помощь будет не односторонней, а двусторонней. В речи на заключительном заседании Гарриман говорил: «Лорд Бивербрук и я от имени наших правительств подтверждаем получение от советского правительства крупных поставок русских сырьевых материалов, которые значительно помогут производству вооружения в наших странах»[217]217
  Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны: Документы и материалы: В 3 т. М., 1946. Т. 1. С. 175.


[Закрыть].

Однако достигнутое на Московской конференции соглашение содержало ряд недостатков. Во-первых, как писал И. В. Сталин У. Черчиллю 3 октября 1941 года, потребности военного снабжения СССР не исчерпывались «согласованными на конференции решениями, не говоря уже о том, что ряд вопросов отложен до окончательного рассмотрения и решения в Лондоне и Вашингтоне…»[218]218
  Переписка председателя Совета министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.: В 2 т. М., 1957. Т. 1. С. 27.


[Закрыть], во-вторых, оно охватывало небольшой период времени, что затрудняло перспективное планирование военных операций советским командованием. Тем не менее эта конференция, приняв ряд согласованных решений, сыграла положительную роль в объединении усилий союзных держав. Она показала несостоятельность расчетов гитлеровцев на международную изоляцию СССР. В противовес разбойничьему фашистскому союзу складывался могущественный фронт свободолюбивых народов, объединявшихся в борьбе против фашизма. Во главе этих сил стоял великий Советский Союз, принесший освобождение народам Европы и Азии от фашистского рабства.

Второй фронт – где же он?

После окончания Московской конференции представителей Англии, США и СССР по вопросу согласованных поставок вооружения и стратегических материалов для Советского Союза я мог заняться своими делами и стал добиваться назначения в действующую армию.

Тем временем фронт приблизился к Москве.

Примерно в середине октября я решил съездить на командный пункт командующего Западным фронтом. Всего лишь через три часа езды прибыл на место. Командующий Западным фронтом Г. К. Жуков, к которому я приехал, работал в состоянии крайнего напряжения. Он был чрезвычайно занят неотложными делами. Его решений и указаний прямо в кабинете ожидали многие: и работники штаба, и войсковые командиры. Телефонные звонки из войск, из Москвы, особенно из Генерального штаба, Наркомата обороны и Ставки раздавались непрерывно – здесь находился центр самого ответственного участка борьбы.

Было очевидным, насколько сложен и велик темп работы командующего фронтом, а вместе с тем – как велик ее размах, степень ответственности, накал событий и серьезность обстановки. Однако командующий работал неутомимо. Он не скрывал всей трудности положения на фронте, своей большой озабоченности в развитии событий.

В личных и телефонных разговорах он был предельно строг, крут и повелителен, не стеснялся остроты выражений и высоких нот, и это, думается, было понятно в той кризисной обстановке под Москвой.

Наш разговор с Г. К. Жуковым был недолгим, вероятно с полчаса. Касался он в основном двух вопросов. Первый был связан с моим возвращением из США и Англии. Жукова, естественно, интересовало: «Ну, как там дела? Что они?» Я не мог ответить на эти вопросы что-либо утешительное и ободряющее. Сжато осветил положение и сделал вывод, что ждать от союзников значительной помощи в ближайшее время не приходится ни в поставках, ни в проведении военных операций на Западе. Все надежды надо возлагать только на себя, однако не забывая, что сам ход гигантской борьбы, кровные интересы англичан и американцев всей логикой событий должны будут привести их к необходимости оказать в той или иной форме серьезную помощь нашему, как они выражались, «великолепному сопротивлению».

Второй вопрос касался сил противника на западном стратегическом направлении советско-германского фронта и, в частности, нацеленных на Москву.

В группе армий «Центр» гитлеровцев было сосредоточено три полевые армии (9, 4 и 2-я) и три танковые группы (3, 4 и 2-я) – всего около 75 дивизий, в том числе 14 танковых и 8 моторизованных (что составило 64 % всех немецких подвижных соединений, действовавших на советско-германском фронте). На 1 октября в этих войсках насчитывалось до 1800 тысяч человек, свыше 14 тысяч орудий и минометов, 1700 танков. Для поддержки наступления на Москву выделялось около 1390 самолетов.

Группе армий «Центр» противостояли армии Западного (в состав которого 10 октября вошел Резервный фронт) и Брянского фронтов, в составе которых находилось 95 соединений[219]219
  К началу Московской битвы в ставе трех советских фронтов имелось 106 дивизий (в том числе 11 авиационных) и 17 бригад (в том числе 13 танковых). (Примеч. сост.)


[Закрыть], многие из которых были укомплектованы не полностью, а некоторые не обладали необходимым боевым опытом и выучкой. Всего в составе двух советских фронтов насчитывалось около 1250 тысяч человек, 7600 орудий и минометов, 990 танков, до 680 самолетов. Таким образом, численный перевес был на стороне противника, превосходившего советские войска в людях в 1,4 раза, артиллерии – в 1,8, танках – в 1,7 и самолетах – в 2 раза. На направлениях действий ударных группировок врага это превосходство оказывалось еще более значительным. Серьезное преимущество противнику давали крупные соединения бронетанковых войск, в то время как советские армии имели лишь отдельные слабо укомплектованные (в основном легкими танками) танковые бригады и батальоны. Лишь 20 % советских самолетов были новых типов. Господство противника в воздухе существенно затрудняло действия наших войск.

Затем я побывал у начальника штаба фронта В. Д. Соколовского и начальника разведотдела полковника Т. Ф. Корнеева.

После этой поездки моя тяга на фронт стала просто непреодолимой. Вскоре желания и надежды осуществились. 21 октября меня вызвали в Ставку. Причину вызова, как обычно, не указали. Сразу по прибытии, кажется в 12 часов, меня принял Верховный главнокомандующий И. В. Сталин. С ним находился начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников. Поздоровались. С минуту Сталин молчал, расхаживая по кабинету. Потом подошел вплотную и медленно, очень серьезно и негромко сказал:

– Мы знаем, что вы стремитесь на фронт. Это верно?

– Да, это так, товарищ Сталин.

– У нас есть намерение назначить вас командующим армией. Как вы на это смотрите?

– Только хорошо. Полностью согласен. Спасибо за доверие.

– Тогда вопрос ясен. Считайте его решенным. С дальнейшими вопросами обратитесь к товарищу Шапошникову.

– Слушаюсь!

– Всего хорошего.

– До свидания.

Так я был назначен командующим 10-й резервной армией. Пока не было ни штаба, ни полевого управления армии – их надо было создавать. Девять дивизий (все резервные), включенные в состав армии[220]220
  В состав 10-й армии (3 го формирования) были включены семь стрелковых дивизий (322-я, 323-я, 324-я, 325-я, 326-я, 328-я и 330-я) и две кавалерийские дивизии (57-я и 75-я). (Примеч. сост.)


[Закрыть], двигались в район Пензы из разных городов Московского, Орловского, Сибирского и Туркестанского военных округов. Состояние их было самое различное.

И вот начался сложный период формирования армии.

По моей просьбе Ставка срочно назначила из состава работников Генштаба заместителем командующего армией генерал-майора К. С. Колганова, начальником штаба генерал-майора Н. С. Дронова, начальником разведотдела майора А. Г. Колесова. 23 октября прибыли член военного совета корпусной комиссар Т. Л. Николаев и начальник политотдела полковой комиссар И. М. Пономарев.

Мы выехали из Москвы специальным поездом. Наш состав шел быстро. Вблизи Москвы железнодорожные станции и узлы были плотно забиты составами с эвакуируемым населением, заводским оборудованием, зерном и сельскохозяйственными машинами. Все чаще глаз замечал вооруженные рабочие патрули у городов, элеваторов и железнодорожных депо, на мостах и виадуках. Всюду стояли наблюдатели за воздухом – женщины и школьники.

Кузнецк Пензенской области, где должна была формироваться наша армия, в ту пору был небольшим, малоизвестным городком. Горком партии, горисполком, жители Кузнецка встретили нас радушно. Сразу же в армию на командную и политическую работу была послана большая группа коммунистов из городского партийного актива: 118 патриотов из Кузнецкого района добровольно вступили в ее ряды.