Текст книги "Записки начальника Разведупра. Июль 1940 года – июнь 1941 года"

Но главное не в этом. Важно, что в вопросе о поставках Советскому Союзу Бивербрук в то время занимал крайне одностороннюю позицию. Все дело поставок вооружения из США в СССР он стремился прибрать к своим рукам, подчас напористо и грубо. Бивербрук явно хотел, чтобы не советская и американская стороны, а английская закупочная комиссия, английское правительство владели монопольным правом решать вопрос о том, давать или не давать что-либо из американского вооружения Советскому Союзу; если же давать, то как можно меньше.

По мнению английского лорда, Красной армии надо было помочь, но не сейчас, а гораздо позднее. В данный же момент, когда в помощи нам была особая необходимость, вообще ничего не давать. Чувствовалось, что за этим скрывалось ожидание неизбежного военного крушения Советского Союза, неверие в нашу победу, убежденность в том, что мы не устоим. И Бивербрук стремился навязать свое мнение американским властям, с тем чтобы в вопросах планирования военного производства учитывались прежде всего интересы Англии и не принимались во внимание потребности Советского Союза.

Естественно, позиция советской военной миссии была диаметрально противоположна бивербруковской линии. Мы требовали, чтобы США учитывали самостоятельные интересы обоих союзных государств – СССР и Англии, чтобы поставки в СССР не обусловливались интересами Англии, чтобы в намечаемом Соединенными Штатами развертывании производства и планировании выпуска продукции учитывалось решающее значение советско-германского фронта. Мы вправе были ожидать, что потребности СССР будут удовлетворяться в большей степени не только потому, что характер и масштаб боевых действий Красной армии ни в какое сравнение не шли с действиями английских войск на второстепенных фронтах, а главным образом потому, что от наших успехов на советско-германском фронте зависели не только существование и независимость Советского Союза, но и судьбы Англии, США, всего человечества.

В связи со сказанным о Бивербруке уместно вспомнить, что у Р. Шервуда имеется свидетельство о действительной позиции лорда Бивербрука по вопросу поставок Советскому Союзу в первые месяцы войны. Когда Бивербрук прибыл в Ардженшию, где этот вопрос неоднократно обсуждался Черчиллем и Рузвельтом, и узнал, что после обнадеживающих сообщений Гопкинса между ними теперь фактически не было споров по вопросу помощи России, в нем заговорило глубокое чувство заботы об интересах Британской империи и с ним стало трудно иметь дело[212]212
  Шервуд Р. Указ. соч. Т. 1. С. 568.


[Закрыть].

День 16 августа для всех нас снова прошел крайне напряженно. До позднего вечера работали над телеграммами в Москву и лишь в полночь прибыли на дачу посольства. Все страшно устали. Настроение было неважным. Плохие сведения поступили с юга Украины. После ожесточенных боев советские войска оставили города Кировоград и Первомайск[213]213
  Первомайск (Николаевская область) был оккупирован немецкими войсками 3 августа 1941 г., а Кировоград – 4 августа 1941 г. (Примеч. сост.)


[Закрыть].

Проблематичной продолжала оставаться наша встреча с Г. Гопкинсом. За весь следующий день мы не получили от него ответа на просьбу встретиться с ним. Больше того, мы узнали, что он завтракал с Бивербруком. И 18 августа Гопкинс опять-таки ничего не сообщил нам. В разговоре с его представителем мы подтвердили свое желание увидеться с Гопкинсом отдельно, без участия других лиц. Последнее было необходимо оговорить, ибо на предложение нашего посла Бивербруку организовать беседу с моим участием английский лорд ответил, что рассчитывает встретиться с нами у Гопкинса. Когда же К. А. Уманский предложил организовать обед в честь Бивербрука, тот ответил, что все его время на 10 суток вперед уже расписано. У нас складывалось впечатление, что все это – и с Гопкинсом, и с Бивербруком – не случайно. Многое, слишком многое говорило не в пользу улучшения обстановки для деятельности советской военной миссии с целью ускорения получения реальной помощи от западных союзников.

Правда, небольшой шаг вперед все же был сделан. Мы сумели договориться в военном министерстве о том, что нам покажут некоторые авиационные заводы, кое-что из артиллерии, а также отдельные самолеты на земле и в воздухе. Репин, Овчинников и Березин уже приступили к ознакомлению с одним из таких заводов. Мне предстояло в ближайшие дни выехать на полигоны и в некоторые воинские подразделения.

Все более нерадостные вести продолжали поступать с Родины. На всем советско-германском фронте ведутся ожесточенные бои. Совинформбюро сообщило, что после упорных боев оставлены города Николаев и Кривой Рог. Николаевские верфи взорваны. На Ленинградском фронте оставлен город Кингисепп.

Поставки по принципу – «возьми что негоже»

На следующий день советская военная миссия посетила генерального директора управления промышленного производства Кнудсена. Это был один из крупнейших американских промышленников, миллионер и делец, придерживавшийся реакционных взглядов. В совещании со стороны американцев участвовал ряд официальных лиц. С советской стороны были К. А. Уманский, А. К. Репин, я, а также ряд товарищей из Амторга.

Много воды утекло с тех пор. Сейчас трудно воспроизвести все подробности беседы с Кнудсеном. Но хорошо помню, что эта встреча была полезной, прежде всего, потому, что мы добились некоторых результатов по оборудованию (обещана поставка станков на сумму свыше 5 млн долларов), сумели продвинуть вопрос об электропечах, оборудовании для двух крекинговых заводов, толуолового завода, о бронеплитах, а также обговорили ряд практических вопросов, связанных с усилением делового контакта руководителей Амторга с управлением промышленного производства США.

Правда, надо оговориться, что в предложенном Кнудсеном списке не было целого ряда очень необходимых для нас станков. Вообще же мы не были слишком уверены, что эта заявка будет реализована полностью на всю обещаемую сумму.

В ходе беседы нами был затронут важный вопрос о методе изготовления литой брони для танковой промышленности. По сравнению с прокатом этот метод являлся более прогрессивным и находил все более широкое распространение в США. В СССР знали об этом методе, но, несмотря на неоднократные просьбы, американцы не изъявляли желания познакомить советских представителей с технологией отливки броневых плит. В последующем этот метод был хорошо освоен в Советском Союзе самостоятельно.

Весь сегодняшний вечер ушел на составление телеграфных донесений в Москву о станках, бронеплитах и других материалах, а также о целесообразности нашей поездки на совещание представителей трех государств в Москву.

В тех условиях, когда наши заявки на поставку современного вооружения удовлетворялись чрезвычайно туго, мы были вынуждены интересоваться и сравнительно устарелыми типами вооружения. Помнится, что в этой связи возник вопрос о том, чтобы закупить в Канаде несколько десятков легких бомбардировщиков. Конечно, предлагавшийся самолет был далеко несовременным, но и он мог сослужить нам подсобную службу в борьбе с вермахтом.

Тогда же военный департамент США предложил нам закупить из своих старых запасов вьючные седла, рубанки, буравы, сверла, клещи, кузнечные и механические пилы, наборы шорного инструмента, наковальни кузнечные, ручные лопаты, артиллерийские двуколки и некоторое другое интендантское имущество. Об этом предложении американцев мы поставили в известность главного интенданта Красной армии генерала А. В. Хрулева. Сейчас уже и не помню, купили мы это имущество или отказались от него.

После беседы с Кнудсеном в тот же день состоялось еще несколько важных встреч, в том числе с руководящим составом управления промышленного производства, с сенаторами и конгрессменами южных штатов, а также с рядом крупных промышленников и финансистов, занимавших видное место в американском бизнесе.

Между прочим, до нас дошли факты, свидетельствовавшие о крайней медлительности, проявленной некоторыми официальными лицами из числа американской администрации в отношении волновавших нас вопросов. Нам стало известно, например, что исполнявший обязанности государственного секретаря США С. Уэллес задержал на несколько дней передачу нашей заявки на материальные поставки и вооружение президенту Ф. Рузвельту. В свою очередь, генерал Бернс со своим аппаратом не сообщил Кнудсену наших просьб в отношении электропечей, крекинговых и толуолового заводов. Феймонвилл и Хазард из того же аппарата Бернса не довели до одного из руководителей управления промышленного производства Бриттена списка на необходимые нам станки. Наконец, Феймонвилл и Хазард прямо-таки ввели в заблуждение руководителей Амторга, заявив, что правительство США в электропечах нам отказало.

Гарри Гопкинс – за или против?

Наша встреча с Гарри Гопкинсом состоялась только 20 августа. Этот видный американский политический деятель сыграл, как известно, определенную роль в налаживании деловых контактов между США и Советским Союзом. Еще раньше мы слышали немало положительного об его отношении к СССР и, не скрою, возлагали немало надежд на беседу с ним. Тем более что знавшие Гопкинса люди, в том числе и некоторые советские дипломаты, характеризовали его как общительного и дружественно настроенного к нам собеседника. Говорили, что сильно он болен и что работать ему трудно. Подчеркивали подвижничество и другие его благородные качества. И вот долгожданная встреча с этим человеком. Она заняла особое место в серии наших бесед с американскими деятелями. До сих пор я не могу избавиться от весьма противоречивых впечатлений от нее.

Накануне вечером Гопкинс позвонил и сказал, что утром приедет в советское посольство. Беседа состоялась в квартире советского посла за обеденным столом. Сначала нас было трое – Уманский, Гопкинс и я; позднее к нам все-таки присоединился лорд Бивербрук.

Гопкинс сразу произвел впечатление человека, убежденного, что представители Советского государства должны перед ним чувствовать себя просителями, терпеливо ожидать и довольствоваться тем, что получат.

Он был откровенно недоволен тем, что в его отсутствие в США появились русские, которые не просто просят и смиренно ждут, когда выполнят их просьбу, а проявляют настойчивость, добиваются ясности в вопросах, напоминают, контролируют выполнение аппаратом обещаний президента, торопят с решением вопроса и «даже осмеливаются» в глаза высказывать свою неудовлетворенность ходом дела. Ему было явно не по душе, что мы не обивали пороги разного рода канцелярий, а нашли пути к высшим властям, в том числе и к самому президенту.

Как помню, беседа началась с рассказа Гопкинса о его полете в Москву. Почти два часа длился пространный монолог о дорожных приключениях, встречах с советскими людьми, руководителями советского правительства.

Из его рассказа мне особенно запало, что, по мнению Гопкинса, советские представители, с которыми ему довелось встречаться, не располагают необходимой информацией и достаточными полномочиями, чтобы вести деловые разговоры с представителями иностранных государств. Поэтому, утверждал он, такие встречи не давали практических результатов. Все решалось только на самом высоком уровне. В качестве примера он сослался на одного из специалистов в области артиллерии (это был генерал Н. Д. Яковлев, впоследствии маршал артиллерии).

Гопкинс особо подчеркивал ценность тех сведений о положении дел и наших ресурсах, которые он получил лично от И. В. Сталина.

Действительно, если верить официальному отчету Гопкинса о поездке в Москву (по свидетельству Р. Шервуда), Сталин дал ему довольно обширную информацию о Красной армии и ее вооружении. Он, в частности, сообщил Гопкинсу о количестве советских дивизий на фронте и в резерве, о потенциальных возможностях увеличения числа этих дивизий. Председатель Совета народных комиссаров СССР, Верховный главнокомандующий И. В. Сталин дал Гопкинсу сведения о количестве имеющихся в Советском Союзе танков и самолетов, их тактико-технических данных, состоянии авиационной и танкостроительной промышленности в СССР, а также изъявил готовность передать США и Англии чертежи советских самолетов, танков и орудий. Гопкинсу были сообщены также ценные данные по гитлеровской армии.

Я не уверен, была ли у И. В. Сталина тогда необходимость давать все эти сведения представителю другого, хотя и дружественного нам государства. Пожалуй, если верить Гопкинсу, было сказано кое-что лишнее. Данное обстоятельство дало Гопкинсу возможность повсюду подчеркивать свою осведомленность в этой области и в свою очередь напирать на кажущуюся неосведомленность и некомпетентность советских представителей в вопросах, относящихся к общим стратегическим задачам и планам снабжения. Гопкинс сказал, что Сталин изложил ему потребность Советского Союза в танках, зенитных орудиях, алюминии, пулеметах, винтовках и другом вооружении, и перешел к вопросам, представлявшим для нас наибольший интерес – поставкам в Советский Союз военных материалов. Если коротко резюмировать позицию, которую он занимал по этому вопросу, то ее можно свести к следующему.

Гарри Гопкинс – правая рука президента Ф. Рузвельта, как о нем говорили, по сути, был против того, чтобы осуществлять активную поставку американских военных материалов в СССР уже к осени 1941 года, т. е. тогда, когда они были нам особенно нужны. Он считал, что главные усилия надо отнести на более отдаленный период. И все вопросы, связанные с поставками в СССР, следует рассматривать не в Вашингтоне, на уровне военной миссии, а в Москве, на совещании представителей правительств трех государств. Кстати, он стоял за то, чтобы это совещание провести в более поздние сроки – после выяснения положения на советско-германском фронте. При этом Гопкинс заявил, что Сталин будто бы придерживался той же точки зрения. Верить этим словам мы не могли, ибо Сталин, как уже отмечалось выше, инструктируя меня, требовал, чтобы мы добивались как можно быстрейшего удовлетворения наших заявок. Когда мы попросили Гопкинса высказаться по этому поводу точнее, ему пришлось подтвердить, что глава советского правительства действительно настаивает на ускорении поставок.

Позицию Гопкинса активно поддерживал Бивербрук. Он бездоказательно напирал на эффективность английских бомбардировок Германии, превозносил материальную помощь англичан Советскому Союзу (по сути ничтожную) и говорил, что активные поставки в СССР надо отнести на весну 1942 года.

В ходе самой беседы Гопкинс, очевидно из-за своего болезненного состояния (он страдал хроническим гепатитом), вел себя несколько нервозно. Вспоминаю, когда К. А. Уманский сказал, что мы настаиваем на полной ясности в вопросе американских поставок, Гопкинс вскочил с места и раздраженно заявил, что отказывается вести с нами деловую беседу. Он, видите ли, «не терпит» слова «настаивать». Не особенно заботясь о приличии, он бросил реплику, что советская военная миссия, если хочет, вообще может уезжать домой. И, хотя наш посол и даже лорд Бивербрук отнесли эту бестактность и невыдержанность в значительной степени за счет болезненного состояния Гопкинса, на меня его поведение произвело удручающее впечатление.

Встреча с Гопкинсом не принесла тех результатов, которых мы ожидали. Личный представитель президента отклонил все наши усилия добиться американской помощи Советскому Союзу оружием в августе – октябре 1941 года, т. е. в самые тяжелые для Красной армии месяцы борьбы, и отнес ее на сроки не ранее весны будущего года. Правда, мы получили от Гопкинса список на размещение некоторых заказов. Однако в этом списке отсутствовали весьма важные пункты нашей заявки, в том числе по противотанковой и зенитной артиллерии, пулеметам, а также по боеприпасам. Нам надо было добиваться нового визита к президенту США, чтобы выяснить, является ли ответ и поведение Гопкинса линией правительства США, а Гопкинс – лишь исполнителем этой линии, или позиция Гопкинса – это еще не государственная линия США? Тем более, как я уже отмечал ранее, решение вопросов о поставках в СССР специально задерживалось многими ведомствами США до возвращения Г. Гопкинса из Москвы.

До встречи с Гопкинсом и Бивербруком мы еще не вполне разобрались в линии поведения некоторых официальных лиц союзных государств. Но и тогда возникло подозрение, а не проявляется ли в ней стремление реакционных кругов США и Англии затормозить помощь Советскому Союзу и выждать дальнейшее развитие событий на советско-германском фронте, рассчитывая на ослабление Советского Союза в труднейшем единоборстве с гитлеровской военной машиной. Последующие события подтвердили эти опасения, а поведение Гопкинса и Бивербрука полностью убедило нас, что мы не ошиблись.

На следующий день после этой довольно-таки резкой встречи Гопкинс позвонил по телефону из Нью-Йорка послу К. А. Уманскому и заявил: «Я вчера был дураком. Вы не сердитесь?»

Все это было, несомненно, ни больше ни меньше, как желание затушевать тенденцию на затягивание дела, так ярко прозвучавшую в его беседе с нами, смягчить остроту возникших разногласий.

Наши встречи с Гопкинсом и Бивербруком совпали с опубликованием в центральных московских газетах итогов двух месяцев войны на советско-германском фронте. Как сообщало Совинформбюро, вермахт понес большие потери в живой силе, танках, артиллерии, в самолетах и в запасах. Мировая общественность узнала, что в войне против Советского Союза немецко-фашистские войска чинили неслыханные в истории войн преступления. Гитлеровцы пытали и зверски избивали пленных раненых бойцов и командиров, истребляли тысячи мирных советских жителей, не останавливаясь перед массовыми убийствами женщин и детей. Фашистские изверги дотла разоряли советские села и города, занимались грабежом и мародерством, насиловали женщин. Гитлеровские орды предстали перед всем миром в отвратительном виде убийц и грабителей.

Два месяца военных действий между фашистской Германией и Советским Союзом показали, что гитлеровский план покончить с Красной армией в пять-шесть недель провалился. Все более становилось очевидным, что война, начатая фашистской Германией, будет длительной, а огромные потери германской армии приближают гибель гитлеризма.

Советский народ и его Вооруженные силы, героически сражаясь против коварного и жестокого врага, развеяли легенду о непобедимости немецко-фашистских войск и опрокинули все расчеты гитлеровского командования. Советские люди были преисполнены неукротимой волей бороться с заклятым врагом до полной победы над ним.

В эти же дни мы получили из Генерального штаба от А. П. Панфилова свежие данные о количестве соединений в немецко-фашистской армии и их дислокации. Судя по этим данным, подавляющее большинство гитлеровских дивизий находилось на советско-германском фронте. На Западном фронте, где активных боевых действий не велось, находилась значительно меньшая их часть.

Так что два месяца боевых действий советских Вооруженных сил против гитлеровских орд, вероломно вторгшихся в пределы социалистической Родины, свидетельствовали о крахе авантюристических планов германского командования, рассчитанных на «молниеносное уничтожение» Красной армии.

На следующий день после встречи с Гопкинсом, рано утром, вылетел на уже знакомый Абердинский полигон для осмотра техники, на что у нас имелась договоренность с американскими военными властями. Дорога заняла около двух часов и столько же времени – ознакомление с образцами вооружения. К полудню работу закончили и после обеда вылетели обратно. К четырнадцати часам приземлились на аэродроме в Вашингтоне.

День 22 августа, как и все предыдущие дни, был заполнен встречами, деловыми беседами, работой над документами. Мы получили указание из Москвы, что наше с Уманским участие в Московском совещании признано целесообразным.

В этот же день состоялась полезная беседа с английскими специалистами в области авиации Селфом и Джонсоном об авиационной промышленности и авиационных заказах в Соединенных Штатах Америки.

Мы получили также сообщение, что помощник президента У. Кой, в связи с возвращением в Вашингтон Г. Гопкинса и генерала Бернса, перестал заниматься вопросами материальных поставок Советскому Союзу, что некоторое время тому назад ему было поручено президентом Ф. Рузвельтом.

На следующий день мы с К. А. Уманским были у Бернса. В ответ на наши вопросы о поставках танков и артиллерии вновь последовало молчание. Правда, Бернс сказал, что на днях у президента США будет рассматриваться общий список и план распределения военных материалов между Англией, Советским Союзом и Китаем.

В тот же день через государственный департамент мы получили ответ об удовлетворении нашей заявки по авиационному бензину, этилу, крекинговым заводам, толуоловому заводу, алюминиевому прокатному стану. В гораздо меньшей степени были удовлетворены заявки по поставке толуола, плохо – по бронеплитам и совсем не удовлетворены – по оружию.

В свободные минуты я с большим интересом читал книгу Д. Стейнбека «Гроздья гнева». С моей точки зрения, это прекрасная книга, которую посоветовал бы прочитать каждому, особенно молодым людям.

Саботаж как форма срыва поставок

Последние дни августа были заполнены хлопотами, связанными с отправкой в Советский Союз первых полученных нами партий материалов. В частности, в советские порты Владивосток и Нагаево направлялись танкеры с горючим. Надо сказать, что получить американские танкеры было очень трудно, сказывалась их нехватка в США в связи с передачей части тоннажа Англии. Положение было таким, что нам приходилось мириться с отправкой авиабензина в бочках, располагавшихся на сухогрузных судах, что, конечно, вызывало большие трудности и было связано с определенным риском.

Помимо горючего, надо было отправить самолеты, запасные части к моторам, авиационные бомбы и некоторые другие военные материалы. Длительные переговоры завершились предоставлением для этих целей двух судов – «Капир» и «Анверс». Мы уже радовались, что эти корабли вот-вот встанут под погрузку. Но радость наша оказалась преждевременной.

Советским сотрудникам, имевшим непосредственное отношение к организации погрузки, пришлось преодолевать много сложностей и неполадок. Выделяемые нам материалы в ряде случаев не имели полной комплектности; масса времени уходила на получение и оформление необходимой документации. Все это затягивало погрузку, отодвигало сроки доставки материалов на советско-германский фронт. Когда танкеры готовились к отправке в Нагаево и Владивосток, американские представители выражали большое опасение: а не простоят ли они там слишком долго под разгрузкой. На деле же получалось так, что американские суда простаивали не во Владивостоке, а в Нью-Йорке. И здесь, видимо, сказывалась не только и не столько нераспорядительность портовых властей.

Отношение к нам со стороны американских военных органов, в особенности военно-морского флота, было, прямо скажем, недружелюбным. Даже при наличии официальных решений высших государственных органов США нашим представителям приходилось почти повсюду, образно говоря, зубами вырывать то, что было обещано американским правительством. Особенно в первые полтора года Великой Отечественной войны – до разгрома фашистской армии под Сталинградом. Среди американских военных преобладало неверие в возможности Советского Союза противостоять гитлеровской Германии.

И в государственном аппарате США многие военные и гражданские чиновники были настроены пронемецки.

Американские власти выделяли для перевозки грузов в Советский Союз главным образом суда различных латиноамериканских стран. Грузоподъемность этих судов и мореходные качества были низкими, команды весьма разношерстные, что создавало благоприятную почву для работы фашистских агентов. Во второй половине 1941 года и первой половине 1942 года в американских морских портах и на железнодорожном транспорте было немало случаев проявления саботажа и диверсий. На подходах к портам умышленно создавались пробки с различными грузами, предназначенными для СССР. На судах возникали пожары, происходили поломки механизмов, аварии во время погрузок, сама погрузка проводилась беспорядочно, ящики с грузами часто разбивались, создавалась путаница транспортной документации. Эти и другие «неполадки» тормозили отправку из американских портов грузов для Советского Союза.

Борьба с этими трудностями осложнялась тем, что среди грузчиков, работавших на причалах Нью-Джерси, преобладали выходцы из Германии, а на Бруклинской стороне порта – из Италии. Профсоюзы грузчиков находились под руководством реакционных элементов. Грузчики немецкого и итальянского происхождения большей частью были настроены к нам враждебно.

Со стороны фирм и организаций, направлявших в наше распоряжение различные виды вооружения, оборудование и материалы, было также немало случаев недоброжелательного отношения. Например, при контрольном вскрытии подготовленных для отправки в Советский Союз ящиков в них вместо тех или иных механизмов и материалов обнаруживали металлические чушки, стружку и т. п. На протесты со стороны советских представителей американцы отвечали: «А не все ли равно, ведь все это утонет по дороге или попадет в руки к немцам».

Советский уполномоченный по отгрузке М. Гусев рассказывал, как ему ежедневно приходилось ездить по железнодорожным станциям и портам для наблюдения за ходом погрузки и отправки судов в Советский Союз, на месте разрешать многие вопросы, возникавшие в этом важном деле.

В начале 1942 года в порту Филадельфия на железнодорожных путях саботажники создали такую пробку из различных грузов как советских, так и других стран, что американский порт и железнодорожный транспорт оказались в беспомощном состоянии. Гусеву и его помощникам пришлось непосредственно включиться в административные функции портовых и железнодорожных властей, чтобы помочь быстрее обеспечить элементарный порядок и организованность.

Вот в какой обстановке происходила загрузка пароходов «Капир», «Анверс» и «Норд Кинг». Но, как бы то ни было, в конце концов она завершилась, и первый из этих пароходов 30 августа 1941 года вышел из нью-йоркского порта в направлении Советского Союза. Вслед за ним в далекое и нелегкое плавание отправились «Норд Кинг» и «Анверс». Уже одно то радовало, что первые партии военных материалов пошли туда, где они были нужнее всего. Дело, ради которого советская военная миссия приехала в США, неуклонно двигалось вперед.

Тем временем советская военная миссия продолжала выполнять возложенные на нее задачи. В очередной встрече с генералом Бернсом мы вновь поставили вопрос о поставке Советскому Союзу средних и легких танков, минометов, полевых орудий и другого вооружения. При этом выразили даже готовность приобрести некоторое количество гаубиц из запасов 1917 года, которые американцы предлагали нам ранее. Но, как и до сих пор, очередное обсуждение вопросов у Бернса никаких практических результатов не дало.

К этому времени мы получили сообщение за подписью Молотова о том, что срок совещания представителей трех держав в Москве неизвестен.

Как видно, подтверждалось сообщение корреспондента одной чикагской газеты о тенденции к затяжке этого совещания до конца сентября.

Есть ли смысл далее оставаться в США?

Под влиянием оттяжек и проволочек у меня усилилась потребность высказать Москве наболевшие за последние пять дней вопросы: 25 августа послал телеграммы в Совет народных комиссаров – Сталину, в Наркомат иностранных дел – Молотову и в Генеральный штаб – Шапошникову. В этих телеграммах настоятельно просил отозвать меня на Родину и оставить на моем месте А. К. Репина. Свою просьбу я мотивировал тем, что в данной обстановке я не могу считать необходимым и оправданным находиться здесь ни в роли главы советской военной миссии, ни тем более в качестве заместителя начальника Генерального штаба Красной армии. Действительно, работа военной миссии все больше смыкалась с повседневной деятельностью советско-американской торговой организации и закупочной комиссии. Аналогичным было и положение с «Комитетом трех», где наши интересы отстаивал посол Уманский. Я не говорю уже о том, как хотелось мне скорее попасть в действующую армию.

Когда об этом наш посол сообщил Г. Гопкинсу, тот только развел руками, пожал плечами и не произнес ни слова. Гопкинс принимал Уманского в постели, так как снова плохо себя чувствовал. Держался дружелюбно и доброжелательно, но от обсуждения вопросов помощи нам вооружением уклонился.

26 августа американцы сообщили, что отпускают нам тысячу штук пулеметов «Томми-ган» с патронами. Приняли они решение и об удовлетворении нашей заявки по авиационным бомбам, но при этом в первые сроки поставлялась лишь небольшая их часть, основные же поставки растягивались на более длительное время. И здесь проявилась политика затягивания поставок.

Правда, надо сказать, что примерно в эти же дни мы получили обещание американцев поставить нам до конца 1941 года, кроме обещанных ранее самолетов, еще 84 истребителя, 1000 разведмашин «Джип», 1000 ручных пулеметов «Томми-ган». Что касается других заявок, особенно по бронеплитам, быстрорежущей стали и твердым сплавам, то все это вновь откладывалось до совещания в Москве.

Между тем приближалось к концу мое пребывание в Соединенных Штатах Америки, так как 27 августа я получил разрешение возвратиться в Москву. Оставшиеся дни до моего отлета из Вашингтона прошли под знаком подготовки к возвращению домой. Состоялись последние деловые встречи. Одна из них – с адмиралом Старком, возглавлявшим военно-морской штаб США. Непродолжительная беседа касалась возможности приобретения нами некоторого количества пикирующих бомбардировщиков, летающих лодок, а также зенитных орудий, авиационных и глубинных бомб. И эта беседа, по сути дела, ничего не дала. Мотивировка все та же – нехватка этих видов вооружения у самих США. Оставалась лишь надежда на получение некоторого количества бомб. Характерно, что во время этой встречи руководители американского морского штаба высказались о желательности посылки своих представителей на советско-германский фронт.

Один из последних дней своего пребывания в США я посвятил деловому свиданию с А. Гарриманом. Аверелл Гарриман входил в когорту ближайших соратников Рузвельта. Сначала он был представителем США в Лондоне по вопросам снабжения Англии оружием и военными материалами, координировал программу ленд-лиза, затем, в 1943–1946 годах – американским послом в Москве. В сентябре 1941 года возглавлял делегацию США на Московском совещании трех держав. Гарриман долгое время находился на политическом горизонте Соединенных Штатов Америки, играя далеко не последнюю роль во внешнеполитической деятельности страны. Он внес полезный вклад в подписание Московского договора 1963 года о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой[214]214
  Бессрочный договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой был подписан в Москве 5 августа 1963 г. главами внешнеполитических ведомств СССР, США и Великобритании. (Примеч. сост.)


[Закрыть].