Автор книги: Филипп Матисзак
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Двенадцатый час ночи
(06:00–07:00)
У школьника начинается первый урок
Что донимаешь ты нас, проклятый школьный учитель,
Невыносимый для всех мальчиков, девочек всех?
Ночи молчанья петух хохлатый еще не нарушил,
Как раздаются уже брань и побои твои.
Марциал. Эпиграммы, 9.68
Этим утром, как и в начале каждого учебного дня, Публий Фелиссам с тревогой наблюдает за учителем, пересчитывающим учеников. Класс, который вынужден был уступить дорогу императорскому посланнику, насчитывает пятнадцать школьников. Учителю Публия – по-латински его должность называется «литтерат» (litteratus) – ученики ежедневно приносят плату за учебу. Если в классе сегодня меньше двадцати человек, учитель работает себе в убыток. Это плохо.
Во-первых, уроки придется проводить не в базилике напротив, а как сейчас, на открытом воздухе. Заниматься в базилике лучше, ведь ее стены защищают от солнца и ветра, а еще там есть скамейки, на которых могут сидеть Публий и его одноклассники. В те дни, когда учитель не может позволить себе заплатить сторожащему базилику охраннику за вход или когда это здание используется для официальных мероприятий, Публий и его одноклассники вынуждены ютиться, сидя на тротуаре, а восковые дощечки класть себе на колени. Публию это не нравится, остальных учеников это раздражает, прохожие и проезжающие мимо тоже не рады этому.
Заниматься за пределами базилики плохо еще и потому, что портится настроение у самого учителя и он вымещает злость на учениках. Если бы учитель знал, что ученики прозвали его Орбилием, возможно, самому ему это бы даже понравилось. Так звали учителя поэта Горация, которого сам стихотворец прозвал «plagosus» – драчуном за ту легкость, с которой он брался за плеть. Учитель Публия тоже не стесняется пользоваться плетью – это небольшое приспособление из кожи постоянно при нем. Как и большинство римлян, он не видит ничего плохого в телесных наказаниях при обучении. Вот почему он был бы доволен, убедившись, что в головах учеников все-таки остались какие-то знания о Горации, пусть даже они применили эти знания, чтобы унизить преподавателя.
Кто же Келаду отдаст, Палемону ученому столько,
Сколько их труд заслужил грамматика? А ведь из этой
Мелочи (плата у них куда чем у риторов меньше!)
Кой-что откусит на долю свою и дядька безмозглый,
И выдающий урежет себе…
Лишь бы совсем не пропала работа твоя среди ночи,
Труд спозаранку, когда не проснулись и мастеровые,
Те, что шерсть начинают прясти кривыми гребнями;
Только бы вонь от стольких лампад,
сколько было мальчишек,
Зря не пропала, когда по ночам казался Гораций
Вовсе бесцветным и копотью
весь покрывался Вергилий.
А для получки твоей ведь еще у трибунов дознанье
Нужно! Вот так и блюди суровой науки обычай,
Ибо учителя долг – языком в совершенстве владея,
Помнить историю всю, а авторов литературных
Знать как свои пять пальцев всегда…
Пусть, мол, наставник оформит рукой
еще мягкий характер,
Лепит из воска лицо, как скульптор; пусть своей школе
Будет отцом, чтоб питомцы его не шалили позорно,
Не предавались порокам. Легко ль
за руками мальчишек
Всех уследить, когда, наблудив, убегают глазами?
Вот, мол, забота тебе…
Вновь усевшись на дорогу, Публий, к счастью, видит еще одну группу учеников. Учитель тоже их видит, хоть и придает лицу кислое выражение при виде педагога. Большинству учеников в группе от шести до десяти лет. Они слишком малы, чтобы в одиночку блуждать по улицам Рима, полным многочисленных опасностей, поэтому в школу их отводит педагог – так называют сопровождающего детей слугу, чаще всего раба. Иногда родители, живущие по соседству, объединяются и нанимают одного педагога на всех. Еще одна задача педагога – нести учителю дневную плату за обучение детей. Учитель смотрит на педагога так кисло, потому что знает: педагог не расстанется с этими деньгами, пока не получит свою долю.
Пока Орбилий и педагог считают деньги, к ученикам присоединяется еще одна группа. Класс разрастается до двадцати семи человек. С облегчением все встают и идут в базилику.
Недавно, когда я был в своем родном городе, пришел приветствовать меня сын моего земляка, мальчик в претексте. «Учишься?» – «Да». – «А где?» – «В Медиолане». – «Почему не здесь?» – И отец его (они были вместе, и отец сам привел мальчика) отвечает: «Потому что нет здесь учителей». Почему нет? Для вас, отцов (нас, кстати, слушало много отцов), важнее важного, чтобы дети ваши учились именно здесь.
…Разве не стоит сложиться и нанять учителей, а деньги, которые вы теперь тратите на жилье, на дорожные расходы, на покупки в чужом месте, где все приходится покупать, вы прибавите к их плате.
…Я бы пообещал и всю сумму, если бы не боялся, что толку от моего подарка не будет по причине учительских происков. Я вижу, что во многих местах, где учителей нанимают от города, так и случается. Пресечь это зло можно одной мерой: предоставить право нанимать учителей только родителям. Их заботу о детях увеличит необходимость взносов. Люди, может быть небрежные к чужому, будут бережно обходиться со своим и приложат старание к тому, чтобы только достойный получал их деньги: он ведь будет получать и от них самих. Ничего лучшего не можете вы предоставить вашим детям, ничего приятнее родному городу.
Плиний Младший. Письма, 6.13
Римские школьники в «школьной форме». Фото Philip Matyszak, музей Ватикана.
– Привет, Баал!
К Публию присоединяется тощий рыжеволосый парень, который приветствует его, ухмыляясь. Этого мальчика зовут Касце, этим именем и рыжими волосами он обязан отцу-галлу. Публий тоже не из коренных жителей Рима. Фамилия Фелиссам свидетельствует о том, что он происходит из семитского клана родом из североафриканского города Лептис Магна. Поэтому Публия и прозвали Баалом. Раньше его называли и еще оскорбительнее – Ганнибалом, но в классе много учеников разных национальностей, и они не могут всерьез дразнить кого-либо из-за его происхождения. Если кого и дразнят, так школьного учителя, о прошлом которого хихикают у него за спиной.
Как и многие школьные учителя, Орбилий – вольноотпущенник, бывший раб, и даже в теплую погоду он носит шарф, скрывающий клеймо на шее, которым его пометили по приказу бывшего хозяина. Поскольку многие учителя – бывшие рабы, в Риме эта профессия не пользуется особым уважением. По правде говоря, Орбилий находится на самом дне, ведь учителя уважают тем сильнее, чем выше уровень образования, которое он дает. Литтераты, подобные Орбилию, дают лишь базовое образование. Их задача считается выполненной, если в конце обучения ученик способен читать, писать, владеет основами арифметики и имеет некоторое представление о классической литературе. Трудолюбивый учитель-литтерат, а Орбилий трудолюбив, ибо усердно колотит своих учеников, может получать до 180 динариев в год. Это примерно в два раза меньше, чем заработок квалифицированного работника любой другой профессии. Даже учителя риторики, представляющие следующую ступень образования, зарабатывают немного больше. Неудивительно, что однажды поэт Ювенал заметил: «Многих сомненье берет в их пустой и бесплодной работе»[24]24
Ювенал. Сатира седьмая, 203. Перевод Д. С. Недовича.
[Закрыть].
Работает учитель за кафедрой. Это довольно тяжелое и порядком потертое деревянное сооружение, которое Орбилий вытаскивает из ниши базилики и кладет на его вершину видавшую виды шерстяную подушку. Публий и Касце прекращают дружескую перепалку и поспешно усаживаются, когда Орбилий стучит по кафедре своей плетью в знак того, что пора начинать.
«Defessi Aeneadae, quae proxima litora…» («Правят свой путь между тем энеады усталые к суше…»[25]25
Вергилий. Энеида. Песнь первая, 157. Перевод С. А. Ошерова. Цит. по: Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М.: Художественная литература, 1979.
[Закрыть]) – медленно диктует школьный учитель; дети между тем неистово строчат на восковых дощечках. Диктовать «Энеиду» Вергилия – один из любимых методов обучения Орбилия: так он одновременно учит детей классической литературе и письму путем заучивания наизусть. Все, что требуется хорошему ученику, – хорошая память.
Луций Вольтацилий Пилут, как рассказывают, был рабом-привратником и даже, по древнему обычаю, был прикован на цепь; потом, освобожденный за дарования и любовь к наукам, он помогал своему патрону составлять судебные обвинения. Затем, занявшись риторикой, он учил.
Светоний. «О риторах», 3
Публию порой хочется, чтобы благочестивый Эней и его героические троянцы утонули в ближайшей выгребной яме. Он не понимает, каким образом знание классической литературы поможет ему в будущем. Читать и писать ему, конечно, нужно будет уметь, если он унаследует дело своего отца, потому что у семьи сохранились связи с деловыми партнерами из Африки: они поставляют, к примеру, воловью кожу в обмен на готовые сапоги. В деловой переписке без умения хорошо писать не обойтись: грамматические или орфографические ошибки свидетельствуют о том, что пишет неотесаный деревенщина, которого можно легко обвести вокруг пальца.
А вот декламация, риторика или построение сложных метафор, основанных на каламбурах о матери Гекубы, – это задачи для тех, кто перейдет к следующему этапу римского образования, на котором знание классики становится, по существу, показателем статуса. В отличие от тех, кто стремится стать частью высшего общества, Публий намерен покинуть школу, когда достигнет зрелости, то есть через пять лет. По достижении зрелости, в четырнадцать лет, Публий официально снимет тогу с пурпурной полосой (на самом деле семья не может позволить себе такую тогу и просто возьмет ее напрокат для церемонии вхождения во взрослую жизнь) и наденет простую белую (и тоже взятую напрокат) тогу взрослого человека.
Тупые и непонятные головы появляются столько же против законов природы, как и всякие другие выродки; но таковых весьма мало бывает.
В отроках блещет надежда, много доброго впредь обещающая, но которая с летами исчезает; следовательно, не природа виновата, а недостаток воспитания тому причиной. Ибо нет ничего хуже человека, который, помазав, так сказать, губы первыми началами учения, станет упорно выдавать себя за великого знатока. Он и искусным наставникам уступить не захочет, и, гордясь властью, каковую сей род людей как бы по праву себе обыкновенно присваивает, между тем с повелительною грубостью передает и детям собственную свою глупость. Некоторые думают, что не должно начинать учить детей прежде семилетнего возраста, полагая, что до сего времени способности душевные и силы телесные не позволяют еще заниматься учением.
Но вопреки мне мыслившие жалели, кажется, труда не столько учащихся, сколько учащих.
Думая о моменте, когда он станет мужчиной, Публий рассеянно ощупывает пальцами буллу – мешочек, который висит около его ключицы почти с самого рождения. В Риме такой есть у каждого ребенка: небольшой кожаный мешочек, наполненный амулетами и талисманами на удачу, с помощью которых он доживал до первого дня рождения – дня, начиная с которого римлянин по закону считается человеком. Мешочек остается у ребенка, пока ему не исполнится четырнадцать лет. В четырнадцать Публий вернет мешочек своим родителям, как сделала его старшая сестра в начале года, накануне свадьбы. Конец детства – конец обучения. Публий ждет не дождется этого дня.
Конечно, образование на этом не прекратится. Как хороший римский отец семейства, Фелиссам-старший очень серьезно относится к этой роли. Учеба в школе литтерата – лишь часть образования, можно даже сказать, меньшая часть. «Сын для отца дешевле всего» – довольно злобно заметил поэт Ювенал в своей седьмой сатире, имея в виду плату учителям за образование детей. Действительно, Орбилий получает за уроки гроши, но Публий знает, что те уроки, которые преподает ему отец, – более важные. Как узнать, достаточная ли толщина у бычьей шкуры или ее растянули, чтобы площадь кожи сделать больше, а саму кожу – дороже? У кого из погонщиков можно узнать о будущих торгах скотом, который пустят на мясо? Как снять кожу с мертвой дикой собаки и превратить ее в пару тончайших рукавиц, которые ничего не подозревающему клиенту покажутся сафьяновыми? Вот образование, которого Публий жаждет, которое он сможет получить, только работая вместе с отцом, и при этом ему не придется терпеть удары по рукам за ошибки в слове defessi!
Вздохнув, Публий готовится пережить еще одно длинное утро. Как и каждый римский школьник, он хорошо знаком со сложной системой римского календаря. В теории его обучение может длиться до двенадцати часов в день, и так каждый день. К счастью, каждый месяц празднуется от десяти до двенадцати государственных праздников, а в праздничные дни Орбилию законом запрещено преподавать. Порой объявляют дополнительные праздники, и они длятся дольше. Например, когда странствующий император Адриан наконец возвращается в Рим, это событие празднуют обычно не менее двух недель. Сегодня Публий учится целый день с перерывом на обед, завтра – только полдня, так как потребуется его помощь в мастерской, а послезавтра уже праздник. А учитель тем временем продолжает: «Saxa vocant Itali mediis quae in fluctibus aras…» («Их италийцы зовут Алтарями, те скалы средь моря…»[27]27
Вергилий. Энеида. Песнь первая, 109. Перевод С. А. Ошерова. Цит. по: Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М.: Художественная литература, 1979.
[Закрыть])
Учитель школьный, сжалься над толпой юной.
Когда ты кудряшами осажден будешь
И милым будет для всех них твой стол детский, —
Ни математик ловкий, ни писец скорый
Не будет окружен таким, как ты, кругом.
Сияют дни, когда восходит Лев знойный
И ниве желтой зреть дает июль жаркий:
Ременной плети из шершавых кож скифских,
Какой жестоко бит келенец был Марсий,
И беспощадный феруле – жезлу дядек —
До самых Ид октябрьских дай поспать крепко:
Здоровье – вот ученье для детей летом.
Марциал. Эпиграммы, 10.62
Первый час дня
(07:00–08:00)
Сенатор отправляется на встречу с патроном
Но пребывают всегда средь царей и властителей смело
И не робеют они ни пред золота блеском нисколько,
Ни перед пышностью яркой
роскошных пурпуровых тканей.
Школьники в базилике скандируют стихи, и сенатору, который слышит их, торопясь на встречу с патроном, приходят на ум эти строки Лукреция. Мамлия Аврелия Офеллу по-своему забавляет, что он сам римский сенатор, а потому тоже может считаться одним из властителей мира. Но прямо сейчас Офелла совсем не чувствует себя таковым.
Дело в том, что Офелла целиком и полностью принадлежит более важному правителю – Луцию Цейонию Коммоду. Это он сделал Офеллу сенатором, когда тот еще был просто состоятельным и амбициозным, но никому в Риме не известным уроженцем Испании. Именно Цейоний оплатил организацию игр в амфитеатре, которые просто разорили бы Офеллу в тот год, когда он, продвигаясь по карьерной лестнице в Сенате, исполнял обязанности эдила. Именно Цейоний познакомил Офеллу с обедневшей, но очень знатной женщиной, которая стала его женой. И именно Цейоний тайком предоставил большую часть средств, которые пошли ей на приданое.
Приятно думать, что Цейоний сделал все это потому лишь, что он богач и филантроп, подружившийся с Офеллой и поддерживающий его с тех пор по доброте душевной. Но, будь это так, Офелла не спешил бы по утренним улицам, полным народа, чтобы выразить свое почтение человеку, которого он называет своим хозяином.
Выйди на середину и скажи нам: когда ты безмятежнее спал, сейчас или до того, как стал другом цезаря? Тотчас слышишь: «Перестань, ради богов, потешаться над моей душой. Ты не знаешь, какие терплю страдания несчастный я! Сон и не приходит ко мне, но другой придет и говорит, что он уже пробудился, он уже выходит. И вот – смятения, и вот – беспокойства».
Так, значит, когда ты увидишь кого-то низкопоклонничающим перед другим или льстящим вопреки своему представлению, его тоже смело называй несвободным, и не только если он ради жалкого обеда делает это, но и если ради провинции, и если ради консульства. Но тех ты называй мелкорабами, поскольку они ради чего-то мелкого делают это, а этих, как они и стоят того, – великорабами.
Так, значит, всякого, помешать кому и принудить кого зависит от другого, смело называй несвободным. И не смотри ты мне на его дедов и прадедов и не ищи купли и продажи, но если услышишь, как он изнутри и проникновенно говорит «господин», то, даже если перед ним шествуют двенадцать ликторов, называй его рабом. И если услышишь, как он говорит: «Несчастный я! Какие терплю я страдания!», называй его рабом. Словом, если увидишь его оплакивающим, жалующимся, неблагоденствующим, называй его рабом в претексте.
Римские сенаторы во время парадного шествия, изображенные на саркофаге III века. DEA / G Dagli Orti / Getty Images.
Перед Офеллой идут несколько телохранителей, которые прокладывают ему путь, попросту выталкивая любого замешкавшегося прохожего в соседний переулок или на другую сторону дороги. Никто всерьез не возражает против такого поведения, ведь римляне привыкли к строгой иерархии, а Офелла выглядит весьма важной персоной. Об этом свидетельствует пурпурная полоса на его тоге, равно как и свита, шествующая позади него. Наверняка, думает Офелла, многие из наблюдающих за этой процессией завидуют ему – так же, как и сам он по-своему завидует им.
Возможно, Офелле было бы проще воспользоваться носилками с комфортным, обложенным внутри подушками ящиком, который несут на своих плечах шесть крепких рабов. Но Офелла знает, какие толпы скапливаются на улицах на рассвете, и знает, что дорога на носилках займет еще больше времени, чем пешком. Много лет назад носилки с супругой флотоводца Клавдия застряли в переполненной толпой улице. С негодованием она громко сетовала на то, что зря ее муж (весьма бездарный руководитель, потерявший накануне флот и тысячи матросов) не расправился с жителями Рима, чтобы уличные толпы поредели. Мало кому пришлись по душе эти жалобы.
Офелла и сам рассчитывает стать военачальником и надеется принять командование одним из восточных легионов, пока его патрон ему благоволит. Поэтому ему не следует отправляться в путь на носилках, будто он какой-то изнеженный дилетант (хотя порой завистливые соперники называют так самого Цейония). Нет, Офелла дойдет до особняка своего покровителя пешком. Точно так же он собирается шествовать во главе Пятого Македонского легиона или любого другого – как будет угодно судьбе и императору.
Вернувшись в Рим, Марий построил дом неподалеку от форума, не желая, по его собственным словам, затруднять дальней дорогой приходивших почтить его, а на самом деле полагая, что к нему приходит меньше народу, чем к другим знатным римлянам, лишь из-за удаленности его жилища.
Этим утром у Офеллы есть причины для спешки – еще до рассвета он принимал своих клиентов, один из которых озадачил его проблемой, которую ему предстояло решить. Дело заключалось в том, что некий Юлий Гипсат развелся с женой и теперь, по закону, обязан вернуть приданое. Часть приданого, однако, он вложил в торговое дело, и, если он потребует их прямо сейчас, это грозит ему большими убытками, на что, если верить жалобам этого человека, и надеется его мстительная бывшая супруга. Юлий объяснил проблему своему патрону, а его покровитель рассказал о ней Офелле и предложил такое решение: Офелла выкупит долю Юлия, а тот расплатится с бывшей женой вырученными деньгами. Вообще-то, будучи римским сенатором, Офелла не имеет права заниматься грязными делами вроде коммерческих операций, поэтому формально сделка будет заключена от имени клиента Офеллы, который одновременно является патроном Юлия. Часть полученных денег получит Офелла, часть – патрон Юлия, и только часть – сам Юлий, но последнему, по крайней мере, не придется нести убытки.
Римская система патроната
Именно для операций такого рода в Риме существует система отношений между клиентами и патронами. Вот почему ни один римлянин, будь он нищий или сенатор, не желает остаться без покровителя. Разрешение споров в суде в соответствии с римским правом отнимает много времени и денег, при этом большинство спорных вопросов обычно можно уладить без привлечения адвокатов, если связи между клиентами и патронами функционируют исправно. Нужно просто передавать проблему по цепочке наверх, и в конце концов она дойдет до влиятельного человека, способного решить вопрос самостоятельно – или два таких влиятельных человека договорятся между собой.
Именно поэтому человек, который приобрел достаточное влияние, сразу же ищет себе клиентов. Чем больше клиентов, тем лучше репутация патронов, кроме того, как успел убедиться Офелла, одни клиенты часто становятся инструментами, с помощью которых патрон решает проблемы других – или свои собственные.
Проблема с несчастным Юлием осложняется тем, что он очень долго колебался, и теперь бюрократические вопросы нужно решать как можно скорее. Так уж получилось, и теперь Офелле приходится спешить, чтобы опоздание не оскорбило его собственного покровителя.
Будучи сенатором очень высокого ранга и личным советником императора Адриана, Цейоний, конечно, не станет заниматься такими незначительными вопросами, как разводы и капиталовложения. Но даже он нуждается в сенаторах вроде Офеллы не меньше, чем те нуждаются в нем. Цейоний добился такого положения в Сенате (а по слухам, может стать преемником императора) благодаря тому, что у него много клиентов. В сенате они поддерживают любой законопроект, который предложит Цейоний, и мешают принятию законопроектов его противников. Они поддерживают его, когда он выступает с речами, делят с ним расходы и прилагают большие усилия, чтобы, в случае паритета при принятии важного решения, неопределившиеся сенаторы голосовали так, как угодно Цейонию.
Пусть на своей улице Офелла самый уважаемый и могущественный, но, будучи клиентом, он не принадлежит сам себе. Его судьба целиком и полностью зависит от участи его покровителя. Если противнику Цейония удастся пошатнуть позиции сенатора, то финал покровителя Офеллы наверняка будет незавидным. Адриан казнил почти дюжину сенаторов, которые его разочаровали, и Цейоний легко может стать следующим в этом списке. В таком случае, как один из клиентов Цейония, Офелла, несомненно, дорого заплатит – впрочем, необязательно собственной жизнью. Может случиться и так, что он наконец получит желанную командную должность, только это будет должность коменданта небольшого гарнизонного укрепления где-нибудь в Британии, где Адриан возводит новый Вал.
Или, если враги Цейония сочтут, что Офелле слишком опасно доверять командование солдатами, которые могут поднять мятеж, они могут намекнуть сенатору, что неплохо бы переехать из Рима куда-нибудь, где воздух лучше – например, в далекие Томы. Вряд ли опальному сенатору удастся удобно устроиться на побережье Черного моря, но переехать ему все-таки придется, если он, конечно, не любит Рим так сильно, что готов умереть в столице. Сенат безжалостен к тем, кто лишился благосклонности императора, и того, кто не понимает намеков и не уезжает из города, легко можно обвинить в государственной измене.
Поскольку неудачи Цейония грозят его клиентам такими серьезными последствиями, Офелла и остальные работают на своего покровителя с настоящей преданностью. Другого выбора у них нет: даже если станет ясно, что дела Цейония плохи, Офелле не удастся сбежать с тонущего корабля. Поэтому, как и положено, Офелла регулярно и публично благодарит патрона за все, что тот для него сделал. Не отплатив должным образом покровителю за все благодеяния, он будет виноват в самом страшном грехе – в неблагодарности.
Но если и лежит вина на тех, кто даже в сознании не воздает благодарности, то не безвинны и мы. Много мы встречаем неблагодарных, но еще более сами делаемся такими. В одном случае мы бываем сурово требовательны и притязательны, в другом – легкомысленны и очень скоро раскаиваемся в своем благодеянии, в третьем – бываем сварливы и жалуемся, когда упускают малейшую возможность нам уплатить. Таким образом, мы отравляем всякую благодарность не только после того, как оказали благодеяние, но и в тот самый момент, когда оказываем.
Прослыть неблагодарным для человека в положении Офеллы равносильно самоубийству. С таким никто не будет разговаривать, вести дела, никто не вызовется защищать его. Когда другие сенаторы будут интриговать, из него сделают козла отпущения. Разумеется, и жена сразу же разведется с ним, потребовав приданое, вернуть которое он уже не может, – очень похоже на проблему клиента его клиента, – и Офелла останется совсем один, без денег и без друзей. С тем же успехом можно собраться и уехать в Томы по собственному желанию – вот только денег не хватит уже даже на дорогу.
Наконец, Офелла видит перед собой владения Цейония. Едва он дойдет до огромных дубовых дверей, слуга бросится открывать их. Спутники Офеллы расходятся в разные стороны, готовясь незаметно вернуться в строй, как только хозяин освободится после встречи со своим покровителем. Приводить всю свою свиту в дом патрона считается дурным тоном.
В вестибюле раб помогает Офелле снять уличную обувь и плащ. Тем временем Офелла потихоньку расспрашивает раба, вовремя ли он прибыл и кто в очереди перед ним. Среди посетителей – как минимум один высокопоставленный магистрат; Офелла знает это наверняка, поскольку он видел у дверей отдыхающих ликторов. Эти служители сопровождают магистрата с фасциями – атрибутами власти высокопоставленного чиновника.
Разумеется, Цейоний не станет называть магистрата оскорбительным словом «cliens» («клиент»). Даже к Офелле не относятся так грубо. Каждого из них Цейоний назовет «amicus» (по-латински – «друг») и сделает вид, что его очень обрадовал их дружеский визит. Возможно, отношения между Цейонием и тем, кого он в настоящий момент принимает, начались как настоящая дружба. Потом магистрату потребовалась услуга, которую мог оказать только кто-то близкий к императору, и Цейоний помог ему. А затем, возможно, возникла небольшая проблема политического характера, но Цейоний и это дело уладил.
Если бы магистрат мог отплатить Цейонию, оказав ему услуги столь же ценные, их отношения могли бы называться дружбой. В этом суть «дружеских» отношений всех римских политиков: как говорится, «manus manum lavat» – рука руку моет. Но если отплатить за услугу нечем, ничего не поделаешь: из друга человек понемногу превращается в клиента влиятельного покровителя – и все это прекрасно видят. Не просто так появилась у римлян довольно злая шутка: «Ненавижу тебя за то, что ты так много для меня сделал!»
Офелла знает, как пройдет эта беседа. Ему предложат самые изысканные угощения. Цейоний вежливо осведомится о здоровье жены, о том, как растет ребенок. Затем под видом сенатских сплетен Офелла расскажет Цейонию все о своих делах и о коллегах-сенаторах. Он ненароком похвастается тем, как успешно справляется с порученным ему делом – подкупом двух военачальников, и пообещает продолжить поиски компромата на одного из противников Цейония. Его усилия пока не принесли плодов, и он принимает вежливый упрек в свой адрес.
Затем, не менее вежливо, без намека на принуждение, Цейоний предложит Офелле выполнить на неделе несколько поручений. «Не могли бы вы сделать это для меня, мой дорогой друг…», «Меня бы очень порадовало, если бы можно было как-нибудь убедить этого Марка». «…Мне никогда не нравился этот Квинт. Но нас бы опечалило, если бы кто-нибудь купил его дело и вышвырнул его на улицу, не правда ли?» И так далее… Офелла улыбается и кивает, стараясь запомнить все, что говорит ему патрон.
…Разве стоит обед униженья
Столького, разве так голод свиреп? Ты на улице можешь
Более честно дрожать, жуя корку собачьего хлеба.
Помни всегда: раз тебя пригласили обедать к патрону,
Стало быть, ты получаешь расчет за былые услуги;
Пища есть плод этой дружбы, ее засчитает «владыка»,
Как бы редка ни была, – засчитает. Ему захотелось
Месяца так через два позабытого видеть клиента,
Чтобы подушка на третьем сиденье пустой не лежала.
Он говорит: «Пообедаем вместе!»
Вот верх вожделений!
Больше чего ж? Ради этого Требий прервет сновиденье,
Бросит ремни башмаков, беспокоясь,
что толпы клиентов
Всех-то патронов уже обегут с пожеланьем здоровья
В час, когда звезды еще не потухли, когда описует
Круг свой холодный повозка медлительного Волопаса.
Офелла вспоминает простолюдинов, которых он встретил на улице этим утром, как все они удивлялись и радовались, увидев вдруг рядом с собой римского сенатора – одного из самых влиятельных людей Рима, величайшей державы Земли. Что бы подумали все эти люди, если бы узнали, что на самом деле он – ничтожество, всего лишь марионетка?
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
