Автор книги: Филипп Матисзак
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Десятый час ночи (03:00–04:00)
Флотоводец отправляется в плавание
Из морского тумана выскальзывает изящное судно, за ним – другое, а затем – третье. Спустя какое-то время появляются еще три; от первых их отделяет расстояние приблизительно в сто шагов. Это отряд из шести триер, под покровом темноты покидающий Фалерскую бухту и движущийся на восток.
Эти корабли тяжело нагружены и оснащены как парусами, так и веслами. Им предстоит не рутинное патрулирование окрестностей, а долгая экспедиция во Фракию и к шахтам Фасоса.
Командир отряда триер всматривается в предрассветный туман, наблюдая за разбивающимися о скалы белыми барашками волн. В темноте он старается держаться на расстоянии от берега и в то же время не выходить далеко в Саронический залив, чтобы не упустить из виду мыс Зостер. Увидев его, командир сможет вовремя повернуть направо, обогнет опасный островок Фавра и не сядет на мель. Военные суда редко выходят из порта до рассвета, и на то есть серьезные причины, заметное место среди которых занимают обломки кораблей, украшающие скалы между мысом Зостер и Фаврой.
Сжимая влажный канат у кат-балки и пытаясь разглядеть что-то в темноте, командир отряда тихо проклинает туман. По его подсчетам, до рассвета осталось примерно два с половиной часа, а до первых лучей – чуть больше часа. В это время они уже должны будут огибать скалистый мыс Сунион, где на фоне бескрайнего неба возвышается величественный храм Посейдона.
Командир бросает взгляд на палубу своего корабля. Впрочем, едва ли это можно назвать палубой: только на носу и на корме есть небольшие платформы. Большая часть корпуса триеры находится под открытым небом. Через все это открытое пространство протянут канат толщиной почти с человеческое предплечье. Это гипозомы, и они, как и положено, негромко гудят от напряжения. Соединяя корму и нос, гипозомы крепко прижимают доски корпуса друг к другу. Без гипозом корабль просто сложился бы домиком, ведь середина триеры гораздо легче держится на плаву, чем узкие нос и корма.
По обе стороны от гипозом сидят гребцы, работающие молча и синхронно. Те, кто сидит практически на уровне ватерлинии, именуются таламитами; их весла обтянуты кожей, чтобы брызги волн не проникли в корпус судна. Выше таламитов располагаются зигиты. Представьте, что гребецзигит сидит на коленях у гребца-таламита, а затем представьте, что этого зигита как есть в сидячем положении переместили вверх и вперед примерно на метр. Теперь вы представляете себе, как два нижних ряда гребцов расположены относительно друг друга, и понимаете, почему зигиты ни в коем случае не должны есть бобы. Гребцов верхнего ряда называют транитами; каждый из них сидит между зигитом и таламитом, но при этом выше обоих.
Древний рельеф, демонстрирующий преимущества положения транитов [19]19
Рельеф Ленормана, изображающий гребцов на триере. Музей Акрополя, Афины / Marsyas, Wikimedia Commons, CC BY-SA 2.5.
[Закрыть]
Весла гребцов разных рядов различаются по весу и длине: это необходимо, чтобы все 170 весел погружались в воду одновременно. В результате тридцатипятиметровая триера может развить скорость до 15 км/ч или целый день бороздить волны со скоростью в два раза меньше этой. Разными веслами и грести нужно по-разному, а значит, гребцы не могут просто так поменяться местами, как бы таламиты (название которых происходит от слова, обозначающего трюм) ни завидовали зигитам (названным так в честь скрепляющих корпус балок, на которых они сидят). Гребцы обоих нижних рядов завидуют «скамеечникам», то есть транитам, которые дышат свежим морским воздухом и при этом находятся в самой широкой части корабля, так что их весла не намного длиннее и тяжелее, чем у коллег.
Содержание триеры обходится недешево, ведь гребцы – обученные профессионалы, требующие, чтобы за тяжелую работу им соответствующе платили. Их нельзя заменить рабами, отличающимися, как известно, зловредной тупостью, из-за которой они путают весла, гребут беспорядочно и не прилагают нужных усилий в критические моменты.
Даже профессионалам, старающимся изо всех сил, трудно держать ритм, тем более – ускоряться или замедляться. Поэтому на каждой триере есть флейтист, вот только слушать его гребцам мешают весла, стучащие по уключинам, волны, ударяющиеся о борт корабля, и ветер, воющий наверху. Нередко гребцы поют особые песни, помогающие им грести ритмично.
Сгребешь отлично. Пение услышишь ты —
И в лад ударишь веслами.
<…>
Брекекекекс, коакс, коакс!
Брекекекекс, коакс, коакс!
<…>
Я в пузырях, я в волдырях,
Измученный потеет зад.
Еще лишь миг – и прогремит…
Брекекекекс, коакс, коакс!
Аристофан. «Лягушки», 205–206, 209–210, 236–239
Афинская триера – вершина афинского кораблестроения, а значит, и мирового. Такие корабли обходятся недешево. Командир отряда мог бы оценить затраты на постройку и экипировку триеры в талантах серебра. Один талант равен шести тысячам аттических драхм. Семье простого афинянина этих денег хватило бы на шестнадцать лет.
Сама триера, построенная из недорогой македонской древесины, стоит один талант. Паруса, канаты, весла и грозный таран в сумме стоят еще целый талант. И целый талант составляют ежемесячные затраты на ремонт судна и выплату жалованья членам команды. Гребцам платит государство, но многие триерархи – капитаны триер – готовы доплачивать, чтобы к ним шли лучшие профессионалы.
Строительство триер (каждая из которых прослужит максимум четверть века) оплачивают богатейшие афинские граждане. Обыкновенно городской совет «предлагает» кому-то из богачей завоевать доверие избирателей, пополнив афинский флот, состоящий из 220 кораблей, еще одной триерой.
Построив корабль, спонсор становится его капитаном и может дать ему имя. Имя этой триеры – «Филиппа», то есть «Любящая лошадей», потому что ее строительство оплатил богатый конезаводчик. А поскольку конезаводчик стар и немощен, триерархом стал его непутевый сын. Командир решил руководить этим небольшим отрядом именно с «Филиппы» в том числе и для того, чтобы помешать ее капитану выкинуть какую-нибудь исключительную глупость.
Обычно успешные афиняне охотно берутся за строительство триер. Среди представителей афинской элиты борьба за престиж идет не на жизнь, а на смерть, но в распоряжении у них не так уж много различных средств. Поэтому богачи не просто снаряжают триеры, но и превращают их в плавучие символы собственного достатка и великолепия. Как однажды заметил дядя командира, Фукидид, тоже в свое время командовавший флотом, «каждый прилагал величайшее старание к тому, чтобы его корабль возможно больше отличался и великолепием, и быстротою хода» [20]20
Фукидид. «История», 6.31.3. Перевод Ф. Г. Мищенко. Здесь и далее цит. по: Фукидид. История. СПб.: Наука, Ювента, 1999.
[Закрыть].
Триеры – опора Афинской державы. У всех на слуху «Па-рал» и «Саламиния» – две триеры, славящиеся исключительной быстротой. Эти стремительные корабли регулярно принимают участие в религиозных праздниках и дипломатических миссиях, а также доставляют послания, курсируя между городами, расположенными на островах Эгейского моря. Впрочем, несмотря на их священный статус, в военное время и «Саламиния», и «Парал» идут в бой вместе со всем остальным афинским флотом.
НАЗВАНИЯ НЕКОТОРЫХ АФИНСКИХ ТРИЕР
(обычно афиняне давали кораблям названия женского рода)
«Ликена» («Волчица»);
«Аура» («Ветерок»);
«Амфитрита» (в честь супруги Посейдона, бога морей);
«Мелитта» («Пчела»);
«Ахиллея» (женская форма имени воина Ахиллеса);
«Саламиния» («Саламинская» – при Саламине афинский флот одержал знаменитую победу);
«Елевферия» («Свобода»);
«Никесо» («Одержу победу»).
Tabulae Curatorum Navalium (IG2 1614–1628)
Остальные корабли афинского флота используются для транспортировки войск на большие расстояния и наблюдения за персидскими военными судами, стоящими в гаванях Тира и других портовых городов Леванта. Перевозят они и афинских дипломатов, объясняющих недовольным союзникам (читай – вассалам), почему размер уплачиваемых ими взносов (читай – дани) вновь вырос. В ходе подобных переговоров появление афинских триер у союзнических берегов служит красноречивым доводом в пользу продолжения выплат. Платить, может, и неприятно, но, если этого не сделать, будет гораздо хуже.
Хороший пример – судьба Фасоса, острова, к берегам которого и направляется отряд. Фасос расположен у побережья Фракии, к востоку от Македонии, и процветает благодаря обилию древесины и золотым рудникам. После завершения греко-персидских войн афиняне предложили фасосцам присоединиться к союзу, созданному для борьбы с Персией. Фасосцы с радостью согласились, надеясь, что Афины защитят их от персов, после чего афиняне, не советуясь с фасосцами, решили, что рынки и рудники на соседнем с Фасосом побережье отныне принадлежат не жителям острова, а им. Тогда-то фасосцы и узнали, что выйти из Афинского морского союза (читай – Афинской державы) нельзя. Когда они попытались покинуть союз, на горизонте показались афинские триеры. После двухлетней осады Фасос лишился городских стен и собственного флота и был принужден ежегодно платить дань в размере тридцати талантов. Фасос до сих пор остается членом союза, а его жители чувствуют, что по сравнению с другими непокорными союзниками Афин они еще очень легко отделались.
Отряд кораблей везет груз для небольшого афинского гарнизона, расквартированного в крепости в порту Фасоса и предостерегающего жителей острова от новых попыток покинуть союз. Триеры пройдут мимо гавани, напоминая фасосцам, что Афины не дремлют, а затем продолжат путь вдоль побережья Фракии. Здесь промышляют ликийские пираты, и командир отряда планирует не только опросить местных рыбаков, но и тщательно обследовать все бухты, в которых могут укрываться разбойники.
Уже при самом отправлении он оставил на берегу большие паруса, имея в виду, что он идет в бой [в бой триеры шли без парусов, поскольку c ними грести было тяжелее]; акатиями [малыми парусами] он тоже почти не пользовался, даже когда дул попутный ветер. Все время флот приводился в движение веслами, благодаря чему и гребцы прекрасно закалились, и суда двигались быстрее. Когда предстояло остановиться для завтрака или обеда, он приказывал <…> по сигналу мчаться вперегонку к берегу. При этом наградой за победу была возможность первым набрать воды, первым удовлетворить какую-нибудь другую потребность или первым позавтракать <…> Если была хорошая погода, он часто приказывал отчаливать тотчас же после ужина, причем, если дул попутный ветер, – матросы спали, идя на парусах; если же приходилось грести, то гребцы делились на смены и гребли поочередно. Во время передвижения днем он приказывал по сигналу выстраиваться то гуськом, то в ряд. Таким образом, они попутно обучались и упражнялись во всех приемах военно-морского дела, пока не прибыли в море, на котором, как они предполагали, господствовали враги. Так тренировал своих гребцов афинский флотоводец Ификрат.
Триеры прекрасно подходят для этой задачи, ведь они легкие и прочные. Чтобы продолжать движение, даже тяжело нагруженной триере достаточно глубины всего в четыре локтя – а значит, эти суда могут заходить даже в мелководные бухты. Если триера все-таки сядет на мель, гребцы просто сойдут на берег, а если и этого окажется недостаточно – им хватит сил, чтобы дотащить ее до более глубокого участка.
Еще одно преимущество триеры, целиком построенной из дерева, – положительная плавучесть. Для того чтобы держаться на плаву, триере не нужно вытеснять объем воды, весящий больше, чем она сама. Если вражеский таран проделает в корпусе дыру, триера не затонет, хотя может лишиться мореходных качеств [22]22
Поэтому современные археологи не находят затонувших триер. Прим. авт.
[Закрыть].
Во время экспедиции командир отряда собирается выполнить еще одну миссию, которую он не обсуждал с афинскими властями. Ничего противозаконного в ней нет, однако это тот случай, когда легче принести извинения за уже сделанное (если обо всем станет известно), чем просить разрешения заранее. В носовой части триеры припрятаны свитки, завернутые в водонепроницаемую ткань. Это записи бесед, которые флотоводец провел по просьбе своего дяди Фукидида.
Во время прошлой войны Фукидид сам командовал флотом, действовавшим у берегов Фракии. Увы, природная осторожность и скрупулезность помешали ему вовремя прийти на помощь городу, который какой-нибудь импульсивный командир, возможно, сумел бы уберечь. За это безжалостное народное собрание отправило Фукидида в изгнание.
С тех пор Фукидид живет в своих родовых владениях во Фракии. От одиночества он не страдает: все уважающие себя афиняне, которым случается оказаться поблизости, непременно его навещают. Каждому известно, что вынужденное бездействие побудило Фукидида взяться за работу над историческим трудом, которому предстоит стать главной книгой, повествующей войне Афин со Спартой. Почти все афиняне старше двадцати пяти лет участвовали в этой войне, и многие ветераны готовы поведать Фукидиду о своей роли в ней (разумеется, героической).
За подробностями историк обращается не только к афинянами, но и к фиванцам, коринфянам и спартанцам, представляющим другую сторону конфликта. Он намеревается рассказать о войне объективно и беспристрастно. Потому-то командир отряда и не афиширует свое намерение доставить Фукидиду записи бесед с отцом о произошедшем восемь лет назад сражении при Делии, в котором фиванцы нанесли афинянам крупное поражение. В Афинах предпочли бы, чтобы об этом инциденте никто никогда не вспоминал.
ФУКИДИД
Фукидид был младшим современником Геродота, но придерживался принципиально иного подхода к истории. Геродот любил анекдоты и сплетни, Фукидид же полагал, что исторический труд должен быть беспристрастным изложением фактов. И его труд вышел настолько грандиозным, что даже сегодня некоторые историки относятся к нему как к коллеге, а к Геродоту – просто как к «историческому источнику».
Все, что мы знаем о Фукидиде, известно нам из его книги – а о себе он писал немного. Он принадлежал к знатному роду; в 430 г. до н. э. заболел чумой, но, в отличие от многих афинян, выжил; в войне со спартанцами командовал флотом, но не оправдал ожиданий, за что и был изгнан (см. Фукидид. «История», 4.104). В 416 г. перемирие еще держится, но, когда война возобновится, Фукидид продолжит опрашивать представителей обеих сторон, будучи сторонним наблюдателем. По окончании войны он вернется в Афины и умрет примерно в 404 г. до н. э., так и не успев дописать важные части своей «Истории».
Командир отряда знает, что Фукидид непременно попытается выпытать у него подробности подготовки к сицилийской экспедиции. Раз за разом командир будет напоминать дяде, что эта информация засекречена, а тот вперит в него свой хищный, немигающий взгляд, словно обиженный ястреб. Командир вздыхает, понимая, что расскажет гораздо больше, чем следует, но гораздо меньше, чем хотелось бы Фукидиду. Если бы только ему не о чем было волноваться, кроме течений, волн и этого проклятого мыса Зостер!
Одиннадцатый час ночи (04:00–05:00)
Раб приступает к работе в руднике
В то время как отряд триер огибает мыс Сунион, в соседнем Лаврионе к работе в шахтах приступают рабы, трудом которых оплачено строительство этих кораблей. Вставая со своей койки, Димок стонет от боли. Он понимает, что с ним что-то не так. Два дня назад надсмотрщик изо всех сил ударил его под дых ногой. С тех пор Димок мочится кровью, но он знает, что жаловаться себе дороже. По правде говоря, Димок не хочет жить.
Димок провел в рабстве десять лет, из них шесть – в рудниках, и уже потерял надежду выбраться отсюда живым. А двенадцать лет назад он был богатым торговцем, жил с женой в большом доме и воспитывал трех дочерей. У него самого были рабы, и теперь он вздрагивает, вспоминая, как жестоко с ними обращался. Знал бы он тогда, что ожидает его самого! Димок жил в Митилене, главном городе острова Лесбос.
Митилена была одним из ключевых городов союза, созданного для борьбы с персами, и, в отличие от большинства его участников, митиленяне быстро поняли, что афиняне обманом подчинили себе всех остальных. Поначалу все были рады тому, что Афины взяли на себя руководящую роль. То были решительные люди, которые одержали победу над персами при Марафоне, и даже после того, как их собственный город был опустошен захватчиками, они встали во главе общегреческих сил, разгромивших персидский флот при Саламине.
Для небольших городов борьба с персами осложнялась тем, что, пока моряки и гоплиты воевали, некому было обрабатывать поля и ловить рыбу. И лицемерные афиняне предложили им выход: «Пусть ваши мужчины остаются дома и работают! Воевать будем мы. И людей, и судов у нас много, а вы просто платите нам за них каждый год. Один платеж – и союзнические обязательства исполнены!»
Большинство городов приняли это предложение – но не Митилена. Слишком многое вынесли митиленяне за годы греко-персидских войн, чтобы добровольно отказаться от собственных кораблей и гоплитов. Они молча наблюдали за тем, как Афины постепенно подчиняли себе другие города при помощи войск и судов, снаряженных на деньги этих же самых городов. С персами Афины почти не воевали, но размер взносов для членов союза все увеличивался. Полученные средства афиняне тратили на строительство Парфенона и других монументальных сооружений.
Когда началась война между Афинами и Спартой, Митилена воспользовалась этой возможностью и вышла из союза. Димок никогда не простит себе, что, будучи членом городского совета, он поверил спартанцам, обещавшим сразу же прийти на помощь митиленянам. Он проголосовал за выход из союза и принялся ждать помощи от Спарты.
Разумеется, афиняне, полные свойственной им безудержной, почти демонической энергии, прибыли первыми и сразу же осадили город. А спартанцы так и не явились.
Помогать Митилене было слишком рискованно, и они бросили город на произвол судьбы. Спартанцев Димок ненавидит почти так же сильно, как и афинян.
Поначалу афиняне собирались перебить всех жителей Митилены, но затем передумали и казнили только зачинщиков «восстания». Их видных сторонников, в том числе и Димока, просто обратили в рабов. В Афинах его заставляли работать в яблоневом саду. Он усердно трудился, надеясь, что хозяин его заметит, причислит к домашней прислуге и, возможно, рано или поздно освободит. Вместо этого хозяин сдал Димока в аренду для работы в рудниках.
Если вы последуете моему совету, вы поступите и справедливо по отношению к митиленянам, и с пользою для себя; в случае если вы примете противоположное решение, они не будут вам благодарны, а себя вы скорее покараете. Если они вправе были отложиться, значит, вы владычествуете над ними не по праву. Если же вы, хотя бы и не по праву, все-таки желаете господствовать, то ради собственной пользы, хотя бы и вопреки праву, вы должны наказать их, или же вам следует отречься от власти и, оставаясь вне опасности, разыгрывать роль добродетельных людей. <…> Достойно накажите митиленян и покажите ясный пример прочим союзникам: всякого, кто отложится, вы будете карать смертью. Коль скоро решение ваше станет известно, вам меньше придется бороться с вашими же собственными союзниками, и вы не оставите в пренебрежении ваших врагов
Фукидид. «История», 3.37
Сдавать рабов в аренду выгодно. Димок стоит – точнее, стоил – 200 драхм (каждый раб знает себе цену). Сдавая Димока в аренду, хозяин получает по драхме в неделю. Как бывший торговец Димок понимает, что за шесть лет хозяин получил на 30 % больше, чем заплатил за него. А если Димок умрет – судя по тому, что в боку у него что-то опухло и онемело, так и произойдет, – владельцам рудников придется выплатить хозяину стоимость нового раба в качестве компенсации за халатность надсмотрщика.
Земля в Лаврионе принадлежит государству, но десятки расположенных здесь серебряных рудников находятся в частных руках. Владельцы платят за право разрабатывать месторождение, заключая с властями договор на двух-, трех– или семилетний срок. В некоторых шахтах с трудом умещаются два человека, в других заняты десятки рабов.
Есть десять полетов [ «продавцов»]. Избираются они жребием по одному из каждой филы. Они заключают все арендные контракты, устраивают торги на разработку рудников <…> а потом утверждают за теми, кому Совет определит поднятием рук, отданные с торгов рудники, как приносящие доход – их сдают на три года, так и условно предоставленные…
Вместе с Димоком работают девять человек. Спотыкаясь, они спускаются в тоннель, воняющий нечистотами (перерывы для того, чтобы справить естественные нужды, не предусмотрены), и доходят до забоя. Основная шахта состоит из нескольких отдельных туннелей, в которых рабы трудятся по двое. Один из них будет целый час бить по камню киркой, другой – ползать вокруг, собирая куски породы в мешок. Затем, после очень короткого перерыва, они поменяются местами, потом еще раз, и еще, и так до тех пор, пока не закончится пятнадцатичасовой рабочий день.
Наполнив мешок рудой, один из рабов несет его в центральный туннель, к телеге, у которой стоит надсмотрщик. Если одна из пар работает слишком медленно, надсмотрщик спускается к ней в туннель и принимает меры. Следит он и за тем, сколько времени раб везет телегу к оборудованию для переработки руды и обратно в туннель. Димока побили за то, что он замешкался на этом этапе.
Оборудование для переработки руды принадлежит владельцам шахты. Сначала женщины и дети измельчают куски породы при помощи молотков. Измельченный камень высыпают в канавку, по которой течет вода. Подача воды тщательно регулируется. Легкую каменную крошку уносит потоком. На дне остаются фрагменты с тяжелыми металлическими вкраплениями: галенит – свинцовая руда – и порода с частицами серебра. Ее-то и отбирают для плавки. Во всем Лаврионе лишь три плавильные печи, и они работают день и ночь, направляя в Афины непрерывный поток серебра, которое город тратит на осуществление своих амбициозных планов.
В Фалине суниец Футимид зарегистрировал на стеле Эвбула действующий артемисийский рудник в Напе, находящийся во владениях [имя владельца не сохранилось]. Границы ему: на севере – артемисийский рудник, разрабатываемый [имя не сохранилось], на юге – река, текущая от Напы, и рудник Эпикрата, на востоке – владения и дом Телесона, на западе – рудник сунийца Футимида, сына Фания. [Уплачено: ] 150 драхм.
В тот раз, дойдя до места, где перерабатывается руда, Димок узнал дорийскую женщину с острова Мелос. Будучи торговцем, он посещал этот остров, чтобы организовать поставку обсидиана покупателю из Египта. Женщина была супругой человека, который продал ему обсидиан. Теперь и она стала рабыней.
Женщина рассказала Димоку о том, как афиняне вторглись на Мелос. Они требовали, чтобы остров присоединился к морскому союзу и немедленно выплатил огромную дань. Когда мелосцы спросили, по какому праву афиняне предъявляют подобные требования жителям другого греческого города, те презрительно ответили им:
«Мы оставим в стороне пространные, изобилующие красивыми фразами, но неубедительные речи о том, например, что мы сокрушили персов и потому господствуем по праву, или о том, что мы мстим теперь за обиды; не думаем также, чтобы вы рассчитывали убедить нас, будто вы <…> не причинили нам никакой обиды. Нет, <…> право имеет решающее значение только при равенстве сил на обеих сторонах; если же этого нет, то сильный делает то, что может, а слабый уступает» [25]25
Фукидид. «История», 5.89.
[Закрыть].
Услышав эти надменные слова, мелосцы предпочли умереть, но остаться свободными. Они сражались до последней капли крови, однако шансов на победу у них не было. Оставшихся в живых мужчин афиняне перебили, а женщин и детей поработили и отправили в рудники Лавриона. Узнав об этих ужасах, Димок вновь задумался о том, что стало с его женой и дочерьми.
Димок разговаривал с женщиной с Мелоса дольше, чем мог себе позволить, и к тому моменту, как он прикатил телегу обратно, надсмотрщик уже пылал от гнева. Погрузившись в мысли о потерянной семье, Димок ответил на его вопрос пренебрежительно. За это надсмотрщик его и избил.
Если в результате этого инцидента Димок все-таки лишится жизни, надсмотрщик, по крайней мере, лишится работы. Его задача – повышать производительность рабского труда. Если не считать платы за право разрабатывать месторождение, практически все вложения владельцев шахты приходятся на рабов. Надсмотрщик, самовольно уничтожающий рабочее оборудование – а таким оборудованием Димок, по существу, и является, – заслуживает немедленного увольнения.
Когда Димок был торговцем, через его руки проходило множество афинских монет. Зачастую он даже настаивал, чтобы ему платили именно «совами», как эти деньги называют во всем Восточном Средиземноморье. Афинские монеты украшены изображением совы, птицы богини Афины, и славятся единообразием и высокой пробой серебра. Стандартный номинал – тетрадрахма. Примерно такую сумму труд Димока приносит его хозяину ежемесячно.
Афинские монеты чеканились из самого качественного серебра, известного в мире [26]26
Афинская серебряная тетрадрахма. Кабинет медалей, Национальная библиотека Франции, Париж / Marie-Lan Nguyen, Wikimedia Commons, CC BY-SA 2.5.
[Закрыть]
Торговцы, бывавшие в дальних краях, рассказывают, что афинские монеты встречались им и на равнинах Индии, и в портах Аравии. Держа в руках тетрадрахмы, Димок иногда задумывался об экзотических землях, в которых могут оказаться его монеты. А сейчас он если и вспоминает о деньгах, то думает о том, откуда начинается их путь: о пещере в глубине мрачного туннеля, где голый человек трудится при свете одной-единственной масляной лампы, ударяя по твердому камню – час за часом, день за днем, год за годом…
О своих товарищах по несчастью Димок знает меньше, чем можно было бы ожидать. Рабы все время проводят вместе, но надсмотрщик сурово наказывает за разговоры в рабочее время, а по окончании чудовищно длинных смен горнякам еле хватает сил, чтобы доковылять до своих коек. Ночью не до болтовни, нужно выспаться и набраться сил, потому что завтра все начнется заново.
Пятерых из своих товарищей Димок в любом случае не смог бы понять: трое родом из Фракии, о чем свидетельствуют их витиеватые татуировки, еще двое – лакедемоняне, захваченные афинянами в плен в ходе атак на спартанский Пелопоннес. Порой они что-то бубнят друг другу на своих непонятных наречиях. Еще с Димоком трудится беотиец, бывший раньше пастухом, и трое долговязых подростков – дети афинских рабов, возможно, работавших в сельской местности. Будучи торговцем, Димок не раз видел, как рабы беззастенчиво сношались прямо в поле, словно дикие звери.
Сегодня Димок работает в паре с беотийцем. Бывший пастух знает, что Димок болен, и молча указывает ему на мешок, а кирку берет сам. Под звук ударов кирки Димок принимается собирать куски породы и погружается в свои мысли. Лаврион – проклятое место. Именно оно породило афинское чудовище. Век назад Афины были обычным греческим городом, уступавшим Фивам, Коринфу, Аргосу и, разумеется, Спарте, которая господствовала на большей части
Пелопоннеса. Рудники в Лаврионе существовали всегда, но ничего особенного в них не было. Тысячелетиями люди добывали здесь серебро – и вдруг, перед самым началом греко-персидских войн, обнаружили новую, исключительно богатую жилу. Вместо того чтобы распределить нежданное богатство между афинянами, Фемистокл – коварный политик, руководивший ими в ту пору, – предложил вложить эти средства в строительство кораблей. Построив двести триер, они планировали с их помощью атаковать побережье Малой Азии, находившееся во власти персов, и подчинить своей воле прибрежные области Македонии, богатые древесиной.
Вышло так, что триеры сыграли решающую роль в защите Афин от персидских захватчиков. Отразив натиск персов, Афины в один миг превратились в главный город всей Греции. Спартанцы, полагавшие, что им нет равных, отнеслись к возвышению афинян с завистью и подозрением. В конечном счете именно страх Спарты перед усилением Афин и спровоцировал недавнюю войну.
И все же Спарте не удалось сдержать Афины. Пока спартанцы опустошали поля Аттики, в Лаврионе по-прежнему добывалось серебро, которым платили гребцам триер. Триеры охраняли суда, доставлявшие зерно из Крыма и перевозившие скот, который афиняне укрыли на соседнем острове Эвбея. Пока у Афин были стены и флот, спартанцы не могли нанести им серьезный ущерб; а платили за флот серебром из Лавриона. И вот афиняне расширяют границы своей державы, опустошая беззащитные острова вроде Мелоса. Когда же все это кончится?
Взвалив мешок на плечи, Димок ахает от резкой боли в боку. В каком-то смысле он олицетворяет проблему, с которой сталкиваются люди, живущие под властью Афин. Если бы не рудники Лавриона, Афины никогда бы не захватили Митилену. А теперь митиленянин Димок добывает серебро, которое тратится на угнетение его земляков – так же, как жители других городов Эгейского побережья платят дань, поддерживая военную мощь Афин, при помощи которой афиняне эту же дань и вымогают.
Димок никогда не видел величественных зданий, возведенных на Акрополе; ему нет никакого дела до достижений в области скульптуры, философии и математики, двигающих человечество вперед с беспрецедентной скоростью. Ковыляя по мрачному туннелю, сгибаясь под тяжестью мешка с рудой, Димок знает лишь то, откуда у афинян на все это деньги.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
